1

Когда-то существовал на свете остров под названием Банка Дампиера. Он лежал к юго-западу от Ямайки, составляя вместе с ней и Каймановыми островами правильный треугольник. Формально Банка Дампиера находилась под владычеством Англии, и официальной валютой в ней являлся фунт стерлингов. Однако на самом деле фунтами никто не пользовался, и все сделки осуществлялись с помощью американских долларов.

Банка Дампиера представляла собой узкую полоску земли длиной в несколько миль, которую природа без всяких на то причин вытолкнула из воды на поверхность. И все же это была земля, и люди строили на ней свои дома. Поскольку земли было немного, цены на недвижимость здесь были относительно высокими. Несколько состоятельных белых имели здесь поместья. Чернокожее население, работавшее на владельцев усадеб, жило в крохотной деревушке под названием Уильямсвилль, которая располагалась в центре острова. Банка Дампиера простиралась с севера на юг с изгибом посередине. Именно в этой впадине располагалась гавань, однако, не считая пары местных рыболовецких траулеров, ею мало кто пользовался.

На обоих концах Банки Дампиера располагались курортные зоны. На южной оконечности находилась большая гостиница. Считалось, что именно там были лучшие пляжи, и, по местным меркам, отель пользовался достаточно большой популярностью среди туристов. На северной оконечности было расположено место под названием Урез Воды — несколько зданий, скучившихся у подножия единственной на острове возвышенности.

Этот холм носил название Горба Лестера. Сначала репортеры были несколько смущены этим обстоятельством, так как после описываемых событий на вершине холма был обнаружен мужчина по имени Лестер в компании двух белых женщин. Однако название появилось еще двести лет назад, когда Уильям Дампиер отправил на вершину Лестера Купера, чтобы тот отнес туда выпивку и съестные припасы. Ибо Дампиер чувствовал, что приближается шторм.

Однако на следующий день, 4 июля, около четырех часов пополудни с северо-востока налетел ветер, небо потемнело, и черные тучи, висевшие все утро на горизонте, двинулись по направлению к нам.

Восточное побережье острова, по крайней мере большая его часть, представляло собой каменную скалу, которая вздымалась над уровнем моря на высоту двадцати пяти футов и могла считаться вполне сносным укрытием на случай, если вода и непогода вступят друг с другом в сговор. Однако Уильям Дампиер видел много странностей за время своих путешествий и еще о большем количестве слышал. В частности, ему рассказывали о волнах высотой в тридцать ярдов. Поэтому он приказал Лестеру Куперу взять муку, сахар, околопочечный жир и прочие продукты и отнести их на вершину, хотя все остальные только издевались над ними и прозвали этот холм Горбом Лестера.

В настоящее время на его вершине стоит небольшой побеленный деревянный крест, у подножия которого разбита цветочная клумба. Под холмом наблюдаются смутные намеки на порядок и цивилизацию — валяются бревна, куски металла и арматуры. Еще дальше к югу вповалку, словно спички, высыпанные из коробка, лежат выкорчеванные деревья. Ниже расположено место, где когда-то стоял Уильямсвилль. Там в наспех выстроенных хижинах до сих пор живет горстка чернокожих. Как ни странно, на острове сохранилось несколько поместий в довольно приличном состоянии, однако их владельцы заколотили окна и выставили оптимистические вывески «Продается». Сохранилась и большая гостиница, только теперь в ней нет туристов, ибо Банки Дампиера больше не существует.

Исчезнуть с лица земли Банке Дампиера было не так уж сложно — собственно, она никогда громогласно и не заявляла о своем существовании. Даже не все карты сообщали о месте ее расположения, так как многие из них были сделаны с оригиналов Уильяма Дампиера, являвшегося королевским картографом, хотя он и занимался большую часть времени пиратством в компании своих джентльменов удачи. Как ни странно, назвав остров в честь себя, Дампиер не стал изображать его на карте и лишь вывел большую красивую букву «К», с которой начиналось слово «Карибы».

Для того чтобы добраться до Банки Дампиера в те дни, когда она еще существовала, человек должен был точно знать, куда он направляется, так как с островом связывала лишь одна крохотная авиалиния, начинавшаяся в бунгало под Майами, штат Флорида. Все остальные попадали туда волею случая.

Гейл и Сорвиг, с которыми вам еще предстоит познакомиться, узнали о существовании этого острова в нью-йоркском туристическом агентстве. Одна из них случайно взяла проспект, рекламирующий Урез Воды. В плохо пропечатанном на копировальной машине тексте сообщалось о ценах, которые во многом уступали любому другому курорту. Кроме того, в буклете была изображена глянцевая реликтовая хрящевая рыба очень свирепого вида. Рисунок был сделан человеком по имени Мейвел Хоуп, хотя при встрече с ним в это трудно было поверить. Хоуп лично сделал этот проспект и отнес его на почтовое отделение в Уильямсвилль, где вместе с почтальоншей отпечатал на мимеографе двести экземпляров. Потом наугад на почтовом компьютере они выбрали двести туристических бюро по всему миру и разослали в них проспекты.

Все это Мейвел Хоуп проделал вопреки протестам своей гражданской жены и владелицы Уреза Воды Полли Гринвич. Полли обладала оптимизмом утопленника и считала, что дела идут как нельзя лучше. Сама Полли была родом из Новой Зеландии и на Банке Дампиера оказалась совершенно случайно. Ее первый муж умер от рака; после похорон Полли села на самолет, не задумываясь о том, куда он летит, а потом купила себе каюту на круизной яхте, которая в один прекрасный день остановилась у Банки Дампиера. Пока остальные пассажиры занимались подводным плаванием, Полли отправилась бродить по острову и добрела до группы строений у подножия Горба Лестера. Там она пообедала в маленьком ресторанчике, а затем, потягивая кофе, решила купить все это место. Конечно, это была не та жизнь, о которой она мечтала, и тем не менее это была жизнь со своими целями и определенными преимуществами. Кроме того, в качестве поощрения она получала любовника, высокого и загорелого инструктора по рыбной ловле капитана Мейвела Хоупа.

Мейвел оказался на Банке Дампиера еще более случайно — он здесь родился. Точно так же как Лестер Воэн, оставшийся на Урезе Воды в качестве садовника и подсобного рабочего. В детстве они были лучшими друзьями, а в юности провели не один вечер в «Королевской таверне», где поглощали огромные количества рома в честь своих предков. Однако все меняется. Мейвел бросил пить, да и Лестер стал утверждать, что его это больше не интересует, хотя он по-прежнему довольно часто возвращался к бутылке. То и дело он исчезал на несколько дней, а потом его находили спящим на маленьком кладбище рядом с бледно-голубой церковью.

Кроме этого, нам предстоит познакомиться еще с тремя людьми. Их появление на Банке нельзя назвать ни случайным, ни предумышленным, скорее оно было определено сочетанием случая с умыслом. То есть я хочу сказать, что эти трое выбрали Банку Дампиера именно в силу ее местоположения в надежде встретиться с тем, чего большинство людей всеми силами пытается избежать.

_____

Как только был зарегистрирован тропический циклон, Комитет по ураганам западного полушария при Всемирной организации метеорологов тут же присвоил ему имя «Клэр». Практика присвоения ураганам имен зародилась после Второй мировой войны; до этого они получали чисто географические названия, например Большой ураган в Галвестоне.

Ураган в Галвестоне разразился в 1900 году. Вода начала подниматься ранним утром 8 сентября. Люди вышли на берег, и дети играли в прибое, радуясь тому, что природа ведет себя так странно. По берегу взад и вперед верхом на коне скакал главный метеоролог города, который кричал, что давление стремительно падает, ветер усиливается и все должны подняться на возвышенность. Большая часть населения его проигнорировала, а остальным просто негде было искать возвышенности, так как Галвестон находился на высоте восьми-девяти футов над уровнем моря. А приливная волна оказалась высотой в пятнадцать футов. К утру следующего дня восемь тысяч человек были мертвы.

Возникшая после тропического циклона «Клэр» начала двигаться на запад. Метеорологические службы выдавали ее изображение, снятое из космоса, — миленькое белое завихрение с дыркой посередине. Это завихрение от часа к часу меняло свое местоположение, и его передвижения регистрировались огромным количеством встревоженных людей. Объяснялась ли их тревога тем, что их к этому обязывала служба, или их дома находились на пути продвижения урагана, — сказать трудно.

Были и такие, кого очень интересовало, не сменит ли «Клэр» направление своего движения, и они размещали ее изображения на собственных сайтах, которые носили названия вроде weatherweenies.com и stormwatch.com. Это были охотники за ураганами — мужчины и женщины, стремящиеся к столкновению с экстремальными погодными условиями. «Клэр» зародилась в воскресенье, а к утру вторника уже находилась посередине Атлантики. Основываясь на науке, истории и магии, охотники за ураганами начали выдвигать свои предположения относительно траектории ее движения.

И лишь трое угадали.

Многие были близки к истине. Например, некоторые отправились на Мартинику и остров Святой Лусии, где были до нитки вымочены дождем, который налетал стеной и ревел, как согнутый лист металла. Но, пользуясь жаргоном охотников, эти люди «просто вымокли». Безжалостная стихия, плясавшая вокруг ока «Клэр», прошла мимо этих островов, направляясь к Банке Дампиера.

 

2

Таможенник уставился на монитор компьютера, пытаясь определить, не является ли Колдвел террористом или каким-нибудь преступником.

— Куда вы направляетесь, мистер Колдвел?

Колдвел помедлил — обращение «мистер» явно застало его врасплох.

— В Галвестон, — наконец ответил он и снова изумился, на этот раз уже собственному ответу.

Таможенник был полным веснушчатым парнем, и Колдвел догадывался, что он страдает от обильного потоотделения. Наверняка это делало его раздражительным, так как от него постоянно воняло. Многих таможенников привлекает в этой работе власть, но этот явно нуждался лишь в прохладном воздухе международного аэропорта Торонто.

— Вы часто ездите в Соединенные Штаты, — заметил он.

Колдвел не стал отвечать, так как вопроса в этом утверждении не содержалось.

— Почему вы так часто ездите в Соединенные Штаты? — переиначил таможенник свою фразу.

— Рыба.

— Вы покупаете рыбу?

— Нет-нет. Ловлю ее. На удочку.

— Понятно.

— И еще погода.

— Вам нравится тамошний климат?

— Нет. Погода.

Таможенник взял паспорт Колдвела и начал его перелистывать с некоторым недоумением. Страницы были испещрены поблекшими печатями всех стран мира. Таможенник крякнул, демонстрируя этим, что у него есть подозрения относительно Колдвела, которые он еще не может выразить, и поинтересовался:

— А чем вы занимаетесь?

— То есть?

Колдвел чувствовал, что уже достаточно достал таможенника, и поэтому решил его больше не мучить.

— Раньше я был учителем, — с улыбкой заметил он. — Преподавал физкультуру и естествознание. Но теперь у меня нет необходимости работать. Я разбогател.

Таможенник снова взглянул на монитор, словно эти сведения должны были каким-то образом отразиться в электронном виде, и сильно стукнул по клавиатуре.

— А как вам удалось заработать столько денег, мистер Колдвел?

— Я их не зарабатывал. Я их выиграл в лотерею. Шестнадцать миллионов долларов.

— Ого.

— Вот именно.

Богатство заставляло окружающих взглянуть на него иначе — он явно начинал им больше нравиться. Раньше это его огорчало. То есть не совсем так. Колдвел старался, чтобы это его огорчало, так как подобные вещи должны огорчать честного человека. Но в последние годы Колдвелу это стало все равно.

Веснушчатый таможенник стал явно дружелюбнее. Он снова перелистал страницы паспорта, но на этот раз уже восхищаясь предприимчивостью Колдвела.

— Так куда вы направляетесь теперь?

— В Майами.

— Да?

— Небольшой аэропорт в пригороде Майами. Собираюсь сесть там на самолет и добраться до Банки Дампиера.

— Никогда не слышал об этом месте.

— Я тоже.

— Как это?

— Я тоже никогда раньше не слышал. Это какой-то маленький остров.

Таможенник кивнул и протянул Колдвелу паспорт, но, прежде чем тот успел взять его, снова отдернул руку.

— Постойте, мистер Колдвел. Разве вы сначала не сказали, что летите в Галвестон?

— Да, — кивнул Колдвел. — Боюсь, меня ждет длинное путешествие.

_____

Беверли уже прибыла в маленький аэропорт на окраине Майами.

На автобусе она добралась из Ориллии до Торонто, там пересела на поезд до Буффало, а уже оттуда вылетела во Флориду. Это был самый дешевый способ, хотя ей и пришлось провести ночь в Майами, а номер в самом маленьком задрипанном мотеле, который ей удалось найти, все равно стоил намного дороже, чем она могла себе позволить.

Самолет на Банку Дампиера должен был вылететь в час дня. Беверли явилась в аэропорт уже в половине восьмого утра. Маленькое бунгало по соседству с огромным полем, перерезанным бетонной полоской, выглядело пустынным. В конце полосы рядом со ржавым бараком стоял помятый двухмоторный самолетик.

Все это выглядело настолько заброшенным, что таксист даже побоялся оставлять ее одну. Но Беверли заявила, что все в порядке.

— Я подожду. У меня есть книга.

У нее не было никакой книги. Поэтому, как только такси уехало, она села на ступеньки и сложила руки на коленях.

В девять утра к бунгало подъехал маленький автомобиль, из которого вышел красивый негр, облаченный в синюю униформу с золотым шитьем и золотыми пуговицами. Беверли вскочила и с трудом подавила в себе желание отдать ему честь.

— Доброе утро, мэм, — произнес негр.

— У меня билет на Банку Дампиера, — ответила Беверли. — То есть номер заказа.

— Возможно, рейс будет отложен, — сообщил негр.

— Почему? Из-за урагана «Клэр»?

— Нет. Просто потому, что его обычно откладывают.

— А-а.

— А по поводу «Клэр» не волнуйтесь. Говорят, что она уходит в открытое море.

Беверли кивнула и улыбнулась, сделав вид, что он ее успокоил. Однако она знала, что человеку свойственно ошибаться.

Уход в открытое море был лишь одним вариантом сценария, возможно, наиболее желательным, но, безусловно, не самым вероятным. Ураганы формируются секунда за секундой, словно подпитываясь свежим временем.

Взять, к примеру, «Хейзел». Колдвел регулярно рассказывал об этом в барах всего мира, когда выпивал три лишних рюмки, а возвращаться в свой номер ему не хотелось. Тогда он отыскивал какую-нибудь такую же заблудшую душу и не спеша начинал приближаться к теме ураганов, после чего уже серьезно останавливался на проблеме их непредсказуемости. В надежде на то, что его собеседник слишком пьян и одинок, чтобы его перебивать, он погружался в научные аспекты проблемы.

— На самом деле никто не знает, как именно образуются ураганы, — говорил он. — Возможно, на их формирование влияет коротковолновая впадина в верхних слоях тропосферы, а может, и что-нибудь другое. — И тут, пока слушатель взирал на него остекленевшими глазами, он добавлял: — Главное, что они непредсказуемы. Взять, к примеру, «Хейзел».

Никто не мог предугадать, что ураган «Хейзел» пройдет от Карибов до Каролинских островов вверх вдоль Атлантического побережья и с такой же силой, как при своем возникновении, обрушится на округ Онтарио.

В 1954 году Колдвелу было три года, и его самые ранние воспоминания связаны с ураганом «Хейзел». Хотя, конечно, не все воспоминания были правдивыми. Так, например, он помнил, как родители, лучась от счастья и гордости за своего малыша, укладывают его в постель. Однако этого не могло быть хотя бы по той простой причине, что его родители никогда ничего не делали вместе. Иногда Колдвелу даже казалось, что его собственное сотворение осуществлялось по примеру рыб: его мать оставила маленькую кучку блестящих икринок в углублении матраца, а появившийся позднее отец угрюмо выдавил на них свой липкий вклад. Но как бы то ни было, Колдвел прекрасно знал, что в ту ночь, когда бушевала «Хейзел», его отец был занят борьбой с ураганом.

Для старшего Колдвела история с «Хейзел» была не менее важна, чем для младшего, возможно, потому, что впервые в жизни он делал что-то полезное. Всю неделю шел дождь, и все ручьи и реки к северу от Торонто были уже переполнены. Поэтому, когда в пятницу днем налетевшая «Хейзел» заполонила все вокруг водой и ветром, реки вышли из берегов. Ураган всех застал врасплох — в сводках погоды сообщалось только о дожде, — но к тому моменту, когда маленького Колдвела надо было укладывать спать, никто уже не сомневался в грядущем наводнении. Поэтому, хотя его отец и мог задержаться на несколько минут, чтобы пожелать сыну спокойной ночи, выглядит это очень сомнительным. Почти наверняка он в это время укладывал мешки с песком вдоль берегов обычно смирной Хамбер-ривер.

В то время Колдвелы жили на Королевской улице, всего лишь в одном квартале от реки, и поэтому у отца были все основания опасаться, что вода затопит подвал и уничтожит его верстак и станки. Колдвел не мог припомнить, чтобы его отец что-нибудь изготавливал, зато он точно знал, что на протяжении всей его жизни, куда бы они ни переезжали, он всегда оборудовал в подвале мастерскую.

Однако Колдвел не заснул после того, как его положили в кроватку. Он тут же встал на колени и выглянул в окно. Он был потрясен тем, что предстало его взору. Потоки дождя не падали сверху вниз, а летели во все стороны. Они заслоняли собой весь мир, точно так же как Колдвел зачирикивал свои рисунки, которые считал неудавшимися. Колдвел пришел в полный восторг от музыки, создаваемой ветром. Стекло вибрировало в оконной раме с непрерывным низким гулом.

Потом он, вероятно, заснул, хотя и не помнил этого. Однако Колдвел знал, что он спал, так как позднее ознакомился со всеми газетными отчетами и официальными полицейскими рапортами. Он был в курсе того, как развивались события после трех часов ночи, и видел в них свою логику и предсказуемость. Вода в реке поднималась все выше и выше, пока наконец не смыла пешеходный мостик и не затопила бетонную дорожку, по которой жители Вестмаунта ходили в магазины на Вестон-роуд. Мост рухнул и образовал дамбу, преградившую путь воде, в результате чего та хлынула в сторону. Деваться реке было некуда, и она понеслась по Реймор-драйв.

Дома, расположенные по Реймор-драйв, имели общие дворы с теми, что стояли на Королевской улице. Спальня Колдвела находилась в задней части дома, и когда он снова поднялся на колени и уткнулся подбородком в подоконник, то перед его глазами оказались здания, стоявшие на Реймор. Он не знал, что его разбудило, но, похоже, это был какой-то крик. Когда он повзрослел, то понял, что дома находились слишком далеко от него, а ветер заглушал все остальные звуки. Впрочем, крики могли быть настолько истошными, что им каким-то образом удалось достичь слуха Колдвела, и когда он поднялся, то увидел стену воды, двигавшуюся по улице и сгребавшую за собой постройки. Так уборщик сдвигает стулья в школьном классе. Река стерла с лица земли семнадцать домов и унесла с собой жизни тридцати пяти человек, включая приятеля Колдвела Кенни Джейнса.

И Колдвел видел, как они погибали.

Вдоль стен бунгало стояли пластиковые стулья, и Беверли пристроилась на одном из них в уголке. Негр за стойкой занимался разными делами, отвечал на телефонные звонки, звонил сам и беседовал с кем-то по портативной рации. До Беверли доносились отдельные замечания о скорости ветра и меркаторских координатах.

Постепенно начали прибывать и другие пассажиры. Сначала очень аккуратный мужчина лет пятидесяти. Цвет его кожи напомнил Беверли о кофе, если положить в него достаточное количество сливок. На нем были ослепительно белая рубашка и хорошо отглаженные синие брюки со стрелками.

В руках он бережно держал маленькую картонную коробочку. Усевшись на стул, он не поставил ее рядом на свободное место, а положил на колени и любовно обхватил руками. Беверли подумала, что, возможно, внутри находится какое-нибудь мертвое существо, которое этот человек когда-то нежно любил.

Потом появились две молодые женщины. Они выглядели практически одинаково — обе лет двадцати с небольшим, в футболках и туго натянутых на несколько полноватые бедра синих джинсах. У обеих были длинные золотистые волосы и живые зеленые глаза. Единственное различие заключалось в том, что одна из них была в очках.

Обе источали энергию и имели при себе целую кучу багажа. Сложив гору из своих чемоданов и сумок, они обратились к негру, стоявшему за стойкой.

— Мы на рейс, отправляющийся на Банку Дампье, — сказала одна из них, произнеся название на французский лад.

Представитель авиалинии не стал ее поправлять.

— Рейс немного задерживается, — коротко ответил он.

— Отлично, — заметила другая. — А в чем дело?

— Мы следим за погодой.

— Классно. Вы имеете в виду «Клэр»? Этот ураган?

— Это еще не ураган, — вставила Беверли. — Ветер еще не достиг семидесяти двух миль в час.

Обе девицы уселись на пластиковые стулья и повернулись к ней.

— Мы уже слышали о нем вчера, — заметила одна из них.

— Мы хотели перенести отпуск, — подхватила другая. — Но шеф сказал «нет», гад несчастный. И теперь мы попадем в ураган.

Беверли могла им посочувствовать, так как ее начальник тоже не был ангелом. Когда Беверли заявила, что ей нужна неделя отпуска, мистер Товел пригрозил, что уволит ее. Она сочинила очень изысканную историю о том, что ее двоюродная бабка была арестована за выдачу недействительных чеков, ее дед явился в полицейский участок с пистолетом, потребовав освобождения своей сестры, полицейские сломали ему челюсть, и теперь он должен предстать перед судом по целому ряду обвинений, поэтому Беверли вынуждена будет переводить его стоны и нечленораздельное мычание. Она продолжала громоздить все новые и новые подробности, пока мистер Товел не махнул устало рукой. Никому другому это не удалось бы, но с Беверли всегда случались какие-нибудь несчастья, у нее словно на лбу было написано «жертва происшествий», поэтому мистеру Товелу ничего не оставалось, как согласиться: «Ладно-ладно, отправляйся, бери отпуск».

Затем появилась пожилая пара с чемоданами на колесиках. Они кивнули негру за стойкой и молча сели, так как, видимо, давно уже были знакомы со всей процедурой. Они взялись за руки и шепотом поинтересовались друг у друга, все ли хорошо. Потом мужчина оглядел помещение, нервно откашлялся и произнес:

— Похоже, мы можем попасть в шторм.

— Но урагана пока нет, — откликнулась одна из девиц и посмотрела на Беверли в поисках поддержки. — Правда?

— Да. То есть нет. Пока нет.

Безупречно опрятный мужчина оторвал руку от коробки и поднял вверх палец.

— Что будет, то будет, — произнес он.

В самолете до Майами Колдвел оказался в компании всего лишь одной пассажирки, которая тоже летела первым классом. Это была пожилая женщина, которая сидела от него через проход и, казалось, направлялась на юг для того, чтобы там умереть. На ней были толстое пальто и меховая шапка, слишком теплые для начала сентября, которые она не сняла даже в самолете. Поднятый воротник отбрасывал тень на ее лицо. Устроившись в кресле и вцепившись бескровными пальцами в подлокотники, она погрузилась в беспокойный сон.

Колдвел, не дожидаясь, когда стюардесса задернет занавеску, заглянул в салон экономкласса. Он был битком набит рослыми мальчишками лет пятнадцати в одинаковых ярко-синих свитерах, серых фланелевых шортах, клетчатых гетрах и спортивных ботинках. Это явно были члены какой-то легкоатлетической команды. Они криво усмехались, и весь их вид говорил о том, что они не сомневаются в собственных силах. Колдвел догадался, что они скорее всего уже возвращаются с соревнований; излучаемое ими удовлетворение свидетельствовало о том, что они одержали победу.

Когда половина пути уже осталась позади, Колдвел отложил журнал и потянулся. Старуха, сидящая через проход, что-то буркнула и отпрянула от бездны, видневшейся в иллюминаторе. Колдвел поднялся, раздвинул занавески и направился в салон экономкласса.

Кто-то из мальчишек спал, кто-то ел, и то и другое делалось шумно и аппетитно. У большинства на голове были наушники — не легкие черные кругляшки из пенопласта, предоставляемые авиалинией, а яркие пластиковые вилки, которые глубоко вставлялись в уши. Кое-кто читал романы ужасов.

Колдвел поискал глазами тренера, но так и не нашел ни одного взрослого человека. На какое-то мгновение он представил себя их тренером и руководителем. Ему захотелось сесть вместе с ними, пролистать «Иллюстрированный спорт», а потом задремать, чувствуя удовлетворение от того, что совершили его мальчики.

Колдвел не сомневался, что когда-то уже переживал подобные моменты в своей жизни, только теперь не мог их вспомнить. Он не мог все связать воедино, последовательно расположить события друг за другом. Он умел оживлять эпизоды из своего детства (особенно воспоминания об урагане «Хейзел» всегда у него были наготове); а вот сцены из взрослой жизни всплывали в его памяти самопроизвольно. Но самые большие проблемы у него были с воспоминаниями о последних десяти годах, которые он прожил словно во сне.

В течение какого-то времени он делал вид, что все дело заключается в недостатках его памяти. Он начал ходить по врачам, и некоторые из них были настолько потрясены состоянием его здоровья, что принялись назначать ему комплексную терапию и прописывать волшебные таблетки. Он послушно все выполнял, с особым энтузиазмом принимая таблетки, пока не стало очевидно, что его неспособность вспомнить свою жизнь связана с самой жизнью, с огромным провалом, лежащим посередине, который, как черная дыра, поглощал материю. Когда это стало понятно (собственно, понятным так ничего и не стало, скорее просто туман немного рассеялся), Колдвел начал придумывать, чем бы заполнить время. Особого интереса к своим занятиям он не испытывал, за исключением того факта, что они убивали время. Например, он начал разгадывать кроссворды. Ему было все равно, удастся решить их до конца или нет; иногда он вписывал заведомо неверные слова и впихивал по две и даже по три буквы в маленькую клеточку. Он наживлял мережку, насаживая на маленькие крючки перышки и кусочки шерсти своими неуклюжими пальцами. Впрочем, он никогда не ловил рыбу с помощью мережки.

Как-то хороший знакомый Колдвела Дентон Маколи в надежде развеять приятеля взял его с собой на рыбалку на север Онтарио. Убежденность Дентона в том, что Колдвел нуждается в отвлекающей прогулке, свидетельствовала о его неувядаемом оптимизме. Приглашая его с собой, Дентон сказал: «Прошло уже два года», словно это что-то значило.

Когда-то Дентон и Колдвел вместе играли в хоккей в команде юниоров, и их отношения сохраняли оттенок грубоватой простоты. Поэтому, несмотря на то что Колдвел продолжал утверждать, что он никуда не хочет ехать, Дентон настаивал на своем. Дентон был врачом, хирургом-косметологом, и специализировался на пересадке кожи пострадавшим от ожогов. Однако, разговаривая с Колдвелом, он по-прежнему оставался хоккеистом. «Нет, ты, черт побери, поедешь ловить рыбу», — повторял он, тыкая пальцем ему в грудь.

Они самолетом добрались до какого-то жуткого захолустья и пешком дошли до большой бревенчатой хижины, обитатели которой днем ловили щук, а по ночам пьянствовали. Дентон из шкуры вон лез, чтобы развеселить приятеля: он рассказывал анекдоты, обменивался добродушными шутками с другими рыбаками и поднимал Колдвела в пять утра, чтобы отправиться на рыбалку. Дентон жестикулировал и болтал без умолку, и ему даже удалось вызвать улыбку на лице их проводника Герберта, индейца из племени кри, который, судя по всему, вообще никогда раньше не улыбался. Но Колдвел оставался безучастным. Он сидел сгорбившись на носу моторной лодки, сжимая руки в подобии молитвы.

В последний день своего пребывания они остановились посередине озера, настолько огромного, что его берегов не было видно. Герберт встал, отрегулировал румпель, чтобы лодка точно застыла в самом центре пустоты, и бросил якорь — банку из-под яблочного сока, залитую бетоном.

— Здесь что, мель? — в некотором недоумении спросил Дентон Маколи.

Герберт пожал плечами и кивками указал налево и направо.

— Это хорошее место, — заявил он. — Большая рыба.

Так оно и оказалось. Дентон бросил приманку, и вода вокруг прямо закипела. Он забросил крючок, и тут же из воды появилась огромная щука с разинутой пастью, издавая мощный, хотя и беззвучный вопль.

— Черт побери! — воскликнул Дентон.

Колдвел отказался ловить рыбу, хотя Дентон его и умолял.

— Давай, старик. Ты же любишь ловить рыбу. Ты когда-то ловил ее не переставая. Ты только посмотри на этого верзилу.

Но Колдвел не отвечал и лишь смотрел на огромную тень, сгущавшуюся на горизонте.

Герберт снял с крючка улов Дентона, тот снова забросил приманку в воду и почти сразу же вытащил еще одну рыбину. Эта была еще больше предыдущей, и Дентону пришлось повозиться, водя ее на легкой рыболовной снасти. Наконец щука появилась на поверхности и, крутясь из стороны в сторону, начала запутываться в леске. Герберт схватил весло и принялся тыкать им в рыбину, пытаясь заставить ее вращаться в противоположном направлении. Все были настолько этим заняты, что никто не обратил внимания на то, что в это время внезапно потемнело.

Тень от грозовых облаков все больше и больше наползала на поверхность воды.

Удочка Колдвела стояла рядом с ним на носу лодки, и он вдруг услышал, как леска натянулась и начала тихо потрескивать. Ветра не было (то есть звук его слышался, но сам ветер не ощущался), и тем не менее леска ходила ходуном.

Герберт перестал тыкать рыбу и поднял голову.

Как раз в этот момент их накрыла тень.

— Ого, — произнес Герберт и швырнул весло, как бейсбольную биту, прямо в Колдвела.

Колдвел пригнулся, и весло, разрезав воздух над его головой, опустилось точно на удочку, расколов ее надвое. Герберт бросил его с такой силой, что обе половинки разлетелись в разные стороны, ручка катушки зацепилась на мгновение за отворот джинсов Колдвела, потом удилище взлетело вверх, и тут небеса разверзлись.

Все было настолько странно, что потом все присутствовавшие — и Колдвел, и Дентон, и Герберт — описывали все по-разному. Герберт утверждал, будто услышал, как трещит леска, увидел, что надвигается гроза, и швырнул весло в удочку Колдвела, чтобы сбить ее за борт, опасаясь, что в нее может ударить молния. Молния ударила в удилище, когда оно достигло верхней точки своего полета, затем оно упало в воду, и вода унесла с собой электрический разряд, только поэтому все остались живы. (Именно поэтому Герберт утверждал, что полученные им пятьдесят долларов были слишком незначительной суммой.) Дентон, будучи ученым, настаивал на том, что молния ударила в воду в нескольких сотнях футов от них. А если бы это произошло ближе, то они бы все погибли.

Но Колдвел не сомневался, что молния ударила именно в него. Он почувствовал, как небесный огонь пронизал его тело. А то, что у него не остановилось сердце, объяснялось лишь тем, что по большому счету оно и так у него не билось. Более того, когда Колдвела поразила молния, его сердце забилось снова, и именно в тот момент, когда Дентон начал судорожно заводить моторку, чтобы лететь к берегу, он встал и, неловко покраснев, произнес:

— Эй, мы сюда приехали рыбачить или дурака валять?

 

3

Джимми Ньютон появился в бунгало за десять минут до назначенного времени вылета. И Беверли сразу его узнала.

Джимми был не только самым известным в мире охотником за ураганами, но как-то раз Беверли сопровождала его во время поездки в «Коридор смерчей». Однако ее ничуть не удивило то, что взгляд Ньютона скользнул по ней не остановившись. В этой поездке принимало участие два фургона охотников, и Беверли была в группе, возглавляемой Ларри де Виттом, с которым у нее случился роман на одну ночь. Вспомнив об этом, Беверли ухмыльнулась и попыталась отогнать это воспоминание. Не то чтобы ей было стыдно за свое поведение — за последние несколько лет ею было совершено достаточное количество постыдных поступков, — просто ее до сих пор не покидало ощущение горького разочарования от этой встречи.

За плечами Ньютона болтались камера и компьютерные сумки. Оставляя за собой аромат высоких технологий, Ньютон подошел к стойке, скинул сумки на пол и обратился к красивому негру:

— Привет, шеф. Ну что, полетели?

— Да, сэр, — ответил тот. — Просто у нас небольшая задержка.

— Как всегда, — пробормотал Ньютон.

О задержке рейса впервые было объявлено официально, и все присутствующие в маленьком зале ожидания повернулись к негру.

— Видите ли, — пояснил представитель авиалинии, обращаясь ко всем сразу, — погодные условия нестабильны.

— Они нестабильны в нескольких сотнях миль отсюда, — откликнулся Джимми Ньютон.

— Да, сэр. Но мы пытаемся оценить потенциальную угрозу для пассажиров и пилота.

— Я вам могу это сказать: угроза составляет ноль целых ноль десятых.

— Есть мнение, что сегодняшний рейс следует отменить. Мы перенесем его на завтра. А на ночь все будут доставлены в Майами.

— Это означает, что ураган уже начался? — поинтересовалась одна из девиц.

— Да, — ответил негр. — Скорость ветра увеличивается. Метеорологической службой объявлено дежурство по наблюдению за ураганом, и оно включает в себя Банку Дампиера.

— Давайте внесем ясность, — насмешливо заметил Джимми Ньютон. — Дежурство по наблюдению за ураганом означает, что он ожидается в период от суток до полутора. А лететь до Банки всего полтора часа.

— Я не понимаю, почему вы так рветесь лететь, когда известно, что существует потенциальная угроза.

— Потому что она слишком мала. Да и будь этот ураган здесь, все равно он не представлял бы никакой опасности. Летать можно при любых ураганах. Однажды я с охотниками влетел прямо во «Флойд». Мы прорезали барьер и оказались в самом оке. А сила «Флойда» составляла четыре балла.

Негр за стойкой немного отступил и повысил голос:

— Рейс номер семьсот шестьдесят четыре откладывается до дальнейших уведомлений.

— Но не отменяется? — поинтересовалась Беверли.

— Этот вопрос еще не решен. — Негр взял рацию, мобильник и исчез за дверью, находившейся у него за спиной.

Джимми Ньютон ухмыльнулся и сделал несколько шагов по направлению к центру. Беверли заметила, что у него большое туловище, короткие руки и ноги и одет он как маленький мальчик: кроссовки, белые шорты и футболка, заткнутая за эластичный пояс. Ньютон запихал руки в карманы и подтянул шорты.

— Это была фантастическая история, когда мы влетели во «Флойд», — произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Мы врезались в его стену как в товарный вагон — все заскрежетало, а потом — оп-ля! — и мы уже в оке. А там прямо как в раю. Тихо, спокойно, плывут пушистые облачка, и идет такой странный серебристый дождь, похожий на свет. Точно как падающий свет.

Пожилая пара встала и покатила свои чемоданы к выходу.

— Вы куда? — поинтересовался Ньютон.

— Они собираются отменить рейс, — безропотно ответил мужчина.

— Никакой чертов рейс не будет отменен. Садитесь.

Пожилая пара послушно вернулась на место. Ньютон так и остался стоять, глядя на что-то такое, что только он один мог видеть.

Через полчаса дверь зала ожидания открылась и вошел Колдвел. На плече у него висел моряцкий вещевой мешок, на носу были темные очки, которые он так и не удосужился снять. Колдвел увидел Ньютона и тихо произнес:

— Джимми.

— А вот и наш рыбак.

— Ну и что тут делается? — поинтересовался Колдвел.

— У авиалайнера хвост трясется от страха.

Колдвел кивнул в знак того, что он понял. Беверли подумала, что если бы самолет вылетел по расписанию, то этот человек не успел бы к отправлению. Однако возможно, он предвидел задержку; судя по его загару и потрепанному вещевому мешку, он производил впечатление опытного путешественника. Но были и другие варианты, и Беверли пристально уставилась на вновь вошедшего в поисках их подтверждения. Он был высоким, широкоплечим, в белой рубашке для гольфа и легких серых брюках, которые обычно носят учителя по физическому воспитанию. Он и вправду очень походил на учителя физкультуры, словно его вытащили из какого-то другого времени и перенесли в это странное бунгало во Флориде.

Вернувшийся в зал ожидания негр встал за стойку и призвал всех к вниманию.

— Последние сведения о рейсе семьсот шестьдесят четыре на Банку Дампиера. В свете предостережений, объявленных…

— Билет на самолет является своеобразным договором, — оборвал его Ньютон. — Официальным договором. Вы обязуетесь предоставить услуги…

— Однако в случае… — как это говорится? — форс-мажорных обстоятельств…

— Пожалуйста, не отменяйте рейс, — взмолился учитель физкультуры. — Мне очень надо на остров. У меня там семья.

— Семья, — повторил негр без вопросительной интонации и посмотрел на Колдвела. Его взгляд красноречиво свидетельствовал: он понимает, что члены семьи должны быть вместе, особенно во время катастроф. — Я поговорю с пилотом. — Он взял рацию и нажал на кнопку. — Эд?

Колдвел подхватил Ньютона под локоток и отвел его в сторону.

— Ну так что ты слышал? — тихо спросил он.

— Это просто котенок, новорожденное дитя, — ответил Ньютон.

Колдвел кивнул и начал прислушиваться к разговору по рации.

— Но у человека там семья, — защищал его негр.

— Но зато сразу за «Клэр» движется еще один циклон, — продолжил Джимми Ньютон. — Если она его заглотит, то достигнет двух, а то и трех баллов к тому моменту, когда дойдет до суши. А может даже… — Он плотно сжал губы и умолк, чтобы не сглазить то, на что он так рассчитывал.

— Ты где остановишься? — спросил Колдвел.

— Место называется Урез Воды.

— Я тоже там, — кивнул Колдвел, хотя, похоже, ни тот, ни другой не испытывали по этому поводу особой радости.

— Ладно, — произнес негр, выходя из-за стойки. — Всем садиться в самолет, — мрачно добавил он, — пока все не взлетело на воздух.

_____

Пассажиры двинулись через поле к самолету в том же самом порядке, в котором они прибывали в бунгало. Шедшая впереди Беверли специально замедлила шаг, чтобы все могли ее обогнать — безупречно опрятный мужчина, две девицы, пожилая пара, Джимми Ньютон и красавец негр, который толкал перед собой детскую повозку, нагруженную их общим багажом.

Когда с ней поравнялся учитель физкультуры, Беверли бросила на него взгляд и улыбнулась.

— У вас же нет никакой семьи на острове, — заметила она.

— А вы откуда знаете? — спросил Колдвел.

— Знаю, потому что я поступила точно так же, как вы.

 

4

В салоне самолета было пять рядов кресел, по два с каждой стороны узкого прохода. Беверли выбрала место у иллюминатора посередине. Она надеялась, что рядом с ней сядет учитель физкультуры, но вместо этого рядом плюхнулся безукоризненно опрятный мужчина, по-прежнему продолжавший сжимать в руках картонную коробку.

Учитель физкультуры поднялся по трапу последним. Он окинул взглядом свободные места и выбрал себе ближайшее к иллюминатору. Сидевший в следующем ряду Джимми Ньютон скинул ремень безопасности и пересел к Колдвелу.

Стюардессой оказалась темнокожая женщина с коротко подстриженными и выкрашенными в немыслимо светлый тон волосами. Склонившись над соседом Беверли, она попыталась забрать у него коробку.

— Я поставлю ее на верхнюю полку.

— Нет, мэм.

— Может, вы положите ее под свое сиденье? По крайней мере, во время взлета.

— Нет, я буду это держать на коленях. — И он посмотрел на стюардессу таким взглядом, что та сразу поняла: с ним лучше не связываться.

— Ну что, Колдвел, чем занимался? Где побывал за последнее время? — спросил Джимми Ньютон.

Колдвел попытался вспомнить. Перед его внутренним взором начали мелькать образы — тропический остров, возможно Фиджи, Новая Зеландия, потом какой-то европейский город. Он не мог доподлинно сказать, когда это происходило. Потом вспомнил, что у него в кармане остались старые авиабилеты, и вытащил их наружу.

— Я был в Торонто, — сказал он, так как именно там находились офисы его бухгалтеров. — И в Сиэтле. Потом где-то в штате Вашингтон. Ловил рыбу.

— Да брось ты. Наверняка опять пытался поймать молнию.

— Может быть. Мне нравятся молнии, — кивнул Колдвел.

— А мне нет, — отрезал Ньютон. — Молния — это что-то вроде прелюдии. А мне нравится, когда меня трахают.

Двигатели загудели, маленький самолетик двинулся вперед и, хотя казалось, что он никогда не достигнет необходимой скорости, взмыл вверх и начал подниматься к солнцу.

Джимми Ньютон продолжал что-то ворковать, и его бесстрастный голос звучал ровно на четверть тона выше гула двигателей, вследствие чего Колдвелу приходилось затыкать себе уши. Ньютон говорил что-то о количественном определении хаоса, которое в случае успешной реализации может в сотню раз повысить действенность динамического моделирования погоды. Колдвелу все это было совершенно неинтересно, потому что эти сведения его только озадачивали. Действительно, он когда-то преподавал естествознание, но только потому, что сокращения бюджета требовали, чтобы все учителя физкультуры выполняли еще какие-нибудь обязанности. Колдвел хотел преподавать географию, так как эта наука казалась ему доступной, поскольку он мог опираться на атласы и рассказывать об истории географических открытий. Но вместо этого ему досталось естествознание в девятом классе. Программа включала в себя метеорологию. Колдвел изучил методички и на занятиях блистал такими терминами, как «конвекция», «скрытая теплота» и «потенциальная энергия». Он с запинками рассказывал о том, как формируются ураганы и как у побережья Африки солнцем нагревается вода в океане, что приводит к ее кругообразному движению. А когда ученики задавали ему вопросы, он находил себе убежище в истории. Он принимался рассказывать им об урагане «Хейзел», который унес жизни тридцати пяти его соседей.

Джимми Ньютон продолжал разглагольствовать о новой прогностической методологии — количественном определении хаоса, но Колдвел его уже не слушал, ибо он знал, что наука ему недоступна. Собственно, она была недоступна и Джимми Ньютону, поэтому, используя технические термины, он то и дело повторял «или что-то в этом роде». Но для того чтобы понимать ураганы, Ньютону не нужна была наука.

Его называли Мистер Погода. Имя Джимми Ньютона было занесено в Книгу рекордов Гиннесса — он видел большую часть торнадо и больше всех имел дело с циклонами — всеобъемлющим термином, включающим в себя как ураганы западного полушария, так и тайфуны восточного. Ньютон регулярно мелькал на экране телевизоров. И когда ураган двигался по направлению к Флориде, Ньютон сообщал зрителям, чего им ожидать. «Этот просто пыжится, чтобы оправдать свое название. Вы можете спать спокойно». Или: «Задраивайте люки. Сила урагана три балла». Когда ураган разражался где-нибудь за пределами Флориды, Джимми Ньютона было невозможно найти, ибо он находился там, где проносился ураган. Зато позднее он появлялся на телеэкране, где рассказывал о своих впечатлениях, демонстрировал фотографии и видеозаписи.

Ему нравилось, когда его узнавали на улицах. Ему нравилось, когда дети, показывая на него пальцами, кричали: «Вон идет Мистер Погода!» Когда-то Ньютон мечтал об участии в «Опра-шоу», и не потому, что оно ему нравилось (и даже не потому, что он регулярно его смотрел), просто он терпеть не мог мелкотравчатости. Канал «Майами» был дешевкой, принадлежавшей какому-то накачанному красавцу и бабе с большими титьками и длинными волосами.

Кроме этого, у Ньютона был собственный сайт, пользовавшийся огромной популярностью среди любителей-метеорологов. За день его посещало несколько тысяч человек, в основном те, кто интересовался какими-то конкретными системами. Ньютон отслеживал все активные погодные процессы по всему земному шару, и его прогнозы и предсказания обладали исключительной точностью. Национальное океаническое и атмосферное ведомство не скрывало тот факт, что его сотрудники ежедневно посещают сайт Джимми Ньютона и по меньшей мере учитывают его соображения в своих прогнозах. Некоторые заходили на сайт потому, что были наслышаны о его фотографиях и видеосъемках. Он завоевал репутацию отважного человека, хотя чаще всего эта отвага была следствием безрассудства. Отправляясь на встречу с ураганом, он брал с собой камеры и снимал невиданные сцены буйства и разрушений.

Внезапно оставив проблему хаоса, Ньютон указал в иллюминатор.

— Ты когда-нибудь ощущал это, Колдвел?

— Что именно?

— Мы ведь сейчас находимся в облаке, так?

Колдвел повернулся и увидел за бортом белесое марево.

— Так.

— А сейчас мы немного подождем… и видишь? Мы уже не в облаке.

— Ну?

— Но ощутил ли ты, когда мы из него вышли? Это невозможно сказать. Мы понимаем, что вышли из облака только тогда, когда оно остается позади. И наоборот: никогда невозможно понять, когда ты в него влетаешь…

— Знаешь что, Джимми? Я немного устал. Попробую вздремнуть.

— Конечно, — кивнул Ньютон.

Колдвел отвернулся и прижался лбом к плотному овалу пластика. Самолет снова влетел в облако.

_____

Как-то воскресным утром, когда Колдвел был еще учителем физкультуры и одновременно преподавал естествознание, он сел за кухонный стол и развернул газету. Сначала по привычке изучил спортивную колонку, отметив про себя счет встреч по хоккею и баскетболу, затем обратился к новостям и, быстро просмотрев их, перешел к карте погоды. Из прерий к ним приближался атмосферный фронт. Местный прогноз обещал снег. Колдвел повернул голову и выглянул в окно. «Снова дует», — отметил он про себя с чувством какого-то внутреннего удовлетворения. Снег уже падал густыми хлопьями, окрашивая все вокруг в серебристые тона.

Затем Колдвел обратил внимание на шесть номеров в рамочке в верхнем правом углу первой страницы — 6, 22, 47, 16, 8, 9. Ах да, лотерея. Билет он купил накануне, поэтому просто порылся в кармане и извлек его на свет. Он приобрел его совершенно случайно, испытав какой-то необъяснимый порыв, хотя и делал это довольно регулярно. У Колдвела не было никакой системы выбора цифр, он считал, что случай следует оставлять в руках богов. Поэтому предпочитал пользоваться услугами магазинного компьютера, который выдавал ему купон с наугад выбранными цифрами. И вот теперь, вынув билет, он увидел: 6, 22, 47, 16, 8, 9.

Колдвел отложил билет в сторону и побарабанил пальцами по столу. В доме никого не было, и он не сразу вспомнил, куда все подевались. Потом до него дошло, что Джейм повезла Энди на тренировку по хоккею — это была ее неделя, и именно поэтому он мог воспользоваться роскошью одиночества и разложить субботнюю газету на кухонном столе.

Он посмотрел на часы. Сейчас они уже должны быть на полпути домой. И Колдвел взял телефонную трубку.

Прежде всего он позвонил не сестре и не своим ближайшим друзьям, а набрал номер Мэтти Бенна. Если бы Джейм была дома, она наверняка набросилась бы на него: «И зачем ты звонишь этому кретину?»

Действительно, зачем? У Колдвела были на то основания. Во-первых, хотя Мэтти Бенн и не был его близким другом, в данный период они довольно часто общались. И Колдвел проводил с ним больше времени, чем со своим якобы лучшим другом Дентоном Маколи. Вот и предыдущий вечер он провел с Бенном. Они, как обычно по пятницам, встретились в «Тайне», где пили виски, запивали его пивом и пялились на голых женщин.

Возможно, Мэтти Бенн и был кретином — например, в «Тайне» он то и дело разливал выпивку и с перерывом в несколько секунд орал: «Отличные сиськи!» Однако Джейм, видимо, не понимала, что и сам Колдвел был кретином. Ему тоже нравилось пить, а порой и он подхватывал наиболее громкие вопли Мэтти.

Во-вторых, Мэтти Бенн был репортером, который вел колонку сенсационных сообщений в «Наблюдателе». Он писал как раз о таких вещах, одна из которых только что произошла с Колдвелом, и, набирая его номер, Колдвел уже представлял себе заголовок «Местный житель выиграл несколько миллионов». Он представлял себе и фотографию — он, улыбаясь, держит в руках огромный чек. Он не станет ухмыляться и демонстрировать свои слегка кривоватые зубы, на его лице будет просто легкая улыбка, словно все это шутка, разыгранная им самим и Крутым Парнем на небесах. (Естественно, на следующий день на первой странице ничего такого не появилось. В газете была напечатана лишь маленькая фотография Колдвела с размытыми от снега чертами, залезающего в полицейскую машину.)

Но на самом деле Колдвел позвонил Мэтти Бенну, потому что тот был знаком с Дарлой Фезерстоун. Колдвел не верил в то, что Бенн спит с репортером Четвертого канала, какими бы подробностями тот ни пересыпал свои рассказы об этом. Ему хватало и того, что Мэтти был с ней знаком.

И сам Колдвел тоже не стремился к тому, чтобы переспать с Дарлой, — дело было не в этом. Просто когда несколько лет тому назад она впервые появилась в новостной программе Четвертого канала, Колдвел поймал себя на мысли, что еще никогда в жизни не видел такой красивой женщины. В жилах Дарлы Фезерстоун текла самая необычная смесь разных кровей — что-то китайское, африканское и шведское. Естественно, у Джейм ничего подобного не было. Ее предками было несколько поколений канадцев, первые из которых произошли от угрюмых шотландцев, приехавших сюда в поисках трудностей, для того чтобы испытать силу своего характера. Джейм была сильной и мускулистой — бывшая чемпионка по плаванию, Дарла Фезерстоун — хрупкой и изящной. При желании Колдвел мог бы составить целый список различий между своей женой и этой женщиной на телеэкране. Да и разве было в этом что-то дурное?

Как-то вечером Колдвел сидел в гостиной, изучая очередной учебник и пытаясь понять содержащиеся в нем загадки, чтобы потом объяснить их своим подающим надежды ученикам. С телеэкрана раздался голос, сообщивший что-то вроде: «А теперь с новостями Четвертого канала Дарла Фезерстоун».

Голова у Колдвела дернулась, и Джейм, лежавшая на диване, рассмеялась.

— Она тебе нравится, — мягко пожурила она мужа.

— Нет, — возразил Колдвел.

— Да ладно, признайся. Она тебе нравится.

— Нет, — снова солгал Колдвел.

…Когда Мэтти Бенн наконец снял трубку, Колдвел выпалил:

— Я только что выиграл в лотерею!

— Святые угодники! — воскликнул Мэтти, потом задал Колдвелу несколько вопросов и добавил: — Знаешь что? Я сейчас позвоню Дарле.

— Отличная мысль, — ответил Колдвел. Потому что он был настоящим кретином.

 

5

Беверли рассматривала через иллюминатор Банку Дампиера, которая действительно оказалась очень маленьким островом. Больше всего она напоминала длинную макаронину, и эта ассоциация заставила Беверли закрыть лицо руками.

Безупречно опрятный мужчина в белоснежной рубашке и отглаженных синих брюках, сидевший рядом, сочувственно покачал головой и повторил:

— Что будет, то будет.

Беверли не ответила; это глупое сравнение с макарониной словно повергло ее в паралич.

— Только Он знает, что будет дальше, — повторил мужчина и еще крепче обхватил свою картонную коробку сильными матовыми пальцами, которые, казалось, были сделаны из бронзы. — Знаете, я сочинил сто пятьдесят второй салом.

«Макароны, — вспомнила Беверли, — даже не макароны, а какая-то вермишель из пакетика с сырной присыпкой».

— Раньше я говорил, что написал сто пятьдесят первый салом, но потом узнал, что он был кем-то найден в пустыне. И написан он был раньше моего, так что мой теперь сто пятьдесят второй.

Маргарет очень нравились макароны, и у Беверли от этого просто сердце разрывалось. Она просто не могла вынести, что Маргарет нравятся помои, которые раздают бесплатно нищим. Маргарет с желтой пластмассовой миской в руках, на которой когда-то были изображены феи, с бешеной скоростью запихивает себе в рот макароны и делает передышки лишь для того, чтобы выкрикнуть: «Ням-ням, никому не дам!»

— Первые сто пятьдесят написал Давид, — продолжил сосед с кожей кофейного цвета, и Беверли повернулась, чтобы остановить его. У него были очень темные и добрые глаза. — Потом еще один отыскался в пустыне, и еще один написал я. Так что всего сто пятьдесят два.

В те далекие макаронные дни Беверли постоянно ходила на свидания. Пока Маргарет на кухне ела макароны с сыром, Беверли переодевалась в спальне, решая, что бы такое надеть. И не то чтобы ей так уж нужен был любовник, просто она мечтала о том, чтобы у Маргарет был отец. Похоже, у Маргарет было врожденное стремление к норме, она мечтала об обычной жизни, и ей было довольно сложно обходиться без отца.

Все кандидатуры Беверли делились на два типа. Одни давно жили в Ориллии, и им было кое-что известно об истории ее семьи. Такие мужчины считали ее потаскухой, и свидания заканчивались не нежным поцелуем в щечку, а тем, что мужчина расстегивал свою ширинку и пытался запихать себе в брюки руку Беверли. Ко второму типу относились люди, недавно приехавшие в город, и с ними все было гораздо лучше. Такие звонили на следующий день и интересовались, когда они увидятся снова. На следующем свидании какое-то извращенное представление о честности вынуждало Беверли рассказать им историю своего детства. И о третьем свидании после этого уже никто не заикался.

— Ах вы говорите о псалмах! — внезапно озарило Беверли.

— Вот именно, — кивнул ее сосед. — О салмах.

— Ну и как звучит ваш псалом? — поинтересовалась она.

— «О Господи, иногда кажется, что Ты от нас очень далек, — начал мужчина, не нуждаясь в дальнейшем поощрении и прикрывая глаза. — Ты отнимаешь у нас свой горький сосок и не даешь к нему прильнуть».

Почему-то разговор с этим безумным человеком подействовал на Беверли успокаивающе. Она не боялась выживших из ума и больше опасалась тех, кто продолжал цепляться за столпы цивилизации.

_____

— Колдвел?

Колдвел оторвался от иллюминатора и повернул голову к Джимми Ньютону.

— Я не оставил названия острова, — промолвил тот.

— Что?

— На своем сайте. Я никому не сообщил, что лечу на Банку Дампиера.

Колдвел еле заметно кивнул, плохо понимая, о чем ему говорит Ньютон.

— Ладно.

— Поэтому кроме нас здесь больше никого нет. Только ты да я. Да еще эта шлюха.

— Кто?

— Эта тупая блондинка сзади.

Колдвел оглянулся, хотя прекрасно понимал, о ком говорит Джимми. Женщина сидела закрыв глаза и слегка опустив голову. Ее сосед, оторвав руку от коробки, вздымал вверх палец, который дрожал не то от страха, не то от негодования. Он что-то говорил, но его слова тонули в шуме моторов.

— Она тоже охотница? — спросил Колдвел. — Я никогда ее раньше не встречал.

— Она как-то участвовала в поисках торнадо.

— А за что ты ее так ругаешь? — поинтересовался Колдвел.

— Ты знаешь, что учудила эта цыпочка? — ответил Джимми Ньютон. — Она трахнула Ларри де Витта.

— Трахнула? Тебе что, двенадцать лет?

— Ларри мне все рассказал. Это была одна из обычных поисковых партий, я вел один фургон, а Ларри другой. И шесть дней мы проездили впустую — ни единого ветерка. И вот в последний день мы наталкиваемся на настоящий ураган. Просто супер. Даже на меня это произвело впечатление. Торнадо разлетались в разные стороны, как щенки от разъяренной суки. И вот эта цыпочка… Кстати, с ней что-то произошло.

— Произошло?

— Я точно не знаю, но де Витт мне сказал, что у нее не все дома Короче, все наконец добрались до мотеля, Ларри пошел принять душ, и тут она заваливается к нему в номер. Понимаешь? В одном халате, да и тот расстегнут, так что все вываливается наружу. Потом она стаскивает с Ларри полотенце, хватает его за член, и у них начинается дикий секс. А де Витт ей даже никаких намеков не делал. Она просто взяла и набросилась на него.

— Во время урагана?

— Что?

— Ураган в это время еще продолжался?

— Да. Ты что, болен?

Колдвел потряс головой в надежде, что все внутри у него уляжется.

— А тебе никогда не хотелось сделать что-нибудь такое? Ну, понимаешь? С кем-нибудь. В тот момент, когда весь мир разваливается на части.

— Ответ отрицательный, Хьюстон.

— А мне казалось, ты сказал, что тебе нравится, когда тебя трахают.

— Да. Но только не бабы.

— А-а.

— Шутка, Колдвел.

— Понял.

— К тому же я знаю, чем тебе нравится заниматься во время ураганов, — добавил Джимми Ньютон. — Я тебя как-то видел.

— Видел меня?

— Тысяча чертей. Это какая-то болезнь.

— Совершенно безобидная.

— Нет, опасная.

— Не настолько уж и опасная, — возразил Колдвел, бросая еще один взгляд на женщину сзади. Она по-прежнему сидела закрыв лицо руками, и плечи у нее подрагивали. Ее сосед продолжал говорить, еще выше подняв свой палец, так что тот теперь чуть ли не доставал до багажной полки.

— Короче, я попытался создать модель количественного определения хаоса, — продолжил Джимми Ньютон. — Сначала учитываются все необходимые факторы: давление, тепловые волны, относительная сила Кориолиса в зависимости от расстояния от экватора — ну знаешь, все это обычное дерьмо, — потом все это вводишь в формулу и получаешь коэффициент хаоса. Я был уверен в том, что все будет идти по плану, но через семь часов ураган взял и поменял траекторию движения. Я сверился с картами и рванул на Банку Дампиера. Билет-то я взял, но адреса на сайте не оставил.

— Почему?

Джимми Ньютон пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, для того, чтобы избавиться от конкурентов.

— Понятно.

— А может, и нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Знаешь, когда я попадаю внутрь, у меня такое ощущение… — Ньютон раздвинул пальцы, поднес кисть к лицу и принялся ею двигать из стороны в сторону, — что все мои внутренности сжимаются, — и Ньютон так крепко сжал кулак, что костяшки его пальцев побелели. — Понимаешь? Но на этот раз, как только я услышал название Банка Дампиера… — Джимми снова сжал кулак. — Это не просто так, Колдвел.

— И при чем тут остальные?

— Да ни при чем. Просто я не хочу ни с кем этим делиться. Знаешь, я специально взял камеру. Может, мне потом удастся это показать в «Опра-шоу».

— Конечно.

— Или получить сюжет в «Шестидесяти минутах».

— Вполне возможно.

— И может, мне даже удастся пройти сквозь Жемчужные врата…

— Чего?

— Кстати, ты так и не сказал, а ты-то как здесь оказался?

— Ну… — Джимми Ньютон не знал, что у Колдвела проблемы с памятью. И не потому что Колдвел пытался их скрывать, просто Ньютона мало интересовали другие люди. Поэтому Колдвел просто сменил тему, что он делал регулярно, даже не осознавая этого. — А ты знаешь, что он был пиратом?

— Кто?

— Дампиер. Уильям Дампиер. Человек, в честь которого назван остров.

— Забавно. Нет… я этого не знал.

Колдвел довольно часто размышлял о пиратах. В некоторые места он отправлялся только потому, что когда-то они были излюбленными пристанищами головорезов. Так он объехал все Галапагосские острова, и в то время как остальные восхищались морскими игуанами, доисторическими птицами-фрегатами и прискорбно неспособными летать бакланами, он думал исключительно о слугах «Веселого Роджера». Он представлял себе их корабль «Утеха холостяка», пришвартованный в тихой гавани. Он видел перед собой этих пьяных вояк, лежащих на берегу рядом с ящерицами и морскими львами, их обожженные солнцем и покрытые ракушками обнаженные тела. Больше всего Колдвелу нравилось в пиратах то, как они относились к своим семьям. Именно потому, что пираты совершали ужасные вещи и обладали черствыми душами, они могли позволить себе испытывать глубокие чувства, которые их не разрушали. И поскольку их возлюбленные находились от них на большом расстоянии, эта любовь не причиняла им боли.

 

6

Самолет приземлился на узкой полосе, вырубленной между кокосовыми пальмами, и начал подруливать к небольшому деревянному строению. Стюардесса поднесла к губам микрофон.

— Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки самолета, — пропела она.

Однако ее уже никто не слушал. Сосед Беверли вскочил со своего места и бросился к выходу. За ним встали девицы, которые тут же начали стаскивать с себя рубашки; на одной оказался цветастый лифчик от бикини, а на другой лифчик с завязками на шее. Лица у них были мрачные и решительные, и они явно не собирались отказываться от своего намерения поразвлечься. Джимми Ньютон снял с полки свои камеры и компьютерное оборудование, пожилая пара тоже поднялась и, по-прежнему держась за руки, двинулась по проходу. Беверли встала лишь потому, что это сделали все остальные: она предпочитала поступать как все, чтобы не привлекать к себе внимание.

И лишь Колдвел продолжал сидеть и смотреть в иллюминатор. Потом он покачал головой, словно чему-то изумившись, и тоже встал.

Стюардесса открыла дверцу, пассажиры начали вылезать наружу. Беверли уступила дорогу Колдвелу, сделав жест рукой, и его, похоже, это смутило: он наградил ее таким взглядом, словно увидел перед собой пришельца.

— Проходите, пожалуйста, — помедлив, произнесла Беверли, и Колдвел, схватившись за спинку кресла, вылез в проход.

Роль таможенника и представителя иммиграционной службы исполнял молодой парень лет семнадцати, сидевший за изогнутым деревянным столом. Он забирал паспорта и декларации и интересовался целью приезда. Пожилая пара заявила, что у них на острове есть собственность и они приехали присмотреть за ней на случай, если налетит ураган.

Парень кивнул, но, похоже, ответ его не удовлетворил, и он снова уставился в паспорта пожилой пары.

— У вас здесь собственность? — переспросил он.

Оба еле заметно кивнули, так, чтобы в случае необходимости ничто не помешало бы им отрицать это.

— А где ваше постоянное место жительства? — официальным тоном продолжал допрашивать парень.

— Да перестань ты, Лансер, — раздался чей-то голос. — Это же мистер и миссис Джилкрайст. Давай заканчивай, чтобы я мог забрать желающих на Урез.

И парень принялся штемпелевать паспорта.

Видя, что дело двинулось, спаситель, стоявший в проеме дверей, развернулся, выплюнул хабарик и исчез из виду.

Прибывшие нашли его уже на улице. Он стоял у ржавого микроавтобуса с надписью «Урез Воды» на боку. Это был высокий худой тип в белых шортах и футболке, на которой была напечатана его собственная фотография и подпись «Реликтовая хрящевая рыба Мейвел». Его веснушчатая, красная от солнца кожа свисала складками на локтях и под коленными чашечками. На голове у него была бейсбольная кепка, низко натянутая на лоб, на глазах темные очки, так что единственное, что оставалось от его лица, это облупившийся нос и узкие губы, в которых торчала новая сигарета.

— Кто на Урез Воды? — пропел он и сделал жест в сторону микроавтобуса.

Первым вперед бросился безупречно опрятный мужчина, вытянув вперед коробку, как подношение. Мейвел взял ее у него, и тот, забравшись через боковую дверь, начал пробираться к заднему сиденью. Мейвел забросил коробку в открытое окно, и она опустилась точно между передними сиденьями.

Пожилая пара двинулась прочь, таща за собой чемоданы на колесиках, поднимавших язычки пыли. Все остальные направлялись на Урез Воды. Девицы стащили с себя джинсы и, запихав их в сумки, водрузили на самый верх пирамиды из багажа. На обеих были трусики-стринги, так что со спины они казались полностью обнаженными.

— Привет, — обратилась одна из них к Мейвелу. Та, что была в очках, сняла их, и теперь красоток невозможно было различить. Обе щурились от яркого солнечного света.

— Я займусь вашим багажом, — откликнулся Мейвел. — Садитесь в автобус, мэм.

— Мэм, — повторила одна из девиц, другая хихикнула, и обе залезли в автобус.

Джимми Ньютон указал на свои сумки.

— С этим поаккуратнее, парень. Если что-нибудь разобьется, я буду знать, кто в этом виноват.

Мейвел напрягся, затянулся сигаретным дымом и нехотя кивнул.

— А… — начал было он, но Колдвел догадался, что тот с грубоватым высокомерием истинного пирата сказал «да». Мейвел поднял одну из сумок Джимми и затолкал ее наверх. На крыше автобуса было устроено багажное отделение, огражденное ржавыми трубами и потертой проволокой. Колдвел самостоятельно забросил туда свой вещевой мешок, и Мейвел тут же обернулся.

— Совершенно не обязательно, сэр, — промолвил он. — Это — моя обязанность.

Беверли тоже подняла свой чемодан и подошла к автобусу. Мейвел отшвырнул сигарету и, словно обороняясь, поднял руки.

— Нет, мэм, — рявкнул он, пытаясь вырвать чемодан из рук Беверли. — Позвольте это сделаю я.

— Я могу сама, — возразила Беверли.

— Это моя обязанность, мэм.

Беверли зашвырнула чемодан, и он хотя и не встал ровно, но все же удержался на крыше.

Явно недовольный этим Мейвел с удвоенной энергией и раздражением принялся бросать наверх оставшийся багаж. Затем он закурил новую сигарету и сел за руль.

Беверли почувствовала, что вся уже взмокла от пота, и помедлила, размышляя над своим гардеробом, поглядывая на почти голых девиц. На Беверли был все тот же костюм, в котором она покидала Канаду, — синяя юбка с жакетом и белая блузка. Она сняла жакет, а затем, мгновение поколебавшись, и блузку, решив, что по части скромности девицы все равно будут ей уступать. Сложив одежду и перекинув ее через руку, она поднялась в автобус, села на переднее сиденье и сразу же ощутила, как напрягся Мейвел. Только тут до Беверли дошло, что она осталась в нижнем белье, и даже если она была менее обнажена, чем девицы, выглядело это гораздо более вызывающе. Беверли редко вспоминала о том, что, несмотря на странный образ жизни, который она вела, тело ее по-прежнему сохраняло форму, а кожа была в идеальном состоянии. На протяжении двух лет она изо дня в день приходила в ту же самую затхлую таверну, в которой проводил время ее дед, и сидела там вместе с ним и его старыми дружками. Она громко смеялась, плакала и пила виски, а когда бросила это, то начала посещать собрания анонимных алкоголиков, которые проводились в не менее мрачном и затхлом подвале церкви. И тем не менее, когда она с ними рассталась, кожа ее продолжала сиять как у младенца.

Но, как поняла Беверли, реакция Мейвела была вызвана еще и тем, что она села на переднее сиденье, хотя сзади еще оставались места. Просто она увидела свободное кресло и устроилась в нем, забыв обо всем на свете, возможно решив, что находится где-нибудь в Оклахоме и продирается к оку торнадо.

Мейвел повернул ключ зажигания, автобус затарахтел и начал неохотно разворачиваться.

— Есть какие-нибудь новости об урагане? — поинтересовалась Беверли.

— Новостей масса, мэм, — передернул плечами Мейвел. — Хотя толку от них никакого.

— Вы считаете, он захватит этот остров? — спросили девицы.

Мейвел поднял голову и устремил взгляд в зеркало заднего обзора.

— Нет. У нас слишком маленький остров. Большой ураган не станет связываться с Банкой Дампиера.

— Что будет, то будет, — произнес с заднего сиденья мужчина с кожей кофейного цвета.

— Ничего не будет, Лестер, — оборвал его Мейвел.

— А на Урезе Воды сейчас живет много людей? — поинтересовалась одна из девиц.

— Нет, не очень, — признался Мейвел. — Кое-кто решил не приезжать.

— И что, совсем нет молодых людей? — перебила его вторая девица.

— Нет, мэм.

— Совсем-совсем?

— Да, мэм.

— «Мэм», — передразнила его девица и отвернулась к окошку.

Они проезжали через деревушку Уильямсвилль, которую прорезала длинная мощенная камнем улица с универмагом, почтой, баром и двумя почти пустыми лавками сувениров.

Мейвел в основном смотрел в зеркало заднего обзора и мало обращал внимания на дорогу. Обитатели острова хорошо его знали и при виде его автобуса предпочитали укрываться между зданиями.

— Мы получили несколько отказов в самый последний момент, — повторил Мейвел, внимательно рассматривая Колдвела и Джимми Ньютона. — Хотя в этот же момент было сделано несколько непредвиденных заказов, — добавил он, поворачиваясь к Беверли.

— Меня зовут Беверли. — Она намеревалась произнести это вежливо и даже нежно, но почему-то получилось громко и раздраженно.

— Да, мэм.

Одна из девиц сказала, что ее зовут Гейл, а у другой было очень странное имя — Сорвиг или что-то в этом роде.

— Значит, вы уверены, что ураган нас не заденет? — спросили они, обращаясь к спине Мейвела.

— Да, мэм.

— Ха! — пролаял Джимми Ньютон и тут же повернулся к Колдвелу, словно это было дружеское восклицание. Девицы тоже сделали вид, что не слышали его, и Сорвиг обратилась к Мейвелу со следующим вопросом:

— Значит, вас это не волнует?

— Нет, мэм.

— Почему?

— Ураганы всегда направляются к более существенным местам — во Флориду или Каролину, чтобы потом о них можно было сообщить в семичасовых новостях, — ответил он.

— А как же «Фред»? — поинтересовалась Беверли.

— Прошу прощения, мэм?

— «Фред». В октябре восемьдесят шестого во время этого урагана на острове погибло семнадцать человек.

— Вряд ли вам понравится слушать о «Фреде», мэм.

— «Фред» отнял у меня сына, — заметил с заднего сиденья Лестер.

И оставшуюся часть пути до Уреза Воды они проделали молча.

Колдвел не обращал на все это никакого внимания, потому что к нему снова вернулись воспоминания. Он смотрел в окно, словно наслаждаясь видами, но его глаза за темными очками повлажнели. Одно из воспоминаний, часто посещавших Колдвела, было связано с летящим и улыбающимся человеком.

Этим человеком был Боб Джейнс, и Колдвел много чего про него помнил. Он был отцом приятеля Колдвела по детским играм, Кенни. Они жили в доме тридцать два по Реймор-драйв, и когда налетел ураган «Хейзел», мистера Джейнса не было дома. Он работал по ночам на упаковочном предприятии «Доминион», руководство которого предпочло обратить внимание в прогнозе лишь на обещанный дождь и настояло на том, чтобы Джейнс вышел на работу в ночную смену. Поэтому Боба Джейнса не было, когда его дом и семья были унесены ураганом. Он был не единственный: Эдди Дукаммен тоже работал на этом предприятии и тоже потерял жену, сына и мать. После того как это произошло, Эдди куда-то исчез, и никто не увидел в этом ничего необычного. А вот Боб Джейнс остался жить по соседству, проводя большую часть времени в ресторане «Свежий листок», из меню которого он исключил все, кроме пива и виски. Он пил круглосуточно, но все понимали, что он потерял семью. Когда он принимался бродить по улицам, дело обстояло еще хуже: Боб Джейнс превратился в страшного склочника и по малейшему поводу, а то и без оного набрасывался на окружающих. У Колдвела он вызывал неизменное изумление.

Так вот воспоминание: Колдвел выходит из углового магазина, зажав новый комикс про Супермена под мышкой и разворачивая жвачку. А посередине улицы Блор Боб Джейнс, как матадор, увертывается от идущих машин, вихляя бедрами так, чтобы они его не задели. Потом он вдруг теряет равновесие и падает назад. И наскочившая на него машина, красный «эдсель», подбрасывает его в воздух, так что мистер Джейнс приземляется у самых ног юного Колдвела. Ореол красных брызг разлетается из его головы, и Колдвел видит, что Боб улыбается.