Как и предполагали многие, после того как Верхнесвистск был взят под контроль трясиной, а бурские войска разбиты, началась куда более долгая возня, требующая во многом ещё больших ресурсов, чем разборки. Конечно, если бы грызи сочли возможным просто истребить население, проблем бы не возникало, но белки всегда умели ценить друг в друге чувство жалости и невозможности поднятия лапы на беззащитного. В итоге в городе оказались две тысячи пропушиловцев и пять тысяч бурых. Большое количество пушей выцокали желание побыстрее свалить домой, и долго удерживать их было чревато потерей доверия. К счастью, собравшиеся в трясину были далеко не единственными, кто беспокоился за то что происходит в Мире, и на равнину прибывали всё новые отряды, от малых до довольно внушительных. Непосредственно бить уже было некого, но эти пуши были чрезвычайно кстати для того чтобы заменить убывающих. В конце концов, возле города стояли почти три десятка первосортных бронеящиков, и было бы глупо оставить их без должного присмотра. Дел у Хема и Дары, как отушей, теперь стало в разы больше, чем когда они вели трясину.

Впрочем, они неплохо устроились, заняв бронеящик — и удобно, и безопасно: закрыл крышку и всё. Сина всё время была рядом с ними, не с одним так с другой, так что грызи и сурковать её брали с собой. За это время они оба привязались к этой милой белочке. Настолько, что Дара вовсе не фыркала, когда Сина подтиралась бочком к Хему и они слегка тискались. Казалось, получилось нечто странное, три разных грызя, и теперь не разлей вода: Хем был совсем таёжник, рыже-серый с осветлённым брюхом, с разлапистыми кистями на ушах, Дара полупесчанник, жёлто-серая в размытую полоску, с меньшими кисточками, а Сина бурая, тобишь коричневая, и пух у неё на ушах едва образовывал кисточки. Втроём они выглядели как совершенно разные зверьки, и вряд ли кто подумал бы, какие чувства их связывают.

— Странно, не странно, какая напух разница? — цокал Хем, — Нам вместе хорошо?

— Уге, — уркнула Дара.

— Так будем ломать голову? Син?

— Не, не будем, — отцокалась бурая, — В шняжестве вот ломали, и доломались.

— Ууух, сколько пуха! — сгрёб белок в объятья Хем.

Пуха было передостаточно. Однако чтобы когда-то уйти в родные леса, а не караулить город всю оставшуюся жизнь, предстояло пошевелить хвостами. В первую очередь предстояло восстановить снабжение населения кормом, дровами и водой — как выяснилось, сдесь всё было централизовано, так что большинство просто не знали, где достать еду, воду и чем протопить печь. Во вторую очередь, в связи с тем что много пушей будет занято на первой очереди, следовало куда-то деть тяжёлое вооружение, какового имелось немало. На обцокивании подтвердили, что в любом случае его место — ближе к границам шняжества; следовательно, его стоило спрятать где-то неподалёку. Не нужно было быть особо мозговитым, чтобы понять где лучше всего спрятать такие вещи: на том самом утёсе, что обороняли Клычинские. Хем, Дара и Сина сходили туда, осмотреть место подробным образом — они измерили как высоту каменного обрыва, так и размер площадки и ширину подходов.

— Не идеально, мягко цокая, — фыркнул Хем, — Залезть на обрыв не получится, но вот треба зашвырнёт туда снаряд легко.

— Так с горы зашвырнёт ещё лучше, — заметила Дара.

— Катапульты сами не стреляют. А сдесь у нас можно будет оставить грызо, ну штук пятьдесят от силы. Больше не осилим на длительное время, точно.

— Уге. Понятно, но как тогда цокать?

— Гм. Как цокать, Сина?

— Эмм… — осторожно повела ушами та, — Расслушать?

— Именно. Быстро хватаешь суть, грызо.

— Расслушиваем… — Дара уселась на обрыв, мотая ногами, — Нельзя залезть, но можно зашвырнуть снаряд.

— Может как нибудь укрыть это всё от обстрела? — расхаживал по площадке Хем, — Но напух, тяжёлые камни пробивают даже накат в два бревна… Да и нарыть столько никак не получится.

Грызи осмотрелись с высокого утёса, на равнину и море за ней, на зелёную стену тайги, пытаясь увидеть какую-нибудь подсказку.

— Они могут вернуться, — произнёс Хем, глядя на маячащие на западе горы, — Как грызть дать кто-нибудь сбежал в Бурнинач до того, как мы обложили город. Теперь они знают, что тут происходит.

— Да, но они не знают что мы пока не собираемся продолжать, — цокнула Дара, — И будут сидеть ждать, когда тысячи страшных бронеящиков приползут в Бурнинач.

— А почему мы не собираемся? — уточнила Сина.

— Уэ? Тебе так не терпится? — усмехнулся Хем.

— Да не то чтобы… Я просто подумала, ведь теперь сдесь нет шняжников, и я вот могу сама выбирать, с кем мне цокать… А в Бурниначе всё также, как раньше было у нас.

— Умно, это я упустил, — согласился грызь, — Хмм… Да, это даёт куда больше поводов ускорить продолжение разноса. Но в любом случае, этого не удастся сделать в этом году. Мы рассчитывали припасы на поход досюда, а не куда придётся. Поэтому, белки-пуш, задача укрыть где-то оборудование никуда не девается.

— Может, в горах поискать подходящее место? — предположила Дара.

— Горы допуха далеко.

— Горы допуха близко. На севере они вплотную подходят к морю. А дотуда можно добраться плотами.

— Кажется, мысль! Плот тянуть канатом с берега, и тьфу на ветер. Но мы не знаем, есть ли там пригодное место.

— Так пошли посмотрим, килошагов сто от силы.

На этом и порешили, отправившись обратно к городу. По пути они издали видели несколько отрядов пушей — некоторые шли туда, другие обратно; прогнали и довольно большую колонну огрызков. В городе, отцокавшись самым причастным из всех причастных ушей, начали исполнять задуманное. Сина резонно заметила, что в городе немало рыбаков, а следовательно стоит поспрашивать у них, как обстоят дела с горами. Трое завернули к побережью, где громоздились причалы и сараи, в которых делали и ремонтировали лодки, а также работали с рыбой. Вонь сдесь от этого стояла исключительная, да и вообще всё хозяйство выглядело на редкость убого. С самого начала любого входящего встречала большая лодка на двадцать шагов, переломанная пополам и торчащая из воды — в неё угодил один из камней, выпущенных из «требы». Пуши сюда пока не очень-то заходили, и бурые возились практически так же, как раньше: кто-то чистил рыбу, кто-то конопатил лодку, но большинство просто околачивались, беспрерывно трепя языками.

— Вот сдесь можно и поспрашивать, — довольно цокнула Сина.

— Так и поспрашивай.

— Эээм… — прижала уши она, — А почему я?

— Чья идея, тот и.

— Хем, я боюсь, — призналась бурая, — Тем более они не будут мне ничего рассказывать.

— Почему не будут? — осведомилась Дара.

— Потому что я такая маленькая, — развела лапами та.

— Ну ладно, а почему боишься? — цокнул Хем, — Чего ты боишься?

— Но их же много, — прижалась к грызям Сина.

— А нас рать! — фыркнула Дара, потирая когти, — Что они нам сделают, Син? Жирные, переевшие морепродуктов грызуны! Мы с Хемом их тут половину перережем на месте, а вторую половину жестоко изобьют наши, которым бежать досюда два цока. Так есть чего бояться?

— Нечего, — осторожно улыбнулась она, подумав.

Ещё вздохнув, Сина таки подошла к нескольким бурым-рыбакам, которые толклись у лодки, вытащенной на деревянный помост, и отцокала свой вопрос. Она опасливо оглядывалась на пушей, но те прогуливались по причалу, как ни в чём ни бывало. Впрочем, рыбаки были не настолько тупы, чтобы обращаться с ней как раньше в присутствии пропушиловцев.

— А что мне за это будет? — осведомился бурый, осклабившись и облизывась на Сину.

— Я вам серьёзно! — сухо сказала Сина, глядя изподлобья и прижав уши.

— Я тоже, — убрал ухмылку грызун, — Думаешь, мне заняться нечем кроме как водить вас посмотреть на горы? Я спрашиваю, что мне за это будет.

— Судя по тому сколько ты тут ошиваешься, тебе и правда нечем заняться.

Бурый схватил её за шею и несильно, но притянул к себе и зашипел:

— Да как ты смеешь, девчонка! Если бы сдесь не было этих дикарей! Я бы тебя!..

— Но они тут есть, — оскалила зубы Сина, глядя ему в глаза, — Лапу убрал.

Бурый глянул на пушей и в тысячный раз решил, что хвост дороже, так что убрал лапу.

— За просто так я вам ничего не скажу, — отвернулся он.

Сина фыркнула и вернулась к пушам.

— Эти уродцы не хотят ничего говорить без оплаты, — сообщила она.

— Им же хуже, — цокнул Хем, — О, зырьте-ка.

Он показал на маленькую лодку под парусом, подгребавшую к причалам; ещё издали было видно, что там сидит только один грызь. Один, а не вместе со стадом — уже хорошо, так что трое подождали, пока бурый привяжет лодку и вылезет из неё. Этот грызь был небольшого размера, укутанный в куртку из тюленьих шкур, так что его собственный пух был виден только на голове и хвосте. Бодренько завязав узлы, он выпрыгнул на причал и подняв взгляд, остолбенел. Было понятно, что он первый раз видит как таёжника, так и песчанника.

— Ааа… э? — задал он содержательный вопрос.

— Э, ещё какое э, — подтвердил Хем, — Ты рыбак?

— Дэээ… да, рыбак. А вы?

— А мы не рыбаки, — подробно ответил грызь, — К горам плавал? Туда.

— Да, пару раз, — припомнил бурый, — Но там близко начинаются угодья шнязя. Если подплыть слишком близко, могут отобрать лодку, или даже утопить!

— Гм, интересно, — задумался Хем, — Они значит охраняли рыбу с больших лодок, так? А на этой лодке не было ли написано что-то вроде…

Он присел и накорябал по доске когтем, что.

— Да, это ладья «Величайшая», — с плохо скрываемым страхом сказал бурый.

Хем и Дара прыснули со смеху.

— Эта «величайшая» сейчас лежит на дне Большой, — цокнул Хем, — Слушай, как тебя? Пошли лупанём чаю и обцокаем кое-что.

Бурый, какового звали Ивась, забеспокоился за лодку, но его заверили, что те времена прошли. Усадив его к костру и напоив чаем, пуши сообщили ему что вообще — времена шняжества закончены.

— Закончены? — грустно фыркнул он, — Из-за утопленной ладьи? А когда сюда нагрянет войско?

— Не нагрянет.

— Почему?! — удивился Ивась, — Кстати я не вижу ни одного солдата в городе?

— Туго доходит, — усмехнулась Сина, — Войско не нагрянет, потому что его разнесли по куску на подходе к городу. Солдат нет, потому что все они были разоружены.

— Не может быть!! — округлил глаза бурый.

— Проверь, — резонно предложил Хем.

Ивась некоторое время соображал, потом встал, прижал уши, вжал голову в плечи и пискло крикнул:

— Шнязь — дерьмо!

— И немалое, грызо! — ответили ему откуда-то из-за бочек.

— Только без эйфории, — предупредил Хем, — Из Кишиммары пока мы их выгнали. Но плавать в «шняжеские угодья» всё равно пока рано. И вот сдесь ты можешь помочь в полный рост. Можешь, но захочешь ли?

— Захочу ли? — Ивась стиснул зубы, — Они убили моего брата. Они заставляли мою семью голодать, потому что оказывается мы должны поставлять рыбу в пользу шняжества! Они…

Он закрыл голову лапами, шмыгал носом и подвывал, так что Сина обняла его, гладя по ушам и утешая. Только мягкие лапки белочки смогли привести его в нормальное состояние. Опосля этого обцокивание пошло более бодро: бурому задали вопрос непосредственно, не видал ли он где мест, куда можно впереть много громоздких телег и оборонять его малыми силами. Тот раздумывал довольно долго, припоминая.

— А! Пещера во фьорде! — сказал он наконец, — Она весьма здоровая, телеги туда можно протащить на плотах. И кроме того, половину времени туда вообще нельзя попасть из-за прилива.

— Хорошо, — цокнул Хем, — Теперь дай расшифровку. Что такое фьорд?

— Это ммм… ущелье, глубокая расселина в скалах, выходящая в море. Огромная, длиной в несколько килошагов и глубиной шагов двести. А прилив это когда вода в море поднимается. Сдесь она поднимается на три шага, и в пещеру тогда невозможно попасть, потому что вход заливает. Я там как ночевал, жутко испугался, что залило, но потом сообразил.

— А кто про неё знает? — цокнула Дара через Хема.

— Я вроде никому не говорил, а так может и, — пожал плечами Ивась.

— По логике вещей, — заметила Сина, — Пещера никому не нужна, так что и знать про неё не будут.

— Она точно настолько огромная? — уточнил Хем.

— Ровная площадка там на сто сорок шагов, в ширину около двадцати. А там ещё и корридоры есть.

— Цок. Надо сплавать посмотреть на эту аномалию. Ив, сможешь туда доплыть на своей скорлупе?

— Конечно. Но скорлупа удержит только ещё одну пушу.

— Не, давай тогда на плоту. Одна башка хорошо а две лучше, — вспушился Хем, — Синочка, тебя я попрошу остаться тут и сделать необходимое. Цок?

— Цок, конечно, что именно?

— Надо узнать, сколько всего барахла нам прятать. Точнёхонько. А также узнать сколько осталось плотов. Для этого придётся бегать по всему городу и искать нужных пушей. Справишься?

— Буду очень стараться! — честно ответила она.

Трое же снова отправились к морю, Ивась грёб на лодке, а Хем и Дара нашли небольшой плот и отправились на нём — пока ветер был попутный, просто толкались шестами от берега, потом пришлось вылезать и тащить плавсредство канатом. На случай неожиданной встречи с бурыми имелись два крестолука, запас стрел и большой щит на плоту, за который можно спрятаться. Ведь по большому счёту, грызи двигались в направлении Бурнинача, а горы находились на самой его границе.

На то чтобы добраться до места, потребовалось трое суток; пуши вытаскивали плот из воды, ставили щит от ветра и грелись и кормились у костерка. По берегу тянулись пустынные равнины, кое-где заросшие травой и кустами, но чаще голые, с россыпями камней. Как предполагали знающие грызи, сдесь то ли ещё, то ли уже не было почвы, на которой могли бы расти деревья. После равнин довольно резко начинались подъёмы, а затем и горы, имевшие тут вид по большей части отвесных скал из серого камня. При большом волнении моря нечего и думать плавать рядом с ними — расшибёт тут же. Пока же волнушки не достигали и пол-шага в высоту, пуши могли толкаться от каменного берега шестами и двигать плот с хорошей скоростью. В иных местах скальная стена уходила вверх настолько, что пугала своей нависающей громадой. Согласно доцоканности, Ивась следил за горизонтом и берегом: было совершенно ни к чему, чтобы бурые увидели интерес к пещере.

Искомый фьорд действительно представлял из себя этакое… как цокнуть? Каменные стены с обоих сторон, возвышающиеся почти на двести шагов, и довольно узкая полоса тёмно-синей воды между ними, которая плюхает, брызгает фонтанами и перекатывается через громадные круглые валуны, лежащие на дне. Несмотря на болтанку, заплыть туда было несложно, и крепко держась за прочный плот, пуши одолели расстояние вверх по фьорду. За очередным выступом камней обнаружилось большое углубление, которое при ближайшем осмотрении уходило вглубь стены — собственно, это было похоже на огромную, не особо ровную нору. Ввиду того что нынче наблюдался отлив, от воды до потолка было как раз около трёх шагов, и плавсредства свободно прошли в пещеру. Запалив факелы, грызи осматривали мокрые стены туннеля, припушневая от масштабов. Ещё больше они удивилсь, когда туннель вышел в огромный зал: сбоку в нём была лужа, куда впадали ручейки, там и оставили плот и лодку.

— Ооо, — только и выдавила Дара.

— Согласен полностью, — кивнул Хем.

— Вон там видите головяшки, — показал Ивась, — Это мои как раз.

— Так. Это точно, если тут кто ночевал, оставит угли. Так что увидите цокайте.

Пуши обошли основной зал и заглянули в обширные корридоры, к нему примыкавшие. Увиденным они остались довольны: пол пещеры был вполне ровным, чтобы по нему вкатывать телеги, а убрать мешающие камни — дело пары дней; в одних корридорах можно телег поставить — штук сорок.

— Хорошо, место есть, — огляделась Дара, — Снаряд сюда не забросишь уж точно.

— Да. Но как с обороной? — задумался Хем, — Хорошо бы иметь пост наверху, тогда можно будет забросать камнями любого, кто сунется ко входу. Ив, сдесь есть выход наверх?

— Не знаю, не видел.

— Айда поискать. Вон, ручьи, как грызть дать текут сверху.

— Если течёт, оно всегда сверху! — усмехнулась Дара.

Пуши проследили за несколькими ручейками, но они все упирались в непроходимые завалы из камней. От долгого нахождения в пещере стало сильно прохладно, а дров оставалось совсем мало — только разогреть воды и согреться изнутри, а никак не снаружи. Ещё полазив по закуткам, грызи составили мнение, что выходов наверх нету. По стене забраться без приспособлений тоже не светило — она была с выступами и не отвесная, но один пух, прыгать на высоте двести шагов — желания мало.

— Значит так, — цокнул Хем, — Давайте так. Если наверху подойти сюда трудно или почти невозможно, значит нам надо будет построить лестницу наверх. Там разместим трясину, охраняющую склад, а вход перекроем… да вот хоть бы плот на дыбы поставим. Кто сунется — получит камнями с отличной высоты.

— Лестницу, каким боком? — мотнула ушами Дара.

— Большие бронзовые или железные гвозди, трещины в камне, пыщ-пыщ молотком, — объяснил Хем, — Потом за них фьюить канаты и верёвочные лестницы. У нас помнишь, Курдюк-пуш в трясине был? Они там у себя такие штуки запросто делали, как он цокал.

— Кошмар, — пожала плечами белка.

На этом грызи решили возвращаться в Верхнесвистск; поскольку имелась опасность обнаружения бурыми, а на скальную стену не влезешь, двигались ночью, а днём ныкались и отдыхали. Море порядочно расплескалось, так что дорога на плоту далась далеко не легко; пуши были почти рады снова увидеть грязную коробку города.

Отсурковавшись, вернулись к делам. Сина сообщила, что за это время успела даже сбегать к реке, где стояли оставшиеся плоты, и воочию пересчитать их. Кроме того, она само собой точно узнала, сколько всего оборудования предстоит спрятать.

— Бронеящиков 28 штук, — читал с бересты Хем, — Катапульт 30 штук, треб разобранных на телегах — 20 штук, прочих телег — 15 штук… всего 93 места телег?!!

— И ещё 185 тупянок, уи, — показала когтем бурая, — А что такое?

— Это безумно много, вот что, — фыркнула Дара.

— Именно. Не знаю, сможем ли мы запихать столько в пещеру.

Пока же головы были заняты обдумыванием и прикидыванием, пуши пошли собирать съедобные побеги местных кустов, ибо корм пока был, но если лопать его и не возобновлять — его не станет. По пути Сина расцокивала о том, как пуши собираются поступить с Верхнесвистском, а именно с бурыми.

— Изобрели такой план, что во-первых нужно предотвратить увеличение их количества, для чего их разделят на самцов и самок по разные стороны центральной стены. Бельчат вообще собираются отдать на попечение тех бурых, что и раньше жили в Кишиммаре.

— Жестоко, — заметила Дара, — Но куда мягче чем сделала бы я. Но они будут этому сопротивляться?

— Да. Для этого посередь города хотят построить Башню Возмездия, чтобы в случае чего с неё обрушить огненный дождь и начисто уничтожить Верхнесвистск.

— Прелесть что такое, — усмехнулся Хем, — Так как же быть со складом?

— Ну прикинь, если у нас будет сотня пушей, — цокнула Дара, — И хотя бы двадцать плотов, по пять пушей на один. Тогда за пять дней управимся с переправкой от начала гор к пещере.

— Это только. А дотуда? И вместе с тудовым — четыре дня на один конец. С задержками — восемь дней в оба конца. А нам надо сто с пухом таких ходок, итого минимум сорок дней! Если прищемить две сотни пушей, тогда двадцать… Вроде сойдёт?

— Вполне. Двадцать дней и можно отваливать восвояси.

Слово «восвояси» понравилось тем пушам, что слушали этот План, так что весьма быстро набралось даже больше, чем две сотни. Излишки были направлены в тайгу на добычу корма для все остальных, а основной отряд начал активнейшую деятельность, предварительно рассчитанную на тридцать дней. Пришлось снова собирать несколько плотов-причалов, разобранных во время осады, дабы с их помощью грузить телеги на остальные плоты. Чахоточные бурские причалы в городе никак не выдерживали нужного веса, так что толку от них не было; операции проводили на свободном побережье рядом с городом. После того как ящик или катапульта занимали должную позицию на плоту, к ним подкладывали ещё груза. По предложению знающих грызей часть катапульт и телег разобрали на составные элементы, дабы проще перевозить; таким образом смогли обойтись загрузкой 53 плотов, а не 127, как посчитали сначала. После того как плот оказывался загружен, его тянули вдоль берега пятеро грызей — четверо тянули, один рулил шестом, потом менялись. За три дня они должны были допереть его до остановки у начала гор, после чего ночью, за один переход, загнать в фьорд: это должно было обеспечить подобие скрытности, хотя полностью спрятать следы такой работы не представлялось возможным. В качестве страховки на случай появления бурских лодок по маршруту были сделаны организованные остановки; каждый такой лагерь был защищён тем самым вооружением, что и перетаскивали грызи. Убедившись что процесс пополз в нужном направлении, трое грызей (троегрызие, как они цокали) отправилось непосредственно к пещере, заодно тягая плот, естественно. Погода пока способствовала, ибо потеплело достаточно, чтобы пуши могли дрыхнуть на собственных хвостах, а ветер не перегибал и море оставалось почти спокойным. Также пришло обнадёживающее известие, что пропушиловские засланцы в Бурниначе сожгли штук семь галлер, которые готовили к отправке к Верхнесвистску.

Разгрузка продвигалась хорошими темпами, пол пещеры очистили от лишних камней и теперь закатывали телеги и бронеящики вглубь корридоров; даже на всякий собачий случай, их устанавливали с большими зазорами, чтобы если случайно загорится один, огонь не перекинулся на остальные. Несколько грызей готовили ворота, которыми предполагалось перегородить вход в пещеру. Самая же тонкая операция разворачивалась на стене над входом, где пуши строили лестницу. Как и предупреждал Хем, в трясине имелся грызь который делал это неоднократно собственными лапами, так что теперь он препесторствовал в бригаде. У самой стены сделали небольшой причал, шаг шириной, а уж от него вверх шли верёвочные лестницы, зацепленные за массивные выступы камня. Грызи выдалбливали там углубления, расширяющиеся книзу, и враспор вставляли деревянные клинья — выдернуть их или сломать можно было только приложив небеличьи усилия. За эти клинья держались брёвнышки, к которым подвешивались лестницы. Самым опасным и сложным моментом был тот, когда требовалось от закреплённого выступа добраться до следующего, и вцепившись в камень, выцарапать там отверстие.

— Мало влезли! — цокнула Дара грызям, посмотрев вверх, — Как бы поскорее?

— Поскорее? — хмыкнул тот, — Лично, белка-пуш.

— Цок! — охотно согласилась она.

Грызь, перелезающий по скале, конечно привязывался верёвкой к клину, однако и загреметь вниз и болтаться, как овечий хвост — удовольствие ниже среднего. Вскоре Дара испытала это на себе, соскользнув с мокрого камня в паре шагов от заветного выступа; кожанная бронька помогла ей не ободрать шкуру. Хем вытащил её, и оба грызя порядочно посмеялись над этим.

— Теперь моя очередь, — цокнул Хем.

Добраться до уступа следовало на двадцать шагов вверх и на столько же в сторону; стена не казалась особенно гладкой, но приходилось подолгу гладить её, чтобы найти твёрдую опору для всех лап. От непривычного положения лапы начинали затекать, отчего лезть становилось совсем неудобно. Сверху вдобавок ко всему капала вода, потому как стены фьорда всегда были мокрые… Едва не наступив на тот же камень, что Дара, грызь всё же добрался до места. Сдесь наступало самое изнурительное — выдалбливание отверстия, притулившись на узенькой уступке над обрывом. Высота уже оказалась приличной, шагов сто, так что при взгляде вниз слегка мутило: с дерева такого не увидишь. Хем просидел на уступе почти десять килоцоков, до самой темноты, пока наконец не вкорячил клин и не втянул туда лестницу. После долгого сидения с постоянной угрозой загреметь лазанье по шатким лестницам казалось совершенно надёжным.

— Знаешь, как сделать чтобы я не падала? — цокнула Дара, — Отвязать страховку.

— Нет уж, моё грызушко, — погладил её Хем.

— Гм. Кому же тогда отвязать? — огляделась белка.

Хем показал на запад, и пуши расхохотались, представляя себе на скале неуклюжих бурских рыбаков.

Через два дня, работая самыми ударными из всех ударных темпов, лестницу таки забросили на верхний край обрыва; на самом деле, пуши даже не знали, что они там увидят. Увидели, что горизонтальная площадка довольно обширна и с другой стороны ограничена склоном, каковой поднимается высоко вверх рваными краями. Ни с первого, ни с сорок первого взгляда склон был совершенно непроходим, тем более что за ним начинался другой, ещё выше и с ледником. Исходя из этого, лагерь для охраны решили устраивать именно на этой площадке, как и было задумано. Для этого следовало втащить наверх запасы корма и некоторое количество шкурных тентов для того чтобы сделать палатки, а также наколоть начальный запас камней для скидывания на голову умникам. Никаких препядствий уже не намечалось, знай только таскай. И таскали, конечно, ведь не затем все эти грызи рисковали своими хвостами, чтобы теперь сдать назад; тем более, была обозначена конкретная цель и сроки её исполнения. Ввиду того что даже посурковать толком в пещере и возле неё негде, за работу хватались с рассветом и возню заканчивали с наступлением полной темноты.

Как и предполагали, операция заняла около тридцати дней — пуши порядочно выматывались и тянули уже меньше. И всё же дело оказалось разгрызено: пост поставлен, а вход в пещеру закрыт основательными воротами. После этого порядочно подзакрутившиееся троегрызие поплелось обратно к Верхнесвистску, намереваясь основательно отдохнуть и попробовать трогаться в путь восвояси. К этому времени пуши, остававшиеся в городе, не сидели сложа лапы. Ещё издали подходившие могли сразу заметить, что стены, окружавшей Верхнесвистск, почти нет на месте — за ненадобностью её разобрали на самые различные нужды, как на дрова так и на постройки. Ограждение не убирали полностью, чтобы легче было контролировать бурых, но его расширили и заменили в основном на заслоны из длинных кольев, пройти через которые не так-то просто. Самым же видимым сооружением была большая деревянная башня, возвышавшаяся почти на пятьдесят шагов; башня была построена уступами, так что верхняя часть оказывалась значительно уже, чем основание. На самом верху торчали пристройки, на которых стояли бочки с зажигательной смесью и наскоро сделанные катапульты, должные отбросить их подальше. Внутри башни содержалось значительно больше «подарков», которые все вкупе безусловно могли моментально превратить весь город в костёр. Как расцокали знающие грызи, на башне постоянно сидели дежурные, причём за наглухо закрытыми дверями. В случае какой-либо бучи со стороны бурых они имели инструкции безжалостно жечь. Основная же часть пушей располагалась за оградой, снаружи. Что сразу бросилось в уши грызям, так это закрытые проходы в город и вооружённые пуши на охране.

— А что такое? — осведомился Хем.

— Необходимость, — отцокал грызь, — В городе распространился слизнегон.

— Что за слизнегон? — удивился Хем.

— Тяжёлая болезнь, грызо. Заразная, — уточнил боец, — Штук сто уже померли. Так что заходить туда совершенно не рекомендуется… точнее, просто не пускаем.

Трое шмыгнули носами и бочком-бочком отошли подальше; более того, Дара таки просто полезла лапой в глубокие карманы и выдала всем по зубку чеснока.

— Мда, если распространение не остановится… а оно не остановится в стаде, — Хем прикинул и присвистнул, — Штук сто! Тут будут тысячи трупов.

— Им предлагали распределиться по посёлкам в лесу, — цокнул рядомидущий грызь, — Голов триста вышли. Остальные сидят и не хотят никуда двигаться.

— Я кажется вспоминаю, — цокнула Дара, — Слизнегон… Они все помрут, поголовно.

Грызи оглянулись на скопище построек, от которого уже словно тянуло смертью, и передёрнулись.

— Им об этом сказали? — спросил грызя Хем.

— Неоднократно. Но они лечатся какой-то травой, которая как видно нипуха не помогает.

— Что-то подсказывает мне, что никто не метнётся их спасать, — заметил Хем.

— Ещё бы. Вдобавок есть данные, что это их же происки. Кто-то из шняжников распространил эту заразу, думая что мы очень испугаемся.

— Опушнеть, — цокнули пуши.

Не меньше предстояло припушнеть Хему, когда он узнал во встречном грызе собственного 2ю-брата, Мера, и его согрызунью Лайсу.

— А что это вы, грызо? — засмеялся он.

— Тот же вопрос, — ответил Мер, — Рад вас видеть, Хем, Дара… и бурая-пуш.

— Даа, эта бурая всем пушам пуш! — приобнял Сину грызь.

Как выяснилось, после основательной ревизии запасов Мер и Лайса поняли, что вполне могут себе позволить сходить на север, посмотреть что там делается. А раз так то чтож, рассудили грызи, и пошли себе. Как цокалось, по крайней мере в Глыбнинском околотке многие пуши вооружились, или сделав сами, или достав через цокалище крестолуки, клевцы и прочую погрызень… Мер никак не бросал старое и тут же потащил всех к ближайшему костру; достав из рюкзака жестяную банку, он поставил её на костёр и закрыл плотной крышкой. Когда вода скипела, крышку само собой выбило с большой силой.

— А? — торжествующе спросил грызь.

— Оо! — округлили глаза пуши, — Вот это!

— Да, но как это использовать? — почесал ухи Хем, — Кпримеру, если сделать грубо цокая большущую банку, а крышку пусть выбивает как снаряд из катапульты?

— Это тоже, — кивнул Мер, — Но если послушать шире! Представь себе, что пар может двигать что-то. Если он может двигать крышку, то и пилу, к примеру, сможет.

— Трудно представить, грызо, — цокнул Хем.

— Если бы было легко представить, мы бы уже сделали, — заметил Мер, — Но после того как основательно прокипит под ушами, пойду в Пропушилово трясти более организованно. Думаю, из этого может что-то получиться!

Пока же троегрызие, доцокавшись с остальными, отправилось просто-напросто отправилось на юг, обратно к восвоясям. Каким образом преодолеть это расстояние быстро, пока ещё никто не придумал, так что пришлось на своих двоих. При этом у пушей ещё осталась их доля походного корма из трясины, так что проблем не предвиделось. Не предвиделось, но сами проблемы имели несколько другое мнение. Уже через четверо суток похода на тропе, которую протоптали уже многие лапы, им встретился грызь из бурых, тащивший тушу лося — точнее, пытавшийся тащить. В ходе возникшего перецока выяснилось, что бурый сильно обеспокоен тем что творится в околотке, ибо туда привели штук двести, не меньше, бельчат из города. И хотя они привыкли сидеть на голодном пайке, прокормить такую толпу оказывалось мягко цокая непросто.

— Надо было напух, сначала подумать, — фыркал Дыж, бурый, — А потом их из города выгонять.

— Возможно, — заметила Дара, — Но так они бы все погибли.

— Тупость какая-то, — помотала головой Сина, — Но, слушай. Давайте поможем дотащить тушку?

— Это будет хрурно, — согласился Дыж, — Но там у меня эту тушку порвут за день. Откуда-то просто пух из хвоста как надо достать корма. Там кое-что соображают белки-пуш, чтобы они сами собирали корм, но всё равно никак не хватает.

— Пойдём подумаем? — предложил Хем.

Предложение было одобрено, так что пуши помогли бурому дотащить тушу до околотка. Сдесь было весьма большое поле, заросшее только низеньким березняком, и теперь во многих местах были заметны свежие следы деятельности — насыпанные скаты гнёзд-норупел и раскопанные грядки. Также нетрудно было заметить мелких бурых, каковые тусовались стайками. Местных бурых тут имелось всё ничего, так что пуши резонно осведомились, как они справляются с такой толпой мелочи.

— Так мелочь-то пуганная, — пояснила одна из грызуний, — Это обычные чуть что по лесу разбегутся, а этих только и пугать, что оставить одних. К тому же в городе их постоянно заставляли работать.

— Вот чего я и не пойму никак, — фыркнула Сина, — Они заставляли, и всегда голодные. А в лесу никто не заставляет, и все сытые.

— Так потому и! — цокнула Дара.

До мелочи было не так уж сложно донести мысль о том, что если не насодить овощи и не собрать орехов впрок, зимой будет нечего жрать. Конечно, пока корм был, мелкие не очень-то налегали на работу, предпочитая возиться и бегать друг за другом. Крупным пришлось быть чрезвычайно изобретательными, чтобы направить их энергию в нужное русло. В частности Хем наставил вокруг нескольких гнёзд «стену» из берёзовых кольев и объявил, что это Первый Гнездовой район, а остальные — другие гнездовые районы. Это внесло дополнительную организованность, хотя бурые по своим привычкам тут же разделились на эти «районы» очень плотно, вплоть до «пшло вон с нашей территории». По крайней мере хоть так удалось направить их в русло усиленного запасания корма.

Трое пушей и сами вскопали длинную полосу земли — как это называли, «хвост». Как правило полоса была неровная, потому и называть её «линией» довольно тупо. Земляной хвост шириной с две борозды для посадки растягивался в длину из соображений севооборота: грызи прекрасно знали, даже просто из наблюдений за природой, что на одном месте одна ботва долго не растёт. Поэтому после овощей на хвосте сеяли какую-нибудь фигню, а потом ещё на год просто закрывали сухими стеблями, чтобы не заросло. Самое кислое было то, что вспахивать землю приходилось просто наскоро наструганными из корневищ клюшками, ибо местные не держали, понятное дело, запаса инструментов. Самым обычным инструментом для обработки земли была именно клюшка, вырезанная из елового корня — что-то вроде плуга с одним лезвием, на ручке. Если сделать острие достаточно тонким, клюшка великолепно подходила для удаления из земли растений, рыхления, окучивания и так далее. По целинному дёрну, когда трава срасталась в сплошной ковёр, работали путём нарезания этого ковра на куски и его убирания в сторону… даже такой не особо огородный грызь, как Хем, легко мог расцокать много о выращивании корма, и показать на практике соответствующие операции. Что он собственно и делал.

Нетрудно понять, что мелочь постоянно ходила следом за пушами, учитывая то что у каждого за спиной висело оружие, а на тушке — бронька. Через невеликое время такая скученность стала действовать на нервы даже им.

— Пфф, — фыркнула Дара, — Не прошло и сорока дней, как их забрали из города. А они что-то не особенно скучают.

— Да, я заметил, — кивнул Хем, — Это жутко странно.

— Какие маленькие, беззащитные пуховички, — умилялась Сина, — Как бы я хотела взять себе несколько!

— Ещё раз, — мотнул ухом Хем.

Бурая посмотрела на него и призадумалась; продумав, она удивилась.

— Ты хочешь цокнуть, что я и могу взять?

— Ты молодая, здоровая белка, — пожала плечами Дара, — Ты можешь прокормить бельчат. К тому же если что, мы всегда поможем.

— Авв, цок! — бросилась ей на шею Сина.

Самым сложным оказалось втихоря спросить мелких, кто хотел бы пойти с ней, воизбежание того что пойдёт штук сто. Кроме того, Дара всё же посоветовала брать одних самочек, воизбежание излишнего увеличения поголовья в дальнейшем. Ввиду этого дальше отправились уже в количестве шести хвостов, а Сину теперь погоняли не иначе как Сина ТриДочки. Это несколько затормозило их, ведь из трёх белочек только одна уверенно поспевала за крупными, остальных приходилось сажать на загривок. Пришлось больше подналечь на подлапный корм, ибо запасов уже не хватило бы.

К большому облегчению, в глыбнинском околотке корма было с лихвой. Майра была обнаружена за выкапыванием потатов; белка бодро цокала и суетилась по хозяйству, так что Хем был доволен. Майра же удивилась такому обилию хвостов, хотя куда больше порадовалась, чем наоборот. Обцокав обстановку, порешили следующее: Хем подналяжет на постройку гнезда для Сины и бельчат, а Дара пока приготовит большую, очень большую сушилку для грибов, ибо приближалось время урожая осенних опят. Грызи так и цокали: «опяять!».

— Я чуть было с Мером и Лайсой не сорвалась, — цокала Майра, — Но подумала, на кого зверьков оставить, одичают…

Судя по шатающемуся вокруг медведю, зверьки не одичали.

— Эээээ!!! — подтвердил медведь.

— Да хорош орать, животное! — захохотал Хем.

Помимо этого животного, сдесь имелись утки, иногда используемые для отбора яиц, волки для охраны и вычёсывания, а также лисы, кошки, барсуки, еноты и так далее просто так. Обойдя родной лес, Хем довольно помотал ушами и взялся за топор. Само собой, он применял его исключительно по древесному мусору, валявшемуся на земле.

— Слушай и запоминай, — цокнул он Сине, — Ибо.

— Кстати, Хемми. Мы вполне неплохо разместились в том гнезде, что показала твоя мама. Может быть —?

— Также запоминай, — уточнил Хем, — Что запасливый зверёк имеет два, три и более гнёзд. Иначе где бы вы разместились? Так бы и сидели под ёлками.

— Ммм… да, поняла, — кивнула бурая.

Гнездо типа «норупло» (нора-дупло) сооружалось довольно примитивным способом. Во первых, очищалась довольно широкая площадка — с неё сгребали верхний слой почвы до песка. Затем из толстых, в локоть, брёвен вкапывались П-образные ворота, четыре штуки друг за другом. Брёвна закреплялись просто в выемки и лежали под своим весом, так что на этом этапе было легко схлопотать по ушам бревном. Сверху на ворота укладывались брёвнышки потоньше, составляя потолок; сбоку точно также просто прислонялись ещё жерди, так что получалась стенка с огромными щелями между ними. Этот каркас грызи аккуратно покрывали всякой ерундой — кусками коры, ветками, листьями, обструганными брёвнышками — составляя какбы чешую, так чтобы вода сверху скатывалась по чешуйкам и не попадала внутрь. После того как чешуя была готова, начинали рыть вокруг гнезда канаву, набрасывая грунт к слегка наклонным стенам; таким образом гнездо совершенно закапывали, оставляя только вход. На песок снова накладывали слой чешуи и присыпали уже землёй, собранной с площадки. Гнездо оказывалось в песке, но всегда сухое, так как находилось выше земли — казалось, оно втиснуто между почвой и песком. Вдополнение из притёртых брёвен делали настил пола и дверь, обычно представлявшую из себя крышку на пол-роста снизу незакопанной стены. Дверь всегда направляли на юг, чтобы теплее было, а в торец с северной стороны вкапывали глиняную печку без никакой трубы — всё равно дым улетал наружу, ибо вкапывали с наружней, а не внутренней стороны. В гнезде постоянно пахло деревом и мхом, каковой набивали во все щели, и при закрытой двери понятное дело было темно. Там обычно устраивали сурковательный ящик, опять же со мхом, занимавший большую часть места; различные предметы хранили на полках между столбами, где как раз оставались удобные закутки. Для того чтобы соорудить норупло, в котором уверенно уместится один-два грызуна (или белка с тремя бельчатами), следовало перетаскать штук полсотни брёвнышек, так что когда Сина не занималась мелкими, она помогала Хему. Наиболее просто расчикивалась на отрезки свежеупавшая ёлка — пила резала её, как масло, в отличие от старых высохших валежин, и сучки тоже пилились не в пример проще. Однако у этого ореха была и ружа: в отличие от сухих или подгнивших, свежая дубина весила раза в три больше и была едва подъёмна. Бурая немало попыхтела, пытаясь поднять эту тупь на плечи, но бревно просто придавливало её к земле. Хем застал бурую на мхе, шмыгающую носом.

— Что ты, грызушка? — цокнул он.

— Я не могу его перетащить, — всхлипнула Сина, — Я такая слабая…

— Можешь, — погладил её по ушкам Хем, — Используй умЪ!

— А ты что-то не очень используешь умЪ, — заметила она, — А прёшь лапами.

— Потому что лично мне так быстрее. А ты — используй.

Бурая почти нипуха не поняла, но так как она привыкла доверять Хему, то бросила попытки взваливания бревна на себя и размяла подушное пространство. Ей потребовалось отнюдь немного времени, чтобы сообразить: отпилив несколько катков, она выкладывала дорожку и по каткам сдвигала бревно, потом перекладывала катки и повторяла всё сначала. Таким образом становилось вовсе не обязательно поднимать тяжесть, что и требовалось.

— Буи-дэ, — подытожил Хем, — Ты делаешь то, чего не можешь сделать. Ты жжошь.

— Хруродарствую, Хемми, — прижалась к нему бурая.

Дара в это время занималась вознёй, не требовавшей такой нагрузки на лапы, но лопавшей время. Грибы сушили обычно над костром, так чтобы они сохли впрочем, а не жарились; чтобы повесить туда много пудов поломанных на куски грибов, требовалось что-то вроде сеток. В этом качестве выступали сухие еловые ветки, положенные накрест — на раме из палок наплеталась сетка, каковая должна будет удерживать куски пищи. Дело в том что неизвестно как где, а в этой местности урожай грибов был очень значимым явлением для белок, и при правильной постановке дела обеспечивал чуть не четверть зимних запасов корма. Но и этот орех был с ружей! (Как цокалось: всяк орех не без ружи, т. е. не без скорлупы, шелухи). Большую часть грибного мяса составляли те самые опяти, упоминавшиеся ранее, а они имели привычку вываливать в лес все разом за весь год. Если в один день на старых деревьях и по пням появлялись малюсенькие кучки опят, то через десять дней все они уже сгниют и новых до следующего года не увидишь. Время начала грибного произвола было почти точное по году, но ведь и грызи не очень-то следили за календарём, зима и зима; ввиду этого Майра каждое утро шастала по опушке (опушка — край леса а не то то можно подумать) и смотрела, не вылезут ли.

Когда же вылезли, все наличные пуши побросали все дела и взяли в лапы тару — корзины, мешки, просто куски шкур, наконец. В отличие от прочих грибов, произраставших местами, опяти искать было не нужно — где имелось хоть одно стоячее мёртвое дерево, там они и были. А поскольку деревьев в лесу как песка, то и неживых полным полно — ближайший лес от синовского гнезда был забит такими деревьями. Опяти начинали довольно робко, но дня через два разгуливались на полную катушку, вылезая огромными пачками по два десятка большущих, с лапу, массивных грибов, причём эти пачки покрывали как правило всю сторону дерева до высоты в три-четыре шага. С одного хорошего дерева можно было накосить кучу, каковой на неделю хватит всем; повториться, и деревья такие искать нечего. Из-за этого у пушей стояла только одна задача — как можно больше высушить, пока опяти не сгниют. Сину чуть не затрясло, когда она увидела такое — весь лес в грибах, как в листьях!! Как она уцокнула, бурые из Верхнесвистска вообще не ели грибов, считая их ядовитыми. Остальные заверили её, что эти нет, но другие ещё как ядовитые и съесть их можно только один раз.

Пуши даже сколотили несколько табуреток из брёвнышек, чтобы доставать до верхних россыпей грибов — расстояние от дерева до дерева было настолько невелико, что перетащить упор не составляло труда. Собственно, мало какое грызо в этот момент, видя перед собой массы, массы, массы опятей думало про тяжесть табуреток. Оно думало о том, как нагрести побольше да побыстрее — грибы счикивали когтями и складировали огромными ворохами, как солому. Ещё один плюс заключался в том, что растущие высоко над землёй опяти не были забиты песком и прочим мусором — их можно было сорвать и тут же сувать в сушку. Что собственно и делали — три сотни шагов до грызицы, где топился костёр, и поехали. Грибной запашище от этого стоял далеко вокруг, но ни одна пуша на него не завернула из леса, потому как занималась тем же самым.

Полученный ворох сухих грибов сваливали опять же в некоторую тару, а именно большие корзины с редко наплетёнными прутьями, закладывали мхом и устанавливали на длительное хранение в погреб колодезного типа. Заявленный аврал был настолько велик, что ни у кого даже не возникло сомнений, тушить ли топку на ночь — дремали тут же, в грызнице, и продолжали загружать новые грибы. Конечно, грызи не упускали случая цокнуть что-нибудь ржачное, так что периодически по лесу разносился хохот с подцокиванием.

Однако даже сдесь, среди своей невслух будет цокнуто семьи, в родном лесу, Хем не мог забыть о том, что осталось на севере — катастроффа в Верхнесвистске, и главное что совершенно не давало спокойно спать — засевшие в Бурниначе шняжники. Хотя слухи ходили в том ключе, что ничего страшного не ожидается, никто не мог цокнуть ничего достаточно твёрдо. А если так, нельзя было рассчитывать на то что из Бурнинача больше никто не приплывёт на галлерах строить города и держать свиней в сарае. Это отражалось и в том, что Хем и Дара почти ни дня не проводили без тренировок с оружием, используя друг друга в качестве пособия. От этого порой оба они ходили с синяками под глазами, но занятия своего никак не бросали.

Сина как следует окапывалась в гнезде, активнейшим образом стаскивая туда корм. Она назвала бельчат Дара, Хемма и Майра, как её ни отговаривали от этого. Белочки всегда сопровождали её весёлой стайкой и быстро привязались к своей приёмной маме, так что за них можно было быть спокойным. Правда, заметив что одна из них… какая-то, различать ешё было трудно, покашливает, Хем не пожалел времени сходить на цокалище принести чеснока и ещё некоторых трав, используемых грызями. Как цокается, бережёного хвост бережёт, уи. Как раз в Глыбном его отловили пуши и настойчиво попросили подробно обцокать то, что произошло на севере; Хем цокнул им подсобраться через некоторое время и вернулся уже с белками, которым тоже было что цокнуть. Немаловажную цель он преследовал этим в том плане, чтобы грызи воочию посмотрели на бурую и убедились, что впринципе эти грызуны не какие-то страшные чудища, которых стоит изничтожать на месте. Правда, это могло сыграть и в другую сторону, так что сама Сина в красках расписала о всех «прелестях» жизни в шняжестве. После этого у грызей, притащивших откуда-то издали крестолуки и железные наконечники стрел, товар смели подчистую.

…

Зиму Хем и Дара провели дома, чем остались очень довольны, так как им удалось за это время уверенно прилапнить целую пачку волчков и тысей. Они использовали пачечный метод, брали отловленных и найденых детёнышей штук по десять, и тренировали их всех вместе; так зверьки привыкали не только к грызям, но и к любым другим зверькам — ведь рядом с волчатами, по другую сторону холма, тусовались тыси, и зачастую им приходилось кормиться из одного ящика. Правильно прилапнённый зверёк никогда не набросится на другого, если не будет шибко голоден; однако и пустить его на фураж — нелёгкая задача. Вдобавок пуши учили зверьков тому, чему их никогда не учили их сородичи — жрать грибы-сыроежки, колоть орехи, обдирать свежие побеги ольхи с вкусной мякоткой. Конечно полностью перевести хищного зверька на растительный корм это сверхзадача, но увеличить его долю в рационе — запросто. Само собой, они не забывали и о том, чтобы набить запасы и помочь это сделать Сине и бельчатам; впрочем, она сама справлялась почти со всем, что полагается белке.

К лету, убедившись в том что в околотке всё хрурно, двоегрызие отправилось, как ни странно, в Клычино. Беспокойство никак не давало им забыть, что происходит, так что хотелось узнать подробнее и сообщить известное тем, кто не знал. В этом цокалище нынче собирались уже сотни, тысячи грызей, растревоженные новостями с севера. Главное, что там присутствовали те, кто доподлинно знал об обстановке в Бурниначе. Собственно, именно в Клычино пуши впервые увидели карту, где была нарисована местность по другую сторону Сизых гор.

— Ыыщ, там не так-то много, — заметил кто-то.

— Да, это небольшой полуостров килошагов на триста вширь. В основном каменистые равнины и небольшие пучки елово-кедровой тайги. Собственно, там мало чего есть.

— Так надо вообще всех оттуда выгнать напух. И главное, разнести шняжество.

— О да, грызо.

Как сообщил один из грызей, хорошо знавший обстановку в общем, вторая волна разноса набирает силу; предполагалось что будет выработано примерно в два раза больше тяжёлого вооружения и припасов, чем первый раз, соберётся соответствующее количество трясов. При этом вторая трясина, каковую также будут собирать, пойдёт к Верхнесвистску налегке и вытрясет содержимое пещеры. Предварительный план, обцокивавшийся в общественных местах, предусматривал что соберётся до 16 тысяч пушей при трёх тысячах тупянок, трёх сотнях бронеящиков и четырёх сотнях орудий различных систем. Представляя такого «ежа», который выползет на равнины Бурнинача, грызи потирали лапы. Помятуя прошедшее, немалое внимание уделяли запасанию больших количеств разнообразных средств для защиты от инфекций. На общем обцокивании было утверждено, что потребуется… там, сколько-то пудов чеснока, перца и прочей погрызени. Надо заметить, что проклюнулась и другая, довольно крупнокалиберная проблема: если сначала ответственные пуши от цокалища ходили по околоткам и меняли нужные предметы на запасы, в этих цокалищах и имевшиеся, то теперь эти резервы исчерпались. Абсолютное большинство пушей уже неплохо знали про ситуацию и были готовы отдавать излишки добра совершенно даром. Они были готовы отдавать, но вот те грызи что занимались сбором, не могли себя заставить брать просто так. Только основательное разъяснение о том, что такое общее дело, помогло избавить от фырканья.

Одним из самых древних общих дел, для которых белки организовывались, было тушение пожаров. Даже несмотря на то, что пожары очищали в массиве леса поля, на которых можно выращивать корм — грызи безжалостно, порой рискуя хвостами, останавливали возгорания. В Кишиммаре с её огромным количеством речек и ручейков как правило пожар держали на рубеже русла — и вода под лапой, и куда легче сбить очаги пламени, когда оно перекидывается через преграду. Хем и Дара, пока занимались сборами трясины в Клычино, побывали на одном пожаре — лето выдалось жаркое и сухое, так что горело нередко, несмотря на то что грызи с огнём обращались мягко цокая аккуратно…

— А если аккуратно, гусака вам в рот, — откашливалась от дыма Дара, — Откуда вот это?

— Иногда бывает такое, знаешь, — пояснял Хем, сшибая горящие ветки длиннющим багром, — Когда тучи и вот это вот ПЫЩЩ!! ну ты знаешь?

— Когда это ПЫЩ, дождь льёт, какой напух огонь!

— А бывает, редко, когда без дождя. Вот эта редкость и выходит бочком.

Бочком порядочным. Даже не особо плотно стоящие деревья, когда огонь перебирался по кронам, полыхали так что подойти близко никак не получится. А подойти нужно, потому как иначе огонь распространится дальше. Для того чтобы работать в таких условиях, грызи использовали кожанные штуки наподобие плащей, или шинелей, дабы не опалить пух. В качестве инструментов подходили длинные багры и конечно пилы, которыми срезались подгорающие деревья; чтобы меньше глотать дыма, пуши одевали на морды повязки, набитые сырым мхом — так шло гораздо лучше, чем без них.

Околачиваясь в Клычино, Хем услышал как-то от грызей про то, что в Пропушилово несколько пушей экспериментируют с паровой камнеметалкой, и один из них некоторый Мер. Оказалось, тот самый. Дабы основательно понять, что к чему, грызи проводили опыты сначала с медным котлом, а затем присандалили к нему бронзовую трубу, каковая повышала скорость выброса и направляла снаряд. Однако первоначальные результаты никак не обнадёживали — выбросить снаряд дальше, чем это сделает обычная катапульта, никак не получалось. Кроме того, для стрельбы из паромёта были нужны специально сделанные снаряды, в то время как боеприпасы для катапульты набирались по дороге и тратились нещадно. Тем не менее, грызи вовсе не унывали — они и не рассчитывали на немедленный результат; тему признали интересной и заслуживающей подробнейшего изучения. В Пропушилово паровики расположились на отдельном участке, и там у них имелась в частности штука, удивлявшая многих — паровая вертушка, когда пар из котла крутил лопасти. Конечно, до практического применения ещё трепать и трепать, но эту штуку показывали всем, кто сомневался в возможности преобразования тепла огня в силу.

Если эти расцоки были интересны и познавательны, то другие не столь приятны, но более насущны. Как распространяли информацию только среди самых проверенных грызей, из Бурнинача приходили противоречивые сведения. С одной стороны, шняжники никак не ожидали потери Верхнесвистска и теперь готовились к боевым действиям куда более серьёзно — в частности, строили свои бронеящики и увеличивали количество орудий, впечатлившись тем, на что способны три десятка катапульт, лупцующие залпом. С другой стороны, это строительство велось в истеричной атмосфере нагнетаемого страха и принуждения, так что эффективность труда падала просто ниже мха. Распространившиеся сведения о том, что находится за горами и каковы их размеры, резко увеличили поток беженцев. Причём, что было самое непонятное для пушей, так это то что шняжники всячески препядствовали этому потоку! Во-первых, они тратили на это уйму сил, во-вторых нет беженцев — нет проблем для Кишиммары. Немалое беспокойство вызывало и то, что грызи сообщали о каких-то взрывчатых веществах, используемых шняжниками для снарядов — в отличие от камня, такой снаряд взрывался, как цокали, расшвыривая осколки и огонь.

— Осколки, огонь? Буи-дэ! — фыркнул Хем, — Это серьёзный зацок, грызо. Туда нельзя лезть всей трясиной, пока не будет известно, насколько это опасно и сколько у них может быть этой дряни.

— Это займёт много времени, — заметила Дара.

— Нипуха страшного. Зато будем знать, куда лезем. Снаряды, грызо, против чего?

— Против кучи.

— Именно. Нет кучи — снаряды до кучи. Поэтому я так подумываю, вывалим небольшой трясинкой, проверим что к чему. Вдобавок у нас пока нет кораблей, чтобы добраться до западного побережья, а скраю это и на плотах сойдёт.

— Хм. Вроде как пробный заход? Если цокнем так сопротивление будет слабое, пошурудим, а если сбежится толпа на тысячу рыл — спалим бронеящики и убежим, — рассудила Дара.

— Умно, — цокнул Хем, — Только сначала пошли наберём ещё орехов, а то у нас уже негустяцки.

…

Трясину, названную Основной, собрали как ни странно осенью; это было сделано в частности потому что бурые не ожидали в такое время. Море порядочно штормило, но грызи загодя подготовились к этому, основательно обцокавшись с местными рыбаками о том, как лучше осуществлять переходы вдоль скал. Рыбаки резонно ответили, что осенью гораздо лучше переправиться до льдов, перейти по ним и затем обратно к берегу. Добравшись до Низкоцокска, как теперь называли город, Хем и Дара нашли Ивася, того самого бурого, что показывал им пещеру, и вытрясли из него ещё немало ценных сведений. Что касаемо города, то он практически перестал существовать — старые нагромождения вонючих хибар разобрали на дрова, оставшееся население тусовалось в заново построенных больших норуплах в окрестностях. На месте бывшего частокола теперь была канава, в которой выращивали раков; из построек остались только портовые сараи и капитальная башня, та что раньше должна была жечь. Оставшиеся сдесь бурые, надо зацокнуть, были куда как более доброжелательно настроены и вообще похожи на белок — те что были непохожи, сбились в толпу во время вспышки болезни и в большинстве уже были закопаны глубоко в землю.

— Смотрите, — показывал в море Ивась, в то время как трое грызей прохаживались по причалам, — Река выносит очень много воды, тэк? Тэк. От этого создаётся течение. Оно направлено как раз примерно от берега туда, на север. Мы там плавали, знаем.

— Там, цокают, лёд, — заметила Дара, — В каком смысле, кстати?

— Ну, как сказать… — почесал за ушами бурый, — Льдышка, как на луже, как на реках. Только большая и толстая, так что по ней можно спокойно ходить и возить сани.

— Ну, хорошо. Далее?

— Далее, от реки можно по течению проплыть до льдов, выйти туда и перетащить всё что нужно по льдам. А обратно к берегу пригонит ветром.

— Ну вроде нормально, пошли.

— Ы?! — припушнел Ивась, — Я думал вы так, впринципе.

— Мы впринципе. Сейчас возьмём плоты и впринципе, прямиком в Бурнинач.

Они и не шутили — трясина уже подтягивалась к городу, а по реке спускали припасы на плотах; припасов брали немного, дабы не тащить лишнего соразмерно общему плану. Помимо плотов, имелись уже несколько лодок, построенных в Кишиммаре и Листвянке местными умельцами — правда, Хема и Дару, как грызей привыкших мыслить категориями сотен и тысяч, они не вдохновили. Имевшиеся лодки были или похожи на «лайку» и предназначались исключительно для речного использования, ибо не переносили волн, или отличались невеликими размерами. Например, для длительных заплывов чаще всего делали «орехи» из колод — практически круглые плавсредства на одну пушу, главное достоинство коих заключалось в устойчивости к заливанию — хоть совсем под воду затаскивай, пуха с два зальёт. Эти лодочки, пользуясь парусным ходом, шныряли по морю в нужном районе, осматривая его на предмет наличия бурых.

— Мала, да, — цокала белка, похлопывая по «ореху», — Но вот на такой штуке наши вокруг Бурнинача зимой плавали, и нипуха, а ихние корыта и выйти в море не могли.

— Ну, для этого дела самое то, — кивнул Хем, — Но чтобы перевести гору всякой погрызени, нужно совсем другое корыто.

— Кстати, а там, южнее Бурнинача, что? — спросила Дара.

— Ну карты у меня нет, но там много, много всего. И через море земля, и дальше на юг уйма земли, острова, горы, уши не растянешь всё запомнить.

— До? — приподнял хохолок Хем, — И по всем этим землям, там грызи живут?

— Где как. Где-то попадаются посёлочки, отдельные семьи, но крупных цокалищ там не известно.

— И то орехи. А то я уже везде вижу страшные шняжества…

Пока же видеть предстояло тёмно-синюю воду северного моря; она перекатывалась тяжёлыми валами, с грохотом бившими по берегу. Проходимость водоёма тут прямо зависела от ветра и если сейчас волны были высокие, но ровные, то через килоцок уже могло быть совсем по другому — гребни цепляли плавсредство и норовили обрушить на него всю массу воды. Само собой, переправляться без подготовки никому и под уши не пришло. Подготавливались, устроив на плотах бортики в пол-роста для защиты от волн и чтобы было за что держаться. Более того, в центре каждого плота делали место для костра, дабы промокшие грызи могли согреться хотя бы изнутри. Для того чтобы плыть по течению, предполагалось спускать с плотов деревянные же щиты большой площади — так на них будет давить вода и плот пойдёт по течению. Затем их же предполагалось установить наверх в качестве парусов, дабы ловить уже ветер.

По сведениям рыбаков и разведчиков выходило, что от устья Большой льды отдалены на сто килошагов, к берегу Бурнинача они подходят и того ближе. Это было понятно, некоторую озабоченность вызывала необходимость тащить плоты и весь груз примерно триста килошагов на полозьях по льдам. А ведь льды мягко цокая не ровные — торосы, полыньи и прочие сюрпризы гарантированы. Тем не менее это не останавливало белок, хотя слегка и приостановило — решили посылать вперёд одну партию, дабы она в случае чего отсигналила остальным поворачивать обратно. Естественно, в этой партии пошли и Хем с Дарой, куда деваться.

Трясина состояла из двух сотен пушей, так что размещалась на шести плотах весьма большого размера. Никаких бронеящиков и катапульт с собой не брали — трясы собрались и так натасканные, обойдутся. С раннего осеннего утра, когда серое небо еле-еле освещалось солнцем, трясина отчалила от берега в устье реки и пошла в открытое море. До этого наблюдатели всю ночь следили за огненными сигналами разведки, так что была уверенность, что путь свободен. Волны достигали высоты двух шагов, но ветер пока не разгонял их дальше, так что пугаться рано. Тем не менее, несмотря на слабость, ветер порядочно сносил и скорость движения оказывалась ниже мха; на этот случай было предусмотрено опускание деревянных щитов на глубину трёх шагов при помощи канатов, дабы лучше цепляло течение. С такими парусами дело пошло куда как лучше — несмотря на волны, плоты конкретно тащило на север. Теперь предстояло рулить таким образом, чтобы не выйти за пределы течения, созданного рекой — местные отлично знали, как это сделать, даже не видя уже ориентиров на берегу. Пуши немало взволновались, когда берег исчез в дымке — хотя их, само собой, об этом предупреждали.

— Через море, на плотах! Мы психи! — хохотала Дара.

— А потом ещё обратно, белка-пуш! — подтвердил Хем.

Пока плоты потихоньку тащило через море, грызи действительно ухитрялись использовать костры для просушки намокшего пуха и кипячения чая, что сильно способствовало. У одного, а затем и второго плота сорвало эти самые подводные крылья, пришлось подтягиваться к другим плавсредствам и тащиться связкой. В иные моменты волны так разгуливались, что грызи начинали сомневаться, стоило ли; особенно малоприятна была ночь, ибо за день переправиться не успели. С кромки льдов разведчики давали сигналы огнём, каковые кое-как, но различались — только это и напоминало о том, что плоты всё ещё дрейфуют в устье реки, а не унесены в просторы океана. К утру выяснилось что всю флотилию таки вынесло из течения, пришлось ставить паруса, сдавать назад и снова карабкаться по волнам при помощи силы подводного потока. Вдобавок, чем дальше от реки, тем слабее было это течение. Из-за этого до высадки на лёд добрались только на утро третьего дня — передовые группы на лодках разведали подходящее место, потому как далеко не всякое подходило — попробуй «высадиться» на крошево из льдин, тянущееся на несколько килошагов! Так же высадка и переход в походное положение занял ещё денёк…

— Туда денёк, сюда денёк… гусака мне в рот, — прыгала на месте Дара, пытаясь подсогреться.

— Зато, — пояснил Хем, — Да, видела что советовали? Сало на нос!

Грызь вытащил из сумки кусман моржового сала, какие раздавали в городе рыбаки; зачерпнув на палец, он намазал салом нос белке, а потом и себе.

— Ххх, сальный хрюн, — лизнула его в нос Дара.

— Но-но, хрюшка. А то сейчас поглажу тебя вот такими лапками, — показал сальные лапы Хем.

Сало было далеко не излишним — мороз накатывался нешуточный, и пух сдесь уже спасал маловато, тем более в сочетании с сильным ветром. Установленные на полозья плоты тянули примерно по пятнадцать грызей каждый, и этого оказывалось достаточно для движения с кое-какой скоростью. По рассчётам, с такой скоростью на дорогу потребуется не менее десяти суток — так примерно оно и вышло. Хотя грызо подобралось натасканное, и оно подопушнело от такого броска, когда что впереди, что позади — бесконечная ледяная пустыня, и непонятно сколько ещё это продлится. На стоянке щиты плотов ставили наклонно для защиты от ветра, составляли из них стенки, а сверху затягивали шкурами и полотнищами — так получалась палатка на всех пушей, которую грели костром и в ней и сурковали. Конечно, мягко цокая не лучшее место для белки, но всё же тепло и сухо, так что можно отдохнуть. Это ещё повезло, что разведовавшие дорогу рыбаки не завели трясину в полынью, как они часто делали по ошибке.

Спустя десять суток отряд достиг того места, откуда можно было стартовать к берегу Бурнинача; сдесь также загодя приготовили площадку для отчаливания, распихав лёд и проверив дорогу на провалы. Благодаря этому опять за один день управились со спуском плавсредств на воду и приведением их в полную готовность.

— У меня возник зацок, Хем-пуш, — спросил один грызь, — Если к примеру там будет очень густо и бурые припрут нас к горам, как мы убежим?

— Мнэ, — пожевал зубами Хем, — Ответ очевиден — никак.

— Не глупо ли это?

— Глупость тут присутствует, — легко согласился Хем, — Но если уж совсем прижмут, разбежимся, спрячемся в горах и будем ждать наших.

Это сочли приемлемым и наутро плоты отчалили от ледовых полей. Движимые ветром и парусами в виде высоко задранных щитов, они стали с приличной скоростью дрейфовать на юг. Волны тут фигачили ещё сильнее, чем при переправе с берега, но грызи уже попривыкли к этому и сидели спокойно.

…

В отличие от прошлых подобных случаев, трясина была несколько лучше подготовлена: в ней имелись четверо вполне мирно настроенных бурых, к тому же отлично знавших порядки в шняжестве и язык. Предполагалось, что они смогут достаточно спокойно зондировать обстановку. Этим они и начали заниматься немедленно после того, как трясина высадилась с плотов на песчаный и каменистый берег Бурнинача. Сами плоты вытащили на берег при помощи вкопанных воротов и по мере возможности спрятали в россыпях валунов — возможно, ещё пригодятся. Что касается местности, то действительно это был довольно пустынный край, занятый каменистыми россыпями, низкими разваленными горами, травяными равнинами и небольшими кусками чахлой еловой тайги. Цокнуть так, сходить сюда чисто поржать никто бы не отказался, но жить постоянно — упаси пух.

— Вот тут раньше оленей было порядочно, — цокало одно грызо, — Потом большую часть перевели на мясо, теперь не найдёшь…

— Тупицы, — констатировала Дара, — До какой степени надо отупеть, чтобы перевести собственный корм?

— Сейчас и посмотрим, — прихрюкнул Хем.

Трясы шли отнюдь не колонной, а рассредотачивались и передвигались от укрытия к укрытию малыми группами, отсигналивая друг другу, что нет опасности. Отсутствие тяжёлого обоза из телег позволяло так делать, и кажется сие имело эффект — несколько бурских дозоров, лениво обходивших территорию, не заметили проходящую трясину, а один небольшой отряд таки и попался в ловушку. Что в некотором роде подтверждало мысль об отупении. Далеко не все бурые решили геройствовать, и окружённые трясами, подняли лапы. Некоторые из них тут же выразили желание прямо перейти на сторону пропушиловцев и покончить со шняжеством. Сначала грызи подумали что ну их напух, этих паникёров — сегодня за одних, завтра за других, какое напух им может быть доверие? Однако одна из белок, каковая лучше всех в трясине знала счёт (цифроматику, как цокали), цокнула следующее:

— Слушайте. Вот мы ликвидировали отряд из двадцати голов, и половина встала на нашу сторону. Так нас вместе с ними будет уже достаточно, чтобы ликвидировать отряд в сорок голов. Снова плюс половина. Вы понимаете, к чему клонится?

— К тому что это лавина, и дай ей хороший ход… — присвистнула Дара.

— Это довольно полезно, — заметил Хем, — Было бы. Но бардак поднимется воистину невозможных размеров.

— Хем, наша задача — разрушить шняжество. Кто из них получит отлетающими сучками — сами виноваты. Непуха было до этого.

— Непуха, тут не поспоришь. Что же, придётся объявить этим дурням, чтобы шли с нами.

На самом деле, бурые пошли с трясиной, но отдельным гуртом, дабы не толпиться; и главное, так не было особых сомнений по поводу их намерений. Боевого толка от этой толпы было немного, но зато она отлично действовала в плане убеждения местных жителей… На самом деле, убеждать никого не требовалось. Едва бурые видели массивные отряды, подходящие к деревне, как шняжеские чиновники оказывались почему-то связанными и побитыми.

— Ну и помойка, — фыркнула Дара, оглядывая деревню, по которой суетились грызи — уже вперемешку, рыже-серые и бурые.

— Ну… да, помойка, — пожал плечами Хем.

Нагромождение построек на грязной улице действительно было жутко сумбурным и грязным для любого самого дикого лесного грызя, который если уж что делает, так сначала подумав. Размещать же дворы вдоль песчаной дороги и думать, что по ней можно будет ходить — как раз случай отсутствия мыслей. Этот дух слышался сдесь везде, куда ни цокни, так что пуши предпочитали вставать на ночлег подальше от деревень. По крайней мере, это давало тот результат, на который рассчитывали — в каждой деревне к трясине бурых присоединялись всё новые и новые бойцы, так что она незаметно разрослась до сотенной толпищи. Как было узнано от захваченных и просто от жителей, каких-либо значительных сил у шняжества в районе сейчас не было, так как считалось, что осенью уже невозможно перейти горы или переправиться морем. Узнав сие, пуши поздравили себя с тем что не зря тащились по ледяной пустыне.

Ближайшим городом, стоявшим снова на побережье, был Лингван; от места высадки до него трясине было дней пять ходу. Как опять же разузнали от самих бурых, в городе должны были находиться штук пять различных отрядов — вряд ли им придёт в голову прогуляться по пустой местности, так что можно считать что они на месте. Однако, подойдя к поселению на расстояние видимости, Хем и Дара не увидели никаких отрядов, стоящих возле города в полной готовности. Сунувшиеся на разведку бурые подтвердили, что войско в полном разладе и до весны не собирается напрягаться.

— Ввалимся со всех сторон, схапаем главнюков и объявим, что мы победили, — предложил Хем.

— А если они всё-таки чухнутся раньше? — усомнилась Дара, — Конечно у нас трясы не промах, но очень уж там их много.

— Надо чтобы не чухнулись. Для этого, — Хем разровнял песочек и начертил когтем, — Делаем всё за считанные цоки. Отряды должны скопиться на исходных позициях как можно ближе к городу… Учитывая их так цокнуть осторожность, точнее отсутствие оной, это будет очень близко.

— Да ещё и утром, кпримеру. Как разобраться в этой каше сходу?

— Пошлём разведчиков из местных. Они должны найти то, что нас интересует, и показать остальным.

— А если не сработает?

— А если совсем уж не сработает, спалим эту фуфлодельню ко всем курицам. Бардак поднимется такой, что смоемся спокойно.

Глубокой ночью большое количество грызей стали пробираться по разведанным маршрутам на не менее разведанные позиции для старта. Случайно попавшиеся бурые были аккуратно скручены, дабы не подняли писка раньше времени. Группы пушей собрались в ямах и низинах, и сидели отнюдь не в постоянном страхе — выставили дозор и сидели спокойно, даже сурковали, пока суть да дело. Отдельные группы перекликались квохтаньем; это вряд ли могло вызвать подозрения, потому как до этого загодя были утащены петухи, квохтавшие до этого. Судя по этим сигналам, все грызи могли слышать, что вокруг Лингвана смыкается кольцо. Из города постоянно доносились какие-то невразумительные звуки, доносились запахи тления и дыма… Операцию начали проводить вовсе не с самого утра, когда бурые спали, а наоборот, в момент наибольшего скопления грызонаселения. Как и предполагали, «наступление» на город осуществляли не с воплями и бегом, а просто шагом и тихо. Таким образом группы, смешанные из бурых и таёжников, было крайне немудрено принять за местных, за каким-то рожном пришедших к городу, тем более грызи прятали под накидками оружие и слишком рыжие уши и хвосты. Базарная атмосфера способствовала тому, что поднять тревогу было просто невозможно. Единственное, забеспокоились охранники градоуправления, увидев группы незнакомых грызей, идущих по городу, и скучились к каменной постройке. Правда, их там оказалось рыл двадцать, в то время как подошедший отряд насчитывал гораздо больше.

— Именем шнязя, стойте! — «дал петуха» стражник, осаживая назад к стенам.

— Именем ощипанного цыплёнка, бросайте оружие и сдавайтесь! — ответил Хем.

— Что за бред ты несёшь? — удивилась Дара.

— Ну, он несёт, и я тоже буду, — пожал плечами грызь.

Столпившиеся во дворе каменного здания бурые поставили стену из щитов, а из-за их спин полетели стрелы. Не ожидавшие такого, хотя им и цокали, местные запаниковали и дали врассыпную. Пропушиловцы же сделали тоже самое, закрывшись щитами, и стали осторожно продвигаться вперёд, плюя на обстрел. Нескольких грызей стреляющим всё же удалось зацепить.

— Куда вы лезете, недогрызки! — заорал бурый.

— Получай от недогрызков!

Сразу две огнемётные струи перекинулись через стену щитов, подняв тучу дыма от подпалёной шерсти. Большая часть бурых бросилась бежать, смяв линию стрелков — большего и не требовалось. Хем выскочил вперёд, и пока Дара прикрывала его бока, обработал главнюка: сначала пробил клевцом металлический щит, а затем сработал и по башке. Завязалась основательная свалка, бурые отступили и попытались закрыть двери здания, но это было малополезно — пока одна группа бузила у входа, отвлекая всё внимание, другие грызи влезли через окна и теперь припёрли охрану с обоих сторон.

— Кто хочет приготовиться? — осведомились пуши, держа наготове огнемёты.

Готовиться никто не захотел, так что на этом практически градоуправление оказалось захвачено. Наводнившие небольшое городище бурые из трясины нейтрализовали главнюков и таким образом привели отряды шняжества в полную дезорганизацию. Не зная что происходит, бурые тупо толклись по тесным улочкам, а наибольшая толпа собиралась конечно на центральной площади, перед зданием градуправы. Какой-то грызь из местных, которого Хем например вообще не видел раньше, убедительно вещал о том, что система прогнила и нуждается в секир-башке. Таёжники хотели было добавить, что дело не в системе как таковой и уж тем более не в шнязе лично, но самые дальновидные уняли их: толпа поднята, а чего ещё нужно. Беспорядки в Лингване продолжались несколько дней, пока новая создавалась новая организация; отдельные тупицы пытались грабить, но сильно пострадали от пропушиловцев, не терпевших такого произвола. Другие тупицы пытались восстановить шняжеские порядки, но это было уже безнадёжно и ничего кроме бестолковых стычек, не принесло. Бурые, вставшие на сторону «Лингванского препестората», обозначали себя кусками красных ленточек на ухо или лапу; судя по тому что практически все встречные жители были с этими повязками, воевать против препестората оказывалось затруднительно. Назначенные собранием ответственные уши засели в градуправе и немедленно нагородили горищу планов — как по переустройству самого города, так и всех отдельных сторон деятельности. В первую очередь были отменены сотни тысяч повинностей, налагавшихся на население, а также выпущены из загонов лошади, коровы и свиньи; бывший мясной дом, где производился забой, как они выражались, «скота», бесхитростно сожгли, навалив туда тушки шняжников и мародёров, пойманых в городе. Пропушиловцы, патрулировавшие окрестности, действовали по собственной инструкции куда жёстче, чем хотелось, и если видели что кто-либо принуждает кого-то или тем более угрожает — как минимум сильно били ногами, а как максимум — утаскивали в подвал градуправы и сдавали местным препесторам. Уже через короткое время даже бурые, с их забитыми мозгами, почувствовали дух свободы. В городе возобновилась работа мастерских, а большое количество грызей стали готовиться к возвращению весной в деревни, откуда их выгнали скоты. По аналогии, шняжеских прихвостней теперь в основном называли просто «скотами», не мудрствуя со всякими «недогрызками».

Довольные увиденным энтузиазмом бурых, Хем и Дара впрочем не забыли об основной цели, приведшей их в Бурнинач. Было ясно, что нужно продолжать гнать лавину, пока её энергия не исчерпалась. Спустя два дня основная трясина вышла из города в направлении юго-запад, по дороге к Зимнему, как именовался основной город шняжества; местные обещали через три дня выдвинуть свою толпу на поддержку. Пушам стало ясно, что только четыреста килошагов и удачный завал отделяют их от того, что собирались решать в ходе длительной кампании — а именно полное уничтожение шняжества. Все склонялись к мнению, что именно лингванский вариант наиболее подходит, ибо показал свою эффективность. Накрыть главнюков в одном месте — что может быть лучше!

Пока же пришлось поостеречься, ибо разведчики сообщили об отряде скотов, двигающемся к Лингвану. Вряд ли не нашлось никого, кто предупредил бы их о событиях в городе, но тем не менее они упрямо тянули по дороге. Забравшись на холм, пуши осмотрели местность и быстро сообразили, где лучше устроить «грабли» — дорога проходила вдоль довольно крутого возвышения, с другой стороны наоборот, низина с чахлым леском и болотцем. Спрятать трясов и снизу, и сверху — и чистые орехи. Пуши выслали разведку и подходили к позициям не по дороге, а только сзади, дабы не оставлять никаких следов. Судя по расцокам, в отряде было штук сто рыл, шесть телег и четыре сооружения на колёсах, назначения коих разведчики не знали и даже толком описать не смогли. Это была серьёзная задача, и Хем цокнул в том ключе что надо применять все наличные средства, как то заготовленные пылевые гранаты, запас стрел к крестолукам и масла к огнемётам. В отличие от всех остальных случаев до этого, сдесь предстояло атаковать противника непосредственно, причём с места в карьер. Пуши ухитрились подкопать траву на невысоком склоне таким образом, что там могли совершенно незаметно разместиться шесть десятков трясов; остальные, ещё около трёх десятков, сныкались на холме. По замыслу, верхний отряд должен был сильно отвлечь внимание бурых, а когда они полностью повернутся туда — из-за склона ударит основной отряд. Рассудили, что загонять пищу с холма будет Дара, Хем же останется внизу.

— Вы там поосторожнее, грызо! — цокнула Дара через дорогу, махая лапой.

— Вас так же! — улыбнулся Хем.

За приближением колонны он наблюдал из-за пучка травы, одев на уши плащ, также обвешанный всякой байдой для маскировки. Отряд бурых двигался нешибко — с телегами конечно, не разбегаешься на такие расстояния — но чувствовалось, что тамошние рылы отнюдь не расслаблены и готовы к бою. Колонна стала заходить на участок дороги, зажатый между нычками, и Хем всё пытался разглядеть, что там такое на телегах, но они были покрыты тентами. В худшем случае какое-то оружие, соображал грызь, но никак не бронеящики — слишком маленькие. Ладно, курица с вами. Верхний отряд обнаружил себя, дав залп из крестолуков; бурые заверещали, но быстро пришли в себя и закрывшись щитами, стали вести ответный обстрел. Лезть на довольно крутой холм они сочли излишним, тем более что пуши как обычно немало сил потратили на то, чтобы создавать видимость своего количества — натыкали щитов и шапок на палки, а несколько белок специально мельтешили по позиции и сходили каждая за два десятка. Сначала скоты ещё оглядывались, но после того как несколько их получили стрелами, все они сели носами к холму. По командам главнюков солдаты стащили тенты с тех самых телег, что интересовали Хема — там оказались действительно непонятные штуковины, вроде массивных бронзовых труб большущего диаметра, лежащих на прочном основании на колёсах. Пожалуй, если бы не меровские игры с паровыми трубами, Хем не сумел бы быстро догадаться, что это такое. Бурые тем временем рассчётливо разворачивали пушки на холм…

— Хем-пуш, может пора?

— Погоди пару цоков. Сейчас повернут эту дрянь совсем, тогда и.

Дрянь действительно развернули основательно и установили на упоры, но её, дрянь, ещё предстояло зарядить. А на это у них времени никак не оставалось — Хем цокнул что насчёт буи-дэ, и первым выскочив из укрытия, рванул со всех лап вперёд — пробежать там требовалось шагов полсотни. Даже не обращая внимания на то, заметили его или нет, грызь остановился только шагах в десяти от рассчёта пушки, и прикрываясь щитом, выпустил в скотов щедрую струю огнемёта — так как они не удосужились спрятать хвосты, полыхнуло на редкость сильно и взметнулся сизый дым. Краем глаза видя, что толпа на него ещё не бросается, Хем присел за щит и ногой натянул пружину огнемёта — характерное «пвууу» сообщило о том что пока оружие не подвело. Первейший же скот, бросившийся на него с занесённым мечом, за несколько шагов получил струю огня в морду и более вряд ли думал о нападении. Дальше отплёвываться не дали, добравшись близко, пришлось бросить поршень и перехватиться за клевец. Хем закрылся от мощного удара, так что от щита полетели обломки; хитрое грызо и не подумал играть с этим шняжеским дуралеем по его правилам, и от следующего удара откатился на спину, как ёж или хомяк, извернлся и приложил супостата клевцом по ноге. Пошло лучше — бурый уже не мог наступать, хотя и держался. Ещё один баклан бросился сбоку, но явно был никак не подготовлен, и грызь подставил ему подножку и приложил орудием сверху. Увидев паузу, он постарался снова зарядить огнемёт, но увидел что на него прёт ещё один скот, помимо подбитого. Наступило некоторое торможение…

— Грызо, низом!! — рявкнула сзади белка.

Хем резко согнулся, прижимаясь к земле, и почти над его головой прошла огненная струя — ему самому слегка тоже досталось, но куда меньше чем врагам. Это позволило ему снова атаковать подгорающих бурых и клевец с хрустом пробил металлический шлем — тушка плюхнулась на землю, как мешок. Второй негодяй сбивал огонь, и снова дал Хему время для перезарядки — грызь основательно обдал его, так чтобы сомнений не оставалось. Вот сдесь Хем, уже подуставший от очень быстрых пассов, требовавших хороших сил, подпроворонил удар сбоку. Собственно, это была чистой воды секир-башка… если бы не загодя изготовленное оснащение. Как и все прочие трясы, Хем был экипирован в том числе кожанными наплечниками — они защищали от стрел, помогали не натереть плечи под весом ноши. На этих наплечниках крепили рога — или настоящие рога от копытных, или на крайняк прочные корни. Рога были вовсе не просто поржать, а как раз на случай удара режущим оружием сбоку: гнутый рог отклонял оружие от шеи, и в идеальном случае, вообще от головы. Однако удар был со всей дури, тяжёлым и острым оружием, так что рог этого не выдержал и сломался; но сломавшсь, он всё же спас Хема — удар сильно ослабел и пришёлся по морде, с левой стороны. Грызь увидел весьма интересный салют из разноцветных искорок, после чего он уже ничего не видел — сплошная темнота. Не увидел он, о чём потом пожалел, как белка сшибла этого умника-бокобойца с ног и забивала просто лапами…

Очнулся Хем через несколько килоцоков, и сразу же ощутил боль на морде и в левом глазу; соображалось на редкость плохо. По крайней мере по негромкому перецокиванию он понял, что находится у своих. А если так, стало быть скоты все до единого валяются на дороге. Грызь попробовал заржать, но ему сначала пришлось отплёвываться от крови во рту. Хем попробовал открыть глаза, но от резкой боли ему расхотелось это делать. Грызь потихоньку пришёл в живое состояние и слегка испугался — он понимал, что сотрапы ему помогут, но оказаться совершенно беспомощным было очень неожиданно и противно. Что бы ни случилось с грызем, он никогда не лежал тушкой, а учавствовал в своём восстановлении, насколько возможно, а сдесь… Тёплые лапки обняли его и разбитый нос почувствовал пушнину.

— Хемми, — прошептала Дара, обнимая его.

Грызя пробило на осознание того что он до сих пор не знал, цела ли белка, его белушечка, согрызунья. А теперь, узнав это, почувствовал необычайное облегчение. Как оказалось, по морде получил он основательно, но травма оказывалась не опасной для жизни, и то орехи. После того как морду длительное время отмачивали травами, грызю таки удалось открыть целый, правый глаз. Пока же он не мог видеть, Дара расцокала о том что отряд скотов был изничтожен подчистую, а трясина захватила четыре пушки и запас боеприпасов к ним; скоро после боя подошли и отряды из Лингвана, которые вместе с непострадавшими пушами отправились дальше на юго-запад. Белка и сама схлопотала по ноге достаточно, чтобы теперь долгое время не передвигаться иначе как с костылём. Ввиду этого трясина и пошла дальше без них, а им предстояло отлежаться в организованном недалеко от места боя гнезде и соскребаться каким-то образом ближе к дому.

Через несколько дней Хем избавился от общего тяжёлого состояния и мог уже ходить и сам разводить травки для прикладывания к морде. Кроме того, он смог посмотреть в воду лужи и сам сообразить, как лечить рану. Самое неприятное оказалось то, что Хем остался без глаза — сама рана тоже была не подарок, но её можно было потихоньку залечить. Пока грызь нашёл подходящий кусок ткани и сделал повязку, закрывавшую место левого глаза. Дара, в свою очередь, нашла хорошо подошедшую дубину, заменившую ей костыль для раненой ноги. В этом же лагере оказались штук двадцать тяжело раненых грызей и пятеро сопровождавших их менее тяжёлых. В первую очередь им предстояло очухаться до таких пределов, чтобы хотя бы добраться до Лингвана. Оказалось, что имея некоторые повреждения, жить куда тяжелее и элементарные операции самоподдержания становятся куда менее доступными. Теперь Хем мог свободно перемещаться, но отвратительно видел, а Дара перемещаться почти не могла, но видела хорошо. Таким образом они и действовали, теперь уже в неразрывной паре.

Честно цокнуть, идти в город идея мало кому понравилась — толчея и опасность инфекции на ослабленный организм… так что, пуши выбрали довольно произвольное направление и двинулись к горам. Двинулись громко цокнуто — поползли. Поползли-то ладно, но ведь ожидалась не иначе как зима, а в предгорье Бурнинача прокормиться и согреться не так-то просто. Грызям немало повезло, встречный местный бурый оказался правильным грызо и показал им пещеру, где удобно отсидеться — и дрова рядом валяются, и трав по склонам можно понабрать, и даже сена на подстилку. Помучились порядочно, но уже через два дня устроились вполне терпимо, на сенных лежанках в отапливаемой пещере. Особенно грызи обрадовались такому удачному совпадению, что чуть не ко входу в пещеру грохнулся горный баран — судя по тому в каком состоянии была туша, летел он с самого верха.

— Ну и пёрышки, — цокал Хем, — Теперь мне только лягушек ловить. Причём хромых.

— С ловлей да, — вздохнула Дара, — Это теперь без нас.

— У тебя лапка сильно болит?

— Если не наступать, не сильно. Но даже если заживёт, уже не побегаешь.

— Ничего, грызушко, — погладил её по ушкам Хем, — Всё перегрызали, и это перегрызём. Могли бы совсем жить закончить на этой дороге.

— Ратыша убили, — всхлипнула белка, уткнувшись носом в шерсть, — И Фирку…

— Всего лишь убили, — поправил Хем.

— Что ты имеешь ввиду? — удивилась Дара.

— Ну, слушай. Да, их убили. Но ещё больше грызей осталось. Остались их бельчата… даже если это и не их бельчата. Они вырастут свободными белками и будут радоваться жизни также как и их родители. А вот шняжество через несколько поколений никто не вспомнит, Дарушка. От них следа не останется. Теперь ты понимаешь что я имею ввиду?

— Примерно, — кивнула белка, — Хотя да, понимаю. Я пожалуй больше не буду сопли разводить. Им бы это не понравилось.

— Вот. Будем разводить не сопли, а зверьков. Самых разнообразных!

Само собой, за долгую зиму в пещере никак не могли обойтись без цоканья на самые разные темы; пуши досконально знали, кто где живёт и чем занимается. Это было довольно познавательно и приятно на слух, так что обцокивали регулярно. Один из бодро бегавших грызей смотался в город и выяснил, что там немало в ходу порошок из растёртых камней определённого вида — его смешивают с чем-то для получения очень крепкого клея. Так лапы (у кого была возможность) оказались заняты натиранием камня и изготовлением деревянной посуды, каковую оттаскивали в город для обмена на корм. Корма там было мало, так что и наменять много не удастся, но это позволяло как-то пополнять скудные запасы.

В общем, в хорошей компании даже основательно подбитые грызи провели зиму в пещере без особых мучений. Несколько тяжелораненых из общего числа жить прекратили — те, кому достались проникающие раны в тушку. Остальные же медленно но верно шли на поправку — Хем привык к одноглазию и некоторой перекошенности морды, а Дара примотала дополнительную опору прямо к ноге и хромала, но ходила без посторонней помощи. Лишь весной, когда температура позволяла совершать переходы без риска приморозиться, грызи тронулись в путь и пошли в город — куда ещё, напух. Там они встретились с прочими грызями из трясины, от которых узнали все дальнейшие события зимы — собранная бурская армия подняла по городам основательную волну, которая смела шняжество, как река сухую траву. К Зимнему подошла такая толпа, что тамошние бурые сдали город просто из нежелания оказаться повешенными. Повешенные впрочем были, и ими оказались лично шнязь и его подпёски. Узнав, что центральный город шняжества ввергнут в хаос и анархию, грызи просто плакали от счастья — ведь именно за этим они пёрлись сюда и получали свои раны! Кудус СемьМешков и Хвойка ОдинХвост, отлично знавшие Хема и Дару, теперь были практически самыми главными ушами в Бурниначе, ибо это по их плану осуществлялась операция по захвату Зимнего.

Возле Лингвана стояли большие отряды пропушиловцев, которые всё-таки стартовали из Кишиммары — теперь бить им было особенно некого, но работы по наведению порядка и хрурности хватит ещё на многие годы. Двоим грызям предстояло вернуться восвояси, а для этого одолеть море; суваться на плотах нечего было и цокать. Однако к этому времени у трясин уже появилось много лодок, в том числе и новых, специально построенных для перевозки грузов и пушей. Некоторое количество лодок теперь отправлялись обратно, так что с этим порожняком Хем с Дарой и отбыли ближе к восвоясям.