Дело, которое раньше как будто не давалось им в руки, теперь катилось точно по рельсам. Дэвид Джонсон был телохранителем и шофером Эммерика Орсо, и эта работа приносила ему немалый доход. Он держал язык за зубами, и не напрасно: в Эшере он купил дом для своей семьи. Работник он был надежный, начинал на складе, но, по его словам, мало понимал, что там делалось; в его обязанности входила организация перевозок и контроль за работой водителей грузовиков. При этом он доподлинно знал, что частенько они ввозили вовсе не африканские поделки, а нелегальных иммигрантов.

Он рассказал, что познакомился с Джозефом Сикертом на складе; тот тоже был нелегальным иммигрантом, работал грузчиком, был настоящий силач, без всяких признаков заболевания крови. У Сикерта не было водительских прав, поэтому его перевели на работу в Пекэм, где он стал подручным Каморры. Как раз там Сикерт познакомился с Артуром Мерфи и Верноном Крамером; это произошло до того, как Мерфи убил Ирэн Фелпс. Рашид Барри торговал наркотиками и часто привлекал к торговле женщин из дома Каморры. Каморра всем и всеми распоряжался в доме, продавал детей и женщин, которые к тому времени нередко становились законченными наркоманками.

— Сикерт был здоровый бугай, чуть что, пускал в ход кулаки, и когда впадал в бешенство, его было не унять, — рассказывал Джонсон.

Джонсон точно не знал, из-за чего не поладили Каморра и Сикерт, знал только, что у Сикерта всегда было туго с деньгами. Все, что он зарабатывал, уходило на то, чтобы оплатить приезд в Англию его жены и двоих детей, и он без конца спрашивал, когда же это произойдет.

Джонсон не мог вспомнить точно, когда все пошло наперекосяк. Сикерту перестало нравиться то, что происходило в Пекэме, и он начал добиваться встречи с Орсо, приезжал на склад и устраивал скандалы.

Каморра без меры увлекался вуду и наркотиками и как-то раз устроил отвратительную церемонию с маленьким мальчиком, которого только что привезли в Англию. Карли Энн Норт, его тогдашняя подруга, перепугалась и попробовала было сбежать. Она спуталась с одним парнем из окружения Каморры — Эймоном Красиником. Когда Каморра об этом узнал, то просто озверел. Он ее разыскал, привез обратно в дом, изнасиловал и заставил сделать то же самое брата Эймона — Идриса. А потом он ее убил.

Рашид Барри заставил Идриса Красиника увезти куда-нибудь тело и отрезать голову и руки. Когда Ленгтон спросил Джонсона, не он ли был в белом «рейндж-ровере», он ответил отрицательно, но сказал, что в машине сидел Каморра и смотрел на все это вместе с Рашидом Барри. Он вспомнил, как Барри говорил ему, что они чуть не влипли, когда на улице появился полицейский.

Когда Идриса Красиника арестовали по обвинению в убийстве Карли Энн, он назвал двоих сообщников: оба они какое-то время работали у Каморры. Каморра и Рашид Барри отправились в центр реабилитации, «дом на полпути», чтобы отыскать их. Так совпало, что в это же время Артур Мерфи после убийства Ирэн Фелпс скрывался в общежитии у Вернона Крамера, а Каморра ошибочно решил, что полиция уже села ему на хвост.

По словам Джонсона, примерно в это же время Орсо стало всерьез беспокоить поведение Сикерта. Орсо хотел, чтобы за ним присматривали. Он прекрасно знал, что двое сыновей Сикерта уже в Англии, и даже нанял его жену Эллу к себе в дом горничной. Орсо дал Джонсону распоряжение избавиться от Сикерта, которого к тому времени услали жить в дом к сестре Мерфи.

И тут Мерфи начал угрожать Каморре. После убийства Ирэн Фелпс ему срочно нужны были паспорт и деньги, чтобы уехать из страны, и он сказал, что если Каморра ему не поможет, то он сообщит в полицию о том, что творится в Пекэме.

Мерфи поймали и отправили в тюрьму Паркхерст, где уже сидел Эймон Красиник. Красиник был вынужден работать на Каморру — провозить наркотики — в наказание за связь с Карли Энн; самого его тоже подсадили на наркотики, и, когда его арестовали, он ничего не соображал.

Каморра заварил такую кашу, что это стало опасно для бизнес-империи Орсо. Когда Орсо узнал об угрозах Артура Мерфи, то приказал Каморре убрать его — каким угодно способом.

Орсо нужно было, чтобы Джонсон передал кое-что Красинику, который и покончит с Мерфи; считалось, что это решит все проблемы сразу.

Поручение было не по душе Джонсону, но Орсо настоял, чтобы он точно выполнил его распоряжение.

— Клянусь Богом, клянусь детьми, больше я ничего не делал. Орсо велел мне взять пакет и отвезти его какому-то Кортни Ренсфорду. Мне нужно было передать пакет, а больше я ничего не делал, — твердил Джонсон.

Ленгтон задал вопрос о Гейл и ее детях.

Джонсон закрыл глаза и ответил:

— Не успел Каморра замести следы после истории с Карли Энн, как снова случилась неприятность. Сикерт совсем с ума сходил: полиция повсюду искала Мерфи, а он перепугался и думал, что ищут его. Он уже был болен, но спутался с сестрой Мерфи. Я не знаю, что там у них было, знаю только, что мистер Орсо вышел из себя и поехал к Каморре в Пекэм. Я сам его туда возил. Что случилось, не знаю, потому что я ждал в машине; он там пробыл, может, минут пятнадцать всего. И понеслось: в газетах фотографии Сикерта, этих двух ребятишек, трупов, которые нашли в доме у сестры Мерфи. Мистер Орсо говорил мне, что закрывает дом в Пекэме, потому что от Каморры одни неприятности; только больше он переживал из-за того, что Каморра знал весь его бизнес от и до. Он сказал, что перевезет Каморру к себе и запрет его на ключ, пока не сумеет выдворить из страны. И сказал еще: прежде всего нужно решить, что делать дальше с Сикертом.

Далее Джонсон рассказал, что Орсо с женой и дочерью уехали отдыхать за границу, а его подчиненные отправились к сестре Мерфи. Каморра и Рашид Барри привезли Сикерта и двоих детей Гейл обратно в Пекэм.

Ленгтон перегнулся через стол:

— Вы сказали, что за Сикертом поехали Каморра и Барри?

— Да, по-моему, так.

— Гейл Сикерт и ее младшую дочь нашли убитой.

— Клянусь Богом, я не знаю, что они там делали. Я присматривал за домом в Редхилле, вот и все!

Джонсон рассказал, что, когда семья Орсо вернулась с отдыха, он ждал, что все закончится. Однако неожиданно заявился Сикерт с двумя детьми. Он увидел свою жену Эллу и начал скандалить, спрашивать, где его сыновья. Орсо попробовал успокоить его.

Джонсон заметно устал. Он опустил голову и тяжело задышал.

— Сикерт с детьми сбежал через заднюю дверь. Я его не нашел. Понятия не имею, куда он делся.

— Вы с ним подрались?

— Я пробовал его утихомирить, но он просто как с ума сошел, так что немного кулаками помахали. Помню, мальчик, малыш, старался оттащить меня от него.

— А Каморра тоже был тогда в доме мистера Орсо?

— Да, я перевез его, пока они были за границей. Он тогда уже закрыл лавочку в Пекэме, и мистер Орсо готовил почву, чтобы отправить его из страны.

Еще почти час они зачитывали Дэвиду Джонсону написанное им пространное заявление, под которым он поставил свою подпись. На предстоящем суде он должен был проходить как свидетель обвинения. Заявление необходимо было проверить; пока Ленгтон не скажет, что его все устраивает, Джонсона нужно было держать в участке.

Получив такую информацию от водителя, Ленгтон начал допрос Эммерика Орсо. По совету своего адвоката Орсо не стал отвечать на вопросы и повторял только: «Без комментариев». На его высокомерном, красивом лице не промелькнуло и тени раскаяния: когда ему зачитывали обвинение, он спокойно смотрел прямо перед собой. Ленгтон решил не тратить на него время и распорядился увести обратно в камеру.

Все собрались в комнате следственной бригады на перерыв, когда один из офицеров участка спросил Ленгтона, можно ли разрешить передавать еду Каморре. Ленгтон отшутился, что он лично все проверит: раз уж Каморра наворотил таких дел, он не удивится, если в упаковке со стейком-тартар ему перешлют ключ от камеры! Все жевали сэндвичи и запивали кофе, а Каморра лакомился обедом из трех блюд. Гарри Блант разразился тирадой о том, что всяким подонкам еду возят чуть ли не из ресторана: об этом попросил адвокат Каморры, потому что у клиента, видите ли, проблемы с желудком! Ленгтон, казалось, не торопился начинать допрос. Время теперь работало на них.

Каморра вошел в комнату бригады вместе со своим адвокатом. Он держался вполне уверенно и попросил, чтобы ему разрешили сменить одежду, указав на свой грязный спортивный костюм. Из спортивных брюк у него вынули завязки, носки отобрали. Его попросили назвать имя, адрес, спросили, понимает ли он, в чем его обвиняют и о чем будут допрашивать. Анна подумала, не ответит ли он так же, как Орсо, — «без комментариев», но Каморра совершенно спокойно откинулся на стуле и улыбнулся. Он представился Юджином Каморрой и сказал, что проживает в доме у Орсо.

— Вы знали Карли Энн Норт?

— Да, и очень хорошо — она была моей подругой.

— Скажите, где вы были пятнадцатого ноября прошлого года?

— Так… Большую часть дня провел дома, вечером играл в карты с четырьмя друзьями. Если хотите знать, почему точно помню число, так это потому, что в ту ночь ее нашли убитой. Страшно было узнать, что ее убил человек, который работал у меня, — Идрис Красиник.

Ленгтон и Анна терпеливо слушали, а он нудно рассказывал, как потрясла и ошеломила его эта новость, — ведь он так ее любил! Он не поверил своим ушам, когда ему сказали, что Карли Энн хотела убежать с братом Красиника — Эймоном.

— Я дал этой девушке все. Когда мы познакомились, она была обычной уличной шлюшкой и сидела на наркотиках. А я ее вытащил из грязи, заботился о ней. Я хотел на ней жениться, на все был для нее готов.

— Нам нужен будет образец вашей ДНК.

Каморра наклонился вперед:

— Мы с ней спали, как раз перед тем как она от меня ушла, так что брать ДНК у меня все равно бесполезно. Она водила меня за нос — спала со мной, а стоило мне только отвернуться, как она сбежала.

— У вас был белый «рейндж-ровер»?

— Нет, он был в собственности компании мистера Орсо. Я на нем никогда не ездил. Мне непривычно с этой автоматической передачей, я езжу только на таких, у которых ручное переключение. Его водил один из моих, Рашид Барри.

— Вы хотите сказать, что никогда не садились в этот «рейндж-ровер»? Даже как пассажир?

— Может, и садился. Видите, я стараюсь отвечать на все ваши вопросы, потому что некоторые обвинения, прямо скажем, высосаны из пальца. Вы должны понять — я работаю у мистера Орсо, он взял меня на работу, вот и все.

— Но вы признаете, что Идрис и Эймон Красиники работали у вас?

— В некотором роде. Они работали как бы у меня, но в то же время у мистера Орсо, понимаете? Он прислал мне этих братьев, и они поселились в Пекэме.

— Можете написать фамилии тех, кого вы нанимали и кто жил в этом доме?

— Всех я не помню. Их много было: приезжали, уезжали…

— Тогда начнем с простого: тех мужчин и женщин, которые в последнее время жили с вами под одной крышей.

Это было мучительно, как зубная боль: после каждого вопроса Каморра пускался в пространные объяснения, говорил, что на имена у него плохая память. Он то и дело упоминал Рашида Барри и представлял дело таким образом, будто Барри был тут чуть ли не главным. Чем дальше шел допрос, тем больше Каморра старался отстраниться от всего, что было связано с домом в Пекэме. Он утверждал, что понятия не имел о том, что все, кому он «давал крышу над головой на первое время», были нелегальными иммигрантами. Он не помнил, встречался ли с Артуром Мерфи, но сказал, что его, наверное, не было дома, когда Мерфи приходил туда. Он отрицал, что знает Вернона Крамера, и все время повторял, что он лишь простой работник мистера Орсо.

— Вы понимаете, ведь это было что-то вроде недорогой гостиницы — каждую неделю кто-то приезжал, кто-то уезжал. У меня там, конечно, стирали и убирали, но в основном домом занимался я, а больше ничего не делал.

О Джозефе Сикерте Каморра рассказал немного: ПО его словам, Сикерт какое-то время жил в Пекэме, и все. Он не знал, что Сикерт решил с Орсо насчет своей жены и детей.

Чем дольше они говорили, чем лучше делали вид, что верят его словам, тем увереннее вел себя Каморра. Он начал жестикулировать, каким-то вопросам удивлялся, над чем-то задумывался, как бы взвешивая то, что хочет сказать. На вопрос о том, не занимается ли он вуду, Каморра расхохотался в ответ:

— Да вы что! Зачем оно мне? В эту ерунду только идиоты верят. А я? Да ни за что в жизни! Не мое это!

Анна попросила его рассказать о том, как проходил его обычный день.

— Ну, сначала шел на кухню, смотрел, что нам нужно: хлеб там, сахар, химия всякая бытовая… Мусора сколько было; вы не поверите — я покупал самые большие пластиковые мешки, черные такие. Некоторые из тех, кто там жил, по-английски не говорили и гадили прямо на пол. Я не шучу — как скотина какая-нибудь!

— А за детьми в доме тоже вы присматривали?

— Бывало, что и я, но, вообще-то, больше женщинам это поручал.

— Можете написать фамилии детей, которых привозили к вам?

— Всех не помню. Я же вам говорил — все время кто-то приезжал, кто-то уезжал.

— В доме проводились какие-нибудь обряды?

— Что?

— Вы когда-нибудь проводили в этом доме ритуальные церемонии?

— Ни разу.

— Там ведь есть подвал?

— Есть, только в нем держали собак. Знаете, я за них очень волнуюсь, потому что мистер Орсо сейчас не дома. Кто за ними следит?

Анна ответила ему, что собаки содержатся в полиции и с ними все в порядке. Тут Каморра облизал губы и сказал, что хочет пить. Ленгтон пожал плечами. В старом здании участка не было питьевых фонтанчиков, поэтому они привезли с собой большую пластиковую бутыль с водой. Но сейчас она уже опустела.

— Вы знаете доктора Элмора Салама? — спросил Ленгтон.

— Нет. Пить хочу, — повторил Каморра.

Ленгтон наклонился, достал из-за стула небольшую бутылку, налил из нее сначала Каморре, а потом плеснул воды и в свой стакан.

— Никогда к нему не обращались?

— Никогда… или, может, обращался. Фамилия знакомая, но что-то я его не припоминаю.

— Вы занимались вуду?

— Я?! Никогда в жизни! Да я же вам уже сказал — чтобы я этой дрянью…

Ленгтон переглянулся с Анной, перелистал страницы блокнота, постукивая карандашом:

— Вы показали, что вместе с вами в Пекэме проживало много людей, в том числе и дети. Нам нужны их фамилии и адреса, по которым они уезжали.

— Да не знаю я их! Это же был так… транзит. Несколько дней, может, несколько недель, а потом они находили работу и переселялись.

— Значит, вы не записывали фамилии тех, кто, как вы сказали, был там транзитом?

— Слушайте! Я работаю у мистера Орсо, вот и все. Он сам им разрешения на работу оформлял. Они разъезжались потом по всей стране.

— У вас жили сыновья Джозефа Сикерта?

— Я даже не знал, что у него есть дети.

— Но жену его, Эллу Сикерт, вы знали?

— Нет.

— Она работала у мистера Орсо.

— Тогда, может быть, видел, я же вам говорил — мистер Орсо своим домом сам занимался.

— В Пекэме мы нашли печатный станок и…

— Я знаю, что он там был, — не дослушал Каморра. — Мистер Орсо присылал иногда кого-нибудь работать на нем, вы лучше его об этом расспросите.

— Вы знаете, для чего он использовался?

— Ну, мы всегда делали много бланков — для рекомендаций и тому подобного.

— Вы знали, что люди, которых направляли в Пекэм, были нелегальными иммигрантами?

Каморра поднял руки:

— Слушайте! Я, конечно, подозревал, что в Англию они приехали незаконно, это правда, но сам я их сюда не привозил. Еще раз повторяю: я работал у мистера Орсо, и больше ничего. Платил он мне хорошо, так что лишних вопросов я не задавал. — Он отпил воды, облизал губы и сказал: — Мне нужно в туалет.

Ленгтон посмотрел на часы и прервал допрос. Каморру вывел офицер, а его адвокат остался в комнате. Ленгтон взял свою воду и вышел в коридор. Там он закурил, стряхивая пепел в стакан.

Анна прислонилась к стене.

— Ну вот… Орсо нам ничего не сказал, а Каморра от всего отбрыкивается. — Она поколебалась немного, но спросила: — Когда ты на него надавишь?

Ленгтон пожал плечами, подошел к мусорной корзине и бросил в нее пластиковый стакан.

— Когда он вернется, начнем все сначала, — ответил он. — Я специально позволил ему распустить язык. С ним ведь связано много дел, ясно, что он не только выполнял распоряжения, но ты сама видишь: самые серьезные улики против него — убийство Карли Энн, укрывательство нелегальных иммигрантов и содержание притона.

Анна сходила в раздевалку, умыла лицо холодной водой, причесалась. Когда она вернулась в комнату, Каморру уже привели обратно. Он сидел рядом со своим адвокатом, но весь как-то скрючился и все время повторял, что ему жарко.

Ленгтон уже листал пухлую папку, которая лежала перед ним, и еще раз зачитывал Каморре его права. Работал магнитофон, Ленгтон произнес время и число и начал:

— Ну что ж, Юджин, ты очень помог нам, но теперь давай снова поговорим об убийстве Карли Энн Норт.

— Я вам рассказал все, что о ней знал. К убийству я никакого отношения не имею. Это сделал Идрис Красиник, и за это вы его и забрали. Он во всем признался, а его брат с ней спал.

— Вы утверждаете, что никогда не садились за руль белого «рейндж-ровера».

— Я вам сказал, я машины с автоматической коробкой не вожу. В машине этой чертовой я не был.

— В ночь убийства Карли Энн машину видели…

Каморра не дал Ленгтону договорить:

— Меня не волнует, кто там что видел. Меня в ней не было.

— Вы врете, мистер Каморра.

— Ничего я не вру! На этом «рейндж-ровере» ездил Рашид Барри. Я в нем никогда не был.

— У нас есть отпечатки пальцев, которые соответствуют вашим. Вспомните — когда вас в первый раз привезли в участок, у вас сняли отпечатки пальцев.

— Ну, может быть, меня возили в ней раз или два, но я же вам сказал: свидетели могут подтвердить, что в ночь убийства Карли Энн я все время был с ними.

Вдруг Каморра всем телом повернулся на стуле и уставился на стену, он яростно почесал плечи и снова развернулся к Ленгтону, который спокойно продолжил:

— Вы показали, что в ночь убийства имели с ней половой контакт. В какое время?

— А я помню? Она ведь была моей подругой, так что у нас с ней все время были половые контакты.

— У нас есть показания Идриса Красиника, что вы фактически изнасиловали Карли Энн.

— Чушь! Она была моей подругой, чего ради я стал бы ее насиловать?

Он снова повернулся на стуле, снова почесал плечи и почему-то сильно разволновался.

— Мистер Красиник утверждает, что вы заставили его вступить с ней в половой контакт, причем его брату в это время дали яд и заставили смотреть на это.

— Я даже слушать этого не хочу! Все неправда! Эти два брата водили меня за нос, а гаденыш Эймон спал с моей подругой. Может, если бы я…

Каморра прервался на полуслове и облизал губы. Он начал потеть: капли падали с его волос, а под мышками образовались темные круги.

— Если бы вы что? — спросил Ленгтон.

— Даже если он и работал на меня — но она ведь была моей подругой, так или нет? Говорю вам: я мог бы их хоть сотню найти, но она… — Он задохнулся и еще раз облизал губы.

— Вы давали Эймону Красинику яд под названием джимсонова трава?

— Нет, нет! Я вообще ничего с ним не делал, отлупил только как следует: спать с моей подругой, в моем доме!

— Значит, вы утверждаете, что дом в Пекэме ваш?

— Нет, не утверждаю, хотя хотел бы, что там говорить, хотел бы. Хорошее было место: я сделал там полный ремонт, но дом был не мой.

— Вы ремонтировали и подвал?

— Что?

— Подвал, мистер Каморра. Мне напомнить вам, как он выглядит?

Ему показали фотографию. Он посмотрел на нее и отвернулся:

— Туда не спускался. Говорю же вам: дом не мой.

— Вы знаете, как действует джимсонова трава? — спокойно спросил Ленгтон.

В глазах у Каморры сверкнул огонек, и он усмехнулся:

— Нет, даже не слышал.

— Значит, и не вы готовили кексы, в которых была эта трава?

— Не понимаю, о чем вы.

— У нас есть показания, что вы передавали кексы некоему мистеру Дэвиду Джонсону, он должен был отвезти их в…

— Неправда, все неправда! Повар я вам, что ли?

Вдруг Каморра поднялся и несколько раз провел в воздухе рукой, как будто отгоняя кого-то или что-то позади себя.

— Сядьте, пожалуйста, — сказал Ленгтон.

Каморра медленно опустился на стул, но все время оборачивался и смотрел на стену. Он беспрестанно почесывался, как будто по его телу ползали насекомые. От пота у него блестело все лицо, на кончиках волос висели тяжелые капли, и он тяжело, по-собачьи, дышал.

— Мне нехорошо, — сказал он.

Адвокат спросил, не позвать ли врача. Каморра подался вперед и обхватил руками голову. Ленгтон ждал, после довольно длительной паузы Каморра распрямился.

— Как вы себя чувствуете? Можем продолжать? — спросил Ленгтон.

Каморра не отвечал, в уголках губ у него показались белые пузырьки слюны.

— Мистер Каморра! — Адвокат склонился над ним.

Каморра весь сжался.

— Не хочу, чтобы он был со мной в одной комнате! — сердито произнес он.

Потом Каморра отшвырнул стул и принялся кричать, что он не доверяет ни Ленгтону, ни Анне. Он хотел выйти из комнаты, ему было очень плохо. Все видели, что Каморра расходится все больше и больше и что ведет себя как-то непонятно: он начал заговариваться, ругаться и в конце концов лег на пол. Вызвали офицеров, чтобы они увели его обратно в камеру.

Ленгтон закончил допрос и предложил адвокату Каморры поговорить со своим клиентом — если понадобится врач, его вызовут.

У Каморры поднялась высокая температура, но потеть он перестал. Речь его стала совсем несвязной, сердце билось как бешеное, и он кричал, что видит чудовищ, которые лезут на него через стены камеры.

Настроение у него менялось стремительно: то он не понимал, где находится, то впадал чуть ли не в эйфорию и начинал звать Карли Энн. Он принимался плакать, повторял, что безумно ее любит; потом состояние резко ухудшилось, начался самый настоящий бред. Вызвали скорую помощь, чтобы отвезти в ближайшую больницу. Его охватил ужас, он даже перестал плакать и, как зверь в клетке, отказывался сесть в машину. На помощь санитарам пришли четыре охранника. Первый приступ случился с ним в девять часов вечера. За ним последовали еще два по дороге в больницу, и, когда Каморру доставили в отделение, он был уже без сознания. В десять тридцать пять произошла остановка сердца. Как ни старались врачи, они не сумели вернуть его к жизни. Смерть наступила в десять сорок пять.

В свидетельстве о смерти Юджина Каморры написали, что он умер от остановки сердца. Так как его держали в полицейском участке, независимая комиссия по расследованию попросила провести вскрытие, хотя фактически Каморра умер не в заключении.

Расследование не выявило никаких подозрительных обстоятельств. У Каморры были все симптомы сердечного приступа: потение, потеря ориентации, неглубокое дыхание. Адвокат подтвердил, что, как только у его клиента появились признаки недомогания, Ленгтон прекратил допрос и к Каморре вызвали врача. Несмотря на помощь, оказанную ему в больнице, у Каморры случилось три сердечных приступа. За телом никто не обращался, адвокат попробовал разыскать хоть кого-то, но родственников у Каморры не было. Когда у Орсо спросили, кому можно сообщить о его смерти, он ответил: «Сообщите дьяволу».

Орсо не освободили под залог: до суда его отправили в тюрьму Брикстон. Он продолжал утверждать, что ни в чем не виновен и ничего не говорил, повторяя только: «Без комментариев». Дэвида Джонсона оставили под стражей, он согласился стать свидетелем обвинения против Орсо.

Подготовка к суду должна была занять не один месяц — предстояло изучить множество самых разных документов. Анна вместе со всей бригадой проверяла каждую улику, связанную со схемами Орсо по отмыванию денег и перевозкой нелегальных иммигрантов. Он хорошо замел все следы, и у них не было никаких улик, которые связали бы его с убийствами Карли Энн Норт, Артура Мерфи, Гейл Сикерт, ее дочери Тины, Рашида Барри и несчастного мальчика, изуродованное тело которого нашли в Риджентс-канале.

Во время подготовки к суду жена Орсо подала на развод. Она подробно рассказала о множестве банковских счетов и вложениях в офшорные зоны. Миллионы, полученные им от незаконной деятельности, были обнаружены, а счета Орсо заморожены.

Еще одна хорошая новость, особенно для Анны, состояла в том, что обоих детей Гейл Сикерт собиралась взять к себе Дора Родс — та самая женщина, что в свое время приютила Карли Энн. Теперь о Шерон и Ките было кому позаботиться и залечить их психологические раны, нанесенные Каморрой.

Когда Анна позвонила и сказала, что лучше, чем Дора, никого быть не может, Элисон ответила ей, что сразу двоих детей никто не взял бы.

— Но я не допустила бы, чтобы их разлучили, со временем я бы сама их усыновила, — сказала Элисон.

Берил Данн, мать Гейл, была страшно рада тому, что ей больше не нужно было нести ответственность: процедура усыновления уже началась. Это была единственная хорошая новость во всем том кошмаре, с которым они так долго разбирались.

Адвокаты Идриса Красиника готовились к пересмотру его дела. Ленгтон разрешил им просмотреть отчеты об их беседах с Идрисом и доктором Саламом. Анна снимала копии, когда первый раз что-то заподозрила.

Она начала еще раз сопоставлять все данные, снова и снова перечитывала, как доктор Салам разъяснял действие того яда, который, как он был уверен, давали Эймону Красинику. После этого они допрашивали Кортни Ренсфорда, который передал Красинику кексы с ядом, и закончили допросом Дэвида Джонсона, который признал, что отвозил их в тюрьму.

Анна вчитывалась в симптомы отравления дурманом, или джимсоновой травой, о которых рассказывал доктор: сухость во рту, расширение зрачков, высокая температура, нечеткое зрение. Психические проявления — помрачение сознания, эйфория, бред. Большая доза вызывает спутанность речи, потерю координации движений, спазмы, оканчивающиеся остановкой сердца.

Анна отправилась в офис к Ленгтону. Он жестом пригласил ее сесть, а сам продолжил говорить по телефону.

Он спросил у своего собеседника, понравился ли подарок на день рождения, и рассмеялся:

— Так, говоришь, уже взрослая и с Барби больше не играешь? Слушай, Китти, мы с тобой вместе сходим и на что-нибудь их поменяем. Ты их вынула из коробки? Нет? Вот и отлично. Возьмем что-нибудь другое, договорились? — Он выслушал ответ и снова рассмеялся: — Нет, не разрешай ему их вынимать. И потом, он же мальчик!

Сейчас он был очень красив: не было больше темных кругов под глазами — признаков невыносимой усталости. Он пообещал Китти, что приедет в выходные, и положил трубку. Ленгтон не только прекрасно выглядел, но и чувствовал себя превосходно, похоже, колено почти перестало его беспокоить, потому что он легко поднялся со своего места.

— Барби больше не на повестке дня. Ей теперь подавай магнитофон с караоке — петь, видите ли, хочет!

Анна улыбнулась и с неудовольствием подумала, что сейчас мигом испортит его превосходное настроение.

— Что такое? — спросил он, открывая бутылку воды.

Анна рассказала, что готовила документы для повторного рассмотрения дела Идриса Красиника. Прочтя симптомы отравления дурманом, которые перечислил доктор Салам, она сразу вспомнила, что у Каморры они были точно такими же.

— Какими?

— Ты что, не помнишь? — спросила она.

— Да что я должен помнить?

— Когда мы его допрашивали, он все время хотел пить.

Ленгтон откинулся на стуле:

— Что-то я не пойму, о чем ты.

— У Каморры остановилось сердце.

— Знаю.

— Ему в камеру приносили еду.

— И что же?

— Так вот, я подумала, мог ли Эммерик Орсо поручить добавить туда что-нибудь? Если мы узнаем, что это так, значит, сможем предъявить ему еще одно обвинение.

Ленгтон покачал головой:

— Не заморачивайся. Этот выродок умер, значит, работы у нас стало гораздо меньше. И без того против Эммерика Орсо столько улик, что на двадцать пять лет хватит.

— Знаю, только тебе не кажется, что нам нужно это выяснить?

— Нет, не кажется. Забудь, Анна, без него забот хватает. С сегодняшнего утра дата суда у нас есть.

— Как скажешь.

— Вот так и скажу.

— Вскрытие сделают?

Ленгтон кивнул.

— Сделали уже. Экспертиза показала, что Каморра умер от остановки сердца, и точка! — ответил он и протянул руку за отчетами. — Дай-ка посмотрю.

Анна не стала перечить шефу, но спросила Гарри Бланта, видел ли он отчет о вскрытии Каморры.

— Ну, отчет, конечно, имеется. Насколько я знаю, ничего особенного. За телом никто не обращался, так что сейчас он уже, наверное, горсть пепла.

— Как это?

— Ведь его не будут вечно держать в холодильнике. Скорее всего, дали добро.

— На кремацию?

— Не спрашивай меня, я не знаю. А знаю я, что его повесить мало было. Я бы сам петлю затянул, честное слово! Вот когда вернут смертную казнь, для меня это будет праздник. Его нет, все, хватит. Если бы его судили, получил бы пожизненное: трехразовое питание…

Гарри разразился своей обычной тирадой о том, сколько людей сидит в тюрьмах и, его бы воля, он не стал бы держать и половины.

— Хорошо бы Мерфи угостить таким кексом, настоящая была скотина! А вот Эймона Красиника можно было бы и освободить, хотя бы за то, что от него избавил.

— Эймон умер, — сказала Анна.

Гарри пожал плечами:

— А мне без разницы. Идрис на пару с Каморрой изнасиловал Карли Энн, добровольно не добровольно-для меня это несущественно. Дальше, он попробовал отрезать ей руки и голову: пусть там суд что хочет решает, а по-моему, он настоящая тварь. Все они больные. Никто не заслуживает такой чести, как свобода.

— Но если его заставили это сделать? — спросила Анна.

Гарри воздел руки:

— Слушай, это не оправдание, мало ли кто заставил, вуду не вуду, что же теперь? Все равно он бы у меня до конца жизни из тюрьмы не вышел. Знаешь, ведь главное управление взяло наше начальство за задницу — это все в кругленькую сумму обошлось!

— Но мы же добились результатов.

— Да, а теперь застряли все тут, ждем, когда суд начнется. Нам было бы гораздо лучше, если бы этот Орсо наложил на себя руки.

Анна вернулась за свой стол — работы предстояло много. Казалось, никого больше не интересовало, что Орсо мог отравить Каморру.

О суде над Орсо все газеты писали несколько дней подряд. Он не дал ни одного показания, целый отряд опытных адвокатов пытался доказать, что все обвинения против него — сплошная ложь, но все же его обвинили в создании сети нелегальных иммигрантов и использовании их в качестве наркокурьеров. Получил он не двадцать пять лет, как рассчитывала вся бригада, а всего пятнадцать. С убийствами его связывали лишь косвенные улики, и эти обвинения были признаны необоснованными. В бригаде говорили, что, если он будет скромно себя вести, лет через двенадцать его выпустят.

После суда Ленгтон потащил всех в местный паб. Он поблагодарил бригаду за работу, пусть даже результат получился не совсем тот, на который они рассчитывали, отметил их выдержку и трудолюбие. Теперь можно было приниматься за следующее дело. Будут ли они работать над ним вместе, еще неясно, хотя вполне возможно, но он точно знал, что с каждым из них встретится еще не раз.

Анна вышла из бара рано, потому что ей пора было ехать домой. Она подошла к Ленгтону, чтобы попрощаться с ним, он был само обаяние и предложил как-нибудь поужинать вместе. Она тоже была в хорошем настроении и ответила, что будет с нетерпением ждать.

Она уже повернулась, чтобы идти, но он взял ее за руку и притянул к себе:

— Вот и все, Анна.

Она понимала, что он говорит не об их отношениях. Он крепко держал ее руку, и она взглянула в его темные глаза:

— Да, и ты, кажется, поправляешься.

— Точно. Я же сказал — вот и все. Ты понимаешь?

— Да, да, конечно. Давай как-нибудь поужинаем. Буду ждать звонка.

Он поцеловал ее в щеку и отпустил.

Анна сидела в машине на парковке. Чувства у нее были смешанные: она совсем не собиралась начинать с ним все сначала, как, впрочем, и он. Поцелуй его был с каким-то нехорошим намеком, с угрозой. Впервые со дня их знакомства она испугалась детектива-инспектора Ленгтона. Подозрение, которое зародилось у нее несколько недель назад, переросло в твердую уверенность. Анна точно знала, что Каморру убил Ленгтон.