ВЕСНА

Утро в тот день не предвещало ничего необычного. Позванивали ледком подмерзшие за ночь лужи. Низко над землей, почти касаясь крыш, торопливо пробегали темные, рваные тучи. Репродуктор на здании вокзала, хрипя и шепелявя, предсказывал ясную, солнечную погоду без осадков.

Лева Белевич, как всегда, пришел на работу ровно в семь. Дверь вагончика, в котором находилась станционная парикмахерская, была еще на замке. Саул Петрович запаздывал. За последнее время старший мастер явно стал сдавать. Он кашлял, сгибаясь в три погибели, постоянно жаловался на слабость и боль в груди.

Станционные часы показывали уже четверть восьмого, когда к парикмахерской подошла жена Саула Петровича. Она принесла ключи и со слезами в голосе сообщила, что старик слег.

- Всю ночь кашлял, ни капельки не спал. А сейчас за доктором послал. Ой, горе мое, горе мое!..

Лева открыл парикмахерскую, затопил печурку. Весело затрещали смолистые дрова. Лева разложил инструмент, налил одеколон в пульверизатор.

Отворилась дверь. Вошел первый посетитель - буфетчик привокзальной столовой. Потом пришли двое рабочих с электростанции, офицер, вероятно, командировочный: Лева видел его впервые. Прибежал мальчишка с полосами жесткими, как проволока, и принес записку, в которой мама просила постричь его «под ноль».

Часам к десяти поток клиентов иссяк. Это было обычное явление. Лева знал, что следующий посетитель появится теперь лишь к двенадцати часам, когда начнут собираться пассажиры на двухчасовой скорый поезд. Потом снова наступит затишье до прихода вечернего пассажирского. Течение жизни на этой маленькой белорусской станции, затерявшейся среди полесских болот, регулировалось немногими проходящими поездами.

Лева вытащил из портфеля, который постоянно носил с собой на работу, «Всадника без головы» и примялся за чтение. Однако почитать не удалось: зазвенел станционный колокол, возвещая о прибытии поезда.

Что такое? Лева посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Никакого поезда сейчас не должно быть. Неужели изменилось расписание?

Он быстро накинул пальто, надел шляпу и вышел из парикмахерской.

К перрону подходил необычный поезд: паровоз был разукрашен флагами, на первом вагоне - огромное красное полотнище с лозунгом: «Привет покорителям новых земель!»

Поезд остановился. Тотчас же перрон наполнился шумной, веселой молодежью. Заиграла гармошка. На перроне закружились в вальсе юноши и девушки. А с другого конца эшелона неслась бодрая многоголосая песня:

Рядом с Левой стал невысокий паренек в матросском бушлате с чужого плеча. У него было простое, веселое лицо со вздернутым носом. Парень радостно улыбался, наблюдая за танцующими, притопывал ногой. Видно, и ему не терпелось пройти круг.

- Скажите, товарищ, - спросил у него Лева, - вы тоже из этого поезда?

- Ну да, - ответил паренек, с удивлением взглянув на Леву. Вот чудак, чего тут спрашивать! Ведь и так видно.

Лева смутился и от смущения задал еще один неудачный вопрос:

- Значит, едете?

- Едем. На целину, - весело сверкнул глазами паре-нек. И добавил: - Земля есть такая на Северном полюсе. Может, слышали?

Лева рассердился. За кого он его принимает, этот коротышка?

- Подумаешь, герой! - Он смерил паренька взглядом.- Только тебя там, на целине, и не хватало!

Раздался гудок паровоза. Паренек побежал к вагону.

- А ведь и тебе туда дорога не заказана! - крикнул он на бегу. И добавил, смеясь: - Только шляпу дома оставь - мозги застудишь!..

Лева вернулся в парикмахерскую и снова взялся за «Всадника без головы». Он листал страницу за страницей, но никак не мог вникнуть в смысл прочитанного: мысли упорно возвращались к необычному эшелону. Наконец Лева отложил книгу и задумался.

Поезд, целый поезд целинников!.. Лева, конечно, знал, что многие юноши и девушки едут на новые земли. Читал в газетах, слышал по радио. Но все это происходило где-то «там», далеко от него, далеко от их станции. Когда Лева думал о добровольцах, отъезжающих на целину, в его воображении всегда вставали огромные заводские цеха, похожие на площади под крышей, торжественные митинги, юноши и девушки в рабочих комбинезонах, со смелым взглядом, произносящие пламенные речи. Он восхищался ими, завидовал им, с восторгом рассказывал о них старушке матери, сестре Нюсе, но… ему и в голову не приходило, что он тоже может быть среди них.

И вдруг Лева ясно представил себя пассажиром этого молодежного поезда. Вот он в вагоне вместе с этими веселыми, задиристыми ребятами поет песню новоселов. У него хороший голос, никто не скажет, что он портит хор. И станцевать он тоже станцует, будьте уверены!.. Но вот эшелон проехал Москву, Свердловск. Вот он уже на просторах далекой, неизвестной Сибири. Вот они все вышли из вагонов. Кругом белая снежная пустыня. Здесь, на голом месте, надо строить, пахать, сеять… Это ведь не петь и танцевать!..

Ну и что же? Все сумеют, и он тоже сумеет. Поехал же тот паренек в матросском бушлате. А что, разве он сильнее Левы? Ничего подобного. А у гармониста - какие у него тонкие, нежные руки, и ведь поехал!..

Лева вздохнул. Да, они все поехали, а он вот сидит здесь. Через час проедет скорый, вечером пассажирский. Завтра, быть может, снова пройдет эшелон целинников, потом опять скорый, опять пассажирский… Поезда будут проходить мимо, а он будет вечно торчать здесь. Потому что у него такая профессия: брить бороды, стричь затылки. Тоже работа!

Ну, это уж напрасно! Работа тут ни при чем. Парикмахеры тоже нужны. Они тоже строят коммунизм. «Мы делаем людей красивее, - говорит Саул Петрович. - А когда люди красивее, у них лучше настроение, они работают веселей».

Саул Петрович, конечно, прав, но…

Открылась дверь. Вошел новый клиент - багажный кассир, худой, мрачный мужчина с большой бородавкой на правой щеке. Лева усадил его в кресло, развел мыльный порошок, стал водить помазком по черной щетине.

Саул Петрович, конечно, прав, но…

- Сколько же можно мылить! - не вытерпел наконец кассир.

- Простите! - встрепенулся Лева и взялся за бритву.

Саул Петрович, конечно, прав, но… Но ведь парикмахеры нужны и на целине! Да, да, там тоже нужны парикмахеры! В совхозах ведь не ходят с бородами. И, в конце концов, кто мешает ему быть трактористом и парикмахером? Там повсюду создаются курсы трактористов. Днем он будет работать на тракторе, а вечером брить и стричь ребят. Он будет тракторист-парикмахер. А что? Очень просто…

И вдруг Леве стало ясно - путь открыт. Все зависит от него самого. Как захочет, так и будет. Мама? Нюся? Он объяснит им все. Они поймут. Должны понять!

- Ой! - кассир схватился за правую щеку. - Ты что, Лева, выпил сегодня?..

Нюся поняла все. Мама не все. Она ничего не имела против освоения новых земель, но никак не хотела согласиться, что без Левы на целине не обойдутся. Она плакала, уговаривала, снова плакала. У Левы сжималось сердце, но он не отступал. Поехал в райком комсомола и вернулся оттуда с комсомольской путевкой на Алтай. Парикмахерскую передал меланхоличного вида мужчине с лысиной, тщательно прикрытой остатками волос.

Вечером Лева навестил Саула Петровича. Старик разволновался, закашлялся - как-никак, а Лева был способный ученик и работал с ним вместе шесть лет.

- Очень правильно, Лева! - сказал Саул Петрович. - Но свое дело не забрасывай. У тебя рука легкая, как пух…

Лева незаметно улыбнулся. Он вспомнил про порезанную щеку багажного кассира…

Через день он уехал в Минск. Мама крепилась, крепилась, а на вокзале перед самым отходом поезда снова разрыдалась.

Прозвучал колокол. Мама и Нюся поплыли в сторону. Лева опустил окно и долго-долго махал им рукой, пока не скрылись из виду и они, и вокзал, и пожарный сарай, и вагон-парикмахерская…

В Минске оказалось, что он приехал слишком рано. До следующей отправки целинников оставалось больше недели. Лева подумал о маме, о ее больном сердце и решил обратно не возвращаться. Он поговорил с секретарем обкома комсомола, и тот разрешил в виде исключения выдать ему одному билет до Барнаула.

В Москве была пересадка. На Казанском вокзале Лева узнал, что поезд на Барнаул отправляется через пятнадцать минут. В кассе оставался один билет.

- В купейный вагон, - с доброжелательной улыбкой сказала кассирша.

Вероятно, она считала, что ему повезло. Лева не стал ее разочаровывать. На самом же деле он рассчитывал ехать в общем вагоне: денег было немного, и купейная плацкарта его вовсе не обрадовала.

В четвертом купе, куда он зашел, уже хозяйничало трое ребят. Они были в валенках, новеньких ватных куртках и брюках.

- Здравствуйте, - поздоровался Лева и оглянулся: куда бы поставить чемодан?

- А вы его в багажник. Вон, наверху, - сказал широкоплечий русый парень со спокойным взглядом больших серых глаз. - Давайте помогу.

Он взял чемодан и легко поставил его на багажную полку.

Лева снял пальто, шляпу. Немного смущаясь, как человек, попавший в чужую компанию, он присел к столику у окна и сделал вид, что интересуется происходящим на перроне.

Ребята оживленно говорили о каком-то Вовке, который подвел весь цех, и не обращали на Леву никакого внимания. Лишь один, со свежей ссадиной па румяном лице, время от времени бросал на него любопытные взгляды.

«Пушок какой у него на щеках, - подумал Лева. - Еще ни разу не брился». И тут же, подчиняясь профессиональному чувству, он почти машинально отметил, что русый парень острижен под польку и часто бреется безопасной бритвой, а третий, высокий, кареглазый, не так давно делал перманент.

Когда поезд тронулся, ребята разложили на столике дорожную еду: колбасу, копченую рыбу, консервы.

- Давайте с нами, - пригласил Леву русоволосый.

Лева поблагодарил и отказался, но все трое так дружно принялись уговаривать его, что он не устоял и осторожно взял двумя пальцами тоненький кружок колбасы. Потом другой, третий…

- Эх, стопочку бы теперь!- мечтательно произнес парень с кудряшками и прищелкнул пальцами.

- Жажда, я смотрю, тебя одолевает, - усмехнулся русоволосый и спросил у Левы, очевидно, для того, чтобы переменить тему разговора: - В командировку едете?

- Я целинник. Еду на Алтай, - гордо сказал Лева.

Ребята переглянулись и рассмеялись.

- Нет, серьезно, - обиделся Лева.

- Мы тоже целинники и тоже едем на Алтай, - сказал русоволосый и сразу же перешел на «ты»: - А я думал, ты студент. Ну, давай знакомиться. Меня звать Иван Челмодеев.

- Виктор Сергеевич Сазонов, - церемонно представился кудрявый и добавил: - В общем, Витька.

- Дима Николаев, - протянул руку паренек со ссадиной на лице.

Ребята оказались рабочими с Московского автомобильного завода; Иван и Виктор - токари, Дима, окончивший в прошлом году десятилетку, обслуживал аппарат для полирования на участке покраски.

- Ты только не подумай, что малярить - это его основное призвание,- подмигнул Леве Виктор.- Он у нас лучший мотогонщик на заводе. Да что там завод! Мировой рекордсмен! Вот только за рекордом и дело!

Дима поморщился. Щеки его порозовели.

- Перестань, будет тебе!

- Нет, в самом деле, - не унимался Виктор. - Смотри, Лева, видишь, у него под глазом дырка? Так это он перед отъездом со своим мотоциклом попрощался. Дима в одну сторону, мотоцикл - в другую… А ты кто по специальности? - вдруг спросил он.

- Я? - Лева смутился. - Я парикмахер.

Ему почему-то казалось, что ребята обязательно начнут посмеиваться над ним. Стремясь предупредить их насмешки, он глупо ухмыльнулся и подмигнул: мол, сам понимаю, какая же это специальность!

Но ребята реагировали совсем иначе. Они вроде бы даже обрадовались:

- Свой парикмахер!..

- Вот это здорово!

- Значит, парикмахер у нас есть. Раз! - Виктор загнул палец. - Мотоциклист - два! Тракторист - три!..

- А тракторист кто? - спросил Лева.

Оказалось, что Челмодеев раньше работал трактористом.

- Тебе хорошо - сразу на трактор! - Взгляд Левы выдавал откровенную зависть. - А нам еще сколько учиться!

- Уж меня-то Ванюшка во всяком случае не обставит. Я трактором в два счета овладею. Тогда держитесь! - Виктор прихлопнул ладонью по коленке.

- Ох, и хвастун же ты!-добродушно усмехнулся Челмодеев.

- Вот увидишь! Витька Сазонов всегда был и будет впереди.

В купе стало весело. Вскоре ребята запели песню, собрав певцов со всего вагона. Потом играли в домино. Потом снова пели песни…

За Уралом, на каком-то полустанке с длинным названием, поезд стоял очень долго. Ребята решили подышать свежим воздухом. Лева вышел в шляпе и тотчас же схватился за уши. Дул пронзительный морозный ветер.

- Ты что, уши захотел обморозить? - сказал Иван.- Иди надень шапку. Здесь тебе не Белоруссия.

- Нет у меня шапки, - растерялся Лева. Только сейчас он сообразил, какую сделал глупость, не захватив с собой зимней одежды. - Ведь март уже. Я думал…

- «Думал, думал»!.. В Сибири в марте и тридцать, и тридцать пять, и сорок бывает. А ты а ботиночках, в шляпе, в пальтишке жиденьком…

В купе состоялся совет. Было решено общими усилиями экипировать Леву. Но как это сделать? Денег у всех четверых было немного.

Виктор взял инициативу в свои руки.

- Да что тут думать! - Он небрежно откинул назад свои кудри и снисходительно посмотрел на приунывших ребят. - Шляпа велюровая есть, пальто драп-шик-модерн, хромовые полуботинки высший сорт… Да мы тут такой торг устроим, что у нас это добро с руками оторвут… Давайте сделаем так: я вынесу из вагона пальто и ботинки- шляпу оставим про запас, - а вы подходите ко мне и торгуйтесь.

- Неудобно как-то, - заерзал на сиденье Дима Николаев.

- А ему? - Виктор ткнул пальцем в грудь Левы. - А ему замерзать удобно?.. Нет, вы уж в этом деле на меня положитесь…

На следующей станции Лева, давясь от смеха, наблюдал через окно купе, как подставные покупатели, отталкивая друг друга, рвали «товар» из рук Виктора, привлекая внимание всего перрона.

Ребята вернулись в вагон веселые, довольные.

- На, считай, - сказал Виктор, небрежно бросив на столик пачку десятирублевок. - Тут на все хватит. А на обмывку - шляпа…

- Опять за свое! - оборвал его Челмодеев.

- Ладно, ладно, уж и пошутить нельзя…

Весь следующий день Лева лежал разутый на верхней полке, а ребята в это время добывали для него зимнюю одежду.

Когда в Барнауле обитатели четвертого купе вышли из вагона, Леву нельзя было узнать: новенькие стеганка и брюки, шапка-ушанка на собачьем меху, на ногах - огромные рыжие подшитые валенки с подошвами толщиной чуть ли не в три пальца.

В городе приезжих весьма негостеприимно встретил морозный ветер. Он подкарауливал их на каждом перекрестке, набрасываясь с лихим свистом, словно разбойник из засады. Но с Левой ветер ничего сделать не мог: его новое обмундирование было хоть не элегантным, зато теплым и надежным.

Леву и его новых друзей направили в «Молодежный»- новый целинный совхоз, которому, как и десяткам других, предстояло строиться в глухой степи, на пустом месте. Здесь зимой и летом хозяйничал шальной степняк, не встречавший на своем пути ни лесов, ни холмов, ни других преград.

Временно дирекция совхоза, рабочие, немногочисленная техника располагались в селе Белая Речка, километрах в двадцати от будущего совхозного поселка. Это было типичное алтайское степное село, протянувшееся по берегу речки и открытое со всех сторон. Деревьев в селе почти не было. Лишь у клуба, заботливо огороженные оградой из камыша, трепетало на ветру несколько десятков хлыстиков. Местные колхозники гордо и нежно именовали их «наш садик», вкладывая в эти слова свою страстную мечту о большом, тенистом саде.

Приземистые хаты стояли без чердачных перекрытий, обычных в Центральной России. Вместо них на плоских крышах высились стога сена: здесь их не так заносило снегом. Хлева помещались рядом с хатами, сообщаясь с ними крытыми сенями. Пусть какой угодно буран беснуется на дворе - хозяйка всегда сможет присмотреть за скотиной, накормить ее, подоить корову.

Тихое село, зимой обычно погруженное в дремоту, теперь кипело, словно шумный город. Все хаты были заполнены веселой, горластой молодежью, а школа-семилетка с коридорами, заставленными чемоданами, узлами, ящиками, напоминала вокзал.

Здесь, в Белой Речке, разрабатывались планы строительства совхоза и проведения посевных работ. Здесь работали курсы трактористов, прицепщиков. Здесь бывших токарей, слесарей, десятиклассников, машинисток, железнодорожников знакомили с основами сельского хозяйства.

Леву зачислили на курсы трактористов, в группу, где занятия вел Иван Челмодеев. Поселили обоих ребят вместе, в саманной хате на краю села. Хата снаружи казалась маленькой и тесной. К тому же ее так занесло снегом, что в сумерках можно было пройти мимо, не заметив. Но внутри хата была неожиданно просторной, с высоким потолком. В углу комнаты стояла большая русская печь. Хозяйка дома, Матрена Никифоровна Огнева, высокая, угрюмая старуха с тонкими губами и пронзительным взглядом, жила одна. Ее мужа, первого председателя местного колхоза, убили кулаки, а единственный сын служил в армии где-то на востоке.

Матрена Никифоровна приняла квартирантов неохотно. Долго ей доказывали в сельсовете, что больше их селить некуда, что все дома переполнены.

Она окинула приезжих холодным взглядом, еще больше поджала губы и проронила наконец:

- Ладно уж…

Ребята побаивались грозной старухи. Утром, стараясь не шуметь, они бежали к колодцу за водой. Умывались в сенях и тщательно подтирали потом тряпкой пол. Свободное время коротали у других. Домой являлись лишь вечером, тихонько раздевались и укладывались спать.

Особенно боялся Матрены Никифоровны Лева. Как-то он задержался в столовой и вернулся домой позднее обычного. Тихонько постучал в окно, рядом с которым стояла койка Ивана. Тот или крепко спал, или не успел подняться, и дверь Леве открыла хозяйка. Она пропустила его, не сказав ни слова, и с такой силой захлопнула дверь, что парень оробел не на шутку.

Как-то в выходной день Лева решил постирать себе рубашки. Ему повезло: старуха куда-то ушла. Он согрел в чугунке воду, выпросил у соседей корыто - у Матрены Никифоровны тоже было, корыто, но он ни за что не решился бы его взять, - сбегал в сельпо за мылом и принялся за стирку. Мочил рубахи в воде, мылил, неумело тер кулаками.

Увлекшись стиркой, Лева не заметил, как домой вернулась хозяйка. Она остановилась у двери, присмотрелась, что делает квартирант. На губах ее промелькнуло подобие улыбки. Матрена Никифоровна скинула шубу, развязала платок, засучила рукава, обнажив крепкие, жилистые руки, и подошла к Леве. Легонько оттолкнув его плечом, она взяла у него из рук намыленную рубашку.

Лева, растерянно моргая, отошел в сторону и долго смотрел, не решаясь поверить своим глазам…

Лед был сломан. Между хозяйкой и квартирантами с тех пор установились теплые отношения, насколько они были возможны при угрюмом и властном характере Матрены Никифоровны.

В общем, целинникам в Белой Речке жилось неплохо. Кое-кто, позабыв о том, что главное еще впереди, уже стал посмеиваться над своими прежними представлениями о трудностях на целине. Мол, какие тут трудности! Разве только что папирос долго нет и заядлые курильщики вроде Вани Челмодеева вынуждены были переключиться на махорку. А так и тепло, и сытно, и в сельпо даже винишко для любителей есть.

Кстати сказать, число таких любителей постепенно росло, особенно среди тех, кто не был занят учебой или делом: безделье нередко приводит к этому.

Но вот наконец на стене хаты, где временно помещалась контора совхоза, появился долгожданный приказ. Новость быстро облетела все село: завтра выезжать в степь.

Белая Речка сразу преобразилась. Целинники готовили машины, инструмент, нагружали тракторные сани, многочисленные повозки, которые совхозу по-соседски одолжил для переселения колхоз «Зеленый дол».

На другой день рано утром, еще только начинало светать, из села потянулась длинная колонна. Лева ехал впереди на тракторных санях. Они были до отказа набиты молодежью.

- Споем? - весело предложил кто-то.

- Споем! - тотчас же отозвалось несколько голосов.

Спели «Комсомольскую прощальную», «Песню новоселов»…

Село скрылось из виду. Теперь колонна шла по необъятной белой равнине. Впереди, позади, справа, слева - всюду был только снег.

Взошло солнце. Рванул злой, порывистый ветер. Целинники затопали ногами, начали тереть рукавицами побелевшие щеки: мороз пошел в наступление. Угасла песня.

А колонна все шла и шла, хотя временами казалось, что она стоит на месте, - так однообразен был пейзаж.

Ни куста, ни деревца, ни постройки - не на чем глаз остановить.

Впереди, на пригорке стоял «газик» и возле него человек. Это был директор совхоза. Он подал тракторам знак разворачиваться.

Ребята соскочили с саней, окружили директора:

- Где же совхоз будет, товарищ директор?

- Здесь и будет.

Голос директора прозвучал чуть торжественно.

- А жить нам где прикажете? - скривив губы, спросил Коля Черных, высокий франтоватый парень с рыжим чубом, выбивавшимся из-под шапки.

- Пока дома не выстроим, все будем жить в палатках, - сказал директор, и у многих по спинам поползли мурашки.

Разделившись побригадно, целинники сгребали снег, очищали места для палаток. Потом ломами, топорами, кирками долбили мерзлую землю и вбивали деревянные колья.

Незаметно подошел вечер. Откуда-то набежали тучи, стало пуржить. Но работа не прекращалась. Все знали, от непогоды укрыться негде. Хочешь отдохнуть - быстрее работай.

Лева работал в одной бригаде с Иваном Челмодеевым и Димой Николаевым. Их бригадиром был опытный алтайский механизатор Тарас Семенович Подопригора, пожилой мужчина огромного роста с черными, как смоль, буденовскими усами и зычным командирским голосом. Но Тарас Семенович только на вид был таким внушительным. Характер у него отличался мягкостью и добродушием - впрочем, так нередко бывает у больших, физически сильных людей. И хотя бригадир грозно хмурил брови и сердитым басом подолгу отчитывал членов бригады за малейший промах, его напускная строгость редко кого обманывала.

Бригада ставила две жилые палатки. Дело двигалось очень медленно. Снег, правда, счистили без особого труда. но зато потом, когда настлали деревянный пол и стали раскладывать брезент, поднялся ветер. Ребята выбились из сил, пока поставили первую палатку.

Ночью мороз усилился. Развели костер и по одному бегали отогреваться. Лева не выдержал. Он подошел к костру, присел, потом вытянул ноги, явно намереваясь вздремнуть. Но на него закричали ребята, дожидавшиеся своей очереди.

Тогда Лева схитрил. Улучив момент, он незаметно нырнул в темноту. Стороной, проваливаясь по пояс в снег, подобрался к костру соседней бригады. Здесь Лева почувствовал себя в безопасности. Глаза его закрылись, по лицу расплылась блаженная улыбка.

Подошел временный комсорг, которого все шутливо называли дядей Васей, и потряс его за плечо:

- Эй, целинник, подъем!.. Ты откуда здесь взялся?

- Я? Вон оттуда. - Лева махнул рукой в неопределенном направлении.

- Оттуда? Вот видишь! А там без тебя, говорят, вся работа стала.

Лева, враждебно поглядывая на комсорга, пробормотал что-то невнятное и засунул руки поглубже в рукава. Он твердо решил не уходить от костра. Но дядя Вася не унимался:

- Комсомольский билет у тебя в кармане? Смотри не потеряй… А ну, встать! Шагом марш к себе в бригаду! - гаркнул он, потеряв, видимо, всякую веру в свой агитаторский талант.

Зычная военная команда сразу возымела действие…

К утру бригада выполнила задание. Тарас Семенович собрал всех своих.

- Кто дуже заморився, може отдыхать, - сказал он, выразительно глядя на Леву, - а кто ше держится на ногах - айда подсоблять сосидям. Бачите, як они там маются.

Все пошли с Подопригорой. У палаток осталось только двое - Лева и Коля Черных.

- Ну и черт с ними! - сказал Черных. - Что нам, больше всех надо? Айда спать!.. И вообще, я тебе скажу, влипли! - Он воровато оглянулся и понизил голос: - Мотать отсюда надо, понял?

Лева взглянул на его рыжий чуб, наглые глаза, молча взял свою кирку и, покачиваясь от усталости, словно пьяный, побрел в сторону соседней бригады…

К полудню на пригорке вырос палаточный городок. Весь совхоз завалился спать. Бодрствовали лишь дневальные. Им было поручено варить кашу на кострах. Но котлы были небольшие, а все целинники голодны, как волки. Что делать? Выход предложил Тарас Семенович. Когда каша будет готова, дневальный поднимет свою палатку. Покушают ребята - назначается новый дневальный, который снова закладывает котел. И все это повторяется столько раз, сколько нужно.

Утром городок наполнился смехом и шутками. Работы предстояло еще очень много, но первое испытание целинники выдержали с честью, и это вселяло в них бодрость и уверенность. Правда, штурмовая ночь не обошлась без неприятностей: у троих оказались обмороженными пальцы ног, а один получил на руках сильные ожоги - сидел сонный у костра и свалился в огонь. Но ведь в бою не без жертв!

Лева вместе со всей бригадой вышел на строительство столовой. Не успел взяться за лопату, как к нему подошел дядя Вася. Лева встревожился: неужели будет отчитывать за вчерашнее?

Но дядя Вася спросил:

- Ты, говорят, брить умеешь здорово?

- Умел когда-то.

- Просьба к тебе: побрей ребят, постриги. Молодежный совхоз, а на кого все похожи…

Лева посмотрел на ребят. Они были в самом деле заросшие, косматые. Кое-кто не стригся, наверно, со времени приезда в Белую Речку. До сих пор Лева не обращал на это внимания, но теперь в нем проснулся парикмахер…

- Безобразие! Личной гигиене ноль внимания!.. Ты чего смеешься? - напустился Лева на комсорга. - Думаешь, ерунда это?

Дядя Вася заулыбался еще шире:

- Ты, гигиена… Ну-ка, тронь себя за подбородок.

И тут Лева вспомнил, что сам тоже давно не брился. Ему стало неловко.

Он деланно засмеялся:

- В общем, вечером займусь.

И принялся швырять снег, давая понять, что разговор окончен.

- Не вечером, а сейчас, - сказал дядя Вася. - Директор разрешил. Ребята будут подходить к тебе по очереди…

Через полчаса у входа в одну из палаток красовалось объявление:

Долой пещерные бороды и космы!

Внимание! Открыт парикмахерский салон. За спасибо вас побреет и подстрижет брадобрей международного класса мастер Лев Белевич (Белоруссия).

Примечание. Порезы идут в качестве приложения.

Мастер «международного класса» с чистым полотенцем в руке, церемонно кланяясь, пропускал в палатку первого клиента.

Подбородок и щеки Левы были выскоблены до синевы. Разве уважающий себя парикмахер станет брить других, предварительно не побрившись сам?

Весна утверждалась в яростных сражениях с зимой. С утра острые пики солнечных лучей устремлялись в атаку на степные снега, покрытые прочной ледяной броней. К полудню лед таял. Снег, оставшийся без защиты, быстро оседал и испарялся. Но к вечеру вновь ударял мороз. Он властвовал всю ночь, спешно приводя в порядок свое потрепанное войско, укрепляя ледяной коркой позиции. Приходило утро, и опять вступала в бой солнечная конница весны.

Много было и таких дней, когда полностью властвовала зима. Все вокруг застилало сплошной белой пеленой. Ветер сыпал снежную крупу, наметал новые сугробы.

Но все же весна брала свое. Все больше и больше появлялось проталин, особенно на пригорках. Снег сделался ноздреватым и стал быстро чернеть. В низинах под снегом появилась вода. Ступишь неосторожно ногой - и провалишься по колено.

Леву назначили сменщиком к его бывшему учителю Ване Челмодееву. Дела у Левы шли неважно, но он не сдавался. По целым дням копался в моторе, а вечерами сидел за учебником.

В совхозе к Леве проявляли повышенный интерес. Парикмахер-тракторист - что ни говори, а такое не часто встретишь. Случалось, что над ним подтрунивали:

- Трактор - это тебе, брат, не машинка для стрижки волос.

Лева злился и учился еще настойчивее. Ничего, ничего! Скоро начнется пахота, и тогда он покажет этим насмешникам!

Ваню Челмодеева отправили за несколько десятков километров валить лес - до начала сева надо было успеть заготовить как можно больше леса. Лева остался на тракторе один. Глядя на освободившиеся от снега поля, он сгорал от нетерпения. Когда же наконец можно будет пахать?

Тарас Семенович поправлял свои пушистые усы и произносил с ласковой усмешкой:

- Пидожди, не спеши.

- Но, Тарас Семенович, выборочно уже можно пахать. Вон там, на пригорке, у речки, снег уже почти весь стаял.

- Ось бачишь, сам кажешь «почти». Значит, кусочками ще лежит.

Лева пренебрежительно фыркнул:

- Кусочки! Что они значат для трактора!

- Який знахарь! - посмеивался Тарас Семенович. - А ты подумал, что пид тыми кусочками мерзла земля, що твоя сталь? Не можно ще там пахать.

Нельзя пахать? Ерунда! Тарас Семенович перестраховщик. А вот он докажет, что можно.

Леве нужен был помощник. Он поговорил с Димой Николаевым - тот окончил курсы прицепщиков. Дима долго не раздумывал. Еще бы! Они первые будут пахать целину.

И вот рано утром, прицепив пятикорпусный плуг, оба выехали на свободный от снега пригорок.

Прикинули длину загонки и начали. Хрустнул земляной пласт.

- Ура! - крикнул Лева и показал Диме из кабины большой палец.

Метров пятьдесят прошли благополучно. Потом Лева почувствовал, что трактор пошел тяжело. Он переключил скорость.

- Стой, стой!-замахал руками прицепщик.

Но было уже поздно. Что-то треснуло, звякнуло… Лева остановил трактор и подбежал к плугу. Оказалось, что, наткнувшись на промерзлую землю, сломались два лемеха. Прав был Тарас Семенович: нельзя еще пахать.

Наука обошлась Леве недешево. Его сняли с трактора и поставили на прицеп. Но этим дело не ограничилось. Комсомольское собрание объявило ему выговор за самовольство, а в «Боевом листке» появилась на него карикатура. Лева ходил хмурый, ни с кем не разговаривал, лишь сердито огрызался, когда ребята над ним подтрунивали. Свой бывший трактор, который пока стоял на приколе, он старался совсем не замечать. Впрочем, ему это плохо удавалось. Все видели - страдает парень.

Через несколько дней к нему подошел Тарас Семенович. Лева глянул на него и опустил голову.

- Хочешь знов на трактор? - неожиданно спросил бригадир.

Лева исподлобья посмотрел на него: не шутит? Нет, вроде серьезно.

- Да я… Тарас Семенович… Да я… - быстро заговорил он.

- Ладно, ладно, - усмехнулся Тарас Семенович.- В общем, сбирайся. Поедешь на станцию за горючим. Ось-ось починать пахоту, а горючее ще тильки пидийшло. Боюсь я.

Лицо бригадира помрачнело. Он не досказал, но Лева понял его. Склад горючего находился на центральной усадьбе совхоза. Путь отсюда к землям бригады шел через речку Белую. Она была не очень широкой, но глубокой и быстрой. Пока на реке стоял лед и по нему еще ездили. Но не сегодня-завтра мог начаться ледоход. Нужно было как можно скорее создать на стане бригады необходимый запас горючего для тракторов, а его на базе еще не было, и директор разрешил Тарасу Семеновичу взять горючее прямо со станции.

Лева быстро собрался в путь. С ним вместе на прицепе поехали трое парней - помогать грузить бочки с горючим.

Дорога была нелегкой. Трактор еле тащился по раскисшей земле. Наконец добрались до станции, но оказалось, что горючее еще не прибыло.

- Что будем делать? - спросил Лева.

- Ждать! - сказали ребята.

Так и решили - ждать!

Горючее прибыло лишь на вторые сутки. Быстро погрузили бочки и тронулись в обратный путь.

Дорога была по-прежнему залита жидкой и тяжелой, как мазут, грязью, которая фонтаном била из-под гусениц трактора. Но сама степь неуловимо переменилась. Ее скучный серо-коричневый покров приобрел какой-то сочный оттенок, словно его вспрыснули живой водой. Прозрачнее стал воздух. От сырой земли, согретой солнцем, исходил пряный, волнующий запах.

Степь пробуждалась, повинуясь властному зову весны. И пусть пока еще это пробуждение проявлялось лишь в первом движении живительного сока в очнувшемся корне, в трепете тысяч и тысяч стеблинок, еще беспомощных и жалких, с трудом прокладывающих себе путь к воздуху, к солнцу, - завтра степи предстояло расцвести изумрудом трав, светло-синими огнями ирисов, красным бархатом саранок, нежной белизной ветрениц - всем богатством весенних красок.

Весна! Весна пришла в степь, щедро рассыпая вокруг семена жизни и властно заявляя о своем приходе…

Лева выжимал из машины все, что она могла дать. Он хорошо понимал, что значит теперь каждый час.

В центральную усадьбу совхоза заезжать не стали, а поехали более короткой дорогой прямо к стану бригады.

Вот холм, за ним - спуск в ложбину. А там через речку - и дома.

Через речку - и дома! Легко сказать…

Лева почуял опасность в самую последнюю секунду. Рванув рычаги, он едва успел затормозить: еще два - три метра, и машина, перевалив через гребень холма, рухнула бы прямо в воду. Белая превратилась в шумную, стремительную реку. По серым волнам неслись последние льдины. Вода залила всю ложбину, затопила кустарник на противоположном берегу, подступила к самым березам, неподалеку от которых белели палатки бригады.

Лева вышел из кабины, растерянно взялся за подбородок. Подошли ребята, многозначительно переглянулись:

- Ну и разлилась!

- Это с гор вода пошла.

- Съездили, выходит, за горючим…

Трактор увидели на стане бригады. К березам на том берегу сбежались трактористы. Подошел и Тарас Семенович. Он сложил руки рупором и зычно крикнул:

- Езжайте вниз… Километрах в сорока… переправа… У села Ребрихино… Як наведут, щоб першими…

Ветер относил слова в сторону, но Лева понял.

В сорока километрах наводят переправу… Когда ее еще наведут! А пока бригада без горючего. Другие уже сегодня начнут пахать. Отстанет бригада безнадежно.

Но что тут можно придумать? Ничего не придумаешь!.. Не на руках ведь перетаскивать бочки через поток. И лодок тут нет нигде - места нежилые…

- Чего стоишь, Лева! Езжай!-снова крикнул Тарас Семенович.

Сейчас, сейчас… Сколотить плот? Доски найдутся… Глупости! Снесет течением…

А если…

Лева хлопнул себя ладонью по лбу. Идея, честное слово, идея! Пусть потом кто-нибудь скажет, что у него не г головы на плечах.

- Тарас Семенович, я приду-у-у-ма-а-ал! - крикнул Лева и повернулся к своим спутникам: - Давайте быстрее в поселок. Достаньте как можно больше веревок и тащите сюда… Ну, давайте, что вы на меня уставились?

Пока ребята бегали в поселок, Лева попытался, пересиливая шум воды и ветра, прокричать Тарасу Семеновичу свой план. Но эта задача оказалась ему не под силу - он не обладал могучим голосом бригадира. Тогда он махнул рукой и стал кричать, приседая от напряжения:

- Шубы! Шу-бы! Шу-бы! Шубы к берегу давайте!

Тарас Семенович недоуменно разводил руками: зачем шубы? Но Лева продолжал настаивать на своем.

Бригадир повернулся и что-то сказал стоявшим поблизости трактористам. Те рассмеялись. Один даже показал пальцем на голову - мол, рехнулся парень! Но все же они сходили на стан и принесли полушубки.

Тем временем ребята приволокли из поселка большой моток тонкой проволоки - веревки не оказалось. Лева критически осмотрел ее, пощупал, даже попробовал на зуб.

- Хороша!

Ребята смотрели на него, как на фокусника. Он размотал проволоку, расстелил по земле. Полез под трактор, отвернул пробку картера мотора и спустил оттуда с полведра масла. Затем стал торопливо раздеваться, не обращая внимания на изумленные крики трактористов и громовый голос Тараса Семеновича:

- Не смий! Запрещаю!

Раздевшись, он, лязгая зубами от холода, зачерпнул рукой масло из ведра и быстро вымазался весь, с головы до пят. Обвязался проволокой, подал другой ее конец совершенно обалдевшим от неожиданности ребятам:

- Держите. Не выпускайте ни в коем случае! В этом вся штука.

И прыгнул в воду…

Тело обожгло, словно каленым железом. Лева громко охнул и поплыл, выбрасывая вперед руки. Каждый взмах стоил невероятного напряжения. Ноги свело судорогой. Лева плыл, стиснув зубы, закрыв глаза, теряя сознание от дикой боли в ногах… Еще взмах… Так… Еще раз… Еще… Еще…

До берез оставалось порядочно, когда Лева окончательно выбился из сил. Но здесь уже было неглубоко. Он встал на ноги и с трудом побрел по воде, то и дело падая и поднимаясь вновь.

Навстречу Леве кинулся Ваня Челмодеев, во всем, в чем был. Он подхватил его под руки и вывел из воды на берег.

Леву укутали в шубы, стали растирать тело. Тарас Семенович, приговаривая: «Ну на що це! Сумасшедший, на що?», трясущимися руками поднес к его рту солдатскую флягу и заставил сделать несколько больших глотков. Это был спирт. У Левы перехватило дыхание, но через несколько секунд внутри все стало гореть. Он почувствовал, что пьянеет, и торопливо заговорил:

- У нас ведь тросы есть, Тарас Семенович?.. Так вот, надо связать их, чтобы получилось подлиннее, пригнать к берегу трактор и привязать к нему. Если троса не хватит, пусть трактор зайдет в воду. Тут у берега неглубоко, вы же видели.

- Що це ты, бредишь?

- Сейчас, сейчас. - Лева беспокойно зашарил рукой возле себя. - Где проволока? Которую вы с меня сняли…

- Да вот она, проволока твоя, успокойся.

- Привяжите ее к тросу. Другой конец проволоки у ребят на том берегу. Они перетянут трос к себе, обвяжут им бочку с горючим, а трактор волоком перетащит ее сюда, через речку. Понятно? А потом ребята снова перетянут трос на тот берег. Следующая бочка… Пока все горючее на эту сторону не переправите… Ну как, а?..

…Через полчаса на необычной переправе вовсю кипела работа.

А Лева лежал в это время в палатке на койке, укрытый ворохом шуб и одеял, и пьяным голосом распева., песни.

 

ДОРОГА

Когда вы говорите «целина», что вам при этом представляется? Степь, наверно, трактор, борозда вспаханная… Так?

А я вот вижу совсем другую картину: снег, автомашина, паренек возится в застывшем моторе.

Вы спросите, при чем здесь целина? В том-то и дело, что, прежде чем бороться с природой, многим из нас пришлось здорово схватиться с самим собой. И далеко не у всех целина начиналась там, где трактор прокладывал первую борозду.

Для меня, например, она началась во время бурана в степи. Вот послушайте.

Уезжая на целину, я был уверен, что мне сразу предложат работать на тракторе. Судите сами: шофер по специальности, трактор тоже водить умею. Кому, как не мне, пахать целину!

Но когда я прибыл в совхоз «Молодежный», то оказалось, что тракторов там еще даже и нет. Мы рыли на морозе котлованы под фундамент будущих зданий, ездили по очереди в дальний лес заготавливать строительный материал. Даже хлеб сами пекли, честное слово, - погода стояла такая, что машины из района не всегда могли к нам добраться.

Словом, чего только не приходилось делать! Я вот, к примеру, за месяц сменил с десяток профессий. Не могу сказать, чтобы мне это пришлось по душе. Думал, стану трактористом, а здесь копайся в земле - тоже радость? Еще обморозил пальцы на ноге, кожа на лице от ветра потрескалась. Стали в голову лезть всякие мысли. Дескать, я ведь чернорабочим не нанимался, не мое это дело землю рыть. Женька Квасник уехал, Колька Черных тоже- были у нас такие дезертиры, - а я что, здесь мерзнуть должен?

Кто знает, чем бы это все кончилось. Но вот однажды доставили к нам две грузовые автомашины - одну совсем новую, другую - видавшую виды. Это были первые грузовики в совхозе. Их поставили у палатки, где помещалась контора.

Я как услышал новость, сразу вскочил с койки - на работу в тот день не вышел, сказался больным - и побежал к машинам. Ведь у меня в пиджаке рядом с комсомольской путевкой лежат права шофера второго класса! Я их получил перед самым отъездом на целину. Походил возле машин, подышал бензинчиком и решил: или буду работать на машине, или…

Вытащил книжицу, расправил помятые уголки, сдул соринки и пошел к директору совхоза. Вот тут второй класс и пригодился. Назначили меня шофером на новенький грузовик.

Первые дни работал я с охотой. Несколько раз съездил на станцию за щитами для сборных домов. Потом вызвался похлопотать в соседнем колхозе о стройматериалах для гаража. Приехал туда - а там счетовод попросил привезти ему кабанчика из соседнего села. «Удружи, - говорит, - не пожалеешь».

Ну, я и удружил. Счетовод, верно, не поскупился, поставил хорошее угощение с выпивкой. Приехал я в колхоз на следующий день, еще кто-то о чем-то попросил, потом еще…

Дело кончилось тем, что однажды вечером я, хмельной, чуть не наскочил на человека. Утром у меня состоялся «веселенький» разговор с директором. Через несколько дней, возвращаясь из рейса, я вдруг увидел, что возле второй машины возится человек. Ничего в этом не было особенного - две машины, два шофера, но я почему-то почувствовал себя задетым. Вроде бы мне директор личное оскорбление нанес.

Постоял я, посмотрел, как он пытается завести мотор, потом сказал таким ехидным тоном:

- Головой думать надо. Залей горячей воды - и дело с концом. А то пыхтит тут…

Шофер обернулся. Он был постарше меня. Шапка сбилась на затылок, волосы мокрые от пота.

- Вот спасибо! Никак сам не додумался бы.

Он опять схватился за рукоятку и крутанул с силой. Мотор заурчал.

Я прямо покраснел от досады. И дернуло лезть со своим советом! Посмотреть надо было сначала. Вон ведро стоит, из него пар валит. Шофер уже давно заправил машину горячей водой.

Пошел я к своей машине. А новый шофер смотрит на меня через стекло кабины, улыбается хитро да еще и подмигивает. «Издевается!»-думаю. И такая меня злость взяла, что прямо кулаки сами сжимаются.

Во время обеденного перерыва новый шофер подошел ко мне.

Я сделал вид, что копаюсь в моторе, но он хлопнул меня по плечу:

- Хватит тебе! Давай лучше знакомиться. Вместе работать будем. - Он протянул руку: - Олег Ильичев, потомственный целинник, так сказать.

- Потомственный? - удивился я.

- Ну да. - Олег улыбнулся. - Я алтайский. Еще мой дед тут целину поднимал.

- Откуда к нам в совхоз?

- Из школы шоферов.

Ну, он еще совсем зеленый! Я сразу вырос на целую голову. Куда ему до меня!

- Значит, знаешь уже, как искру в колесе искать? - пошутил я.

- Знаю, научили…

Олег оказался изрядным работягой. Знай себе копается в машине с утра до вечера, хоть и мороз. А я больше похаживал руки в брюки по палаточному городку. С Олегом, когда приходилось, говорил тоном этакого большого специалиста: «Все трудишься? Трудись, трудись, тебе положено. Изучать надо машину».

Если бы со мной кто так заговорил, я бы с первых слов «завелся». А он ничего, не возражал и только улыбался. Лишь однажды сказал:

- Что ж ты за машиной совсем не смотришь, Сергей? Гляди, какие у тебя руки стали - белые, гладкие, как у барышни.

Я оторопел. Этот недоучка еще будет указывать! Мне, шоферу второго класса!

- Ты… ты что меня учишь? Начальником стал?

- Да я так, по-дружески.

- Я к тебе в друзья не просился… А что руки чистые- так это верный признак настоящего шофера. Руки чистые - значит машина в порядке. Понял?

Я, как говорится, «со значением» глянул на руки Олега - они у него были в масле, - повернулся и пошел в столовую. После ужина посмотрел кинофильм - его крутили тут же, в палатке столовой. Поболтал немного с поварихой и отправился спать.

Среди ночи меня разбудили:

- Платонов! К директору!

Взглянул на часы - три. Зачем подняли в такую рань? Пока оделся, целую симфонию зубами выбил - так холодно было в палатке. Пошел к директору. Оказывается, Олег тоже там.

Директор расхаживает по палатке взад-вперед. На плечи шуба накинута - и у него холодище подходящий.

- Вот что, орлы,-говорит. - На станцию прибыли щиты для сборных домов. Нужно их быстро привезти в совхоз.

- Есть! Когда ехать? - коротко, по-деловому спрашиваю я.

Пусть директор видит, что никакой я не бездельник, как он меня в тот раз окрестил.

- Сейчас… Метеорологи предсказывают буран. После него будет потепление. А как развезет дороги - целый месяц до станции не добраться.

- Ясно.

- На сборы даю час. Прибудете на станцию - разыщите там бригадира Тараса Семеновича Подопригору. Он вам покажет, где щиты.

Мы пошли к выходу.

- Одну минуту! - остановил директор. - Старшим назначаю… - Он посмотрел на меня. Конечно! Кого же еще? - Старшим назначаю Олега Ильичева. Ну, желаю удачи!

Только на улице я опомнился. Как! Этого недоучку - старшим! А я, шофер второго класса, должен ему подчиняться?.. Ну ладно, товарищ директор! Я и пальцем не пошевельну, если этот «старший» наломает дров. Раз он старший, пусть за все и отвечает.

Я побежал будить кладовщика - надо было взять продуктов на дорогу. До станции далеко, да еще предвидится непогода. Мне самому, правда, раньше не приходилось ездить в буран, но из рассказов других шоферов я знал, что дело это не шуточное.

Кладовщик поднялся не сразу. Потом спросил, на сколько человек отпускать продуктов. У меня мелькнула было мысль: надо взять и на Олега. Но сразу же решил- нет! Пусть «товарищ старший» сам идет к кладовщику. Еще, чего доброго, подумает, что я к нему подлизываюсь.

И сказал твердо:

- На одного.

Потом я пошел в палатку переодеваться. Потом бегал к приятелю за валенками - свои были красивые, белые, но тонкие и холодные. Потом… Словом, когда я пришел к машине, было уже самое время трогаться в путь.

Олег спрашивает:

- Где ты пропадал?

Я сразу подумал: «Начинается!» - и отрезал:

- Не твое дело!

Чтобы этот выскочка не возомнил себя большим начальником…

Поехали. Впереди Олег. Я не стал спорить, когда он решил ехать первым. Впереди труднее, особенно на незнакомой дороге. Езжай себе, помучайся, отведай шоферской кашки…

Ох, и трудна для шофера дорога в степи зимой! Представьте себе узкий, без перил, мостик через воду, разлившуюся на сотни километров. Только вместо воды кругом глубокие снега, а вместо моста - колея, проложенная многими машинами. Снег в колее наезжен, колеса сами так и катятся по ней. Но стоит на секунду зазеваться - и машина, сорвавшись с колеи, зарывается по брюхо в снег. Попробуй-ка выберись!

А если застигнет в пути снегопад? Все кругом занесет, и вот гадай теперь, где колея. То и дело выходишь из кабины, тычешь во все стороны лопатой, пробуешь ногами, где снег потверже. Пройдешь десяток метров, потом вернешься, продвинешь вперед машину - и начинается все снова. Так и ползешь, как улитка.

Но хуже всего буран. Перед глазами сплошная белая стена. Встала машина-тотчас же вокруг нее навевает сугробы. Сиди теперь в кабине и согревайся чем можешь. А сколько сидеть - час, день, сутки? На зимней дороге надо быть готовым ко всему… Кончится буран - выбирайся из сугроба, откапывай машину, а потом лопатой прокладывай путь себе и ей.

Нет, нелегка зимняя дорога в степи…

Наши машины проехали уже с десяток километров. Я все время напряженно смотрел вперед. Куда Олег так несется? В конце концов, он сорвется с колеи. Нырнет в сугроб на такой скорости - потом не вытащить. Стой и жди, пока подоспеет помощь. Эх, не надо было пускать его первым!

Началось утро. Красив зимой восход солнца в степи - залюбуешься! На небе вроде бы разгорается огромный костер. Снег делается сначала малиновым, потом красным, розовым. От машин на него ложатся длинные лиловые тени. Красиво!..

И вдруг я увидел на горизонте черные точки. Они все время росли, пока наконец не превратились в длинную цепочку грузовиков. Шла встречная колонна.

Хуже нет такой встречи на зимней дороге… Как разъехаться на узкой колее? Выйдут шоферы из кабин, поругаются для порядка - без этого наш брат еще никак не обойдется. Но ругайся не ругайся, а надо двигаться дальше. Начинаем прикидывать, соображать: кто должен уступить дорогу? А потом, решив, сообща сдвигаем машины с колеи. Тут в ход идут дрины - круглые жерди, их возит с собой на зимней дороге каждый шофер. Мы подкладываем дрины под колеса и накатываем машину. Осторожно, терпеливо… Чуть ошибся - машина в снег. И никто до тех пор не уедет, пока ее не вытащат.

Олег остановился. Стал и я. Вдвоем осмотрели место остановки.

- Вот здесь свернем, - предложил я. - Тут снег поплотнее.

- Можно, - согласился Олег.

Подошли встречные машины. Шоферы вышли из кабин, закурили, как полагается. Олег вытащил из кузова жерди, подложил под задние скаты своего «газика».

И тут только я вспомнил, что не взял с собой дрины.

Что делать? Как выкрутиться, чтобы Олег ничего не узнал? Смотрю, недалеко стоит водитель из соседней колонны. Молодой, вроде меня. Бочком, бочком к нему и говорю шепотком, вроде простудился и охрип:

- Послушай, одолжи-ка мне дрины.

Тот посмотрел на меня так, что хоть в снег зарывайся.

- А твои где?

Ну что ему сказать? Правду скажешь - засмеет. Чтобы шофер забыл такую необходимую вещь!.. Стал я выкручиваться:

- Понимаешь, я из нового совхоза… Только что принял машину.

Смотрю, Олег уже вывел свою машину из колеи и бежит ко мне на помощь. Увидел, что у меня нет своих дрин - даже в лице изменился:

- Да ведь это же все равно, что босиком ехать… Лодырь несчастный! А еще кричит на каждом перекрестке: «Я шофер второго класса…»

Я молчал. Подложил чужие дрины и развернул машину…

Колонна прошла мимо. Наши машины снова побежали по колее. Сижу за баранкой и скриплю зубами от злости. Так опростоволоситься! И перед кем - перед этим зеленым! Как он меня отчитал! Шоферов сколько было вокруг. Они все слышали.

Позор!

Я злюсь все больше и больше, и понемногу мне начинает казаться, что во всем виноват только Олег. Да, да, именно он! Какое ему было до всего этого дело? Чужие дрины или свои - какая разница? Ведь машину-то я развернул. Так нет же, надо обязательно поднять шум. Разорался: «Шофер второго класса!» Как будто такое не может приключиться с любым.

Конечно, может… Но вот с Олегом-то, думаю, не приключилось! И машина у него хоть старенькая, а идет ровно. Неужели с ним за всю дорогу ничего не случится? Вот будет тогда нос задирать!..

Смотрю я вперед на дорогу, а сам шепчу про себя, словно молитву: «Пусть случится, пусть случится…»

Ближе к станции степь становится менее ровной. Тут всякое может произойти. Колея то опускается в неглубокие, забитые снегом овраги, то опять взбегает на голые обледенелые холмы: на них снег не держится - ветер сдувает его до последней крупинки. Чаще встречаются ухабы, выбоины, резкие повороты.

Но так ничего и не произошло. Машины наши прибыли на станцию. Я остался в кабине, а Олег отправился искать Тараса Семеновича Подопригору.

Вскоре он нашел его. Втроем мы стали грузить деревянные щиты для стен. Нелегкая это работа. С меня семь потов сошло, пока наконец уложили их в машины.

Щиты сухой штукатурки полегче. Я их сам втащил в кузов и сложил наверху. Теперь оставалось перевязать, и всё. Раза два перекинул веревку между перекладинами бортов и затянул крепким узлом. Готово! Вытащил папироску, стал чиркать спичками - никак не хотели зажигаться. Отсырели, что ли!

Закурил я, присел на подножку своей машины и стал смотреть, как старательно Олег увязывает щиты. Вот чудак! Для чего это? Как будто они могут вывалиться из кузова.

Подопригора все что-то на небо поглядывал.

- Зараз пообедаем, хлопцы, и скорийше вертайтесь в совхоз, - говорит он.

- А вы разве не поедете с нами, Тарас Семенович? - спросил Олег.

- Нет, у меня ще дила на станции.

Мы оставили машины на площади и пошли в чайную.

За столом Подопригора стал расспрашивать о дороге. Вот тут я заерзал на стуле. Сейчас Олег расскажет о дринах! Но он промолчал, лишь смотрел на меня и улыбался. И мне эта улыбка показалась такой издевательской, такой коварной! Вот ехидный человек! Ну погоди же, погоди! Подвернется подходящий случай…

Пообедали мы быстро. Подопригора все торопил:

- Буран може початысь.

Он беспокоится, а мне смешно.

- Да откуда же буран возьмется, Тарас Семенович! Смотрите, солнце!

Но когда мы вышли из чайной, то увидели, что с севера наползали темные тучи. Солнце светило как-то тускло, неярко, словно его укутали в серую пелену. Поднялся ветер. Через площадь побежали длинные снежные змеи - верный признак бурана.

И тут Олег спросил меня:

- Может, ты первым поедешь?

У меня прямо дыхание сперло от злорадства. Вот! Вот, пожалуйста! Значит, так: товарищ старший испугался бурана и, даже не стесняясь бригадира, бежит в кусты. Мол, теперь езжай ты, Сергей, первым, а я уж как-нибудь позади, за твоей спиной.

Ладно! Поеду первым. Пусть этот шоферишка видит, как поступают перед лицом опасности настоящие водители!..

Когда выехали за станцию, я открыл на ходу дверцу, высунулся из кабины и посмотрел назад. Машина Олега идет вплотную за мной. Олег рукой машет: езжай, все в порядке! Лицо у него веселое.

Я хлопнул дверцей так, что в ушах зазвенело. Улыбается еще! Другой на его месте сгорел бы от стыда, так струсив. А этот скалит зубы, будто ничего не случилось.

И тут неожиданно мне пришла в голову простая мысль. Откуда я взял, что Олег струсил? Ничего не струсил! Он поехал позади меня как раз потому, что он старший. Ведь буран идет, и Олег решил пустить вперед мою машину, чтобы не терять ее из виду. Вот и все!

Ну, думаю, снова этот Олег провел меня, как мальчишку! Он на каждом шагу так и старается подчеркнуть, что его, а не меня назначили старшим. Командует! Захотел - заставил меня плестись позади. Передумал - и Сергей беги вперед.

Ладно же! Больше Олег не покомандует. Теперь я знаю, что делать.

Стиснул зубы и до отказа нажал на акселератор. Машина как рванет… Олег приказал, чтобы я ехал впереди? Пожалуйста! Разве я смею ослушаться? Ха-ха! Но пусть товарищ старший попробует теперь угнаться за мной на своем старом корыте.

Позади слышу гудки, тревожные, длинные. Ага, Олег запросил пощады. Нет, шалишь! Пощады не будет! Не будет!.. Я приеду в совхоз первым и, когда спросят, где Олег, отвечу: «Плетется где-то там позади. Ну и шофер! Чтоб я с ним еще раз поехал…»

Гудков уже больше не слышно, но я несусь по-прежнему. Представляю себе, какой у меня тогда был вид: губы сжаты, лицо перекошено, руки вцепились в баранку… Ни толчков на ухабах, ни ветра - ничего не замечаю.

Так мчал до тех пор, пока не почувствовал беспокойства. Может, Олег сигналил вовсе не потому, что не мог поспеть? Может, у него что-нибудь произошло?

Ну и пусть! Так ему и надо…

Но беспокойство не проходило. Видно, все-таки заговорила во мне совесть. Нельзя же, думаю, оставлять новичка, пусть даже такого зазнайку, одного в беде. Ведь это же все равно, что бить лежачего. Опять же буран… Мало ли что может произойти.

Я отпустил акселератор, машина пошла медленнее, а потом н вовсе остановилась. Заглушил мотор и выскочил из кабины.

Машины Олега не слышно и не видно. Вытащил папиросу, но закурить не смог - спички не зажигались. Разозлился и швырнул коробок в снег.

Ветер все усиливался, то и дело взметая по дороге снежную пыль. Небо совсем затянуло тучами. Крупными хлопьями повалил снег. Я считал сначала до ста, потом до двухсот, потом еще раз до ста, но Олег так и не появлялся. Как же быть? Подумал и решил, что больше ждать нельзя. Будь все в порядке, Олег уже давно бы подъехал. Значит, что-то неладно. Нужно возвращаться.

На месте развернуть машину нельзя было. Я вспомнил, что неподалеку должна быть развилка дорог. Решил проехать вперед и там развернуться.

Машина рывком тронулась с места, пробежала с полсотни метров и вдруг закапризничала. Мотор стал фыркать. Пустил я в ход подсос - не помогло. Пришлось останавливаться. Продул бензосистему насосом - мотор не заводится. В чем причина? Покопался в моторе и понял: жиклеры забились грязью. Не смог за месяц выбрать часок времени почистить мотор! Теперь вот возись тут, на морозе. В рукавичках не поработаешь - дело тонкое, а снимешь их - руки коченеют. Шутка ли - на улице мороз, металл такой, что пальцы пристывают. Я и напрыгался, и руками намахался, пока наконец отвинтил жиклеры.

Тем временем буран разыгрался не на шутку. Снег валил стеной - еле различишь борта машины. Я с трудом открыл дверцу и залез в кабину. Трясло меня всего. Попробовал снова размахивать руками, чтобы согреться, но теплее не стало. Видно, холод уже пробрал меня как следует.

Тепло, только тепло могло меня теперь выручить. Я вытащил из-под сиденья жестяную банку, нацедил в нее бензина, бросил туда рукавицы. Когда они пропитались горючим, полез в карман за спичками. И тут вспомнил: ведь я их выкинул в снег. Попробуй теперь найти - все кругом замело.

Меня вдруг на сон потянуло. Вот тут мне и стало по-настоящему страшно. Ведь недолго и замерзнуть. Уснешь так - и не проснешься больше.

От холода не было спасения. Он проникал все глубже и глубже, забирался под полушубок, залезал в валенки, обжигал все тело, словно огнем.

А ветер что выделывал! Он то ревел невообразимым козлетоном, то переходил на визг, свистел, хохотал, рычал на все лады…

Сколько я просидел так - не знаю. Но вдруг сквозь завывание ветра мне почудился знакомый звук. Мотор? Я прислушался. Нет, показалось.

И тут внезапно распахнулась дверца кабины.

- Ты здесь? - ворвался вместе с ветром голос Олега.

«Здесь!» - хотел крикнуть я и не смог, а лишь промычал что-то невнятное. Вот как я замерз: губы не слушались.

- Погоди, я сейчас.

Олег вернулся с зажженной паяльной лампой. В кабине сразу стало тепло.

- На вот, выпей горячего. - Он подал мне флягу.

Через несколько минут я совсем пришел в себя. Взял

у Олега папиросу, а у самого руки трясутся. Шутка сказать: еще немного, и замерз бы совсем.

Олег спрашивает:

- Что у тебя стряслось?

- Вот… - показываю на жиклеры. Они рядом лежали, на сиденье.

Олег кивнул: понимаю, мол.

- С твоей машины два щита снесло, - говорит. - Я тебе сигналил, сигналил… Пришлось останавливаться, а тут ветер еще такой поднялся… Намучился с твоими щитами, пока втащил их на машину. А ты почему не остановился? Не слышал сигналов, что ли?

Меня словно горячим паром обдало. Так вот почему отстал Олег. Из-за щитов! Из-за моих щитов! А я, дурак, радовался, что он не может меня догнать!

Как ему ответить? Сказать: «Не слышал»?.. Или даже так: «Угу»?..

- Слышал, - буркнул я.

Если бы соврал ему тогда, в жизни бы себе этого не простил!

- Так почему же ты понесся, как сумасшедший?

- «Почему, почему»…

Схватил я жиклер и давай прочищать. Олег смотрит на меня с такой хитренькой усмешечкой, а я делаю вид, что не замечаю…

Тяжелая это была ночь. Буран, правда, вскоре утих, но какие намело сугробы! Мы лопатами счищали снег с колеи, прокладывали дорогу машинам. За час проходили сто - двести метров, и это было еще хорошо. Наконец совсем выбились из сил. Но тут подоспела помощь. Директор послал навстречу совхозных ребят. Дело пошло веселей…

Утром машины въехали в поселок. Поставили мы их на место, привели в порядок и лишь после этого пошли к своим палаткам.

И тут я задал вопрос, который все время не давал мне покоя:

- Скажи, Олег, ведь ты соврал тогда, что приехал к нам из школы шоферов?

- Почему соврал? Это правда.

- Не может быть! Чтобы новичок, только что окончивший школу… Ведь даже я, шофер второго класса…

Как я сейчас вспомню про это, поверите, стыдно становится. Вот ведь оно, бахвальство несчастное! Кажется, только что такой урок получил - и все же на тебе, снова про свой второй класс!

Олег остановился возле палатки:

- Это я новичок? Откуда ты взял?

- Как откуда? Ты сам говорил…

- Верно… Только ведь я не учился там, а работал. Старшим инструктором. Ясно?.. Кстати, я шофер первого класса, если это тебе так важно… А теперь - спать. После обеда работы уйма.

И шагнул за полог палатки. Я как стоял, так и остался стоять с разинутым ртом…

В тот день я многое понял. Вот тогда, я считаю, и началось у меня освоение целины.

 

ПОБЕГ САНИ ПЕТУШКОВ А

Саня Петушков стоял у доски, спиной к классу. На доске - условие задачи про трубы н бассейн. Саня то напишет мелом цифру, то сразу сотрет, снова напишет и снова сотрет.

Кажется, совсем простая задача. Но как ее решить? Сосчитать, сколько воды вливается в бассейн по трубам А и Б? Нет, не так. Может быть, помножить? Тоже не получается.

Теперь вся надежда на Гришу. Саня бросил косой взгляд на Анну Дмитриевну. Она что-то писала в журнале. Быстро повернувшись к классу, Саня сделал страдальческое лицо: тону! В ответ послышался осторожный шелест подсказок. Особенно старался Гриша. Он рисовал в воздухе пальцами, широко раскрывая рот. Саня прислушался: «…цать…ять…жить».

Ничего не понять!

Анна Дмитриевна посмотрела на Саню:

- Ну что. Петушков?

Саня опустил голову и стал сосредоточенно рассматривать ножку учительского стола. Вон муха зеленая лезет. Сейчас она подползет к чернильному пятну, похожему на голову девчонки с косами…

- Ну что? - повторила Анна Дмитриевна. - Разленился ты! Способный, а лентяи! - Учительница взялась за перо. - Вчера задачу решить не мог, сегодня опять… А ведь почти такая же задача была на дом задана. Ты что, уроки не учишь?

Санины щеки из красных сделались пунцовыми, а уши из розовых - красными. Что она его мучает? Пусть ставит двойку, и дело с концом.

Но Анна Дмитриевна поставила не двойку. Она сделала резкое движение пером по журналу и…

- Единица! - разом ахнул весь четвертый «Б».

Такого еще у них в классе не бывало!

Саня пошел на место, по пути пригрозив Гришке кулаком. Тоже, подсказчик! Разевает рот, как рыба! Ничего не слыхать!

Единица!.. А! Единица, пятерка, двойка, тройка - не все ли равно! Сегодня последний день в школе. Ведь решено- завтра утром он уезжает на целину.

Саня сидел в классе, а мысли витали далеко-далеко, где-то в районе совхоза «Молодежный»…

Решение ехать на целину созрело у Сани не так давно- вчера. Но оно твердое и бесповоротное. Пришло письмо от сестры Кати - она уехала на целину с первым отрядом барнаульских комсомольцев-добровольцев. Мама прочитала письмо вслух. «Дорогая мамочка и братишка Саня! Сегодня в совхозе первый выходной после сева, и я решила написать письмо. Работаю на тракторе. У нас очень много дел, а людей не хватает…»

Саня прямо покраснел от зависти. Катька, девчонка - пусть уже большая, но все равно девчонка, - на тракторе! А он, пионер, член кружка юных техников, он остался дома. Что Катя понимает в тракторах? Ничего! Она даже смеялась, когда увидела, что он читает книжку о тракторе. «Зачем тебе это? Учи лучше уроки!» А он книжку раз прочитал, и еще, и даже третий раз начал… И вот теперь она водит трактор, а он сиди здесь! Учи эту противную грамматику да решай дурацкие задачи про трубы и бассейны…

«Людей не хватает…» А если он поедет? Его обязательно возьмут. Ведь он выглядит совсем большим. И работу может любую делать. Мускулы у него во какие! Вчера даже школьный врач сказал: «Будешь каждое утро делать физзарядку, силачом станешь».

Да, да - ехать! А если мама не пустит? Не говорить ей! Поехать, и всё!.. А потом можно ей письмо послать или телеграмму. Вот будет здорово!

Уроки он делать не стал - до них ли было! А сегодня, как на грех, Анна Дмитриевна вызвала к доске…

Единица!.. Ладно, теперь уже все равно.

Вечером, когда мама ушла на дежурство в больницу, Санька молотком разбил гипсового льва, в котором копил деньги на коньки. Монеты рассыпались по полу, закатились под кровать, шкаф. Санька целый час ползал на животе и собирал их. Потом составил в столбики и сосчитал. Чуть не пять рублей!

Он оделся и побежал на вокзал за билетом. Но оказалось, что билет стоит намного дороже.

- Поеду зайцем, - решил Санька. - Так даже интереснее.

Дорога не ближняя - часов шесть езды. Надо взять с собой еду. Саня купил на два рубля бубликов, на рубль леденцов - чай пить в поезде. По дороге домой он не выдержал и попробовал леденец - вкусный! Съел еще один, потом еще… Когда их осталось меньше половины, Саня решил, что вовсе не обязательно пить чай с леденцами, и съел все.

Дома Саня стал собираться: положил в портфель бублики, ржавый перочинный нож, три больших гвоздя, увеличительное стекло с отбитым краем - костер разжигать. Принес из кухни молоток, лобзик, отвертку - могут пригодиться на целине. Хотел сунуть в портфель тощую тетрадь с гордой надписью «Коллекция марок А. Петушкова» - недавно выменял у соседского мальчишки на Катин значок ГТО, - но, подумав, отложил тетрадь в сторону. Будет в совхозе время марками заниматься, как же!

…В двенадцатом часу ночи Саня ушел на вокзал. Дома на столе остался листок, вырванный из школьной тетради:

«Дорогая мамочка! Я поехал к Кати. Буду поднимать целину. Приеду как убирем, урожай. Твой сын Саня!!!»

И дальше большая клякса.

Саня с растерянным видом стоял на площади у зала ожидания. Мимо него двигался людской поток. Скоро кончится посадка, а он никак не может попасть на перрон: контролер не выпускает. Два раза обратно возвращал да еще грозился, что позовет милиционера.

Что делать?.. И тут Сане повезло. К нему подошла толстая женщина, увешанная корзинками и пакетами.

- Помоги мне, мальчик,-попросила она. - На вот, бери корзинку. И пакет еще возьми. Донесешь до вагона.

Саня взял вещи и с опаской подошел к контролеру.

- Мальчик со мной! - сказала женщина и протолкнула Саню вперед. - Он сейчас обратно выйдет, - заявила она проводнику.

И вот Саня в вагоне.

- Спасибо тебе, милый.

Женщина порылась у себя в сумочке и вытащила измятую рублевую бумажку.

Саня, отчаянно замахав рукой, подался назад.

- Не надо, тетя! Не надо, что вы!.. - И шмыг в другое отделение.

Где бы устроиться, чтобы контролер не заметил? Саня прошел весь вагон и оказался на задней площадке. Это что за дверь? Саня нажал ручку - открыто. А, здесь печь для отопления вагона. Вот где спрятаться! Сюда, наверно, никто не заглядывает - сейчас ведь уже не топят.

Саня юркнул за железную дверь,.прикрыл ее за собой. Положил на пол портфель и присел на него.

Поезд тронулся. Мимо окна поплыли дома, постройки, огороды…

Начались поля. Отдельными островками разбросаны здесь березовые рощи. Знакомые места! Осенью Саня с Катей ездили сюда за грибами. Их здесь видимо-невидимо: боровики, лисички, подберезовики…

А вот и озеро, вернее болото, куда он тайком от Кати полез за пузырчаткой - водяным растением, которое питается насекомыми. У него между листьями растут зеленые пузырьки. А в них маленькое отверстие с крышкой. Заползет какая-нибудь любопытная козявка в это отверстие, крышка - хлоп! - и козявка попалась. Саня сам чуть было не попался. Скинул ботинки, зашел в мутную воду и потянулся за пузырчаткой. Пока сорвал ее, ноги увязли - дно оказалось илистым, топким. Он туда, сюда - ноги еще глубже увязают.

Саня повел себя мужественно. Один только раз громко крикнул: «Катя!» - и все. Прибежала Катя. Стала звать на помощь, всю рощу переполошила. Поблизости оказались лесорубы. Когда Саню вытащили из болота, Катя накинулась на него с поцелуями, словно они три года не видались. Ему даже стыдно стало. И что это у девчонок за привычка такая: как что - сразу плакать или целоваться!..

С каждым километром все ближе станция Облепиха. Там Сане выходить… Все идет хорошо. Саня стал вполголоса напевать песенку о новоселах: «Будем новоселами и ты… ра-ра». Скоро и он будет новоселом. Трам-та-ра-ра-рам… Скоро, скоро… Трам-ра-ра-рам.

И вдруг с визгом отворилась дверь. Саня испуганно повернул голову.

- Это еще кто сюда забрался?

Контролер! Высокий, худой, в очках. Злющий, наверно.

- Ты что тут делаешь, молодой человек? Ну-ка. предъяви спой билетик. Что? Нет?.. Как это - нет?.. Пошли со мной, молодой человек.

В служебном отделении Саня сделал попытку разжалобить контролера.

- У меня мама больна, - заныл он. - Як маме еду…

- В самом деле? - равнодушно отозвался контролер. - Штраф платить будешь, молодой человек?

Саня промолчал.

- Имя, фамилия? - потребовал контролер и, снова не дождавшись ответа, перешел на менее официальный тон: - Ну ладно, хотел я тебя довезти до Кулунды, а теперь… Какая сейчас станция будет? Облепиха, кажется.- Он заглянул в справочник, лежавший на столе.- Ну да, Облепиха. Вот в Облепихе и высажу. Сиди там.

Высадит в Облепихе? Саня чуть не подскочил от радости. Ведь ему только это и нужно!

Вот и станция. Контролер, взяв Саню за руку, повел его к вокзалу.

- Сейчас тебя в милицию сдам… Да не бойся, ничего тебе там не сделают, - тащил он упирающегося Саню.

В милицию? Его отвезут домой. В школе все узнают, смеяться будут.

Саня изловчился и…

- Ай! - Контролер отдернул руку. - Держи его! Держи!

Где там!.. Саня бежал, прижав к груди портфель, и плевался на ходу. Фу, какой противный палец у контролера! Весь табаком провонял.

…В совхоз «Молодежный» Саня попал поздно вечером. Разыскав Катю, ом кинулся ей в объятия.

- Санька! - Она поцеловала его и тут же вытерла губы. - Грязный какой! Весь в пыли. Ты что, пешком от станции шел?

- Немножко… А потом на тракторном прицепе ехал…

У Сани слипались глаза. Он спал на ходу.

Катя уложила его на свою раскладушку, сняла пальтишко, ботинки. Саня сразу свернулся калачиком и стал тихонько посапывать.

- Видала, какой герой? - покачивая головой, сказала Катя своей подруге Оле. - Когда сегодня от мамы телеграмма пришла, я даже не поверила. Думала, недоразумение. А он - здрасте пожалуйста! - тут как тут… Что же с ним делать, а, Оля? Вернешь - опять убежит. Он ведь такой… Надо, чтобы понял.

- А ты поговори с директором, - посоветовала Оля…

Саня сидел на краешке ящика в палатке директора совхоза. Ему было немного боязно. Но директор говорил серьезно, спокойно, совсем как с равным.

- Целину, значит, поднимать решил, нам помогать… Вот это я понимаю! Сознательный человек! Ни на что не посмотрел, школу бросил… Жалко ведь было, наверно, бросать, а?

- Угу, - неуверенно подтвердил Саня.

- Ну да, конечно, горячее время, где уж тут до учебы! Знал, что у нас людей не хватает - совесть не позволила за партой сидеть… Опять же целина - это слава, звезда Героя… Возвращаешься, скажем, осенью в школу, а звезда горит, горит на груди. Все ребята локти кусают: как же это мы не додумались на целину убежать? Здорово, а?.. А кем ты работать хочешь?

Наступила решительная минута. Саня от волнения шмыгнул носом.

- Куда пошлете, там и буду работать, -твердо сказал он. - Хоть прицепщиком.

В глазах директора блеснули смешинки. Саня замер. Вот он сейчас расхохочется и…

Но нет!

- Прицепщиком? - разочарованно протянул директор. - Подумаешь, прицепщик! Тоже работа! Одна пыль. Разве можно тебе на прицеп, такому герою? Стоило из-за этого с места срываться! То ли дело тракторист. Как ты на этот счет? Я слышал, ты трактор изучал?

- Да, изучал малость, - солидно ответил Саня.

Откуда директор узнал? Катя, наверно, рассказала.

Молодец Катя!

- Ну что ж, пошлем тебя трактористом в бригаду Тараса Семеновича Подопригоры.

Принимает! В тракторную бригаду!.. А как же трактор водить?

Ничего, научиться недолго. Вот и Анна Дмитриевна говорила, что он способный. Как там в тракторе все устроено, он уже по книжке знает. А это главное… Посмотрит еще немного, как другие трактористы работают, и всё! Сложного в тракторе ничего нет - одни рычаги. Даже в книжке написано, что автомашину водить куда труднее.

- Ну как, по рукам? - спросил директор.

- Ага! - торопливо отозвался Саня.

- Валя! - позвал директор машинистку; она сидела у входа в палатку, за столиком, сделанным из пустых ящиков. - Разыщите Подопригору и пошлите ко мне. Он, кажется, сейчас у главного инженера.

Через несколько минут бригадир вошел в палатку директора. Санька с любопытством посмотрел на своего будущего начальника. Ничего себе бригадир-до потолка! А усы какие…

- Садись, Тарас Семенович. Ну, как в бригаде дела? Легче теперь?

- С севом не зривняешь, понятно дило. Хоть время свободное е… Но все одно тяжко. Вот пашем зябь, а трактористов не хватае.

- Значит, нужны трактористы? - спросил директор, поглядывая на Саню.

Подопригора развел руками:

- Та хиба ж вы, товарищ директор, не знаете? У мене двое хлопцев без пидмины працюют.

- Теперь легче будет. Принимай вот товарища в бригаду.

- Якого?- бригадир недоуменно оглянулся.- Цього хлопчика? - Он наконец заметил Саню, и глаза его стали круглыми, как буква «о». - Та що вы, смиетесь, товарищ директор!

Директор громко откашлялся и высоко поднял правую бровь.

- Какой тут смех, Тарас Семенович! Самый серьез… Товарищ из Барнаула к нам приехал, ученик второго «Б» класса.

- Какого второго? - возмутился Саня. - Четвертого «Б»!

- Ах да, четвертого, прости… Трактор по книжке изучил. Так что подавай ему целину, Тарас Семенович.

- Целину? - Бригадир растерянно покрутил ус. И вдруг его лицо расплылось в улыбке. - А-а… Так ты б мени видразу и сказал, - обратился он к Сане. - Видкиль мени знать, що ты геройский хлопец?

Саня Покраснел, но возражать не стал. Когда хвалят, это очень приятно.

- Як тебе зовут?

- Санька… Саня, - тотчас же поправился он.

- А по-батькови?

- Петрович.

- Саня Петрович, значит… Ну, мы пишли, товарищ директор…

Они вышли из палатки.

- Тарас Семенович, на минутку, - позвал директор.

У Сани остановилось сердце: не передумал ли он? Но вот Тарас Семенович вернулся.

- Поихалы в бригаду, Петрович!

«Нет, ничего…»

До бригады пе близко. Они едут в ходке, запряженном ленивой гнедой кобылой. Справа, насколько хватает глаз, простирается распаханная степь с застывшими гребнями земляных волн. Вдалеке пыхтят тракторы, похожие на караван судов, прокладывающих путь через морской простор.

А слева от дороги - целина. Она кажется сизой - так буйно разрослась здесь полынь. Ветер далеко разносит ее острый, горьковатый запах.

Высоко над степью спокойно, словно планер, парит хищный лунь и высматривает добычу. Вот он сложил крылья и камнем ринулся вниз. Берегитесь теперь, суслики!..

Тарас Семенович то и дело причмокивает губами, теребит вожжи. Саня сидит рядом, на коленях у него портфель. Сейчас они подъедут к стану бригады. Тарас Семенович подведет его к новенькому трактору. «Твой,

Петрович!»… И он станет учиться. Придется приналечь - это не в школе! Трактористов в бригаде не хватает…

Саня так размечтался, что даже уронил портфель.

- Тпру!

Тарас Семенович остановил лошадь. Саня соскочил с ходка. Портфель раскрылся и все рассыпалось по дороге: недоеденный бублик, молоток, лобзик… Сапе сделалось неловко. Увидит бригадир все это барахло - смеяться будет.

Но Тарас Семенович смеяться не стал.

- Бач який! - удивился он. - Со своим струментом, значит…

Вот и стан бригады - несколько небольших палаток, разбитых в тени низкорослых берез. Чуть поодаль дымится полевая кухня, похожая на пушку с задранным в небо стволом. Рядом с кухней - стол с двумя длинными скамьями, сколоченными из нетесаных досок. Здесь обедают механизаторы. А позади палаток, рядом с грудой пустых бочек из-под горючего, - трактор.

Тарас Семенович, низко согнувшись, зашел в одну из палаток. Через минуту он вышел в сопровождении коротко остриженного парня в замасленном комбинезоне.

- Це наш тракторист Иван Егорович Челмодеев,- представил он его. - А це твоя нова замина Саня Петрович Петушков. Показуй ему машину.

Тракторист подал Сане свою черную, шершавую, как наждак, руку.

- Хорошо, что ты подоспел. Как бы я без тебя тут управился, просто ума не приложу… Сегодня тебе немного осталось вспахать. Гектара полтора, не больше.

Уже сегодня работать? Надо ему сказать…

Но Иван Челмодеев зашагал к трактору. Саня побежал за ним, но вдруг ему пришло на ум, что так нехорошо: тракторист, а бегает, словно мальчишка какой-нибудь. Он перешел на шаг, пошел медленно, вразвалочку.

- Хороша машина! -с гордостью сказал тракторист, похлопывая по трактору.

- Да-а, - отозвался Саня и тоже осторожно дотронулся до трактора. - Это «ДТ-54». Я его по книге И. Пантелеева «Гусеничные тракторы» изучал, - похвалился он. - Хорошая книжка, там все написано. «Трактором называется самоходный… ой, как это?., самоходный двигатель для тяги сельскохозяйственных и иных орудий»… Вот!

- Смотри какой молодец!.. Что ж, приступай.- Иван еще раз окинул машину хозяйским глазом и пошел к стану.

Саня растерянно посмотрел ему вслед. Нехорошо как получилось! Надо было попросить тракториста, чтобы показал, как нужно водить… Ну да, просить, надоедать! Еще выгонят. Нет уж, лучше самому… Ничего особенного! Завести, взяться за рычаги, и всё. Вначале повести трактор совсем медленно. Бояться нечего, здесь же ровное место.

Саня ухватился руками за дверцу, влез на гусеницу. И вот он уже в кабине. Оцарапал ногу, правда, но это чепуха.

Теперь надо завести мотор. В кабине, наверно, должен быть стартер. Как в «Москвиче». Нажал ногой - и готово.

Но стартера нет нигде. Вот рычаги. Вот газ… А где стартер?

- Чего ищешь? - неожиданно раздался голос Ивана. - Или не в порядке что? - осведомился он.

- Н-нет… Стартер не найду.

- Стартер? Какой стартер? Ха-ха! - засмеялся тракторист.- Ты что, забыл? Дай сюда шнур… Вон тот.

Тракторист снял стенку мотора, намотал шнур на шкив и дернул с силой. Раздался треск, словно завели мотоцикл. Пух-пух-пух! - начал работать дизель. Машина стала легонько вздрагивать, будто задышала.

- Ну вот… Включай теперь скорость, - приказал тракторист. - Сильней нажимай! Еще сильней!..

Саня вцепился в рукоятку обеими руками. Не получается! Он потянул изо всех сил. Ничего!

- Пусти! - Иван вскочил в кабину, выжал ногой муфту сцепления и одной рукой легко включил скорость.

Трактор сразу стал заворачивать вправо.

- Левый рычаг на себя потяни, - сказал Иван.- Сильней, сильней!.. Что ж это ты, брат?

Саня молчал. Губы у него дрожали. Он чувствовал, что, если скажет слово, разревется.

Минут через десять Саня сидел с несчастным видом возле одной из палаток. Рядом с ним - бригадир Тарас Семенович. Он не спеша сворачивал цигарку.

- …Так вот, Петрович, що ты теорию знаешь - це не погано. Но тут же практика потрибна… И потом, силенок у тебе ще маловато… Верно?

- Верно, - вздохнул Саня.-Тарас Семенович, может, мне на прицеп перейти? - Он умоляюще посмотрел на бригадира.

- Не можна, Петрович. Нияк не можна. На прицепе силы ще больше треба… И потом, у нас прицепщиков - хоть ричку гаты!.. Ось якщо тебе кухаркою… - Бригадир заговорщицки прищурил глаз.

Саня вскочил с места. Поварихой? Ни за что!

- …Да ще и хлопцы будут сердитысь, - невозмутимо продолжал Тарас Семенович. - Скажут, робишь целый день, а вместо обеда бис знае що… А вот учетчиком ты не пидешь, Петрович? Та це ж идея! У нас как раз учетчик хворий. А ты ведь хлопец грамотный… Скильки классов маешь?

- Четыре… почти.

- Ось бачишь!.. Значит, договорились?

Вот это другое дело. А то поварихой!.. Учетчик, конечно, не так почетно, как тракторист. Но все-таки… Вот он осенью возвращается в класс. На груди - значок «За освоение новых земель»…

Так Саня стал учетчиком тракторной бригады. Для начала Тарас Семенович велел ему переписать на листке фамилии всех трактористов. Он это сделал быстро, аккуратно и без ошибок.

- Молодец! - похвалил бригадир.

Саня повеселел. У, да это совсем легкая работа - учетчик! Легче, чем в школе учиться.

Но оказалось, что у учетчика есть и другие обязанности. Вечером Тарас Семенович вручил Сане сажень - два сколоченных шеста, похожих на большой циркуль.

- Прийдешь на поле, ось до той березки, бачишь? Там наш тракторист працюе. Лева Белевич его звать… Замиряешь, скильки вин напахал. Ясно?

Пока Саня добрался со своим циркулем «ось до той березки», стало уже темнеть. Саня начал перекладывать сажень… Раз, два, три… А сажень большущая… Четыре, пять, шесть… Уф! Вот как, оказывается, работать учетчиком… Семь, восемь, девять… Отдохнуть бы! Целый день на ногах…

Уже было совсем темно, когда Саня наконец закончил обмер. Сто двадцать в длину, сто пятьдесят три в ширину.

Он устало потащился в сторону огоньков, к стану.

- Де ж ты, Петрович, так долго бродил? - сердито спросил бригадир. - Мени сведения в контору треба давать. Скильки же Белевич зробил?

- Сто двадцать и сто пятьдесят три.

У бригадира глаза полезли на лоб:

- Гектарив?!

- Н-не знаю…

- От це здорово! Сидай, та считай…

Саня сидит в палатке за бумажкой. Считает, перечеркивает, снова считает, снова черкает, керосиновая лампа без стекла нещадно коптит. Пламя мигает.

- Скорише, скорише, Петрович, - торопит Тарас Семенович.- Часу нема… Тоби сегодня ще четыре участка замерять…

Сегодня! Еще четыре участка! Ведь ночь…

Ой-ёй-ёй!..

На следующее утро Саня снова сидел в палатке директора совхоза. Вид у него был унылый.

- Уволить тебя, говоришь? - Директор вел разговор спокойно, серьезно, как и вчера. - Как же так? Только приняли на работу, уже и увольняй… Может, тебя в другую бригаду перевести? Тарас Семенович у нас известно какой. С ним трудно ладить.

Саня энергично замотал головой:

- Нет, он хороший… Только я… я…

Он замолк, опустив голову.

Директор встал из-за стола, подошел к Сане и, улыбаясь, обнял его за плечи.

- Все-таки жаль мне тебя отпускать. Такие парни, как ты, нам нужны… Оставлю-ка я тебя на должности тракториста, а? Сам понимаешь - кадры. Только тебе поучиться нужно… В школе, - добавил он. - Ты ведь в четвертом классе, да? Ну, тебе совсем немного осталось. Как школу закончишь, так к нам и приезжай. Место за тобой… Договорились?

Саня молча отвернулся. Смеется над ним директор!

- Э, да ты мне не веришь!..

Директор подошел к выходу из палатки.

- Валя!.. Напишите приказ. Каком у нас там номер по порядку?..

В вагоне Саня то и дело вытаскивал из портфеля сложенный вчетверо лист бумаги и читал, шевеля губами. Сидевшая рядом с ним старушка с любопытством заглядывала в бумажку, но без очков ничего не могла разобрать.

- Да ты, никак, богу молишься, внучек? - наконец не выдержала она.

- Бога не бывает… Нате, читайте, - гордо произнес Саня.

Старушка взяла бумагу, повертела ее в руках и передала соседу - суворовцу со сверкающей пряжкой на ремне. Тот прочитал вслух:

- «Выписка из приказа номер двадцать шесть по совхозу «Молодежный». Тракториста Александра Петушкова командировать на учебу в четвертый класс двадцать пятой школы Барнаула. Срок возвращения - после окончания десятилетки…»

- Вот! - Саня сиял от счастья.

- Ты тракторист? - удивился суворовец, смерив Саню взглядом, в котором перемешались недоверие, зависть и удивление.

- Ага! - Саня густо покраснел и добавил скороговоркой: - Только я недолго работал. Всего один день… Учиться меня послали…

Ему вдруг так захотелось в школу, что хоть выскакивай из вагона и несись в Барнаул, обгоняя поезд. И чего это паровоз тащится сегодня так медленно, словно не обедал!

 

ПРОИСШЕСТВИЕ В «ЗАМКЕ ГРЕЗ»

Центральный поселок совхоза «Молодежный» раскинулся на лысом пригорке, обожженном солнцем и ветрами. То тут, то там виднелись серые полотняные палатки, похожие на огромных летучих мышей, тракторные вагончики, окрашенные в зеленый цвет. Но вот на одном краю поднялись стены двух сборных домов. Правда, они еще стояли без крыш - на время сева пришлось прервать строительство, - но кто-то уже прибил на них белые дощечки со старательно выведенными буквами: «Ул. Московская». И хотя вся Московская состояла пока что из этих двух недостроенных домов, воображение целинников уже рисовало будущую улицу - длинную, прямую, усаженную липами.

Чуть поодаль вовсю шло строительство большого бревенчатого дома под общежитие. Полуголые, почерневшие под степным солнцем ребята разделывали топорами и пилами здоровенные балки. Здесь пахло смолой и опилками, под ногами шуршала упругая стружка.

Рядом высились аккуратно сложенные штабеля кирпича. Они быстро убывали, словно таяли на солнце. Зато с каждым днем все выше поднимались стены будущего клуба.

А на другом краю поселка, там, куда, гонимые веселым ветром, подкатывались зеленые волны необозримого пшеничного океана, стояло странное сооружение - кособокое, с выпирающими углами, с торчащими во все стороны шестами и досками. Тускло поблескивало маленькое оконце. На двери, сколоченной из нетесаных, кривых досок, красовалась аккуратная табличка с совершенно неожиданной надписью: «Без доклада не входить».

Это был «Замок грез», как его называли в совхозе. Обитали в нем пятеро веселых комсомольцев, приехавших на целину из Москвы. Старшим у них был дядя Вася - высокий парень в военной гимнастерке, бывший сержант-танкист.

Ребята обосновались здесь недавно. Во время весеннего сева все они работали в тракторной бригаде Тараса Семеновича Подопригоры. Кончился сев, и их, как выражался дядя Вася, перебросили на другой фронт - строительство клуба. Они прибыли с полевого стана, кое-как переночевали в душной, переполненной до отказа палатке - на воздухе нельзя было: кругом кишмя кишели гадюки, - а утром с хмурыми лицами и гудящими головами пошли по поселку искать себе другое жилье.

Тут им и попалась эта развалина, - видно, когда-то ее построили пастухи, пригонявшие сюда на лето свои стада. Ребята походили вокруг нее, почесали затылки. Потом намесили глины, раздобыли где-то несколько длинных досок от ящиков. Требовались еще гвозди и стекло. Но достать их в совхозе было делом немыслимым.

- Надо попробовать в селе, - предложил дядя Вася. - Кто пойдет?

- Конечно, Рогачков! - в один голос ответили все.

Миша Рогачков, бывший инструктор райкома комсомола, и в самом деле отлично подходил для такой ответственной миссии. Он отличался редкостным красноречием. Маленький, невзрачный, Миша моментально преображался, едва только начинал ораторствовать. Голос у него был уверенный, густой, черные цыганские глаза с длинными ресницами вдохновенно поблескивали. Самые несговорчивые люди не могли устоять перед Мишиным красноречием…

Миша вернулся из села с гвоздями и стеклом. Осторожно опустив стекло на землю и положив на него сверток с гвоздями, он сделал руками жест, означавший «Внимание!» и, словно фокусник, вытащил из-под пиджака небольшую табличку, строго запрещающую входить без доклад?..

Ребята заулыбались.

- Где ты се стащил? - удивленно спросил дядя Вася.

- Стащил? - обиженно фыркнул Миша. - Ее мне вручил сам товарищ Смык. Ах да, вы ведь еще не знаете, кто это! Товарищ Семен Яковлевич Смык - председатель сельпо. Ясно? Мы с ним очень хорошо поговорили. Понимающий товарищ. Он мне выписал гвозди и стекло - за наличный расчет, конечно. А потом я увидел на его двери эту табличку и стал доказывать ему, какая это нужная штука, что без нее нам в новом совхозе никак не обойтись… Он подумал, подумал, пожевал губами, снял ее с двери и подарил мне! Ох, и умора была, ребята! Я ему, конечно, все это в шутку, а он принял всерьез. Честное слово! Расчувствовался… Я, говорит, сам в молодости чуть было на Дальний Восток не поехал. Для новоселов ничего не пожалею. Хотел мне еще чернильницу здоровенную из пластмассы вручить. Еле-еле уговорил его, что в другой раз за ней зайду.

И тут Миша захохотал. Смех у него был особого рода. Он смеялся так звонко, так заразительно, рассыпая целый каскад переливчатых трелей разных оттенков, что никто из стоявших возле него не мог удержаться от того, чтобы тоже не засмеяться.

К вечеру жилище было готово, вплоть до микроскопической форточки. Ее соорудил сам дядя Вася -для уюта. Ребята обошли свое детище со всех сторон и кисло заулыбались, избегая смотреть друг другу в глаза.

- Архитектура! Замок грез! - поморщился дядя Вася и под одобрительные взгляды своих друзей привесил к покосившейся двери бюрократическую табличку: «Без доклада не входить».

Решили завтра же все переделать заново, но ничего не вышло: на строительство клуба привезли кирпич, и пришлось браться за работу - дорог был каждый час. А потом привыкли к своему кособокому «замку». В конце концов, здесь хоть было не душно, да и спать приходилось н? на полу, а на просторных нарах. Ну, а внешний вид - это дело вкуса. Женя Попов, например, пожив в «Замке грез» несколько дней, заявил, что он его не променяет ни на какой дом с колоннами. И, сверкнув белками своих быстрых глаз, он с задором посмотрел на друзей: не хочет ли кто поспорить?

Желающих не нашлось. И это неудивительно: Женя выделялся среди обитателей «Замка грез» своим особым пристрастием к словесным перепалкам. Ребята шутили, что здесь, вероятно, сыграла роль его специальность (до приезда на целину он работал контролером качества продукции на заводе «Динамо»). Женя обладал способностью втравить в спор любого и каждого. Спорил он с азартом, горячился, кричал, размахивая руками. Даже тихого Диму Николаева Женя и то умудрялся вызывать на спор. Дима краснел, отвечал очень вежливо, вроде бы даже боязливо, а Женя, довольный, налетал на него вихрем, осыпая колкими шуточками.

Но боже упаси посмеяться над ним самим! Женя мгновенно вскипал, надувался, как индюк, и долго ходил с обиженным видом, отвечая грозными взглядами на все попытки заговорить с ним. А на другой день он как ни в чем не бывало первый подходил к обидчику и просил закурить.

Ребята охотно прощали Жене эти недостатки. Ведь, в сущности, он был хороший малый, веселый, добрый, отзывчивый, да и работал как следует. Ну, а недостатки - у кого их нет!

На что уж добродушный и безобидный Коля Сидоров - мухи не обидит, - и то иной раз «показывал характер». Библиотекарь, студент-заочник четвертого курса педагогического института, он приехал в совхоз с твердым намерением преподавать здесь историю после окончания учебы. А так как ни школы, ни диплома пока еще не было, он попросился в прицепщики. Дядя Вася оглядел его высоченную фигуру с жидкими мускулами, рассеянные серые глаза, худые руки с тонкими пальцами и отрицательно покачал головой.

Но тут Коля проявил неожиданное упорство. Он пошел к бригадиру, потом к директору и все-таки добился своего. Ребята смеялись до слез, когда Коля сел на прицеп, согнувшись пополам, как складной ножик, и подняв свои длинные ноги так, что подбородок чуть не упирался в колени.

- Дон-Кихот на Росинанте! - язвил Женя Попов. - Давайте спорить на сегодняшний обед, что через час он свалится с прицепа.

На счастье Жени, спорить с ним никто не захотел - он остался бы без обеда. Коля проработал на прицепе всю смену. Но какой у него был вид, когда его сменили! Еле доплелся до нар, лег пластом и так пролежал всю ночь. А утром, позавтракав, он снова пошел к прицепу и слез с него лишь к вечеру, смертельно устав.

Теперь ребята над ним уже больше не смеялись. Они тревожились за Колю: ведь работа ему явно не по плечу. Чего же он лезет ка рожон? Но сколько ни уговаривали его уйти с прицепа, ничего не получалось.

- Чем я хуже вас? Вы можете, и я смогу, - упрямо твердил Коля.

Тогда дядя Вася при молчаливом одобрении остальных ребят пошел на хитрость. Распределяя задания, он подстраивал все таким образом, что на Колину долю выпадала самая легкая работа. Два раза это ему удалось- Коля по рассеянности ничего не замечал. Но на третий раз Коля неожиданно вскочил и крикнул срывающимся голосом:

- Довольно! Я не ребенок, и вы не няньки! Или давайте мне сейчас же работу наравне со всеми, или я уйду в другую бригаду!

Колю стали нагружать так же, как и других. Первое время на него было жалко смотреть. Потом дела пошли лучше. Он стал меньше уставать, под кожей заиграли мускулы, и дядя Вася успокоился: студент явно выходил из прорыва.

Но после этого случая у Коли осталась этакая придирчивая настороженность. Стоило ему только заподозрить, что его «опекают», как он сразу же поднимал скандал, грозя уйти из бригады.

Что и говорить, разношерстная публика собралась в «Замке грез»!

И как нельзя более кстати был старший - дядя Вася. Армейская школа сослужила ему отличную службу. Спокойный, неторопливый, но вместе с тем настойчивый и твердый, этот бывший сержант умел воздействовать и на Мишу Рогачкова, и на скромного Диму Николаева, и на взрывчатого Женю Попова, и на будущего педагога Колю Сидорова.

Со стороны могло показаться, что обитатели «Замка грез» вечно ссорятся друг с другом. Но эти подтрунивания, вечные споры были лишь внешней стороной. Ребят связывала настоящая комсомольская дружба. Они вошли в одну строительную бригаду и всегда были вместе - и на работе, и в свободные часы. И уж постоять за себя тоже умели.

В этом очень скоро убедился прораб Спитковский, под начало которого поступила бригада москвичей, возглавляемая дядей Васей. У Спитковского были щетинистые усы, которые он аккуратно подстригал каждое утро, боязнь нового и дьявольское упрямство - вещи, в таком сочетании весьма опасные. Москвичи ему сразу не понравились: критиканы, горлодеры, суют нос не в свои дела. Прораб решил проучить их. У него был свой испытанный метод воздействия на людей, которые ему почему-либо не полюбились: дать работу похуже, ударить по карману.

Но на сей раз у Спитковского ничего не вышло. Ребята с одинаковым усердием работали на любых участках. Тогда он изменил тактику - поставил москвичей на кладку стен, а эта работа под силу только умелым каменщикам. Но и тут дело приняло такой оборот, которого Спитковский никак не мог ожидать. В первый день москвичи, разумеется, не выполнили нормы. Прораб потирал руки и, поглядывая на москвичей, со злорадством думал, как вечером назовет их лодырями. Но после ужина они снова вернулись на леса и работали дотемна, пока дневная норма не была выполнена. Спитковский не находил себе места от злости.

Постепенно москвичи привыкли, наловчились и стали работать не хуже других.

Но на этом они не успокоились. Несколько дней дядя Вася что-то вычислял, записывал, советовался со своими ребятами. Затем как-то утром подошел к прорабу:

- Товарищ Спитковский, почему бы нам на кладке стен не работать пятеркой? Это ведь намного производительней.

Спитковский иронически фыркнул:

- «Пятеркой, шестеркой»!.. Хоть бы понятие имел, о чем говоришь! А то ухом словил, через рот пропустил… Иди работай, не выдумывай!..

- А я не выдумываю. Я этот метод знаю. В армии пришлось строить казарму, так мы пятеркой работали… Хотите покажу?

- Нечего тут показывать! - вдруг закричал Спитковский. - У нас здесь не научно-исследовательский институт!

- Да ведь на многих стройках давно так работают.

Привлеченные спором, вокруг прораба и дяди Васи столпились строители.

- Как это - пятеркой? Объясни, - попросили они дядю Васю.

- А вот как. Мы сейчас работаем парами. Один кладет и наружную и внутреннюю стенку и ведет забутовку. А второй - подручный - расстилает раствор. А при работе пятеркой один кладет наружный ряд кирпичей, второй - внутренний, третий ведет забутовку, четвертый и пятый раскладывают кирпичи и расстилают раствор. Дело идет гораздо быстрее. Вот смотрите, я подсчитал.

Дядя Вася развернул исписанный тетрадный лист. Но тут к нему подскочил багровый от ярости Спитковский и вырвал бумагу из рук.

- Это что? Авторитет подрывать? Дисциплину разваливать? Работу срывать?.. Учить меня! Молокосос!

У дяди Васи дернулась скула, но он ответил спокойно, как всегда:

- Учить я вас не собираюсь. Но только мы все равно будем работать пятеркой.

- Не будете! - завизжал Спитковский.

Дядя Вася молча отошел…

В обеденный перерыв дядя Вася вычистил сапоги, подтянул ремень, расправил вылинявшую армейскую гимнастерку и пошел в контору совхоза. Там ему сказали, что директор еще утром уехал в Барнаул.

- А вернется скоро?

- Вряд ли… Вы к заместителю зайдите.

Но идти к заместителю не имело смысла - тот был человеком новым, сразу мог и не разобраться. Дядя Вася вернулся на стройку, пошептался о чем-то с ожидавшими его ребятами, и больше никто из бригады не заводил разговора о новом методе кладки. Прораб торжествовал. Его усы победно топорщились.

И вот как раз в эти дни решающей битвы с упрямым прорабом для бригады дяди Васи наступило тяжелое испытание.

Все началось с перевода, обыкновенного почтового перевода в пятьсот рублей, который Коля Сидоров решил послать матери в Москву. Перед концом работы он получил у кассира совхоза выписанный накануне аванс. Затем забежал в вагончик, где помещалась почта, взял бланк перевода, но заполнить не успел.

- Время вышло. Почта работает до восемнадцати ноль-ноль, - сказала строгая девица в очках с неимоверно толстыми стеклами.

- А как же быть? Понимаете, мне нужно срочно отправить деньги! - На лице Коли появилось выражение растерянности.

- Почты это не касается, товарищ, - сухо ответила девица. И добавила совсем другим тоном: - Что ты растерялся, как маленький?.. Все равно сегодня не пойдет. Возьми бланк, заполни дома, а завтра к началу работы принесешь… Ну иди, иди, мне закрывать надо. Говорят, в магазин эмалированные кастрюли привезли…

Вечером у «Замка грез» началось обычное оживление. Дима Николаев вынес на улицу самодельный табурет и уселся за кроссворд в свежем номере «Огонька». Женя Попов стал за его спиной с явным намерением поспорить. Кроссворд предоставлял для этого очень широкие возможности. Едва только попадалось малознакомое слово, как начиналась горячая схватка.

Коля Сидоров немного посидел рядом с кроссвордистами, потом встал и потихоньку зашагал в степь. Его, исконного горожанина, чем-то привлекала эта бескрайняя равнина, замкнутая, скрытая, раскрывающая свою своеобразную красоту не вдруг и не каждому.

Новому человеку степь кажется мертвой. Словно палящее солнце и знойный ветер, иссушив почву до последней капельки влаги, убили здесь всякую жизнь. И лишь внимательно приглядевшись, видишь, как много живого вокруг.

Серый, еле заметный комочек перекатился, как шарик, через дорогу и исчез в ковыле. Ну конечно же, это суслик - коренной житель степи.

А вот и тушканчик - потешный зверек с торчащими ушами и смешной кисточкой на конце хвоста. Это местный чемпион по прыжкам. Оттолкнется своими длиннющими задними ногами и взлетает в воздух. Полтора - два метра для него сущий пустяк. Недаром тушканчика зовут земляным зайцем.

Мыши-полевки, ящерицы, змеи, жаворонки, перепела - кого здесь только нет! И неудивительно, что сразу их не заметишь. Окраска у всех обитателей степи серая, однообразная, под стать выгоревшим на солнце растениям. Ничего не поделаешь - лучше одеться поскромнее, чем стать добычей врага.

Пожалуй, один только хомяк смело разгуливает по степи в своей пестрой бело-черно-рыжей шубке. Ему бояться нечего - это не беззащитный тушканчик. У хомяка такие зубы, что немногие обитатели степи рискнут напасть на него. Даже человека он не боится. Вот на прошлой неделе повариха Соня случайно наступила на хомячью нору. Так потом она без передышки бежала через огромное поле, пока наконец не спаслась в почтовом вагончике, - так яростно преследовал ее разгневанный хозяин подземного жилища.

Коля улыбнулся, ясно представив себе картину бегства толстой поварихи. И тут он вспомнил о переводе. Надо заполнить бланк сегодня же и положить вместе с деньгами на видном месте, иначе утром он забудет отнести их на почту.

Коля вернулся в «замок». Достав с полки чернильницу, перо, он присел к самодельному столику, покрытому старой, испачканной чернилами газетой, и стал писать.

- Так, так… - прозвучал за его спиной нарочитый басок. - Переводики, значит, шлем… Близким, знакомым и прочим родным…

Это был Женя.

- Драпанул? - усмехнулся Коля. - От Димы? Доконал он тебя все-таки!

Женя поморщился.

- «Драпанул», «доканал»! Что это за некультурные слова! Нехорошо. Ты ж студент. В анкетке, наверно, «незаконченное высшее» пишешь… Слушай, Колька, есть такое слово «гумус»?

- Гумус? Есть.

- А что это такое?

- Перегной. Самый плодородный слой почвы… А что? В кроссворде встретил?

Женя с подозрением посмотрел на него:

- Не врешь?.. Ты с Димкой не договорился?

Коля усмехнулся:

- Ну вот еще! Посмотри в словаре.

- Ладно, ладно, ученые!.. Вот куплю словарь, тогда всех вас на чистую воду выведу… Послушай, - Женя взял бланк перевода, - что же ты в обратном адресе самого главного не указал?

- Неужели опять напутал? «Алтайский край, совхоз «Молодежный». Сидорову Н. Г.» - внимательно, по складам, прочитал Коля, опасаясь подвоха. Ребята пользовались его рассеянностью и частенько разыгрывали. - Нет, вроде все правильно.

- Правильно?.. - Женя весело прищурился.- amp;apos;Вот если бы, скажем, ты был студентом МГУ и жил на Ленинских горах - как бы ты тогда свой адрес написал? «Москва. МГУ»? Нет, брат. Ты бы обязательно указал: «Дворец науки». Вот, мол, смотрите, где я живу. Так почему же ты про наш «замок» умолчал? Чем он хуже? Ну, чуть пониже. И все.

Они рассмеялись.

- А что! - Коля опустил перо в чернильницу. - И в самом деле напишу. Знаешь, как звучит!

Он склонился над бланком и написал: «Замок грез». Потом аккуратно перегнул бланк пополам, вложил в него пять сотенных и осмотрелся. Куда бы положить?

На столике, у самого окошка, лежала стопка книг. Коля снял верхнюю - «Педагогическую поэму», - раскрыл ее и сунул перевод с деньгами.

- Пойдем на помощь Диме, - предложил он.- Втроем быстрее кроссворд одолеем…

Утром Коля, разумеется, забыл о переводе. Он вспомнил о нем лишь в девятом часу, когда бригада уже приступила к работе. Отпросившись на минутку у бригадира, Коля побежал в «Замок грез».

Он вернулся обратно лишь спустя полчаса.

- А говорил - на минутку, - упрекнул его дядя Вася. И тут по Колиному лицу он заметил неладное. - Случилось что?

- А?- встрепенулся Коля.-Да, понимаешь, неприятность. Деньги пропали…

- Деньги? Какие деньги?

Коля рассказал бригадиру о том, как вчера приготовил к отправке почтовый перевод.

- А сейчас пришел - книга на месте, а денег и бланка нет. Я все перерыл - нет нигде.

- Может, в другое место положил, вспомни хорошенько,- сказал бригадир.-Ты ведь, известно, парень рассеянный… Куда деньгам деться? Из нас никто взять не мог. А посторонние не заходили.

- Да нет, в другое место я не клал… Постой! -оживился Коля. - А не Женькина ли это работа? Он ведь видел. Наверно, разыграть решил.

Дядя Вася улыбнулся.

- Точно, он. Кому больше… Иди сюда! - крикнул он Жене, возившемуся с раствором.

- Что там случилось?

- Иди, говорю.

Женя неохотно слез с лесов и подошел к дяде Васе:

- Чего тебе? Отрывают от работы по сто раз в день, а потом подавай им норму!

- Разговорчики! - оборвал его дядя Вася. - Человек из-за тебя сегодня перевод матери отправить не успеет. Все шуточки… Как маленький! А ну, говори, куда деньги подевал?

У Жени удивленно вытянулось лицо:

- Какие деньги? Тебе что, приснилось?

- Прекрати дурачиться! - нахмурился дядя Вася.

- Нет, ты серьезно? Ничего я о деньгах не знаю.

Дядя Вася и Коля переглянулись.

- Понимаешь, деньги мои пропали вместе с переводом,- пояснил Коля. - Я думал, может, ты спрятал. Ты ведь видел, как я их в книгу клал.

Женя, сощурив глаза, посмотрел на бригадира, на Колю:

- Ну, видел…

Круто повернувшись, он сунул руки в карманы своих рабочих брюк и пошел к строящемуся зданию.

- Постой! -крикнул ему вслед дядя Вася. - Мы думали, ты в шутку спрятал.

Женя обернулся. Взгляд его был злым, губы сжаты.

- В шутку такие вещи не делаются. Это называется воровством… Хороши дружки, нечего сказать!

Он сплюнул и полез на леса.

- Как спичка! - покачал головой дядя Вася. - Но денег он не прятал.

- Не прятал, - согласился Коля.

Они посмотрели друг на друга.

- Знаешь что? - сказал дядя Вася. - Отложим до вечера. А там разберемся… Ладно?

Работа в этот день шла вяло. Бригада не выполнила нормы.

- Сдаете, сдаете, москвичи, - не скрывая злорадства, противно хихикнул прораб Спитковский,.когда к концу дня дядя Вася доложил ему о результатах работы. - А еще про пятерку толкуете…

Перед ужином дядя Вася собрал бригаду и рассказал о происшествии.

- Вот какая обстановочка. Давайте посоветуемся, что делать...

- Чего тут советоваться, и так все ясно, - сказал скорый на решения Миша Рогачков. - Собрать с каждого по сотне - и дело с концом.

Женя вскочил на ноги:

- Не хочу! Не хочу вора покрывать! Кто-то украл, а на меня думать будут… Заявить в милицию, пусть разыщут вора.

- Что ты. Женя, милицию еще впутывать, - беспокойно задвигался на табурете Дима Николаев. - Начнутся допросы, расспросы. В совхозе смеяться над нами будут. Скажут, друг у друга деньги тащат, а потом бегут в милицию… Давайте лучше так, - сказал он, вдруг покраснев,- я деньги на мотоцикл скопил. Так, может, из них…

- Зачем мне твои деньги! Опять начинается мелочная опека? - загорячился Коля Сидоров. - Нет, это просто невыносимо! Несчастных пятьсот рублей пропали, так они думают, что я эту потерю не переживу…

- А я творю - милицию надо! - крикнул Женя.- Плевать мне на то, что в совхозе скажут! Кое-кто и сейчас считает, что я вор.

- Перестань выдумывать!

Дядя Вася положил руку на плечо Жени. Но тот резким движением высвободил плечо, шагнул за порог «замка» и с силой захлопнул за собой дверь. Табличка «Без доклада не входить» сорвалась с гвоздя и упала па землю, жалобно звеня…

Впервые за все время работы в совхозе дядя Вася пошел ужинать один. Ребята разбрелись кто куда.

- Что это вы сегодня все ходите как в воду опущенные? - с любопытством спросила франтоватая повариха Соня, поднося дяде Васе тарелку борща. - Влюбились все в одну, что ли? - Свободной рукой она кокетливо поправила новую цветную косынку.

- Во всяком случае, тебе беспокоиться незачем,- отрезал дядя Вася. - Вытащи-ка лучше палец из тарелки.

- Не бойся, борщ уже холодный, - не растерялась повариха и, опустив тарелку так, что жидкость плеснула через край, гордо отошла от стола.

После ужина дядя Вася пошел к реке. На берегу Белой буйно разрослась облепиха-«алтайский виноград»: низкорослые кусты с ветками, сплошь усеянными мелкой желтовато-красной ягодой, кислой и освежающей. Дядя Вася машинально отщипнул несколько ягод, бросил в рот. Спустившись по песчаному откосу к самой воде, он присел на большой гладкий камень, который женщины притащили сюда для стирки.

Смеркалось. С горизонта багрово-черной громадой надвигалась грозовая туча. Словно убегая от нее, торопясь и наползая друг на друга, неслись рваные облака. Из-за них то и дело выглядывала беспокойная луна, зажигая тревожные блики на волнистой поверхности реки.

Деньги… Куда делись эти проклятые деньги? Неужели кто-нибудь из ребят… Нет, быть этого не может!

- Дышишь свежим воздухом?

Дядя Вася обернулся. Рядом стоял Миша Рогачков.

Его лицо при свете луны выглядело бледным и плоским, даже глаза, казалось, потухли. Он тоже присел на камень и закурил, глубоко затягиваясь. Оба молчали.

- Смотри, - произнес наконец Миша, поглядывая на небо: -кажется, что облака стоят на месте, а луна так и мчится по небосводу.

Дядя Вася неохотно поднял голову.

- В самом деле, - вяло подтвердил он.

- Обман зрения…

- Ага…

Разговор явно не клеился. Миша затянулся еще несколько раз.

- Неважные дела, - сказал он и, размахнувшись, бросил папироску в сторону. Описав полукруг, окурок упал в воду и злобно зашипел, угасая. - Неважные дела… Женька кипит, как самовар. Ребята друг на друга не смотрят…

- Да, обстановочка!-Дядя Вася был доволен, что Миша сам заговорил об этом. - Но куда же пропали деньги?

- Может, кто со стороны? Ночью. Мы ведь как врастем в тюфяки…

Дядя Вася отрицательно покачал головой:

- Нет. Я сам дверь на ночь закрыл.

- Ну, мыши, крысы, змеи! Случаются ведь раз в тысячу лет такие чудеса. Может быть, и у нас… Да, в конце-концов, наплевать! Одно я знаю твердо: ребята денег не брали.

Миша снова полез за папиросами. Он очень волновался, даже прикурить сразу не смог.

- Ты мне веришь, бригадир? - неожиданно спросил он, в несколько затяжек расправившись с папироской. (Дядя Вася удивленно посмотрел на него.) - Ну, веришь, что я денег не брал?

- Что ты спрашиваешь!

- Тогда слушай. Есть у меня план. Понимаешь, надо, чтобы деньги нашлись. Тут дело даже не в Кольке. Подумаешь, пятьсот рублей. У людей, бывало, больше пропадало, и ничего. В другом беда: бригада наша может рассыпаться. Ведь шутка сказать - друг друга подозревают… Давай сделаем так…

Миша присел вплотную к дяде Васе и заговорил шепотом, словно кто-то мог их подслушать…

На другое утро в «Замке грез» развернулись удивительные события. Миша Рогачков проснулся раньше всех. Он громко зевнул, заворочался с боку на бок, разбудив своего соседа Женю Попова.

- Чего толкаешься?

Голос у Жени был злой, лицо сумрачное, мятое, не-выспавшееся.

- Не лайся, я случайно, - миролюбиво сказал Миша.- Никак спать не могу. Вчерашнее из головы не выходит… Ну как же так? Вечером Колька положил сюда деньги, - Миша потянулся рукой к столику, взял оттуда книгу, - а утром - фить! - пусто!

Он потряс в воздухе книгой. И вдруг оттуда посыпались сторублевки. Одна, другая, третья…

- Что такое? - Миша спрыгнул на земляной пол. - Они! Эй. ребята! - крикнул он, поднимая с пола сотенные бумажки. - Деньги нашлись!

Все повскакали с нар.

- Где? Где?

- Да вот они, здесь были, в книге. Где же им еще быть?.. Ох, братцы, так это же не «Педагогическая поэма»! Ну и растяпа ты, Колька!.Такого свет не видал! Сам положил деньги в «Конец осиного гнезда», а потом искал в «Педагогической поэме».

- А шуму-то сколько наделал! - поддержал Мишу дядя Вася.

- Да его повесить мало! - заорал Женя. - Чуть всех нас не рассорил… Послушайте, а может, он нарочно? Может, он тайный «шпиён» Спитковского? - произнес од трагическим шепотом. И тут же весело завопил: - На колени, Колька! Сознавайся, пока не поздно!

Коля стоял, глупо улыбаясь, и ничего не мог понять. Как же так! Ведь вчера он по крайней мере раз десять обшарил все книги. А теперь там обнаружились деньги!

У него шевельнулась догадка.

- Значит, деньги нашлись? Так. А где же бланк перевода? Он ведь тоже был в книге. Верно, Женя?

- Правильно. Колька деньги клал вместе с бланком.

Коля тщательно перелистал все страницы. Бланка не было.

- Так дело не пойдет, ребята. Вы договорились и подложили свои собственные деньги.

- Не выдумывай! - возмутился Женя.

- Ничего я не выдумываю! - в свою очередь, вспылил Коля и швырнул деньги на столик. - Мне ваши деньги не нужны. Нечего меня бедненьким ребеночком считать! Это же, это же… Уйду из бригады, честное слово, уйду! Мне это все уже надоело!

Женя сжал кулаки:

- А я говорю, не клали мы!

- Постой, не кипятись. Коля прав. - тихо сказал дядя Вася.

Он подошел к столику, взял деньги. Отсчитал три сотни, отдал Мише Рогачкову. Две сотенные положил к себе в карман. Женя и Дима недоуменно смотрели на него.

- Вот так. - Дядя Вася не смог удержаться от тяжелого вздоха. Хороший план был у Миши Рогачкова, но дело не выгорело. - Пошли в столовую… Скорей, скорей!- заторопил ом помрачневших ребят. - На работу опоздаем… Стой! Сегодня ведь день уборки. Дима! Останешься здесь и вынесешь тюфяки. Вернемся с завтрака - выколотим их. А ты в это время сходишь в столовую.

- А, что теперь с тюфяками возиться!-досадливо махнул руками Дима. - Не время!

Дядя Вася похолодел. Вот, начинается… Если сейчас отступить, вся дисциплина в бригаде полетит к черту.

- Отставить! - гаркнул он. - «Время», «не время». Тоже выдумал! Мы приехали сюда работать, а не хныкать, и будьте любезны выполняйте, что вам приказано. Приступайте к уборке!..

Такой бурный натиск со стороны всегда спокойного чуть медлительного дяди Васи был столь неожиданным, что Дима оторопел. Пока он открывал и закрывал рот, соображая, как бы ответить, все уже вышли из «замка». Дима постоял немного, потом пожал плечами и взялся за работу.

Вынести на улицу пять тюфяков не представляло особых трудностей. Ровно через десять минут все было кончено. Дима вымыл руки, тщательно вытер их сухим полотенцем… И тут взгляд его упал на место, где спал Коля Сидоров. На досках что-то белело. Он подошел поближе и от удивления выпучил глаза. Бланк перевода! «Алтайский край. Совхоз «Молодежный». «Замок грез». Сидорову Н. Г…» И в бланке пять сотенных…

Когда ребята, выходя из столовой, увидели несущегося на всех парах Диму, они подумали, что произошло несчастье. Но вот Дима подбежал поближе.

- Деньги… Перевод… - выдохнул он и разжал руку.

Все ахнули.

- Где нашел? - спросил дядя Вася.

- Под матрацем у Сидорова.

Коля схватился за голову:

- Ох! Точно!.. Ну как я мог позабыть! Ведь ночью я встал и переложил перевод с деньгами из книги пол матрац… Понимаете, ребята… Совершенно из головы выскочило. Понимаете, черт его знает…

Коля развел руками и, растерянно моргая, переводил взгляд с одного на другого. Женя подскочил к нему и ловким движением руки надвинул кепку на самые глаза:

- И такой растяпа будет воспитывать моих детей? Ужас!..

Через десять минут бригада работала на лесах клуба. С самого начала ребята взяли такой темп на кладке кирпича, что подсобные рабочие не поспевали за ними.

- Ну и упрямец же этот Спитковский! - в сердцах воскликнул Женя. - Ведь пятеркой дело шло бы по крайней мере в два раза быстрее. - Он сорвал с себя брезентовый фартук. - Пойду с ним ругаться, и, честное слово, если он не разрешит…

- Остынь сначала, горячка, - улыбнулся дядя Вася.

Снизу послышался окрик:

- Эй! Есть здесь кто в наличии из «Замка грез»?

Дядя Вася перегнулся через леса. Внизу стоял пожилой милиционер из соседнего села. Отсюда, с лесов, он казался маленьким и коротконогим. В руках у него был какой-то листок.

- А зам кто нужен?

- Нам нужен Нэ Гэ Сидоров, - сказал милиционер, посмотрев на листок.

Коля работал на втором этаже с другой стороны здания.

- Спускайся вниз. Тебя милиция требует! - крикнул ему дядя Вася.

- Милиция?

Вытирая на ходу руки, Коля по сходням спустился к милиционеру.

- Вы Сидоров? Ваша бумажка?

Коля посмотрел наверх. Ребята приостановили работу и внимательно прислушивались к разговору.

- Бумажка ваша, спрашиваю? - повторил милиционер.

- Моя, - тихо сказал Коля.

- Берите и расписочку напишите. Вот здесь. «Получил один бланк перевода и пять сотенных бумажек. Итого пятьсот. В скобках прописью: пятьсот рублей.» Написали? Давайте.

Шевеля губами, милиционер прочитал про себя расписку, затем послюнявил пальцы, не торопясь дважды пересчитал деньги и отдал их владельцу.

- Как они к вам попали? - спросил Коля.

- Так ведь… -Милиционер самодовольно кашлянул. - Появился тут в нашем сапе один… Нарушил, значит, по причине алкоголя общественный порядок. Мы его… - Он иллюстрировал свой рассказ выразительными жестами. - В кармане у него деньги. Спрашиваем: откуда? Говорит, заработал. Мы ему, значит, бланк перевода: а это откуда? Пэ Гэ Сидоров, а ты ведь по документам Жавчук. Не иначе, как человека убил. Напугался, однако. Признался. Шарил вечером по совхозу. Ну, искал, где что плохо лежит. Понятно? Видит в окошко - парень деньги кладет в книгу. Только они вышли, он форточку толкнул, руку сунул - она у него худая, длиннющая, - вытащил деньги и вместе с бланком сунул в карман. Потом форточку захлопнул - и удирать. Хотел прямо на станцию, но по пути наша чайная попалась. Прилип он там к бутылке, как муха к клейкой бумаге… Ну, честь имею! - Милиционер приложил руку к фуражке.-Следующий раз не кладите деньги куда попало.

Он пошел к бричке, стоявшей неподалеку.

Ребята сбежали с лесов, обступили Колю.

- Ничего не понимаю, - волновался Женя. - Ведь Димка нашел твои деньги. И тоже с бланком перевода. Ты же сам говорил, что положил их под матрац и забыл.

- Мало ли что он говорил, - понимающе усмехнулся дядя Вася. - Вон Миша тоже говорил, да у Коли удачнее получилось… Он все хорошо обдумал. Заполнил новый бланк перевода, раздобыл денег и сунул себе под матрац. Ведь так?

Коля смущенно потер подбородок.

- Аванс еще один я, верно, у бухгалтера выпросил и бланк тоже заполнил. Но просто чтобы матери отправить, а не под матрац класть. Мне даже в голову не приходило… А утром случилось это, с вашими деньгами… Я и подумал… Ну, в общем, подумал, что так будет лучше для нас всех. Когда ты вспомнил про уборку и накинулся на Диму, я деньги вместе с бланком сунул под матрац… Вот…

- А тут возьми да принеси нелегкая этого милиционера с украденными деньгами, - с притворным сожалением произнес Миша. - Эх, Колька, не знал я, куда ты деньги второй раз положил, а то нагрел бы тебя еще на полтыщи. Представляете себе, ребята, как бы он носился на своих ходулях!

И тут Миша захохотал - громко, заливисто. Ребята тоже не выдержали - попробуй не засмейся, услышав Мишин хохот. И уж раз засмеявшись, не могли остановиться, хохотали до упаду, до изнеможения.

- Фу!-отдуваясь, сказал наконец дядя Вася и вытер набежавшие слезы.- И смех же у тебя! Прямо стихийное бедствие какое-то… Ну, ребята, теперь шагом марш на леса! А то у нас не работа сегодня, а сплошные сюрпризы…

Но бригаду дяди Васи ожидал еще один сюрприз. К стройке подкатил «газик» директора совхоза. Директор вышел, постоял немного, посмотрел, как идет работа, а затем позвал дядю Васю:

- Был я в райкоме партии. Видел там ваше письмо о кладке стен. Что же это вы меня обошли? Нехорошо, нехорошо. Думаете, раз директор, значит, бюрократ?

Дядя Вася смутился:

- Да нет же, что вы! Когда у нас со Спитковским спор вышел, вас здесь не было. Мы не знали, когда вы вернетесь. Ну. и… написали…

- Вот оно что!.. Ладно, я сегодня поговорю со Спитковским. А завтра с утра попробуйте со своей бригадой работать по-новому. Посмотрим, как пойдет.

- Слушаюсь, товарищ директор, - по-военному отчеканил дядя Вася.

«Газик» укатил, оставив позади себя длинный шлейф пыли. А дядя Вася еще долго стоял, подставив лицо веселому ветру, и улыбался.

Чему он улыбался? Кто знает… Бывает ведь, что человек улыбается без особой причины. Просто так- потому, что хорошо на душе.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Поезд прибыл на станцию Облепиху под вечер. Состав длинной лентой растянулся на станционных путях, поскрипел немного тормозами и затих, словно отдыхая после изнурительного бега по раскаленной солнцем степи.

Платформа с двумя тракторами, на которой ехал Ваня Челмодеев, была самой последней в составе. Ваня даже запыхался, пока добежал от нее до вокзала.

На станции было много ожидающих. Сидели на узлах, неловко сложив привычные к труду руки, кряжистые сибирские деды с седыми бородами и молодым взглядом. Бойко тараторили хитроглазые девчата, успевая в промежутках между словами разгрызать семечки и со скоростью пулемета выплевывать скорлупу. Надсадно орал младенец, которого неумело укачивал на вытянутых руках парень с растерянным лицом, очевидно, отец. На перроне, собравшись живописной группой, о чем-то встревоженно переговаривались цыгане. Щуплый железнодорожный милиционер в огромных сапогах, весь перетянутый ремнями. нервничая, то и дело посматривал в их сторону. Но подойти не решался: цыгане ничего противозаконного не делали.

Ваня обошел пыльный привокзальный садик, перрон, окунулся в сонную духоту зала ожидания, напряженно всматриваясь в каждое лицо. Нет, совхозных ребят не было!.. Но ведь он еще вчера вечером дал телеграмму директору совхоза, что напарник заболел и остался в больнице в Рубцовске. Что теперь делать? Не может же он один вести сразу два трактора! Остаться ночевать на вокзале? Можно, конечно, но это не выход. Тракторы сейчас нужны в поле, ох, как нужны! Дорог каждый час! Иначе не стоило бы выезжать за ними на завод. Как-нибудь сами пришли бы… через три недели.

Раздался пронзительный паровозный гудок. Состав дернулся, залязгал буферами и нехотя потащился вслед за сердито пыхтевшим локомотивом.

Ваня понесся вдоль пути к хвосту поезда. Платформа с тракторами! Ее, наверно, еще не успели отцепить.

Но все оказалось в полном порядке. Платформу, конечно, уже отцепили. Закоптелый паровозик с нарядными ярко-красными колесами угонял ее в дальний тупик, затерявшийся среди степного ковыля. Когда Ваня подбежал туда, сцепщик уже сделал свое дело и, махнув рукой машинисту, вскочил на подножку. Локомотив загудел неожиданным басом и быстро покатил в обратную сторону.

- Эй, товарищ! - крикнул Ваня вслед сцепщику. - Как же трактора сгрузить?

- Иди к начальнику. Пусть распорядится.

На станции был специальный тупик для разгрузки платформ с тракторами и автомашинами, но пути к нему сплошь заставлены вагонами.

- Ничего не могу, - сухо сказал Ване начальник станции, хмурый толстяк с красными от постоянного недосыпания веками.

- Но поймите, в совхозе их ждут не дождутся.

- Ничего не могу…

Зазвонил телефон. Начальник станции взял трубку:

- Да, да… Тридцать седьмой бис?.. Принимаю.

Он встал и надел фуражку.

- Товарищ начальник, ну так как же, а? - Ваня умоляюще заглянул в глаза железнодорожнику.

- Ничего не могу… Может быть, завтра к вечеру…

Завтра к вечеру… Терять целые сутки? Для чего же

тогда он ночей не спал на заводе? А заводские ребята? Ведь они не отходили от станков, пока не выпустили эти два сверхплановых комсомольских трактора для нового совхоза. А теперь, выходит, все выигранное усилиями стольких людей время полетит насмарку.

Нет, этого допустить нельзя…

А что, если обратиться за помощью к комсомольцам?

Ваня остановил проходившего мимо железнодорожника с комсомольским значком на кителе:

- Послушай, друг, где вашего комсомольского секретаря найти?

- Зайди в контору орса, спроси бухгалтера Варвару Николаевну.

Контора… Бухгалтер… Варвара Николаевна… Бррр! Такой секретарь ничего не поймет. Крышка!

Но все же Ваня решил попробовать.

Варвара Николаевна оказалась тоненькой белокурой девушкой с быстрыми острыми глазами. Ваня воспрянул духом.

- Товарищ бухгалтер! - Он устало плюхнулся на колченогий стул. - Товарищ бухгалтер, один и один - два! Верно?

Варвара Николаевна посмотрела на Ваню с веселым недоумением: откуда такой взялся?

- Допустим, - неопределенно ответила она.

- Ну вот… Значит, два трактора. Теперь считайте. Каждый из них за сутки должен вспахать почти по шестнадцати гектаров целины. Итого тридцать два.

Чуть улыбаясь, девушка придвинула к себе счеты и защелкала костяшками.

- Тридцать два. Так. А дальше?

- Это норма, - весело продолжал Ваня. Он уже не сомневался в успехе. - А наши совхозные ребята меньше полутора норм не дают. Значит…

Варвара Николаевна положила на счетах еще шестнадцать.

- Значит, сорок восемь гектаров. Дальше. Зяблевая пахота дает прибавку урожая на пятьдесят процентов. Если считать средний урожай по десять центнеров с гектара, то сколько это всего составит?

Снова защелкали счеты.

- Семьсот двадцать центнеров, - любезно сообщила Варвара Николаевна.

- Ну, а семисот центнеров хватит, чтобы три года всю вашу станцию кормить хлебом, пирогами и блинами,- торжественно заключил Ваня.

- Интересно, - сказала Варвара Николаевна.- А теперь закройте дверь с другой стороны. Не мешайте мне работать…

Она отложила счеты в сторону и взялась за огромную тетрадь в черном переплете.

У Бани снова упало сердце.

- Как же я пойду, товарищ комсомольский секретарь, если эти семьсот центнеров на вашей станции пропадают!.. Вон стоят.

Через окно конторы виднелась платформа с тракторами.

- Очень прошу. - Ваня сложил руки на груди. - Помогите сгрузить. По гроб жизни…

- Ну что за человек!

Варвара Николаевна посмотрела на его усталое, запыленное лицо, на комбинезон, весь измазанный в масле, и спросила:

- А начальник станции?

Ваня сокрушенно покачал головой:

- Бюрократ.

- Не бюрократ он. Замучился, - вздохнула Варвара Николаевна. И, подумав, сказала: - Сейчас я позову ребят… Но только в следующий раз здоровайтесь, когда входите. Не знаю, как у вас в совхозе, а у нас здесь так принято. И не садитесь без приглашения… Нет, нет теперь уж сидите! Сидите, я вам говорю!..

Комсомольцы собрались быстро. Постояли у платформы, поспорили, пошумели и решили разгружать здесь, на месте. Притащили доски, балки, чуть не перевернули платформу. Но трактора все же выгрузили.

Весь вечер Ваня разыскивал на станции кого-нибудь из совхоза. Никого! Позвонить тоже было невозможно - неделю назад, когда Ваня уезжал из совхоза, еще только приступали к прокладке телефонной линии. Оставалось одно - ждать.

Ваня зашел в зал, поискал глазами свободное местечко. Где там! Все забито. Да и духота такая, что долго не выдержишь.

Он пошел обратно к двери.

- Здравствуйте, - раздался позади детский голос.

Ваня обернулся. Перед ним стоял круглолицый мальчонка с лицом, обсыпанным веснушками. Он улыбался во весь рот.

- Здорово. Откуда ты меня знаешь?

- Вы из бригады Тараса Семеновича Подопригоры, правда? - сказал мальчик. - Я тоже у вас работал. Сначала трактористом, а потом учетчиком. Меня Саней Петушковым звать.

- А, Петрович, сменщик, - вспомнил Ваня. - Снова к нам сбежал?

- А вот и не сбежал! Вся наша семья к Кате в совхоз переезжает - и мама и я. Только вот мама позднее приедет- ее до осени со старой работы не отпускают. А вы тоже в совхоз едете? Можно, я с вами?

Ваня почесал затылок:

- Ехать-то надо… Да вот у меня два трактора, а второго тракториста что-то не прислали. И, как назло, никого из совхоза нет.

- Как - нет?.. Я только что видел одного. Высокий такой, волосы завитушками. Поет здорово. Только он не в нашей бригаде работает.

Волосы завитушками? Поет здорово? Так ведь это земляк - Витька Сазонов. Наверно, его и прислали за трактором.

- Где же он? Пошли скорее к нему.

- Он воду сюда пить заходил. С улицы.

Они вышли в привокзальный сад. Огромное красное солнце уже скрывалось за горизонтом. Быстро темнело. Вечер был теплый. Многие выходили из зала ожидания и укладывались на ночь прямо в садике: поезд проходил лишь под утро и можно было выспаться.

Но где же искать Виктора? Не подходить же к каждому спящему и заглядывать в лицо.

И вдруг Ваня увидел совсем рядом знакомую шинель с черными пуговицами. Из-под шинели торчали хромовые сапоги с голенищами гармошкой. Витькина шинель! Витькины сапоги.

- Подъем! - скомандовал Ваня и сдернул шинель.

Конечно, Виктор. Лицо у него было мятое, серое.

Или это только так казалось в сумерках? Виктор присел, протер глаза и, сонно помаргивая, посмотрел на Ваню.

- Челмодеев? Откуда ты свалился?

- Да я с тракторами.

- А-а, с завода… - Виктор потянулся, зевнул, снова лег.

- Вставай, соня!-сердито прикрикнул Ваня.-

Нужно к утру тракторы перегнать, а он тут разлеживается!

- Ну и перегоняй! Мне-то какое до них дело!

Ваня удивился:

- Как! Разве тебя не за тракторами прислали?

- Меня?.. Еще чего! Я уезжаю, видишь? - Виктор положил руку на стоящий рядом чемодан.

- Уезжаешь? В отпуск?

- Ну да, в отпуск… На сельскохозяйственную выставку в Москву.

- Фу, черт! - Ваня присел с ним рядом, -Везет же людям. В самую горячую пору - ив отпуск. Рад небось?

- Ага, - позевывая, вяло подтвердил Виктор. - Что это за пацан с тобой? - спросил он.

- Это Саня Петушков.- Ваня легонько хлопнул мальчика по плечу. - Орел!.. Помнишь, весной к нам в совхоз прибегал из Барнаула…

- А, тот! - Виктор передернул плечами и натянул на себя шинель. - Прохладно что-то…

- Неужели? А мне жарко. Досталось же сегодня с этими тракторами… И все напрасно! Думал время выгадать, а оно вон как обернулось.

Они помолчали несколько минут. Ваня искоса посмотрел на Виктора. Тот лежал с открытыми глазами и о чем-то думал.

- Слушай, Витя, у меня идея, - интригующе начал Челмодеев и сделал паузу.

Виктор молчал.

- И трактора в совхоз доставим вовремя, и выставка от тебя никуда не убежит… Один день потеряешь - велика беда!

Виктор по-прежнему молчал.

- Да что ты словно в рот воды набрал?

- Пошел к черту! - отрезал Виктор.

- Нет, в самом деле… Ну что тебе стоит? Один день! Ты же не шкурник какой-нибудь. Уж кто-кто, а я тебя знаю… Ребята там на старых тракторах маются.

- «Маются, маются»! - Виктор резким движением сбросил шинель. - А что я тут на станции вот уже сутки мучаюсь, никак на поезд сесть не могу - это никого не касается… Не поеду я! И не проси!

- Ну, знаешь…

Хлопнула дверь зала ожидания. На пороге появился начальник станции.

- Где тут представитель совхоза? - громко спросил он.

- Это какой? - отозвался из темноты сонный голос.

- Да с тракторами.

Ваня вскочил на ноги:

- Я!

- Зайдите ко мне в кабинет. Быстрей.

Виктор остался с Саней Петушковым.

- Вы на ВСХВ едете? - с любопытством спросил мальчик.

- Да.

- Вы участник, да?

- Нет.

- Экскурсант, значит?

- Да.

- По путевке?.. А вы кем в совхозе работаете?

- Трактористом… И прицепщиком.

- Сначала трактористом, а потом прицепщиком?

- Да.

- А почему? Вас сняли с трактора?

- Слушай, пацан, отстань ты, ради бога, со своими вопросами!

Саня обиженно засопел. Что он такого особенного спросил?

Вани долго не было. Когда он вернулся, лицо его было мрачное, глаза смотрели зло.

- Ну и бюрократ этот начальник станции!

- А что такое?-спросил Виктор.

- Убирай, говорит, немедленно свои трактора с территории станции. Какие-то два эшелона ночью должны подойти на разгрузку… Витя, выручи, будь другом!

Виктор нахмурился:

- Не могу… В четыре тридцать поезд. Я не буду сидеть из-за тебя еще сутки.

- Эх, ты, еще целинник называется! - сердито бросил Ваня и сразу же заговорил совершенно другим тоном:- Послушай, новая идея! Ей-богу! И овцы целы, и волки сыты. Вот послушай…

План был очень прост и вполне приемлем для Виктора. Ваня предлагал довести трактора до села Белая Реч-ка, в двадцати километрах от станции. Оттуда Виктора доставят обратно до станции на колхозных лошадях. А трактор поведет до совхоза знакомый Ване тракторист из МТС.

- Двадцать километров мы на тракторах за два часа с небольшим сделаем, -убеждал Ваня.- Клади два часа на обратный путь. Успеешь на свой поезд. Еще и ждать надоест.

Он подхватил чемодан Виктора: - Пошли в камеру хранения. Бери его шинель, Саня.

Хмурый, недовольный Виктор вынужден был уступить.

- Но только до Белой Речки. Дальше не поеду!

- Вот это уже мужской разговор, - обрадовался Ваня,- до Белой Речки - и ни шагу дальше! Там я уже без тебя обойдусь.

Через полчаса трактора тронулись в путь. Впереди - Ваня Челмодеев, позади - Виктор. К нему в кабину сел Саня.

Дорога была прямая, особого внимания не требовалось. Трактор мерно рокотал и двигался, плавно покачиваясь. Виктор, не спавший прошлую ночь, вскоре стал клевать носом. Глаза его закрылись.

- Дяденька, дяденька! - услышал он вдруг тревожный голос Сани и встрепенулся.

Впереди был мост. Виктор потянул рычаги, сбросил газ…

- Спасибо, что разбудил,-сказал он, когда мост остался позади. - Могли мы с тобой искупаться в речке. А в ней вода холо-о-одная…

- Знаю, - важно кивнул головой Саня. - Пять градусов. Сестра писала, - пояснил он.

- Сестра? Она что. в нашем совхозе?

- Ага! Катя Петушкова. Может, знаете?

- Катя? - улыбнулся Виктор. - Знаю, как же… Боевая… Мы с ней на смежных участках работали. День я впереди, день она… Придется рассказать ей, как ты бдительность проявил.

- Это когда вы с выставки приедете, да?..

Передний трактор остановился. Виктор подъехал поближе и стал рядом.

- Что случилось? - спросил он у Челмодеева, который вылез из кабины.

- Ничего. Передохнуть надо. Голова трещит, - пожаловался Ваня.

Они присели у кустов, неподалеку от дороги. Виктор вытащил портсигар:

- Кури…

- Папиросы? Не хочу. Я к махорке привык… Впрочем, дай, побалуюсь.

Красноватые огоньки папирос осветили лица трактористов. Ваня вдруг тихо рассмеялся.

- Чего ты? - спросил Виктор.

- Вспомнил я… Вот так мы с тобой на лесозаготовках ночью курили… Ох, и трудно же было, верно? Вода кругом по колено, а мы в валенках. Мокро, холодно, голодно. Помнишь, машины к нам пройти не могли?

- Помню… В палаточке жили. Но держались геройски. По две нормы в смену.

- Геройски…- Ваня опять рассмеялся. - А ты знаешь, какой я был герой? Удирать собирался. Честное слово!

- Врешь!

Виктор отшвырнул папиросу, приподнялся на локтях, вглядываясь в лицо товарища.

- Не вру… Сейчас смешно, а тогда знаешь как было. Ты вот ничего не знал. Помнишь, мы с тобой большую сосну валили, сучьями меня задело? Тут я решил: убегу. Уже с мужичком одним договорился насчет лошади.

- Ну?..

- Подвел мужичок, не приехал на условленное место. А потом я посмотрел: ты работаешь, другие ребята тоже. А я вроде как хуже всех. Совестно стало. Подумал так: нет. сейчас не убегу. Легче станет - тогда убегу. Не так подло будет… А легче стало - бежать расхотелось. Потом стыдно вспоминать было… Теперь, конечно, что! Самое трудное позади…

Виктор тяжело вздохнул:

- Не говори так… Тогда были одни трудности, сейчас другие. Да и не в трудностях дело. Иной раз так бывает, что и без трудностей побежишь куда глаза глядят.

- А, сказки! - Ваня махнул рукой.

- Сказки? А вот ты послушай. - Виктор придвинулся поближе. - Откровенно так откровенно.,. Скажи: плохо я работал?

- Хорошо работал. Все это знают.

- Ну вот. Думаешь, не обидно мне было, когда с трактора на прицеп посадили? Получилось вроде как в наказание за то, что Женька мотор запорол. А я тут при чем? Доказывал, говорил - не помогло… Ну ладно, на прицеп так на прицеп. Работал, как вол, пропылился до костей. А вместо благодарности они меня… Эх, да что там говорить!

- Постой, постой, не пойму я.

- В общем, прибежала эта… как ее?.. С косичками, контрольный пост… Замерила глубину вспашки. Почудилось ей, что мелко. Ну, может, в самом деле на сантиметр мельче было… И сразу они все забыли: и что я лес по пояс в воде валил, и что клуб строил, и что сев произвел быстрее всех. Всё, всё забыли!.. - Виктор нахмурился и замолчал.

- Да, обидели тебя, Витя, - тихо произнес Челмодеев, но в голосе его не было сочувствия. - Обидели… Витьку Сазонова - геройского парня обидели! Мелкая вспашка… Подумаешь, шесть центнеров с гектара не доберут- какая чепуха! И вот из-за этой ерунды взяли и обидели парня. И какого парня! Будто скидку нельзя было ему сделать. Ай-яй-яй!.. Нет, Витя, что-то ты не то говоришь. Зазнался ты, брат, честное слово, зазнался. Вот вернешься с выставки, я с тобой как следует поговорю… Ну, поехали! -Он последний раз затянулся и погасил папироску.

- Постой, - сказал Виктор. - Ты лучше сейчас поговори.

- Поехали, поехали, - заторопил его Ваня.-Опоздаешь еще на свой поезд. Времени-то вон уж сколько…

Когда стали подъезжать к Белой Речке, Ваня заметил, что Виктор сигнализирует ему фарами. Он остановил трактор и крикнул, напрягая голос:

- Что тебе?

- Не могу больше, на ходу сплю. Так и в канаву съехать недолго. Давай Саню обратно ко мне в кабину. Пусть меня будит.

- Так он ведь с тобой ехал.

- Со мной. До остановки… А там к тебе пересел.

- Да нет его у меня!

Трактористы вылезли из кабин.

- Остался он, наверно, там, где мы перекур делали. Как теперь быть? - встревоженно спросил Виктор.

- Возвращаться за ним придется… Давай так: доедем до села, я тебе коня до станции раздобуду. А потом за мальчонкой на тракторе съезжу.

- Нет уж… Моя вина, я сам за ним вернусь.

- Опоздаешь еще на поезд…

Виктор махнул рукой, побежал к трактору. Развернул машину и повел ее в обратную сторону.

Саню он нашел на месте остановки, под кустом. Мальчик спал, подложив руки под голову и по-детски приоткрыв рот.

- Вставай, Саня, - тронул его за руку Виктор.

Саня что-то пробормотал и зачмокал губами. Виктор

постоял над ним еще немного.

- Ну что с ним делать?.. Вставай, слышишь. - Он потряс его за плечо.- Вставай, в совхозе доспишь.

Саня наконец проснулся. Он сел и недоумевающими главами посмотрел на Виктора.

В кабине трактора Саня снова заснул, доверчиво привалившись к плечу Виктора. Тот не стал его будить. Ему было приятно ощущать теплую тяжесть ребячьего тела.

Ваня Челмодеев выбежал навстречу приближавшемуся трактору.

- Ну как? - крикнул он, заглядывая в кабину.

- Порядок! - улыбнулся Виктор. - Спит. - Он показал головой на мальчугана.

Ваня облегченно вздохнул:

- Фу!.. А мне уже всякое чудилось… Ну, давай доезжай до села, а там я отпущу твою душу на покаяние.

- Да ладно, - равнодушно сказал Виктор, глядя вперед, на дорогу. - На поезд теперь уже все равно не успеть. Чего людей зря поднимать!

- Значит, поведешь до совхоза? - обрадовался Ваня.

- Только я вперед поеду, а то твой трактор на меня сон нагоняет.

Машины с грохотом прошли по спящей улице села.

И вот снова степь. На востоке посветлело. Одна за другой гасли звезды, словно кто-то невидимый снимал их на день с небосвода. Облака на горизонте сделались розовыми, потом золотыми. Из-за края земли показалось солнце.

Проснулся ветерок, прошел по степи, подхватил колючий шар перекати-поля, оторвавшийся от родных корней, и понес, понес его, заставляя подпрыгивать, взлетать, швыряя во все стороны, как судьба бездомного бродягу. Возмущенно зашумели пшеничные колосья: ну и грубиян этот ветер, снова разбудил чуть свет! Алмазными лучиками засверкали капли росы на пушистых шелковинках цветущего ковыля. Застрекотал кузнечик и тут же испуганно смолк - не рано ли? Но ему сразу ответили со всех сторон. Повисли в небе жаворонки, наполняя воздух веселым перезвоном. Из норки выглянул осторожный суслик. Втянул воздух-все спокойно! Выскочил наружу и помчался по своим сусличьим делам.

Кончилась ночь. В степи наступал новый день, полный радостей и тревог, надежд и забот…

Лучи солнца ослепительно засверкали в окнах домов на пригорке. Это центральный поселок совхоза. До него оставалось километра три.

Виктор остановил трактор. Осторожно уложил на сиденье спящего Саню и вышел на дорогу. Закурил, жадно затягиваясь.

Подъехал Челмодеев. Он встал рядом с Виктором, молча любуясь панорамой. Что-то придавало поселку более обжитой вид, чем прежде. Но что?

- Телефонные столбы, - подумал он вслух.

- Что?-повернулся к нему Виктор.

- Столбы, говорю. Когда я за тракторами уезжал, их еще не было… Поселок наш теперь стал совсем как город. А помнишь, что здесь было? «Степь да степь кругом…»,- произнес он нараспев.

- Да, да… - нервно бросил Виктор. - Слушай, Ваня, я дальше не поеду. Не могу, понимаешь! Не могу!

- Не можешь? - Челмодеев проницательно посмотрел на Виктора. - Не можешь?-повторил он. - Ладно, не надо… Будь здоров!

Он пошел к трактору.

- Постой! - крикнул Виктор. - Так ничего и не спросишь?

Ваня обернулся:

- А чего спрашивать? Я и так знаю.

- Знаешь? Что?

- Все!.. И что директор тебе строгача влепил за на-рушение агротехники. И что на комсомольском собрании тебя обсуждать должны. Сегодня. Так?.. И что ни на какую выставку ты не едешь, а просто решил удрать из совхоза. Дезертировать, словом. Все знаю!.. И, между прочим, агитировать тебя не собираюсь. Прощай!

Он взялся за дверцу кабины.

- Да погоди же! - Виктор судорожно глотнул воздух. - Откуда ты знаешь?

- Интересует тебя?.. Могу сказать, - пожал плечами Ваня. - Помнишь, на станции начальник меня к себе в кабинет позвал. Так это мне директор совхоза звонил - уже работает телефон. Оказывается, он мою телеграмму только вечером получил. Говорил, что сейчас вышлет подмогу. Ну, а я сказал, что никого не надо, что ты здесь, что ты второй трактор поведешь. Так он мне все про тебя и рассказал.

- А ты что?

Лоб у Виктора покрылся испариной. Вьющиеся волосы словно обмякли и повисли по сторонам.

- Я сказал, что все равно никого присылать не надо. Сказал, что ты вернешься, что подлецом ты никогда не был. Зазнайкой, эгоистом, хвастуном, позером - это сколько угодно, а подлецом - нет. И знаешь, что он мне ответил? Из эгоистов, говорит, первосортные подлецы получаются.

- Так и сказал?

Виктор иронически усмехнулся, но вид у него был растерянный, жалкий.

- Да, так и сказал. Верно сказал! Действительно, получаются из эгоистов подлецы, - резко говорил Ваня. Он знал: поддаваться чувству жалости сейчас ни в коем случае нельзя. - Вот ты - почему удрать решил? Молчи, я сам тебе скажу. Что, трудно тебе было? Неправда, не труднее, чем другим. Дома неполадки? Тоже нет! Заело тебя, Витька, что тебя на руках носить перестали. Раньше как что - Витя Сазонов. Ах, какой хороший! Ах, какой передовой! Ну, ты и старался. Как же, у всех на виду! Сам собой любовался - вот ведь я какой. Все могу! Все беру с налета! А как получилась у тебя первая неудача - черт тебя знает, может, и впрямь не ты мотор запорол, да ведь не в этом дело - ты старшим был, значит, правильно с тебя спрашивали, - как получилась неудача, так ты и раскис. В прицепщики поставили - еще больше. В бутылку полез: я «им» покажу! Кому это «им»?.. Нет, ты молчи, дай теперь мне сказать… Ну и докатился до выговора. И струсил! Да, да, струсил! Боишься перед комсомольцами показаться. И позорно сбежал. Конечно, ты сам себе в трусости не признаешься. Ты себя уговариваешь, наверно, что бежишь из «принципа». «Они мне так? Ладно! Я им покажу!». Что ты «им» показал? Ничего! Знаешь, кто ты есть такой без всех нас? Нуль без палочки, вот кто! Видишь: стоит поселок! И без тебя стоять будет. Понял? А о тебе никто и не вспомнит. Даже фамилию забудут через два дня. Скажут: был тут у нас один подлец, высокий такой, в завитушках…

Он остановился: не переборщил ли?.. Виктор смотрел в сторону. У него подергивалась скула.

- Зачем ты меня со станции с собой потащил, если все знал? Чтобы мораль прочитать? - глухо спросил он, не поворачивая головы.

- Мораль?.. Я тебе о мужичке рассказывал, который меня подвел, когда я собрался убегать. Черт его знает, что было бы, если бы лошадка оказалась на месте. Может, я и в самом деле убежал бы. А потом вернулся бы с позором или мучился всю жизнь… Так вот, я хотел, чтобы и твоя лошадка немного задержалась. Чтобы у тебя было время подумать… Вот и все!

Из кабины трактора раздался сонный голос Сани:

- Это уже совхоз, да? Мы уже приехали?

Ваня бросил быстрый взгляд на Виктора. Тот стоял отвернувшись, его плечи были бессильно опущены.

- Сейчас приедем, Саня! - твердо сказал Челмодеев.

Уже больше не глядя на Виктора, он сел в кабину его трактора и с силой захлопнул за собой дверь.

Взревел мотор. Трактор рывком двинулся по дороге и, набирая скорость, пополз на пригорок, к поселку.

От поселка целинного совхоза через степь размашисто шагают высоченные столбы. Они поставлены совсем недавно. Подойди поближе - услышишь запах смолы. По столбам на многие километры протянулась тонкая нить телефонной линии.

Гудят, говорят провода.

«Иван Васильевич! Гвоздиков, гвоздиков подбрось…

Вышли все уже… Что? Как это «быстро»? Строимся ведь…»

«Все здоровы, мамочка. Ради бога, не беспокойся. И не шли больше таких телеграмм. Как там Маня? Ма-ня! По буквам: Максим, Анатолий, Николай, я… Ну я, я… Последняя буква алфавита. Да, да, Майя…»

«Девушка, мне райком комсомола… Товарищ Ипокентьев? Это Седов говорит из «Молодежного». Состоялось собрание… Да, пришел Виктор Сазонов. Что?.. Строгий с предупреждением… Понятно, переживает. Ему ребята тут все высказали. Ну, и нам заодно, членам комитета… Ничего, он теперь понял… Мы?.. Мы тоже…»

«Тока уже готовы… Готовы, говорю, тока. Да, да, готовы… Прикатаны, прикатаны… Прикатаны, говорю… Да, да».

«Барышня, опять что-то не слышно…»

«Это начальник станции?.. С вами говорят из «Молодежного»… Там у вас в камере хранения мой чемодан остался. Как бы его получить?.. Да нет, сам я не могу, работы много. Доверенность, говорите?.. И квитанцию приложить?..»

«Почему комбайны до сих пор не отремонтированы?.. Что?! Да я с вас три шкуры…»

«Аккредитив нужен обязательно… Да, да… Иначе нам ничего не отгрузят… Что?.. Говорил я уже с Блиновым! Без аккредитива ничего не будет, ни валенок, ни фуфаек, ничего… Запишите счет: тридцать три тысячи сорок по-семь…»

«Сын!!! Честное слово! Четыре пятьсот! Богатырь, богатырь…»

Звенят, гудят провода в степи. Бьется в них неуемный пульс человеческой жизни.

 

МИКРОБ ЦБ

Три трактора из бригады Тараса Семеновича Подопригоры были заняты на зяблевой вспашке целины. Трактористы, особый отряд, как их называли в совхозе, работали за речкой, на самой окраине совхозных земель. С каждым днем все ближе продвигались они к небольшой березовой рощице, за которой уже начинались владения соседнего колхоза «Зеленый дол».

И вот однажды вечером Ваня Челмодеев, начальник особого отряда, остановил свой трактор возле палатки, где размешались трактористы, осмотрел оценивающим взглядом еще не вспаханный участок земли и сказал:

- Завтра кончим.

Прицепщик Дима Николаев украдкой облегченно вздохнул. Он никому не признался бы, что ему уже порядком надоело на прицепе, но от себя у него тайн не было. Нужно же было ему проситься в особый отряд! Был бы теперь давно свободен - клуб ведь уже построен. Гонял бы себе целый день на мотоцикле - купил уж когда, а еще даже не обкатал. Но разве он мог тогда знать, что это продлится так долго? И потом, работать на прицепе в самый разгар лета оказалось гораздо труднее, чем весной. Ему казалось, что только и будет дел загорать на сиденье, ухватившись рукой за баранку. Веселая работа! А на деле вышло, что он кое-чего не предусмотрел. Правда, нет грязи, как было весной, но зато прибавились новые трудности. Вот, например, счищать жесткие стебли полыни, забивающие все пространство между предплужниками и отвалами. То и дело приходится соскакивать с плуга и бежать рядом, орудуя палкой. А попробуй не уследи! Полыни вон сколько! Плуг сразу же начинает брать мельче.

А беспощадно палящее солнце! А предутренний пронизывающий ветер - его порывы заставляют зубы выбивать барабанную дробь. А пыль! Ох, эта пыль! Нигде от нее не спасешься! Она покрывает серой маской лицо, набивается в волосы, уши, глаза!

Нет, нелегко на прицепе. И хорошо, что все это завтра кончится.

Дима почистил отвалы, еще раз осмотрел плуг и потащился к палатке. Здесь потрескивал искристый костер. Возле него хлопотала черноглазая Оля.

- Еще не готово, Оленька?-спросил Дима. - Скорей бы покушать и спать. С ног валюсь… Как-никак, двадцать часов на прицепе.

В голосе его зазвучали нотки гордости.

- Скоро будет готово. Иди посиди с ребятами, я позову.

При виде Димы ребята молча подвинулись и дали ему место. Вероятно, у него был уж очень усталый вид. Он сел и привалился к стволу березы, с наслаждением вытянув гудящие ноги.

- А ты, Дима, парень крепкий. - Ваня Челмодеев одобрительно глянул на него. - С таким прицепщиком работать можно.

- Да будет тебе! - чувствуя, что вот-вот покраснеет, проворчал Дима.

Но возразил он больше по обязанности. Ему было очень приятно: Ваня - опытный тракторист, да и на похвалы не щедр.

В руках Челмодеева появился кисет, аккуратно сложенная газета. Он оторвал уголок, насыпал махорки н, ловко придерживая ее пальцами, стал сворачивать цигарку.

Дима вытащил из кармана пачку «Беломора»:

- Закури… Ленинградские.

- Ты вот лучше моего табачку попробуй. Забористый! Курите, ребята.

Кисет с бумагой пошел по рукам.

Порыв ветра принес из-за рощицы, оттуда, где начинались колхозные луга, чьи-то громкие голоса. Говорили все сразу, и поэтому ничего нельзя было разобрать.

- Опять ругаются… Это эмтээсовские ребята из Белой Речки, - пояснил Ваня. - Днем приехали на тракторе, а работать не работают. Все спорят. И чего они там не поделили?

Подошла Оля.

- Пожалуйте к столу, граждане, - шутливо кланяясь, пригласила она.

Ужин был сварен на славу. Механизаторы поели, потом попили душистого чая, заваренного с мятой. Завязался ленивый разговор о том, что у озера за солончаками уже поспел большой участок пшеницы, что на днях придется менять трактора на комбайны. Вон сколько новых самоходок прибыло в совхоз! И всё идут и идут…

Разговор постепенно затухал. Ребята позевывали, а Диму и вовсе разморило. Он то и дело клевал носом, поминутно засыпая и просыпаясь вновь.

Но тут вдали опять послышались сердитые голоса. Ваня Челмодеев не выдержал, поднялся с места.

- Надо посмотреть, что там у них… Ну, ребята, кто со мной? Пойдешь, Дима?

Дима с трудом разодрал веки. Ваня выжидающе смотрел па него.

- Пойду, - сказал Дима и встал.

Нашлись еще желающие. Двинулись напрямик, через рощицу. На степь опустилась ночь. Было темно - луна еще не взошла. Кругом стояла тишь. Один лишь беспокойный гуляка-ветер никак не мог угомониться. Затихнет на несколько минут и снова рванется на простор, тревожа ночной покой степи.

Впереди мелькнуло красноватое пламя костра. Возле него сидело несколько человек. На их лицах играли блики пламени.

- Эй, кто там? - окликнули подходивших.

- Свои. Совхозные трактористы, - ответил Ваня и, подойдя к костру, поздоровался.

- Милости просим! - пригласил сухощавый старик с бородкой клинышком и хитрыми маленькими глазками.

Возле него лежала двустволка. Остальные сидевшие у костра были молодые ребята в комбинезонах, насквозь пропитанных маслом, - механизаторы.

Уселись, закурили. Старик то и дело поглядывал на гостей. Видно, ему не терпелось спросить, зачем они по-жаловали. Но неписаный закон степного гостеприимство не позволял этого сделать. Приходилось ждать, пока гости сами не разговорятся.

- Помешали вам, поди?-осторожно начал Ваня.

Чубатый парень, сидевший рядом со стариком, махнул рукой.

- Где там! Без дела сидим. Вот уже полсуток. В игру такую играем: кто кого пересидит.

Старик покосился на него, поправил костер, степенно кашлянул:

- Ну и ехали бы себе в бригаду. Небось работа бы нашлась. Не сегодня-завтра уборка начнется. Потом запоете: хедер не сюда, мотовило не туда… Хе-хе!

Тракторист зло глянул на него:

- Хитер, дед, хитер, ничего не скажешь!.. Нет, вы только послушайте, что он делает! -горячо заговорил он, видимо продолжая давно начатый спор. - Прислали нас сюда из эмтээс вспахать под зябь сорок гектаров целины. Земля - самый раз под пшеницу. Сроки поджимают - уборка на носу. А этот уважаемый колхозный счетовод нам пахать не дает.

- Так ведь разве я не даю, Сеня?- елейным голоском произнес старик, старательно избегая встречаться взглядом с совхозными трактористами. -Я человек маленький. Мне товарищ Глаголев приказал: не разрешать пахать - и я выполняю приказ. Скажут, чтобы вы всё кругом распахали - пожалте, с нашим удовольствием.

Сеня, волнуясь и отчаянно жестикулируя, рассказал совхозным ребятам, что кое-кто из стариков в колхозе «Зеленый дол» противится распашке целины. Председатель колхоза, человек дельный и решительный, как на грех, уехал на шестимесячные курсы усовершенствования. А его заместитель, Ерофей Петрович Глаголев, поддался влиянию отсталых людей. Он прислал сюда колхозного счетовода со строжайшим наказом: хоть под трактор ложись, а луг пахать не давай.

- Здорово! - рассмеялся Ваня. - С чего это он так?

- Известное дело: микроб ЦБ… Болезнь есть такая у наших консерваторов - целинобоязнь, - пояснил Сеня.- Счетовод ею заболел, Глаголева заразил. Вот они и недужат. Так маются, так ма-а-аются, сердешные! - завел он, удачно копируя тонкий голос старика.

- Фу ты! Словно помешались на этой целине!

Старик сердито швырнул в костер охапку сухого валежника. Пламя взметнулось вверх, рассыпая искры.

- А ты что, дед, против? - с вызовом в голосе спросил Сеня.

- Скажешь тоже!-Старик беспокойно заворочался.- Ребята невесть что про меня подумают… Раз партия сказала, я тоже за… Но ведь все надо с умом делать. Потихоньку, не спеша. Посеять для пробы, к примеру, гектар десять, посмотреть, как уродит. На будущий год еще чуток. Земли выявить, какие лучшие…

- Мы и так знаем… Агроном..

- Даст бог дождь да гром, и не нужен агроном, - перебил Сеню старик. - Что агроном-девка зеленая!

- Не потому ли она зеленая, что под твою дудку не пляшет? - съязвил тракторист.

Старик сделал вид, что не слышит.

- …А потом скот, скот-то как? - продолжал он, обращаясь к гостям. - Ежели этот луг распашем, где на будущий год корм для скота брать прикажете?

- «Где, где»!-вспылил Сеня.-А на пойме! Какие там пастбища! А на Черном озере! Рот где травостой… Да, в конце концов, если мы на двух гектарах кукурузу посеем, больше кормов будет, чем на всех этих сорока. Сена-то здесь кот наплакал. Сколько мы здесь накосили? От силы два центнера с гектара.

Старик усмехнулся.

- Вы - два, что верно, то верно! А можно было три, не меньше!

- Пусть три… Пятнадцать тонн с сорока гектаров - вот так рекорд! И то нынче травостой - давно такого не было. А кукурузной массы мы в любой год худо-бедно десять тонн с каждого гектара возьмем. Десять тонн! И еще зерно…

Старик метнул быстрый взгляд на гостей, словно проверяя, какое впечатление произвели на них Сенины подсчеты. Затем глаза его потускнели, на лице появилось выражение безразличия и скуки. Он притворно зевнул, широко раскрывая беззубый рот.

- Мне что, человек я маленький… Приказано - выполняю.

- Ну вот, толкуй тут с ним! - выкрикнул с сердцем Сеня.

- В район надо сообщить, - заговорил молчавший все время Челмодеев. - Там вашему Глаголеву разъяснят… Разъяснят, - многозначительно повторил он.

- Поздно, - вздохнул Сеня. - В район раньше надо было обращаться. Пока разберутся - глядишь, уже уборка. Целину поднимать будет нельзя. Глаголеву, конечно, попадет, но ведь луг так и останется невспаханным.

- Почему же вы до сих пор молчали?

Сеня хмыкнул:

- Почему? Да потому, что перехитрил нас Глаголев. Кто знал, что дело так повернется? Ведь луг-то колхозное собрание еще весной решило вспахать. Проголосовали, записали, все честь честью. Глаголев тогда молчал. Да и когда председатель на учебу уехал, он тоже сразу в открытую не пошел. Мы ему говорим, что луг пахать пора, а он: «Конечно, конечно… Вот уберем там сено…» А сам косцов на луг не слал. Нарочно тянул - это мы потом поняли. Ждали-ждали и наконец сами скосили - не пропадать же сену! В субботу выехали пахать. Так Глаголев нам воды прислать «забыл». Сами наладили водоснабжение. Тут-то Глаголев и раскрыл карты. Прислал к нам сюда вот этого, - кивнул он на старика, - полпреда своего. Лягу, говорит, под трактор, а пахать луг не дам… У-у, консерваторы! Против воли колхозников идете… Смотрите, доиграетесь!..

Наступила неловкая тишина. Ребята посидели немного, покурили молча.

- Ну ладно, - поднялся наконец Ваня. - Пора нам на отдых. Утро, говорят, вечера мудренее. Может, ваш заместитель за ум возьмется.

- Дождешься!.. Упрямый он…

На следующий день совхозные трактористы приступили к работе чуть свет. За рощей все было тихо. Лишь один раз взревел мотор, погрохотал немного и снова замолк.

«Наверно, счетовод под трактор лег, - подумал Дима.- «Микроб ЦБ», - вспомнил он и улыбнулся.

К полудню работа была закончена. Ребята привели трактора к палатке, выстроили в ряд.

Решили после обеда возвращаться домой. Но только сели обедать, как из-за рощицы появилась целая делегация: двое уже знакомых эмтээсовских трактористов л высокая, полная девушка с коротко остриженными темными волосами и энергичным крутым подбородком. Одной рукой она вела велосипед.

Ваня поднялся навстречу гостям:

- Покушайте с нами.

- Спасибо, недосуг. Дело к вам есть, - сказал Сеня, тоже входивший в состав «делегации». - Говори ты, что-ли! - Он подтолкнул локтем девушку и пояснил: - Это Галя Савчук, наш агроном, комсомольский секретарь колхоза, член правления…

- Чинов-то сколько! - рассмеялась девушка. От уголков ее глаз к вискам побежали лукавые морщинки. И сразу она посерьезнела: - Помогите, товарищи, луг вспахать. Тут работы всего часов на восемь. Колхозники вам спасибо скажут. А директор эмтээс с вашим директором договорится.

- Очень просим, - вставил Сеня. - Сорок гектаров. Хорошая землица. Жалко бросать из-за какого-то Глаголева.

- Да-а, это дело сложное, - покачал головой Ваня и обратился к ребятам: - Как вы думаете?

Тракторист Лева Белевич медленно прищурил один глаз, потом другой - так он делал раньше, когда ровнял волосы на висках клиента.

- Выручать,-лаконично сказал он и сделал движение, словно взмахнул остро отточенной бритвой.

- А я не хочу! - поднялся с земли его прицепщик, белобрысый паренек с выгоревшими бровями и красным, облупленным носом. У него была смешная фамилия - Шуба. - Хватит, наработался! Пусть сами свою работу делают. А то на чужом горбу в ран…

- Что ты говоришь. Шуба! - спокойно произнес Дима: неудобно ругаться при чужих. - Ты ведь знаешь, какое у них положение. Я думаю, наш долг…

- А я не комсомолец, никаких у меня долгов нет… Словом, не хочу.

Шуба повернулся и, ни на кого не глядя, с независимым видом пошел к палатке.

- Как же я без прицепщика? - Лева растерянно развел руками.

- Я пойду на прицеп, - вдруг сказала повариха Оля. - Уж как Шуба работал, во всяком случае смогу.

Трудовым энтузиазмом Шуба действительно не отличался. Карикатуры на него появлялись чуть ли не в каждом номере совхозной стенной газеты.

- Правильно! - воскликнул Ваня. - Так и сделаем. Ты, Оля, на прицеп, а Шуба пусть обед варит.

Ребята расхохотались…

Члены «делегации» пояснили механизаторам свой план генерального наступления на счетовода. Вспашку поля надо вести одновременно четырьмя тракторами. Пусть счетовод выбирает, под какой трактор ему удобнее ложиться.

Колхозным трактористам план понравился.

- Значит, договорились? Твердо? Ну, спасибо! - Галя крепко, по-мужски, пожала всем руки, вскочила на велосипед и, смеясь, крикнула:

- Вот обрадуется Глаголев!..

Велосипед понесся под гору по направлению к селу.

Но оказалось, что торжествовать еще рано. Только собрались начать перегон тракторов, как из-за рощицы прибежал черномазый прицепщик с испуганным лицом. Он сообщил новость: на стан приехал «сам» - заместитель председателя колхоза.

Сеня переглянулся с Челмодеевым:

- Пронюхал, идол!.. Я ж говорил… Пойдем посмотрим, что он там.

Дима тоже пошел с ними.

Ерофей Петрович Глаголев оказался тучным мужчиной лет пятидесяти, с давно небритым лицом и воспаленными от бессонницы глазами. Несмотря на жару, на нем была черная косоворотка и старенький, видавший виды пиджак.

Заместитель председателя с хозяйским видом расхаживал возле палатки. Поодаль стояла бричка, запряженная ладным жеребцом. Его короткая черная шерсть тускло поблескивала.

- Здравствуйте, - поздоровался Сеня и с хода пустился в атаку:-Так вы все будете мешать нам работать? Вас, значит, постановление правительства не касается?

Заместитель председателя криво усмехнулся:

- Ишь ты, прокурор безусый! План вспашки целины я выполнил? Выполнил! Чего тебе еще надо? А этот луг пахать не дам.

- Но ведь собрание…

- Что собрание! Сказал - не дам, и все… А вы по какому делу? - обратился он к незнакомым трактористам.

- Так, по-соседски, - замялся Ваня.

- Совхозные, значит, - покосился на него Ерофей Петрович. И неожиданно крикнул парнишке ездовому: - Езжай-ка домой, Ванятка! Я здесь переночую. Вон у счетовода ружьишко. Поохочусь малость… Ужином накормите, трактористы?

- Так и быть, Ерофей Петрович, - сказал Сеня. И тихонько шепнул Диме, стоявшему рядом: - Вот хитрый!..

Глаголев подсел к счетоводу и завел с ним долгий разговор. Дима подошел, послушал немного. Речь шла о каких-то там накладных и квитанциях.

Сколько же заместитель председателя пробудет здесь? Неужели в самом деле останется ночевать? Тогда пиши пропало!

И тут Дима заметил, что Сеня, отошедший вместе с Челмодеевым к рощице, подает ему знаки рукой. «Иди сюда. Только осторожно, смотри, чтобы Глаголев не заметил»,- понял он. Дима зашагал потихоньку, то и дело оглядываясь. Но заместитель председателя даже не посмотрел в его сторону.

В рощице Диму ожидали с нетерпением.

- Ну, мотоспорт, выручай, - сказал Ваня. - Где твой мотоцикл?

- На бригадном стане. А что?

- Беги туда что есть духу и пригони его.

Дима ничего не мог понять. Зачем так срочно потребовался мотоцикл?

- Повезешь Глаголева на дальнее пастбище, - пояснил Ваня, - а там как сумеешь, но раньше утра чтоб он здесь не появлялся… Понял?

- Не все…

- На ходу поймешь! Ну, что ты стоишь? Одна нога здесь, другая там!

Дима тронулся в нелегкий путь. До бригады было добрых шесть километров. По такой жарище…

А в это время с другого конца стана помчался еще один гонец - в колхоз, к комсомольскому секретарю…

Оба гонца оправдали возлагавшиеся на них надежды.

Часа в четыре дня из-за дальнего пригорка показался велосипедист. Он быстро приближался.

- Это агрономша, - сказал Глаголев. - За мной, наверно. Уж не стряслось ли что? - встревожился он.

- Ерофеи Петрович! Ерофей Петрович! - еще издали крикнула девушка. - На дальнем пастбище неладно. Ребятишки туда по ягоды ходили, говорят, вроде волки трех овец задрали.

- Задрали? Как же так?.. У, черт, бричку отпустил!- заметался Глаголев. - Как теперь до пастбища добраться?..

В это время на стане совхозных трактористов послышался стрекот мотоцикла.

- А если их попросить. Ерофей Петрович? - предложил Сеня. - Может, подбросят.

На лице Глаголева мелькнула тень надежды:

- Добеги, добеги, авось в самом деле совестливые ребята. Здесь всего каких-нибудь двадцать километров. Для мотоцикла сущий пустяк… И откуда только там летом волки взялись? Ума не приложу.

Через несколько минут из-за рощи выкатил новенький мотоцикл с коляской. За рулем сидел Дима Николаев.

- Только я, товарищ зампредседателя, не знаю дорогу на пастбище, - сказал он, остановив машину.

- Зато я знаю…

Ерофей Петрович, кряхтя и отдуваясь, полез в коляску.

- Поехали! Шпарь, тракторист, вовсю…

Мотоцикл бежал по полевой дороге, пыльной и петлистой. Дима незаметно посматривал на своего пассажира. Грузное тело Глаголева то и дело подскакивало на многочисленных ухабах. Но он молчал. Хмурил брови, сердито шевелил губами, думая о чем-то своем.

Заместителя председателя нужно задержать на пастбище целую ночь, да еще так, чтобы не вызвать подозрении. Иначе Глаголев может уйти пешком. Человек он, по всему видно, решительный.

Надо начать уже сейчас. Маленькая неполадка в пути. Бывает ведь…

Дима осторожно покрутил ручку. Подача газа замедлилась, а затем и прекратилась вовсе. Мотор заглох, мотоцикл остановился.

- Что случилось? - спросил Глаголев, беспокойно ворочаясь в коляске.

- Свеча барахлит.

Дима вытащил инструменты и начал копаться в моторе.

- Надолго это?

- Нет! Чепуха! Двинут десять…

Минут десять затянулись на добрых полчаса с гаком. Глаголев сидел в коляске и нервничал. Наконец Дима несколько раз дунул на совершенно исправную свечу, поставил ее на место и закрутил.

- Поехали…

Пастбище открылось сразу же за лесом. Здесь по всему чувствовалась близость реки. Трава была густой, ярко-зеленой, а не скучного серого оттенка, как в иссушенной зноем степи. Сочные широколистные растения радовали глаз.

На огромном лугу стройными рядами, как на параде, пощипывали сочную зелень сотни черных горбоносых овец.

Седой чабан с живыми блестящими глазами на коричневом морщинистом лице быстро пошел навстречу подъезжавшему мотоциклу, подняв вверх обе руки.

- Стон, стой! Эдак вы мне всех овец распугаете… Ты, Ерофей Петрович? - удивился он. - Зачем пожаловал?

- Как - зачем? - Заместитель председателя с усилием вытащил из коляски одну ногу, затем другую. - Как - зачем? - повторил он. - А волки? Как же это ты, Степан Сергеевич, не доглядел? Ай-яй-яй!

Чабан замахал руками:

- Господь с тобой, Ерофей Петрович! Какие волки?.. Да о них здесь и слыхом не слыхать.

Глаголев вытаращил глаза.

- Как? Ведь агрономша сказывала…

Дима спрятал лицо, склонившись над мотором. Теперь все зависело от того, как он сыграет свою роль.

- Поворачивай оглобли, тракторист… Что-то здесь нечисто.

Глаголев занес над коляской свою мощную ногу.

- Обождите, Ерофей Петрович. Опять барахлит.

- Эх, будь она неладна!.. Давай чини скорее!

Дима выждал, пока Ерофей Петрович с чабаном пошли к отаре. Быстро вывинтил свечу, вымазал ее маслом и повалял в песке. Потом посидел еще немного, делая вид, что возится в моторе.

Красное, неяркое солнце, опоясанное кольцами облаков и похожее на огромный китайский фонарь с зажженной внутри свечой, повисло уже над самым горизонтом. Со стороны реки потянуло прохладой. В ближней балке завели свою однообразную вечернюю песню лягушки.

Глаголев вернулся к Диме:

- Еще не готово, тракторист?.. Эх ты, специалист липовый!

- Видите, свечу как маслом забросало. Надо бы ее прокалить, да негде.

Глаголев чертыхнулся.

- Разводи быстрее костер!

Расчет Димы оказался верным. Глаголев присел на корточки у костра, позевывая, смотрел, как тракторист прокаливает свечу. Потом прилег, закрыл глаза. А спустя еще минуту раздался его богатырский храп.

- Намаялся, - покачал головой старый чабан.-Ты уж его не буди, хлопец, пусть поспит.

Дима не стал возражать. У него самого слипались глаза.

Проснулся Дима от тихого говора. Лежа с закрытыми глазами, он слушал, как беседовали заместитель председателя и чабан.

- Тощие у тебя овцы что-то. Нынче ведь с травой неплохо.

- Овечек больно много… Гоняю с места на место. Ни себе покоя, ни им,

- Да, корма, корма…- Глаголев вздохнул. - Сколько с ними мороки! Опять же сено на зиму заготавливать. А людей не хватает.

- Сеять траву надо, Ерофей Петрович, сеять… Стадо растет, а луга…

Чабан махнул рукой.

- Гм! - неопределенно буркнул Глаголев. - Ну ладно. Надо хлопца будить.

Он подошел к Диме и потряс его за плечо:

- Вставай! Вставай, слышишь… Ехать пора.

Дима открыл глаза. Было уже утро. Он взглянул на мотоцикл, стоявший возле большой сосны.

- Придется еще немного повозиться, - сказал он, стараясь не смотреть на Глаголева.

Тот сплюнул в сердцах:

- У, связался черт с младенцем!.. - и решительно зашагал в сторону дороги.

- Куда вы, Ерофей Петрович? - крикнул Дима.

Тот, не оборачиваясь, махнул рукой.

- Соседний колхоз тут неподалеку, - пояснил чабан. - Туда пошел. Авось коня дадут.

Дима побежал к мотоциклу, быстро поставил свечу на место. Через минуту послышался ровный шум мотора. Мериносы подняли головы, тревожно втянули воздух, но, не заметив ничего угрожающего для себя, вновь принялись за траву.

Глаголева Дима догнал уже у самой дороги.

- Садитесь, Ерофей Петрович, уже готово!

Тот глянул на него с подозрением:

- Больно скоро, тракторист…

Дима понял: догадался!

Больше за всю дорогу никто из них не произнес ни слова.

…Зеленый холм. Мотоцикл легко взбегает на его вершину. Рощица. За ней виднеется палатка. Возле нее стоят трактора - значит, управились уже ребята. А вот и они сами. Выстроились в ряд. На левом фланге Оля. Перед строем ходит, размахивая руками, бригадир Тарас Семенович. Отчитывает он их, что ли?..

А вот и луг… Какой луг? Нет уже луга! Вместо него простирается огромное черное поле. Поблескивают на солнце пласты отваленной плугами земли. Деловито похаживают грачи, выклевывая личинок и червяков.

Глаголев схватился руками за борта коляски:

- Успели!.. Ух!..

В самом центре поля тянулась узкая невспаханная полоса. Но по ней уже двигался трактор. Полоска постепенно таяла, становилась все меньше и меньше, словно трактор свертывал ее зеленый ковер. Последний гон!

Мотоцикл подъехал к кромке поля. Глаголев проворно выскочил из коляски и побежал навстречу трактору, потрясая в воздухе кулаками:

- Кто разрешил? Я вас, я вас!

Сеня остановил трактор, откинул дверцу и вылез из кабины.

- Не кричи, товарищ заместитель, - негромко сказал он, делая упор на слове «заместитель». - Ты нам спасибо скажи. Мои хлопцы и совхозные трактористы целую ночь работали. Так неужели мы это все сделали, чтобы только тебе досадить? Ведь колхозное собрание решило… Посмотри лучше, какая земля! Какая земля!

Он нагнулся, зачерпнул горсть земли и подал Глаголеву. Тот машинально помял в пальцах жирный черный комок.

- Сюда пшеничку, - сказал Сеня, с наслаждением вдыхая пряный запах земли. - А тот участок, у села, пустить бы под кукурузу. Вот и корм скоту.

Ерофей Петрович нахмурился:

- Ну, ну, еще указывать!

И только сейчас он заметил, что парень качается от усталости. Весь в грязи. Лицо черное от пыли. На губах запекшаяся корка.

Глаголев усмехнулся:

- Хорош ты, нечего сказать… Ну, давай кончай. Все равно уж теперь…

Неожиданно он хлопнул Сеню по спине своей шершавой ладонью и пошел с полоски, широко расставляя толстые ноги в кирзовых армейских сапогах.

Сеня весело подмигнул Диме и полез в кабину.

Взревел мотор. Мощные плуги вгрызлись в землю. Дерн приподнялся, отвалил в сторону. За трактором забурлили черные волны жирной, блестящей земли, не знавшей еще ни запаха, ни вкуса пшеничного зерна.

 

ДВОЕ НА КОМБАЙНЕ

В самый разгар уборки комбайнера укусила змея. Его увезли в районную больницу. Женя Попов остался на самоходном комбайне один. День проработал, а вечером попросил бригадира:

- Давайте мне копнильщика, Тарас Семенович! Запарился я. Соломы сами знаете сколько.

- Пришлю, - сказал бригадир. - Маю я одного хлопчика на примете.

Утром, когда Женя готовил комбайн к работе, кто-то спросил за его спиной:

- Вы будете товарищ Попов?

Женя обернулся. Он увидел невысокого подростка с раскосыми черными глазами и упрямым крутым подбородком.

- Ну, я… Что тебе?

Тот протянул руки по швам, вскинул голову, отчего стал казаться выше, и ответил коротко, по-военному:

- Эркеш Санчиев, ученик восьмого класса Горно-алтайской средней школы. Послан к вам копнильщиком.

Женя окинул новоиспеченного помощника насмешливым взглядом:

- А ты хоть комбайн-то видел?

Глаза Эркеша блеснули.

- Я две недели работал на самоходке Васильчикова, - сказал он с достоинством.

Женя удивился. Васильчиков - лучший комбайнер совхоза. Любого-каждого к себе на комбайн не возьмет.

- Можно приступать? - спросил Эркеш.

- Ладно, давай.

Первые дни Женя недоверчиво приглядывался к новому копнильщику. Но придраться было не к чему, и он постепенно успокоился. В конце концов, какая разница - четырнадцать лет или двадцать? Лишь бы дело свое делал хорошо. А работал Эркеш старательно. Женя даже стал доверять ему вождение комбайна.

Но вскоре обнаружилось, что у Эркеша есть одна странность. Он был неравнодушен к… жукам. Да, да, к самым обыкновенным жукам! В кармане у него постоянно находилась небольшая коробочка с перегородками внутри. При виде какого-нибудь жука у Эркеша загорались глаза, и он не успокаивался до тех пор, пока насекомое не попадало в коробочку.

Этого Женя никак понять не мог. Конечно, ребята всегда чем-нибудь увлекаются, на то они и ребята! Не так давно и сам Женя коллекционировал марки. Потом продал коллекцию и купил голубей. Потом, когда надоело возиться с голубями, сменял их на хоккейную клюшку.. Как же, нельзя ребятам без увлечений! Но чтобы так увлекаться жуками - ну, это уж слишком.

Однажды Женя, оставив комбайн на попечение Эркеша, побежал напиться воды. На полевом стане он встретил Катю Петушкову. Женя обрадовался - он ее не видел с самого начала уборки. «Как дела», «как житье-бытье», то да се, словом, прошло добрых полчаса, пока Женя вернулся обратно. Подошел и обмер. Комбайн стоит, на мостике никого нет…

Своего помощника он нашел шагах в двадцати от комбайна. Эркеш лежал среди пшеницы и с восторженным видом рассматривал что-то на земле.

- Почему оставил комбайн? - накинулся на него Женя.

- Да я на минуту, - ответил Эркеш и, показывая пальцем вниз, произнес благоговейно: - Смотрите, перистокрылка большегрудая…

Произошло драматическое объяснение. Женя самым решительным тоном заявил, что если Эркеш сейчас же не выбросит свою коробочку и не перестанет возиться с жуками, то он его и близко к штурвалу не подпустит.

Эркеш, разумеется, коробочку выбрасывать не стал. Тогда Женя привел свою угрозу в исполнение. Отныне

Эркеш ведал лишь соломокопнителем. Между комбайнером и копнильщиком установились холодные отношения. Они стали обращаться друг к другу на «вы» и только по фамилии.

Уборка была трудной. К концу лета пошли дожди, и хлеба полегли. Комбайнов не хватало. Механизаторы работали день и ночь, урывая для отдыха считанные часы. Женя похудел, осунулся, вскипал по малейшему поводу. Бедному Эркешу приходилось туго. Но о переходе на другой комбайн он и не заикался - гордость не позволяла.

И вот на их участке скошен последний гектар пшеницы. Женя привел свой самоходный комбайн на стан. К вечеру здесь собрались все комбайнеры бригады.

- Ну, хлопцы, завтра сбирем останни шесть гектарив пшеницы. Останни во всем совхозе, - весело сказал. Тарас Семенович Подопригора. - Помните, той участок на гори, где прикатывали почву… Кто туда хоче?

- Я! - поднял руку Женя.

- Добре… Ще кто?

- Что вы, Тарас Семенович, - обиженно сказал Женя. - Я один там до обеда управлюсь… Честное слово!

- Ну, смотри…

Женя не случайно попросился на этот участок. Во время сева он работал там прицепщиком. Только кончили сеять, вдруг новость: директор совхоза приказал прикатать почву тяжелыми водоналивными катками. Механизаторы, считавшие посевные работы уже завершенными, стали ворчать:

- Все у нас не как у люден! Колхозы кругом уже отсеялись, люди отдыхают, а наш директор всякую ерунду выдумывает. Где это видано - давить посевы тяжелыми катками? Это же не шоссе асфальтировать.

Кое-кто даже бросил работу. Приехал директор, разобрался и строго наказал самовольщиков.

Потерпевшие кричали: «Самодурство!» - и вовсю

поносили директора. Невежда, ничего не смыслит в сельском хозяйстве, погубит урожай…

А когда появились всходы, горлодеры сразу притихли. Земли, обработанные тяжелыми катками, надолго сохранили влагу. Посевы здесь были дружные, густые, развивались быстро. Колос оказался большим, зерно крупным. Если на обычных посевах собирали по двенадцать - пятнадцать центнеров с гектара, то здесь урожай составил двадцать - двадцать пять и даже тридцать центнеров…

Рассвет следующего дня застал Женю и Эркеша в пути. Они вели комбайн на участок - километров за десять от стана.

В лицо бил холодный утренний ветер. Машина мягко шла по полевой дороге. Кругом, насколько хватал глаз, простирались уже убранные поля. Пожелтели березки у дороги, оголилась и высохла полынь. Поблекли яркие краски прошедшего лета, степь оделась в скромный осенний наряд.

Когда прибыли на место, вдруг заговорил Эркеш, молчавший всю дорогу.

- Разрешите мне хоть сейчас комбайн поводить,- попросил он. - Всем нашим ребятам комбайнеры доверяют машину. Один только я у вас… - Он смолк.

- Сам виноват, - сказал Женя. - Не буду я из-за жуков рисковать машиной.

- При чем тут жуки? И потом, какой риск? Что может случиться? Ведь я знаю комбайн. Изучил, пока у Васильчикоза работал.

Женя обозлился. Что он ему этим Васильчиковым глаза колет!

- «Изучил»! Васильчиков небось рад-радешенек, что от вас избавился! - усмехнулся он.

- Ну, это уж неправда! - В голосе Эркеша слышались обида и возмущение. - Он меня вашему бригадиру как лучшего рекомендовал…

Часа два они работали без остановок. На ходу нагрузили зерном автомашину.

- Зерно высший сорт! - весело сказал шофер Сергей Платонов, вернувшись с тока. - Повезу от тебя прямо на глубинку.

- Не успеешь обратно, - забеспокоился Женя.

- Успею… Далеко ли тут!

Шофер уехал. Женя стал напевать вполголоса. У него было отличное настроение. Вот уже два гектара скошены.

Он вспомнил про копнильщика и обернулся. Эркеш стоял нахохлившись, похожим на большую печальную птицу, и машинально трамбовал солому в копнителе. Жене стало его жаль.

Все-таки Эркеш парень хороший, несмотря на своих жуков. Надо бы поставить его к штурвалу. Пусть поработает напоследок.

Но ведь он сказал, что не пустит. Неудобно теперь предлагать самому… Пусть Эркеш еще раз попросит. Это будет лучше всего.

Женя несколько раз поворачивался в сторону Эркеша, даже улыбнулся, подбадривая его. Но тот хмурился и упрямо отводил глаза в сторону. Нет, он теперь не попросит - обиделся.

Из-под комбайна выпорхнула небольшая серая птичка. Женя проследил за ней взглядом. И вдруг его осенило.

- Перепелки! - крикнул он. - Сколько их тут! Держи штурвал, Эркеш, попробую поймать.

Передав штурвал копнильщику, он прыгнул с комбайна и обождал, когда Эркеш проедет вперед. Затем, довольный своей хитростью, вошел в глубь пшеницы. Справа от него поднялись вспугнутые птицы. Женя побежал за ними. Неожиданно он почувствовал, что ноги потеряли опору и, вскрикнув, полетел в пустоту…

Женя очутился на дне узкой, глубокой ямы. Сильно болела голова - падая, он ударился ею обо что-то твердое. В яме царил полумрак - отверстие, в котором голубело небо, было довольно высоко. Женя поднялся на ноги и осмотрелся. Он увидел полусгнивший деревянный сруб.

Все ясно! Он провалился в заброшенный колодец, вырытый скотоводами, вероятно, еще в давние времена.

Уцепившись пальцами за выступы в стене. Женя попытался подтянуться. Пальцы скользили по покрытым слизью плахам. Тогда он стал карабкаться вверх, упираясь ногами, но сорвался, до крови оцарапав щеку.

Нет, самому отсюда не выбраться. Придется звать на помощь.

Женя крикнул:

- Эркеш!

Голос прозвучал глухо, как в бочке. Он обождал немного и крикнул снова:

- Эркеш, сюда!

Никто не подходил. Женя прислушался и уловил наверху мерный рокот. Конечно, Эркеш ничего не слышит - мотор работает. Что же делать? Как дать о себе знать?

Ногам стало холодно. Женя нагнулся, пощупал дно ямы. Сырой песок. Он зачерпнул горсть и швырнул вверх. Потом еще раз, еще…

Эркеш увлекся работой и ничего не замечал. Но когда он развернул комбайн, комья летящей кверху земли сразу привлекли его внимание. Через несколько минут Женя увидел в отверстии колодца его испуганное лицо.

- Кто здесь? - тихо спросил Эркеш.

- Я…

- Вы?! Что вы здесь делаете?

- Жуков для тебя ищу! - рассердился Женя. - Что ты уставился, как баран на новые ворота? Помоги выбраться!

Эркеш с готовностью протянул в яму руку.

- Да что рука! До нее еще сколько остается!

- Как нее тогда?

- «Как же, как же»! - передразнил его Женя. - Разыщи палку подлиннее.

- Сейчас!

Эркеш исчез. Но тут Жене пришло в голову, что никаких палок здесь нет… Кругом ни деревца. Как же быть? Вот если бы веревка…

Веревка? Есть веревка!

Женя снова стал кидать комья земли. Наверху показался Эркеш.

- Я еще не нашел, - сказал он.

- И не надо. Беги к комбайну, в инструментальном ящике лежит веревка.

Эркеш не двинулся с места.

- Что ты стоишь? Тащи веревку!

- Нет там веревки, - уныло произнес Эркеш.

- Есть, говорят тебе! - крикнул Женя. - Я сам положил ее туда в начале уборки.

Через минуту Эркеш вернулся к яме:

- Нет веревки. Вы знаете, я…

Женю взорвало. Ну и упрямец!

- Ты ведь даже не ходил за ней, - перебил он Эркеша. - Не мог ты за минуту успеть туда и обратно… Бе-гом! - рявкнул он, заметив, что тот хочет еще что-то сказать.

На этот раз Эркеш отсутствовал довольно долго. Но вот в отверстии снова показалось его скуластое лицо.

- Нет веревки, - плачущим голосом произнес он. - Я же говорил…

У Жени ёкнуло сердце. Положение становилось серьезным. Он ведь дал слово к обеду закончить уборку. Тарас Семенович уже доложил директору совхоза. Тот, верно, сообщил в район…

Послать Эркеша на полевой стан? Но пока он добежит туда, пройдет верных полтора часа, если не больше. Л комбайн будет стоять. Лучше обождать, пока вернется автомашина.

- Слушай, Эркеш, - сказал Женя, - иди на комбайн и продолжай уборку. А подъедет машина, приведи сюда шофера… И никаких там жуков, слышишь!

- Я понимаю, - обрадованно закивал головой Эркеш.

Женя подумал, что, вероятно, он сейчас благодарит судьбу, так удачно посадившую в яму прижимистого комбайнера.

…Прошло не меньше получаса, пока у ямы снова послышались шаги. Женя увидел в отверстии сразу два лица- одно, встревоженное, - Эркеша, и другое, ехидно улыбающееся, - Сергея Платонова.

- Как отдыхается? - спросил Сергей.

- Ну тебя к черту! - ответил Женя. - Слушай, Сергей, будь другом, тащи сюда трос.

- Понимаешь, оставил в гараже. Но ты не горюй. Зерно отвезу и захвачу трос. Я мигом обернусь… Ну, гуд бай - и приятных сновидений. Я поехал.

- Брось мне хоть фуфайку. Закоченел я в этой проклятой яме… Спасибо.

Женя надел фуфайку и стал делать резкие движения руками, чтобы согреться.

Сергей долго не возвращался. Женя нервничал все больше и больше. Одно его утешало: хоть комбайн не стоит. Пусть Эркеш работает медленно, все равно уборка идет!

Рокот мотора стал громче. Комбайн проезжал неподалеку от ямы.

Лицо Эркеша снова показалось в отверстии.

- Шофер вернулся? - обрадованно спросил Женя.

Эркеш отрицательно покачал головой.

- Так чего же ты прерываешь работу? - рассердился Женя. - Нечего зря сюда бегать!

Но Эркеш от ямы не отошел.

- Мотор что-то плохо тянет, - сказал он.

Женя встревожился:

- Ну вот! Перегрел, наверно. На какой скорости работаешь?

- На первой.

- На первой скорости перегрева не должно быть. Почему же тогда мотор стал плохо тянуть? - Женя задумался. - А! - догадался он. - Радиатор, наверно, забился половой. Сними сетку и прочисть.

Минут через десять Эркеш прибежал снова:

- Теперь хорошо… Но работать все равно нельзя. Бункер полный, а автомашины все нет.

- Что там с Сергеем случилось? - воскликнул Женя. - Время уже подходит к полудню. Если комбайн простоит, то уборку к обеду не закончить. Знаешь что, не жди, - сказал он Эркешу. - В ящике лежит брезент. Расстели его на стерне, ссыпай зерно и продолжай уборку. Понял?

- Ага!..

Сергей приехал с большим опозданием.

- Как назло, спустил скат… Пришлось монтировать на дороге… На, держи!

Он опустил в яму трос. Женя ухватился за конец н быстро вскарабкался наверх.

В глаза ударило яркое солнце. Женя зажмурился. А когда вновь открыл глаза и, часто моргая, посмотрел на поле, то с удивлением увидел, что почти весь участок убран. Нескошенным остался лишь маленький кусочек, полгектара, не больше.

- Молодец Эркеш, честное слово! - восхищенно произнес он. - На таких трудных хлебах… Молодец!

- Еще бы!.. Ты бы мог спокойно прохлаждаться в своей яме до конца уборки, - весело прищурился Сергей.

…На бригадный стан они вернулись к -обеду. Там уже все знали о происшествии и встретили Женю многозначительными улыбками. Дима Николаев с Мишей Рогачковым немедленно принялись его разыгрывать. Женя обычно «заводился с пол оборота» и этим приводил своих друзей в неистовый восторг. Но на этот раз он отмолчался, быстро поел и побежал из столовой.

- Интересно, куда это он? - удивился Миша.

Повариха Соня, убиравшая со стола, метнула на него насмешливый взгляд.

- А еще друзья называются! Ничего не знают… К Кате своей понесся, вот куда.

Она приблизила к ребятам свое курносое лицо, сделала большие глаза и произнесла таинственным шепотом:

- Скоро будет свадьба… Точно!..

Катя Петушкова встретила Женю новостью:

- Конец пришел вашему «Замку грез». Комнату вам выделили в новом доме, у клуба… И нам тоже там дали.

- Соседи, значит, будем, - обрадовался Женя.- Давай, Катюша, по этому поводу хоть водой чокнемся. Пить хочу - умираю!

- Саня! - позвала Катя своего братишку, вертевшегося вблизи. - Сбегай к речке, принеси дяде Жене свежей воды… Да возьми веревку. А то снова зачерпнешь глины у самого берега.

- У меня теперь своя веревка есть… Я достал.

Саня нырнул в палатку и вынес оттуда ведро с привязанной к нему веревкой. Женя случайно глянул на нее - и схватил Саню за руку.

- Давай сюда! - потребовал он.

Так и есть! Его веревка! Из двух половинок и завязана на середине морским узлом. Он сам, своими руками завязывал.

- Что за привычка такая - без спросу чужие вещи таскать?-накинулся он на мальчугана.

- Я не таскал, дядя Женя.

- Врать еще! Из моего комбайна вытащил.

- Не тащил я! Это Эркеш мне подарил.

Женя рот приоткрыл от изумления.

- Эркеш?

- Ну да, Эркеш… Я ему вчера жука такого интересного поймал - то у него есть голова, то нет. Он как обрадовался! А я увидел веревку и попросил у него - за водой ходить. Он взял и отдал. На, говорит, бери, нам она все равно ни к чему…

Зажав в руке злополучную веревку, Женя решительно зашагал к палатке, где жили ученики, приехавшие на уборку. Безобразие какое! Сейчас он ему даст жуков!

Еще издали он услышал голос Эркеша:

- Наша школьная коллекция пополнилась еще одним интересным экземпляром. Вот он. Пилюльщик. Биррус пилула вульгарис по-латыни…

Подойдя к палатке, Женя приподнял полог. Эркеш, окруженный группой ребят, стоял возле столп, по которому полз небольшой черный жук.

- …Почему он называется пилюльщиком?-тоном заправского лектора продолжал Эркеш, не замечая Жени. - Сейчас я его трону спичкой. Посмотрите, что произойдет… Видите, он втягивает голову, прижимает усики и ножки книзу. Правда, он теперь похож на пилюлю?

- Верно! - заговорили слушатели, склонившиеся над жуком.

- Вот отсюда и его название. Питается пилюльщик в основном мхом. Водится в умеренных шпротах. Личинки живут в почве…

Женя опустил полог и осторожно, стараясь не шуметь, отошел от палатки.

Так вот он, оказывается, для чего жуков собирает! Нет, не стоит его ругать. Из-за какой-то паршивой веревки- подумаешь, ценность! Откуда Эркеш мог знать, что он провалится в яму и веревка понадобится!.. А жук был нужен для коллекции. Сам пилюльщик вульгарис, подумать только!

Женя тихонько рассмеялся. Ай да Эркеш! Можно биться об заклад, что из него выйдет какой-нибудь профессор по жукам… А впрочем, кто знает! Он и комбайн водит хорошо, ничего не скажешь…

Налетел порыв ветра, резкий и яростный, как удар бича. Затрепетали ободранные стебли полыни, жалобно загудели провода на столбах. Женя запахнул полы тужурки, сунул руки поглубже в карманы и упрямо зашагал ветру навстречу.

Холодно как!.. Скоро зима… Что ж, приходи, старушка! Мы ведь с тобой немного знакомы, не так ли? Пугала ты пас и вихрями, и морозами, и нежилой заснеженной степью. А теперь, видишь, целый поселок вырос в степи. Это мы построили его. Мы будем жить в этих теплых, уютных домах. Беснуйся же, сколько влезет! Засыпай нас снегом, посылай на нас ветры, бураны, обжигай морозами…

Мы не боимся тебя, зима! Теперь мы хозяева степи.