Во время учебы в университете Святого Иоанна в Квинсе я посещал драматическую студию и играл в ночных спектаклях, сценарии которых писали старшекурсники Нью-Йоркского университета, также выступавшие в роли режиссеров. Они в поте лица трудились в скверно освещенных и расположенных на задворках театрах ради возможности представить свою работу в надежде на то, что кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, например какой-нибудь критик, случайно забредет туда ночью и обратит внимание на их шедевр.

Режиссеры-любители охотно давали мне роли, поскольку я полукровка. Мой отец вьетнамец, а мать уроженка Рочестера, штат Нью-Йорк, и внешне я представляю собой идеальное смешение азиатских и американских черт, хотя внутренне на девяносто девять процентов являюсь американцем. Один процент я отношу на счет того, что раз в месяц по настоянию отца мы едим фо.

Так я и познакомился со своей женой, Сандрой. Она тоже была членом драматической студии университета Святого Иоанна, и она играла на Манхэттене, хотя тоже в полуночных спектаклях. После занятий мы съедали сэндвич с тунцом и на метро ехали в центр. Мы были влюблены и счастливы. Я специализировался на уголовном праве, которое выбрал только для того, чтобы порадовать родителей. Хотя, возможно, подсознательно я смирился с путем, определенным для меня давным-давно.

Случайно, а может, меня подтолкнула к этому Сандра или, возможно, я осознал, что мне нужна работа, чтобы содержать себя и свою подругу, а затем и невесту, я подал заявление на работу в ФБР. Да, конечно, так все и было. Будем считать, что это и было основной причиной, и не будем копать слишком глубоко.

Если бы только результаты моего тестирования не оказались настолько хороши или я не унаследовал бремя «феноменальной памяти»… не исключено, что я страдаю легкой формой гипертимезии… что, собственно, и представляет собой по-настоящему хорошую память и что опытные агенты способны унюхать мгновенно и издалека. Если бы мое зрение не было лучше, чем у летчика-истребителя. Если бы я только делал вид, что учусь, подобно остальным участникам ночных спектаклей и их постановщикам, возможно, федералы и не обратили бы на меня внимания. Возможно, я не был бы так несчастен. Возможно, мы с Сандрой были бы счастливее, живя в запустении театрального хаоса.

Итак, пятнадцать лет спустя я оказался в ФБР, как если бы в день поступления в штат бюро меня поместили в камеру, искривляющую время.

А заодно лишающую жизнь радости и смеха.

Когда стекло, сквозь которое ты смотришь на жизнь, предлагает сюрреалистическое восприятие, ты можешь считать жизнь довольно занятной штукой. Сандра до сих пор сберегла свое сюрреалистическое стекло, и, храни ее Господь, она не проклинала и не оплакивала того, что я утратил способность смотреть на жизнь с юмором. Вместо этого она безуспешно пыталась вытаскивать мужа из бесконечных депрессивных состояний, описывая то, чего я уже не видел. «В самом деле, дорогой, присмотрись получше. Разве ты не видишь…» Тем не менее пятнадцать лет спустя я снова сидел в небольшом периферийном отделении ФБР, изучая ничтожные ниточки и улики в деле о похищении беременной девушки-подростка. И Сандра была не единственной женщиной в моей жизни. У меня была напарница, которую я буду называть «Лола» с тем, чтобы скрыть ее истинную личность по причинам, которые я упомяну позже.

В некоторых делах зацепок нет вовсе, в некоторых их полно; есть дела с парой неплохих зацепок, из которых удается вытянуть новые зацепки, а есть такие, в которых зацепка хорошая, но только одна, и стоит огромных усилий превратить ее в нечто стоящее. В деле Дороти М. Салуччи была одна хорошая зацепка – автофургон, и для того, чтобы она хоть куда-то привела, требовались огромные усилия. Черный низкий кед «Конверс» вообще уликой не являлся. Как я мог найти девушку, располагая ее обувью? На ней не было ни отпечатков пальцев, ни брызг крови похитителя. Кед был абсолютно бесполезной для меня вещью. Я бросил усилия на поиски фургона, просматривая все без исключения видеозаписи со всех без исключения камер слежения в ее городе и во всех окружающих городках, а также всех пунктах оплаты на шоссе. Я как одержимый изучал эти записи, всматриваясь в каждый кадр, не упуская ни малейшего движения.

На восьмой день мне наконец-то удалось засечь бордовый фургон «Шевроле ТрансВиста» выпуска 1989 года, с номерами Индианы, ползущий крадучись, как змея, через пункт сбора пошлины. Любительница «Верзил» подтвердила мою находку.

– Точно. Это определенно он, – заявила она.

Мне удалось добиться, чтобы в штаб-квартире выделили еще двух человек, и подключить их к просмотру всех видео с окружающих шоссе с целью установления дальнейшего маршрута фургона. Тем временем, изучая списки зарегистрированных в Индиане автомобилей, моя напарница, которая была на два звания ниже меня, а следовательно, являлась моей подчиненной, обнаружила четырнадцать «Шеви ТрансВист», зарегистрированных в штате с конца восьмидесятых по начало девяностых годов и соответствующих параметрам наших поисков.

Я упомянул свое старшинство над напарницей только смеха ради, поскольку сама она считала мою должность не заслуживающей внимания и ставила себя выше меня и, готов поклясться, выше самого Господа Бога. Как я уже говорил, мы будем называть ее Лолой.

Независимо от статуса регистрации (а она бывает действительной, отозванной или истекшей) мы были намерены проверить адреса, связанные с каждой из них. Эта задача вынудила нас исколесить всю Индиану, часть Иллинойса и Милуоки и даже заглянуть в Огайо, всякий раз сталкиваясь с тем, что владельцы фургона либо уехали в отпуск, либо переехали, либо вообще продали данное транспортное средство. Каждого из бывших и нынешних владельцев фургонов необходимо было проверить и опросить, внимательно следя за их поведением, проверяя их алиби и осматривая жилище.

Один из владельцев такого фургона умер.

Один из владельцев месяцем ранее разбил авто вдребезги во время лобового столкновения с автомобилевозом, полным «Порше-911». Он даже газетные вырезки нам показал, посмеиваясь:

– Чертовы «порше». Ненавижу эти машинки. Как можно вывозить в этих игрушках мусор или покупать щебень?

Один из владельцев отказывался впустить нас в дом для осмотра, но затем, после наших уговоров и совещания со своим адвокатом, согласился. Когда мы вошли, он начал суетливо поправлять горшки с цветами. Вот идиот! Да мне наплевать на твою Мэри Джейн, – думал я. – Я ищу похищенную девочку.

Восемь владельцев были самыми обычными людьми. То есть я хочу сказать, что никто из них не вызвал у нас ни малейших подозрений. Более того, они показались мне чуть ли не клонами друг друга. Полагаю, что у каждого из них были какие-то значимые черты и признаки, но мое восприятие следователя свалило их всех в одну кучу – невиновные женатые пенсионеры. Они также были очень добры. Почти все жены расплакались, узнав о нашей миссии, и пнули или ударили рукой свой фургон, как будто наказывая его за родство с автомобилем похитителя. Все они также косились на Лолу, неизменно маячившую у меня за спиной и чуть поодаль. Их взгляды, казалось, говорили: «Чего это она на нас таращится?»

Как всегда в подобных случаях, нам не удалось найти одного из владельцев. У него не было официального места работы, и никто из соседей не знал, куда он подевался. Он должен был находиться в маленьком городке неподалеку от Нотр-Дама. Он жил в довольно большом белом доме, к которому вела двухсотфутовая грунтовая дорожка, обсаженная с обеих сторон соснами. В заросшем травой поле позади дома возвышался огромный красный хлев, впрочем, совершенно незаметный с дороги. Естественно, этот парень немедленно возбудил мой интерес. Соседи подтвердили, что когда-то видели его в бордовом фургоне, но не могли сказать наверняка, когда это было.

– Он часто уезжает, но мы не знаем куда.

Я дал соседям свою визитку и попросил позвонить, если мужчина появится. Лола разыскала местного судью и громко забарабанила в его дверь, когда он ел свою яичницу-болтунью. Хотя меня рядом не было, мне нетрудно представить себе эту сцену. Она нависала над Его честью, пока он подписывал ордер на обыск, а затем прихватила с его тарелки намазанный маслом тост – в качестве компенсации за необходимость спрашивать разрешения у людей, которые, по ее мнению, находились ступенью ниже Ее собственного Закона.

– Мы должны иметь возможность вламываться куда захотим, разыскивая этих детей, – заявляла она, и в этом я был с ней согласен.

К черту право на конфиденциальность и нормы отправления правосудия. Все это тормозило нашу работу. Но при чем тосты несчастного судьи?

И представьте себе, не успели мы получить ордер, как нам позвонил сосед.

– Он вернулся. Но у него черный пикап. Насколько я могу судить, никакого фургона у него нет.

Мы помчались по узким дорогам, окаймленным глубокими сточными канавами и длинными полями, чтобы вернуться к своему подозреваемому. Всю дорогу мы с Лолой держали окна опущенными, вдыхая очищающий аромат покрытой росой травы и слушая журчание ручьев. Индиана. Индиана, Индиана, отними меня у нее, оставь меня здесь, среди пшеницы, лунного света и ее призрачного лица. Индиана, Индиана. Несколько пустых качелей наскрипывали эту убаюкивающую песню в ритм одинокому ветру полей.

Мы поздоровались с загадочным подозреваемым на подъездной дорожке, где он нас ожидал. Его предупредили. Дружный поселок. Он был одет в вылинявший джинсовый комбинезон и обут в рабочие ботинки с металлическими носками. Из приподнятого уголка рта свисала трубка.

– Бойд, – уточнил он, когда я спросил, имею ли я дело с Робертом Мак-Гвайром. – Меня назвали Робертом, но мама всегда зовет меня Бойдом.

Бойд был фермером и разводил кур.

После того как мы представились и предъявили жетоны, Бойд пригласил нас в дом. Когда мы вошли, он погасил трубку и положил ее на березовый карточный столик на веранде.

– Только гостям можно курить в доме, так что закуривайте, мистер Лиу, если вы курите. Мама всегда так и говорит: только гости имеют право курить в твоем доме.

Я, как и моя мускулистая помощница, обратил внимание на то, что до сих пор Бойд ни разу не обратился непосредственно к ней, как и не сообщил, что она тоже имеет право курить в его доме. Но это не было проявление сексизма со стороны Бойда. Во всяком случае, мне так показалось. Я думаю, что немигающий пристальный взгляд Лолы и ее постоянное сплевывание жевательного табака на клумбу с хостами произвели на него отталкивающее впечатление. Я не приказал ей прекратить и даже не стал изумленно коситься в ее сторону. Я уже много раз пытался на нее повлиять, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Она отвечала всегда одинаково:

– С учетом того, что мне приходится видеть в подвалах и прочих укромных местечках, Лиу, я имею полное право немного пожевать. А теперь, босс, лучше заткнись и купи мне бутылочку «Гиннесса».

Думаю, в чем-то она была права, но давайте добавим ее стремление заработать рак рта и пристрастие к мутному пиву к длинному списку причин, превративших мой пятнадцатый год в ФБР в сущий ад. И еще одна милая подробность: Лола поливала себя «Олд-Спайсом», которым от нее разило утром, днем и даже ночью, во время всех наших засад.

Беспорядок в доме Бойда оказался вполне умеренным, но в нем было невероятно пыльно. Кухонная раковина была завалена кастрюлями и тарелками. Судя по запаху скисшего молока и жирным мухам, посуду здесь не мыли очень давно. Открытый алюминиевый мусорный бак на кухне был полон невскрытой корреспонденции, часть которой просыпалась на пол. С десяток или даже больше влажных рулонов газет лежали на кухонной стойке. На лоскутном коврике перед синим холодильником возлежала гигантская староанглийская овчарка, которая при нашем появлении лишь лениво скосила глаза в сторону двери.

– Не обращайте внимания на Ники. Она пердунья, но для меня просто великолепная собака, – сообщил Бойд и предложил угостить нас кофе, кивнув в сторону кофеварки и изобразив человека, пьющего из кружки.

Я отказался. Лола тоже.

Здесь же, на кухне, мы с Бойдом расположились друг напротив друга за столиком с ярко-желтой пластиковой крышкой на тонких хромированных ножках. Лола замерла у меня за спиной и уставилась на Бойда, тем самым причиняя ему массу неудобств. Руки она скрестила поверх грудей, которые всегда расплющивала по грудной клетке – вполне возможно, скотчем, хотя я никогда ее об этом не спрашивал.

Бойд приподнял свои кустистые брови и поджал губы, как бы говоря: Прошу вас, мистер Лиу, начинайте – я весь внимание. Вот так и завязалась беседа с мистером Бойдом Л. Мак-Гвайром. Я запомнил ее слово в слово, чтобы позже записать в блокнот. Именно этим я всегда занимался в мотелях, пока Лола подобно вампиру рыскала по улочкам провинциальных городков в поисках пьяных местных жителей с длинным языком, которые «могли что-то видеть или слышать» или даже «подозревать какого-нибудь местного извращенца». Таким образом, слухи и сплетни порой превращались в основания для возбуждения судебного разбирательства.

Если честно, то я восхищаюсь Лолой. Она была, да и по-прежнему остается, великолепным детективом, и причин тому немало. Именно поэтому мы и вынуждены скрывать ее личность. Очень многих детей удалось спасти от трагической участи благодаря ее сомнительным методам. Я никогда не заставлял ее отчитываться или оправдываться. Подобно голодному псу, я переваривал всю информацию, которую она вываливала мне за завтраком. Я стремился насытить зияющую брешь внутри – изъян, с которым жил уже не одно десятилетие.

– Бойд, ты не возражаешь, если моя напарница осмотрит твой хлев, пока я буду задавать тебе вопросы?

– Разумеется, нет. А что вы вообще ищете?

– Я не знаю, Бойд. А ты что-то прячешь?

– Мне нечего прятать. Осматривайте все, что хотите. Я для вас открытая книга.

– Спасибо, Бойд. Мы благодарны за помощь.

Лола уже выскочила за дверь, развернувшись и ринувшись наружу, едва я успел задать вопрос.

– Насколько мне известно, у тебя был бордовый фургон «Шевроле»?

– Ясное дело, был. Я его продал месяца эдак три назад.

– В самом деле? Кому ты его продал?

– Понятия не имею, мистер Лиу.

– Да ну?

– Я поставил фургон на обочине дороги с надписью: «Продается». И объявление в газету дал. Явился этот парень. Сказал, что приехал на попутке со станции. Расплатился наличкой. Две двести. Конец истории.

– Как насчет регистрации? Ты говорил ему, что ее необходимо сменить?

– Ясное дело. Он сказал, что сам обо всем позаботится. С тех пор, как умерла моя Люси, я просто зашился с этими бумажками. В следующем месяце будет три года, как она умерла. Упокой Господь ее душу. Она заботилась обо всей этой белиберде. У меня из-за этого проблемы с законом, мистер Лиу? Вы поэтому приехали? Разве у ФБР нет дел посерьезнее? Я ведь ничего такого не имел в виду. Я расскажу вам все, что хотите. Я же уже сказал, что я для вас открытая книга.

– Нет, нет, Бойд. Тебе не о чем беспокоиться. Как выглядел этот покупатель?

– Трудно сказать. Как по мне, так совершенно невзрачно. Насколько я помню, он отрастил себе пузо. И привлекательным я бы его не назвал. Кажется, у него были русые… да, да, русые волосы. Хмм. Вся сделка заняла не больше десяти минут. Я показал ему, что фургон заводится и все такое. Показал инструкцию в бардачке. Сказал, что оставляю в машине печку. У меня в фургоне была печка… Вот и все.

– У тебя была такая специальная рамочка на номерах, на которой было написано: «Штат Верзил»?

– Конечно, была. Сынишка кузена Бобби играл за баскетбольную команду университета Индианы. Я им очень горжусь. Горжусь всей командой. И своим штатом тоже, мистер Лиу.

– Я в тебе не сомневаюсь. Все, что ты рассказал, нам очень помогло.

– Этот парень, который купил мой фургон, он сделал что-то плохое, верно?

– Можно сказать и так, Бойд. Пропала девочка. Я пытаюсь как можно скорее его разыскать, чтобы узнать о ней. Может быть, ты помнишь что-то еще о нем или об этой сделке?

Я изучал реакции Бойда и его движения, как меня учили. Поскольку я только что подтвердил, что его автомобиль использовался в преступлении против ребенка и ФБР идет по следу, то если бы Бойду было что скрывать, он, скорее всего, скрестил бы на груди руки, прищурился, отвел взгляд и снова заговорил бы, глядя вверх, влево. Все это красноречиво указывало бы на него как на лжеца, придумывающего ответы. Бойд ничего подобного не сделал. Он осторожно положил ладони на стол, грустно опустил плечи и посмотрел мне в глаза взглядом старого усталого медведя.

– Больше ничего не приходит в голову, мистер Лиу. Мне очень жаль. Я хочу помочь этой девочке. Может, вы спросите меня о чем-то, что я должен был заметить? Может, это мне о чем-то напомнит.

Я просмотрел перечень предыдущих дел, загруженных в мой мозг, перебирая улики, которые помогли их раскрыть. Я уже бывал в подобной ситуации.

– Сколько бензина было в баке фургона? Вы это помните?

– Еще бы мне не помнить. Чертова штука была почти сухой. У меня едва хватило бензина, чтобы ее завести.

– Где ближайшая заправка?

– Р&К, заправка и мойка. В конце улицы. Вообще-то он задал такой же вопрос, и я ответил ему точно так же. Р&К, заправка и мойка. В конце улицы.

Есть.

– Он что-нибудь подписал? К чему-нибудь прикасался у тебя в доме? Он все время был снаружи или заходил?

Бойд обернулся и посмотрел на что-то у себя за спиной, затем снова развернулся ко мне, улыбнулся, покачал головой и ткнул в мою сторону пальцем. Казалось, он гордился мной, как своим ребенком-детективом.

– О, мистер Лиу, вы хороший детектив, вы просто отличный детектив! Я бы до этого никогда не додумался, но знаете что?! Вы, черт возьми, попали в точку! Он пользовался моей уборной.

Еще раз есть.

– Я никого не хочу обидеть, Бойд, но я вынужден спросить. Ты мыл после этого уборную?

Бойд засмеялся.

– Мистер Лиу, посмотрите на меня. Я вдовец. Нет. Черт возьми, я не мыл никаких уборных. Я этой вообще не пользуюсь. Я пользуюсь только той, что наверху. Кроме того, меня не было дома. Я ездил в гости к брату и маме в Луи-си-ану, где я родился. Более того, я уехал в тот же день, когда продал фургон. И вернулся только сегодня.

– Кто-нибудь пользовался уборной после него?

– Никто.

Есть, есть, есть. Покупатель пользовался уборной, которую после этого не мыли и в которую больше никто не заходил.

– Бойд, я должен кое о чем тебя попросить. Во-первых, я хотел бы, чтобы ты мне позволил опечатать эту уборную и снять с нее отпечатки пальцев. Второе – мне нужны адреса твоего брата и мамы, живущих в Луизиане. Ты не возражаешь?

– Конечно нет, сэр. Но скажите, у меня из-за этого будут неприятности?

– Бойд, если ты говоришь правду и проверка это подтвердит, а моя напарница не обнаружит у тебя в хлеву ничего подозрительного, никакие неприятности тебе не грозят. Как раз наоборот – мы очень признательны тебе за оказанную помощь. Кстати, у тебя есть еще какая-нибудь недвижимость, кроме этого дома?

– Нет, сэр, этот дом – все, что у меня есть.

– Ты пользуешься какими-нибудь псевдонимами?

– Мама называет меня Бойд Л. Мак-Гвайр, и я не имею права взять и поменять имя, которое она мне дала, вы согласны? Мама и без того разозлилась на меня, когда я много лет назад приехал в Индиану и поселился рядом с родней по папиной линии. Еще не хватало, чтобы я имя сменил. Вы согласны, мистер Лиу?

– Да, Бойд, это было бы уже чересчур.

Я встал, зашел в уборную и принялся ее осматривать. С помощью Бойда я приблизительно подсчитал площадь, с которой криминалистам предстояло снимать отпечатки пальцев. Затем я опечатал вход с помощью желтой полицейской ленты.

Чтобы написать подробный отчет, я тщательно и с пистолетом наготове осмотрел все закоулки дома Бойда. Сам Бойд все это время ожидал снаружи, прислонившись к дереву, в чем я мог убедиться, глядя практически в любое из двенадцати лишенных штор окон. Этот парень не скрывал ровным счетом ничего, не считая, возможно, гор грязного белья, валяющегося в углах, видимо, с того самого времени, как умерла его жена. Этот вдовец невинен, как младенец, – заключил я.

Вернулась моя напарница, прошагав через задний двор Бойда своей любимой походкой усталого ковбоя. Она рассказала мне – так, чтобы не слышал Бойд, разумеется, – что осмотрела всю территорию, заглянула повсюду и даже простучала стены в хлеву из красного кирпича, чтобы убедиться, что в них нет полостей.

– Ничего, – заключила она. – Ничего, что указывало бы на преступление. Хотя в этом хлеву воняет дешевыми шлюхами, как в борделе на окраине Питтсбурга, – пожаловалась она в своем стиле женщины-мужчины, нисколько не заботясь о том, чтобы разъяснить, что она имеет в виду.

Мне было откровенно насрать на запахи в хлеву Бойда, если только там не пахло смертью. А я знал, что это не так, потому что натренированное обоняние Лолы моментально уловило бы присутствие гниющей плоти. Впрочем, несмотря на мое нежелание ей сочувствовать, она еще два дня продолжала жаловаться на кур, бродящих по колено в собственном помете.

– Я не могу избавиться от вони этих кудахчущих и срущих кур, – не менее сотни раз повторила она и даже прибегла к помощи нюхательных солей, чтобы устранить эти зловонные воспоминания. – Я боюсь повредить свой нюх охотника, – пояснила она.

Хотя я ни в чем не подозревал Бойда, мне не давал покоя один вопрос: кто ухаживал за его живностью, пока он находился в Луизиане? Это, разумеется, не имело значения, но я все равно себя постоянно об этом спрашивал. К тому времени, когда Лола завершила осмотр, я уже вычеркнул Бойда из списка подозреваемых, и мне казалось невежливым обращать внимание на то, сколь хорошо он заботится о своей птице. И я воздержался от вопроса. И если вам это не нравится, то позвольте напомнить, что я занимаюсь пропавшими детьми, а не дурным обращением с курами. Можете пожаловаться на меня в Организацию по этичному отношению к животным.

У Бойда Л. Мак-Гвайра и в самом деле не было никаких других домов. Его брат и мама в «Луи-си-ане» также не вызвали подозрений. Но наилучшим было то, что сам Бойд успешно прошел все проверки, потому что исключать людей из списка подозреваемых так же важно, как и включать их в него. Кроме того, визит к Бойду дал мне две великолепные зацепки. Во-первых, криминалисты обнаружили в уборной Бойда три соответствующих друг другу, но не принадлежащих самому Бойду отпечатка пальцев на дверной ручке и черном резиновом туалетном вантузе – кто бы мог подумать! Во-вторых, на заправке Р&К «в конце улицы» я с изумлением обнаружил, что владелец на самом деле каждые три дня меняет пленки в камерах слежения и все их хранит. Большинство владельцев просто делает новую запись поверх старой. Но только не этот невероятный человек.

– Прошу вас, проходите, – пригласил он нас. – Я покажу, где они хранятся.

Он не только хранил записи, он делал это в хронологическом порядке, но предварительно скрупулезно подписывал, до секунды указывая промежуток времени, запечатленный на данной пленке. Я с трудом сдерживался, чтобы его не расцеловать. А то, что мы увидели на одной из пленок… Могу только сказать, что именно ради таких моментов люди становятся детективами.

Вечером нашего продуктивного дня с Бойдом и владельцем заправки и после короткого праздничного ужина я позвонил своей жене Сандре. Мы с Лолой заехали в «Аутбэк Стейк-хаус» (это было совершенно не по пути, но Лола настояла), где я заказал хорошо прожаренное филе и луковый цветок. Сама Лола заказала два стейка с кровью, три «Гиннесса», две фаршированные печеные картофелины размером с футбольный мяч и еще булочки.

– Оставь себе эти чертовы овощи, – приказала она официантке, – и принеси, пожалуйста, два куска пирога с арахисовым маслом.

– Знаешь, когда-нибудь такая диета тебя доконает, – уже в который раз сообщил ей я.

– С учетом того, что мне приходится видеть в подвалах и прочих укромных местечках, Лиу, я буду есть все, что захочу. И незачем читать мне нотации, – предсказуемо ответила она. А потом рыгнула.

Обаятельная женщина эта Лола.

Сандра гастролировала по Восточному побережью, выступая в комедийных клубах и барах. Мне удалось дозвониться после последнего спектакля в какой-то дыре в Хайанниспорте.

– Привет, дорогая! Тебе удалось их сегодня рассмешить? – спросил я.

– О, понимаешь, у меня старый репертуар. Я всегда говорю одно и то же. Я уже сама себе надоела. Старею.

– Только не для меня. Я соскучился.

– Когда ты вернешься? И где ты вообще?

– Я там же, где и всегда, дорогая. Стучусь в двери к дьяволу. И когда-нибудь он откроет.

– С чего ты вообще взял, что дьявол – это он? Вполне возможно, это она.

– Может, и так.