Поезд как раз промчался по переезду за Кильце. «Принцессы» и «принцы» играли в карты. Играли они в скат. Марианна выигрывала, Ежи проигрывал, Антон и Ирена пока держались на плаву. Аня и Наталья хлопотали в небольшой кухоньке. Мирек сидел в купе. Он устроился на кровати, обложив себя подушками и глядя в окно на места, которые они проскакивали с бешеной скоростью. Всю ночь валил снег, и за окном все было окрашено в белый цвет. Бок у него еще болел, но душевное состояние было нормальным. Шел уже второй день после освобождения Ани. Им сообщили, что связной будет ждать их на вокзале, в том месте, куда обычно отгоняют правительственные вагоны. Аню очень беспокоило, что Мирека так быстро подняли на ноги. Она хотела переждать еще несколько дней, но в полученном накануне секретном послании их предупреждали, что время поджимает. К тому же Мирек и сам не хотел засиживаться на одном месте. Ему хотелось поскорее закончить эту операцию и начать новую жизнь где-нибудь в отдаленном уголке.

Мирек чувствовал себя легко. Он не испытывал ни морального, ни физического напряжения. Его переполняло чувство свободы — свободы освобождения от боли и той свободы, которую он обрел, осознав, кто он есть. Произошло это в ночь после побега. Они вернулись в дом генерала буквально за несколько минут до того, как дорога к нему была заблокирована.

Увидев их, Ирена и Наталья с облегчением вытерли слезы, но Ирене еще предстоял ужасный час, прежде чем в дом ввалился Антон, ухмылявшийся довольно сквозь свою бороду. Ни Мирек сам, ни кто-нибудь другой не обращали внимания на его рану, пока он не вылез из машины. Его левая штанина вся пропиталась кровью. За все время побега Аня не произнесла ни слова. Лицо у нее было мертвенно-бледным, и, похоже, она была в состоянии шока. Но разум автоматически вывел ее из состояния шока, когда она увидела кровь на одежде Мирека. Она тут же занялась им. Ежи хотел позвать одного своего друга-врача, которому, как он говорил, можно было целиком доверять, но Мирек сразу же отверг это предложение. Он не сомневался, что СБ известно, что он ранен. Он оставил много крови в здании СБ, на ступеньках, а также в двух машинах, на которых они уходили от преследования. Такая сильная потеря крови — свидетельство огнестрельного ранения. Уяснив это, а также то, что ему понадобится срочная медицинская помощь, СБ первым делом установит наблюдение за всеми врачами в городе. К счастью, генерал оказался очень организованным человеком — на кухне у него нашли отлично оборудованную аптечку. Аня и Марианна помогли Миреку подняться наверх, раздели его в ванной возле спальни генерала и осмотрели рану. Пуля ушла наверх от бедра, пропахав пятнадцать сантиметров живой ткани по направлению к груди. Боль была адской, и Мирек решил, что пуля задела нижнее ребро. Мирек хорошо знал, что нужно было делать. Он послал Марианну вниз за бутылкой водки. Когда она вернулась, он вылил половину бутылки в глотку, а половину — на рану. Его обожгло болью. Аня и Марианна обработали рану и плотно перебинтовали ее. Теперь оставалось надеяться исключительно на силы самого организма. В аптечке было много лекарств, и Мирек, выбрав сильный антибиотик, принял сразу ударную дозу. Затем он выпил еще немного водки и рухнул в кровать.

Спустя час они все вместе обедали в спальне. Отпраздновать подобный успех было просто необходимо, и оставить Мирека в такой момент одного было невозможно. В спальню принесли два карточных стола, магнитофон, посуду и множество бутылок с напитками. Еда на этот раз была простой: Марианна приготовила густой овощной суп и мясо с рисом. Настроение у всех было каким-то странным: и не очень плохим, и не очень хорошим, но в воздухе витал особый дух удовлетворенности. После того как Мирек рассказал вкратце о событиях в СБ, никто уже не стал заводить разговор о погоне. Марианна была самой раскованной из всех, она много смеялась и пыталась всех растормошить. Но теперь и Мирек и Аня знали, что за этой маской скрывается смелая, умная женщина. Мирек был единственным человеком в этой компании, над кем она не подтрунивала. После этого случая она, как и все, стала относиться к нему как к настоящему герою. Им всем казалось, что он сделал что-то совершенно невозможное, по крайней мере для обыкновенного человека. Он спас их семьи и их самих от гонений, тюремного заключения и возможной смерти. Теперь психологические нити между ними укрепились настолько, что они почувствовали себя одной дружной семьей.

Ежи был фанатом современного джаза. Всегда, когда это было возможно, он включал записи своего любимого исполнителя — Телониуса Монка. Одна из этих кассет только что закончилась, и он встал, чтобы сменить ее на новую, но Марианна помешала ему. Она обернулась к Ирене и попросила ее спеть что-нибудь. Ирена, которая обычно стеснялась, на этот раз сразу согласилась. Она подняла голову и чистым голосом запела. Она пела польские народные песни «Каролинку» и «Ловичанку». Аня знала слова и стала подпевать. Всех переполняли ностальгические настроения. Мирек, лежавший в кровати в окружении подушек, почувствовал себя дома. Разошлись только перед полуночью. Аня ушла принять ванну. Через двадцать минут она появилась, как обычно, в длинной ночной рубашке, с волосами, завернутыми в полотенце, как в тюрбан. Кровать была шириной с футбольное поле. Когда Аня вошла в спальню, Мирек лежал На самой середине. Скрипя зубами от боли, он передвинулся на свой край. Аня откинула свою часть покрывала и легла в постель. Мирек протянул руку и выключил бра. Дверь в ванную была слегка приоткрыта, и сквозь щель проникал луч света — видимо, Аня забыла повернуть выключатель. Она встала, чтобы выключить свет в ванной, но Мирек остановил ее. Ему не хотелось спать в темноте. Он выпил несколько болеутоляющих таблеток, но рана все еще сильно болела, особенно когда он делал какое-нибудь движение. Несмотря на физическое истощение, он знал, что уснуть ему будет нелегко. Он думал, что Аня сразу же уснет, но спустя полчаса услышал ее тихий хрипловатый голос:

— Мирек, утром нам надо будет поговорить.

— О чем?

— О нас... О том, что произошло... О том, что же нам в конце концов делать.

Он сделал над собой усилие и повернул голову, чтобы видеть ее, но ему удалось разглядеть только неясные очертания лица. Он сказал:

Хорошо, Аня. Завтра утром мы обязательно поговорим.

В течение нескольких часов Мирек то дремал, то вдруг просыпался. Ему пришлось выбраться из кровати, что он сделал с большим трудом, и сходить в ванную. Там он выпил еще одну дозу болеутоляющих таблеток. Вернувшись обратно, Мирек обнаружил, что во сне Аня передвинулась на центр кровати. Он лег рядом с ней на здоровый бок. Теперь он мог получше рассмотреть ее лицо. Сон ее был неспокойным. Собственно говоря, этого и следовало ожидать. Иногда конечности ее содрогались, и она громко кашляла.

Мирек очень медленно просунул руку под голову Ани и, обняв ее, подвинул к себе. Он чувствовал ее горячее дыхание на своей коже. Мирек опустил руку и погладил ее по спине, как бы лаская котенка. Ее дыхание участилось. Он ощутил, как ее рука обняла его за талию, а нога легла на его ноги. Теперь они были близки, как никогда прежде. Ее рука тоже гладила его спину, вверх-вниз, вверх-вниз. Мирек не ощущал страсти или острого желания. Была только близость тел и душ.

Ночная рубашка поднялась выше колен Ани. Мирек чувствовал мягкость и свежесть ее тела. Аня подвинулась к нему еще ближе. Ее глаза были закрыты. Мирек мягко поцеловал ее в щеку рядом с губами. Ее губы ответили. Их дыхание сливалось. Мирек почувствовал, как Аня гладит его по голове, по шее, притягивая все ближе к себе. Он закрыл глаза. В голове у него не было ни одной определенной мысли. Единственное, что Мирек ощущал вполне ясно, так это то, что рядом с ним была Аня.

Его правая нога была зажата ее ногами. Аня стала медленно двигаться вдоль нее. Мирек невольно поднял колено, приблизив его к ее мягкой плоти. Боль в боку как будто ушла. Рука Мирека постепенно стала сползать все ниже и ниже, к поднятому подолу ее ночной рубашки. Вот его рука уже ласкает ее ягодицы. Все это могло длиться сколько угодно: минуты или часы... Понятие времени для них исчезло.

Они лежали в полуосвещенной комнате. Когда начало светать, Мирек почувствовал, как участилось ее дыхание. Все ее тело напряглось. Она глубоко вздохнула и сразу обмякла. Аня пробормотала что-то невнятное. Спустя несколько минут оба они погрузились в глубокий сон.

Боль вернулась в тело Мирека, как только он проснулся. Временами ему казалось, что к его боку приложили раскаленный утюг.

Мирек открыл глаза. Ани в кровати не было. Он услышал какие-то слова и поднял голову. Она стояла у кровати. Он мог видеть только верхнюю часть ее тела. Голова се была приопущена. Мирек понял, что Аня стоит на коленях и молится. Он не понимал значение слов, поскольку говорила она на латыни. Сжав зубы от боли, Мирек сел. Аля подняла голову к нему, и он увидел, что лицо ее мокро от слез. Она закашлялась, вытерла рукавом лицо и встала.

Мирек ужаснулся: настолько она казалась слабой. Но Аня, как бы отгоняя дурное настроение, сказала:

— Как твой бок, Мирек?

— Зверски болит. С тобой все в порядке, Аня?

Она кивнула.

— Да... Сейчас я приготовлю тебе завтрак, а потом помогу переодеться.

Она направилась в ванную и вышла обратно через пять минут, уже полностью приведенная в порядок, со стаканом воды в руке. Она протянула ему стакан и две таблетки.

— Это антибиотики. Я пойду на кухню, а заодно выясню, что у нас происходит. Уже довольно поздно.

Мирек взглянул на часы и, к своему удивлению, обнаружил, что уже больше десяти. То, что произошло ночью, казалось ему одновременно и фантастическим, и вполне реальным. Аня уже была у двери, когда Мирек открыл было рот для того, чтобы что-то ей сказать. Она остановила его движением руки.

— Позже, Мирек, позже.

* * *

Поговорить им удалось через полчаса. Она вернулась в спальню, неся в руках поднос, на котором был чай, хлеб, копченое мясо, апельсиновый сок и фрукты. Аня присела на кровать рядом с Миреком и принялась за завтрак вместе с ним. Она рассказала, что рано утром Ежи и Антон ходили по отдельности в город для того, чтобы проверить ситуацию. На улицах было огромное количество сотрудников милиции и безопасности. Они осуществляли поголовную проверку документов. В городе появилось много русских солдат. Ежи и Антону удалось выяснить, что обе запасные квартиры были обысканы СБ через несколько часов после их побега. Им повезло, что они вернулись именно в генеральский дом.

После ее рассказа Аня и Мирек ели молча, пока она не сказала убитым голосом:

— Я совершила тяжкий грех.

Мирек был готов к этому. Он быстро ответил:

— Аня, послушай... Если ты насчет того, что произошло прошлой ночью...

Она покачала головой.

— Я говорю не о прошлой ночи, Мирек. Я согрешила, потому что нарушила обет в том, что буду любить только Господа Бога.

Прошло несколько секунд, прежде чем сказанное Аней дошло до Мирека. Он очень тихо сказал:

— Ты хочешь сказать, что любишь меня?

Аня утвердительно кивнула.

— Да, Мирек. Я пыталась от этого бежать, но больше мне это не удается. Это не просто благодарность с моей стороны за то, что ты для меня сделал. Это никак не стремление наверстать упущенное в монастырях. Я не понимаю, что со мной произошло. Я думаю, что это одна из составляющих любви — потеря логики.

— Я тоже люблю тебя, Аня.

Она тяжело вздохнула и ответила:

— Я отлично это знаю, Мирек. Но что все-таки с нами происходит? Что нам делать?

Мирек подался вперед и взял ее за руку.

— Аня, когда весь этот ужас закончится, мы будем жить вместе.

Она покачала головой.

— Я и думать об этом не хочу. Может статься, что все это никогда не кончится. Сколько нам еще будет везти?

Мирек резко ответил:

— Я уверен, что всему этому когда-то придет конец.

Она освободила свои руки, а затем, взяв его ладони в свои, посмотрела на них. Низким, хрипловатым голосом она сказала:

— Я влюбилась в убийцу. Я видела, как ты убиваешь людей. Зачем все это, Мирек? Что ты должен сделать в Москве?

Мирек автоматически ответил:

— Я не могу тебе этого сказать.

Аня резко парировала.

— Тогда дальше ты поедешь один. Или я полностью участвую в этом деле, или совсем не участвую.

Мирек поднял голову, посмотрел ей в лицо и увидел твердую решимость в ее глазах. После колебания он произнес:

— Моей задачей является убийство Андропова.

Прошло несколько секунд, и ее пальцы сдавили руку Мирека. Она ошеломленно пробормотала:

— Это невозможно... ты... они же сумасшедшие. Зачем... зачем надо его убивать?

Мирек сжато изложил ей предысторию операции. Когда он закончил свой рассказ, Аня освободила его руки, встала и начала расхаживать по комнате. Наконец она остановилась и едко сказала:

— Я этому не верю. Не имеет значения, в какой опасности находится Его Святейшество. Он никогда не пошел бы на подобное решение своих проблем.

Мирек усталым голосом сказал:

— Он ничего не знает об этом.

Сначала эта реплика отразилась недоумением на Анином лице, но затем она быстро произнесла:

— Нет, он должен был знать. Ведь я видела его грамоту, одобряющую все мои действия.

Мирек не знал, что ответить на это. С одной стороны, он хотел объяснить ей все напрямик, но, с другой, боялся ее реакции. Он вкрадчиво сказал:

— Аня, я клянусь тебе, что папа не имеет об этом ни малейшего представления. Это была группа из трех человек. Кардинал Менини, ныне покойный, архиепископ Версано и... Беконный Священник. Они назвали себя Троицей, а меня — Посланником папы римского.

Она покачала головой.

— Все равно я тебе не верю. Я видела буллу папы. Его Святейшество сам под ней подписался. На булле была его личная печать.

Мирек смотрел на нее, не зная, как произнести страшные слова. Но ему не пришлось этого делать. Аня сама все поняла. Она, задыхаясь, закрыла лицо руками.

— Подделка! Что же я натворила... Что же они со мной сделали...

Она с трудом встала на ноги. Мирек тоже встал, подошел к ней, обнял за плечи и усадил обратно на кровать. Они сидели рядом, бок о бок, пока Аня пыталась осознать все происшедшее. Мирек испугался, что у нее может случиться приступ. Но она выглядела нормально. Она взяла себя в руки и сказала:

— Я понимаю их мотивы. Я считаю, что они совершили ужасную ошибку, но я все же могу понять их озабоченность судьбой Его Святейшества... Но я не могу понять твоих побуждений, Мирек. Ведь это не деньги, правда?

Мирек подумал и ответил:

— Нет, Аня. Это не деньги и не забота о судьбе папы римского. Мой главный мотив — это ненависть.

Аня повернулась к нему, и он все ей объяснил. Он рассказал о своей юности. Он рассказал, как впервые познакомился с коммунизмом и стал преданным поклонником этого учения. Объяснил он это увлечение тем, что коммунистическая теория полностью соответствовала его становившемуся характеру. Он был амбициозным, односторонне развитым и очень себялюбивым. В семье его лучшего школьного товарища уже на протяжении трех поколений твердо придерживались коммунистических настроений. Эта семья сыграла огромную роль в формировании юношеского мировоззрения Мирека. Все кончилось тем, что он проводил больше времени в кругу этих коммунистов, чем в собственной семье. Мирек часто спорил с родителями и не соглашался с их критическими по отношению к коммунизму доводами. Мирек считал, что взгляды родителей сформировались только под влиянием их эмоций. Пропасть между ними все расширялась.

В конце концов отец того друга помог Миреку поступить в университет и получить стипендию. После окончания университета многих забирали на работу в СБ. Это вполне устраивало Мирека. Он был убежденным атеистом и считал католическую церковь одним из самых реакционных институтов. Он полагал, что именно церковь виновата во всех передрягах в истории его страны. Зачисление Мирека в СБ было для его родителей каплей, переполнившей чашу их терпения. Отец объявил ему, что у него больше нет сына и что он не хочет его видеть. Его мать заявила, что она ему больше не мать и проклинает свое чрево за то, что оно произвело его на свет Божий.

Но Мирека это мало волновало. Взгляд его был устремлен вперед. С прошлым было покончено раз и навсегда. Единственное, о чем он вспоминал с сожалением, так это о своей сестре. Она была младше его на три года, и в детстве они были очень близки. Он без колебаний закрыл своё сердце для родителей, но с ней он не мог так поступить.

Его семья жила в Белостоке. Он был откомандирован в Краков. Это был хитрый ход СБ, который имел целью держать Мирека подальше от влияния собственной семьи. Но это не было так уж необходимо. Он не общался с родными. Он также не поддерживал отношений ни с друзьями детства, ни с другими своими родственниками. Когда ты начинаешь службу в СБ, то твоей семьей становятся сослуживцы.

С годами Мирек работал все усерднее и отлично служил своей новой семье. В СБ есть неофициальное ядро, включающее в себя всю тамошнюю элиту: высших офицеров и самых надежных сотрудников. Эта группа называется «Жижки». Практически во всех тоталитарных секретных службах существуют такие образования. Все это держится в строжайшем секрете. Кандидаты подбираются очень тщательно и проходят серьезные испытания, прежде чем становятся членами «Жижки». Конечно, каждый сотрудник СБ прекрасно знает о существовании «Жижки» и понимает, что если тебя приглашают в этот кружок, то это стопроцентная гарантия успеха и продвижения по служебной лестнице. «Жижки» берут на себя серьезную работу, настолько серьезную, что обычно о ней не упоминают ни в одном отчете. «Жижки» — это темная и молчаливая сила СБ.

Получив звание майора, Мирек ожидал, когда же его оповестят о том, что он избран кандидатом для членства в «Жижках». Случилось это через два года. Полковник Конопка пригласил его пообедать в ресторан «Виржинек». Мирек был польщен. Полковник осыпал его комплиментами. В конце концов он объявил, что Мирек приглашен в «Жижки». Конопка объяснил, что Миреку предстоит доказать свою преданность братству и таким образом навсегда связать себя со своими будущими товарищами. Мирек заверил полковника в том, что готов на любое испытание.

И он прошел через него. Задание было простым. В Варшаве существовала диссидентско-подрывная группа, руководимая тремя людьми. Эти трое были очень опытны и всегда ловко избегали столкновения с законом. Группа была опасной. Она вызывала недовольство в адрес СБ в руководящих структурах. Задачей Мирека было убрать этих трех руководителей. Если он провалится, СБ полностью от него откажется. Мирек согласился с энтузиазмом. Полковник пояснил, что техника выполнения задачи достаточно проста. Эти трое должны были в определенное время находиться в одном доме в пригороде Варшавы. Их машина будет припаркована в темном переулке неподалеку. Мирек должен был подложить в машину мину. Когда отщепенцы заведут мотор, все проблемы, которые СБ испытывает с ними, будут решены за пару секунд.

Миреку детально разъяснили весь «технологический процесс», и он выполнил эту работу вполне профессионально. В газеты ничего не просочилось. Утечки информации не было.

Несколько лет спустя Мирек однажды находился в кабинке туалета в здании СБ. В туалет вошли два подвыпивших офицера: полковник Конопка и какой-то старший офицер из Варшавы. Пока они стояли у писсуаров, между ними состоялся задушевный разговор.

Полковник из Варшавы спросил:

— Как там молодой Скибор?

Конопка ответил:

— Отлично. Он далеко пойдет.

За дверью сидящий на унитазе Мирек самодовольно ухмыльнулся. Полковник из Варшавы неуверенно заметил:

— Слушай, мы, по-моему, слишком далеко зашли с его проверкой.

— Да, наверное. Но он никогда об этом не узнает. Знаешь, это ведь была идея Андропова. В то время он приезжал в Варшаву, и они сравнивали наши «Жижки» с подобным образованием в КГБ. Мы говорили о процессе посвящения в организацию, и кто-то ляпнул про родителей и сестру Скибора, которые мешают его продвижению. Андропов засмеялся и сказал всем собравшимся: «Ну что же, вот пусть он и прикончит своих. А если его заловят, свалите все на семейную ссору». Ну а ты же знаешь этого подхалима, Мецковского. Он и ухватился за эту идею.

После того как они ушли, Мирек просидел в кабине еще час. Вышел он оттуда совершенно другим человеком.

Аня слушала в полной тишине. Когда Мирек закончил свой рассказ, она сказала:

— Теперь я понимаю причины твоей ненависти. То, что сделал Андропов, не поддается никакому описанию. Особенно то, что тебя подло обманули. Он это сделал для своего низкого удовольствия. Но, Мирек, я не могу понять, что ты был за человек. Ты совершенно спокойно убивал людей, о которых ничего не знал. Вот и родителей ты не смог отличить от других своих жертв.

— Ты права, Аня. Скорее всего, я продолжал бы заниматься всем этим. Но то, что я узнал в туалете, помогло мне по-новому взглянуть на самого себя, на то, во что я превратился. Я сразу же принял предложение Беконного Священника не только потому, что мечтал убить Андропова, но и потому, что хотел хоть как-то загладить то зло, которое совершил в прошлом.

Аня кивнула.

— Я тебе верю. Я верю, что ты — человек, который теперь не сможет быть злым.

Мирек слабо улыбнулся.

— Аня, если это правда, то твое участие в этом деле сыграло огромную роль... Но что же с нами будет?

Она пожала плечами.

— Ну, сейчас мы оба изменились. Ты — в лучшую сторону, я — в худшую. Я просто не знаю, что из себя представляю в данный момент. Я чувствую себя игрушкой в руках Троицы.

— Это так. Они используют мою ненависть и твою преданность церкви. Аня, мы прямо сейчас можем от всего этого отказаться, уехать, начать новую жизнь далеко отсюда.

Она в ответ лишь покачала головой.

— Нет, это не в наших силах, Мирек. Что бы они со мной ни делали, я все еще монахиня. А если то, что ты говоришь, правда, то Его Святейшество находится в смертельной опасности. Мы должны закончить дело, которое начали. А потом поговорим серьезнее.

Поезд проскочил через город Радом, затем пошли обширные поля. Мирек и раньше много раз проезжал здесь, но никогда прежде не путешествовал с таким комфортом.

Он сидел на двуспальной кровати, покрытой одеялом с гусиным пухом. Над головой свисало небольшое бра. Стены были покрыты дубовыми панелями и зеркалами. Мирек чувствовал себя усталым. Его мысли вновь и вновь возвращались к Ане. Между той ночью и этой поездкой их отношения углубились. Две последние ночи они спали вместе, обняв друг друга, но между ними не происходило ничего серьезного. Она нежно целовала его, но не более. Про себя она, видимо, решила отложить все на время, когда их миссия будет закончена. Но было ясно, что отношения между ними становятся все серьезнее. Они вели себя так, как будто были вместе уже долгое время.

* * *

Открылась дверь, и в проеме появилась Аня. Она сделала шутливый реверанс и очень почтительным голосом осведомилась:

— Пища готова. Ваша Честь желает откушать здесь или присоединится к пролетариату в столовой?

Мирек улыбнулся в ответ и откинул одеяло.

— Сейчас я подойду. Что там у нас?

— Ничего особенного. Как твоя рана?

Мирек натягивал на себя один из шелковых халатов отца Натальи.

— Ничего, подживает. Благодаря твоим волшебным рукам.

В столовой все сидели на своих местах. Ежи с убитым лицом отсчитывал двадцатизлотовые бумажки. Марианна с насмешкой за ним наблюдала.

— Я устала повторять тебе одно и то же, Ежи. Ты думаешь, что я всего лишь блондинка-пустышка. Но для игры в скат требуется настоящий ум и сообразительность.

Она взглянула на Мирека и победоносно заявила:

— Моя мать всегда говорила: «Истина в скате».

Ежи отсчитал последние бумажки, протянул их Марианне и сказал:

— Твоя мать была старой цыганкой.

Марианна пересчитала деньги:

— Ежи, ты всегда проигрываешь в карты. Я знаю, что ты всегда проигрываешь и в любви. Ведь это так, Наталья?

Подруга Ежи как раз выходила из кухни с подносом в руках. Она улыбнулась:

— Да, я люблю его только за чувство юмора, и больше ни за что.

Она убрала со стола карты и полные пепельницы. На этот раз на обед были хлеб, копчености, рыба и сыр с болгарским вином. Сперва все молча ели, затем Антон взглянул на свои часы и сказал Ане и Миреку:

— Мы прибываем в Варшаву через полчаса. Скоро нам придется распрощаться.

Он улыбнулся.

— Это парадоксально, но мы будем так же грустить, прощаясь с вами, как и радоваться, что наконец завершили это опасное задание.

Ежи спросил:

— Вы не забыли пароль?

Мирек, с набитым рыбой ртом, ответил:

— Он говорит: «Вы выбрали отличный день для поездки в Варшаву». Я отвечаю: «Когда приезжаешь в Варшаву, день всегда хорош».

— Я все думаю, кто же это будет, — задумчиво сказала Ирена.

Мирек вздохнул и улыбнулся.

— Кто бы это ни был, он не произведет на меня такого впечатления, какое произвела Марианна, ждавшая меня у озера.

Ане он добавил:

— Она мне объявила, что я как раз успел на вечеринку.

Марианна усмехнулась.

— Да! И каким разочарованием ты для меня оказался. Аня, я пыталась его соблазнить, а он отверг меня, как какую-нибудь старую каргу.

Аня шутливо сказала:

— Я уверена, что он просто зверски устал тогда, Марианна. Это единственное объяснение его поведению.

Болтовня продолжалась еще минут двадцать. В ней была попытка скрыть горечь прощания и нарастающее волнение. Все понимали, что передача Ани и Мирека из рук в руки по маршруту — ответственный момент. Все осознавали, что именно в такие моменты могут случиться любые неприятности. Когда они въехали в пригороды Варшавы, девушки понемногу убрали все со стола. Наталья объяснила, что через несколько минут поезд должен остановиться. Затем их вагон отцепят и переведут на другой, специальный путь.

— Платформа прибытия всегда одна и та же? — спросил Мирек.

Наталья уверенно ответила, что всегда. Все уже собрали свои сумки. Девушки действительно собирались кое-что купить в Варшаве, в том числе и для прикрытия. Они пробудут в столице два дня в гостях у друзей, затем тем же путем вернутся в Краков.

Дернувшись несколько раз, поезд остановился. Наталья опустила окно и выглянула наружу. Остальные стояли в стороне. Она шепотом сообщала им о происходящем.

— Сейчас нас отцепляют.

Она помахала рукой рабочим. Раздался свисток, затем небольшой толчок. Все стихло.

— Поезд отходит, — прокомментировала Наталья.

После полуминутной тишины раздался шум работающего дизеля.

— Подошел маневровый тепловоз, — объяснила Наталья.

Еще через полминуты вагон прицепили, затем он медленно двинулся.

— Нас везут на специальный путь.

В окно Наталья крикнула:

— Большое вам спасибо!

Они расслышали неясные ответы. Вагон пошел вперед с приличной скоростью. Наталья стояла у окна. Несколько раз раздавался скрежет, когда они проезжали через стрелки. Вагон опять стал замедлять ход.

Наталья высунулась из окна и бросила всем:

— Вот и наша платформа.

Тепловоз затормозил. Ежи крикнул Наталье:

— Там кто-нибудь есть?

— Да...

Вагон замер на месте. Наталья отошла от окна и обернулась к друзьям. Она была очень бледной. Еле нашла в себе силы произнести:

— Да... Там стоит майор Советской Армии.