С мамой…
Наша невероятная история началась самым обычным образом.
Самый обычный, ничем не примечательный человек по имени Гешка, по фамилии Ромашов, по школьному Ромашка, возвращался домой после уроков. На затылке кепчонка, на носу ссадина, на указательном пальце правой руки — портфель. Самый обычный ободранный портфель с густо намотанной бечевкой вместо бывшей ручки. В портфеле — видавшие виды учебники, тетради, одна авторучка без колпачка, два полусжеванных карандаша и шесть с половиной бумажных голубей; седьмой Гешка не успел доделать — прозвучал звонок.
А еще в портфеле была двойка по русскому. Самая обычная, ничем не выдающаяся двойка. За «карову» и «сабаку».
В голове у Гешки бродили мысли. Самые будничные мальчишечьи мысли.
Хорошо бы двойку из дневника изъять…
Хорошо бы в космос слетать ненадолго и открыть там мирок-другой…
Хорошо бы марки объемные раздобыть на зависть всем школьным коллекционерам…
А лучше всего заболеть ветрянкой дней этак на десять. Или гриппом. Да, да, гриппом — говорил же папа, что в школе на Западном поселке, где он директором, вспышка какой-то новой формы гриппа: не то А с плюсом, не то Б с минусом.
Или нет, не ветрянкой, не гриппом, а какой-нибудь такой болезнью, чтобы в школу нельзя, а на чердак можно и даже нужно, если хочешь поскорей выздороветь. Да, именно на чердак, потому что там, на чердаке…
— Гешка!.. ГЕШКА!.. ГЕШ-КА!!!
Вот теперь он услышал. Когда вся улица обернулась и посмотрела в его сторону.
Мама!
Запыхалась, покраснела. То ли от быстрой ходьбы, то ли от того, что неудобно ей бежать вслед и кричать так громко.
— Уже домой? Что-то рано.
— Нас отпустили, Анна Семеновна заболела… Ой, мам, я так есть хочу! — затараторил Гешка. — Бабушка уже сварила обед? На второе пельмени, да?
Отвлекающий маневр не удался.
— Что получил сегодня?
Гешка ничего не ответил, лишь потупился и тяжко вздохнул.
— Так! Ясно! Давай сюда! — Мама отобрала у него портфель, вытащила дневник. — Опять по русскому? Ну, Гешка, ну, Гешка!
— Придирается… — безнадежно проныл Гешка, не поднимая глаз. — Другим так ничего…
Но мама не слушала.
— А хламу-то, хламу!
Ее быстрые руки потрошили портфель. Полетели в урну шесть с половиной голубей, два недоеденных карандаша. Гешка встревожился. Сейчас она доберется, сейчас…
— А это что? — Мама извлекла из недр портфеля потрепанную книжицу со странного вида креслом на обложке.
Добралась!
— «Машина времени», писателя Герберта Уэллса. — Он судорожно сглотнул и добавил торопливо: — Не моя, Саньки Зубавина.
— Опять за фантастику! Дома запретили, так теперь на уроках читаешь? Все, больше ее до каникул не увидишь! — Мама положила книжку к себе в сумку.
— Отдай, отдай! — Теперь, когда непоправимое уже случилось, Гешка вдруг ощутил прилив отчаянной храбрости. — Ну и не отдавай! Я и так все наизусть помню. Не веришь? — Он стал в позу, выпятив грудь и расставив в стороны локти. — «Освещенная трепетавшим пламенем лампы, приземистая, безобразная и погнувшаяся, перед нами, несомненно, находилась та же самая машина времени, сделанная из бронзы, черного дерева, слоновой кости и прозрачного блестящего кварца»…
— О-о! — простонала мама.
Курносая девчонка, пробегавшая мимо со стаканом сметаны в руке, вдруг затормозила так, что каблуки, шоркнув по асфальту, выбили искру.
Гешке не понравилось:
— Что уставилась? ТЮЗ тебе здесь, да?
Ответа он не дождался. Мама схватила его за руку и молча поволокла за собой.
Сзади с раскрытым ртом бежала все та же курносая девчонка, оставляя за собой на тротуаре сметанный ручеек. К нему, держа на весу ободранный хвост, уже несся со всех ног черный кот Бармалей, известный всей улице забияка и вор.
Гешка ничего этого не замечал. Он обреченно тащился за мамой. Ближайшее будущее представлялось в самом мрачном свете. Громоздились багрово-черные тучи, яростно полыхали молнии, гремели раскаты родительского гнева…
С бабушкой…
Гешка вышел из подъезда, осмотрелся по сторонам.
Двор был почти пуст, если не считать двух малышей-карандашей и их дедушки. Малыши копались в песочнице, возводя кривобокий сказочный замок, а дедушка стоял рядом, опираясь на палку, и зычным уверенным голосом подавал команды по строительству.
Нет, эти не опасны.
Гешка юркнул обратно в подъезд и уже через секунду появился снова с круглым, накрытым тряпкой предметом в руках. Домой он за ним явно не поднимался — для этого потребовалось бы гораздо больше времени. Видно, таинственный предмет стоял, дожидаясь, за дверью подъезда.
Почему же Гешка не вынес его сразу?
И что это за предмет?
Держа неудобную ношу впереди себя в вытянутых руках, Гешка тенью скользнул вдоль стены дома к соседнему подъезду. Но, не дойдя нескольких шагов, внезапно резко повернул обратно.
Поздно!
Бабушка, правда, еще только входила во двор, и, будь у нее нормальное человеческое зрение, Гешка вполне мог бы уйти незамеченным. Но бабушка страдала дальнозоркостью, почти ничего не видела вблизи, зато на расстоянии укрыться от нее не было никакой возможности.
Вот и сейчас орлиные бабушкины глаза засекли Гешку побыстрее самого совершенного электронного прибора.
— Гешечка! — пропела она, направляясь в его сторону. — Внучочек! Что это у тебя там?
— Где?
Гешка сознательно тянул время. Что ей сказать? Он лихорадочно перебирал в уме вариант за вариантом.
Воры украли, а он гнался, отбил?.. Не поверит!
Обнаружил брак и понес в магазин обменивать?.. Не поверит!
Нужно что-нибудь такое — с учебой, с учителями…
Между тем, как Гешка ни вертелся, бабушке все-таки удалось заглянуть под тряпку.
— Батюшки! — всплеснула она руками. — Шаровой аквариум! Только купили, а он сразу на улицу! Зачем?
Что же сказать? Что же ей сказать?.. Где-то в одной из клеток мозга зажегся спасительный огонек. Есть!
— В школу! — обрадованно выкрикнул Гешка. — Не на улицу, а в школу! В школу велели принести!
Магическое слово «школа» подействовало безотказно.
— В школу? — озадаченно переспросила бабушка. — Ведро туда отнес. Два бидона отнес. Теперь еще аквариум потащил… Зачем там, в школе, вдруг аквариум понадобился?
— Я откуда знаю? Очень нам говорят! Сказали — принести, и все. А не принесешь — сразу четверку по поведению.
Четверки по поведению бабушка боялась больше всего, даже больше двойки по русскому. «Главное — поведение, — с первого класса твердила она Гешке. — Почему, думаешь, отметка по поведению в четверти ниже всех стоит? Потому что она, как фундамент в доме, все на ней держится».
— Ну, раз надо, так надо. Иди, внучочек, иди! Осторожно только, не разбей…
Если бы бабушка не пошла сразу домой, а тайком понаблюдала за Гешкой, она бы немало удивилась.
Потому что Гешка направился вовсе не в школу, а исчез вместе с аквариумом в соседнем подъезде. Там он пропадал довольно долго, а когда, наконец, снова появился во дворе, аквариума у него уже не было.
С чемоданом…
По улице, мимо ряда высоких окон зубоврачебной поликлиники, шагал голенастый сутуловатый юнец в свитере с огромным воротником, из которого длинная тонкая шея торчала, как стебель из цветочного горшка. Он тащил необычного вида чемодан.
Был чемодан когда-то, лет пятьдесят назад, нарядным и красивым. Теперь, к старости, бока ободрались, покоробились. Застежки утерялись, и кожаные ремни, которые когда-то стягивали чемодан, уныло волоклись по земле, как хвосты очень грустных собак. Ручки тоже не было, вместо нее служила подкова, прикрученная проволокой.
Словом, печальное зрелище.
Голенастый с чемоданом был известен среди малого простонародья под именем Шлепы.
Знаете, кто такой Шлепа?
Не знаете? Быть этого не может!
Кто сидит второй год в вашем классе? Устроился поудобнее на задней парте, вытянул ноги на всю их километровую длину и, кажется, не прочь так просидеть еще годик или два?
Это и есть Шлепа.
Что за дылда носится с малышней вашего двора, подбивая ее на всякие пакости? Кто щедро раздает пинки и тычки всем поменьше и послабее себя?
Это тоже Шлепа.
Кто в темном углу торопливо досасывает брошенный кем-то окурок? Кто вдруг загогочет по-жеребячьи в притихшем зале кинотеатра?
И это Шлепа.
Теперь знаете?
Ну вот…
Шагает по улице Шлепа со своим необычным чемоданом, а навстречу ему Гешка. Как увидел чемодан, так не может оторвать от него глаз. Вот это чемодан! Если прорезать сверху отверстие для шеи, снизу для ног, а сбоку для рук…
— Здорово, Шлепа!
— Салют двадцатью залпами из двадцати орудий, — важно пробасил тот в ответ.
— Какой здоровущий! — Гешка осторожно потрогал чемодан. Картонный? Нет, что-то покрепче. — Зачем он тебе?
Голос у Гешки протяжный, заискивающий. Со Шлепой нельзя как равный с равным. Либо безоговорочно признать его превосходство и покорно ждать милостей, либо показать ему свою силу, и тогда он сам будет перед тобой ходить на задних лапках.
Гешка намного моложе Шлепы, ниже на целую голову. Оба его кулака, может быть, чуть побольше Шлепиного одного. Так что на силу рассчитывать ему не приходится.
— Ну, скажи-и…
Шлепа улыбается, довольный. Нравится ему, когда вот так канючат.
— Заместо портфеля. Сегодня с ним в школу ходил. Вот смеху-то! В парту не влазит, так я под ноги.
— Слушай, Шлепа! — Гешка не отводил от чемодана алчного взгляда. — Дай его мне, а?
Безнадежная затея! Шлепа сложил внушительную фигу и молча сунул ее Гешке под нос.
— Дай, а? — не отставал Гешка. — Ну, Шлепочка? Хочешь, я всю неделю буду тебе задачки решать?
— Э, не! Месяц!
— Ну, месяц, — тотчас же согласился Гешка.
Шлепа буравил его своими маленькими глазками, пытаясь постичь непостижимое: зачем пацану понадобился чемодан?
— А для чего тебе?
— Ну… Нам в школу велели принести.
Тут Гешка совершил тактическую ошибку. Что хорошо для бабушки, на то Шлепа не клюнет. Школа для Шлепы — пустой звук.
— В школу? — в голосе Шлепы появились нотки опасного недоверия. — Иди ты!..
— Ну… ну… летом… в турпоход, — быстро поправился Гешка. — Лямки к нему приделаю…
Чем дурнее он будет выглядеть в глазах этого дурня, тем больше шансов на успех.
И верно, тот как захохочет на всю улицу! Очевидно, представил себе, как чемодан верхом на Гешке вползает на вершину горы.
— Приделывай к своему! — Шлепа поднял чемодан.
— Погоди! — Гешка одной рукой ухватился за чемодан, другой извлек из кармана сверкнувшую на солнце бляху. — Хочешь?
Шлепа заинтересовался.
— Что это?
— Это? Японский орден, — без малейшей запинки ответил Гешка.
— Иди ты! — Шлепа попробовал бляху на зуб. — Золотой, — уважительно сказал он, сплюнув.
— Еще какой золотой! — обрадованно подтвердил Гешка. — Самый высший японский орден. «Харакири» называется. Они его из чистого золота шпарят. Так берешь или нет? — осмелел он. Шлепа не выпускал бляху из руки.
— А еще что у тебя там? — Шлепа хлопнул по Гешкиному карману. — Давай, давай, не жадничай!
Гешка вытащил двадцать копеек.
— Все! Больше ничего нет.
— Э, пропадай моя телега! — Шлепа взял деньги. — Бери! На три дня. В срок не вернешь — берегись!
Счастливый Гешка схватил чемодан, обнял его, как самого близкого друга.
— Погоди, дай выгребу свои шмутки.
И Шлепа открутил зубами проволоку, заменявшую замок.
В черном брюхе чемодана, таком же ободранном, как и его бока, лежали две-три замусоленные тетрадки и множество конвертов. Гешка уставился на них недоуменно.
— Для чего тебе столько?
— Мне?! — опять захохотал Шлепа, тряся модными нестрижеными лохмами. — Не мне, а ей… Ну, язычнице!.. Ну, англичанке!.. Ну, учительнице английского, лопух банановый! У нее завтра день рождения. Так я ей сразу сто поздравлений — три дня писал. И все без марок. Доплатные, пусть раскошеливается. Сто доплатных писем. Ха-ха-ха! Здорово, а? — он смотрел на Гешку, ожидая дани восхищения. — Есть у меня в голове серая начинка, а?
— Еще какая серая! — похвалил Гешка.
Он опустился на колени, сунул голову под крышку, стал оглаживать и ощупывать чемодан со всех сторон. Деревянный каркас! Ремни!..
Как раз то, что нужно!
С рыжей кошкой…
Собственно, какая это встреча! Один человек идет себе, тихо-мирно, как все нормальные люди, несет кусок водосточной трубы, ничего плохого не подозревая, а другой злодейски крадется за ним по пятам. Улучит подходящий момент и как ошарашит.
— Гешка!
— Ох!
Гешка от неожиданности выронил свою ношу. Жестяная труба загремела по тротуару.
Перед ним стояла младшая сестренка, вреднющая, ехиднейшая Катька. Жидкие рыжие косички оттопырились в обе стороны, рот до ушей, хоть завязочки пришей, глаза сияют — довольна!
— Ага! Испугался! Испугался! — запрыгала на козий манер.
— Как дам! — Гешка замахнулся на нее. — А ну марш домой, рыжая кошка! — Он нагнулся за трубой.
Но Катька не тронулась с места — эта хитрющая девчонка отлично умела отличать пустую угрозу от настоящей опасности.
— А я знаю! А я знаю! — снова запрыгала она. — Ты трубу в том доме сломал — я видела!
Это была наглая ложь. Водосточная труба держалась на честном слове, и стоило Гешке стукнуть по ней кулаком, как она отвалилась сама собой. Но кому поверят: ему или Катьке?
Вот она уже выпалила, приплясывая, самое неприятное:
— А я маме скажу! А я маме скажу!
«Шпионка! Предательница! Доносчица!» — мысленно обругал ее Гешка, Но вслух обозвать не посмел: это лишь осложнило бы положение.
Нет, с Катькой надо иначе. Вот, например, секреты. Эта дрянь-девчонка обожает секреты. Секреты — ее слабое место.
Гешка сразу напустил на себя таинственный вид, прижал палец к губам:
— Тсс!
Катька еще не поверила, но уже заинтересовалась.
— Почему — тсс? — Она, невольно следуя его примеру, тоже перешла на шепот.
— Потому что люди могут услышать.
— А почему им нельзя?
— Потому что это тайна!
Теперь, когда было сказано «тайна», инициатива перешла к Гешке. Но надо еще уметь ею воспользоваться. Катька не просто вредная, она — опасно вредная, на ерунде ее не проведешь.
— Сказать, труба для чего?
— Ой, скажи, скажи!
Катька уже сгорала от любопытства, и он, закончив предварительную подготовку, шепнул:
— Понесу завтра в школу. Тогда наш класс выйдет на первое место по металлолому!
— А вот и врешь! А вот и врешь! — заверещала Катька на всю улицу.
Гешка сделал отчаянную попытку спасти положение:
— Хочешь, поклянусь?
— Все равно не поверю! Все равно не поверю! — торжествовала Катька. — Ты что Леньке в тот раз говорил? Не буду я с металлоломом возиться, говорил. Три консервные банки принес — и ладно, говорил. Есть у меня дела поважнее, говорил…
Слово в слово!
Сколько раз Гешка давал себе зарок ни о чем не говорить при ней с друзьями! Сидит в углу со своими бумажными куклами, спиной повернулась, вроде и не слушает, а у самой уши, словно звукоуловители.
Оставался только один выход.
— Ну, ладно. Это я, правда, соврал, — признался Гешка. — А вот теперь не совру. Знаешь, зачем труба? Иди сюда… Иди ближе, не бойся.
Он зашептал в подставленное ярко-пунцовое ухо. Зашептал чистую правду. Немыслимую! Невероятную!
Представьте себе: поверила! На бабушкин манер всплеснула руками:
— Батюшки! Как наши космонавты?
Теперь, когда удалось, Гешка сразу заважничал.
— Что космонавты! Они только вблизи шарика. А я… — Набрал воздуха в легкие. — «Биллионы километров, световые годы поглощались в стремительном темпе. Молниеносно пролетали мимо десятки галактик. Мчалось время, часы и столетия».
— Бульоны километров! — восторженно запрыгала Катька. — И я, и я тоже! Возьми меня с собой! Ну, Гешенька, ну, миленький!
— Посмотрю на твое поведение… Самое главное — маме чтобы ни слова! И сейчас же домой!..
Обнадеженная Катька перечить не стала, побежала вприпрыжку к дому. Гешка обождал, когда за ней захлопнется дверь, подошел, проверил, не подглядывает ли, и в несколько гигантских прыжков оказался у соседнего подъезда.
Словно влекла его туда неведомая сила!