Рано утром, когда сквозь сумеречный туман прямиком в закрытые глаза Неизвестного ударили едва просачиваемые лучики, он расслышал далекую песнь.

Считая, что еще спит, он протер глаза, но музыка не ослабевала и не растворялась в белой пелене с темными облаками.

Мягкие ноты вытекали из удивительной на взгляд Неизвестного коробки, и он заслушался ее до полдня.

Его отвлек не прекращавшийся уже с пол часа однотипный звук — шарик из Стагмина, закрепленный на мачте жужжал. Его состав позволял «предсказывать» появление волн. Стагмин реагировал на сдвиги в воде и нагревался, пока его трение не сменялось в непрерывный поток звуков.

Стагмин действовал как надо только на небольших судах, размеры которых не превышали трех — четырех рыбацких лодок, потому для флота он часто оказывался бесполезным.

Неизвестный приподнялся на цыпочки, и, дотянувшись до подвесной сетки растер его бок. Шар успокоившись, притих. — Вот так, дружок! — проговорил бодро Неизвестный. Забавный полу пушистый комок — легко перепутать с свернувшейся в клубок кошкой.

Наконец он обернулся и увидел стоявшую в дверном проеме Амалию, облокотившуюся на дверцу, ведущую из каюты. Она глядела то ли на него, толи мимо него, и нервно теребила тонкую золотую цепочку, висящую на шее.

Ему хотелось пожалеть ее, но для жалости нет столько места в его сердце.

Непригоже жалеть человека вечно, он должен частично справиться самостоятельно, хотя сам Неизвестный, по — своим воспоминаниям не справлялся. Единственное отличие: Он хорошо скрывал эмоции.

Поэтому они провели весь день без особых разговоров, и вечером, когда Амалия снова легла в кровать, он опять вышел из кабины.

Постоял немного, вдыхая холодный воздух, и вернулся назад.

Зажег рядом с собой лучину, укрыл ноги одеялом и достал книгу.

В кабинке было тепло и тихо, сброшенный якорь удерживал корабль на месте. Они отплыли еще не достаточно далеко, и он дотягивался до дна.

Неизвестный читал историю, время от времени поднимая глаза, чтобы посмотреть, как безмятежно спит девушка, а затем на компас.

Он понял, что практически впервые в жизни просто сидит в тишине и ничего не делает, наслаждается настоящим, спокойным и убаюкивающим.

Там, на острове постоянно кипела больная жизнь, кто — то вечно нуждался в помощи, кто — то вечно обделял другого.

И везде он должен был успеть.

А здесь он мог слышать эхо собственных мыслей.

Он слышал биение своего сердца, и был покоен. На востоке, под всполохом молнии очертился маяк. Заброшенный и покосевший, как вырос из воды. Выкрашенную бело-красную башню хлестали волны. «Похоже, неподалеку от маяка обосновался подводный вихрь» — подумал Неизвестный и скорректировал маршрут. Про маяки и их сеть ходили легенды, но на Безымянном знали одну: якобы их возвели для контроля за настроением и эмоциями людей, и этот вопрос стоило выяснить. Потихоньку охватывала сонливость.

Несколькими днями позже.

Амалия просто сидела подложив под себя ноги и смотрела на календарь.

Она не знала какое сегодня число, и была уверенна, что и Неизвестный тоже не знает.

Вот так, сидеть перед куском бумаги с маркером в руках, и смотреть, пытаться что — то придумать.

Неизвестный снова стал безразличным. Она и не понимала, как он винил себя в том, что вдруг начал привязываться.

Чего он так напугался той тропинки, по которой возможен путь к счастью? Она для него была недостижимой, он жил мечтами, но чужими.

Он никогда не представлял в своих грезах себя, никогда не видел себя там, и не хотел видеть. Даже не пробовал, полагая, что «оно того не стоит», и что он не центр мира, а значит его проблемы — подобие ветра, подувшего с севера на юг. Ветер прошел — проблемы ослабли, ветер вернулся — он привык справляться один. Он всегда отгонял поток непривычных ощущений безразличием, но никто этого не знал.

И не узнает.

Странные синие тени вокруг глаз постоянно стояли у него на виду, не исчезая даже в минуты радости.

Он и сейчас стоял на корме и разглядывал с куда большим интересом пещерные полости у какой — то торчавшей вдалеке каменистой верхушки.

С таким задумчивым видом разглядывать мертвый камень сможет далеко не каждый.

Вода всегда своего неестественного, полночного цвета, не пыталась успокоить, а наоборот всем своим видом давала понять, что не стоит надеяться на спокойный день. Периодически они наталкивались на маяки. Тогда Неизвестный раздевался, хватал непромокаемый мешок и греб к ним. Затем, она со страхом наблюдала, как катер относит от маяка, и успокаивалась только когда в башне запылал огонь — значит зарисовка прошла успешно, и он узнавал, куда их занесло.

Так шел день за днем.

Пока серый мир еще не успел проснуться, Неизвестный вставал и выходил на корму, один раз Амалия даже увидела, как он достал удочку и начал ее разматывать, но замерев, неожиданно стал убирать назад. Временами, катер подхватывали подводные течения и они, вцепившись в поручни, с наполненными ужасом и отчаяньем глазами ждали, пока тряска или иной водяной порыв не оттянет их, и круговорот стихнет. Неизвестный высчитывал курс, пользуясь механизмом, изготовленным мастером Ореном. Он работал по принципу балансировки, вкупе со Стагмином, присоединенный к контактам рулевого управления, часовой механизм направлял угодивший в поток корабль и позволял избирательно выискивать «водные тропы». Все показатели отражались на четырех циферблатах мини-башни, устанавливаемой в машинный отсек. Амалия понаблюдала разок за действиями Неизвестного, и потеряла всякий интерес к многочасовой копотне и переглядыванию с карты на непонятные сигналы Стагмина и миниатюрной копии часовой башни.

Прошла однотипная неделя, ее заменила другая.

— Просыпайся! — прогремел его голос над головой.

Она медленно сползла с кровати, когда вспомнила, что не особо старалась спать в одежде, а он даже и не глянул.

Окутавшись в плед, она вышла за ним наружу, к луне.

Перед ней висели куски металла и большой квадратный черный брус.

Такой большой, что она не сразу поняла, что это такое.

И тут же укорив себя за глупость ужаснулась.

— Это…Это же цепь…

Из воды к башне в центре острова поднимались здоровенные, толщиной два метра, сплетенные цепи. Чудовищным непрекращающимся скрипом они оповещали о своем присутствии, намекая на то, что творится внутри, за первой белокаменной как кость стеной. Вздымаясь, казалось, они раскачивали остров точно бумажный кораблик в ручейке. Стержень башни с рассекающим тучи завершением выполнял роль «заклепки». Материал его из Огненного Кристалла с Огненных Гор, которая защищала сушу и от «раскола» на части. От постоянного соприкосновения с влагой он вспыхивал, и рубиновые искры опадали к корням конусообразной башни, опоясанной сужающимися к шпилю ярусами, откуда валил дым.

Цепи служили балансирами. Тогда архитекторам и в голову не приходило, что их зальет водой, а океан заселит сушу. Стагмин «завизжал», бурлящее море сотрясало их малюсенькое судёшко, волны разбивались о цепи, образуя нескончаемый противоестественный стон. Вокруг острова Цепей «прижился» пояс из подводных вихрей. Плывучие блоки стен между цепями швыряло как пластмассовые игрушки. Неизвестный затолкнул Амалию в каюту, когда на палубу Рыболова обрушилась волна, смывшая в море пол мачты. С полок попадали сумки и их содержимое.

— Ты точно уверен, что твои друзья там? — прошептала она с ужасом, прячась в его объятьях.

От натуги прохрустывали лопасти в турбинах гидродвигателей. Внезапно грохот стих. Держась за разбитый лоб, Неизвестный поднялся на ноги, и шатающейся походкой вышел на палубу. Амалия же устраняла проделанный стихией бардак. Стагмин «потрепало», но он «дышал», попискивая мышкой. Неизвестный спрятал его в плаще — пусть отлежится.

По мере того, как они приближались к стенам, вырисовался проход.

Сорокаметровый в высоту замок с отверстием для невероятных размеров ключа, через который постоянно шныряли маленькие лодочки.

Замок покачивался, то полностью погружаясь в воду, то вылезая из нее.

Она даже и представить себе не могла, что будет, если они заплывут туда, и он начнет идти вниз.

— Только так, ты… вы знали?

— Я жалею, что тебе показал, хотя не показать было бы грубой ошибкой. Помнишь старика? Он мог брести сюда.

— Кто они — Вестники?

— Понятия не имею. Альфредо оговорился раз о Страннике, обходящем миры по звездам. Я видел эти рисунки.

— Человек, шагающий по звездам?

— Амалия, это вымысел.

— Но старик был реален!

— Он болел.

— Тебе не знать наверняка, и ты поверил в то, что он Вестник.

— Я многому верю, поэтому мы здесь, а не в Рокмейнселле или вольных островах.

Кремниевые холмы рядом с видневшейся башней, оказавшейся маяком, приближались, принимая все более дикий облик.

— Раньше этот остров находился под водой, а зачем маяк? Безусловно причина была, — сказал он прожевывая хлеб.

Амалия соскользнула со скамьи.

Прошло два часа, прежде чем они проплыли замок и завернули в сторону от бьющих светом прожекторов на стенах города.

Изнутри он походил на небольшой старинное укрепление с невысокими стенами.

Три прожектора у кривой каменной ограды бурили пространство перед собой, и часто натыкали свои носы на уродливый водяной ход.

Винты Рыболова завязли в какой — то кипящей зеленой жидкости, от которой ужасно воняло, и Неизвестный разобрал лавку на четыре шеста.

— Удобно, когда всякий элемент катера — конструктор.

Он тряхнул шест и тот разложился, увеличившись в пять раз.

— Иди в каюту, если не хочешь промокнуть — сказал он, раздеваясь.

Девушка смутилась, а Неизвестный уже стоял голый подавая ей плащ, ножны и белье.

Амалия заперлась в каюте и смотрела в темноту. Она ощущала, как катер просаживался под давлением воды, как она омывает его, спихивая радиоактивную пыль.

Треск. Она вздрогнула. А рисунок разошелся по всему стеклу.

С помощью шеста он подогнал судно к камням, около невысокого порога, и спрятал его за водопадом.

Спрыгнув с кормы он поранил ступни обломками сталактитов, намешанных со щебнем. «Холодновато». Придерживаясь за выступающие кристаллы, он прошел под водопадом и убедился, что их не заметили.

Пока.

Лодочки у цепей кружили, стягивая на кормы дырявые сети, кои подбирали одетые в дырявые вехи, рыбаки. Затем они подбирались к буйкам, и течение само приволакивало их до берега.

Подводные течения на всем океанистом материке могли доставить небольшое судно вплоть к подходам Остермола. Но при условии, что размер судна не превышал ширину канала.

Да и стоило бояться не масштабов подводных вод, для которых были созданы турбинные двигатели на сжатой воде, а вздымавшихся с Мерзлых Земель, волн, где под резким перепадом температур таяли ледники и сходили снежные лавины.

Он помог Амалии перелезть на сушу и одевшись в Дозорные Плащи, они без проблем и дискомфорта пробрались через водопад. Устойчивые к влаге, те даже не намокли, и Амалия чувствовала, как облегающая материя вибрирует, сбрасывая капли воды. Ей было жарковато. Неизвестный и того разоделся — на рубаху два плаща: Дозорный и Тайн.

Она заметила, как он устал.

— Там влажно — сплюнул он слизь и прокашлялся. Простуда, ничего особенного.

Амалия осмотрела остров. Отвесный каменистый берег, срывающийся в пучину, хруст ржавеющих цепей… Городские стены где — то вдалеке, за утесистой половиной.

— Мы ждем кого — то?

— Почти.

Неизвестный нервничал.

— Прожекторы активировались не по плану.

«Неужели их засекли? Но тогда Рыболова бы пустили ко дну залпом из пушек. В следующий раз они поплывут на почтовом корабле или дирижабле, как он и хотел изначально».

Он надавил подушечками пальцев на виски. По ним прошелся золотистый разряд, и он расслабленно зажмурился.

— Я мечтал увидеть растущую луну — произнес Неизвестный, оглядывая констелляцию точек, чудившихся подвешенными за веревочки к клейкой ленте неба.

— Непременно увидите — заверила его Амалия.

Он с сожалением посмотрел на нее. Ее зрение не так остро, для нее нет звезд. Неизвестный поднял заросший мхом камешек и протер его — на них писались имена усопшим. Так живые давали знать о том, что они помнят.

Он помнил?

— Вероятно, Гийом не придет. В таком случае, справляться будем сами. Надо разгрузить Рыболова, не то затонет.

На выкладывание и перетаскивание вещей ушел остаток ночи и начало дня.

Большую часть времени Амалия передавала ему вещи, а он упаковывал их и перебрасывал. Они практически собрались.

— Мы выступаем ночью — остановил он ее.

Ей столько труда и сил потребовалось чтобы перепаковать все вещи, а сейчас он говорит ей: подождем?

— Но ночью идти опасно — возразила она.

— Это довод? Или закрепившийся атавизм, страх пред темнотой, наполненной чудищами?

Возразить она не смогла.

— Ночью среди людей безопаснее. Поверь. Уличные бандиты и грабители нам не страшны. Гораздо опаснее попасться на глаза страже, инспекции, просветителям, и в особенности протекторам. «Вы с ними разве не справитесь?» «Их способности уникальны, — он поднял руку и почесал нос, — как и люди».

С городских стен и башен запустили граммофоны с длительной речью, прокатившейся по морю, о соблюдении режима посещения улиц.

— Комендантский час?

— Он введен на империальных островах. Остров Цепей — отщепенец. Император запрещает самоустановленным правителям, не слушающим указы Центра и не прибывающим на Островные Селяции — собрания лордов земель, право на ввод законов, отличных от представленных на заседаниях Советов Девяти Глав — наиболее влиятельных владельцев, имеющих в распоряжении постоянную армию — по одной девятой от общего числа императорской гвардии.

— Вам это интересно?

— Мне приходится учиться, чтобы совершать правильные поступки.

— Почему вы сторонитесь «неправильности»?

— Она меня пугает — обескуражил он Амалию.

Длительные часы ожидания прошли молча. Ей все вспоминались рассказы матери о чистом синем небе, но она видела перед собой только изъеденные гарью облака, сменившиеся загоревшимися звездочками, подобно тусклым светлячкам с желтоватым оттенком.

Чем дальше они отдалялись от окраин, тем чернее и грязнее было небо.

— Неизвестный — спросила она. — С другого конца земли воздух чистый?

— Нам его не увидать. Испарения иридиума, поднявшаяся с глубин сера, и другие металлы, поддерживаемые в летучем состоянии опять-таки иридиумом, создали стену, препятствующую чистоте. Теперь мы невольно огорожены, подобно куполу. Вот только купола создавались чтобы обезопасить район под ним, а у нас — наоборот.

— Как такое бывает? Иридиум и убивает и является лучшим лекарством одновременно.

— Не знаю. Слышал, что он разнится по видам и составу. Мне известны только четыре. И три из них смертельны по своей сути.

— Вы много рассуждаете о смерти?

— Не к чему ворошить пепел, он не загорится — так сказал мне отец, когда я спрашивал о ней.

Он подсел на влажный камень и развернул рядом подстилку.

— Водопад скроет дым, садись поближе.

Огниво соприкоснулось с куреным деревом, пустив с чайную чашку дыма. Неизвестный вытер засаженные руки.

— Прогорит за час. Просуши мешки, неплохо бы было накрыть чем — то катер… Посиди у огня, а я прикину, как пришвартовать его…

После суетливого часа Неизвестный вернулся к ней.

— Зараза! Якорь скользит по камням и катер может вымыть из пещеры под прожекторы, а колонны из сросшихся образований недостаточно прочны, чтобы выдержать его вес, в случае, если судешко потянет водоворот.

— И что мы будем делать?

— Ты — ничего, я — подыскивать новый корабль. Море оживет к рассвету, и мы распрощаемся с этой колымагой.

— О пещере, что не знают?

— Знают. Те, кто укрывает за плату и покрывающая их стража.

— Но нас не встречали.

— Нас и не звали — улыбнулся Неизвестный.

— Холодно сидеть, я пройдусь… — сказала Амалия, притягивая к горлу воротник кофты.

— Как он разгорится, возвращайся и…

— «Не отходи далеко», знаю — сказала Амалия. Она приглядела в пещере сияющий нарост — иридиум! — его край вылезал из слойчатого известняка, сползающего в провал, заполненный желтеющей от пещерных подтеков водой. Она раздвинула илистую мякоть и потрогала сросшиеся пучки причудливых палочек. Минералы в «ячейках» ссыхались, и поверх них вырастали золотистые волокна, объединяющиеся в целое. «Иридиум?!» — вскликнула она, и прикрыв рот подозвала Неизвестного. Голос ее разнесся по пещере. «Это ночные камни», — приблизился он с тесаком и обрубив палочки отделил белую массу от кристаллов, — «ими лечат, лечили… переломы и язвы. Еще их называют лунной пылью — стертые в порошок они годятся для компрессов на ушибы. Принеси маленький мешок и держи его по-шире». «И их не срезают?» — сказала Амалия, сбегав за ним. «Мало кому известно о целебных свойствах ночных камней, местные лекари ориентированы на химические реактивы и крепкое здоровье пациентов, припарки и алхимия им неведомы либо презираемы». «А ваш орден?» «Видишь ли, трудоемкие в поиске и добыче ингредиенты лекарств не окупаются. То ли дело — вино. Посмотри на пещеру — побывавшие в ней срезали все, что блестит. Им невдомек, что свет от факела заставит заполыхать золотом каждый кристалл в ней. И что наибольшая ценность не в облике, а свойствах». «Вы разбираетесь… в этих кристаллах». Неизвестный выдавил смешок: «Я лишь повторяю записанное в книге. Он взял ее за руку, — Еда остынет».

Они расселись у пламени. Неизвестный трапезничал не спеша. Амалия с голоду поглотила бульон и бобы, а он отпивал рыбной похлебки и жевал жилки с засоленного мяса.

На срезах сталактитов виднелись канальцы, по которым стекала жидкость. За обрезанными кристаллами в углублении валялись остатки пирита соломенного цвета.

— Разворошили как могли — прокомментировал он ее взгляд на множественные срезы. Алчность людская не знает преград.

— Почему алчность?

— Пирит — ложное золото. Оно годится разве что для изготовления механизмов ружей или разжигания огня. Эта пещера — показательное место того, насколько в жителях, осведомленных о ней, преобладает жадность.

— Они могли голодать.

— Голодающие не залезают в пещеры.

Дым скапливался в пещере и от духоты Неизвестный расстегнул рубаху.

— Не надо ли погасить костер? — спросила Амалия.

— Костер? — ах, да.

Он притащил воды и залил им пламя. Оно поддалось с шипением, оставляя влажные угли.

— Светает? — поразился Неизвестный. И правда, водопад окрасился желтым. Но засомневавшись он выглянул в Дозорном Плаще.

Прожекторы.

— Засиделись, встаем. Пора — засуетился Неизвестный.

— Смотри под ноги, чтобы в бочаг не угодить. Тут болота бывают… Всякие… Из города сливаются отходы.

По закраине пройти не получилось.

Отряд гвардейцев прочесывал рассаду низких колосьев вдоль болотистого берега, в поисках беженцев. За отрядом шли «белые плащи».

Неизвестный пригнулся, прижимая Амалию к камням. Сработал плащ теней. Она слышала, как простукивает его сердце.

Гвардейцы окрикнули тень.

Не отозвавшись, она пустилась к лодкам. Прожектора камертоном выловили мшистый округ.

Тень пустилась вплавь с легкостью форели. Она уже достигла проема замка, где ее встречали катера и красноватые пиджаки с капюшонами на лицах, и тут злые шутники на стене дернули рычаг. Ставни замка прикрылись, и он опустился под воду.

Цепи съехали, распугав рыбаков, уплетывающих на лодках — они не желали случайным образом попасть под обстрел и оказаться в сводках преступников и браконьеров.

Ловля рыбы строго запрещалась, и к еде допускалась предоставляемая на душу норма. Ни грошом и горошинкой рваной пленки гороха больше.

— Через топи мы будем до следующего утра ползти — побеспокоился Неизвестный о времени, а не людях, чем изрядно удивил Амалию. — Зато безопасно — добавил он. Никто не ожидает увидеть идиотов, ползущих сквозь непроходимые болота.

— На то ведь они и названы непроходимыми? Да?

— Пока.

— Я не могу маскироваться как вы и сливаться с толпой.

— Мы не станем выделяться, на фоне города мы крошечное пятно. Главное, чтобы достаточно высохнуть, после того как преодолеем запруженную реку и болото. Мешки я дотащу, а из дозорных плащей переоденемся в странников. Интерес стражи ослаб, и Неизвестный преспокойно выключил плащ тайн. Он увидел, как Амалия быстро зашла за камень. Ожидая, пока она закончит с «женскими делами», он присел на корточки, набирая камней, чтобы отвлекать стражу. Смутное чувство овладело Неизвестным.

— Стоять! — резкий дребезжащий голос отрезвил его. Неизвестный замер, «сработала» метка, кольнула шейная артерия: человек его боялся, и правильно. Наверняка он выше него. Неизвестный обернулся.

Ружье в руках нападавшего заходило ходуном, но как только Неизвестный показал часть своего лица, человек успокоился.

— Опять вы… Я уж подумал… — седой опустил ствол в землю. Кожа на лице как истертый кожух, или свисающая мешковина. «Ржавая или Белая Хворь» — подумал Неизвестный, разглядывая сутулящуюся фигуру. Однако, с плеч свисала офицерская накидка. «Вероятно, когда-то он был солдатом, почтенным гостем на балах и выставках, народных собраниях…, и кто он сейчас?» — пронеслось у Неизвестного в голове.

— Простите старика, совсем рехнусь скоро — он отвесил медленный неуклюжий поклон. Я — человек старой школы, не особо понимаю в политике и в ваших делах, поэтому прошу: не затрудняйте меня своими ораторскими речами, мне не понять их. Не затрудняйте себя попытками объяснить. Ваши благие намерения мне не доступны. Просто скажите пойдет ли завтра дождь, чтобы я знал, что сказать своей сварливой жене, когда напившись забудусь за стаканом в таверне.

— Зачем вы меня встречаете?

— Я и не пытался встречать, нет, то есть нет, я просто совершал очередной обход в поисках, ну вы же знаете мою причуду: все жду что с очередного потопленного корабля к берегу прибьет полезные вещи. «Очередная выходка Тени, или группа решила над ним подшутить?» — подумал Неизвестный, но старик выглядел убедительно, и метка молчала.

— У меня есть важное дело ко всему населению цепей.

Неизвестный решил говорить «мы», так как, видимо, об его прибытии орден парящих кинжалов все — же сообщил. — Мы решили, что надо поднять народ, пришла пора перемен — вы знаете об этом. Мирный путь был до потопа, и чем он закончился?

— Если это шутка, то лучше оставьте нас — сразу же ответил тот. Задул ветер, и Неизвестный увидел, как мешковатая одежда прилипла к телу, «обнажая» неестественную худобу. «Кожа да кости» — составил о нем мнение Неизвестный.

— Мы хотим просто спокойно умереть, укрыться одеялом, и чтобы эта вечная пытка закончилась. Старик затрясся от холода, Неизвестный протянул ему свой плащ, но тот посторонился.

— Надо чтобы вы проголосовали за присоединение к союзу, тогда мы сумеем договориться о поставках товаров, а с торговлей разовьется и ваш остров.

Старик молчал, и Неизвестный принял это за то, что он слушает: «Вам надо лишь проявить настойчивость и собранность. Когда „хозяева“ на островах вознегодуют вы покажете им, что имеете свое мнение».

— Чего вы добиваетесь?

— Чтобы вы защищались, а не отдавались на убой. Вы должны бороться, вы что хотите просто сдаться и все? И это спустя столько лет перенесенных тягот, вы ведь боролись! — Неизвестный не столько напугался разгромленного вида старика, сколько боялся увидеть таким настрой островов.

— Мы выживали как животные, это — не жизнь, уже не жизнь. Вы пытаетесь собрать свою ненависть к правительству, к несправедливости. Хотите собрать на нашей стороне Просветителей и договориться с парящими кинжалами. Но почему вы взяли что они нас не выбросят? Все лезли, а они не полезут? Мы разучились смеяться, разучились плакать, чтобы не давать своим детям надежду, и солдаты сидящие здесь такие — же несчастные, как и мы. Они не виноваты — приказ есть приказ, приказ надо выполнять, а вы хотите прикончить и их. Сгрести в одну кучу и налить в котел кислоты, сделать его чистым путем всеобщего истребления.

Вы добрый человек, но и вы не сколько жалеете нас, сколько хотите, чтобы мы вступили под ваши неясные нам знамена, чтобы мы сражались за непонятные земли, которые никогда не увидим, и надеялись на свободу дыхание которой мы скорей всего не почувствуем. Наша сестра — дыхание смерти, наш брат — палка и кнут, мать лежит в склепе, а отец слишком стар и слаб. Вы пожалейте нас, пересильте свою гордость. Пожалейте и уйдите, оставьте. Ваш человек обошел всю округу, с лозунгами, он простыл, но выполняет долг, позвольте ему передохнуть.

Неизвестный раздосадовался с каждым словом все больше и больше. Этот старик рушил все надежды, бил в самый уязвимый уголок сомнений.

«Сомненья прочь!» — перебарывал он скребущие сердце когти.

— Вы пугаете нас, быть может то говорит Черное Серебро в жилах, и я вовсе разговариваю сам собой. Оставь меня в покое! — старик схватился за голову, сокрушенно упав на землю. Он ворочался так с минуту, пока не затих. Неизвестный дотронулся до его запястья, чтобы проверить пульс, но старик раскрыл глаза.

— Значит, не показалось. Я не знаю, как это работает!

— Тише, тише, — Неизвестный гладил его по голове.

— Мне жаль, что мы вас огорчили. Мы не те, кто вам нужны. Ищите еще не умерших героев в Последнем Пределе лорд — протектор. А нас — оставьте, слышите!

— Я не лорд — протектор. — и тут, разрозненное до него стало доходить.

— Разве? Странно…

Человек начал собираться.

— У меня неотложные дела, простите.

— Стойте! Неизвестный схватил его за руку и почувствовал мелкую дрожь. Он боялся его.

— Отпустите! Воздуха! — судорожно и невыразимо громко закричал человек. — Не могу дышать!

— Ты солдат привлечешь — попытался утихомерить его Неизвестный. Напрасно. Он дернул длинными ногтями, угодив ему в щеку, и вырвавшись побежал прочь, скрываясь в водах болота.

А Амалия так и замерла, глядя на беглеца.