Квартира была удобно обставлена, в ней было три спальни. Йен и Майкл сидели за столом в гостиной и пили кофе. Из спальни вышел Кризи и тихонько притворил за собой дверь. На лице его почти не выражалось эмоций, но Йен и Майкл почувствовали, какую он испытывает ярость.

Какое-то время он на них смотрел, потом спокойно произнес:

– Мне довелось на моем веку убить немало людей, и бывало, что потом я об этом жалел. Но если бы мне снова выпало пережить последние часы, я сделал бы то же самое второй раз, причем без всяких сожалений. Лишь люди способны творить такое с себе подобными. Зверям это было бы совершенно непонятно.

Никто ему не ответил. Двое мужчин лишь наблюдали за Кризи. Он подошел к телефону, стоявшему на тумбочке, взял аппарат в руки и набрал номер. Хотя на часах было пять утра, ему тут же ответили. Он быстро заговорил в трубку по-французски. Майкл не понял ничего, Йен уловил несколько отдельных слов. Кризи намекнул, что все прошло успешно. Потом он попросил наркотики, применяемые в медицине. Из названий Йен узнал лишь одно – метадон.

В конце беседы Кризи сказал:

– Друг мой, мне где-то на неделю потребуется один из твоих людей. Он должен обладать чувством сострадания и одновременно быть достаточно опытным в том ремесле, которым я занимаюсь… Да, я сказал сострадательным. Я позже перезвоню, утром. Постарайся, чтобы наркотики были доставлены с твоим человеком как можно скорее. Скажи ему пароль: «Красная тройка». Отзыв будет: «Зеленая четверка». Еще раз большое тебе спасибо.

Он поставил аппарат на место и подошел к столу. Майкл налил ему черный кофе.

– Это был Леклерк, – сказал ему Кризи. – Помнишь, я тебе о нем рассказывал?

Майкл кивнул.

– Да, торговец оружием. Я так понимаю, твой арсенал получен у него.

В разговор вмешался Йен.

– Девушек надо как можно скорее доставить в клинику.

Кризи покачал головой.

– Мистер Йенсен…

Йен снова его перебил.

– После того, что произошло сегодня ночью, прошу вас, называйте меня просто Йен. И если не возражаете, давайте перейдем на «ты».

Кризи с серьезным видом кивнул и продолжил:

– Ты, Йен, полицейский, поэтому вполне естественно, что ты и рассуждаешь, и пытаешься действовать как страж порядка. Но в данном случае положение у нас совсем не простое. В нормальной ситуации было бы достаточно снять трубку и позвонить в полицейское управление Марселя или даже Парижа. Но что ты сможешь сказать? Что только что принимал участие в настоящем сражении с использованием пистолетов, гранат, автоматов и бомбы? Что в этой битве был убит самый опасный преступник в этом районе вместе с коррумпированным шефом марсельского Бюро по розыску пропавших без вести? Как ты все это объяснишь? Что ты сможешь рассказать обо мне и Майкле? Не забывай, я только что убил семерых человек, а Майкл – женщину. Со всеми разбирательствами, которые за этим последуют, мы должны будем проторчать в этом городе еще не один месяц. И ты тоже. Нас с Майклом арестуют и посадят в тюрьму, где, без всякого сомнения, заправляют такие же продажные сволочи, как Корелли. Все это совсем не входит в мои планы.

Йен подумал над словами Кризи и сказал:

– Я бы мог позвонить своему главном шефу в Копенгаген, а он перезвонил бы в Париж комиссару французской полиции.

На это ответил Майкл:

– Они тоже наверняка будут задавать тебе вопросы, на которые ты не сможешь ответить.

Йен снова подумал и медленно кивнул головой.

– Что же тогда мы будем делать? Как нам поступить с девушками? Им нужно как можно скорее оказать медицинскую помощь.

– Они ее получат, – ответил Кризи. – В таких делах я немного разбираюсь. Во-первых, надо точно определить, в каком они состоянии. Я уже говорил и с той и с другой. Они обе хорошо говорят по-английски. Положение Ханны неизмеримо лучше, чем второй девушки. Ее зовут Джульетта. Фамилию свою она мне назвать отказалась. Ханна знает, что за дверью ее спальни сидит датский полицейский. Она успокоилась, когда ты показал ей свое удостоверение. У нее вполне обеспеченная и любящая семья. Ханну необходимо переправить обратно в Копенгаген. – Кризи взглянул на Йена. – На самолете ты с ней лететь не сможешь, она сейчас не в том состоянии. Полагаю, ее паспорт и одежда находятся в марсельской полиции?

Йен кивнул.

– В таком случае, – продолжал Кризи, – мы должны будем достать ей фальшивые документы.

– Как же я смогу это сделать?

– Ты никак не сможешь. А я – смогу.

– А как я ее обратно в Копенгаген доставлю?

– Ты ее отвезешь на машине, – ответил Кризи. – Вместе с одним человеком. В подземном гараже этого дома стоит автомобиль с полным баком и полными канистрами в багажнике. Все путешествие ты сможешь проделать без остановок. По паспорту девушка будет твоей сестрой, которая сбежала из дому на каникулы с одним гнусным типом. Он непорядочно с ней обошелся, и ты приехал, чтобы ее забрать. Такие истории случаются нередко. Детали мы обсудим позже.

Майкл подался вперед и спросил:

– А что будет со второй… с Джульеттой?

Кризи покачал головой. Твердым голосом, не выражавшим никаких эмоций, он сказал:

– Ее положение крайне сложное. Она американка. Ее отец был солдатом американской армии, служил на авиабазе в Вейсбадене, в Германии. Три года назад, когда Джульетте было десять лет, во время учений он погиб. Ее мать работала на той же авиабазе секретаршей. После гибели мужа она работу не бросила и примерно через год снова вышла замуж. Отчим Джульетты, как видно, оказался законченным подонком. Он оскорблял девочку и нравственно, и физически, а мать ее ничего не делала, чтобы пресечь его хамство. – Кризи вздохнул и продолжил: – Около месяца назад она украла в доме немного денег и сбежала. У нее были романтические представления о Париже, и ей удалось туда добраться. Там-то ее и подцепил один из людей Бутэна, который, естественно, поначалу показался ей очень симпатичным. Ну, а кончилось это знакомство в доме, из которого мы только что вернулись, где ее накачивали героином… Думаю, через несколько дней ее должны были переправить на Ближний Восток.

Майкл, сжав зубы, пробормотал:

– Звери… животные проклятые!

Йен покачал головой.

– Нет… Как сказал Кризи, животные никогда такого не делают с себе подобными. – Он взглянул на Кризи. – Так что же мы будем с ней делать?

Кризи проговорил с таким видом, будто сам с собой разговаривал:

– Обратно домой ее вернуть мы никак не можем. Передать ее властям здесь мы тоже не можем, впрочем, как и в любом другом месте, потому что они ее тут же передадут в наркологическую лечебницу, а потом в какой-нибудь детский дом или вернут матери. Любой из этих вариантов, несомненно, обернется для нее трагедией.

– Как же мы с ней поступим? – продолжал настаивать на своем вопросе Йен.

Кризи смотрел на Майкла, который уставился в стоявшую перед ним на столе пустую кофейную чашку. Потом молодой человек встал, прошел на кухню налить себе кофе из кофеварки и бросил через плечо:

– У нас нет выбора.

– Я с тобой согласен, – ответил Кризи.

Озадаченный датчанин взглянул сначала на Майкла, потом перевел взгляд на Кризи.

– С чем ты согласен? – спросил он.

Майкл вернулся в комнату, сел за стол и ответил на заданный вопрос:

– Мы оставим ее у себя.

– Оставите у себя? – в недоумении спросил Йен.

– Да, оставим, – проговорил Кризи. – Мы ее возьмем с собой на Гоцо. Девочке придется пройти через страшную ломку, чтобы отвыкнуть от героина, а чтобы душу ей в порядок привести, даже не представляю себе, какие усилия потребуются. В любом случае, Гоцо для этого самое подходящее место.

На лице Йена отразилось недоверие. Когда он снова заговорил, голос его звучал решительно и напористо:

– Вы оба, должно быть, с ума сошли! Вы о ней говорите, как о потерявшемся щенке или котенке, которого вы подобрали на улице.

Кризи кивнул.

– Дело приблизительно так и обстоит. Только вместо блох она подцепила наркоманию, и вместо ванны со средством против блох ей придется пройти через чудовищную ломку.

Датчанин в раздражении покачал головой, потом тоже встал, взял свою чашку, отнес на кухню, налил кофе, вернулся в комнату, сел на свое место и заговорил безапелляционно-авторитетным тоном полицейского чиновника. Он доходчиво объяснил, что с точки зрения закона они собрались совершить повторное похищение тринадцатилетней девочки. Он подчеркнул, что такого права им никто не давал, и заметил, что в каждой цивилизованной стране существуют строго определенные процедуры для урегулирования подобных ситуаций. Голос его звучал все громче, правой рукой он постукивал по столу в тех местах своей речи, которые считал особенно значимыми.

Никто не имеет права решать за других людей, как им жить. Во всех цивилизованных странах существуют соответствующие законодательные нормы и социальные институты, призванные помогать в решении такого рода проблем. Девочка была сейчас не в том состоянии, чтобы принимать какие бы то ни было решения касательно своего будущего. Ее необходимо незамедлительно передать в соответствующие компетентные организации, способные позаботиться о ней и дать в отношении нее профессионально грамотный совет. Особое ударение он сделал на слове «профессионально», громче обычного стукнув при этом по столу. После своей пламенной речи он сурово посмотрел сначала на одного мужчину, потом на другого.

Кризи поглядел в свою пустую кофейную чашку и печально произнес:

– Да, должен вам признаться, я чрезвычайно разочарован тем, что сижу здесь с двумя людьми, уровень цивилизованности которых крайне невысок, а манеры оставляют желать много лучшего.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Йен.

Кризи указал на свою пустую чашку.

– В течение последних пяти минут каждый из вас выходил на кухню, чтобы подлить себе кофе, но ни один не догадался предложить еще чашечку мне.

Майкл виновато усмехнулся, резко поднялся, взял чашку Кризи и пошел к кухонному столику.

Кризи взглянул на датчанина.

– Ты мне здесь о цивилизации рассказывал. Да, французы действительно очень гордятся степенью цивилизованности своей нации. – Он сделал жест в сторону спальни. – Ты это называешь цивилизацией? Или, может быть, достойным общественным институтом? Больше человечности и социальной упорядоченности я видел в поселке с жалкими, грязными лачугами в самом сердце Африки. С большим порядком и общественной организованностью я сталкивался в трущобах Рио-де-Жанейро и Калькутты. – Он наклонился чуть вперед, голос его звучал теперь с напряжением. – Твое предложение равносильно тому, чтобы передать заблудившегося котенка ветеринару. А ты знаешь, что ветеринары делают с бездомными котятами? Обычно они предпринимают заранее обреченные на неудачу попытки кому-нибудь их пристроить… этим в нашем случае занимаются те люди, которых ты решился назвать профессионально подготовленными сотрудниками соответствующих общественных организаций. Так вот, если ветеринару пристроить котенка не удается, он его усыпляет. – Кризи снова указал рукой в сторону спальни, но на этот раз в его жесте сквозил гнев. – Чтобы подобрать этого заблудившегося котенка, нам с Майклом пришлось убивать людей. Да и ты своей жизнью рисковал. – Он еще больше наклонился в сторону полицейского. – И я тебе скажу, нет ни малейшего шанса отдать этого котенка ветеринару.

Йен взглянул в серо-голубые глаза, пожал плечами и сказал:

– Ты рискуешь навлечь на себя крупные неприятности.

Майкл вернулся из кухни, поставил перед Кризи чашку кофе и сел за стол. Всем своим видом он давал понять, что эта часть обсуждения закончилась.

– Ладно, – спросил он Кризи, – что мы делаем теперь?

Кризи все еще смотрел на датчанина. Йен видел в его глазах немой вопрос. Он вздохнул, еще раз легонько хлопнул рукой по столу и принял решение:

– Хорошо, – сказал он, как бы сменив тему разговора, – что мы делаем теперь?

Кризи отпил глоток кофе и снова махнул рукой в сторону двери спальни.

– Йен, пойди, пожалуйста, к датчанке и побудь с ней некоторое время. Мне нужно поговорить с Майклом, а потом он пойдет и посидит с Джульеттой. Вы оба должны попытаться хоть немного привести девочек в чувство. Их должно начать ломать. – Он взглянул на часы. – Метадон привезут через пару часов.

– Но твоему другу нужен будет для этого рецепт, – сказал Йен.

Кризи кивнул с едва заметным сарказмом.

– В этой цивилизованной стране мой друг достанет все, что ему нужно, без всяких рецептов.

Датчанин немного подумал, кивнул, встал, спокойно прошел в одну из спален и закрыл за собой дверь.

Кризи лукаво взглянул на сына.

– Ну что ж, Майкл, расскажи мне, как это тебя угораздило лежать там, в подвале, на полу и получать тычки в ребра?

Майкл встал и принялся расхаживать по комнате из угла в угол. Кризи больше ничего не говорил, понимая, что Майкл о чем-то напряженно думает и вот-вот сможет это высказать. Вырвавшиеся у него слова звучали немного застенчиво и одновременно со скрытым вызовом.

– Да, я поступил глупо, – сказал Майкл. – Твоего опыта у меня нет. Тебе пришлось меня с Йеном вытаскивать. – Он остановился, повернулся и взглянул на Кризи. – Но настанет день, и я вытащу тебя так же, как ты вытащил меня. Ты тоже когда-нибудь сможешь оказаться в том же положении и в той же ситуации, что и мы!

Кризи почувствовал нахлынувшую волну теплых чувств к сыну, но никак этого не показал. Он лишь пожал плечами и попросил его:

– Расскажи мне подробно, как это произошло.

Майкл выложил ему свой план похищения любовницы Бутэна и ее последующего обмена на интересовавшую его информацию. Потом он рассказал о том, как они пошли в ночной клуб и попали в ловушку.

Закончив свою историю, он внимательно посмотрел на Кризи и произнес:

– Значит, так. Во-первых, я должен был сообразить, что Корелли мог оказаться продажным полицейским. Во-вторых, на разведку в клуб я должен был пойти один.

Кризи кивнул и спросил:

– Что ты собирался выяснять?

Майкл пожал плечами и сказал:

– Я считаю, что «Синяя сеть» действительно существует… И Йен так считает, и Блонди. Мне кажется, что Бутэн в этой организации был просто пешкой. Я хотел выяснить что-нибудь о структуре «Синей сети» и о том, что собой представляет следующая ступень ее иерархической лестницы… но допустил при этом две ошибки.

Кризи задумчиво сказал:

– В целом задумка у тебя была неплохая, но ты слишком торопился. Тебе не следовало идти с Йеном в полицейское управление, а ему не надо было тащиться с тобой в ночной клуб. Так бы ты мог получить необходимые сведения, ни у кого не вызвав подозрений. Потом тебе надо было снять в клубе какую-нибудь девицу, переспать с ней и из чистого любопытства расспросить ее о хозяйке. Такие женщины всегда обожают посплетничать. После этого ты смог бы спокойно разработать план похищения. – На губах его промелькнула едва заметная улыбка. – Таким образом, ты получил сразу два урока: никогда не доверяй полицейским и никогда не давай половому инстинкту руководить твоими действиями.

– А у тебя что, таких проколов никогда не было?

– Один раз был. Но тогда я был еще моложе тебя. Я потерял бумажник и немного гордости. А тебя всего полчаса отделяли от того, чтобы стать рыбьим кормом.

Майклу потребовалось время, чтобы осознать смысл фразы, сказанной Кризи. Потом он спросил:

– Как тебе удалось нас найти?

Кризи рассказал Майклу, как он их искал сначала через Блонди, потом через Бриджит, о том, как узнал о Корелли от Леклерка. Все остальное было просто.

– Прости меня, – просто сказал Майкл.

Кризи отпил еще глоток кофе. Когда он заговорил, тон его изменился.

– Тебе не в чем извиняться. И себя винить не в чем. Если здесь есть чья-то вина, так только моя. Это мне надо было понять, что ты уже стал мужчиной. Мне бы с самого начала надо было тебя поддержать и быть с тобой вместе, а не плестись в хвосте. Будь уверен – теперь я с тобой.

Майкл улыбнулся.

– Господи, да ты же в больнице был! Что же ты мог сделать?

Кризи пожал плечами.

– Я с самого начала мог бы тебя поддержать, тогда тебе не пришлось бы меня убеждать, что ты уже стал взрослым… Не пытайся мне больше это доказывать такими методами.

Он встал, подошел к окну и с высоты шестого этажа взглянул на улицу. Моросил легкий дождик. Проносились огни случайных машин. Кризи обернулся, посмотрел на Майкла и снова удивил его – он заговорил о своих чувствах. Это случалось так же редко, как выпадал дождь в пустыне. Кризи махнул рукой в сторону двери в спальню.

– Знаешь, Майкл, там со мной что-то произошло. Этих людей в доме я убил, чтобы освободить тебя. Но когда я наткнулся на этих девчушек и поговорил с ними – особенно с той, которая еще совсем ребенок, – я ощутил острую потребность снова туда вернуться и еще раз убедиться, что никого не оставил в живых. Мне и старуху хотелось убить. Поверь, совсем не часто у меня возникает потребность убивать. Скажу тебе больше, такой потребности у меня вообще никогда не было. Я служил наемником потому, что ничего другого не умел делать, но никогда не связывался с людьми, которым не доверял. И никогда не убивал, если можно было без этого обойтись.

Он отвернулся и снова посмотрел через окно на дорогу. Мимо промчалась полицейская машина с мигавшими проблесковыми маячками и воющей сиреной. Кризи с горечью бросил через плечо:

– Я смотрел на этих девочек, особенно на Джульетту, и видел в их глазах не только страх, но что-то еще, что страшнее самого страха – я видел в них отчаяние. – Он снова обернулся и попросил: – Расскажи мне во всех подробностях, что тебе в тот день рассказала в больнице мать.

Майкл тоже встал и подошел к окну. Оба они стояли и смотрели на блестевшую от дождя мостовую. Майкл начал рассказ:

– Как и я, мать была сиротой. Из приюта она убежала, когда ей исполнилось шестнадцать. В их детском доме было совсем не так, как на Гоцо. С детьми там обращались по-скотски, часто били. Вскоре она встретила молодого араба. Он был при деньгах, интересно проводил с ней время и укрыл от полиции. Он стал давать ей наркотики, и вскоре она уже не могла без них жить. Тогда он начал продавать ее другим мужчинам. Если она отказывалась, он лишал ее очередной дозы. Мать думала, что он ее любит, и решила, что, если забеременеет, он перестанет торговать ее телом. Когда это случилось, она скрывала свое состояние, пока не стало уже слишком поздно. Узнав о том, что она ждет ребенка, араб избил ее и отвел к гинекологу. Но врач сказал, что аборт делать уже было нельзя. Сразу же после родов он заставил ее отдать меня в сиротский приют.

– Как он смог ее заставить?

– Самым простым способом, – произнес Майкл. Голос его срывался от переполнявших молодого человека чувств. – Он сказал, что, если она этого не сделает, он меня просто удавит. Родился я без всякого врача, матери помогала только одна знакомая проститутка. Никто не знал, что я появился на свет. У нее не было никакого выбора. Единственное, что ей оставалось сделать, – отвезти меня к порогу монастыря августинок.

– Ты должен был рассказать мне об этом на Гоцо, – сказал Кризи.

Майкл невесело усмехнулся и ответил:

– Не очень-то ты тогда был расположен слушать эту историю.

– Что правда – то правда, – пробурчал Кризи. – Но теперь я хочу знать об этом все. Я должен вникнуть в это дело целиком, по самую макушку, как ты вошел в то, что случилось над Локербаем.

Майкл повернулся к нему и улыбнулся.

– Значит, занимаемся этим вместе?

Кризи решительно кивнул.

– Да, мы этим занимаемся вместе.

– Я знаю, люди это злые и подлые, но все-таки с кем именно нам предстоит иметь дело? – спросил Майкл.

Кризи, наверное, с минуту раздумывал над вопросом, сосредоточенно потягивая кофе. Потом начал говорить так, как будто размышлял вслух.

– Как и ты, я не религиозен. Большая часть религий проводит четкий водораздел между добром и злом. По своему опыту я знаю, что зло может быть очень многолико. Мне порой кажется, что самым худшим из всех зол является садизм. В той или иной степени он есть почти в каждом человеческом существе, как почти в каждом человеке есть определенная склонность к мазохизму. Природу садизма понять непросто, но мне самому приходилось немало с ним сталкиваться напрямую, и в одном я точно уверен: питательной почвой для садизма является власть. Чем большей властью обладает садист, тем больше он несет людям зла. В каком-то смысле садизм можно считать синонимом власти. Это – неизлечимый диагноз, поскольку болезнь поражает мозг. Против этой отравы противоядия не существует. Наверное, именно поэтому садистов так притягивает власть и диктаторские режимы.

Он поставил пустую чашку на стол, взглянул на Майкла и продолжил:

– В последней войне садисты особенно тянулись к СС, как много веков назад они шли за Чингисханом. Садисты очень быстро проявляют себя в любой воюющей армии, при этом совершенно не важно, где и на чьей стороне идут боевые действия. Не имеет никакого значения, являются ли они наемниками в Африке, телохранителями кокаиновых баронов в Южной Америке или американскими солдатами во Вьетнаме. Садизм не знает ни рас, ни культур, ни пола, ни веры. Он достигает своих самых омерзительных глубин, когда садист находит для себя ярко выраженный мазохистский объект. Так, например, мать Джульетты ничего не делала, когда отчим избивал ее дочь.

Майкл спросил:

– Какое отношение это имеет к Бутэну?

Кризи хмуро кивнул.

– Самое непосредственное. Садизм в основе характера Бутэна. Перед смертью он говорил со мной и молил оставить ему жизнь. А когда человек просит сохранить ему жизнь, он говорит правду. Бутэн рассказал мне, что летом его люди обрабатывали от шести до восьми девушек в месяц и продавали их «Синей сети» по сто тысяч франков за каждую. Это составляет около восемнадцати тысяч долларов. Вроде бы немало, но по сравнению с доходами, которые Бутэн получал от других своих операций, это были просто гроши. Для него эти побочные дела имели значение лишь постольку, поскольку он мог тешить свои садистские наклонности… можно сказать, ради забавы. Это давало ему возможность во всей скотской силе проявить свои садистские замашки на ни в чем не повинных существах. Когда мы ближе столкнемся с «Синей сетью», нам встретится много таких тварей, как он, может быть, даже еще гнуснее. – Он взглянул на часы. – А теперь, Майкл, иди к девочке. Мне нужно еще позвонить Леклерку, попросить его достать документы для Ханны и Джульетты. Кроме того, я еще позвоню на Гоцо и свяжусь с Джо Талом Бахаром.

Майкл с удивлением на него взглянул.

– С Джо?

– Да. Совсем недавно он купил новую пятидесятифутовую яхту. Она развивает скорость до тридцати узлов и через пару дней может быть уже здесь. Он переправит тебя с Джульеттой на Гоцо, а с яхты до берега, скорее всего, вас доставят ночью на рыбачьей лодке. Тебе придется запереть девочку в винный погреб за домом и держать ее там, пока она не отвыкнет от наркотиков. На это уйдет дней десять, и за это время ей придется пройти через все круги ада… впрочем, как и тебе. Тебе даже, может быть, хуже придется, если только такое вообще возможно представить. И никто к тебе там на помощь не придет. Ни одна живая душа не должна будет даже заподозрить, что девочка у нас. Из погреба все вынеси. Положи туда только матрас и проведи шланг с водой, да поставь еще одну из тех больших бочек, в которых мы делаем вино. Наполни ее водой. Рядом положи стопку простынь – не меньше дюжины. Когда все это сделаешь, вколи ей последний раз метадон. Ад начнется спустя двенадцать часов. Я тебе потом расскажу, что с ней будет твориться. И сразу, как в последний раз укол ей сделаешь, спустись в деревню и скажи Терезе, что она может быть свободна, пока ты ее не попросишь снова приходить. Скажи ей, что сам будешь в доме убираться. И еды купи, чтобы хватило недели на две.

– А если она и в самом деле заболеет? – спросил Майкл. – Врача мне вызывать?

Кризи покачал головой.

– А если она умрет?

Кризи взглянул на сына и ровным голосом произнес:

– Похорони ее в дальней части сада, где растут гранатовые деревья. Закопай ее глубоко, как минимум на восемь футов. Оставь записку на воротах, чтобы никто тебя не беспокоил. – Он ненадолго задумался и сказал: – Проведи в погреб телефон, но, когда будешь оттуда уходить, не забывай уносить его с собой. И всегда оставляй дверь запертой. – Он кивнул головой в сторону двери спальни. – А теперь иди к Джульетте. Скажи ей, что лекарство скоро привезут.

Как только Майкл скрылся за дверью, Кризи снял телефонную трубку.