Из дневника Андрея. 27 февраля

Я никогда не верил в сверхъестественное. Мне не снились вещие сны, ко мне не являлись привидения. Когда мама погибла, мне хотелось, чтобы загробная жизнь существовала. И чтобы мама, как в кино, приходила по ночам в длинном белом платье, садилась на край кровати и разговаривала со мной. Я ждал её.

Но она так ни разу и не пришла.

Зная, как она меня любила, я видел этому только одно объяснение – она умерла окончательно. Так же, как однажды умру я. Как исчезает любой человек когда-либо живший на нашей планете. Но вопреки поговорке о том, что подобное притягивает подобное, в подростковом возрасте у меня появился очень оригинальный товарищ, я имею в виду Борю. Боря, напротив, был одержим сверхъестественным. Я не знаю, почему мы подружились. Боря всегда был почти инопланетянином, почти сумасшедшим.

***

Раз в год Андрей встречался со своим давним приятелем – Борей. Боря был идеологом и создателем очень специфической организации под названием «Левая партия магов». Его теория была очень проста. Если Андрей равнялся на Ленина, Че Гевару и Нечаева, то Боря утверждал, что в современном мире, где на стороне капиталистов воюют машины, способные читать твои мысли, легионы видеокамер, подслушивающих и записывающих устройств, да еще и хитрые-премудрые методы манипуляции сознанием, старая модель революционной организации провалится в первые три дня. «Так что же делать? Что мы можем им противопоставить? – спрашивал он. – Всё того же мальчика с пламенным сердцем голыми руками пытающегося сломать шею стальному роботу? Это, знаешь, хорошо только для дешевых фантастических фильмов в стиле „ретро“…»

И он нашел нового мальчика. Сначала в самом себе. А потом – по всей стране. Боря рассказывал, что еще дошкольником он чувствовал «места силы» и общался с лесными духами, живущими в кустах Иван-чая недалеко от дачи его родителей. А в двенадцать лет он обнаружил, что может лечить руками. Во всяком случае, после его чудодейственного массажа у бабки рассосалась грыжа позвоночника.

В нем действительно было что-то магнетическое, и когда он, гипнотизируя вас взглядом, говорил, что головная боль пройдет после нескольких его прикосновений, не верить было невозможно. Когда боль и правда проходила или, как минимум, становилось не такой жгучей, никогда нельзя было понять, помог ли это Боря, или просто вера пациента в волшебную силу Бориных рук. Кроме того, «самозваный доктор» демонстрировал Андрею такие фокусы, которые, если не доказывали его магических способностей, то подтверждали, что он способен обмануть теорию вероятности. Например, он просил Андрея представлять геометрические фигуры и цвета. И угадывал разноцветные квадраты и треугольники с первого раза. Правда, только в четырех случаях из пяти. Но когда Андрей для чистоты эксперимента предлагал Боре поменяться местами, то, как не старался, прежде чем назвать правильную фигуру, перечислял почти все существующие. «Ты можешь стать основоположником нового оккультного течения – объединения контрателепатов, – констатировал Боря. – вы будете опытным путем доказывать, что человек силой мысли может отменить законы природы. Например, математическую вероятность».

В те времена он был худощавым, гиперактивным подростком с сияющими глазами. Полным антиподом мрачного Андрея. Он разыскивал книги по алхимии, магии, шаманизму, развитию сверхъестественных способностей и уже годам к восемнадцати его комната стала похожа на архив после обыска, где новые книги в беспорядке стояли на полках, были свалены прямо на полу вперемежку со сшитыми вручную распечатками инкунабул, альдин и эльзевиров. Было и несколько оригинальных древних книг, которые Боря бережно хранил в стеклянном ящике, будто это был аквариум для последних особей вымирающего вида рыб. Одна из них, толстенная, в полтысячи страниц, «Secreti diversi et miracolosi» знаменитого анатома Габриэле Фаллопио, чьи работы по хирургии сохраняли значение даже в XXI веке, изданная в Венеции в 1565 году. Ещё более толстая «Magiae Naturalis» Джованни Баттисты делла Порта. Это было сильно потрепанное голландское издание 1651 года «из мастерской Петра Леффена» со странной гравюрой в начале. На гравюре лысый мужчина в чулках и темном плаще с меховой оторочкой фехтовал на кинжалах со своим собственным отражением в овальном зеркале. Изображен фехтовальщик был очень тщательно, с явным стремлением передать портретное сходство, и в нём легко узнавался автор одного из важнейших трудов по физиогномике Джамбатиста делла Порта. Особо странным было то, что кинжал ученый неаполитанец держал в левой руке! В правой руке у философа была шляпа, которой он прикрывал пах. Лейденское издание «Anatomia antimonii» последователя Парацельса итальяца Анджело Сала, неведомо у кого обучившегося химии, и в 16 веке открывшего химические основы фотографии.

Боря умел притягивать людей, подобных ему, и вокруг него быстро образовался кружок юных магов, потомственных гадалок, начинающих медиумов и знахарей. Кого-то из них обучила заговаривать раны родная бабушка из деревни. Боря настоятельно рекомендовал внуку, пока родственница жива, ехать в деревню и узнать, что она ещё знает и умеет. Кто-то делал обереги по методу своего карельского дядьки. Летом друзья ехали отдыхать в Карелию.

Но самым удивительным в Боре было то, что его тяга к мистицизму всегда сочеталась с очень острым неприятием окружающего его современного мироустройства. Со временем (и не без влияния Андрея) он стал всё больше интересоваться политикой, и его охватило жгучее желание применить свои способности для чего-то большего, чем лечение межпозвоночных грыж. Именно тогда он решил, что будет бороться с государственной машиной принципиально новым методом, который как он считал, больше всего соответствует современности. Он решил совершить революцию и переделать мир при помощи магии.

Борина «Левая партия магов» состояла из нескольких секций, каждая из которых действовала автономно. Самой многочисленной была секция злословия. Действительных членов секции было всего несколько человек, но число «народных активистов», которые с удовольствием участвовали в сеансах поношения лиц из черного списка, прирастало каждый день. Особенно ценились «глазливые» кандидаты. Те, кто похвалит ветвистую герань на окне у подруги, а через неделю герань зачахнет… Или восхитится соседским щеночком, а щеночек после этого возьмет, да и заболеет неизлечимой собачьей хворью. Такие кадры в секции злословия ценились на вес платины и алмазов. Но и самые обычные граждане, искренне ненавидящие президента, премьер-министра и прочих вип-персон или черной завистью завидующие ожиревшим капиталистам тоже шли в ход. Слово – оно ведь всегда материально, кто бы его не произносил. Когда слабых злословов (маломощных, как выражались в секции) собиралось сразу много, они становились силой. Главным врагом секции (да и партии в целом) была непунктуальность. Дело в том, что в назначенные часы злословия, минута в минуту, сотни людей в самых разных уголках страны должны были начать произносить фразы вроде: «Грушин (так звали действующего президента) сдохни», «Чтоб вы там все подавились в кремлевской столовой», «Бутулизм в деловом обеде такого-то и такого-то появись». Героями таких черных мантр становились персоны из специального списка, единого для всей партии. Впрочем, разумная инициатива никогда не возбранялась и поэтому каждая секция дополняла список своими кандидатурами и у всех были свои «любимчики», которыми занимались особенно плотно. Часто такими добавочными пунктами становились особо злостные главы городов и областей, в которых проживали члены секции, местные высокопоставленные полицаи, банкиры и бизнесмены. В основной же список, в порядке зловредности для дела революции и народа, была внесена вся государственная и банковская верхушка, крупные капиталисты, генералы и старшие офицеры МВД и Госбезопасности. Залогом успеха операции была синхронность произнесения чёрных мантр. В целях конспирации предварительный обзвон участников или другие контакты друг с другом были запрещены. Поэтому каждый ориентировался только на собственные часы, и схему, которая каждый раз, в сущности, была одна и та же: столько-то минут на первого, второго и последующие мишени злословия. При этом спонтанное злословие вне назначенных часов не приветствовалось: считалось, что таким образом только зря рассеивается энергия, мана, которую предписывалось бережно копить.

Ещё одной значительной секцией в «черном крыле» была секция знахарей. Она специализировалась в основном на наведении порчи, венцов безбрачия и прочей традиционной контагиозной магии. Например, члены секции регулярно насылали бесплодие на всю государственную верхушку. Ну, чтобы мудаки не размножались.

При секции действовало небольшое агентство элитного домашнего персонала, которое могло похвастаться самой безупречной репутацией в городе. Не было известно не одного случая, чтобы домработницы, присланные агентством, украли что-нибудь из дома своих нанимателей, не домыли тарелку, не до блеска натерли пол или оставили островок пыли под диваном. Зато они всегда могли порекомендовать умелого стилиста-парикмахера, мастера по маникюру или педикюру. Последние были в секции в большом почете, потому что обеспечивали знахарей локонами волос и ногтями своих высокопоставленных клиентов. Состриженные образцы на всякий случай сохраняли впрок даже в том случае, если посетитель пока не был занесен в черный список. Коллекции элитных парикмахеров и маникюрщиков, сотрудничавших с секцией, вполне могли бы составить конкуренцию собранию зюскиндовского парфюмера… Сложнее было работать с теми, кто презирал советы домработницы или был фанатично верен умелице тёте Лене, приходившей стричь всю семью последние 20 лет. Но и после работы тёти Лены оставались бесхозные состриженные локоны, быстренько становящиеся частью зловещей коллекции. К тому же волосы, как известно, вовсе не обязательно покидают голову, встретившись с ножницами. Они имеют обыкновение выпадать сами по себе.

Замученные несчастьями и болезнями олигархи и чиновники становились менее высокомерными. Испробовав дорогостоящие курсы лечения в лучших современных клиниках, но не почувствовав улучшения, они, наконец, обращали свои взоры к нетрадиционной, сомнительной медицине. Проходил ещё месяц и, наконец… Искусанные пчелами, змеями и пиявками, выпившие не один литр мочи, пообщавшиеся с камнями, дельфинами и восточными чародеями, они впадали в отчаяние. И тут незаметная, послушная домработница невзначай начинала рассказывать про случаи чудесного исцеления, которые произошли с её родственниками и знакомыми и о чудесном русском народном знахаре, потомственной бабе-яге из глухой деревни, которые за эти случаи ответственны. Она рассказывала об этом по телефону подруге, громко давала советы маме. И чувствуя себя немного неловко от того, что приходится признаться, что во все уши подслушиваешь телефонные разговоры домашней челяди, властьимущие выспрашивали на чем специализируется упомянутый лекарь. И очень скоро оказывались на приеме у того самого знахаря, который некоторое время назад навел на них порчу. А знахарь, по совместительству натуропат, объяснял им, что причина их болезней внутри них самих. Что нужно самосовершенствоваться, духовно развиваться, и только в этом случае возможно улучшение физического состояния. Что это дурные дела не дают им исцелиться. И чтобы превозмочь пагубное влияние плохих поступков, необходимо совершать хорошие. И как можно больше. Например, передать круглую сумму на доброе дело – в фонд защиты кабарги. Или раздать деньги простым людям, которые выживают натуральным хозяйствам на неплодородных землях российской глубинки. Или покинуть государственный пост, который высасывает жизненную силу.

«Ты, милок, опростись, – вещал народный лекарь. – Одними травками и заговорами здоров не будешь. Тебя роскошества твои под землю тянут. Тяжелые они. Поделись едой с голодными, деньгами с бедными. Зверям помоги. Как заболит – так все едут с лошадями и дельфинами обниматься, анималотерапия это у них называется. А что сибирский наш олень, кабарга, вымирает, так до него никому дела нет. И поезжай в деревню, походи по земле босыми ногами. Дрова поруби, водой из колодца облейся. Родная земля, она сама тебя вылечит, когда увидит, что ты обратно к ней лицом повернулся. Ну и я помогу, порчу сниму, которой ты на своем высоком посту обзавелся».

И измученный олигарх или чиновник делал крупный перевод на счет фонда защиты кабарги и спал в стогу, в поле, изучая опутавшие небо созвездия.

***

До 2032 года в России дожили три партии. Крупнейшей партией, которой принадлежала полнота реальной власти в стране, была Партия власти. Сменив с момента своего создания дюжину названий, сплошь позаимствованных у неонацистских группировок, сторонники правящего режима остановились на «Партии Президента» – сокращенно «ПП», что иные остряки расшифровывали самым замысловатым образом.

Главной оппозиционной силой официально числились «Патриоты Родины». Их думская фракция состояла из шести человек. Были там: престарелый «красный» банкир, весь «коммунизм» которого сводился к портрету Ленина в его кабинете; два сына бывшего вечного депутата Иудковского чье политическое кредо можно было коротко обозначить как «чего изволите?» и три экс-министра.

Третьей партией была Демократическая Партия, но именно она, как у нас водится, являлась главным врагом демократии. Незадолго перед думскими выборами Президент Грушин вызвал в Кремль олигарха Митю Хорохорова, известного всему миру пьяными кутежами с проститутками на горнолыжных курортах Швейцарии, и предложил ему возглавить демократическую оппозицию. Хорохоров пытался отказаться, ссылаясь на то, что управление заводами отнимает много времени.

– Если дело только за этим, так мы количество заводов можем легко уменьшить, и времени сразу станет больше! – заметил находчивый Грушин.

После этого Хорохоров вспомнил о традиционных пятничных партиях в бильярд со старым другом Розенбундом и сообщил Президенту, что давно хотел от них отказаться потому что всё равно постоянно проигрывает.

– Пожалуй, я к нему больше ездить не буду.

– Это, Митя, как хотите, – неожиданно нежно, на манер агнибартовских октябрят ответил Грушин, – Но вот что: я его хорошо знаю, такими людьми разбрасываться нельзя. Вы его к себе позовите.

Через три недели в Москве состоялся съезд Демократической партии. Лидером «демократов» был избран Хорохоров, а его первым замом – Розенбунд. На съезде чуть не вышел конфуз. Когда приступили к голосованию по кандидатуре председателя партии, в Президиуме неожиданно подал голос трясущийся старейший демократ России Мотрич:

– Как же так? Голосование-то безальтернативное! Нельзя так.

На него тут же зашикали. Но Хорохоров поддержал инициативу снизу.

– Это верное и очень своевременное замечание. Мы должны соблюсти процедуру. Какие будут предложения по кандидатурам?

Депутаты притихли. Лишь изредка жалобно попискивали кресла под тяжестью их демократических задниц, отяжелевших от неусыпного спасения страны от призрака коммунизма.

Первым не выдержал сам Хорохоров.

– Что вы сопли жуете? Нужен кандидат – давайте кандидата! Вот вы, например, – Хорохоров указал рукой на сидевшего в первом ряду делегата от Керженского района. – Вы готовы выдвинуть свою кандидатуру?!

Делегат испугано съежился, бормоча что-то невнятное.

– Вот и хорошо. Я вижу, вы согласны.

После подсчета голосов оказалось, что Хорохоров избран председателем партии единогласно. Так место хорохоровской партии в бильярд заняла хорохоровская партия демократов.

Комментируя итоги съездов, глава московской городской организации заявил, что лично он ни на секунду не сомневался в том, что Хорохоров станет лидером партии. «Тут двух мнений быть не может. Во имя демократии на время выборов мы просто обязаны забыть о демократии. В демократической партии должны быть строгая идейная дисциплина и полное единомыслие».

Что касается самого Грушина, то шесть лет назад он был выбран президентом России на двенадцать лет. Дело в том, что срок полномочий Президента и депутатов Госдумы увеличивался каждый выборный цикл. В 2012 президента избирали на 6 лет, в 2018 на 8. За полгода до выборов 2026 Президент, выступая с очередным посланием в Думе, сказал: «Я думаю, что двенадцать – это прекрасное число. У нас двенадцать месяцев в году, двенадцать знаков зодиака, у Христа было двенадцать апостолов. Короче, двенадцать – это полный цикл!». Депутаты восприняли инициативу Президента с восторгом.

На следующий день «Комсомольская правда» вышла с заголовком «Президент признался, что верит в гороскопы» на первой полосе, «Московский комсомолец» – «Президент ищет Иуду. Рейтинг кандидатов на отставку», серьезный «КоммерсантЪ» разродился огромной «аналитической» статьей «Лицом к Востоку», где автор предположил, что «в ближайшие годы главным вектором российской внешней политики станет ориентация на сотрудничество с Китаем и Монголией».

Через два месяца поправка к Конституции была принята.

***

Лия любила гостей. Иногда. И не компаниями, а по одному. Она водила их по квартире, как по музею – от экспоната к экспонату. Во время первого визита всем хватало аквариума с картинами, но у Лии и без них всегда было полно интересностей. Какой ящик стола не открой – там диковинный калейдоскоп, или подзорная труба, которая превращает дневное небо в ночное, так что при свете солнца можно рассматривать рождение Венеры из пены Млечного Пути, или заводной клоун – кланяется и шляпу снимает, или… Лия и сама эти вещи собирала, и все друзья, зная её увлечение, покупали для неё удивительные безделушки в самых разных точках планеты. Иногда, когда Лии становилось тоскливо и пусто, она доставала свой «мешок Дед Мороза» (туда отправлялись вещи-пенсионеры, которые в основную «галерею» уже не лезли), садилась с ним на диван и, не глядя, по одному, доставала подарки самой себе. Это здорово успокаивало.

Но самый лучший момент – это когда в гости приглашен новый знакомый или знакомая. Тогда Лия заказывала в кафе внизу салаты и шоколадные пирожные, доставала из бара бутылку розового вина и варила кофе по фирменному рецепту, который ещё её мама нашла в бабушкиной кулинарной книге для ресторанов 1955 года выпуска.

В этот раз к Лие должен был прийти Андрей. Она, внутренне ликуя, раз за разом себе представляла как он, любитель морей, будет ошарашен кораблями, волнами и штурвалами. А ещё она немного нервничала. Сама не знала почему – ведь они уже не первый день были знакомы. Но это было приятное волнение, от которого сладко замирало сердце, как на аттракционе Веселые Горки. Лия накрыла маленький столик в комнате, достала любимые свои пастельно-розовые кофейные чашечки, даже зажгла несколько свечек и пустила их плавать по морю. Потом она надела сиреневое платье и села волноваться. Назначено было на семь, а время было без пяти. Андрей всегда приходил на свидания точно в оговоренное время, и Лия не знала, чем можно занять себя на эти пять минут, когда всё уже было сделано. Наконец в дверь позвонили.

Андрей принес с собой большой букет из белых и бордовых тюльпанов. Пока он разувался в прихожей, Лия наспех поставила цветы в вазу, торопясь вернуться к Андрею до того, как он заглянет в комнату.

– Сейчас я тебе покажу свою берлогу, – сказала Лия, заходя в прихожую.

Она поднялась по лестнице в комнату гордая, как капитан корабля выходит на свой капитанский мостик. Андрей шел следом, а Лия показывала. Она рассказывала историю каждой встретившейся безделушки, предложила покататься на качелях, в общем, это была стандартная экскурсия, которой она встречала гостей. Андрей долго и внимательно разглядывал модель на приколе, посмотрел сквозь волшебную трубу на солнечный вечер, пополоскал ладони в соленой воде… Но всё это как-то без восторга, к которому Лия привыкла, очень спокойно, даже хмуро. К тому моменту, когда Лия принялась рассказывать про картины и их знаменитого автора, он совсем скис.

– Ну что ты мне всё рассказываешь про кого-то? Про какого-то неизвестного мне мужика. Рассказала бы лучше, чем ты сама сейчас занимаешься.

– Тебе неинтересно? – не сразу отозвалась растерянная Лия, – Нет, я о работе сейчас не стану рассказывать. Нельзя же всё время только о работе. Надо дать мозгам расслабиться и перегрузиться.

– Да? Тогда, может быть, просто будем кофе пить?

Лия растерялась в конец. Вся её программа, заранее продуманная, теперь оказалась смазана. Оно пошла на кухню варить кофе, а Андрей попросил разрешения поразглядывать пока её рабочий кабинет. Романтика выветрилась, и когда Лия принесла кофе в комнату, ей даже захотелось задуть свечи, потому что они показались ей неуместными, и стыдно было за свои такие тщательные приготовления. Наконец сели пить кофе, но Лия молчала, и ей уже хотелось, чтобы Андрей поскорее ушел, и глупая эта натянутость оборвалась. Но Андрей как ни в чем не бывало, стал расспрашивать про Лиино детство. Сначала они отвечала неохотно, – вовсе ей не хотелось откровенничать перед этим чужим, враждебным ей человеком, – цедила слова сквозь зубы, но Андрей стал вдруг таким мягким и милым, а Лия так увлеклась воспоминаниями, что в квартире снова стало уютно, тепло и хорошо.

– Ты когда-нибудь думала, каким должен быть мир? – спросил её Андрей через некоторое время.

– В смысле?

– Ну, чтобы ты хотела поменять вокруг себя? Чтобы тебе всё нравилось? В каком мире ты бы хотела жить?

– Я хотела бы иметь свою собственную крышу небоскреба, чтобы там, под самым небом разбить свой маленький садик. Ещё хотела бы сделать так, чтобы никогда не чувствовать усталости.

– И всё?

– Вроде бы…

– Ну не весь же мир – твоя крыша и твой садик? Я имел в виду – глобально. Есть ведь еще и другие люди.

– Другие? А причем тут другие? Другие пусть сами и меняют. Каждый должен думать сам за себя. И потом, я ведь не знаю, что им нужно.

– Ясно. Но, между прочим, эти другие – твои кровные родственники…

– В смысле? Все люди братья или еще какое-то религиозное безумие в этом духе?

– Это не безумие, и тем более не религиозное, это факт науки эволюционной биологии.

– Да-да, и человек произошел от обезьяны… – вставила Лия. Андрей поморщился, но продолжал говорить.

– Другой факт – что твои прямые предки вместе с моими эту землю возделывали, печенегов отгоняли, строили, изобретали. В результате мы тут с тобой сидим. А если бы засели каждый в своем садике, то исчезли бы с лица земли и даже воспоминаний о них бы не осталось, что вот, мол, был такой народ и такие люди.

– А что, планируется очередной набег печенегов?

– Ладно, все ясно.

– А что тебе ясно? – Андрей вместо ответа пожал плечами.

– Ладно, как хочешь… А по-твоему каким должен быть мир?

Андрей некоторое время молчал, глядя в сторону, и казалось, что перед его глазами проплывают какие-то картины, целые улицы и города.

– Я хотел бы жить в мире счастливых людей. Наивный, да… Смешной идеалист… – Андрей как-то горько усмехнулся, посмотрел на Лию, но в глазах у него по-прежнему стояли видения, протекала река его воображения. Потом он не спеша отпил из чашки, – Иногда я иду по улице и встречаю таких людей. Людей будущего. Сегодня это бывает очень редко. Я ни имею в виду какие-нибудь юные парочки в период активной влюбленности. Я говорю про людей по-настоящему счастливых. Семьи с детьми, например. Так приятно наблюдать за ними, подслушивать их разговоры! Как они строят планы, где проведут выходные. Обсуждают, что будут все вместе делать вечером. И при этом как будто светятся. И я думаю: Господи, такие хорошие люди! И понимаю, как им, в сущности, мало надо. Ну что? Чтобы была нормальная работа, чтобы платили прилично. Хорошо бы заниматься на работе тем, что нравится. И чтобы времени на семью оставалось достаточно. Нужен, конечно, свой угол и свой клочок земли. Чтобы отец в квартире мог вешать полочки, а мать на даче выращивать цветы. Хорошо бы ещё пару велосипедов, чтобы на перегонки гонять по парку. И добрые фильмы – вечером смотреть всей семьей. И они должны быть уверены, что всё стабильно, что их жизнь ни завтра, ни послезавтра никто не испортит. И всё! Они будут выходить утром из дома и улыбаться соседям. Хорошо бы, чтобы соседи тоже улыбались в ответ, потому что не так-то просто быть счастливым, когда вокруг несчастье. Представляешь, целый город счастливо улыбающихся людей! Не для снимка, не по команде фотографа, а по настоящему: светло, просто, открыто. Осмысленно. Вот это и есть мой идеал.

– По-моему, это глава из какой-то утопической книжки.

– Конечно, если все думают только о своём садике на крыше…

– Просто таких людей не бывает. Большинство людей тупы и опасны.

– Большинство такое, каким его делают условия жизни и пропаганда. А условия и ценности создает меньшинство.

– Каждый должен самосовершенствоваться, вот и все. Об этом и нужно думать. Или о чем же я по-твоему должна думать? Об униженных и оскорбленных?

– Надо не просто думать. Надо делать.

– Да, делать, менять себя. А что еще я могу сделать?

– А что, ничего не можешь? Разве ты немощная? – это было уже слишком, и Лия внутренне ощетинилась, на дно ее сознания легла тяжелая монетка обиды и мешала там, не давала покоя. Хотелось обжечь, ущипнуть в ответ.

– Например? – спросила Лия насмешливо. Но Андрей как будто и не заметил перемены тона.

– Например, открыто бойкотировать проекты корпораций, которые на месте последних старинных зданий строят небоскрёбы. Которые ради сиюминутной наживы выселяют жильцов из квартир, в которых те родились и выросли. Просто не соглашаться на что угодно ради денег и боязни испортить отношения. Конечно, тогда ты будешь намного меньше получать и не сможешь устроить у себя дома цирк на воде. Но зато будешь вести себя как настоящий человек.

– То есть я даже человеком не могу называться, и все только потому, что соглашаюсь работать в дорогих проектах?! – закипела Лия.

– Да, если ты все понимаешь, но все равно так действуешь. Но ты пока и не понимаешь и не хочешь понимать.

– Ты просто хам! Может, считаешь, что открыл мне свет истины? – обиженно-насмешливо продолжала она.

– Конечно, нет. Наоборот, это все очень банально.

– Да, я банальна, а ты большой оригинал.

– Про твою банальность я ничего не говорил. Ты ведешь себя как ребенок. Весь этот домашний аквацирк и мешки с игрушками… Как будто ты все пятилетняя. А что там за окном делается – тебя не касается, ты ничего изменить не можешь, ты еще маленькая. Можешь только демонстрировать свою невероятную оригинальность. Привлекать к себе внимание.

Лия внутренне рвала и метала. Кто он такой, какое он имеет право так с ней разговаривать?! Пусть убирается! Или нет. Надо еще что-то сказать ему на прощание. Как-то поддеть его. Урезонить. Обидеть в ответ, да побольнее. Такова была ее внутренняя потребность, не осознанная, но рвущаяся изнутри. А Андрей все продолжал:

– Сколько денег ты угрохала в этот аквариум? И какой от него прок, если его даже никто не видит? Ну построила бы его в каком-нибудь детдоме, тогда уж. Хоть какая-то польза. Хотя есть дела и поважнее. Есть старики, которым не на что купить самые необходимые продукты…

– А ты что, тимуровец или как там они назывались? Тень пионера? С чего ты взял, что ты вправе судить кто какой человек, вправе судить людей? Кто вообще дал тебе право меня оскорблять? Сам-то ты какой? Пришел ко мне в дом, тебя ждали, встретили, а ты наговорил мерзостей! Ты просто хам! Наглый, самодовольный хам!

– Судить людей… Большинство тупы и опасны… Не нужно так нервничать. Или страшна даже мысль о том, чтобы попытаться взглянуть на себя со стороны, усомниться в своих поступках?

– Что ты можешь знать? Ты обо мне ничего не знаешь, тебе вообще на людей плевать! Это с самого начала было заметно!

– Хорошо, мне плевать, а тебе? Тебе разве не плевать? Тебе и таким как ты.

Подобные обобщения Лию всегда бесили. Она же яркая индивидуальность, она особенная. А тут вдруг какие-то «такие как ты». Или «вы». Или «ваше поколение». Как будто она безликая часть какой-то странной, даже не вполне обозначенной общности. С чего бы вдруг? Но сейчас Лия не взбесилась. Напротив, она как будто успокоилась. Почувствовала себя невинной жертвой, совершенно незаслуженно оскорбленной. Она в своем праве и она, конечно же, не должна больше оправдываться. Нужно уметь уважать и ценить себя, сохранять достоинство. Поэтому она сказала, стараясь придать своему голосу как можно более спокойную, сухую и уверенную интонацию:

– Я в этом разговоре больше участвовать не хочу. Нам с тобой больше не о чем разговаривать.

– Выгоняешь меня? – спросил Андрей, но так, как будто сам этот факт его нисколько не расстраивал, а Лиины злость и обида и вовсе забавляли. Так, во всяком случае, показалось Лие. От этого она постаралась напустить на себя еще больше холодности. Хотя на самом деле обиженно, совершенно по-детски, поджала губы. Со стороны и вправду выглядело забавно.

– А ты думал, что после того, что ты мне тут наговорил, я тебе предложу остаться?

– Ну, хорошо. Как скажешь. Спасибо за кофе.

Андрей встал и вышел в коридор. Не глядя на хозяйку, он обулся и надел плащ, взял сумку и сам открыл входную дверь. В дверях он обернулся, и какое-то время медлил, словно чего-то ждал. Смущенная его тяжелым, долгим взглядом, Лия подняла руку и с равнодушным видом принялась рассматривать кольцо у себя на пальце.

– Спасибо и всего хорошего, – официальным тоном сказал Андрей и ушел, даже не дожидаясь Лииного ответа.

Сначала Лия расстроилась. Хотела даже заплакать, но потом засмотрелась на то, как красиво колышутся свечки на поверхности воды, и передумала. Тогда она взяла «мешок Деда Мороза», налила себе вина, и села на диван успокаиваться. Вскоре она пришла в себя, плаксивое настроение окончательно отступило и тогда Лие захотелось отомстить Андрею. Но «мстить – только карме вредить» вспомнила Лия и решила, что ей просто нужно немного развлечься, а про весь этот инцидент с Андреем как можно скорее забыть. Она позвонила по одному телефонному номеру, который знала наизусть, и договорилась, что вскорости приедет.

Ровно через час Лия подъехала к небольшому старинному домику недалеко от бывшего театра Красной армии. Над главным входом была вывеска ресторана «Зачарованный лес», но Лия прошла мимо неё и зашла в соседнюю маленькую и неприметную дверь без всякой вывески. На этой двери стоял домофон, сканирующий сетчатку глаза. Дверь за Лииной спиной закрылась, и она оказалась в прохладном полумраке холла. Ещё до того, как Лиины глаза привыкли к столь тусклому освещению, и она решилась шагнуть вперед, к ней подскочил администратор.

– Здравствуйте, госпожа Морячка, мы очень рады вас видеть! Почти все гости уже собрались, так что просим вас пройти в бар.

– Спасибо.

Как раз в этот момент густые пятна перед её глазами стали разжижаться, и она смогла разглядеть лицо администратора и его большие темные очки. Он, как и большинство персонала ресторана «Зачарованный лес» и весь персонал клуба при нём, был слепым. Псевдоним пришедшего посетителя прямо ему на ухо сообщал домофон, а когда он говорил, что кого-то там рад видеть, то это была просто пустая фраза в большей степени, чем в любом другом месте – ведь она даже теоретически не могла быть правдой.

Лия прошла через холл в гардероб, там у каждого члена клуба был свой личный шкафчик, прямо как в детском саду. С персональной картинкой, чтобы не нужно было запоминать номер. На Лиином шкафчике красовался маленький якорек. В шкафчике положено было оставлять верхнюю одежду и все лишние вещи. Самыми лишними и поэтому просто-напросто запрещенными в клубе считались любые светящиеся предметы: зажигалки, юникомы, мерцающие украшения. Так же не приветствовались вещи, о которые можно было пораниться: с царапучими пуговицами, грубыми молниями, острыми застежками. Одежда должна была быть мягкой и для всех окружающих абсолютно безопасной. Лия по-прежнему была в своём легком сиреневом платье, одетом для Андрея. Платье это было супербезопасное – совсем без застежек, только с несколькими завязками на груди. Лия вышла из гардероба, скинула босоножки и наступила на ворсистый, черный палас. Идти по этому паласу было приятно, как будто ступнями гладишь огромного доброго зверя. К Лие подошел провожатый – он, как и администратор, был в черных очках. В том, что в «Зачарованном лесу» работали только слепые, был двойной смысл. С одной стороны, ни один зрячий, сколько бы он не тренировался, не мог ориентироваться в абсолютно темном помещении настолько хорошо, как это мог слепой. Во-вторых, это соответствовало политике конфидициальности клуба. Члены клуба ничего не знали друг о друге: ни имен, ни фамилий, ни рода занятий, ни внешности. Единственное, что им было знакомо – это голос. И персонал также ничего не знал о посетителях кроме их голоса и псевдонима.

Теперь перед Лией тускло светилась надпись «Добро пожаловать в Зачарованный лес!» Нужно было положить руки на плечи своему провожатому и идти за ним след в след через несколько слоев черных штор. С каждым слоем света становилось всё меньше. Это было похоже на путешествие в настоящую заколдованную страну, в которую нельзя попасть по собственному почину. Только если тебя пригласит её постоянный житель, проведет через только ему одному известную дверь и будет охранять от чар и чудовищ всё время, пока ты не вернешься обратно в обычный мир. Когда мрак сгустился настолько, что Лия уже не видела идущего впереди провожатого, ей на мгновение стало страшно. Вдруг, человек, которому она положила руки на плечи уже больше не человек? Может быть он принимает человеческий облик только под действием фотонов света, а в темноте выглядит совсем иначе? Может быть, он уродливый, поросший шерстью, с длинными когтями на руках и ногах? Ведь никто и никогда не видел как он выглядит в полной темноте! Никто и никогда! Кто же может утверждать, что в темноте он такой же, как и при свете! У Лии даже ладони вспотели от волнения. Ей очень хотелось убрать руки с плеч неизвестного, кошмарного существа, и одновременно она боялась остаться одна в полной темноте. Воздух между шторами был слежавшийся, плотный, живой. Время от времени Лие мерещилось, что чьи-то легкие, полуплотные пальцы касаются её обнаженных рук и коленей. И стоит ей потерять связь с провожатым, как эти руки схватят её и утащат в самую чащу темноты… Наконец Лие лицо повеял свежий, прохладный воздух. Значит, последний заслон штор был позади. Лия вздохнула с некоторым сожалением – она придумала себе такое веселое, щекочущее нервы приключение, но оно очень быстро закончилось.

В помещении, где они оказались, играла тихая мелодичная музыка, и со всех сторон слышались приглушенные голоса. Лия рефлекторно напряглась, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, и тут же зажмурилась. Провожатый подвел её к какому-то столику и помог сесть в кресло. Кресло было удобное и мягкое и, оказавшись в нём, Лия немного расслабилась – как будто у её растерянного сознания наконец появилась опора. Она ощупала кресло руками, потом таким же образом осторожно обследовала часть стола, немного побаиваясь наткнуться на незнакомца, который, скорее всего, сидел по другую сторону. Лия ждала, когда он заговорит с ней, но он упорно молчал, даже шороха одежды не было слышно, так что Лия не могла быть уверена в том, что за столом есть ещё кто-то кроме неё. Подошел официант и спросил, будет ли она что-нибудь заказывать. Лия заказала коктейль с ромом. Следом из темноты приятный мужской голос попросил принести ему клубничный сок. И снова наступила тишина. Лия хотела спросить заказывает ли её сосед клубничный сок оттого, что не пьет алкоголя, но вопрос тут же, ещё до того как она успела его задать, показался ей глупым и бессмысленным. Сказать, что у него приятный голос? Это вообще самое банальное, что можно сказать незнакомому человеку в темноте. Да и, в конце концов, почему она, Лия, должна первая начинать разговор? Пускай вот он, клубничный незнакомец, что-нибудь придумает. Принесли коктейль и сок, неизвестный поблагодарил официанта, и снова повисло молчание. Лия полулежала в кресле, и ей уже становилось скучно. Она досадовала, что ей попался такой робкий сосед. Официанты – слепые, посетители – немые… черти что! Может быть, он уже там заснул? Или вообще встал и потихоньку ушел? Или просто растворился в темноте…

– Эй, вы там? Или вы уже прикорнули и во сне посапываете? – нетерпеливо и раздраженно спросила Лия.

– Нет, я отлично выспался прошлой ночью, – невозмутимо ответил голос.

– Вы так и будете всё время молчать?

– А зачем нам разговаривать? Если бы я был хозяином этого клуба, я бы вообще запретил в нем разговоры.

– Зачем вы тогда приходите?

– Затем же, зачем и вы, и все остальные. Никто ведь не приходит сюда за тем, чтобы вести светские беседы, – и Лия почувствовала, как чья-то рука легла на её коленку.

Лию подобная наглая прямолинейность возмутила, она показалась ей пошлостью и цинизмом. Девушка уже собиралась позвать кого-нибудь из персонала и попросить вывести её из зала, хотя колено она до сих пор так и не отдернула… Да нет, почему из-за какого-то козла она должна уходить?.. И она решила потребовать, чтобы её пересадили за другой столик. Но, пока Лия размышляла об этом, мужчина продолжал прикасаться к ней, и Лия уже была не так твердо уверена в том, что непременно хочет уйти или сменить столик. К тому моменту, как незнакомец начал развязывать завязки на её платье, она решила, что раз свидания в темноте – это что-то вроде рулетки, то она должна смириться с тем, что иногда ей выпадают невыигрышные номера. И продолжать игру с хладнокровной невозмутимостью. Эта мысль совершенно успокоила Лию, и она даже шепнула незнакомцу что-то очень слащавое про его сексуальный голос…

***

Фонд защиты кабарги был официально зарегистрированной некоммерческой организацией, спасающей популяцию малорослых таежных оленей, а заодно и другой вымирающий вид – подпольных революционеров, одним из которых был Андрей. Первых уже не одно столетие пытались извести на духи и туалетную воду, поскольку по несчастливой случайности железы самцов выделяли специфический секрет со стойким терпким запахом – мускус. Им и так-то тяжело приходилось – всякий, даже самый распоследний хищник норовил откусить кусок от худого мускулистого кабаргиного зада, поскольку из-за миниатюрных размеров никакого отпора эти изящные олени дать не могли. В результате вид был занесен в Красную книгу как исчезающий.

Что касается вторых – то есть Андрея и его товарищей, то их вид был занесен в черные списки еще до их рождения и к нынешнему моменту считался в основном истребленным. Отдельные вспышки увеличения его поголовья отслеживались и жестко пресекались на корню. Но вопреки всему он существовал.

На Рижском шоссе у Фонда была штаб-квартира и небольшое показательное хозяйство – здесь держали трех кабарг, чтобы любой желающий мог увидеть собственными глазами, как именно выглядит то, на что он жертвует деньги. Беззащитно-трогательный вид животных хорошо действовал на потенциальных благотворителей. Основная же рабочая площадка фонда располагалась в глухом уголке Красноярского края, словно избушка Бабы-Яги, скрытая от любопытных глаз раскидистыми ветвями елей, пихт, лиственниц и сосен. Здесь отлавливали захворавших или раненых животных, лечили их и выпускали обратно в тайгу. Здесь опытные ветеринары и биологи досматривали беременных самок, принимали у них роды и затем еще какое-то время, пока кабаргята не подрастут и не окрепнут, мать и потомство жили на отгороженном, защищенном от хищников участке. В общем, фонд всеми силами сокращал детскую оленью смертность. И приостанавливал взрослую.

На все это, конечно, уходили огромные средства. Должен же один редкий вид помогать выживать другому. «Чтобы выжить, редким видам нужно кооперироваться» – таков был неофициальный лозунг Фонда. Кабарги не возражали.

Редкому виду, к которому относился Андрей, приходилось сложнее. Город уже давно превратился в один огромный аэропорт, где у тебя ежеминутно проверяют паспорт, где тебя и твои вещи беспрестанно сканируют, а если ты вызовешь подозрение, то возьмутся и за содержимое твоей головы. Попробуй тут создать что-то подпольное. В мире, где упразднили подвалы. Это вам не времена эссеров и Бориса Савинкова, когда и техники то никакой не было и можно было выступить с подрывной речью прямо в зале суда и на завтра ее содержание пересказывали все газеты. Теперь все делалось тихо, ищеек и полицаев расплодилось столько, что начни их вешать – никаких фонарных столбов бы не хватило, да и кому нужно их вешать, если и сами «сознательные» массы были охвачены ненавистью и презрением к вредителям, подрывающим стабильность. К счастью, повсеместная компьютеризация и техногенность, как это всегда бывает в таких случаях, породили контрдвижение – целую субкультуру олдфагов или ретровиков, как они сами себя называли – людей, сознательно отказывающихся от передовых технологий. В их ряды и старались затесаться Андрей и его товарищи, потому что только там и сохранялись шансы остаться незамеченными.

 

Из дневника Андрея. 15 декабря

Она говорит – это глава из утопической книжки. Она, конечно, права. Но нужно как-то жить, на чем-то стоять, за что-то держаться. Нужен конечный пункт. Ты никогда не дойдешь в этот конечный пункт, но все-таки нужно идти. Иначе – бессмысленность и пустота. Иначе разрушение и смерть. Все мы потерялись в бескрайней степи. Чтобы выйти нужно выбрать правильное направление и двигаться в нем неустанно. Потом, подойдя ближе и разглядев на горизонте очертания человеческого жилья, идущие после нас, скорректируют маршрут.

Сегодня был в «Книжной норе». Их подвал так тщательно спрятан во дворах и переулках, что я сам каждый раз сомневаюсь, правильно ли иду. Не представляю, как его находят самые обыкновенные люди, а ведь там всегда, когда не зайдешь, есть два-три праздных покупателя, блуждающих между книжными полками. Но в наш отдел они не забредают. Он самый темный, в самом дальнем углу, но лучше всего от него отпугивает вывеска «Литература по радиотехнике и радиоэлектронике». Я уж не говорю о монотонных, блеклых обложках. Даже если кто-то и снимает книгу с полки, и, миновав серую унылую обложку, откроет её, он увидит только черно-белые схемы, многоэтажные формулы и нудный, устаревший лет на пятьдесят текст пояснений. Но в каждой такой книге есть «любимые страницы». Это несколько раскиданных по книге листков, которые нужно аккуратно расклеить, чтобы прочитать. Переплет этих книг устроен так, что они никогда не открываются на секретных страницах сами собой. Но кто ищет, тот всегда найдет.

На этих внутренних вставках публикуются работы наших товарищей, или запрещенная, точнее просто замалчиваемая литература, резко критикующая современное общество.

Там же можно прочесть свежий номер журнала «Аванпост». Он издается по такому же принципу, как и книги, только под обложкой «Радиотехника и радиоэлектроника. Ежемесячный журнал». Пара-тройка статей в месяц – в журнал, фактически, некому писать, слишком мало у нас людей. В номере, который смотрел сегодня, вышла моя статья о том, как вести двойную жизнь и не быть пойманным. «Психология Януса» называется она. Как скрывать свои мысли и убеждения, как создать правдоподобный и крепкий «фасадный образ» за которым можно будет надежно укрыть свою истинную личность. С каждым днём делать это всё труднее. Прежде всего потому, что все совершеннее становится техника. Оборудование для считывания и распознания мысленных образов распространено почти повсеместно и за последнее время оно его возможности значительно расширились.

 

Из дневника Андрея. 17 января

В отношении задач террора я не склонен выдумывать что-то новое. «Цель боевой организации заключается в борьбе с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы. Устраняя их, боевая организация совершает не только акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы». Можно сказать намного больше, расписать на целую книгу, но зачем, если все уже придумано и написано до нас?

Есть вещи, в которых я не очень силен. Я не так ясно, как хотелось бы, представляю себе, программу построения нового общества. Я коммунист, потому как понимаю, что анархия и самоуправление для большинства современных средних людей слишком сложны, предполагают слишком большую степень ответственности и зрелости и потому невозможны. Кроме того, основой здорового общества должно стать уважение к человеку. Человек должен быть признан ценным уже потому, что он человек. Вне всяких социальных, общественных ролей и иерархий. Каждый должен осознавать это, чувствовать свою ценность и равную ценность окружающих. Сейчас ситуация ровно противоположная. Твоя ценность определяется внешними признаками. Занимаемой должностью, уровнем дохода, количеством собственности, степенью известности. Сам по себе – ты ничто, ты не имеешь права на свое мнение, если оно хоть сколько-нибудь отличается от общепризнанного. Такая психология типична для авторитарных систем, но шагнуть с нею в новый мир невозможно. Необходим какой-то переходный этап.

Как правильно выстроить этот переходный этап, как не скатиться в то, чтобы одна авторитарная система сменилась другой – вот в чем вопрос. Все здесь сложно и шатко и когда я приближаю свою картину будущего, увеличиваю масштаб, то понимаю, как много в ней белых пятен. Но я также прекрасно понимаю, что до победы революции ещё очень далеко. А текущие задачи мне понятны. Пока кое-кто из моих товарищей разрабатывает теоретические модели будущего, я занимаюсь практической деятельностью.

***

Праздничные мероприятия «Танит-групп» традиционно обслуживала фирма «G&K», что на язык родных осин переводилось как ООО «Гоша и Коша». Гошей звали генерального директора фирмы Гарсевана Артаваздовича, а «Кошей» Гоша-Гарсеван во время приливов нежности звал свою жену и по совместительству главного бухгалтера семейного предприятия Марину (а по паспорту Манушак) Акоповну.

В «Танит-групп» никто уже и не помнил, почему именно «Гоша и Коша» удостоились чести обслуживать все фуршеты и банкеты Корпорации, несмотря на то, что у «Танит» был собственный отдел корпоративного питания.

Объяснялось всё очень просто. Двадцать с лишком лет назад, когда Марина Акоповна была еще не грозной усатой женщиной, а хрупкой Манушак, она записалась на курсы японского языка. Не то, чтобы Манушак сильно интересовалась японской культурой. Просто в эпоху расцвета московских суши-баров ей пришла в голову хитрая мысль создать аутентичный японский ресторан с настоящими японскими поварами. И, чтобы понимать о чем говорят эти повара у неё за спиной, Манушак пошла на курсы.

Язык она не выучила и ресторан не открыла, но зато познакомилась с менеджером «Танит» Аллой, которая сосватала ей первый заказ. Аллы давно не было не только в структурах «Танит-групп», но и вообще в России, но позвать кого-то другого вместо «G&K» менеджерам казалось кощунством по отношению к традициям Корпорации.

Выяснить, кто будет организовывать стол на День Корпорации, было делом плевым. Первый же запрос в поисковике выдал на восьмом месте ссылку на портфолио «G&K», где те хвастливо вывесили грамоту от руководства «Танит» за многолетнее безупречное обслуживание корпоративных праздников.

Гошу товарищ Генерал застал за просмотром каталога столовых приборов. Увидев липовое удостоверение ФСБ, которое незнакомец сунул ему прямо под крючковатый нос, Гарсеван Артаваздович испуганно вызвал секретаршу и велел ей немедленно подать кофе с коньяком и пирожными.

– Вам кофе эфиопский или кубинский? – заискивающе поинтересовался он у Генерала.

– Кофе на ваше усмотрение. А коньяк только армянский. Я как Черчилль – очень «Двин» уважаю.

Услышав название, дорогое сердцу каждого пьющего армянина, Гоша облегченно вздохнул – забирать не будут.

– Гарсеван Артаваздович. Мы знаем, что 24 августа вы работаете в «Танит-Групп».

– Да, так получилось, – виновато отозвался Гоша. – Но мы только столами занимаемся. Про их дела мы практически ничего не знаем.

– А вам и не надо знать. Про их дела знаем мы. Сколько человек вы собираетесь туда послать?

– Тридцать.

– А кто у вас занимается подбором персонала?

– Когда я, когда жена, иногда сыновья помогают.

– В этот раз персонал подбирать будем мы, а вы с семьей отдохните, как следует. Я знаю, вы много работаете.

Гоша согласно кивнул.

– А столы поставят возле алтарной колонны или перед сценой рядом с боковыми входами?

Гоша выпучил на Генерала глаза. Когда он ездил смотреть здание, ему сказали, что он в концертном зале первый гость, никто из посторонних в нем раньше не был – только проектировщики и несколько танитовских начальников. «Надо же, как работают! – восхитился Гоша. – Всё уже пронюхали!»

– Два перед сценой и ещё два вдоль боковых стен.

Минут через пятнадцать они уже обо всем договорились. Со стороны можно было подумать, что вот сидят два старых приятеля, выпивают, общаются. Уходя, Генерал поблагодарил за плюшки и поинтересовался у Гоши:

– Гарсеван Артаваздович, а коньяк где берете?

– Уже много лет у Баграма из «Арарата» беру.

Про загадочного Баграма, видимо, большого специалиста по коньякам, Давид-Сосиска, который помогал «полковнику ФСБ» готовиться к спецзаданию, не упоминал ни разу. Но Генерал на всякий случай сделал удобрительный жест и на том они с Гошей распрощались. А после того, как гость ушел, Гоша ощутил чувство, подобное тому, которое испытал его средневековый соплеменник Филарет Амнийский, когда в его дом на берегу Черного моря однажды постучались послы Византийского императора. Всё-таки, не каждый день пьешь коньяки с полковниками ФСБ.

– Коша! – позвал он, входя в кабинет жены. – «Мираксу» мы отказывать не будем.

– Гарик, ты ума сошел! Как мы успеем?!

– Ещё как успеем! Мы не будем работать в «Танит».

– Что за идеи, не понимаю? Почему?

– Потому.