Машина времени — это вам не какой-нибудь скрипучий тихоход. Закрыл глаза, открыл снова — и уже перенесся вперед на многие годы. И лес вроде тот же, и небо такое же, с теми же белыми барашками-облачками на нем. А пролегло между тем временем и этим лет двадцать, не меньше.

Гешка был в этом убежден. А вот Ленька все еще не верил. Не решаясь сойти с машины времени, пристально вглядывался в тенистую глубину леса: не притаился ли там колчаковец?

— Его и на свете-то нет! — уверял Гешка. — Давным-давно уже капут.

Как ни соблазнительно было бросить Леньку здесь, в кресле, и уйти за золотой звездочкой одному, он все же не решался. Опыт первого путешествия убедительно говорил, что лучше не разлучаться.

— А чем ты можешь доказать? — все еще колебался Ленька.

Еще и доказывай ему!

— Вот, смотри: здесь были кусты. А теперь что?

В самом деле, машина времени стояла в густой тени высоких многолетних деревьев…

Уговорил он все-таки Леньку, сполз тот с машины.

А когда они вдвоем, прячась за стволами деревьев, осторожно подошли к продвинувшейся за эти годы в сторону холмов опушке леса, то окончательно убедились: да, машина времени действует безотказно.

Бывшая деревня неузнаваемо разрослась во все стороны. Деревня? Да никакой деревни уже не было. Вместо нее стоял город. Не такой еще, конечно, большой, каким его знали ребята, но уже знакомый.

Пускали в небо клубы бугристого дыма высоченные трубы химкомбината — когда Гешка был маленький, он думал, что на комбинате из дыма делают тучи и облака…

По железнодорожному мосту с ажурными переплетениями пролетов, сосредоточенно пыхтя, тащился непривычно маленький паровозик, сам невзрачный, закопченный, зато с большими ярко-красными колесами…

А вот…

— Школа! — запрыгал Гешка в восторге. — Наша школа!

Белое здание школы, еще не совсем достроенное, без крыши, стояло недалеко, за холмом. Со всех сторон к будущей школе вплотную подступали поля, и лишь с одной, там, где пролегал пыльный большак, выстроились длинные ряды деревянных бараков, похожих отсюда на караван судов в зеленом море.

А где же та дорога, по которой скакал из деревни колчаковец? Вместо нее была железнодорожная насыпь. На ней поблескивали новенькие, еще не успевшие потускнеть рельсы.

Пока ребята стояли так и весело переговаривались, узнавая дома и целые улицы, через насыпь, чуть позади них, перебрался худощавый паренек в железнодорожном кителе, слишком длинном, слишком просторном, слишком широком в плечах. Лишь рукава в самый раз — потому что подвернуты.

Пареньку было от силы пятнадцать. Ну, самое большое — шестнадцать, хотя взгляд у него был совсем по-взрослому серьезен и сосредоточен.

Ленька заметил его первым и, конечно, не смог удержаться от своего привычного «ой!»

Восклицание было не сказать чтобы очень громким. Гешка, привычный к Ленькиным ойканьям, и не поморщился. А вот паренек даже вздрогнул:

— Ох, друг, всех ворон распугал!

Несколько секунд они молча изучали друг друга. Паренек спросил первым:

— Из школы?

— Д-да, — ответил Ленька чистую правду: разве они не школьники?

— Что ж опаздываете? Сказано: в два.

Гешка спросил:

— А теперь сколько?

Паренек посмотрел… Нет, не на часы. Он посмотрел на солнце, прикрыв ладонью глаза.

— Да уж на пятый перевалило. Придется наверстывать.

— А вы… — Гешка посмотрел на его китель не по размеру, на дедовские сапоги и поправился: — А ты кто?

— Не видишь? Путеец, железнодорожник.

— Вот это дает так дает! — Гешка смерил парнишку взглядом. — Слышишь, Ленька, путеец он!

— Путеец! — подтвердил паренек.

— Ври больше! Тебе сколько лет? — Гешка стал напротив него, уперев руки в бока, насмешливо улыбаясь.

Паренек сдвинул брови:

— Ты что, с луны свалился? Война ведь! Батя на фронте фашистов бьет. А я на его месте, как положено.

Неожиданно он стал расстегивать китель, снял, аккуратно сложил, поместил на камень, предварительно сдув с него пыль. Гешка недоумевал. С чего это он вдруг раздеваться надумал?

— Что стоите? — Паренек повернулся к друзьям. — Пора начинать.

— А ч-что делать? — робко осведомился Ленька.

— Как? Не знаете? Вы что, впервые?.. Тогда ясно! Давайте знакомиться. — Паренек подал руку одному, другому, представился совсем по-взрослому: — Андреем меня зовите.

— Гешка…

— Леонид Мохов, — Ленька отвесил вежливый поклон. — Очень приятно!

— Откуда в наши края?

— Из Москвы, — не задумываясь, ответил Гешка.

И не угадал!

— Как? — удивился Андрей. — Разве из Москвы еще эвакуируют?

— Ну… Уже больше нет, — стал крутиться Гешка. — Мы последние, — ловко вывернулся он. — Знаешь, как долго ехали. Сегодня вот только прибыли.

«Это он удачно придумал!» — сразу оценил Ленька. Раз они явились сюда, в этот город, в эту школу лишь сегодня, то с полным правом, не вызывая никаких подозрений, могут не знать того, что уже знают давно живущие здесь.

— Отцы, небось, тоже на фронте?

Гешка и Ленька дружно закивали головами: на фронте, на фронте, само собой, где же еще!

— А матери работают?

Опять молча, но энергично подтвердили: работают, работают, само собой!

— Хлебнули, да?

Андрей смотрел на них с сочувствием, и им сделалось не по себе: парень-то, видать, хороший, а вот приходится волей-неволей обманывать.

— Обстановочка такая: ваш пионерский отряд помощи фронту вот уже месяц помогает нам, путейцам… — Тут Андрей приосанился, посмотрел на Гешку строго и повторил: — Помогает нам, путейцам, приводить в порядок дорожное хозяйство.

У Гешки вырвалось:

— Красотища! Целый месяц не учиться!

Андрей вроде и не слышал:

— Трудновато — факт! Пять часов за партой, потом сюда из города топать, потом отсюда. Да еще домашние задания.

— Ого! — опять не сдержался Гешка.

— Но все ваши ребята молодцами, молодцами! — похвалил Андрей. — И вы тоже не подкачаете, верно? — поощряюще улыбнулся и хлопнул Леньку по плечу. — Как же — москвичи!

Ленька, не отвечая, уставился на дерево, словно разглядел потрясающую букашку на слоистой коре…

Работа предстояла, на первый взгляд, не трудная. Вдоль насыпи, в равных промежутках друг от друга, навалены груды шпал — их набросали сюда с платформ. Надо было перенести шпалы на другую сторону насыпи и сложить ровными штабелями.

Гешка храбро взялся за первую шпалу, намереваясь самостоятельно перетащить ее через рельсы. Но едва приподнял, как шпала, словно живая, рванулась из рук и гулко ухнула на землю.

— Тяжелая какая!

— А ты думал — в одиночку? — рассмеялся Андрей. — Я за один конец, вы вдвоем — за другой! Ну — взяли! — скомандовал он.

Так было полегче, хотя тоже не сахар. Андрей и здоровее и сноровистее, да и привык к такой работе. Он без видимого труда поднимал свой конец шпалы. А вот Гешке и Леньке пришлось попыхтеть. Тяжелая шпала капризничала, вывертывалась, заносила в сторону то Гешку, то Леньку и все норовила стукнуть их по коленкам, когда они перешагивали через рельсы.

Оба быстро вспотели, дыхание стало прерывистым, руки красными, в черных полосах и пятнах смолы.

Андрей не торопил, даже нарочно тянул шаг, когда направлялись за очередной шпалой через насыпь.

Сложили один штабель, перешли к другому. И тут Андрей спросил:

— Вы как шли сюда? Через переезд?

— Нет, через лес, — Гешка решил держаться поближе к правде.

— Гешку там не встретили с винтовкой?

Сердце у Гешки радостно трепыхнулось. Вот! Вот!

— С винтовкой?

— Здоровая такая, в сапогах.

— Нет, не встретили. — А сам шепотом Леньке: — Слышал? Диверсантка!

На разговор и на работу одновременно сил не хватало. Конец шпалы чиркнул по насыпи.

— Выше, выше поднимайте! — прикрикнул Андрей. — Эх, москвичи! Притомились? Может, перекур?

Ленька бы рад, да вот Гешка упрямится, не хочет перед Андреем выглядеть слабаком. Стиснул зубы:

— Рано…

Еще один штабель сложили. По дороге к следующему Андрей спросил:

— Сводку Совинформбюро слушали?

— Нет, не успели, — заторопился с ответом Гешка. — Как там, на фронте? Белых еще не прогнали?

Белых!.. У Леньки сразу руки вспотели, главным образом от негодования. Ну и, конечно, немножечко из опасения быть разоблаченными.

— Он ш-шутит! — А Гешку стукнул в бок и прошипел: — Кол бы тебе за это! Все перепутал: Отечественную и гражданскую!

— Не до шуток. — У Андрея было озабоченное лицо. — Рвется фриц к Волге.

— Да ты не бойся! — успокоил его Гешка. — Наши там их остановят. Обязательно. А потом как нажмут — будут гнать до самого Берлина.

— Это-то я знаю… — вздохнул Андрей.

Гешка поразился:

— Знаешь?! Откуда?

Но Андрей лишь усмехнулся:

— А ты откуда? Оттуда и я.

— Я совсем другое дело. Я в школе учил. «Разгром гитлеровской Германии. Знамя победы над рейхстагом». Вот!

— Ну и мастер ты заливать! Про будущую победу в школе учил — ведь придумать надо!

Андрей смеялся, а Гешку злило, что он ему не верит.

— Учил! — доказывал он в запале. — Еще в прошлом году. Ленька, скажи!

И опять заработал кулаком в бок.

Шпала грохнулась на землю, подняв столб пыли.

— Перекур! — скомандовал Андрей и, подавая ребятам пример, сел первым на край насыпи. — Значит, говорите, тетку не видели? Здоровущая такая? — Приподнялся, посмотрел на дорогу, петлявшую из леса.

Гешка прилег на траву рядом с Ленькой так, что его губы оказались на уровне Ленькиного уха. Прошептал неслышно: «Видал, как волнуется?»

Полежал немного, прикидывая, как бы самим, без посторонней помощи, с диверсанткой этой разделаться. Потом спросил Андрея, все еще высматривавшего что-то на дороге:

— Много тут у вас фашистов?

— Чего, чего? — повернулся к нему тот.

— Ну этих… шпионов, взрывальщиков всяких.

— Диверсантов?.. Ха-ха! Полно!

Гешка обрадовался:

— Правда?

— Где же им еще быть, как не в четырех тысячах километров от фронта? Самое для них золотое место.

— И много ты поймал?

— Как тебе сказать! — Андрей сохранял полную серьезность. — Штук… ну, я не знаю…

Гешка не отставал:

— Пять? Больше?

— Гешка! — упрекнул Ленька. — Это же военная тайна!

— Ну и забавные же вы ребята, москвичи! — рассмеялся Андрей. — Вроде с неба свалились.

«А мы и в самом деле…» — подумал Гешка и только собрался начать подробные расспросы насчет наград, какие тут за поимку диверсантов полагаются, как Андрей с криком: «Догоняйте!» вскочил и понесся, преследуемый ребятами, назад, к камню, на котором лежал его китель. Добежал, вытащил из кармана завернутый в привядший лопух ломтик черного хлеба.

— Что уставились? Черняшки не видели? Закусывайте тоже.

— А у нас… ничего, — развел руками Гешка.

— Не выдержали? С утра всю пайку умяли?

Пайка… Гешка не совсем понял. Сообразил только, что так, наверное, во время войны хлеб назывался.

— Нет, утром я без хлеба. Стакан сливок и яичницу с жареной колбасой.

Ленька добавил:

— А я кусок вчерашней курицы. Я ее холодную очень обожаю.

У Андрея вытянулось лицо, словно они наплели ему целую кучу невероятных, невозможных вещей. Сначала он поразился — что за чудеса? Потом нахмурился — врут, ясное дело! И наконец расплылся в улыбке — разыгрывают его!

— Ну, фантазеры!.. А я получу хлеб по карточке — делю на три раза. Утром, в обед и вечером по ломтику. А то голодно очень, спасу нет терпеть до утра. Ем и тоже мечтаю, вот как вы: это яичко, это сало, а вот это колбаса; вы поменьше меня, наверное, уже вкус колбасы позабыли, а я еще помню. Потом хлеб водой запью, чем не молочко? — Он отломил кусочек черняшки, смеясь, отправил в рот. — А вот это курочка. Мягонькая, вкусненькая.

Ребята следили за Андреем голодными глазами. Он заметил, сразу перестал смеяться.

— Слушайте, а вы ведь здорово есть хотите, верно?

Гешка и Ленька дружно сглотнули слюну и так же дружно ответили категорическим «Нет!».

— Понятно!

Вытащил из-за голенища самодельный нож, разрезал оставшийся ломтик хлеба на три равные дольки. Приказал Гешке:

— Отвернись!.. — Указал ножом на ломтик. — Кому?

— Тебе.

— А это?

— Тоже.

— Брось! — рассердился Андрей. — Говори — тебе или Леньке?

Гешка спорить не стал:

— Пусть будет Леньке.

— Другое дело! А то ломается тут еще. Разбирайте свои пайки. Живо!.. Берите, берите, кому я говорю? Потом когда-нибудь разбогатеете — отдадите.

Гешка моментально сжевал свою долю. Странное дело! Черный непропеченный хлеб показался ему вкуснее пирожного.

— Какая пайка едкая! — Гешка тщательно собрал с куртки прилипшие крошки. — Ешь, ешь, и все хочется. Вот вернусь домой, сразу набью живот по горло.

— А дома есть? — спросил Андрей.

— О, дома сколько хочешь! А не будет — в булочную сбегаю.

И опять удивился: Андрей не поверил, рассмеялся, как хорошей шутке.

Ленька тем временем пошарил у себя по карманам — не завалялась ли где конфета? И верно, нашлась! Да еще какая: его любимая — «Мишка». Хотел развернуть и съесть. Но тут заметил, что Андрей смотрит на конфету с благоговением, почти как на чудо.

— Бери! Да бери же!

Ленька почти насильно пихнул конфету Андрею в руку. Тот рассмотрел этикетку, понюхал, покачал головой.

— Смотри, какое еще богатство бывает на свете.

Но есть не стал. Вытащил платок, бережно завернул в него конфету. Пояснил:

— Тут девчонка у нас одна, ей отдам. Руки зимой обморозила на строительстве запасных путей, до сих пор еще болят…

Андрей откинулся на траву, заложил руки под голову. И моментально уснул, как обычно засыпают смертельно уставшие люди.

— Знаешь, что, — сказал Ленька тихо, — давай завтра ему и хлеба притащим, и колбасы.

— И мороженого, — добавил Гешка. — В кружку, и льда в нее натолкать — тогда не растает.

— Конфет еще. «Мишек», «Трюфелей»…

Андрей проснулся так же внезапно, как и заснул. Спросил, протирая глаза:

— Не появлялась?

— Тетка? С винтовкой? — сообразил Гешка. — Нет, не появлялась. Ты поспи еще, мы покараулим.

— Только разморишься. — Андрей рывком поднялся на ноги. Прошелся, сделал несколько быстрых движений, прогоняя остатки сна. — Не спать так не спать, спать так спать. Лечь и… лет этак на тридцать. Интересно, — он мечтательно огляделся, — интересно, как здесь все тогда будет?

Разве мог Гешка выдержать — ведь он то знал! Вскочил, замахал руками возбужденно.

— Через тридцать лет? Это я тебе точно скажу.

И пошел, и пошел, не обращая внимания на отчаянные Ленькины знаки.

— Смотри! — Помчался на всех парах к дереву в стороне от насыпи. — Что я сейчас сделал?

— Поляну перебежал. — Андрей следил за ним веселыми глазами.

— А вот и нет! — торжествовал Гешка. — Не поляну никакую, а Московский проспект. Ну, тот, который у вас там, внизу, начинается. А бежал потому, что здесь нет перехода. Машины, мотоциклы, автобусы, троллейбусы. Милиционер, как увидит, сразу свистеть… А теперь?

Гешка подошел к раздвоенной сосне, поклонился, забормотал неслышно. Потом повернулся, держа в руке что-то воображаемое.

— Это я мороженое купил, — пояснил. — Здесь, в кафе «Улыбка», самое лучшее. — Он пошел усердно лизать несуществующее мороженое. — А теперь загляну-ка я во Дворец пионеров. Близко, совсем рядом — метров пятьдесят.

Сунув руки в карманы брюк, Гешка большими шагами отмерил приблизительное расстояние и остановился перед муравейником.

— Вот здесь. Ох и дворец! Белый весь, с колоннами. — Задрал голову. — Вон сидит ворона на ветке, видишь? Там наш авиамодельный кружок. Половинка окна разбитая — это Витька Синицын из нашего класса. У него мяч такой прыгучий, сколько окон поразбивал — ужас!..

Бедный Ленька весь извелся, пытаясь заткнуть этот внезапно прорвавшийся фонтан. Но как заткнуть, если увлекшийся Гешка на него даже не смотрит. Ленька и знаки ему подавал, и ногой пытался стукнуть незаметно.

Ноль внимания! Бежит Гешка вприпрыжку вдоль будущей улицы — будущий троллейбус изображает. Рисует пальцем кружки на сосне — про будущий светофор на углу рассказывает.

А Андрей? Ленька, трепеща от волнения, оглянулся.

Нет, ничего. Слушает с интересом, да еще и улыбается.

А Гешка заливается себе соловьем. Конечно, это ему не в школе урок отвечать!

— Вот тут, где я стою, наш дом. Пять этажей из крупноблочных панелей. А на втором этаже, вон там примерно, где сук сломанный, — наша квартира. Двадцать седьмой номер. Как откроешь дверь, сразу телик видать, от самого порога. И бабушка сидит…

— Телик? — переспросил Андрей.

Гешка искренне удивился, совсем позабыв про разницу во времени.

— Не знаешь? Ну, телевизор… У нас «Рубин». Хороший, на комнатную антенну принимает. И все-все видно. Москву по «Орбите», Будапешт, Прагу, Варшаву — все, что хочешь!

Андрей хлопнул его по спине:

— «Катись, катись, яблочко, по золотому блюдечку…» Эту сказку и я знаю.

— Не веришь? Ленька, возьмем его с собой на машине времени?

Тот в ужасе схватился за голову. Но катастрофы не последовало.

— Ладно! — Андрей опять стал серьезным. — Хоть и мастер ты на фантазии, а все же делу время, потехе час. Все! За работу! Поели, пошутили, отдохнули. Теперь без меня справитесь.

— У-у! — недовольно протянул Гешка. — Нам одним, без тебя, через насыпь не перетащить.

— И не надо. Дальше шпалы на месте лежат, только сложить в штабели. Но, смотрите, не тяп-ляп. А то переделывать заставлю.

— А ты сам куда?

Андрей показал рукой вправо, туда, где железнодорожный путь, поворачивая, терялся в лесу.

— К переезду ненадолго сбегаю, к дяде Коле. Просил ближе к вечеру прийти подсобить.

Он направился по пути, широко переставляя ноги. Крикнул:

— Если тетка эта появится — сразу за мной на переезд. Понятно?

— Так точно! — Гешка отдал честь по-военному и, мобилизовав весь свой книжный багаж, блеснул фронтовой поговоркой: — Порядок в танковых войсках!

Андрей ушел, ребята стали складывать шпалы. Дело продвигалось довольно вяло. То ли шпалы попались особо тяжелые, то ли что….

Первым выбросил белый флаг Гешка.

— Я думал — подвиги. А тут работа да работа. Одна только надежда — диверсанта поймать.

«Очень надо! Еще стрелять будет», — подумал Ленька. А вслух сказал:

— Где его взять, если нет?

Голос печальный-печальный. Как будто он несказанно жалеет о том, что не найти им диверсанта.

— Где? — оживился Гешка. — А тот, замаскированный под тетку?

«И правда, еще откуда-нибудь выскочит!» — поежился Ленька.

— А, хватит!

Гешка бросил свой конец шпалы. Сел, спустив ноги в канаву, а спиной прислонившись к недосложенному штабелю.

— Так он же сказал… — Ленька стоял в нерешительности.

— Мало что! Молод еще нами командовать!

Ленька не заставил себя долго упрашивать, уселся рядом.

Легкий ветерок приятно холодит вспотевший лоб. Заходящее солнышко верхушки сосен золотит. Хорошо!.. А если Андрей придет? Подумаешь, великое дело! Скажут, что устали, присели на секунду.

— Сколько ему лет, как ты думаешь? — Гешку немного беспокоили мысли об Андрее. — Шестнадцать есть? А нам одиннадцать! Это только сейчас так заметно: одиннадцать, шестнадцать, А потом, когда ему сто будет, а нам девяносто пять — почти никакой разницы, верно?

— Слушай, Гешка, хватит уже. — Ленька озабоченно смотрел в сторону леса, туда, где была упрятана машина времени. — Сколько можно? Еще сочинение писать.

— Завтра успеешь! — отрезал Гешка. — Без диверсанта — никуда!

— Ну и лови сам!

— Ну и словлю!..

Пока они спорили, из лесу вышла немолодая уже женщина в сапогах и направилась в их сторону. В руке она держала тяжелый ящик с инструментами. На спине, перехватывая широким ремнем ватную телогрейку, дулом вниз висела старенькая винтовка.

Ребята не заметили женщину, но и она их тоже не увидела — заслонял штабель, за которым они устроились. Тем более, что женщина не поднимала глаз от рельсов, что-то напряженно разглядывая на пути и то и дело трогая рельсы ногой.

Недалеко от штабеля она остановилась. Пробормотала про себя: «Здесь, кажись». Сняла винтовку, прислонила к шпалам. Порылась в ящике с инструментами, вытащила молоток. Стукнула легонько по рельсе. Разок, другой…

Ребята услышали звяканье.

— Зачем камни на рельсы швырять? — спросил с неодобрением Ленька. — Пойдет поезд, как отлетит прямо нам в голову…

— Я бросаю?!. — поразился Гешка.

— А то кто?..

Гешка выглянул из-за шпал. Увидел женщину, склонившуюся над рельсом с гаечным ключом в руке, моментально отпрянул.

— Ленька…

Тот побледнел, почуяв неладное по Гешкиному тону.

— Только не кричать! — торопливо предупредил Гешка. — Убьет!

— Ой! — чуть слышно выдохнул Ленька. Глаза у него сразу стали круглыми.

Шпалы в штабеле лежали не вплотную, между ними оставались щели. Гешка, переползая на коленках от одной такой щели к другой, стал наблюдать за женщиной. Сначала он никак не мог разглядеть, что она делает там, на рельсах. А когда понял, пришел в ужас:

— Гайки свинчивает!

— Ой! — Ленька прикрыл рот ладонью.

— Крушение устроить хочет!

— Бежим! — тотчас же предложил Ленька. — С насыпи кубарем — и в лес.

— А поезд пусть под откос, да? — Гешка не отрывался от щели.

Ленька с ходу перестроился:

— Так мы ж не просто так, мы ж за ним, за Андреем. Он ведь говорил. Ну!

Гешка повернулся к Леньке и показал ему кулак.

— Только попробуй! Сами! — глаза его горели. — Куда она винтовку дела? — Опять прильнул к щели. — А, вот тут, совсем рядом, у штабеля!.. Ленька, заползай справа, надо только руку протянуть.

— Умник! С-сам заползай!

Нельзя было драгоценные секунды тратить на споры. Женщина уже открутила гайки, вот-вот повернется.

Гешка уловил момент, когда она, выбивая топориком болт, стала к штабелю спиной, и ловко, как обезьянка, вскарабкался на верхний ряд шпал. Схватил винтовку за дуло и сполз со штабеля, волоча ее за собой.

Несколько секунд — и вот он уже снова за штабелем, рядом с Ленькой. Теперь не так страшно: винтовка-то у него!

Посмотрел в щель. Диверсантка ничего не заметила, увлеклась своим гнусным делом.

Ну, погоди же!

Ленька тоже приободрился.

— Красотища! — шепчет. — И я бы так мог, но все-таки красотища! — И осторожно поглаживает холодный ствол винтовки.

— За мной! — шепотом скомандовал Гешка и вылез из-за укрытия.

Солнце совсем уже низко. На путь легли длинные тени деревьев. Пересекли рельсы и лежат неподвижно. И лишь одна тень мечется беспокойно, то укорачиваясь, то удлиняясь вновь. Диверсантка спешит, диверсантка торопится. Скоро поезд.

Гешка вскинул винтовку:

— Хенде хох!

Она обернулась, разинула рот.

— Хенде хох! — заорал Гешка с визгом. — Я стрелять! Айн, цвай, драй!

Диверсантка медленно, словно раздумывая, потянула вверх руки.

— Лежать! Лежать! — Вот сейчас Гешка нажмет спусковой крючок.

Легла. Всхлипнула. Нет, миленькая, никого ты не разжалобишь! Раньше надо было думать, когда тебя в агенты фашистские вербовали.

Тут и Ленька храбро появился из-за укрытия, придвинулся мелкими шажками к поверженной диверсантке.

— Связать? — спросил у Гешки.

— А веревка?

— В ящике у нее, я видел.

Он нашел веревку, свернутую в клубок, посмотрел на Гешку нерешительно.

— Вяжи — не бойся! Пусть только шевельнется, я ей прямо в голову — трах!

Ленька быстренько связал диверсантке руки, обмотал веревкой сапоги и, смелея с каждой секундой, прикрикнул для чего-то:

— Шнель! Шнель!

Что по-немецки значит: «Быстро! Быстро!»

И тут к ней вернулся дар речи. Как завопит на весь лес:

— Ленка! Ленка-а!

— Швайген! — Гешка угрожающе шевельнул дулом винтовки. — На помощь зовет — тут их целая банда.

— А мы ей сейчас кляпом рот!

Вместо кляпа Ленька пустил в ход остаток веревки — ничего более подходящего не нашлось.

Женщина что-то мычала и мотала головой.

— Не нравится? — Гешка присел рядом с ней на корточки. — Скоро еще хуже будет. Капут, аллее капут, понятно?

— Как думаешь, она понимает? — Ленька тоже нагнулся над женщиной.

— А то нет! Ферштеен? Шпрехен зи дойч?.. Видишь, видишь, как задергалась. Все понимает, гад!

— Дай я теперь покараулю, — совсем расхрабрился Ленька.

Но все же принял винтовку из Гешкиных рук с некоторой опаской: как они, винтовки эти, — сами никогда не стреляют?

— Ну, Ленька, считай, звездочки у нас в кармане, — у Гешки голос вибрировал от счастья. — Приходим в школу, снимаем пальто в раздевалке, а на груди золото блестит. «Что это у вас, мальчики?». — «Да так, звездочки, Мария Эмильевна!» — «Господи, так это же…» — «Да, да, Мария Эмильевна!»

Выпятив грудь, Гешка важно прошелся вдоль рельсов. Ему виделись картины одна другой отраднее. Вот он является домой — что тут будет!.. Вот встречает на улице Шлепу… Вот идет на фильм «до шестнадцати» — кто посмеет не пустить Героя Советского Союза!

Глядя на него, размечтался и Ленька. И оба они совсем забыли на время о своей пленнице. А той только это и нужно было. Распутала незаметно веревку, высвободила руки.

Остальное было уже делом несложным. Не вставая, повернулась осторожно к мечтательно улыбавшемуся Леньке, схватила за ногу, рванула к себе. Он свалился с отчаянным визгом — и винтовка оказалась у нее.

— Руки вверх!

Все моментально преобразилось. Теперь уже женщина стояла, расставив ноги, целясь попеременно то в Леньку, то в Гешку, а ребята, испуганные и растерянные, старательно тянули к небу руки, словно выполняли какое-то гимнастическое упражнение.

— Ишь, гаденыши, что надумали!

Из леса, усиленный эхом, послышался голос:

— Мама! Ау!

— Сюда, сюда, Ленка! — крикнула женщина, не спуская глаз с ребят.

По шпалам неслась вприпрыжку девочка лет двенадцати. У нее были перебинтованы кисти рук.

Ребята слышали, как стучат ее башмачки, но повернуться и посмотреть не смели — неподвижное дуло винтовки селилось прямо в них.

— Что случилось, мам?

— Да вот… набросились… связали… — У женщины прерывалось дыхание, ей было трудно говорить. — На! — передала дочке винтовку. — Не спускай с них глаз… Вот-вот шестичасовой подойдет.

Женщина заторопилась к рельсу, стала быстро орудовать гаечным ключом.

Гешка во все глаза смотрел на девочку. Сведя брови, та старательно метила ему в грудь. Платочек съехал с головы, волосы рассыпались по плечам. Светлые, с рыжеватым оттенком…

Рыжая кошка?!

— Катька! — завопил Гешка не своим голосом и сделал шаг по направлению к ней. — Ты?

Забинтованный и потому казавшийся непомерно толстым палец шевельнулся, чуть надавив спусковой крючок. Гешка замер на месте, поняв, что это не пустая угроза.

— Как… как ты здесь очутилась? — он не мог прийти в себя от изумления. — Вот погоди, Катька, я маме скажу!

И тут она заговорила:

— Ты что, головой о шпалу стукнулся? Какая я тебе Катька?

Голос совсем другой. Не такой писклявый, как у сестренки, уверенный, твердый!

Но похожа как! Как похожа!

Заговорил Ленька:

— Н-не Катька! — Он тоже сначала принял девочку за Гешкину младшую сестру. — Старше.

— Ага! И прическа другая… Слушай, девочка, — начал Гешка заискивающе, — я тебе сейчас все объясню…

— Не шевелись! И помалкивай!

На их счастье со стороны переезда появился Андрей. Самое время! Вышел из-за поворота, услышал возбужденные голоса, увидел ребят с задранными руками, девочку, целившуюся в них, и закричал на ходу:

— Эй, эй, обожди! — Подбежал, тяжело дыша. — Что тут у вас, тетя Клаша?

Женщина разогнулась, смахнула пот со лба.

— Да вот, поймала каких-то. Надо отвести куда следует, пусть разберутся.

— А что они сделали?

— Я тут накладку лопнувшую заменить хотела, а они хвать винтовку и — «Хенде хох!»… Ой, скорей помогай! — спохватилась она. — Вот-вот шестичасовой тут будет.

— Пусти! — Андрей взял винтовку у девочки. — Пусти, говорят, еще выстрелишь ненароком… Фантазеры они — и ничего больше. Увидели, тетя Клаша болт откручивает, и решили: диверсантка! Так я говорю?

— Так, так! — поспешно подтвердили Гешка и Ленька, с облегчением опуская затекшие руки.

Гешка, покусывая губы, избегал смотреть Андрею в глаза. А хихикающую Ленку он вообще старался не замечать, словно ее и не существовало. Что за ехидная девчонка — ну точь-в-точь Катька!

— Что стоите, что стоите без дела! — Андрей уже возился на рельсах рядом с тетей Клашей. — Тащите сюда болты новые — там они, в ящике.

Искупая вину, Гешка с Ленькой кинулись искать болты. Отталкивали друг друга, суетились без всякого толку.

Вдалеке послышался гудок паровоза, а затем и далекий перестук колес. Тетя Клаша заметалась по насыпи.

— Батюшки! Шестичасовой! Что делать-то?

Андрей сорвал с шеи Лены красный галстук:

— Давай навстречу, останови!

Размахивая галстуком, как флажком, Лена побежала к повороту, крича на ходу: «Стой! Стой!»

Гешка наконец разыскал два болта в куче металлических предметов. Подал тете Клаше, все еще не смея поднять на нее глаза.

— Налупить вас, чтобы знали! — проворчала она, принимая болт и ставя на место. — Поезд пропустим, покажу вам «Хенде хох!».

Перестук колес приблизился. Но теперь он уже не сыпался часто, как горох, а стал четким и редким. А затем и прекратился вовсе.

— Молодчина, Ленка, остановила!

Андрей с силой приналег на ключ, завинчивая последнюю гайку.

— Вот и все! Бегите, ребята, скажите, что путь свободен… Ребята!.. Где же они, тетя Клаша? Ведь только что и тот и другой здесь были!

Но и тетя Клаша не знала, лишь недоуменно пожала плечами.

— Как сквозь землю…

А в это время Гешка и Ленька вихрем неслись по лесу, только ветки трещали.

Скорее, скорее отсюда!

Скорей к спасительной машине времени!

Что я могу вам, ребята, сказать по этому конфузному поводу?

Какая из всего этого вытекает мораль?

А вот какая…

Нет, не скажу!

Сами должны догадаться. Не маленькие!