Провокация по-итальянски

 

Глава 1

Клаудия Рейберн подняла руку со сверкающим на пальце бриллиантом. Интересно, какое чувство испытывает владелица такого кольца стоимостью в три тысячи фунтов? Она аккуратно сняла украшение, положила его на бархатную подстилку и заперла стеклянную витрину на ключ.

Уже полгода она работала среди роскоши ювелирного салона Ботелли, самого знаменитого в Венеции, и всякий раз, держа в руках изящную вещицу, испытывала благоговейный трепет.

Ей сказочно повезло — она получила это место, не имея никакого практического опыта. Однако она любила искусство и хорошо разбиралась в драгоценных камнях и античных украшениях, а на досуге сама придумывала и изготавливала ювелирные изделия. «Любовь к тому, что вы продаете, уже половина успеха, — сказала синьора Ботелли, принимая Клаудию на работу. — Девушки вашего возраста обычно видят в этих драгоценностях лишь солидный банковский счет. А вы цените каждую вещь, зная, сколько мук и труда в нее вложено».

«Их стоимость я тоже могу оценить», — пыталась возразить Клаудия, не желая, чтобы ее считали за простушку «не от мира сего». Но синьору Ботелли было трудно переубедить, если уж она что-то решила про себя.

И еще одно доставляло Клаудии много проблем — ее внешность. Несмотря на косметические ухищрения и стильную стрижку, выглядела она слишком юной, по крайней мере, лет на пять моложе своих двадцати трех. Впрочем, думала она, если кому-то охота считать ее дурочкой, пускай обманываются… Но иногда на фоне клиенток она и сама себе казалась маленькой серой мышкой. Особенно когда их салон посещала молодая вдова с хрипловатым голосом Эрика Медина, чтобы выбрать, как обычно, маленькие, но жутко дорогие вещи. Вот уж кому не требовалось прилагать сил, чтобы быть красивой. О нет! Она была так хороша, что просто диву даешься, почему она до сих пор одна. Поклонники должны ходить за ней толпами. Если бы иметь такую же оливковую кожу и каштановую гриву вместо вот этих светлых волосиков!..

Погруженная в свои невеселые мысли, Клаудия рассеянно полировала кулон.

Посетителей не было. Туристы появятся только к началу сезона, через пару недель. А сейчас была самая приятная пора — уже не так прохладно и сыро, как весной, но нет и изнуряющей жары. Нигде Клаудии не было бы так хорошо, как здесь, в Венеции. Венеция! Город каналов и мостов, узких улочек и широких площадей, город роскошных дворцов, не утративших от времени своего очарования.

Звон колокольчика вернул Клаудию к действительности. У прилавка стояла симпатичная девушка. И, прежде чем Клаудия успела вымолвить слово, та открыла свою сумочку и, покопавшись в ней, извлекла брошь.

— Я хочу ее продать, — слабо выдохнула она.

Клаудия взяла брошь в руки. Золото и рубины, в середине крупный розовый камень, искусно ограненный.

— Сколько вы мне за нее дадите?

Клаудия помедлила. Обычно синьора Ботелли не интересуется товаром с рук, разве что выкупает обратно изделия, выполненные в ее мастерской, чтобы помочь клиенту, попавшему в затруднительное положение. Эта брошь была явно не от синьоры, и, если она не сильно ошиблась, то, скорее всего, это антикварная вещь, имеющая баснословную цену.

— Мне бы хотелось, чтобы синьора Ботелли посмотрела брошь сама. Вы можете зайти около пяти?

— Нет! Мне и так пришлось… — Девушка осеклась, словно сказала лишнего. — Я прошу всего полмиллиона лир. Она стоит, как минимум, втрое больше.

«Наверняка», — подумала Клаудия, разглядывая брошь и украдкой — девушку. Дорогой строгий костюм из чистой шерсти, кожаная сумочка, подобранная с большим вкусом, лайковые перчатки… Нет, не похожа она на служанку, стащившую брошь у своей хозяйки, и определенно не дама полусвета, которая бросилась обращать в наличность только что полученный подарок. И все же…

— Мне очень жаль, но вам придется зайти еще раз и поговорить с синьорой Ботелли, — спокойно, но твердо сказала Клаудия. — Я не уполномочена делать закупки.

— Для чего же вы тут стоите! — вспылила девушка. — Тогда закройте магазин!

— Я продаю, а не покупаю, — вежливо улыбнулась Клаудия. — Если вы не можете ждать, предложите вещь в другой магазин, их здесь немало.

— Я сама знаю, куда мне идти! Я хочу продать брошь без лишнего шума…

Девушка сердито отвернулась. Тут ее взгляд упал за окно. Компания молодых людей двигалась от площади Сан-Марко в их сторону. Она испуганно шагнула вглубь салона, словно боялась быть замеченной, и поспешно проговорила:

— Сегодня я уже не смогу зайти. Может быть, завтра утром. Синьора Ботелли будет на месте?

— Если вы скажете время точнее, я ее предупрежу.

— Около десяти, — бросила посетительница, схватив с прилавка перчатки и направляясь к двери.

— Ваша брошь!

— Оставьте ее пока у вас!

— Но…

— Я вам доверяю! — Девушка исчезла за дверью.

Клаудия бросила взгляд за окно, чтобы посмотреть, кто это так напугал посетительницу, но улица уже была пуста. «Странная эта итальянка, — подумала Клаудия. — Оставить такую ценную вещь вот так, без квитанции!» Она не медля убрала брошь в выдвижной ящичек, выстланный бархатом, и снова принялась за кулон.

К вечеру народу не слишком прибавилось. Заглянула парочка американцев, которые больше любят поглазеть, чем что-то купить, да еще старая клиентка хотела починить колечко. Клаудия пообещала ей сделать работу сама, чтобы назавтра та смогла его снова надеть.

— Я всегда думала, что у ювелира должны быть сильные руки, — недоверчиво заметила дама, глядя на тонкие запястья девушки.

— Ловкость и терпение куда важнее силы, — улыбнулась ей Клаудия. — Не волнуйтесь, синьора, починить кольцо не так уж трудно. Завтра в это же время можете забрать его.

Едва она расположилась с работой за своим столом, когда вернулась хозяйка. Синьора Ботелли была так же высока, как и полна. На ее широком лице светились черные глаза, а маленькие ножки и изящные лодыжки, удивительные при таком весе, да грациозная походка выдавали в ней уроженку севера Италии.

— Прости, задержалась. — Она тяжело дышала. — Ну разве можно заставить людей соблюдать сроки поставки! Если к концу недели мы не получим товара, придется делать закупки в Риме.

— Но вы не любите по столичным ценам!

— А что делать? Не оставлять же витрины пустыми!

— Я могу предложить вам по крайней мере один великолепный экземпляр. — ‘Клаудия вынула брошь из ящичка.

Синьора Ботелли буквально впилась в нее глазами.

— Где ты это взяла?

Пока хозяйка рассматривала украшение, Клаудия рассказала ей все.

— Говоришь, полмиллиона лир? — задумчиво проговорила синьора. — Если это та самая вещица…

Она удалилась к себе и через минуту вернулась с потрепанным фолиантом, «библией ювелира», в котором были описаны и проиллюстрированы самые знаменитые коллекции мира, как музейные, так и частные. Толстый палец заскользил по оглавлению, зашелестели страницы…

— Вот она! — Синьора сунула книгу Клаудии под нос. — Полмиллиона? Да она стоит по меньшей мере десять!

Клаудия, разрумянившись от волнения, не могла оторвать глаз от цветного фото.

— «Роза Розетти», — прочитала она вслух, — получила название по розовому алмазу, расположенному в центре. «Роза Розетти» — часть коллекции итальянской дворянской фамилии с тем же именем. В XVII веке была изготовлена для графини Розетти. Считается, что розовый алмаз та получила в подарок от влиятельного римского кардинала».

Клаудия упрямо тряхнула головой:

— Я не верю, что девушка украла «Розу»! Она совсем не похожа на воровку.

— А как, по-твоему, должны выглядеть воровки?

— Но она была такая… такая… — Клаудия задумчиво почесала бровь, — …ухоженная.

— А я уверена, что граф Розетти не давал ей брошь на продажу!

— Вы хотите сказать, что эта средневековая фамилия еще существует?

— Да, да. Речь идет об одном из самых состоятельных семейств Европы. А граф Розетти даже необыкновенно знаменит. Немыслимо, чтобы он стал продавать фамильные ценности.

— Может, его жена?

— Граф не женат.

— Значит, это его подруга!

— О нет! — засмеялась синьора. — Он не из тех, кто будет раздаривать семейные реликвии любовницам.

— А вы что, его знаете?

— Лично, к сожалению, нет, но много наслышана. Мы должны ему сообщить, что брошь у нас.

— А вы уверены, что это подлинная «Роза», а не подделка?

— Алмаз подлинный, — прозвучал решительный ответ. — Второго такого в мире не существует. Пойду позвоню, договорюсь о встрече.

Синьора Ботелли скрылась в своем кабинете, но вскоре появилась снова:

— Граф в Риме и еще не вернулся. Я не назвалась, — добавила она, — мало ли кто мог услышать.

— Так вы думаете, украл кто-то из прислуги?

— Это единственно возможное объяснение.

Синьора взяла брошь и, слегка вздохнув, заперла ее в сейф, где хранила особо ценные экземпляры.

— И что нам делать, когда девушка придет?

— Не знаю. Граф болезненно щепетилен и не любит привлекать внимания. Без его разрешения мы не можем обратиться в полицию. Во сколько она обещала быть?

— Около десяти.

— Значит, я должна застать его не позже половины девятого, тогда он успеет принять решение.

В магазин зашли туристы, и разговор оборвался.

После работы Клаудия почувствовала себя уставшей и опустошенной. Медленно брела она через площадь, мимо собора Сан-Марко к маленькой боковой улочке. Ее квартирка располагалась в старом обшарпанном здании, из окна был виден всего лишь один канал, да и то если далеко высунуться. Но зато здесь было тихо, что в Италии, где шум считается признаком жизни, большая редкость.

Чтобы хоть как-то развеяться, она решила поужинать в маленькой траттории, которых вдали от оживленных туристских троп было великое множество. Здесь завсегдатаями были венецианцы, а еда, хоть и не столь изысканная, не уступала по вкусу приготовленной в лучших ресторанах и была куда дешевле.

Как только она села за столик, возле нее появился сам хозяин с наполовину опустошенной бутылкой кьянти. Он приветствовал ее как старую знакомую — она обедала тут раз в неделю — и вежливо стал ждать, пока она изучала меню.

— Пожалуй, телятину, — решила Клаудия.

— И легкую закусочку.

Она покачала головой:

— Нет, нет, синьор, я должна следить за фигурой.

— Уж вам — то это ни к чему, — хохотнул тот.

Клаудия рассмеялась. Она давно привыкла к его уловкам:

— Только телятину.

В ожидании заказа Клаудия с удовольствием потягивала красное вино и понемногу приходила в себя. Однако «Роза Розетти» никак не шла у нее из головы. Не может быть, чтобы девушка была воровкой. Она держалась скорее как законная наследница, имеющая право продать эту брошь. Только вот какие-то обстоятельства…

Погруженная в свои мысли, Клаудия заметила, что за ней наблюдают, только когда ей принесли счет.

— Позвольте вас угостить. — Из-за соседнего столика поднялся молодой мужчина.

— Нет, спасибо. Я уже ухожу.

— Но этот вечер слишком хорош, чтобы такая очаровательная девушка проводила его в одиночестве! — Его черные глаза сверкнули в полумраке.

— Я предпочитаю именно это. Но спасибо за предложение.

Затаив дыхание и не поворачивая головы в сторону кавалера, она быстренько расплатилась и со всех ног бросилась домой. И, только заперев за собой дверь на ключ, облегченно вздохнула. Все-таки эти итальянцы бывают такими назойливыми!

Она бросила жакет на стул, разулась, нашла по радио волну с увертюрой Россини и пошла варить себе кофе.

С чашкой в руках она уютно устроилась в кресле и взяла свежий номер «Таймс». Эта газета была единственной ниточкой, связывающей ее с родиной. Когда она читала об очередном кризисе в Англии или тщетно пыталась разгадать кроссворд, ностальгия, которая охватывала ее в часы одиночества, отступала.

Бой часов оторвал ее от чтения. Боже, как летит время!

Укладываясь в постель, Клаудия думала о том, что через месяц в этой знойной стране установится невыносимая жара, и хорошо бы хватило сил выдержать ее. Клаудия не хотела покидать Венецию. Не только из-за ее красоты, но и потому, что работа у синьоры Ботелли, которая относилась к ней с материнской заботой, доставляла девушке столько радости. А самое главное, она могла совершенствовать свое ювелирное искусство. Ей не возбранялось посещать мастерские, где трудились искуснейшие ювелиры Ботелли, и много времени посвящать собственным изделиям.

Для нее стало бы настоящим признанием, если бы ожерелье, над которым она сейчас работала, нашло своего покупателя. Но каким грубым казалось оно Клаудии теперь, по сравнению с «Розой Розетти»!

Она вздохнула и снова подумала о глупенькой итальянке. Хоть бы граф не стал преследовать ее с полицией!

На следующее утро Клаудия проспала. Но опаздывать не хотелось, и она побежала на работу без завтрака.

Только в половине девятого она открыла магазин. Поднимая жалюзи и убирая решетки на окнах, она порадовалась, что хозяйки еще нет. Может быть, та встречается с графом? Хотя нет, какой смысл, ведь брошь лежит в сейфе.

Клаудия быстро разложила товар на витринах и уселась за работу в своем маленьком, но светлом и удобном кабинетике. Звон дверного колокольчика заставил ее поспешить в салон. Ей навстречу шел джентльмен. Нет, не шел — шествовал. Весь его вид — рост, осанка, походка — заставлял померкнуть блеск драгоценностей. Безукоризненный костюм из натурального шелка элегантного покроя ненавязчиво подчеркивал ширину плеч и узость бедер. А лицо… Его можно было бы назвать классическим: мужественные очертания, длинный точеный нос, совершенная линия тонких губ. И черные глаза под тяжелыми веками.

Прямой, как мачта, он остановился у прилавка:

— Синьора Ботелли?

— Ее нет. Я ассистентка. Чем могу помочь?

Вопрос остался без внимания.

— Когда она будет?

— Я жду ее с минуты на минуту. Могу я вам чем-то помочь? — повторила Клаудия свой вопрос.

Посетитель оттопырил нижнюю губу, словно в сомнении.

— Вы постоянно находитесь в магазине? — внезапно спросил он.

— Да.

— И вчера были?

— Я каждый день здесь.

— Меня интересует только вчерашний, приблизительно после обеда.

Клаудия кивнула:

— Синьора Ботелли отсутствовала по делам, и я заменяла ее.

Она лихорадочно пыталась понять, чего он хочет. Он был не из тех, кто задает праздные вопросы.

— Ну, хорошо. Речь идет о золотой броши с розовым алмазом.

Увидев изумленное лицо девушки, он усмехнулся:

— Кажется, она вам знакома.

— Да. Вчера ее принесла синьорина. Она желала ее продать.

— И вы предложили за нее полмиллиона.

— Нет! — запротестовала Клаудия.

Она бросила беспомощный взгляд на дверь. Где же хозяйка? Пока та улаживает дела с графом, этот неизвестно чей сообщник сейчас потребует у нее брошь или деньги. Девушка облизала губы, пытаясь унять волнение.

— А у меня создалось впечатление, что да! — в его тоне послышалась угроза.

— Да нет же! Синьорина сама назначила эту сумму, а я сказала, что она должна поговорить с хозяйкой!

— Но брошь вы оставили у себя.

— Мне ничего другого не оставалось. Девушка убежала.

— В таком случае прошу вернуть ее мне.

Клаудия набрала воздуху:

— Боюсь, что не смогу этого сделать.

Его глаза недобро сверкнули:

— Значит ли это, что ее у вас больше нет?!

— Она лежит в сейфе. Но вам я ее не отдам.

— Ну, это мы еще посмотрим! — грубо одернул он. — Если бы не скандал, которого будет не избежать, я бы немедленно вызвал полицию!

— Меня не в чем обвинить, синьор! — пытаясь сохранить спокойствие, парировала Клаудия, но краска бросилась ей в лицо.

Это не ускользнуло от взгляда незнакомца.

— По вашему виду этого не скажешь, — ядовито заметил он. — Заалели, как майская роза.

Клаудия поджала губы.

— Итак, брошь! И будем считать инцидент исчерпанным.

— Вам придется дождаться синьору Ботелли, — упрямо возразила Клаудия. — Она должна бы уже прийти, но очевидно, ее что-то задержало.

— Я не намерен терять здесь время. — Он явно пытался держать себя в руках. — Вы возвращаете мне мою брошь и благодарите Бога, что я не буду сообщать в полицию.

Клаудия на мгновение потеряла дар речи.

— Вашу брошь?! — Она снова облизала пересохшие губы. — Так вы…

— Я — граф Розетти, — продолжил он без всякого выражения в голосе. — И брошь, которую вы намеревались обманным путем приобрести, — моя собственность. Если вы сомневаетесь, вот!

Он резким движением выхватил из бумажника водительское удостоверение.

— Ну что вы, — смутилась Клаудия, — в этом нет необходимости. Я верю вам.

— Тогда отдайте мне брошь, и я откланяюсь. Я и так потерял с вами слишком много времени.

Казалось, все разъяснилось. Но Клаудия, задетая последним замечанием, внезапно уперлась:

— Я уже вам сказала, что брошь вы получите не раньше, чем придет синьора Ботелли.

Он угрожающе сдвинул брови, отчего на лбу обозначилась глубокая складка:

— Лучше бы вы были так осторожны, когда брали эту брошь. Или для вас привычное дело — торговать краденым? На фамильных сокровищах можно хорошо нагреть руки!

— Как вы смеете говорить такое! Я даже не знала, что это семейная реликвия, и уж тем более ее настоящую цену.

— Вы что, не разбираетесь в ювелирных изделиях?

— Почему же? Но «Роза Розетти» мало известна, а я просто ювелир, а не торговец антиквариатом, синьор.

— Даже самый последний ювелиришка смог бы распознать ценность алмаза. А нет — так вам лучше продавать карамельки, синьорина!

 

Глава 2

Клаудия стояла как оплеванная. Так грубо с ней еще никто не обходился. Да будь он хоть граф Розетти, хоть сам китайский император, никому не позволено так унижать ее! Она набралась духу, чтобы высказать все, что по этому поводу думает, но тут раздался звонок, и синьора Ботелли появилась в дверях.

Разумеется, она тут же узнала графа.

— Граф Розетти, — радостно приветствовала она, — а я недавно говорила с вашим секретарем. Он сообщил, что вы вышли, и я оставила свою визитку. Не ожидала, что вы так быстро появитесь!

— Я не получал от вас никакого уведомления, синьора. — В его голосе звенел металл. — История с брошью вышла на свет вчера. К сожалению, слишком поздно, чтобы я мог связаться с вами. Поэтому сегодня утром я незамедлительно направился сюда. Будьте любезны вернуть мне брошь, и будем считать, что инцидент исчерпан.

Синьора просто оторопела. Она ожидала, что граф будет рад получить назад свою реликвию в целости и сохранности. А по его тону можно было сделать вывод, что он делает ей одолжение, не обращаясь в полицию.

— Если бы я хотела воспользоваться ситуацией, — возмущенно сказала она, — то не добивалась бы столь настойчиво встречи с вами вчера вечером и сегодня утром. Как вы вообще могли предположить подобное! Думаю, моя ассистентка обрисовала вам положение дел.

— И синьорина обещала прийти сегодня в десять, — вставила Клаудия.

— Вместо нее пришел я. — Не удостоив Клаудию взглядом, граф продолжал обращаться к синьоре Ботелли. — Закончим дело к взаимному удовольствию.

— Разумеется. — Поджав губы и высоко неся свою голову, синьора направилась к сейфу. — Но вы обязаны принести извинения за диффамацию моего заведения.

В салоне повисла тишина. Граф смертельно побледнел. И, к своему удивлению, Клаудия услышала совсем иной, чем минуту назад, голос, мягкий, спокойный, доброжелательный:

— Вы совершенно правы синьора. У меня не было ни малейшего основания подозревать вас в чем бы то ни было. Прошу прощения. Единственным извинением может служить мое отчаяние, которое вынудило меня потерять самообладание. Иначе я никогда не позволил бы себе подвергнуть сомнению репутацию лучшего салона в городе. Еще раз простите.

Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, и Клаудии снова стало ясно, что перед ними самый очаровательный джентльмен из всех, которых она когда-либо видела.

Удовлетворенная синьора Ботелли вынула «Розу» из сейфа и хотела упаковать ее в бархатную коробочку, но граф просто взял и положил брошь в карман.

— Ах, осторожнее! — невольно вскрикнула Клаудия.

— Не беспокойтесь, синьорина, эта брошь выдержала гораздо больше, чем пребывание в кармане. — Он повернулся в ее сторону, и Клаудия вдруг заметила, что глаза у него не черные, а карие, в обрамлении густых ресниц. А широкая улыбка открыла ряд ровных красивых зубов. — Графиня, для которой ее изготовили, обладала вспыльчивым нравом и имела обыкновение швыряться этим сокровищем. Сначала в кардинала, который подарил камень, потом в красотку, которая соблазнила ее мужа.

— Обычно в роли соблазнителей выступают мужчины, — бросила Клаудия.

— Заблуждение, свойственное большинству дам. Мужчина вступает в любовную связь, только когда его обольщает женщина.

— Значит, тут наши взгляды расходятся.

Потупив голову, Клаудия удалилась к себе. Вскоре за ней последовала и синьора Ботелли.

— Какое счастье, что нам принесли эту брошь! — воскликнула она, не в силах скрыть ликование.

— Что-о-о?!

— Ну, конечно! Ведь граф благодаря ей появился у нас в салоне! И видел наши изделия.

— Не представляю себе, что, обладая «Розой», можно скупать нынешние поделки.

— Для себя — нет, — звонко рассмеялась синьора Ботелли, — но их приятно дарить.

— Кому?

— Своим возлюбленным. На сегодняшний день это синьора Медина. А ты не знала?

Клаудия с трудом выдавила из себя улыбку:

— Похоже, я еще многого не знаю. И вообще, живописность Венеции интересует меня куда больше, чем размалеванные дамы.

— «Размалеванные дамы»! — посмеиваясь, покачала головой синьора. — Фи, как старомодно! Кажется, не один твой отец живет в прошлом!

Клаудия грустно улыбнулась. Она и сама замечала, что профессия отца наложила свой отпечаток не только на него. Он был профессором археологии в Кембридже, и Клаудия, еще ребенком, часто ездила с ним по экспедициям. Чтобы сменить тему, она спросила:

— А у графа много любовных похождений?

— Не больше, чем у всякого в его положении.

— И что это за положение?

— Дитя мое, не стоит так высоко витать в облаках. Мужчине с его богатством и его внешностью трудно избежать особо обходительного внимания дам. Тут надо родиться монахом. Зато уж ты даже не попыталась скрыть свою неприязнь. А он был так мил с тобой!

— Ага, только после того, как вы заставили его извиниться. Слышали бы вы, что он наговорил мне до этого!

— Он был очень расстроен. У него проблемы с племянницей. Граф рассказал мне, что девочка влюбилась в какого-то пройдоху, который ей совсем не пара, и собиралась с ним сбежать. Для этого ей и нужны были деньги.

— Это та синьорина, что принесла брошь?

— Да. Он не может отказать ей в желании носить вещи из семейной коллекции. Но чтобы пытаться продать! Конечно, это вывело его из себя.

— А как он узнал?

— Вечером граф захотел, чтобы племянница надела к приему «Розу», а так как она…

— Он что, может ей приказывать, что надевать?

— Почему бы и нет?

— Мне бы такого мужчину! — фыркнула Клаудия.

— Вполне согласна. — Синьора сделала вид, что не поняла ее возгласа. — Многие женщины предпочитают властного мужа, особенно если он властвует с нежностью.

— Ну, уж граф понятия не имеет о нежности!

В черных глазах синьоры промелькнула печаль:

— Девочка моя, тебе еще столько предстоит познать…

— Только не о нем!

Клаудия взяла свое ожерелье и принялась за работу. Воцарилось молчание.

— Мне только интересно, почему это он рассказал вам о своей племяннице. Ради чести семьи он должен бы скорее скрывать эту историю.

— Граф Розетти уверен, что дальше меня это не пойдет.

— О, так он доверяет женщине?!

— Если история выйдет на свет, он будет точно знать, благодаря кому. А у графа достаточно влияния, чтобы сильно повредить моему делу. И он понимает, что не в моих интересах будет нарушать конфиденциальность.

— На мой счет не беспокойтесь, — поспешно сказала Клаудия, — я уже все забыла.

— Вот и хорошо.

Синьора Ботелли вышла в салон. А Клаудия все думала о племяннице Розетти. Должно быть, нелегко жить с таким дядей. Интересно, а где ее отец? И что это за молодой человек, что решился сойтись с девушкой, настолько выше его по положению, по крайней мере, как считает дядя? И что это за положение? Деньги, происхождение? Скорее всего, положение в обществе, решила Клаудия, представляя себе графа. Впрочем, что ей за дело до всего этого, решила она и сосредоточилась на ожерелье.

Тремя днями позже синьора Ботелли получила приглашение на выставку современного ювелирного искусства. Но поскольку в момент открытия выставки синьора должна была быть в Милане, она попросила Клаудию заменить ее.

— К тому же, — добавила синьора, — возможно, ты почерпнешь там идеи для новой работы. А на твое ожерелье у меня уже есть покупатель. Синьор Бруно хочет приобрести его для своей жены. Если он заплатит ту сумму, что я назвала, твоей доли хватит на то, чтобы снять квартиру получше.

Она назвала цену. У Клаудии перехватило дыхание. Синьора Ботелли засмеялась:

— Конечно, этого хватило бы и чтобы начать свое дело. Но при всем твоем таланте ты так легкомысленна и неопытна, что будешь скорее раздаривать, чем продавать, и пустишь нас всех по миру.

— Проблема больше в том, — возразила Клаудия, — что я просто не могу расстаться с вещью, которая только что родилась.

— Тебе надо работать над несколькими изделиями сразу. Тогда, как многодетная мать, ты будешь любить их всех и ни к какой не привязываться.

— Так следует относиться и к мужчинам? — спросила Клаудия слегка фривольно.

Синьора Ботелли расхохоталась:

— Любая порядочная женщина не стала бы отвечать на твой вопрос. Но я тебя успокою. Тебе это не грозит. Ты, по-моему, однолюбка.

Воскресным днем Клаудия отправилась на вернисаж. В Венеции множество галерей, но особенно славится галерея Мендозы. Сейчас в ней открывалась выставка, на которой были представлены новейшие достижения в обработке и гранении драгоценных и полудрагоценных камней.

В просторных залах толпились люди. Казалось, весь высший свет собрался здесь. И Клаудия очень порадовалась, что уделила сегодня особое внимание своему наряду. На ней был медового цвета костюм, мягко облегающий ее стройную фигурку, который ей очень шел и прекрасно оттенял нежный цвет лица.

Ее привлек браслет, выставленный в витрине. Она хотела подойти рассмотреть его поближе, как вдруг увидела графа Розетти, вошедшего в зал в окружении двух дам и синьора. Клаудия отступила за огромную вазу, чтобы остаться незамеченной. Правда, граф и так был занят беседой с синьорой за тридцать и очень похожей на девушку, которая приносила ей брошь. Клаудия решила, что это его сестра. Ее предположение подтвердило присутствие самой синьорины, которая шла за ними и, явно скучая, внимала молодому человеку лет двадцати семи. А тот внимательно осматривал каждый предмет экспозиции. «Он или ювелир, или художник, чьи работы выставлены здесь», — определила Клаудия.

Наконец компания удалилась в другой конец зала, и Клаудия, облегченно вздохнув, начала осмотр. Шаг за шагом продвигалась она вдоль витрин, как вдруг неожиданно оказалась лицом к лицу с графом. В его глазах промелькнул огонек узнавания, он слегка поклонился.

— Моя сестра, миссис Чартерс и племянница София, вы с ней уже знакомы. А это Дональд Филлипс, который организует выставку коллекции Розетти в Америке, — представил граф своих спутников.

Старательно удерживая на лице улыбку, Клаудия назвала свое имя и собралась откланяться, но граф заслонил ей дорогу. Не желая его рассердить, она обратилась к американцу:

— Меня удивило, как тщательно вы изучали не только ювелирные изделия, но и оформление витрин.

— Да. По этой части итальянцы большие мастера.

— Они невероятно быстро схватывают все новое в этой области. Я живу здесь уже полгода и не устаю удивляться.

— Вы работаете в Венеции?

Заметив его изумление, граф пояснил:

— Мисс Рейберн продает украшения у Ботелли.

— Я не только продаю, но и изготавливаю сама, — сказала Клаудия, по-прежнему обращаясь только к американцу.

— Значит, вы на этой выставке из деловых соображений?

— Да, синьора Ботелли посчитала, что посещение выставки может натолкнуть меня на новые идеи.

— Так вы любите современное искусство? — включилась в разговор сестра графа. Она немного нервничала, но по ее виду это было почти незаметно. В конце концов, она тоже Розетти!

— Если уж говорить о любви, то я предпочитаю старых мастеров, — откровенно высказалась Клаудия.

— Тогда вам нечего делать в этих залах, — подала голос племянница. Ее тон не отличался дружелюбием. — Если вы не любите современных украшений, ваши работы никогда не будут хорошими.

Клаудия что-то невразумительно пробормотала и снова сделала попытку уйти, но граф опять преградил ей путь, даже слегка придержав ее за локоть.

— Прежде чем вы уйдете, мисс Рейберн, моя племянница хотела бы извиниться перед вами.

— Разве? — буркнула та.

— Непременно, София. Надеюсь, ты еще не забыла, в какое затруднительное положение поставила мисс Рейберн, принеся ей розовый алмаз в починку?

— Так это у вас была брошь? — воскликнул Дональд Филлипс. — Граф Розетти хотел мне ее продемонстрировать, а оказалось, что София отнесла ее к Ботелли.

— К счастью, мне удалось вернуть брошь прежде, чем мисс Рейберн взялась за нее. София не понимает, что для восстановления старинных украшений нужно обладать особыми умениями.

Клаудия опустила глаза. Конечно, граф очень ловко вышел из положения, но, не задумываясь, представил ее саму в невыгодном свете.

— Ну же, София, отвечай за свой проступок! Извинись перед мисс Рейберн!

Гнев на поведение девушки улетучился. Теперь Клаудия обиделась за нее. Она могла понять, что граф сердит на племянницу, но его язвительный тон! Он не имеет права так пренебрежительно обращаться с ней, с Клаудией!

— Вы не должны передо мной извиняться, мисс Чартерс, скорее уж это должен сделать ваш дядя!

— Дядя?!

— Конечно. Он принял как само собой разумеющееся, что я не в состоянии починить брошь.

— А вы бы справились? — вмешался Дональд Филлипс.

Оставив свою стеснительность, Клаудия с вызовом кивнула.

— Мое хобби — реставрация античных украшений.

— И какой же ремонт был необходим? — с ядовитой улыбкой осведомился граф.

Клаудия невинно улыбнулась в ответ. Сейчас она покажет этому высокомерному типу!

— Всего-то истончилась застежка да в нескольких местах протерлась оправа.

— А у вас острый глаз, мисс Рейберн!

София благодарно взглянула на нее. Девушка ликовала.

— Что ж, возможно, вам еще удастся подержать брошь в руках.

— Отнесите ее лучше другому эксперту. В моих способностях вы усомнились.

Уголок его рта дернулся.

— Ну и острый язычок, — воскликнул он. В его голосе зазвучало удивление, смешанное с восхищением. — Постараюсь в будущем на него не попасться, — неожиданно вкрадчиво добавил он.

— Филиппо! — раздался голос за спиной Клаудии.

Лицо графа расплылось в широкой улыбке. Он развернулся, чтобы представить двух господ своим близким, и Клаудия, воспользовавшись моментом, выскользнула в другой зал.

Знакомство с семейством Розетти неожиданно ее взбудоражило. Вторая встреча с графом ничуть не изменила ее мнения о нем, наоборот, даже укрепила в прежнем. Более того, сейчас он казался ей не только надменным и заносчивым, но еще и самоуверенным и надутым! Вот бы сбить с него весь его апломб! Но она пришла сюда совсем не затем, чтобы устраивать словесные дуэли хоть бы и с самим…

Она не успела придумать, в баталии с кем ей не хотелось бы вступать, как, переходя в следующий зал, Клаудия почувствовала под каблуком что-то мягкое. Девушка вгляделась. На полу лежала шитая жемчугом женская шелковая перчатка. Клаудия подняла ее, повертела в руках, оглянулась в поисках той, кто мог ее обронить, но, не найдя никого, кто бы ее искал, на выходе передала смотрителю и вернулась к выставленным для обозрения украшениям.

Разглядывая в витрине ожерелье, которое, как она решила, в чем-то даже уступает ее собственному, она почувствовала, что кто-то остановился рядом. И уже распрямляясь, поняла кто.

Только от одного человека мог исходить этот запах дорогого одеколона, смешанный с легким ароматом гаванской сигары.

— Я должен поблагодарить вас, что вы нашли перчатку моей сестры, — услышала она теперь уже знакомый бархатный голос.

Ей ничего не оставалось, как повернуться к его обладателю.

— Я не знала, что перчатка принадлежит вашей сестре.

— Я так и понял. Смотритель сказал мне, что ее передала белокурая иностранка.

— А я — то думала, что мой итальянский безупречен!

Граф улыбнулся, и черты его лица смягчились. «Я пошутила с ним в первый раз… и, похоже, в последний», — подумала Клаудия, потому что его лицо снова приняло недавнее неприступное выражение, словно он от чего-то оборонялся.

— Кажется, у вас это входит в привычку, подбирать то, что теряют члены моей семьи, мисс Рейберн. Не нанять ли вас куратором для моих дам?

— Лучшего опекуна, чем вы, им не найти.

Он засунул руки в карманы и теперь вызывающе покачивался на каблуках.

— Скоро мне самому потребуется защитник, если вы будете на меня нападать. Чем я вас так задел, синьорина? — В голосе графа появились незнакомые ей нотки.

— Вовсе ничем. Мне жаль, если у вас создалось такое впечатление. Это моя обычная манера разговаривать.

— А вот теперь вы сказали неправду, — мягко упрекнул он. — Думаю, что обычно вы разговариваете… — тут он секунду помолчал, — изящно и нежно, как и выглядите.

При этих его словах она смутилась и поняла, что он это заметил.

— Так чем же я вас обидел, мисс Рейберн?

— Ну, сначала вы обвинили меня в сокрытии краденого, потом в некомпетентности… — храбро бросилась она защищать себя.

— Помнится, я извинился.

— Ваше извинение не было искренним. — Клаудия пристально взглянула на Розетти.

Граф подобрался.

— Я не имею обыкновения, мисс Рейберн, выражать то, чего не думаю. — Он приблизился к ней. — Что я должен сделать, чтобы вы взглянули на меня дружелюбнее?

— Ничего.

Взглянув еще раз ему в глаза, она поняла, чего ему стоил последний вопрос, и смягчилась:

— Ладно, граф Розетти, давайте забудем всю эту историю. На следующей неделе я уже и не вспомню о ней.

— И обо мне тоже?

— Вы не из тех, — девушка слегка смутилась, — кто легко забывается, но я не буду держать на вас зла.

— Что ж, этот ответ меня устраивает. Однако для такого хрупкого создания, как вы, у вас железная воля.

Решив, что на этом граф посчитал разговор законченным, Клаудия снова склонилась к ожерелью. Но он не уходил, и она никак не могла избавиться от какого-то волнующего напряжения, вызванного его присутствием. Кажется, она теперь понимает, почему к нему так неравнодушны женщины. От него исходит какой-то магнетизм. Она попыталась еще более углубиться в изучение экспонатов, но он снова прервал ее занятие.

— Вам действительно так интересно это ожерелье?

— А вы полагаете, я притворяюсь? — ответила Клаудия, не поворачивая головы.

— Вы сказали, что предпочитаете античные украшения. — В его голосе не было прежней воинственности, а звучала заинтересованность.

— Синьора Ботелли просила изготовить для нее несколько новых вещиц, — откликнувшись на его тон, поделилась Клаудия.

— Вот как? И их можно будет у вас купить, мисс Рейберн?

Продолжать смотреть в витрину было неприлично, и Клаудия подняла наконец голову.

— Я только что закончила одно ожерелье, и на него уже есть покупатель. Другие работы еще в эскизах.

— А вы хороший дизайнер?

— По крайней мере, мне нравится то, что я делаю.

Он помолчал, раздумывая.

— Значит, хороший, — заключил он. — Ваши запросы не так-то просто удовлетворить.

Она не знала, принять ли это за комплимент или… Казалось, он почувствовал ее колебания и пояснил:

— Вы тем отличаетесь от большинства представительниц вашего пола, мисс Рейберн, что вас не занимают третьесортные изделия только за то, что они дорогие.

— Не думаю, что многие женщины падки только на стоимость украшений.

— Вы обслуживаете их каждый день, — не согласился с ней граф.

Ей тут же пришла на ум Эрика Медина с ее округлыми формами и возбуждающей грацией. Но, по — видимому, ее пристрастие к дорогим побрякушкам не смущало графа, раз она была его любовницей. Клаудия представила ее себе в роли графини, и по ее губам пробежала улыбка.

— Какая-то мысль позабавила вас?

— Так, ничего.

— Тогда, возможно, вас заинтересует мое предложение. Если вы любите старинные вещи, не согласитесь ли выполнить заказ для меня? В моей коллекции пара-тройка камней нуждается в более стильном обрамлении.

— Но вы же не видели моих работ!

— Зато я доверяю вашему вкусу.

— Спасибо, это очень лестно, — засмеялась Клаудия.

— Не хотите ли вы познакомиться с коллекцией Розетти? Мало кому выпадает такая возможность. Обычно я храню основную ее часть в римском банке, но сейчас, перед отправкой в Америку, она целиком находится в моем палаццо.

— Страшно хочу, — оживилась Клаудия, позабыв про всякую сдержанность. — Ох, извините!

— Буду рад представить вам свои реликвии, — улыбнулся граф. — Я позвоню, и мы назначим встречу.

 

Глава 3

Прошло три недели, а от Филиппо Розетти ничего не было слышно. Клаудия решила, что он либо забыл о своем приглашении, либо вообще решил отказаться от него. И то и другое ее огорчало. Чтобы немного развеяться, она отправилась по магазинам и потратила на летний гардероб больше, чем позволял ее кошелек. Но настроение поднялось.

Когда утром в понедельник она шла на работу, мужчины восхищенно оборачивались ей вслед. Продавщица не соврала, выглядела Клаудия неотразимо. Шесть с лишним месяцев жизни в этом прекрасном городе улучшили не только ее итальянский. Она стала увереннее в себе, изменились ее походка и манера держаться.

Раньше, живя с отцом, Клаудия из любви к нему полностью подчинялась его желаниям и привычкам. Все хозяйство было на ней. Закончив одну из самых престижных школ ювелирного искусства, она работала неполный день в старомодном ювелирном магазине. И, хотя уже могла неплохо зарабатывать, самостоятельную жизнь вести не решалась.

С синьорой Ботелли они познакомились, можно сказать, случайно. Синьора приехала по делам в Лондон и навестила своего племянника, который изучал археологию у отца Клаудии. Племянник представил ее своему профессору и его дочери. В первую же их встречу синьора Ботелли предложила Клаудии поработать в ее салоне и поучиться у венецианских мастеров.

Клаудия сначала отказалась, но отец, догадавшись о причине отказа, даже рассердился:

— Знаешь, дочка, я не выживший из ума старик и вполне могу справиться сам. Если бы не мой эгоизм, давно надо было отправить тебя куда-нибудь.

— Но мне хорошо с тобой, папа! И потом, я хочу арендовать палатку на торговой площади и…

— …и растратить свои способности на модные безделушки из какой-нибудь меди? Чепуха!

Возразить Клаудии было нечего, и она сдалась.

Через четыре месяца после ее отъезда профессор Рейберн женился на молодой американке, познакомившись с ней в одной из экспедиций… Клаудия побывала в Англии на их свадьбе и успокоилась.

Теперь она была предоставлена сама себе, но иногда ей делалось грустно.

Предложение синьоры Ботелли снять квартиру получше Клаудия пропустила мимо ушей. Зачем? Конечно, ей нравилось в Венеции, но она не собиралась оставаться здесь до конца жизни. Перспектива остаться старой девой ее никак не привлекала. В Англии были, по меньшей мере, клубы, кружки и масса всяких презентаций, куда можно было пойти одной. В Италии женщины в этом плане имели куда меньше возможностей, особенно незамужние.

Клаудия пересекла площадь Сан-Марко и свернула на узкую улочку к салону. Открыв двери, она обнаружила на коврике длинный серебристо-серый конверт с отпечатанным на машинке адресом. Решив, что это приглашение на очередную выставку, она вскрыла его.

По размашистому каллиграфическому почерку на открытке она сразу определила, что это то самое послание, которого она так ждет. Она быстро пробежала глазами содержание. Граф сообщал, что в ближайшее воскресенье он ждет ее на ленч, а также приносил свои извинения за вынужденное молчание. Неотложные дела требовали его личного присутствия в Америке, где он должен был ознакомиться с принятыми мерами безопасности для экспонирования своей коллекции.

Клаудия шумно выдохнула. Ну что ж, это веская причина для того, чтобы так надолго пропасть. Хорошо, что она в нем не обманулась! Девушка тут же села отвечать на приглашение, но не успела она написать и двух слов, как вошла синьора Ботелли. Наметанным глазом она сразу заметила открытку:

— От графа Розетти?

— Он пригласил меня посмотреть его коллекцию.

— О, это сказочный случай! — лукаво улыбнулась синьора. — К тому же граф обожает хорошенькие мордашки.

— Здесь мне рассчитывать не на что, — откликнулась Клаудия, но слова синьоры Ботелли оказались ей приятны.

— Что за мрачные мысли? Вы прелестны, дитя мое!

— Это все мое платье. Я его вчера купила.

— Наконец-то ты стала заботиться о своей внешности! Платье тебе очень идет. А что мы наденем к ужину?

— Меня пригласили всего лишь на ленч, — с расстановкой поправила ее Клаудия. — Так что придется развеять ваши романтические грезы.

— Только потому, что время чересчур раннее? Но давай серьезно, детка. Граф опытный сердцеед, и я не хочу, чтобы ты из-за него пострадала.

— Но он всего лишь пригласил меня посмотреть коллекцию!

— Граф Розетти не имеет обыкновения приглашать служащих на ленч в свой палаццо, а поскольку я чувствую за тебя ответственность…

— Но… Синьора Ботелли, вы же сами говорили, что времена изменились! Теперь девушки умеют постоять за себя.

Женщина удовлетворенно кивнула. И в самом деле, что это она переполошилась, — и взялась за работу.

Между тем синьор Бруно купил ожерелье. Его темпераментная манера выражать восхищение вдохновила Клаудию на продолжение работы. Синьора Ботелли отобрала из ее эскизов несколько колец и три броши. Уж лучше бы она этого не делала! Всю неделю Клаудия как проклятая трудилась за своим рабочим столом. В пятницу вечером она поняла, что у нее почти совсем ослепли глаза и отваливаются руки, и сказала хозяйке, что следующий день намерена провести за прилавком, только бы не прикасаться к паяльнику.

К счастью, в этот день был наплыв американских туристов, и обе были так заняты, что у Клаудии не оставалось ни минутки, чтобы предаваться мыслям о визите в палаццо Розетти. Только к концу дня, когда она доставала из сейфа серьги для пары американских супругов и ей на глаза попалось колье, которое приносила в ремонт Эрика Медина, она подумала, что завтра снова увидит графа. При этой мысли ее щеки слегка порозовели.

Прощаясь, синьора Ботелли спросила:

— Ну как, ты решила, что наденешь завтра?

— Будет зависеть от погоды.

— Только, ради Бога, не какую-нибудь вязаную кофту, которые вы, англичане, почему-то напяливаете на себя.

Клаудия не могла сдержать смешок:

— Вы имеете в виду пуловер и юбку? Нет, их я точно не надену. Но не надо столько об этом визите, а то я разволнуюсь и вообще никуда не пойду!

— Каким это образом?

— Скажу, что болит голова.

— Он сразу поймет, что это отговорка.

— Ну и что, возможно, тогда я стану ему интереснее.

— Не уверена. Он не привык бегать за женщинами. Это они бегают за ним.

— Господи, ну поймите же, наконец, что это чисто деловое свидание!

— Деловое — может быть, но чисто — нет!

— Вы неисправимы.

Обычно Клаудия любила прогуляться по вечерней Венеции. В эти часы площадь Сан-Марко была окружена флером таинственности и приключений. Но сегодня Клаудия спешила домой, чтобы вытянуться в своем кресле. Пошел уже девятый час, и до конца сезона вряд ли удастся закрывать салон раньше. А завтра… она проведет несколько часов наедине с графом Розетти. Клаудия постаралась тут же отогнать эту волнующую ее мысль.

Но назавтра она проснулась с той же мыслью. Следующая была о том, что она не удосужилась расспросить синьору Ботелли о семействе Розетти. Единственное, что ей было известно, это то, что он живет со своей сестрой, два года назад овдовевшей, и племянницей. Несмотря на многочисленную родню, он был единственным наследником, и, естественно, все с нетерпением ожидали, когда же он женится и продолжит род.

Одно это вызывало удивление — то, что граф до сих пор не женат. Большинство итальянцев женились, не достигнув его возраста, — она дала бы ему около тридцати пяти. Как же надо было оберегать свою свободу!

Клаудия поднялась, приняла душ, тщательно причесалась. Пора выходить.

Палаццо Розетти располагался на Канале Гранде. Сколько раз она проплывала на гондоле мимо этого величественного здания, не зная, кому оно принадлежит! В отличие от многих других дворцов этот был в безупречном состоянии.

Немного подождав на остановке, Клаудия оказалась в «речном трамвайчике» среди многочисленных шумных итальянских семей. Ее отливающие белым золотом волосы и белоснежная кожа привлекали внимание, особенно мужчин, которые, как по команде, поднялись, чтобы уступить ей место. С большим удовольствием она прошла бы на верхнюю палубу, где дул легкий ветерок, но прирожденная вежливость помешала ей отклонить приглашение сесть.

Уже издали она увидела палаццо Розетти. Окрашенные в разные цвета деревянные сваи, к которым были пришвартованы гондолы гостей, неподвижно застыли, как часовые. Паром причалил ярдах в двадцати от него, и Клаудия медленно пошла по набережной. Главный вход оказался за углом. Палаццо занимал целый квартал. Только один его фасад выходил к воде, с востока и запада он был окружен садами. Жаль, что она раньше не знала этого! Могла бы прогуляться по дорожке между пышными цветами и зелеными газонами. Две пологие ступени вели к деревянной двери со звонком. Через мгновение дверь распахнулась.

Лакей в темно-синей, расшитой серебром ливрее провел ее в зал, который на первый взгляд показался ей уменьшенной копией Вестминстерского аббатства. Когда глаза привыкли к темноте, Клаудия рассмотрела высокие своды, стены, увешанные гобеленами, ряд венецианских окон, выходивших на Канале Гранде, и дверь, тоже ведущую на канал. Сейчас она была заперта на засов, но, очевидно, открывалась для принятия особо важных гостей. Клаудия представила себе вереницу разноцветных гондол и шествие сошедших с них дам и кавалеров в парадных одеяниях…

С трудом оторвавшись от своих видений, Клаудия проследовала за лакеем на верхний этаж. Над нижним залом располагался другой, таких же размеров и не менее богато украшенный, но из него во все стороны вели массивные дубовые двери. Лакей открыл одну из них, и… Клаудия оказалась среди многочисленной публики.

В первый момент она пережила жесточайшее разочарование, что была не единственной приглашенной. Потом сказала себе, что это вообще большая честь — получить такое приглашение. Смешно, но она надеялась доказать графу, что вовсе не является нежным растением, а обладает собственными представлениями и интеллектом.

Граф Розетти пошел ей навстречу. Он был еще импозантнее, чем она помнила. Другие гости были тоже в вечерних туалетах, но, возможно, итальянцы одеваются так на любые приемы.

— Я чрезвычайно рад вас видеть! — Граф пожал ее руку и подвел к другим, чтобы представить.

Клаудия не могла запомнить столько имен. Но в ее памяти остались титулы всей Европы: бароны и баронессы, виконты и виконтессы, лорды и леди. И только подведя ее к своей сестре, граф закончил представление.

— Оставляю мисс Рейберн тебе, Анна. Простите, что должен покинуть вас, но меня ждут.

Клаудия склонилась в полупоклоне, обрадованная и раздосадованная одновременно.

— Собственно, это должен был быть скромный семейный обед, — взяла слово мисс Чартерс.

— Вы хотите сказать, что все эти люди оказались здесь случайно? — Клаудия взяла бокал шампанского с поднесенного лакеем серебряного подноса.

— Ну, не совсем. Кроме членов семьи и вас ожидались еще двое гостей, но, как это водится у Филиппо, неожиданно появились еще несколько друзей, а с ними их приятели. Дом Филиппо славится гостеприимством.

Около двух часов все были приглашены к столу. Миссис Чартерс нимало не преувеличила. В первый раз в жизни Клаудия попробовала икру. Были поданы прозрачный бульон, жареные цыплята под розмариновым соусом, богатый выбор свежих овощей и зелени и, конечно, знаменитая итальянская спаржа. К концу ленча в салоне ждали кофе и ликеры.

Когда последние чашки опустели, появились крепкие молодые люди в темно-синих костюмах. «Охрана», — подумала Клаудия. Затем вкатили четыре длинных стола, на которых были разложены кожаные шкатулочки ручной работы. Гости поднялись и поспешили к коллекции, но, возможно, под взглядами охранников все как один остановились в полуметре от столов. Граф подошел и собственноручно открыл каждую шкатулку.

У Клаудии захватило дух. Перед ее глазами лежали совершеннейшие произведения флорентийских мастеров. Тонкая ювелирная работа в сказочном разнообразии форм подчеркивала изысканную красоту камней. Бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры сверкали всеми цветами радуги. Она не могла наглядеться. Как бы ей хотелось подержать каждую вещь в руках! С тоской посмотрела она вслед удаляющейся коллекции.

Это был сигнал к окончанию приема. Гости начали прощаться. Клаудия решила, что и ей пора откланяться. Она подошла к графу, чтобы выразить свою благодарность и восхищение, но он покачал головой:

— Я бы хотел, чтобы вы поближе познакомились с моей сестрой.

— Но все уже уходят!

— Тем более вы должны остаться. Вы ведь хотите осмотреть коллекцию?

— Я уже…

Граф покачал головой и занялся последними визитерами. Клаудия подошла к миссис Чартерс.

— Вы так бледны, — заметила она, глянув на нее. — Вы плохо себя чувствуете, миссис Чартерс?

— Да, что-то устала. Я долго болела и все еще легко утомляюсь. Как только все разойдутся, пойду прилягу.

— Это вам удастся еще не скоро.

— О нет, Филиппо не терпит долгих прощальных сцен. Сколько раз я говорила ему, что он попросту выпроваживает людей. Но разве он слушает! «Уходя — уходи», — говорит он.

— А где ваша дочь? — спросила Клаудия, чтобы сменить тему.

— Утром она поссорилась с дядей и теперь сидит в своей комнате. Вы ведь помните, как он рассердился из-за броши? И стоит ей теперь чуть провиниться, он тут же выходит из себя.

— Вы давно живете с братом?

— С тех пор, как убили моего мужа.

— Простите, я не знала.

— Его застрелили. Мы тогда жили в Боливии. Он работал в дипломатическом корпусе, когда там устроили резню.

— Боже, какой ужас!

— Я только-только начала приходить в себя. Вы представить себе не можете, какую поддержку оказал мне брат! Немногие мужчины могут так терпеливо и внимательно относиться к женщине с расстроенными нервами.

Клаудии трудно было представить себе, что граф вообще мог просто утешить плачущую женщину, но, возможно, она в нем ошибалась.

Больше говорить было не о чем. Клаудия огляделась. Салон был обставлен, по меньшей мере, дюжиной диванов, обитых узорчатой зеленой парчой различных оттенков, к ним — вдвое больше кресел, на таких же резных ножках, и куча мраморных столиков. Все, естественно, ручной работы. Стены затянуты дамастовыми шпалерами и украшены картинами старых мастеров.

— Как вам нравятся картины? — спросил, подходя, граф.

— Очень нравятся, — срывающимся голосом ответила Клаудия, сердясь на себя за волнение.

То, что ее принимает в своем роскошном дворце самый богатый венецианец, еще не повод для дрожи в коленях. Что это с ней?

— Филиппо, ты не будешь против, если я вас оставлю? — спросила его сестра.

— Ну разумеется! — Граф проводил ее до дверей. И, когда она скрылась за ними, подошел к камину. В камине, несмотря на время года, пылали поленья.

— Я представляла себе, что в таких палатах всегда царит прохлада, — сказала Клаудия.

— У нас прекрасное центральное отопление, — пояснил граф, — но когда живешь в Венеции, приходится считаться с повышенной влажностью. Наверное, в моей следующей жизни я буду уткой.

— Лебедем! — невольно вырвалось у Клаудии. Она покраснела, заметив его улыбку.

— Спасибо за комплимент, мисс Рейберн. Хотя я считаю, что утки более благодушные существа, а лебеди часто кусают руку, которая их кормит.

— Вы и кусать будете царственно!

Он от души рассмеялся:

— По крайней мере, мой крик вы уже знаете.

Теперь уже и она не могла сдержать смеха. Он удовлетворенно склонил голову. Когда он подсел к ней ближе, ее снова пронизала непонятная дрожь.

— Спасибо, что пригласили меня на ленч, — выдавила Клаудия, когда молчание уже затянулось.

— Но я ведь обещал.

— Да, но когда… Я имею в виду… я удивлена, что вы об этом вспомнили, — запинаясь, проговорила Клаудия.

— Не могу себе представить мужчину, который дал бы вам обещание и забыл о нем.

— Прошу вас, граф, не надо так шутить со мной! — Она вскочила.

Граф остался недвижим, закинув ногу на ногу и удобно положив голову на спинку дивана.

— И не пытаюсь, мисс Рейберн. Просто констатирую факт. С такой очаровательной юной дамой, чистой и холодной, как воды в канале…

— Холодной и прозрачной? — вопросительно поправила она.

— Обманчиво тихой и глубокой… — продолжал граф.

— Это комплимент? — перебила Клаудия.

— Повторяю, я только констатирую факты. — Он вдруг вскочил. — Пойдемте же, вы хотели осмотреть коллекцию!

Не заботясь о том, следует ли она за ним, он направился к дальней двери в стене, оттуда в новый вестибюль и далее в библиотеку. Массивная мебель красного дерева, обтянутые кожей кресла и бесчисленные стеллажи с книгами предстали ее взору. Посреди библиотеки стояли те самые четыре стола под охраной людей в темно-синих костюмах.

Граф жестом отпустил их и, когда за ними закрылись двери, поднял крышку сейфа и подозвал Клаудию.

— Можете любое взять в руки и рассмотреть.

Клаудия энергично замотала головой, но не могла устоять перед искушением и одно за другим, стала подносить сокровища к свету. Когда подошла очередь «Розы Розетти», у нее не хватило мужества коснуться ее, и она взяла брошь с изумрудом, лежащую рядом.

— Нравится? — спросил граф.

— Люблю изумруды.

— Они вам не подходят. Изумруды и бриллианты слишком грубы для вас. Вы должны носить жемчуг. Розовый.

— Кажется, вы знаете все обо всем, — заметила Клаудия, рассматривая брошь.

— Что касается вас, несомненно. — Он придвинулся ближе. — К примеру, ваше платье. Оно недорогое, но выбрано с поразительным вкусом.

Он говорил так искренне, что грех было на него сердиться.

— Большинству женщин не понравился бы ваш комплимент, — тем не менее возразила она.

— Большинству женщин я бы и не сделал подобного комплимента, — парировал он.

Снова последнее слово осталось за ним! Клаудия перевела взгляд на брошь, которую держала в руках:

— Застежка сломана и оправа ослабла. Когда вы просматривали коллекцию в последний раз?

— Уж и не упомню когда. Если украшения пребывают в своих футлярах без употребления, какой смысл заботиться об их исправности застежек?

— Какая жалость! Камни лишь тогда просыпаются к жизни, когда их носят.

— Согласен. Но только прекрасная женщина может раскрыть всю их силу! — Он взял изумруд из ее рук, и от его прикосновения ее сердце снова бешено заколотилось.

— Не верю, чтобы вы не знали женщины, которая была бы достойна носить эти камни! — Она отвернулась.

— О, я знаю множество прекрасных дам, которые заложили бы душу дьяволу, лишь бы надеть что-то из этой коллекции. Но так уж повелось от предков, что право носить эти драгоценности имеют только члены семьи. На сегодняшний день это моя сестра и моя племянница.

— Значит, вам самая пора жениться!

— Наверное. Но мне хотелось бы найти не манекен для этих украшений, а женщину, которую бы они действительно украсили. — Он открыто улыбнулся и больше не казался таким чужим и неприступным. — В любом случае, после экспонирования коллекции я намерен решить этот вопрос.

— К тому времени меня уже не будет здесь, — с невольным облегчением заметила Клаудия.

— Вы покидаете Венецию? — Его голос стал напряженным. — Вам здесь не нравится?

— Я полюбила Венецию, но Италия не моя родина, я не могу остаться здесь навсегда.

Его испытующий взгляд становился невыносимым. Клаудия поднялась:

— Мне пора. Уже поздно.

— Выпьем чаю, и я провожу вас.

— В этом нет необходимости.

— В чем? В чае или в провожании?

— Ни в том, ни в другом. Не думаю, чтобы вы обычно пили чай. А что касается провожания, я прекрасно доберусь на пароме.

— Почему вы так сопротивляетесь? Она набрала воздуху:

— Я не хочу быть вам в тягость.

— Не стоит продолжать в том же духе. Так что, идем пить чай?

Когда они вернулись в салон, граф дал распоряжения слуге, и через пару минут два лакея внесли серебряный поднос и поставили его на столик у камина. На подносе был сервирован чайный прибор и кофейник работы флорентийского мастера.

— Кофе, полагаю, для вас?

— Я имел в виду церемонию, а не сами напитки. — Его глаза лукаво блеснули.

Клаудия рассмеялась и стала наливать ему кофе, стараясь сдержать дрожь в руках. Еще больших усилий ей стоило налить себе чаю, который оказался неожиданно крепким. К счастью, на подносе стояли молоко и блюдечко с лимоном. Она добавила в свою чашку капельку молока.

— Изумительно! Настоящий английский чай.

— Мне присылают его из Лондона. Моя сестра предпочитает его кофе. Привыкла в своем замужестве.

— Я слышала, мистера Чартерса убили.

— Да, очень прискорбно. Моя сестра только — только начинает оправляться от шока. И я стараюсь, чтобы ее не волновали никакие заботы.

«Интересно, какие заботы могут быть у Розетти? Уж конечно, не денежные! Да и другие с помощью денег легко устранить».

— Деньги не решают проблем, — сказал граф, будто отгадав ее мысли. А подчас и создают их. Вот, к примеру, София…

Створки дверей распахнулись, и на пороге возникла изящная смуглая фигурка.

Эрика Медина!

 

Глава 4

Легким шагом, с распростертыми объятиями, Эрика Медина устремилась к графу, не обращая ни малейшего внимания на сжавшуюся в комочек Клаудию.

— О, Филиппо, — пропела она хрипловатым голосом, — прости, что раньше назначенного времени! Но дядя Отто улетел в Париж, и я освободилась.

— А разве у него на вечер не назначены встречи?

— Мы рассорились за ленчем, и он решил, что чем дольше он пробудет здесь, тем больше будет неприятностей. Он обращался со мной так, как будто я все еще его подопечная!

— Он вырастил тебя, — напомнил граф.

— Да, однако с тех пор я успела выйти замуж и овдоветь! — тряхнула кудрями Эрика. — А он сказал, что я останусь даже без денег на мелкие расходы, если в течение года не выйду замуж.

— Ну, как-нибудь разберетесь.

Она пожала плечами и взглянула на Клаудию.

— Мы уже где-то встречались? — с улыбкой обратилась она к ней. — Не напомните, где?

— Я работаю у синьоры Ботелли.

Улыбка слетела с губ Эрики. Клаудия просто физически ощутила, как шелестят ее мысли: «Что здесь делает продавщица? Что общего может быть у нее с графом?» Клаудия поднялась:

— Не хочу вам мешать. Спасибо за вечер, граф. — Она старалась не глядеть ему в глаза.

— У вас нет повода убегать.

Но Клаудия уже пролетела через вестибюль и спускалась по лестнице. Когда она пыталась справиться с массивным кованым засовом, на ее руку легла другая рука.

— К чему такое поспешное бегство, синьорина? — Его губы улыбались, но глаза были холодны.

— Уже поздно, граф, мне пора домой.

— Мы ведь договорились, что я провожу вас.

— Но синьора Медина…

— Не делайте такого озабоченного лица. То, что Эрика пришла раньше условленного, не может нарушить моих планов. — Он открыл дверь и кивком головы предложил ей пройти вперед.

— Прошу вас, возвращайтесь к синьоре Медине. Я вполне могу добраться до дома сама.

— Чего я не могу терпеть, так это строптивых женщин. И я не посылка, чтобы отправлять меня, куда вам заблагорассудится.

Клаудия представила себе графа в виде бандероли и рассмеялась.

— Что смешного?

— Ничего… все.

— Остановитесь уж на чем-нибудь одном!

— Но вы мне не даете!

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Я привык, чтобы мне повиновались, — сказал он и в доказательство своих слов подхватил Клаудию под руку и вывел в сад.

Сад оказался куда больше, чем она себе представляла, и походил скорее на парк. Они дошли до двери в каменной ограде. Граф открыл ее, и они очутились на узкой набережной. У причала стояли две гондолы и небольшой моторный катер. Граф галантно помог Клаудии перебраться на катер и завел мотор.

Медленно скользили они по глади канала вдоль фасадов старинных зданий. Следя краешком глаза за тем, как умело он делает сложные повороты, Клаудия думала о том, что еще мало знает Венецию.

— Вы сделали большой крюк, — заметила она.

— Я подумал, что нам неплохо будет немного успокоиться. Если уж я вступаю в спор с женщиной, для этого должны быть серьезные основания.

Не зная, что на это ответить, Клаудия сосредоточенно разглядывала окрестности. С какой точки ни смотри на Венецию, она завораживает своей красотой!

— Иногда я подумываю осесть где-нибудь в другом месте, — услышала она за спиной голос графа, — но где бы я ни был, меня все время тянет сюда.

— Это я могу понять.

— И тем не менее вы хотите покинуть Венецию.

— Дело не в моем желании. Все на свете имеет свой конец. Трудно жить в юности на чужбине, но в старости еще тяжелее.

— О какой старости речь? Вы еще совсем дитя!

— Дети имеют обыкновение взрослеть, — усмехнулась Клаудия. — И вообще, мой приезд в Венецию с самого начала был бегством от привычной рутины.

— А если бы вас здесь что-то связывало?

Клаудия молча смотрела на воду. Ну почему рядом с этим мужчиной она чувствовала себя такой беспомощной? Уж конечно, не из-за имени и богатства. Все дело в его манере общения с ней.

— Мисс Рейберн, вы где-то витаете!

Она вздрогнула от неожиданности, потом обернулась и, не глядя графу в глаза, извинилась за свою неучтивость.

Катер достиг знакомой ей части города. Вон за тем мостом улочка, где она живет. По ее просьбе графа заглушил мотор и причалил к берегу. Одним прыжком он оказался на набережной, наклонился и, обняв ее за талию, поставил рядом. Его руки были сильными, но нежными, а дыхание даже не участилось. У Клаудии закружилась голова, и она зажмурилась, а когда открыла глаза, катер уже отплывал.

— До свидания! — донеслось издалека.

Клаудия испытала легкое разочарование. Но чего она, собственно, ожидала? Что он будет стоять с ней на набережной и болтать о разных пустяках? Она и так должна быть довольна, что провела чудный вечер. А самый интересный и привлекательный аристократ Венеции проводил ее до дома, ее, ничем не примечательную иностранку! Кому еще выпадало такое? И вообще, дома его ждет Эрика Медина!

Клаудия почувствовала мимолетный укол в сердце.

Как она и ожидала, на следующий день синьора Ботелли потребовала подробный отчет о ленче. Клаудия должна была до мельчайших деталей описать наряды гостей, предложенные блюда и убранство дворца.

— А в салоне висит подлинный Тициан, — заканчивала свой восторженный рассказ Клаудия, — который сделал бы честь самым знаменитым музеям! И еще несколько рисунков Бернини, ценность которых трудно измерить.

— Да, в частных коллекциях его редко увидишь, — удовлетворенно заключила синьора.

— А чем занимается граф Розетти? — как бы невзначай, протирая стеклянную витрину, спросила Клаудия. И поспешно добавила: — Я понимаю, что ему нет необходимости работать, но как-то трудно представить его себе бездельником!

— О, дел у графа хватает, — улыбнулась синьора Ботелли. — Он владеет страховой компанией и банком. А еще он председатель фонда Розетти, который оказывает поддержку всевозможным организациям на миллионы лир.

— Этим богачи обычно успокаивают свою совесть.

— Графу Розетти это ни к чему. Если он и помогает кому-то, то уж не по причине нечистой совести. И вообще, — расхохоталась синьора, — как ты смеешь неуважительно отзываться об одном из наших лучших клиентов!

— Он у нас ни колечка не купил!

— А синьора Медина? Думаешь, кто оплачивает ее счета? Кстати, кажется, сегодня она должна забрать свое колье?

— Я починила его замок еще в пятницу.

Клаудия как раз упаковывала колье, когда появилась Эрика Медина, как всегда элегантная, несмотря на ранний час.

— Теперь припоминаю вас, — воскликнула она вместо приветствия. — Жаль, не знала, что встречу вас в палаццо, а то попросила бы прихватить колье с собой.

Клаудия молча протянула ей коробочку.

— Слышала, вы видели коллекцию Филиппо? — продолжила она, не дождавшись реакции. — И как она вам?

— Редко когда удается увидеть вблизи такие восхитительные камни.

— Филиппо сказал, что лучше вас никто не смог бы оценить камней. — В ее тоне добавилось яду. — Поэтому он вас и пригласил. Он все не знал, как возместить причиненный вам поступком Софии ущерб.

— Мисс Чартерс не нанесла мне никакого ущерба, — сухо сказала Клаудия, удивляясь, что Эрика Медина вообще посвящена в эту историю. Хотя, с другой стороны, она друг семьи.

Синьора Ботелли вошла в кабинет и любезно приветствовала клиентку.

— Скоро у нас будут готовы модели по новым эскизам, — сообщила она. — Если вас заинтересуют…

— Да-да, может быть, браслет и серьги. — Эрика Медина окинула себя взглядом в большое зеркало, подняла копну своих роскошных волос. — Что-нибудь висячее.

— Но тогда вам придется носить волосы зачесанными назад, — заметила синьора.

— Так и так, графу Розетти это особенно нравится. — Она улыбнулась своему отражению. — У него тонкий вкус.

— Граф всегда знает, чего хочет.

Эрика притворно потупила глазки. Клаудия, глядя на этот театр, спросила себя: неужели мужчины не видят ее жеманства? За капризным изгибом полных губ и жестким взглядом прекрасных глаз так легко читаются черствость и самовлюбленность. Но, может быть, они просто не дают себе труда заглянуть за нарядный фасад?

Клаудия извинилась и вернулась к своей работе. Еще долго после ухода молодой вдовы аромат ее духов витал в воздухе, наполняя сердце Клаудии чувством ревности и одиночества.

Чтобы не поддаться ему, она согласилась на обед с Джонни Роджерсом, молодым клерком из «Американ экспресс», который ухаживал за ней уже пару месяцев.

— Нам надо чаще встречаться, — сказал разомлевший от нечаянной радости Джонни, провожая ее домой. — Как насчет выходных?

Сначала Клаудия хотела отказаться, но потом пообещала подумать. Неделя тянулась медленно. Дважды звонил Джонни — звонил бы и чаще, если бы она не сказала ему, что тот мешает ей работать, — и она, наконец, уступила.

— У тебя появился дружок, — заметила синьора Ботелли. — Вот и славно! А то я уже боялась, что ленч в палаццо Розетти не пошел тебе на пользу. Ты стала такой бледной.

— Скорее уж зеленой. От зависти, — отшутилась Клаудия.

— Нет, детка, ты не тот тип, чтобы завидовать чужой роскоши. — Синьора Ботелли смерила ее долгим взглядом. — Вот если ты влюбилась, тогда другое дело. Но и тут ты скорее будешь плакать в подушку, чем завоевывать мужчину.

— Я не такая уж квелая, как вам кажется!

— Я вовсе не хотела сказать, что тебе не хватает темперамента, — поспешила заверить синьора. — Только слишком горда. А этот американец, — она кивнула на телефон, — влюблен в тебя?

— Мы всего лишь друзья, — устало отмахнулась Клаудия.

— Сегодня это значит кое-что другое. Вот синьора Медина называет графа Розетти другом, а…

В салон вошли покупатели, и синьора Ботелли поспешила им навстречу. Когда она освободилась, ее мысли были заняты другим.

А Клаудия снова и снова возвращалась мыслями к Эрике Медине. От хозяйки она узнала, что Эрика в семнадцать лет вышла замуж за состоятельного промышленника из Милана, который через три года оставил ее вдовой и, как поговаривали, наследницей солидного имени, но не солидного капитала. «Да это и не важно, — говорила синьора Ботелли, — граф Розетти сделает для нее все, как в финансовом, так и в другом отношении. Он — настоящий мужчина».

Клаудия вспомнила его сильные руки на своей талии, и снова дрожь пробежала по ее телу.

Она стала часто встречаться с Джонни, но он ей быстро наскучил. Как она ни старалась, не могла откликнуться на его чувства.

Это воскресенье выдалось самым жарким днем из всех, пережитых ею в Венеции. Она уже пожалела, что не согласилась пойти с Джонни на пляж. Сидеть дома не было никакой возможности. Она отправилась в ресторанчик под открытым небом, заказала себе равиоли и королевских креветок, а за едой подумала, не поехать ли ей в Лидо. Но, представив себе, как мужчины снова будут пялиться на ее светлые волосы и бледную кожу, она отказалась от этой мысли. Вместо этого она отправилась в сторону площади Сан-Марко.

Магазины были закрыты, но кафе оккупировали туристы и горожане — все наслаждались воскресным полднем. Сотни голубей слетелись на площадь, им кидали зерна и крошки. Клаудии показалось, что она одна здесь неприкаянная, и решила избыть свою тоску мороженым.

После долгого ожидания ей удалось занять место за столиком, откуда была видна вся площадь. Ей принесли вазочку ванильного мороженого и стакан минеральной воды. В своем легком открытом платье она не чувствовала жары, волосы были убраны назад тонким золотым обручем, который подарила ей хозяйка. Вокруг нее, оживленно жестикулируя, суетились над своими отпрысками отцы семейств и развлекались влюбленные парочки. Клаудии снова стало жалко себя. Она перевела взгляд на колоннаду собора, мраморные статуи, обрамляющие вход, и остановилась на группе монашек. Потом обратила внимание на юную пару, стоящую перед ними. Парень напоминал апостола: высокий, поджарый, с длинными волосами и окладистой бородой. Он держал за руку существо, очень похожее на племянницу графа Розетти.

Девушка тревожно оглянулась в сторону Канале Гранде, выпустила его руку и скрылась в аркаде колоннады.

Когда она неожиданно выросла у ее столика, Клаудия не узнала в ней ту противную девчонку, с которой столкнулась при иных обстоятельствах.

— Привет, мисс Рейберн, рада снова увидеть вас! — Она махнула рукой. — Дэвид, исчезни! Ну, быстро!

— Это неправильно, Софи. Позволь мне остаться, — едва слышно донеслось из толпы.

— Я знаю, что делаю! Исчезни, быстро, ну?!

Ее спутник растворился в толпе. София с облегчением откинулась на спинку, стула и вдруг судорожно схватила вазочку с мороженым.

— Не думайте, что я сошла с ума! Пожалуйста, подыграйте мне!

— Что я должна делать?

— Я бы, не задумываясь, продала все полотна моего дяди за одну картину Джексона Поллака, — защебетала София. — Но на почве искусства мы не сходимся во мнениях!

— Не городи чепухи, — послышался за спиной спокойный и такой знакомый голос.

София уминала ложку за ложкой из ее вазочки. Клаудия была вне себя от навязанной ей роли. Но умоляющий взгляд Софии заставил ее смолчать. Без единого слова она проследила, как граф Розетти присаживается за ее столик.

— Я и не знал, что ты встречаешься с мисс Рейберн.

— А я не знала, что ты следишь за каждым моим шагом!

— Вовсе нет! Но если бы я знал о твоих намерениях, то с удовольствием присоединился бы к тебе. — Он обернулся к Клаудии. — Как дела?

— Спасибо, хорошо.

— Что-то вы бледно выглядите. Заказать что-нибудь выпить?

Она помотала головой, надеясь, что он отнесет цвет ее лица на счет поведения своей племянницы. Довольствуясь ее отказом, граф заказал себе чашку кофе. Прошедшие две недели ничего не значили, ей казалось, что они виделись вчера.

— Так о чем тут лепетала моя племянница?

— О живописи. — Клаудия улыбнулась Софии. — Ваша племянница просто помешана на современном искусстве.

— Да, знаю, Джексон Поллак и все такое, а как вы?

— Ну, у меня особые взгляды.

А я слышал, что вы изготавливаете для синьоры Медины нечто суперсовременное.

Сердце Клаудии готово было выскочить из груди, но она справилась с собой:

— Синьора Медина заказала нам гарнитур к ее колье.

— Оно очень милое. Это ваша работа?

— Мои эскизы, а работа нашей мастерской.

— А не могли бы вы что-нибудь придумать для меня, — дерзким тоном заявила о себе София.

— Подожди, когда обзаведешься мужем, — мгновенно среагировал граф.

— А разве ты муж Эрике?!

Казалось, граф задохнется от гнева, но он взял себя в руки и добавил спокойным тоном:

— Тебе незачем заказывать себе украшения, София. Ты можешь взять любое из фамильной коллекции.

— А ты не боишься, дядя, что я его продам?

— Ты не повторишь своей ошибки дважды. И не потому, что любишь или боишься меня, а потому, что не захочешь разбить сердце своей матери. — Он указал на вазочку с вареньем. — Доедай быстро, вон она идет.

— Ненавижу тебя! — вскинулась София, и вслед за этим у стола появилась миссис Чартерс.

Граф в мгновение ока пододвинул ей стул, но Анна покачала головой:

— Прости, Филиппо, но мы договорились с Фраскатти, и я уже опаздываю. Здравствуйте, мисс Рейберн!

— Опасно бегать по такой жаре! — возразил граф. — Давай я позвоню и скажу, что ты задерживаешься.

— Не стоит, я уже иду.

— Я провожу тебя! — вскочила София.

Миссис Чартерс удовлетворенно кивнула:

— Рада была вас видеть, мисс Рейберн. Надеюсь, еще встретимся.

— Ну, пойдем, — заторопила ее дочь, — ты сказала, что опаздываешь! Спасибо за мороженое, — обратилась она к Клаудии. — Я позвоню.

Клаудия проводила их взглядом, надеясь, что граф последует за ними. Но он сидел недвижимый, как скала.

— А у вас не назначено никакой встречи? — спросила она.

— Время терпит, — спокойно ответил граф. — Он бросил взгляд на стакан воды перед Клаудией и заказал две чашки кофе, не задавая ей вопросов.

И, только когда официант исполнил заказ, он нарушил молчание:

— Очень мило, что вы не выдали мою племянницу.

— Что?

— Я увидел Софию с мистером Гоулдом раньше, чем она обнаружила меня.

— Так вы в курсе, что она не договаривалась о встрече со мной?

— Да, вы сидели здесь, такая покинутая, такая одинокая, что я решил составить вам компанию.

Занятая маневрами Софии, Клаудия не сразу поняла смысл его последних слов.

— И у меня создалось впечатление, что Розетти задолжали вам порцию мороженого, — продолжил конте, убедившись, что она вернулась с небес на землю. — Бедная София, — усмехнулся он, — решила, что может заморочить мне голову, поедая ваше мороженое!

Клаудия от души рассмеялась. Жаль, конечно, что девочке не удалось обмануть своего дядю, но зато как смешно он реагировал на ее представление!

— Не надо мне мороженого! Это пойдет только на пользу моей фигуре.

— Вот уж нет! Пара кило вам бы не помешали!

— Как и дорогие платья?!

— Рад, что вы прислушиваетесь к моему мнению. Это дает надежды на будущее.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— А почему ваша племянница скрывает от вас мистера Гоулда? Вы не терпите мужчин с бородой?

— Если меня что и не устраивает, так это образ его жизни, а не внешний вид.

— А чем он занимается?

— В том-то и дело, что ничем! Он дипломированный инженер, но не работает, а занимается медитацией. Три года провел в Индиии по дороге в Англию имел несчастье встретить мою племянницу.

— Несчастье?

— Да, для меня. А вы что, не то же чувствовали бы на моем месте?

— Нет. Но, боюсь, я не так воспитана.

— Хотите сказать, что я недалек?

— Не столько недалек, сколь эгоцентричен.

Граф посмотрел на нее с огорчением:

— И это впечатление вы вынесли после единственной встречи со мной?!

— Сегодня мы видимся в четвертый раз.

— Сцена в магазине не в счет!

— Ну конечно, — в сердцах сказала Клаудия, — точно так же вы отнеслись и к парню вашей племянницы?!

— Она хочет выйти за него замуж, — окончательно сник граф. — Вы можете себе представить, что она будет с ним счастлива?

Клаудия подумала, что совсем не знает этого молодого человека, но было в нем что-то симпатичное.

— Уж лучше медитировать в Индии, чем быть байкером, — решительно заявила она. — А вы что, в юности не делали глупостей?

— У меня просто не было времени. Хотя я чуть не стал монахом — вот был бы смех! — Он потер рукой подбородок. — Простите… С тех пор как мы встретились, у меня такое чувство, что я знаю вас всю жизнь и могу говорить все, что вздумается. С самой первой встречи я все время думаю о вас.

Оттого, что он сказал это без всякого особого выражения, у нее мурашки побежали по телу. Он положил свою руку на ее:

— Не будем терять времени в праздных разговорах. Вы поужинаете со мной сегодня?

 

Глава 5

Мгновение Клаудия наслаждалась теплом его руки на своих пальцах. Потом ее пронзила нехорошая мысль: он просто флиртует с ней! Наверное, Эрика Медина не может с ним встретиться сегодня вечером!

— К сожалению, я занята, — натянуто сказала она.

— А чем вы заняты? Вы куда-то идете?

Ей не хотелось врать, и она промолчала. Граф правильно истолковал ее молчание. Его лицо посерьезнело.

— К чему эти отговорки, Клаудия? — Она отметила про себя, что он впервые назвал ее по имени, намеренно или случайно? — Почему, ответьте?

— Я обязательно должна объяснять?

— Ну, конечно! Если вы отказываетесь поужинать со мной, значит, вам просто не хочется проводить со мной время. И я имею право знать, чем я вас так обидел.

Он так посмотрел на нее, что Клаудия совсем растерялась. Она опустила глаза и поискала, как бы помягче объяснить ему. Потом рассердилась на себя: а почему ее должно это заботить? Они едва знакомы, и нечего разводить друг перед другом церемонии!

— Если бы вы случайно не наткнулись на меня, — она гордо вскинула подбородок, — и если бы София не устроила весь этот спектакль, вам бы и в голову не пришло приглашать меня.

— Ах, вон оно что! Значит, вы полагаете, что это из-за Софии я попросил вас пойти со мной? — Он сжал ее руку так, что ей стало больно, но, кажется, ее искаженное лицо не произвело на него впечатления. — Я пригласил вас на ужин только потому, что мне приятно быть с вами. Я и сейчас с удовольствием бы остался, если бы не назначенная встреча.

— Я не задерживаю вас, — зло сказала Клаудия.

— Да что это с вами?! Чего вы злитесь?

— Нисколько, граф Розетти! Просто я не люблю, когда меня обхаживают, а потом бросают в угол, как использованную метлу!

Его брови сошлись над переносицей:

— Ничего не понимаю…

— Не понимаете?! — взорвалась Клаудия. — После нашей встречи прошло две недели! А могло бы пройти два месяца, и двадцать, прежде чем я случайно встретилась бы вам на пути, а вы говорите мне такие слова, будто мы вчера расстались.

— Вы прожили двадцать лет, и наши пути не пересекались, — заметил граф.

Клаудия, не понимая, что он имеет в виду, внимательно всмотрелась в его лицо, но по нему ничего нельзя было прочесть. Граф наклонился к ней, его рука еще сильнее сжала ее пальцы.

— После приема в палаццо я сразу уехал по делам в Лондон и вернулся только вчера вечером. Я сразу позвонил в салон, но вы уже закрылись. Где я должен был вас искать? Выйти на улицу и звать вас? Завтра я все равно разыскал бы вас.

— Но зачем?

— Чтобы увидеть.

Она не верила своим ушам, но ее обуял дух противоречия:

— В любом случае, нет смысла спорить, граф Розетти. Сегодня я не могу.

— То есть не хотите. — Он отодвинул стул и поднялся. — Значит, нет смысла тратить лишних слов. Желаю вам приятного вечера, Клаудия! Вы не против, что я называю вас по имени? В моих мыслях вы давно не мисс Рейберн.

— У англичан это принято, — безразлично ответила она, зная, как больно кольнет его ее равнодушие.

Он насупился, но учтиво поклонился и направился в сторону собора. Клаудия сидела и смотрела ему вслед, пока его не скрыла толпа. На глазах выступили слезы, должно быть от напряжения. Она раскрыла сумочку и достала платок. В это время на ее столик легла длинная тень, и ее сердце бешено заколотилось. Но раздавшийся голос был ей незнаком:

— Можно присесть?

Что за день! Она подняла глаза. Перед ее столиком возвышалась импозантная фигура Дэвида Гоулда.

— Конечно, — пригласила она с преувеличенным радушием. — Сегодня здесь перебывало уже пол-Венеции.

Он улыбнулся какой-то детской улыбкой, его голубые глаза излучали спокойствие.

— Граф ушел? — спросил он, присаживаясь.

— Иначе бы вас здесь не было! — ядовито заметила Клаудия.

— Я ничего не имею против него, — пожал плечами великан. — Это от него исходят негативные энергии. — И, заметив ее ухмылку, пояснил: — Мы все излучаем энергии. От вас, например, идут спокойные, хоть вы и не в себе.

— А от Софии? — не удержалась Клаудия.

— От Софи импульсивные, — невозмутимо отвечал «гуру». — Поэтому нам и хорошо вместе. Она меня будоражит, а я ее успокаиваю.

— И вы верите во всю эту чепуху, которую тут нагородили?!

— Конечно, только я все немного упростил для вас. — Он сложил руки на' груди. — Мне жаль, что Софи попыталась ускорить события. Сколько раз я говорил ей, что все должно идти своим чередом. Но она думает, что без ее вмешательства ничего не произойдет.

— А как, на ваш взгляд, пойдут события «своим чередом»? Не хотите — не отвечайте, — поспешно добавила она.

— Я ни из чего не делаю тайны, Клаудия. — Он назвал ее по имени, словно это само собой разумелось.

И она вдруг поняла, сколько смысла вкладывал в это граф Розетти. Каждый звук ее имени буквально таял у него на губах, получая оттенок интимности. Она сжала руки в кулаки и постаралась сосредоточиться на своем собеседнике.

— Мы с Софи влюблены друг в друга, — продолжал между тем Гоулд, — но если она захочет остаться со мной, ей придется принимать меня таким, какой я есть.

— Меняться вы, конечно, не намерены?

— Я потратил на это последние три года, Клаудия. Думаете, легко европейцу вжиться в восточную философию, особенно если он не намерен провести в Гималаях всю оставшуюся жизнь…

— А зачем же вам надо было возвращаться?

— Я ценю восточную философию, но это вовсе не значит, что я должен вести и восточный образ жизни. Я рожден в Англии, и там мое место. И я вовсе не имел намерений влюбляться в Софи. Просто произошло то, что должно было произойти.

— Судьба?

— Да, Клаудия, судьба или карма.

— И что же вы намерены делать, ведь она еще несовершеннолетняя, а ее дядя так строг?

— У меня и в мыслях не было совращать ее. Я хочу на ней жениться, но вначале я должен убедиться, что она понимает, что делает. Нам надо побыть вместе, но я не могу задерживаться в Венеции, мне надо найти свое место в жизни.

— А я думала, вы только медитируете!

— Вы говорите, как ее дядя. — Он дружелюбно улыбнулся. — Легко быть святым, живя, как отшельник, на вершине горы. Сложнее претворить свои идеи в суетной жизни. Я хотел бы соединить лучшее из обоих миров, западной теологии и восточной философии.

— Желаю вам удачи!

— Спасибо, она мне очень пригодится. — Он расправил бороду своими крепкими пальцами. — Софи хотела жить возле меня в Лондоне, поэтому она и решила продать брошь.

— С вашего ведома?

Его глаза буквально пробуравили Клаудию, и она уже раскаялась в своем замечании.

— Вы мыслите, как граф, — с упреком заметил он. — Но могу вас понять.

Он положил свои сильные руки на стол.

— Сейчас для меня главное — освоить клавиатуру.

— Кажется, вы инженер?

— Я пишу.

— О, у вас множество талантов!

— Как у всякого. Но большинство людей распыляют свою жизнь на дурацкие потуги тщеславия и ревности.

— Вы должны записывать свои мысли, — огрызнулась неожиданно уязвленная Клаудия.

— Этим я сейчас и занимаюсь, — спокойно ответил Гоулд. — Когда выйдет моя книга, подарю вам экземпляр. Мне пора.

Он исчез так же неожиданно, как и появился, оставив Клаудию с непонятными угрызениями совести. Она вздохнула. По крайней мере, теперь она может объяснить неприязнь к нему графа. Трудно представить себе двух более различных людей: один ни в грош не ставил деньги, другой презирал философов.

Клаудия оставила, наконец, свой «гостеприимный» столик и подумала, что следующее воскресенье лучше провести с Джонни.

В понедельник пошел дождь. Над собором Сан-Марко нависли тяжелые тучи.

Клаудия открыла магазин, как обычно, в восемь утра. Как обычно, разложила товар в витринах. Только ее настроение было не «как обычно». Сегодня его не могла бы развеять и самая сильная гроза.

Зазвонил телефон. Она взяла трубку и чуть не бросила ее обратно.

— Добрый день, Клаудия, — услышала она бархатный голос графа Розетти. — Надеюсь, вчерашний вечер не обманул ваших ожиданий?

— Я смотрела телевизор и рано легла спать.

— Значит, сегодня вы должны прекрасно выглядеть! — Ей послышалось в его голосе волнение, но она отмела эту абсурдную мысль. — Сегодня уж вы не скажете, что я застал вас случайно.

— Похоже, что вас задело мое замечание?

— Похоже, что так. Я не привык, чтобы мои намерения подвергались сомнению. А вчера вы ясно дали мне это понять. Так что, Клаудия, сегодня пойдете со мной ужинать?

— У меня нет повода для отступления. — Ее сердце выскакивало из груди.

— Я заеду за вами в восемь. Ваш адрес?

— Эспланада Фраттони, двадцать четыре.

Он повторил адрес и дал отбой. А Клаудия еще долго смотрела на гудящую трубку, желая понять, не приснилось ли ей все это.

В половине восьмого, полностью готовая, Клаудия мерила шагами комнату, и, когда раздался звонок, она сдержала себя, чтобы не броситься бегом к двери. На пороге стоял граф Розетти. От ее самообладания не осталось и следа. Что творил с ней этот мужчина своей улыбкой!

— Вы готовы?

Сглотнув, она кивнула, захватила палантин и последовала за графом по лестнице. В тишине гулко раздавались их шаги. На улице стало прохладнее, моросило.

— Такими вечерами не хочется жить в Венеции, — пробормотал он. — Я хотел заехать за вами на машине, но потом подумал, что будет приятно прогуляться по ночным улицам, защищая вас от дождя.

Смущенно он вынул из-за спины большой черный зонт. Клаудия не могла сдержать смеха.

— Что, смешно видеть мужчину с зонтом?

— Обычно нет. Но вам он совсем не подходит.

— Обычно я езжу на машине или катере. А пешком выхожу из дома только в близлежащие рестораны. — Он взял ее под руку.

— Не надоело?

— Надоело бы, если бы я постоянно жил здесь.

— А это не так?

— Полгода я живу в Риме.

— В другом дворце?

Он не услышал сарказма в ее вопросе.

— Да, но в отличие от здешнего, там я занимаю только верхний этаж, перестроив его в пентхаус.

— А что на других этажах?

— Мой банк и страховая компания.

— Хорошо вы устроились!

Он снова не обратил внимания на ее шпильку:

— Так было не всегда. Я на девяносто процентов трудяга и на десять — шалопай. У моего отца было с точностью наоборот. Когда я вступил в права наследования, мне пришлось многое возвращать в нормальное русло.

— А как давно умер ваш отец?

— Уже пятнадцать лет.

— Но вы были тогда слишком молоды для таких дел!

— Мне было двадцать. — Он отпустил ее локоть и посмотрел ей прямо в глаза. — Я выгляжу старше?

— Я об этом не думала, — солгала она.

Дождь прекратился. Граф закрыл свой зонт и с отвращением держал его на расстоянии вытянутой руки. Клаудия прыснула.

— Я так смешон?

— Нет — нет, — порывисто возразила она, — просто ваш зонт…

— С удовольствием выброшу его в первую попавшуюся урну!

Она поспешила его успокоить:

— Зонт не слишком дорогая плата за счастье жить в таком городе.

Граф рассмеялся и двинулся вперед, помахивая зонтом, как тросточкой.

— Может, мне есть смысл научиться носить ваши английские дождевики, — немного погодя сказал он.

И, прежде чем Клаудия нашлась что ответить, граф снова взял ее под локоть, и они нырнули в какой-то слабо освещенный дворик. Его окружали каменные стены довольно обветшалого здания. Граф Розетти постучал в массивную дверь:

— Здесь вы еще точно не бывали.

На это нечего было возразить, и Клаудия молча последовала за ним, снедаемая любопытством. Ее первой реакцией было разочарование. За дверью находился далеко не первоклассного вида ресторан: просто побеленные стены, не слишком удобная мебель, на столах грубые скатерти. Да и публика была непрезентабельной. Почему граф привел ее сюда? Может, он стеснялся показаться с ней в светском обществе?

Ее спутник, видимо не замечая состояния ее духа, жестом пригласил Клаудию следовать за официантом. Тот проводил их к укромному столику, где уже было накрыто шампанское, наполнил бокалы и, пожелав приятного вечера, удалился.

— За самую прекрасную женщину в этом зале! — поднял свой бокал граф. И, увидев кислую мину девушки, расхохотался. — Не нравится комплимент? Ладно, позже, когда у меня будет повод повторить этот тост, возможно, вы сумеете его оценить.

Пока Клаудия ломала голову над тем, что он имел в виду, второй официант уже принес меню.

— Хозяин пишет его каждый день собственноручно. Позволите мне для вас выбрать?

Клаудия кивнула и, стараясь сохранять достоинство, исподволь наблюдала, как граф, склонив голову, пробежал глазами меню и сделал заказ. Официант коротко поклонился и исчез.

— Вы ожидали чего-то более элегантного? — В его глазах проскочила насмешливая искорка.

Поняв, что попалась, Клаудия постаралась выйти из положения:

— Ну, здесь не очень по-венециански…

— Зато по-венециански кормят. Скажете свое мнение после ужина. А если и тогда вам захочется чего-то «очень венецианского», в следующий раз я поведу вас в бар Гарри.

Услышав про следующий раз, Клаудия была готова признать превосходной любую бурду. Но час спустя ей стало стыдно за свои мысли.

— Ну, каков приговор? — спросил конте.

— Потрясающе. Бар Гарри не идет ни в какое сравнение.

— Так вы там были? Значит, мне удалось удивить вас.

— О да! Но я не имею ничего против еще раз посетить бар Гарри. — Ей хотелось подтверждения, что его слова не были просто фигурой речи.

— Договорились. Однако вы должны попробовать еще омаров Эмилио. Откуда он их берет — его секрет, но они превосходны.

— Похоже, для вас главное — хороший вкус.

— А для вас нет? Прекрасные произведения должны иметь своих ценителей.

— Как, например, ваши картины?

Граф пристально посмотрел на нее:

— Я наследовал только малую их часть, а потом сам собирал коллекцию. Но вскоре мне это наскучило — картины могут доставлять радость, если есть кто-то близкий тебе, с кем можно ее разделить.

— Ну, в этом, я думаю, у вас недостатка нет.

— Я сказал «близкий», а не тот, кто рядом. Хотя еще недавно я и сам не мог определить разницу.

Клаудии очень хотелось, но она не была столь наивна, чтобы отнести его замечание на свой счет. И под его испытующим взглядом она сказала первое, что пришло ей в голову:

— Странно, что вы до сих пор не женаты. Думаю, многие женщины готовы предложить вам свою любовь.

— Многие, — подтвердил он, — но я еще не готов полюбить настолько, чтобы пожертвовать своей свободой.

— Вы слишком много значения придаете чувствам, — смешалась она.

— А вы — нет?!

— Не знаю. Я еще никогда не любила.

— Вот вы и ответили на мой следующий вопрос. А я думал, почему такая красивая девушка все еще одинока.

— Я вовсе не красивая.

— Значит, вы слепы. Вы — жемчужина, которая издали — просто круглая белая горошина. Но положите ее себе на ладонь, и она вберёт в себя все тепло вашей кожи и засветится мягким внутренним светом, тысячекратно воздав вам тепло ваших рук.

— Как поэтично! Умеете вы делать комплименты, граф Розетти.

— Филиппо. — Он пододвинул свой стул. — Это не так уж трудно произнести!

Ее язык словно присох к нёбу. Граф подвинулся к ней еще ближе:

— Ну? Мое имя не труднее вашего. — Он прошептал: — Кла-у-ди-я.

Каким-то чудом ей удалось вытолкнуть из гортани глухие сиплые звуки:

— Фи-лип-по.

Его глаза заблестели.

— Видите! Думаю, и другим вещам вы обучитесь так же быстро. — Он резко встал. — Идемте!

На ватных ногах она последовала за ним, попутно удивляясь, что никто не предъявил им счет, хотя хозяин в низком поклоне проводил их до дверей. Небо прояснилось. Снова было сухо и по-летнему тепло. Клаудия накинула на плечи палантин и, шагая под руку с Филиппо, думала, что до конца жизни не забудет этот сказочный вечер.

И опять они гуляли по незнакомым ей местам, а когда он замедлил шаг у здания, из окон которого доносились звуки музыки, она решила, что он привел ее в ночной клуб. Она проследовала за ним в сумрачно освещенный вестибюль, оттуда в залитый светом и украшенный живыми гирляндами зал, — и ее опасения, что он стесняется показаться с ней на публике, развеялись как дым.

Музыканты на подиуме играли проникновенную мелодию, пел чернокожий певец, кружились пары. Бриллианты в украшениях дам были подлинные, а платья от кутюрье лучших домов моды Европы.

Когда они проходили к одному из дальних столиков, многочисленные знакомые приветствовали графа и как бы мельком окидывали взглядом его спутницу. Клаудия подумала, что завтра в свете только и будет разговоров что о графе Розетти и сопровождавшей его «белокурой иностранке». Наверняка это дойдет и до синьоры Медины.

При мысли об Эрике у Клаудии потемнело в глазах.

— Я устала, Филиппо, хочу домой.

— Но мы только пришли. Что опять не так?

— Я не знала, что вы захотите со мной танцевать. — Она обвела взором элегантное общество. — И… здесь так шумно!

— Все веселятся. И вам будет весело, если вы оставите свои глупости.

— Но мне завтра на службу, я должна зарабатывать себе на жизнь, — не унималась она.

— Я тоже работаю, Клаудия.

— А я думала ваша работа состоит в том, чтобы развлекать женщин, — колко сказала она и попыталась встать.

Его глаза полыхнули огнем. Он силой заставил ее сесть.

— Сядьте и замолчите, иначе я вас ударю!

— Вы не посмеете!

— Я бы на вашем месте не стал на это рассчитывать!

Они враждебно смотрели друг другу в глаза.

 

Глава 6

Клаудия отвела взгляд. Ее ярость улеглась так же быстро, как и поднялась. К тому же она боялась, что он разгадает истинную причину ее раздражения.

— Простите меня, Филиппо, наверное, я веду себя по-дурацки, но я просто не знаю ваших обычаев.

— А что, они сильно отличаются от обычаев англичан? — язвительно спросил он, еще не успев остыть.

— Может, в Италии, где браки, как правило, заключаются в интересах семьи, принято появляться в обществе с любовницами… Да и вообще, — смешалась она, — отличий много…

— Ну-ну, — граф немного отошел, — рассказывайте дальше, это уже интересно.

— Какой смысл. — Клаудия посмотрела через его плечо в сторону танцующих. — Все равно мы не изменимся, ни вы, ни я, да это и несущественно!

— Напротив! — К графу вернулось его обычное самообладание. — Это очень важно. Как вы уже заметили, мы, итальянцы, относимся к браку более прагматично. Но мы и большие романтики. Да, мы выбираем в жены женщину, которая вписывается в круг нашей семьи и друзей, но мы выбираем себе подругу на всю жизнь! И наши женщины в браке счастливее многих других.

— Да что вы говорите!

— Не верите? Мы не заставляем их сидеть одних дома, чтобы часами проводить время на футбольном матче или в пабе. А если уж кому-то неймется завести связь на стороне, жена и дети все равно стоят на первом месте. Что же касается любовниц, тут мне трудно с вами говорить…

— Так я и полагала!

— Из-за вашей наивности, — добавил он холодно. — Вы что, всерьез считаете, что англичане не изменяют своим женам?

— Но…

— Вы боитесь даже думать о сексе. Вам милее разыгрывать из себя Белоснежку в ожидании бесполого принца!

— Ну, знаете!

— А что же вы тогда набросились на меня?!

— Разве вы привели меня сюда не для того, чтобы задеть Эрику Медину? — Клаудия больше не могла держать в себе мучивший ее вопрос.

Его желваки заходили. Ему потребовалось время, чтобы спокойно ответить:

— Вам все представляется в неверном свете. — Его колено коснулось ее ноги. — Муж Эрики был моим… старшим другом. Я очень уважал его. И, когда он умер, я почувствовал себя обязанным позаботиться о его вдове, тем более что у нее возникли проблемы… в финансовом отношении. Как женщина она меня совершенно не интересует!

— У меня создалось другое впечатление, — холодно сказала Клаудия, вспомнив замечания синьоры Ботелли. — Вы оплачиваете все ее счета, по крайней мере в нашем салоне.

— Подарить пару безделушек, что за вопрос, — пожал граф плечами. — Деньги — понятие относительное. Для меня, например, куда важнее ваша благосклонность, Клаудия.

— Не говорите глупостей!

— Это чистая правда. С тех пор, как я узнал вас…

— Не слишком-то вы утруждали себя, граф!

— Я ведь уже объяснил. Ну, ладно! — Он покусал нижнюю губу. — Должен признаться, что я пытался бороться со своими чувствами. Я хотел убедиться, что могу обходиться без вас… Вы полагаете, что я жаждал влюбиться в дурную англичанку, — едва сдерживая крик, зашептал он, — которая только и ищет повод, чтобы меня обидеть?!

— Оставьте ваши шуточки, — неуверенно пролепетала Клаудия.

— Какие уж шутки! Просто я не позволяю себе быть слишком серьезным, а то бы сейчас же принялся за вами ухаживать на глазах у всего света! — Он резко вскочил. — Идемте! Вы правы, я не туда вас привел!

Не успела она опомниться, как он подхватил ее под руку и, почти не замедляя шага, молча доставил до порога ее квартиры.

Лестничная клетка, показалось Клаудии, сжалась до неприличных размеров. Она никак не могла отыскать ключи в своей сумочке. Когда же наконец отперла дверь и собралась сказать «до свидания», Филиппо, тесно прижав ее к себе, протиснулся в щель.

— О нет, — жарко шептал он, — только не так!

Она попыталась высвободиться, но он еще крепче прижал ее к себе. Сквозь тонкую ткань своего платья она чувствовала, как бьется его сердце.

— Вы делаете мне больно, — жалобно простонала Клаудия.

— Тогда перестань сопротивляться. Я хочу тебя. И ты меня хочешь!

— Нет!

Его жаркое дыхание обжигало ее.

— Врешь! Ты жаждешь меня, Клаудия! Я весь вечер читал это в твоих глазах.

Он наклонился и с жадностью прильнул к ее губам. Она плотно сжала губы, краешком сознания удивляясь, что он не попытался разжать их силой.

— Не бойся, малышка, я никогда не причиню тебе зла…

— Даже невольно? — с усилием выдохнула Клаудия.

Его объятия ослабли, но не настолько, чтобы она могла выскользнуть.

— Мы из разных миров, Филиппо. И, даже если не захочешь, ты будешь делать мне больно.

— Ты тоже причиняешь мне боль!

— Я?! Ты такой сильный и независимый!

Он застонал:

— Если бы ты знала, каково мне сейчас!

Он снова прижал свои губы к ее губам. На этот раз она не сопротивлялась. Она обвила руками его шею и вся отдалась поцелую. Когда его руки заскользили вдоль ее спины, она не отпрянула, а, напротив, теснее прильнула к нему всем телом. Она вся дрожала, вторя дрожи его тела.

— Клаудия, — в изнеможении прошептал он, опустил ресницы и снова впился в ее губы.

Желание и страх боролись в ней. Страх победил. Она уперлась руками в его грудь и попыталась освободиться, крутя головой, чтобы вырваться из его объятий. Ей казалось, что все ее усилия тщетны. И вдруг — она оказалась на свободе.

— Когда-нибудь ты перестанешь бояться меня, — сказал он осевшим голосом, взял ее руку и поднес к губам. — Ты еще дитя, но когда-нибудь станешь взрослой. Спи сладко, милая, и думай обо мне.

И, прежде чем она пришла в себя, где-то внизу раздались шаги. Она бросилась к окну. Вот он. Но даже не обернулся! Его силуэт растаял во тьме.

Привычными движениями, как марионетка, Клаудия стала сбрасывать с себя одежду. И вдруг увидела свое отражение в зеркале. «Посмотрел бы Филиппо, — она приблизилась и погладила гладкую поверхность стекла, — бедра, грудь… Я прекрасна!» Выдохнув на зеркало легкое облачко, она зарылась в холодную постель. «Что будет дальше? Увидит ли она еще Филиппо? Фи-лип-по… Ах нет, нечего ломать голову. Пусть все идет своим чередом…» И странным образом выплыл перед ней Дэвид Гоулд…

Следующий день прошел в напрасных ожиданиях. В десять Клаудия, удрученная, легла в постель. Но сон не шел. «Не будь ребенком, — твердила она себе, — у мужчины с его размахом есть дела поважнее, чем вздыхать по тебе».

И это пугало больше всего. Она понимала, что, подчиняясь его сильному характеру, она согласится на то место, которое он отведет ей в своей выстроенной в систему жизни. Потому что для нее он стал смыслом существования. Как быстро она поддалась его влиянию! «Я безнадежно влюбилась? Или это все очарование Венеции?» Она пыталась представить его себе в других странах и в другом окружении. Конечно, в Англии, рядом с отцом он выглядел бы экзотично. С другой стороны, с его образованием и манерами он везде был свой человек. Она боялась себе вообразить, как он здесь, за несколько кварталов от нее, спит, раздевшись, в своей постели…

Вторник был еще страшнее понедельника. Клаудия совсем пала духом. Она стала вспоминать коллекцию Розетти, и ей пришло в голову, что пышные оправы многих украшений, несомненно, мастерски выполненные, отвлекают от самих камней. Примером тому изумрудная брошь. Она попыталась набросать более простое обрамление в стиле того времени, потом увлеклась — и прошли часы, прежде чем она осталась довольна результатом.

Синьора Ботелли чуть не сошла с ума, когда увидела наброски:

— Надо показать их графу Розетти! Или нет, лучше ты сделаешь цветные эскизы, и мы положим их здесь, так чтобы могла увидеть синьора Медина. У нее глаза, как у сыча, она их сразу обнаружит — и тогда граф Розетти у нас в руках!

— Не думаю, чтобы граф к кому-то прислушался, — с горькой усмешкой возразила Клаудия. — У него на все свой собственный взгляд!

— Умная женщина найдет способ пробить броню. У каждого мужчины есть свои слабости. А его слабость — Эрика Медина.

Клаудия как ошпаренная вскочила со своего стула, так что он опрокинулся.

— Детонька, уж не влюбилась ли ты в него?

— Что вы там говорите, — промычала она из-под стола, — у меня тут разлетелись бумаги! — Она была рада, что для ее покрасневшего лица имелся уважительный повод. — Во-первых, это совсем не мой тип, а во-вторых, у меня нет никаких шансов, если ему нравятся такие, как синьора Медина!

— У тебя свой шарм, — словно не замечая ее смятения, продолжала синьора Ботелли. — Для многих мужчин, а особенно темпераментных итальянцев, твоя застенчивость, да с надменной грацией как раз и могут быть привлекательны.

Она наклонилась под стол к Клаудии:

— Наши мужчины — это особая статья. Они такие влюбчивые! Будь осторожна, детка, не поддавайся на их лесть!

Клаудия шумно отфыркалась, вылезая из-под стола. Если бы ее хозяйка знала, что уже опоздала со своими предостережениями!

Пятница выдалась самым невыносимо жарким днем на этой бесконечной неделе. Видимо, собиралась гроза. Клаудия мучилась головной болью, и синьора Ботелли настояла на том, чтобы она продлила свой обед на лишний час.

Клаудия прогулялась вдоль Канале Гранде и, проголодавшись, зашла в тратторию. За трапезой она удовлетворенно отметила, что без затруднений понимает беглую речь сидящих вокруг итальянцев. На обратном пути ей вдруг пришло на ум, что она уже давно не думает по-английски. Эта мысль смутила ее, и она напомнила себе, что не собирается до конца жизни обретаться в Италии.

Подходя к салону, Клаудия издали заметила энергично призывающие жесты хозяйки и, подумав, что что-то случилось, бросилась бегом.

— Что такое? — спросила она запыхавшись.

— Поспешите, звонит граф Розетти из Рима.

— Граф Розетти?!

— Да, да, — уже десять минут на проводе! Я сказала, что вы вот-вот подойдете.

Клаудия влетела в магазин, схватила трубку и попыталась унять дыхание, чтобы он не заметил ее состояния. Похоже, маневр удался, потому что первые фразы, которыми они обменялись, звучали до отвращения банально. Но вдруг Филиппо прорвало:

— Я больше не могу! Когда я увижу тебя?!

— Ну, не знаю… это зависит от вас.

— Нет, малышка, только от тебя! — Его голос прозвучал как самая интимная ласка. — Скажи хозяйке, пусть она тебя отпустит на сегодня и завтра.

— Ты приедешь?

— Нет, ты приедешь! В Рим. Только не говори, что не сможешь! — Это было сказано тоном, не терпящим возражений. — Через час мой шофер Винченто заедет за тобой на квартиру и доставит в аэропорт. Я жду тебя.

— Но… я не знаю, отпустят ли меня.

— Не говори глупостей! Скажи, что едешь ко мне! И пожалуйста, без дальнейших отговорок, дорогая! — Его голос неожиданно сник: — Или ты не хочешь?

Клаудия задохнулась от эмоций. Как он может такое говорить?!

— Клаудия, — звенело в трубке, — Клаудия, где ты?

— Все в порядке, — с трудом выдавила она. — Я еще никогда не была в Риме.

— Я надеюсь, что ты приедешь ко мне, а не в Рим. — В его голосе послышалось облегчение.

— Ты будешь вторым пунктом.

Не задаваясь вопросом, что сказала бы хозяйка о ее поездке в Рим, Клаудия просто отпросилась на два дня. Она бросилась скорее домой, чтобы упаковать чемоданы. Как хорошо, что она обновила гардероб! Теперь не ударит в грязь лицом! И, только складывая легкую, как дуновение, ночную рубашку, она вдруг поняла, что понятия не имеет, где будет ночевать. Может, Филиппо позвал ее в Рим, чтобы…

— А если и так, стоит ли сопротивляться? Она решительно захлопнула крышку.

Коренастый итальянец довез ее на баркасе до набережной, где их ждало авто. В аэропорту Клаудия вдруг осознала, как мало она летала, и, уж конечно, ни разу на машине, где она — единственный пассажир. Это был личный самолет графа Розетти.

Как во сне она перенеслась в Рим и, когда спускалась по трапу, еще издали увидела отчаянно машущего ей Филиппо. Он выглядел бледнее обычного, вокруг глаз залегли глубокие тени. Он приветствовал ее по всем правилам, парой ничего не значащих слов, галантно сопроводил до лимузина и усадил на заднее сиденье. Во время движения под его дежурной улыбкой она почувствовала себя совсем уж неуютно. Поерзав туда-сюда, она взглянула в окно, привычным жестом поправила прическу, совершенно упустив из виду, что на. ней новая шляпка. Шляпка слетела с головы. Граф посмотрел сначала на шляпу, потом на нее:

— Никогда не покрывай волосы дурацкими штучками, Клаудия. У тебя божественные локоны, — как на приеме улыбнулся он.

— Но я люблю шляпы, — упрямо возразила Клаудия и снова натянула шляпку.

Не говоря ни слова, Филиппо снова ее снял.

— Отдай!

Вместо ответа он нажал какую-то кнопку — окошко открылось — и выбросил шляпку на улицу.

— Это моя шляпа, — запоздало закончила она.

— Уже нет.

Такая невозмутимость, наконец, достала Клаудию, и она разрыдалась. Его спокойствие как рукой сняло.

— Клаудия, любимая! — Филиппо притянул ее к себе, губами нежно утирая ее слезы. — О Боже! Любимая, только не плачь! — Он стал целовать ее лицо со страстью, которой ей так не хватало в аэропорту. — Родная, прости меня, я не хотел тебя обидеть. Просто мне так трудно держать себя в руках. Я был готов наброситься на тебя прямо на трапе самолета.

— А я думала, ты разочаровался при виде меня, — всхлипывала она, размазывая по щекам слезы.

— Я?… Я… — Он задохнулся, спрятал свое лицо в ее волосах, — я считал минуты до твоего прилета! Девочка моя…

Он не мог больше говорить, но его объятия были красноречивее любых слов. Клаудия первая вспомнила о шофере.

— Филиппо, остановись! — Она попробовала высвободиться.

— Я куплю тебе новую шляпу, — вдруг осенило его, — не такую, как носят гимназистки!

Он оживленно переговорил с шофером на таком беглом итальянском, что Клаудия не разобрала ни слова. Но все стало понятно, когда лимузин остановился на улице с самыми шикарными в Риме магазинами.

Через пару часов они вернулись к машине, и шофер долго загружал бесчисленные картонки. Клаудия представить себе не могла, куда она могла надеть столь легкомысленные сооружения, каждое из которых стоило целое состояние, но возражать уже не было сил.

Однако, когда Филиппо велел остановиться у бутика, она, невзирая на его ледяной взгляд, так активно воспротивилась, что он вынужден был сдаться.

— Ужасно, что ты не позволяешь мне сделать маленький подарок!

— Уймись, Филиппо, мы едва знакомы.

— Но ты же приехала ко мне в Рим!

— Ты упрекаешь меня? Я и сама уже об этом думала. Никогда ничего подобного я не делала.

— И не будешь! Ни с кем другим.

— Это просьба или приказ?

— И то и другое.

Держа ее за руку, он пытался всмотреться в ее лицо, но она отвернулась к окну и глазела на мелькавшие мимо магазины. Внезапно лимузин остановился у ярко освещенного подъезда отеля. Филиппо помог ей выйти, на ходу как бы оправдываясь:

— В моем доме для тебя всегда есть место, дорогая, но я знаю, что тебе здесь будет спокойнее.

Только теперь Клаудия поняла, как она боялась предстоящей ночи и с глубокой благодарностью посмотрела на него. Заметив ее облегчение, Филиппо укоризненно покачал головой:

— Ты в любом моем жесте видишь попытку соблазнить тебя.

— Я рада, если это не так.

Вместо ответа он проводил ее в холл:

— Номер тебе заказан. Думаю, ты хочешь распаковать свои вещи. Но к семи прошу быть готовой, я пришлю за тобой машину. Мы идем танцевать.

— Не хочешь подняться со мной и оценить мой гардероб?

— С тобой — хочу, но без гардероба!

Как всегда, последнее слово должно оставаться за ним! Клаудия прошла к лифту.

Номер, который заказал для нее Филиппо, больше напоминал графские апартаменты с чередой жилых комнат, спальни, гостиной, ванной и просторной лоджии. На низком столике стояла корзина орхидей. Ей ни к чему было искать в ней записку, и так ясно, от кого эти цветы. И все это для нее?! Она стояла, застыв, на пороге, с единственной мыслью: «Девочка, будь осторожна!»

Ровно в семь Клаудия спустилась в вестибюль, чувствуя себя Золушкой перед первым балом. Она надеялась, что не слишком разоделась, выбрав короткое черное платье из крепа с глубоким вырезом на спине и на бретельках из страз самое дорогое в ее гардеробе. Креп мягко струился по ее стройной фигуре, а черный цвет придавал волосам серебристый отблеск.

В полной уверенности, что выглядит ослепительно, и тем не менее обращая внимание на реакцию постояльцев, Клаудия, слегка покачивая бедрами, пересекла вестибюль и направилась к лимузину, который уже виднелся у входа. Но, когда показался фамильный замок Розетти в Риме, ее уверенность в себе упала до нуля. Он выглядел много старше и мрачнее палаццо в Венеции.

Клаудия ступила на мраморные плиты холла и, стараясь быть незамеченной, проскользнула к персональному лифту до пентхауса. Наверху ее встретил лакей в белой ливрее и проводил до салона. Помещение выглядело сказочно. Обтянутые белой кожей диваны и кресла, толстый кремовый ковер на черном паркетном полу, черные столики, в которых отражались цветы, в изобилии украшавшие зал. Цветы и картины контрастировали яркими цветовыми пятнами с утонченной сдержанностью остальной обстановки. Это была настоящая роскошь! С недоверчивым изумлением рассматривала Клаудия картину Боннара над камином, по сторонам от нее Дафти и Дерена, и два полотна Вламинка на противоположной стене.

Но по-настоящему она оглядеться не успела — в салон вошел Филиппо. В своем черном смокинге он был неотразим! Он шагнул к ней и вдруг застыл с выражением восхищения на лице. Клаудия покружилась перед ним, как модель на просмотре. Его взгляд одобрительно скользнул по ее стройным ножкам, изящному изгибу открытой спины, задержался на округлости упругих грудей.

— Ты сегодня прекраснее, чем всегда! — выдохнул он, глядя ей прямо в глаза.

— Неужели тебе нечего покритиковать? — поддела она его.

— Пожалуй, есть кое-что, — словно задумавшись, ответил Филиппо. — Ты не выглядишь женщиной, познавшей любовь.

Клаудия не поняла его и неуверенно пожала плечами.

— Не то чтобы ты не была и раньше влюблена, — пояснил Филиппо, — а тебя еще не любили. — Он сделал паузу и добавил: — Когда женщина принадлежит мужчине, который ее любит, он нее исходит особый аромат.

— Разве?… — Клаудия попыталась скрыть свою растерянность.

— Скоро сама узнаешь.

Кровь бросилась ей в голову, сердце бешено колотилось. Она стремительно вышла на веранду, окружающую жилые комнаты. Отсюда открывался великолепный вид на Рим. В сумерках мерцали огни, древние руины гордо вырисовывались на фоне неба.

Филиппо подошел и встал рядом:

— Ты всегда будешь убегать, когда засмущаешься?

— Надеюсь, ты не будешь приводить меня в смущение!

— Я тоже надеюсь, — согласился было он, но продолжил, — что, познав искусство любви, ты уже не будешь смущаться.

— Филиппо! — взмолилась Клаудия.

Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом взял ее за руку и подвел к дивану. Робко улыбаясь, она присела на краешек, боясь думать о том, на что он намекал. Он, тоже молча, держал ее за руку. Так текли минуты.

Филиппо поднялся:

— Пойдем, малышка, думаю, на людях тебе будет спокойнее.

Вечер был просто волшебным. Филиппо оказался ослепительным кавалером. После ужина он повел Клаудию в ночной клуб, они много танцевали, а он, обнимая ее за талию, нашептывал ей на ухо слова любовных песен.

Оказалось, что в Риме он пользуется не меньшей популярностью, чем в Венеции. К ним постоянно подходили какие-то люди, но он никого не пригласил к их столику и ни на мгновение не выпустил руки Клаудии.

Только около двух часов ночи Филиппо доставил Клаудию в отель. Пока он провожал ее до номера, в ней опять шевельнулась тревога. Но граф повел себя примерно: поддерживая под локоть, довел до двери и скромно поцеловал в лоб. Наверное, разочарование отразилось на ее лице, потому что Филиппо уже из лифта лукаво спросил:

— Ты разочарована? Хочешь, я вернусь?

— Нет уж, — рассмеялась Клаудия, зашла в свой апартаменты и повернула ключ в замке.

 

Глава 7

В субботу Филиппо проявил не только свою деликатность, но и внимание к ее интересам. Поскольку Клаудия еще никогда не бывала в Риме, весь следующий день они посвятили осмотру города. Он показал все его достопримечательности, и она, конечно, как все туристы, бросила монетки в фонтан ди Треви. Открыв зажмуренные глаза, она встретила его нежный взгляд, но о том, что она загадала, он не стал спрашивать.

Вечером они снова ходили танцевать и, как накануне, он проводил ее до двери, осенил легким поцелуем в лоб и пожелал спокойной ночи.

Ворочаясь в постели, Клаудия пришла к заключению, что его более чем спокойное отношение к ней свидетельствует о том, что она не оправдала его надежд и он утратил интерес к ней. Девочка, которая очаровала его однажды вечером в Венеции, потеряла свою привлекательность в сиянии римских огней. Она тяжело вздохнула и решила сказать ему завтра за ленчем, что уедет раньше намеченного.

В десять ее вырвал из сна звонок портье. Она вспомнила, что Филиппо хотел утром послать ей своего шофера, чтобы тот повозил ее по Риму и затем доставил в пентхаус. Она наспех позавтракала, набросав себе маршрут поездки, и спустилась вниз.

Когда она протянула свой листок шоферу, он вынул из кармана другой и на ломаном английском постарался объяснить ей, что граф уже дал ему указания. Клаудия сравнила записи — они почти в точности совпадали, если не считать, что граф лучше знал Рим, — и, вернув шоферу его список, одобрительно кивнула. Если уж Филиппо потратил свое время, чтобы…

Она наслаждалась поездкой, но мысли о нем все время отвлекали ее от красот «вечного города».

— Думаю, я достаточно расширила свой кругозор, — шутя, обратилась она к шоферу. — Отвезите меня в пентхаус.

Тот слегка нахмурился, соображая, а потом радостно закивал и выразил согласие, что в такой жаркий день лучше отдыхать в тени, чем разглядывать старые развалины.

Уже войдя в лифт, Клаудия сообразила, что прибыла на четверть часа раньше положенного времени. Она быстро нажала на кнопку «стоп». О нет, она не будет Эрикой Медина!

Когда она поднялась на верхний этаж, Филиппо уже ожидал ее в холле.

— Я думал, лифт застрял! — В его голосе слышалась тревога.

— Это я остановила, — как можно невиннее сообщила Клаудия. — Просто хотела подкрасить губы.

Он бросил взгляд на ее свежие и не тронутые помадой губы и, не говоря ни слова, проводил в салон.

— Ты бледна, Клаудия, — заметил он. — Устала?

— Немного. Жара!

— Побыла бы ты здесь в июле или в августе, то узнала бы, что такое настоящая жара!

— А как же ты?

— У меня загородный дом под Римом. Там намного прохладнее.

Она разозлилась на свою несообразительность: «Ну, конечно, дом за городом, ещё, определенно, дом в Париже, дом в Лондоне…»

Филиппо внимательно посмотрел на нее:

— Ты сегодня другая, малышка, ты чем-то взволнована.

— Мне не надо было приезжать в Рим.

— В чем дело? Ты этого хотела, так же, как и я.

— Да, мне было очень приятно, — невпопад пролепетала она, — но каникулы кончились и пора домой!

— Но у нас еще целый вечер! Самолет в девять, в Венеции тебя встретят, и через полчаса ты будешь у себя дома.

— Мог бы предупредить, что ты за меня уже все решил!

— Я думал, тебе будет приятно.

— Я уже не ребенок! — но под его укоризненным взглядом она тут же растеряла всю свою воинственность. — Прости! Наверное, я просто не гожусь на роль возлюбленной. Только не говори мне, — поспешно добавила она, — что ты не думал об этом с момента нашей встречи в Венеции!

— Да, — спокойно ответил он, — и не хочу этого отрицать.

Такого ответа она не ожидала. Она боялась посмотреть ему в глаза и перевела взгляд на его губы, но горькая складка вокруг них еще больше испугала ее, и она подняла взор выше. На его виске лихорадочно билась пульсирующая жилка.

— Это было глупо…

— Спасибо за прямоту, — глухо откликнулся Филиппо.

— Нет, — воскликнула она. — Не в этом дело! С самого начала ничего бы не вышло!

— С самого начала? — Он с трудом сглотнул. — Ты хочешь сказать, что я слишком стар для тебя? Стар и уродлив, чтобы быть твоим возлюбленным? Прости… но… в Венеции мне казалось, что это не так, потому я решился пригласить тебя в Рим. Но, очевидно, провести вечер с пожилым мужчиной не то же самое, что увидеть его при свете дня. Вероятно, я для тебя всего лишь назойливый стареющий итальянец, обыкновенный сердцеед…

— Нет!

— Да! Не лги мне, Клаудия. У меня достаточно мужества выдержать правду!

— Ты — обыкновенный?! Это я — обычная, ничем не примечательная, и к тому же еще дурочка! А ты… а ты… круглый дурак!

— Знаю, — тяжко выдохнул он, пытаясь поймать ее взгляд. — И знаю, в чем моя глупость. Поверил, что ты и вправду любишь меня.

— Я никогда не умела играть… — медленно проговорила девушка.

— Значит, ты любишь меня?! — мгновенно среагировал Филиппо и заулыбался, наслаждаясь своим триумфом. — Скажи мне, Клаудия, я так хочу услышать это из твоих уст!

Это было уже слишком! Она отшатнулась.

— Я не договорила… — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я… я никогда не стану твоей любовницей!

— На это я и не рассчитывал. С тех пор как я увидел тебя у синьоры Ботелли, я не мог забыть тебя, твою белоснежную кожу, твои золотистые волосы. Но… я понял, что тебе никогда не быть моей любовницей. Ты несла свою девственность как знамя! — Саркастическая улыбка рассекла его тонкие губы. — И я понял, что вся моя страсть не может потрясти твои девичьи устои.

Неожиданно он приблизился к ней, и ей не оставалось ничего больше, как прижаться к стене. Его бедра были тверды, как сталь, а чресла напряжены, она почувствовала, как в нем просыпается желание.

— Разве я в этом виновата?!

— О нет, это моя вина, что я искушаю ребенка!

— Ребенка?! — Клаудия, вся дрожа от возбуждения, нашла его губы и приникла к ним.

Он застонал и прижался теснее. Она просунула руки под его пиджак. Рубашка была настолько тонкой, что ей казалось, она прикасается к его коже. Она прошлась пальцами по его позвоночнику. Он содрогнулся, и его поцелуй наполнился еще большей страстью. Он почувствовал ее готовность и нащупал молнию на платье. Ее грудь обнажилась, и его пальцы заскользили по нежной девичьей коже, лаская изюмины сосков. Все ее тело содрогнулось от неведомой доселе ласки.

— Люблю, — выдохнула Клаудия. — Люблю тебя!

— И я! Но не мучай меня, пожалуйста!

Дрожащими руками он повернул ее к себе спиной, чтобы застегнуть молнию, но не удержался и обхватил ее груди. Она едва устояла бы на ногах, если бы он не подхватил ее.

— О, любимый, — застонала она и попыталась развернуться, чтобы взглянуть ему в лицо.

Ее движение отрезвило его, он отдернул свои руки и застегнул молнию. Теперь они стояли молча, глядя друг на друга, каждый пытался успокоить дыхание. Первым совладал с собой Филиппо.

— Наш ленч… должно быть, он уже готов.

Медленно они в молчании двинулись по направлению к столовой. Она была обставлена не менее изысканно, чем салон. Стол был великолепен, но не возбудил в Клаудии и намека на аппетит. Она с трудом проглотила пару кусков чего-то… Филиппо тоже без особого интереса поковырялся в своей тарелке и с облегчением поднялся из-за стола. Они вышли на веранду.

— Я ничего не намечал на вечер, — сказал он, садясь в шезлонг и придвигая к себе другой. — Но если ты чего-то хочешь…

Что могло быть лучше, чем вот так сидеть рядом и наслаждаться тем, что он рядом! Кажется, Филиппо это понял. Клаудия откинулась на упругую ткань и закрыла глаза. Откуда-то снизу доносился приглушенный шум города и шелест деревьев, дальний гул самолетов… Казалось, все ее тело налилось свинцом, она решила досчитать до двадцати и открыть глаза. Пять, семь, десять… Как ровно дышит Филиппо!.. Двенадцать…

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что лежит на диване. Филиппо сидел рядом в кресле.

— Почему ты не разбудил меня? — упрекнула она. — Я долго спала?

— Нет — нет! Я тоже задремал.

Он обернулся на дребезжащий звук чайного столика, который вкатывала служанка. На столике подрагивали изящные китайские чашки и кувшин с фруктовым соком.

— Уже время пить чай? — воскликнула Клаудия. — Ты должен был мне сказать!

— Чтобы ты испытывала еще большие угрызения совести? — улыбнулся он.

Не задавая больше вопросов, она наполнила его стакан соком, а себе налила чашку чая. Вечер прошел так же умиротворенно, как и полдень. Они слушали музыку, которую выбирал Филиппо, потом ужинали на веранде. На этот раз у нее разыгрался жуткий аппетит, Филиппо не отставал. Клаудия обратила внимание, что все в этом доме, включая и чайный сервиз, отмечено гербом Розетти. Интересно, а Филиппо замечает это или уже привык? Она с грустью подумала, что ее время на исходе, и ком встал у нее в горле.

Только на трапе самолета Филиппо отважился еще раз обнять ее.

— Не перетруждай себя там, в Венеции…

— А когда ты вернешься?

— Пока не знаю. Я сообщу. — Он поцеловал ее на прощание.

На пороге она обернулась еще раз и помахала ему. Он коротко махнул в ответ и сел в лимузин.

Около полуночи Клаудия была снова в своей квартире. После роскошных апартаментов Розетти она показалась ей маленькой и убогой. Большие деньги! С ними и расстояния нипочем, и дорога — одно удовольствие. Хоть каждый день катайся между Венецией и Римом! Ей казалось, что она побывала в какой-то другой жизни, где ей не бывать больше никогда…

Клаудия ждала, что синьора Ботелли будет с пристрастием расспрашивать ее о поездке в Рим, но та не проронила ни слова. Когда девушка закрывала магазин, то день, проведенный даже без упоминания имени Розетти, еще не давил на нее своей беспросветностью.

А затем потянулась ужасающая своей унылостью неделя.

Во вторник от графа не было никаких вестей. Но после работы ей встретился Джонни, и она, представив себе долгий вечер в одиночестве, согласилась поужинать с ним. А потом никак не могла отвязаться от его расспросов о ее планах на будущее.

Откуда она знает, а вдруг завтра появится Филиппо?!

Среда была не лучше. С трудом она дотянула до вечера и отправилась домой пешком в бесплодных попытках унять разгулявшиеся нервы. Уже у самого дома ей повстречались София и мистер Гоулд.

— А мы как раз к вам, — радостно возвестил Дэвид. — Я же обещал вам экземпляр моей книги. Вот!

Клаудия машинально приняла подношение.

— Дэвид только сегодня получил авторские экземпляры, — щебетала София. — Книга вышла на прошлой неделе и уже стала сенсацией! Только что звонил его издатель, Дэвид должен срочно лететь в Лондон, чтобы выступить на телевидении и дать интервью для газет и радиостанций!..

— Софи, Клаудии все это неинтересно.

— Ну что вы, — искренне заверила Клаудия. — Я так рада за вас!

— Тогда пошли поужинаем, и я расскажу вам все о его успехе! — София едва могла устоять на месте.

За ужином Клаудия поняла, что София ничуть не преувеличивает. В философских кругах Дэвида Гоулда воспринимали как восходящую звезду.

— Может быть, теперь, — с подобающей случаю скромностью заметил Дэвид, — граф Розетти поймет, что я не пустое место?

— Разве Филиппо, — Клаудия сглотнула, — разве граф в Венеции?!

— Нет, — не обращая внимания на ее замешательство, воодушевленно продолжала свой рассказ София, — он все еще в Риме, но я попросила Эрику передать экземпляр дяде…

— Эрику?

— Ну, синьору Медину, она вчера улетела в Рим. И, когда сегодня я ему позвонила, — ликующим голосом продолжала девушка, — он сказал, что не возражает, чтобы я встречалась с Дэвидом!

Клаудия была потрясена. Нет, она ничего не имела против этих детей, и даже была рада за них, но граф Розетти!.. Заметив испытующий взгляд Дэвида, Клаудия взяла себя в руки и с достоинством выдержала эту встречу до конца.

— Мы еще позвоним вам перед отъездом в Лондон! — помахала ей на прощание София.

— Конечно! — как можно более приветливо постаралась улыбнуться Клаудия, уже обдумывая, куда бы ей спрятаться подальше от семейства Розетти и от всего, что напоминает ей о Филиппо.

Эту ночь Клаудия провела без сна и была рада, когда забрезжило утро. На работу она явилась как никогда рано.

К полудню в салоне появилась синьора Ботелли в сопровождении охранника — обычное дело, когда доставлялись изделия из мастерских. Клаудия осмотрела товар, но подумала, что большая часть украшений привлечет покупателя разве что величиной и чистотой камней, но не их обрамлением.

— Как там у нас с эскизами для синьоры Медины? — поинтересовалась хозяйка. — Надо ковать железо, пока горячо!

Клаудия непонимающе уставилась на нее.

— Трудно сказать, как долго граф Розетти будет еще проявлять интерес к ней. Такие отношения недолговечны.

«Хотелось бы верить», — подумала про себя Клаудия, а вслух произнесла:

— Может, он на ней еще женится?

— Ну, тебе лучше знать, — растерялась синьора. — Я-то думала, после твоей поездки в Рим с синьорой Мединой покончено.

Клаудия залилась краской:

— Моя поездка в Рим была глупостью! Такой же необдуманной прихотью, как и приглашение графа! И вообще, ничего не произошло!

— Ты не обязана передо мной отчитываться, — отступила синьора Ботелли.

— Я не хочу, чтобы вы сделали неправильные выводы!

— Но ведь тебе нравится граф Розетти, да? Только не говори, что он не произвел на тебя впечатления!

— Да, он мне нравится. И ничего больше! — Клаудия старалась найти верный тон. — Я бы никогда, слышите, никогда не перешла с ним границ дозволенного!

— Ты очень разумная девочка, — примирительно сказала синьора, то ли с одобрением, то ли с укором. — С финансовой точки зрения нет лучшей партии, чем такие, как граф Розетти, но, с другой стороны, они так ветрены, что вряд ли могут быть верными мужьями.

Клаудия подумала, что если сейчас же не перестанет думать о нем, то сойдет с ума.

— Что-то ты неважно выглядишь, — заметила синьора. — Пойди-ка домой пораньше.

— Спасибо, но мне нечего делать дома. Я набросала пару эскизов и хочу попробовать их в гипсе.

Синьора Ботелли охотно согласилась, но после обеда все же отправила ее в Лидо, в отель «Эксцельсиор», доставить клиентке браслет.

— Путешествие по воде пойдет тебе на пользу, — сказала она. — Глядишь, искупаешься там. — Она протянула ей пакетик. — Назад можешь не возвращаться.

Хоть Клаудия и не жаждала свободного времени, но спорить с хозяйкой было бесполезно. Она сунула пакет в сумочку и отправилась в дорогу.

Быстро выполнив поручение, она спускалась по террасам и жалела, что напрасно не последовала совету синьоры Ботелли и не взяла купальник. Она вздохнула и поспешила к причалу. Начался час пик, и Клаудия с трудом втиснулась на паром. Но только он двинулся, ее настроение улучшилось. Подул легкий бриз. Заходящее солнце окрасило поверхность воды в золотой цвет, и его луч блеснул на позолоченных орнаментах уходящих в сумрак статуй. Небо ежесекундно меняло свои краски, и Клаудия подумала, что если сравнивать все города мира с цветами, то Венеция, несомненно, царственная роза, хоть и увядающая, но не потерявшая своего великолепия.

Мимо парома пронесся катер. Гондольеры на ближних судах недовольно закричали — им было трудно справиться с волнами. Тут появился второй, который совершал свои маневры вокруг их речного трамвайчика. Бравый рулевой в ослепительно белом кителе и с золотой кокардой на фуражке стоял за штурвалом, а в кабине во весь рост возвышался, устремив свой орлиный взгляд на палубу парома… граф Розетти.

 

Глава 8

Клаудия затаила дыхание. Откуда здесь взялся Филиппо? Он ведь должен быть в Риме!

Его острый взгляд скользил по палубам парома. Клаудия попыталась сжаться, чтобы стать совсем незаметной. Но разве спрячешь ее волосы, отливающие золотом в закатных лучах! Филиппо быстро обнаружил ее и сделал знак, чтобы она сошла на следующей остановке. Она кивнула.

Торопливо прокладывая себе дорогу в толпе, Клаудия вышла на пристань. Его катер стоял в отдалении. Филиппо ждал на носу. Едва она приблизилась, он широко раскинул руки, подхватил ее и поднял на борт.

— Филиппо! — вскрикнула Клаудия, но дальше уже ничего не могла добавить.

Он ее то ли нес, то ли тащил в кабину. Не выпуская ее из рук, он вместе с ней рухнул на диван и прижал ее к себе так, что она едва могла дышать…

— Пусть я слишком стар для тебя, мне все равно! Я… не могу… без тебя жить! Никуда я тебя больше не отпущу, Ты — моя! Пусть я не имею права тебя принуждать… — Он не договорил, Клаудия прервала его.

— Принуждать… меня?! — вскричала она.

— Ну конечно! Я пытался ослепить тебя в Риме богатством и роскошью! Думал, ты не устоишь… Я хотел любой ценой заполучить тебя! — Клаудия чуть отстранилась от него. — А потом терзался. Эти пять дней без тебя были для меня сущим адом!

— Ты и вправду думал, что твои деньги и титул вскружат мне голову?

— Да… Но теперь понимаю, что был глупцом! Ты слишком чиста для меня. Наверное, со своим ровесником ты будешь счастливее. Я не должен толкать тебя на шаг, в котором ты потом раскаешься!

— Ну, так оставь меня в покое, Филиппо! — Ее голос дрожал, но она продолжала говорить: — Ты совершаешь ошибку! Моя молодость пройдет, глаза и волосы потускнеют, а неброские черты скоро наскучат, и ты бросишься в объятия другой женщины.

— Никогда! — Он вскочил.

— А Эрика Медина?!

— Что, Эрика? — Его растерянный взгляд выражал полное недоумение.

— Ты мучился всю неделю?! Как только я уехала, ты пригласил в Рим Эрику!

— Но я вовсе не приглашал ее. Она приезжала к своему адвокату, и, естественно, я отобедал с ней. — Растерянность Филиппо сменилась внезапной радостью: — Ты… ревнуешь?!

— Я просто с ума схожу от ревности, потому что… люблю тебя!

— О, моя дорогая!

Филиппо привлек ее к себе и стал покрывать поцелуями волосы, лицо, шею, плечи. Клаудия почувствовала, как ее накрывает горячая, обжигающая волна желания. Она тихо застонала и подставила ему губы. Они слились в страстном поцелуе. Потом он легонько отстранил ее от себя и заглянул ей в глаза. На лбу у него блестели крупные капли пота.

— Я не могу без тебя. Ты… выйдешь за меня замуж?

Его вопрос прозвучал как приказ. Клаудия слабо улыбнулась:

— Тебе не надо мне приказывать. Я и мечтать не могла об этом, а поверить, что такое может случиться… Но, Филиппо, я не так аристократично воспитана, как женщины твоего круга, и не знаю, смогу ли привыкнуть к такой роскоши…

— Ты будешь жить, как тебе того захочется. Так ты станешь моей женой?

— Да, любимый! Да.

Клаудия Рейберн, графиня, жена итальянского дворянина, чей род уходит корнями в Средние века. Наверное, она спит! Но глаза Филиппо, смотревшие на нее с обожанием и любовью, говорили, что это не сон.

— Тогда скорее в палаццо. — Он распахнул дверь и дал знак рулевому. — Сообщим всем эту новость!

— Так сразу? Но мы только-только… Я не имела в виду, что…

— А почему мы должны тянуть этим? Ты, наверное, тоже хочешь поскорее обрадовать отца? Завтра же полетишь в Англию!

Сбитая с толку его напором, Клаудия попробовала защищаться:

— Я уже совершеннолетняя, и мне не требуется благословение отца.

— Моей дочери благословение будет нужно всегда! Возраст тут ни при чем!

— Но у нас к этому не так серьезно относятся.

— Тогда мне вас жаль!

Клаудия подумала об отце, о его женитьбе и напряженной работе. В общем — то, он не слишком интересовался тем, как она живет в Венеции — он никогда не спрашивал об ее дальнейших планах и о том, собирается ли она вообще возвращаться на родину. Раньше она воспринимала это как должное, а сейчас…

Она посмотрела на мужчину рядом с собой. Похоже, Филиппо есть дело до всего, что имеет к ней отношение, и это — часть его любви! Грустно улыбнувшись, Клаудия взяла его руку и прижалась к ней щекой:

— Надеюсь, я не стану самым большим разочарованием в твоей жизни.

— Что ты, дорогая, ты женщина моей мечты, и ничем не можешь меня разочаровать.

Катер подошел к причалу на набережной, ведущей к боковому входу во двор палаццо. Рука об руку прошли они вдоль цветочных газонов, в холл, по лестнице и вошли в салон. Окна, выходящие на Канале Гранде, были открыты, отсветы заката играли на мраморном полу и зарывались в глубокий ворс роскошных ковров.

Миссис Чартерс сидела с книгой, но, увидев их на пороге, живо вскочила и порывисто устремилась навстречу:

— Так это правда? А я не хотела верить Софии!

— Просто она романтичнее тебя, — пошутил граф.

— Ну что ты такое говоришь, — отмахнулась сестра, — мне не верилось что ты можешь быть благоразумным! — Она мягко улыбнулась Клаудии. — Я рада, что Филиппо выбрал вас. Вы ему подходите.

Клаудия глазам своим не верила, видя благосклонность сестры графа. А Анна говорила не переставая. Она словно ожила, румянец окрасил ее щеки, и Клаудии представилось, какой красавицей она была до свалившегося на нее горя.

— Мы должны дать прием, Филиппо, — щебетала она. — Надо представить Клаудию семье. Откроем парадный зал, он уже два года стоит в запустении, украсим фасады цветами. Тебе нужно составить список приглашенных. — Она перевела взгляд на Клаудию. — С вашей стороны, наверное, тоже будет много гостей.

Клаудия не успела вставить ни слова.

— Прекрасно, — воодушевленно вступил Филиппо. — Тысяча? Или нет, лучше полторы. Утром в первую очередь займусь приглашениями.

Клаудия стояла, как потерянная, переводя взгляд с брата на сестру.

— Не думаю, чтобы мои знакомые смогли прилететь специально на прием, но отец и его жена, конечно, будут, — словно оправдываясь, пролепетала она.

— Ну что вы! Филиппо все организует. Пошлет самолет в Нью-Йорк за нашими гостями, другой в Лондон за вашими, и еще парочку по Европе. Он всегда так делает, когда мы устраиваем балы.

Сначала Клаудия подумала, что над ней шутят, потом поняла, что для них это обычное дело, и почувствовала себя придорожной былинкой среди кустов пышных роз.

— Но у нас не принято столько значения придавать помолвке, — робко сказала она. — Мои друзья перепугаются до смерти. Может быть, лучше в кругу семьи…

— Клаудия. — Филиппо повернулся к ней и обжег ее взглядом. — Ты стесняешься моей любви? Или стыдишься, что полюбила меня?

— Да нет же! Нет! — всплеснула она руками, краешком глаза отметив, как дрожат ее пальцы. — Но, пожалуйста, Филиппо, мне нужно время, чтобы привыкнуть к нашей помолвке и ко всему этому…

— Не волнуйтесь, дорогая, — улыбнулась Анна. — Вы быстро привыкнете. Трудно привыкнуть к бедности, когда был богатым. А наоборот куда проще! Вам просто нужно наблюдать, что я делаю, а когда выйдете замуж, сами сможете все устраивать не хуже меня.

— У меня никогда не получится, — ответила Клаудия упавшим голосом.

— Еще как получится! А нет, так Филиппо вас научит. Он у нас жуть как любит поучать. — Посчитав тему законченной, она вернулась к главному: — Я думаю, нужен оркестр и какая-нибудь группа. Кухня — из Милана… — Но Клаудия, как в полусне, ее уже не слушала.

Филиппо не отрывал от Клаудии взгляда. Пропустив мимо ушей последнее замечание сестры в свой адрес, он решительно обратился к любимой:

— Что за страхи, Клаудия? Чего ты боишься? Я не собираюсь делать из тебя светскую львицу. Если бы мне была нужна такая, я бы легко ее нашел. И все же! Я хочу иметь подле себя взрослую женщину, а не пугливого ребенка! Мы устроим торжественный прием, я этого хочу, и ты сама получишь удовольствие, если наконец согласишься!

Внутренне она уже была со всем согласна, но ей не хотелось так просто уступать:

— Как только мы официально будем помолвлены, со всех сторон посыплются приглашения, и у нас совсем не останется времени, чтобы побыть вдвоем! — Она нежно погладила его по руке. — Я ничуть не сомневаюсь в нашей любви, но наше чувство еще так ново для нас обоих. Пожалуйста, любимый, дай нам время побыть наедине и лучше узнать друг друга!

Тень его ресниц прикрыла блеск глаз, и было непонятно, что скрывается за этой завесой. Когда он открыл глаза, в них светилась нежность, но бегали и еще какие-то чертики.

— Ты права, дорогая. Как я, глупец, сам об этом не подумал! Но на нашу тайну я даю ровно две недели.

— А…

— Две недели, — подтвердил он тоном, не терпящим возражений.

Клаудия кротко потупила глаза. Это была хоть и маленькая, но победа.

Филиппо налил шампанского и произнес тост. Анна с улыбкой наблюдала за ними обоими. Потом, словно вспомнив, встрепенулась:

— Дэнни недавно звонил. Сказал, что-то срочное.

— Тогда лучше решить это прямо сейчас. — Филиппо поцеловал руку сестре, чмокнул Клаудию в кончик носа и вышел.

— Не уступайте моему брату! Но и не переусердствуйте! Не сомневайтесь только в одном. В его любви к вам, — нарушила молчание Анна:

— Сейчас я и не сомневаюсь, но, когда остаюсь одна, не могу избавиться от чувства, — что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. И честно говоря, я не ожидала, что вы одобрите нас.

— Вот уж не ожидала от вас такого снобизма… — с легкой улыбкой отреагировала Анна.

И пока Клаудия обдумывала, как расценить ее высказывание, вернулся Филиппо.

— К сожалению, выставка в Нью-Йорке откладывается на месяц. У музея возникли трения со страховой компанией. Его обязали усилить меры предосторожности, а это требует времени.

— Жаль, — сказала Анна.

— Но нет худа без добра, — загадочно улыбнулся Филиппо, достал из-за спины футлярчик и протянул его Клаудии. — Здесь брошь с изумрудом. Кажется, ты говорила, что следует починить застежку и укрепить камень в оправе. Недолго ей осталось лежать в футляре!

Клаудия осторожно вынула брошь. Изумруд был огромной величины и без единого изъяна.

— Ты хочешь, чтобы это сделала я?

— А что, не справишься?

— Дело не в этом, — не замечая его тона, озабоченно сказала Клаудия. — Просто она такая ценная. А вдруг что-нибудь случится?

— А что может случиться? — возразил Филиппо. — Никто не будет знать, что она у тебя.

На столике возле Анны зазвонил телефон. Она подняла трубку.

— Серджио сообщает, что пришла Эрика. Сказать ей, что тебя нет?

Филиппо бросил взгляд на Клаудию, в его глазах блеснул озорной огонек.

— Почему же? Для Эрики я всегда здесь. — И добавил солидным тоном: — Я ведь свободный мужчина и уже совершеннолетний.

— Ты просто хочешь заставить меня ревновать, но я тебе верю. Ты уже убедил меня, что она только друг семьи, — в тон ему ответила Клаудия.

— Но может стать и чем-то большим, — подмигнул он ей.

— Прекрати, Филиппо!

Но вот уже распахнулись двери, и явилась Эрика Медина, элегантная, как всегда. При виде Клаудии улыбка застыла у нее на губах. Но она быстро справилась с собой и с распростертыми объятиями подлетела к графу.

— Эрика! — с преувеличенной сердечностью воскликнул он. — Какой сюрприз! Я думал, ты еще в Риме.

— Без тебя Рим так скучен! — кокетливо заверила она.

Граф подчеркнуто вежливо усадил ее в кресло:

— Ты, конечно, останешься к обеду?

— Если не помешаю! — Она бросила многозначительный взгляд в сторону Клаудии.

— Ну как ты можешь помешать! Ты, можно сказать, член семьи.

— Ах, когда у тебя визитеры, я всегда боюсь попасть впросак.

— Мисс Рейберн проводит экспертизу украшений. Я попросил ее отремонтировать брошь. Клаудия, — он слегка повернул к ней голову, — продемонстрируйте Эрике изумруд.

Клаудия была вне себя от злости и ревности, но ей удалось холодно улыбнуться, протягивая Эрике Медине драгоценность. Эрика двумя пальцами взяла брошь, внимательно осмотрела ее со всех сторон:

— Какой глубокий тон! Не знала, что камень может быть столь совершенным.

— Все наши камни безупречны, — с гордостью ответил граф. — А этот изумруд — высшего класса.

— И мисс Рейберн берет на себя такую ответственность? — Не дождавшись ответа, она подняла глаза на Клаудию. — Не боитесь?

— Ужасно боюсь, — вынуждена была признаться Клаудия. — Придется не спускать с нее глаз.

Филиппо взял брошь из рук Эрики, тщательно протер ее шелковым платком, вернул в футляр и протянул Клаудии. Эрика, казалось, больше не интересовалась брошью и принялась рассказывать миссис Чартере о своем пребывании в Риме. То и дело всплывало на ее устах имя Филиппо, звучали не знакомые Клаудии названия дворцов и поместий, фамилии их владельцев. Филиппо хранил молчание.

Клаудия с первой секунды поняла, что за игру затеяла Эрика Медина и почему граф поддерживает ее. Во всем его облике читалось одно: «Позволь раскрыть нашу тайну, и больше никто не посмеет так обходиться с тобой!» Но она не собиралась сдаваться. Раз он начал, что ж, она поддержит игру!

— Пожалуй, мне пора, граф. Я и так отняла у вас слишком много времени.

— Разве вы не останетесь на обед? — спросил Филиппо таким тоном, что она покорно села.

— Да… конечно… Спасибо…

В восемь их пригласили к столу. Клаудия без аппетита ковыряла что-то в своей тарелке. Но Филиппо не выказывал к ней ни малейшего интереса. Все свое внимание он посвятил Эрике. А она просто расцветала под сенью его обаяния, стреляла глазками, хлопала ресницами и придавала своему голосу томное звучание. Клаудия вздохнула украдкой. Если Филиппо и рассматривал Эрику как друга семьи, то у молодой вдовы были на этот счет совсем другие взгляды. Наконец этот мучительный ужин кончился, и все перебрались в салон.

Анна выждала для приличия несколько минут, сослалась на усталость и, бросив Клаудии сочувственный взгляд, удалилась к себе. Эрика Медина прожигала Клаудию взглядом. Клаудия всей кожей чувствовала, что та ждет не дождется, когда она, в конце концов, уберется и оставит их с Филиппо наедине. Клаудия поднялась:

— Благодарю вас, граф, за приятный вечер. Уже поздно и…

— Я отвезу вас.

— Это ни к чему, Филиппо, — тут же сориентировалась вдова. — Я прихвачу мисс Рейберн с собой.

Каково же было разочарование Клаудии, когда Филиппо не только не возразил, а, напротив, удовлетворенно кивнул. И пока они шли к причалу, она все надеялась, что он передумает. Но он галантно помог обеим дамам подняться в лодку и поднял руку для прощания.

— Ты пообедаешь завтра со мной? — неожиданно спросила Эрика. — Завтра приезжает из Милана мой консультант по налогам, а мужчинам всегда легче найти общий язык.

— К сожалению, завтра я уже обещал Клаудии. — Впервые за весь этот безумный вечер он обратил свой взор к ней, и взгляд его был полон любви и нежности. — Я зайду за тобой около двенадцати, да?

Ком встал у нее в горле, и она могла лишь кивнуть. Его силуэт растаял вдали, когда мотор набрал свою силу.

— Как я погляжу, вы сблизились с графом Розетти! — задушевно пропела Эрика. — Он у нас известный донжуан, так что будьте осторожны!

— Мне это не грозит.

— Прекрасно, мисс Рейберн. Если вы стоите на таких позициях, его стрелы не могут сразить вас. Он сам не имеет представления, с какой силой воздействует на женщин!

Клаудия не ответила, и Эрика не нарушала молчания. Она была ей за это благодарна. К концу путешествия Эрика спросила:

— А сколько времени займет реставрация?

— Несколько часов, — ответила Клаудия. — Просто с изумрудами требуется особая осторожность, они очень хрупкие.

— Боже! — воскликнула Эрика, — а не проще просто посадить камень на клей?

— Ну что вы! Такой камень требует особого обхождения. Я удивляюсь, что Филиппо до сих пор не уделил ему должного внимания.

— Это потому что он сам не носит драгоценностей! — отозвалась вдова. — А как давно вы с Филиппо на ты?

— С моей поездки в Рим. — Клаудия уже пожалела, что была так откровенна, но отступать было некуда.

Эрика хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец ее взгляд обрел осмысленное, хоть и не предвещавшее ничего хорошего выражение.

— Не понимаю, вы что… — она не договорила.

«Есть многое на свете, друг Горацио…» — мысленно ответила ей Клаудия.

Она обрадовалась, что на горизонте уже показался отель Габриэля:

— Не могли бы вы сказать, чтобы ваш… шофер остановился здесь. Я живу поблизости.

Эрика Медина махнула перчаткой, и баркас замедлил свой ход. Клаудия легким прыжком оказалась на набережной.

Двигаясь к своему дому, девушка ощущала какую-то странную тяжесть. Неужели Эрика имеет над ней такою сильную власть? Засыпала она с трудом, а уснув, несколько раз за ночь просыпалась от смутной тяжести в груди. Утро принесло ей облегчение. Она подумала о предстоящей работе и невольно улыбнулась про себя.

 

Глава 9

Около полудня Филиппо позвонил и сообщил Клаудии, что не может с ней пообедать.

— Ты хочешь встретиться с Эрикой?

— Да. Она недавно звонила. Похоже, состояние ее финансов в еще более плачевном состоянии, чем я предполагал. А, поскольку я являюсь исполнителем завещания ее мужа, в мои обязанности входит переговорить с ее консультантом.

— Неужели ты не видишь, что она просто нашла повод!

Он засмеялся:

— Звучит так, словно ты ревнуешь.

— Так и есть.

— Ты ведь знаешь, что надо сделать, чтобы выбить оружие из рук любой женщины, вступающей за меня в бой. Всего лишь огласить нашу помолвку.

— Ты не слишком самонадеян?

— Еще как самонадеян! — продолжал улыбаться он. — У меня нет на это оснований?

Клаудия невольно улыбнулась, положила трубку и снова взялась за работу.

— Граф Розетти? — спросила синьора Ботелли.

— Да. Он хотел со мной пообедать, но его отвлекли дела с налоговым консультантом Эрики Медины.

— А ты уверена, что это не отговорка, детка? Мне не хочется, чтобы ты обманулась в своих мечтаниях, — озабоченно сказала синьора.

Заботы хозяйки обернулись для Клаудии уколами совести, и она уже решилась ей все рассказать, но тут в салон вошел клиент, и она вернулась к своей работе.

Едва Клаудия вынула камень из броши, как почувствовала, что кто-то дышит ей в затылок. Ночные страхи снова нахлынули на нее, но она нашла в себе силы обернуться и с удивлением обнаружила у себя за спиной Эрику Медину.

— Здравствуйте, синьора! Разве в салоне никого нет?

— Я хотела увидеться с вами. — Она помедлила немного. — Мои эскизы готовы? Вчера я забыла об этом спросить.

— Да, но я еще не вполне ими довольна.

— А мне вы можете показать? — в ее голосе слышались нотки нетерпения.

Клаудия, мгновение поколебавшись, направилась к шкафу. Эрика склонилась над брошью.

— Так вы все-таки решились вынуть камень?

Клаудия, нагнувшаяся к нижнему ящику, распрямилась как тетива.

— Вот ваш гарнитур. — Она протянула листы и окинула настороженным взглядом Эрику.

— Что ж, очень мило. — Эрика беглым взглядом пробежала эскизы. — А сколько будет стоит такой браслет?

— Цены определяет синьора Ботелли. Спросите у нее.

— Непременно. — Эрика бросила небрежный взгляд на золотые часики на своем запястье. — Но мне уже пора. Не хочу опоздать к обеду!

Она поспешно вышла, а Клаудия снова взялась за брошь. К обеденному перерыву основные работы были закончены, но вставлять камень было еще рано, и Клаудия, положив его на бархатную подставку, пошла к сейфу.

— Полагаю, что ты не выставила графу Розетти счет за ремонт? — вкрадчивым голосом осведомилась синьора Ботелли.

Клаудия застыла на месте.

— Простите, но мне и в голову не пришло. Я отработаю потраченное время.

— Не говори глупостей! Я только хотела убедиться в своем предположении, что ты оказываешь графу дружескую услугу, — удовлетворенно закивала синьора.

— Да, дружескую… Мы помолвлены, — решилась она наконец.

— Очень рада… Что?! Вот так новость! Это же замечательно! Как я за вас рада! Ну а жить вы, конечно, будете в Венеции? Это надо отпраздновать. Сейчас же идем в «Гритти-Паласт»!

Клаудии было неловко отказать хозяйке, и она приняла приглашение отобедать в одном из самых респектабельных ресторанов Венеции. На этот раз их обед затянулся, и по возвращении Клаудия, не откладывая, села заканчивать работу. Когда камень уже прочно держался в оправе и застежка была исправна, она решила, что заслужила маленькое вознаграждение. Она прикрепила брошь к платью и подошла к зеркалу. Застежка держала хорошо, но простенькая хлопчатобумажная ткань уж никак не гармонировала с драгоценным камнем. Клаудия открыла декольте глубже и приложила брошь прямо к телу. Как медальон брошь выглядела еще более изысканно. Изумруд заиграл на ее матовой коже.

— Ни один драгоценный камень не сравнится с тобой!

Она вздрогнула и обернулась. В дверях в непринужденной позе стоял Филиппо и просто пожирал ее глазами. Клаудия торопливо поправила декольте, положила брошь в футляр и протянула ему:

— Возьми, она готова.

— Спасибо, любимая. — Он положил кожаную коробочку в карман. — Я зашел за тобой.

— Но я еще не могу уйти. Магазин закрывается только через два часа.

— Можешь. Синьора Ботелли согласна. — Его тон предостерег ее от дальнейших возражений. — Ну?

— Сейчас, только попрощаюсь с хозяйкой.

Через короткое время они прибыли к палаццо Розетти. После городской жары сад производил впечатление оазиса. Лучи заходящего солнца отбрасывали на каменные стены глубокие фиолетовые тени, а водам канала, бьющим о причал, придавали мерцающий зеленоватый оттенок. Зимой это буйство красок поблекнет…

Зима в Венеции. Но теперь с Филиппо! С ним она была бы счастлива хоть на северном полюсе. «А может, вдали от всей цивилизации было бы даже лучше. — Она украдкой взглянула на него, широко шагавшего рядом. — Там мне не перебежала бы дорогу никакая женщина, и он принадлежал бы только мне!» Но все это только мечты. Надо привыкнуть к мысли, что придется делить его с друзьями и родственниками.

— Успокойся! — Он положил ей руку на плечо. — Ты напряжена, как монашка перед последним обетом.

Она нервно рассмеялась:

— Я стою перед чем-то совершенно противоположным!

— Противоположным? — Он сверкнул глазами. — То есть ты считаешь, что брачный обет не столь бесповоротен?

— Нет. Да. Я совсем не это имела в виду. Не обет. Я просто подумала, что моя жизнь только начинается, а для монахини она как раз кончена.

Клаудия почувствовала на себе его взгляд, полный страсти, и покраснела.

Филиппо мгновенно разгадал причину ее смущения и рассмеялся. Потом нежно склонился к ее уху и прошептал:

— Не могу дождаться, когда ты станешь моей. Сегодня же позвонишь отцу и попросишь его прибыть. Если он не сможет, мы полетим к нему. Я не могу больше откладывать свадьбу!

— Но мы еще даже не помолвлены, по крайней мере официально!

Его лицо омрачилось, но он, ничего не сказав, прошествовал через холл и поднялся в салон. Там никого не было. Видя ее замешательство, Филиппо пояснил:

— Анна и София в Риме. После нашей свадьбы они хотят полгода провести в Лондоне, и отправились за покупками, чтобы подготовиться к жизни в этой глуши.

— Лондон — не глушь! — возразила Клаудия.

— Попробуй объяснить это моей сестре, — улыбнулся он. — Она убеждена, что все, что касается моды, кроме Рима — глушь.

— А я и не думала, что Анна придает моде столько значения.

Клаудия была поражена, что благоразумная, как ей казалось, Анна совершает такие поступки. Поехать в Рим, чтобы на полгода обзавестись нарядами, каждый из которых стоит больше, чем обычный смертный может заработать за год!

— Тебе трудно нас понять?

— Понять — могу, но принять — трудно.

— А что тебе непонятно из того, что делаю я, что делаем мы?

— Многое. Все. Привязанность к вещам, которые не имеют никакого значения в жизни! Должно быть, гардеробная Анны полна туалетов! И все-таки она…

— Не забивай себе голову, Клаудия!

— Боюсь, что если мы поженимся, я не буду соответствовать твоим представлениям…

Он не дал ей договорить, заключив в свои объятья. «Могут ли двое, чей образ мыслей так различен, прожить счастливо всю жизнь?» — сомневалась Клаудия. Филиппо почувствовал ее напряженность, слегка отстранился и глубоко заглянул ей в глаза.

— Хорошо, — его голос звучал бесстрастно. — Я — обладатель высокого титула, и я богат. Но не собираюсь стыдиться этого. Розетти честным трудом нажили свое состояние, и мне для его приумножения приходится напряженно работать. Возможно, у тебя сложилось неверное представление о моей жизни. Кроме банка и страховой компании я управляю несколькими концернами, и бизнес занимает львиную долю моего времени и сил.

Он усадил ее на диван, сам сел в кресло напротив и подробно рассказал ей о своих делах и заботах, о постоянных разъездах по всему миру, о деловых партнерах и родственниках, с которыми тоже надо поддерживать отношения. Клаудия, затаив дыхание, слушала его и все больше проникалась уважением к нему и гордостью за свой выбор.

— Как видишь, — заключил Филиппо, — скучать мне не приходится. Боюсь, это ты заскучаешь без меня. Без меня, но не без дел. Когда ты выйдешь за меня замуж, тебе придется вести дом, заботиться о хорошей кухне, устраивать балы и приемы. Так что ты еще сама будешь ездить за нарядами в Рим и Париж.

— Наверное, я никогда не привыкну к жизни в праздности, — прошептала она.

Филиппо подсел к ней и нежно обнял за плечи:

— Ну что мы все спорим по пустякам. Главное, что мы любим друг друга. А мелкие разногласия быстро сгладятся. Но если уж и такая жизнь тебе покажется праздной, будешь целыми днями сама заниматься нашими детьми.

Клаудия изумленно посмотрела на него:

— О детях я вообще не думала.

— Ты что, не хочешь детей?! — притворно ужаснулся Филиппо.

— Очень хочу, — испуганно воскликнула Клаудия, но, заметив, что в его глазах светится любовь и нежность, добавила: — Если ты не против.

Филиппо жарко поцеловал ее, и, немного помолчав, сказал:

— Я не забыл данного тебе обещания. Держать слово — дело чести. Если хочешь, можешь и дальше заниматься своей профессией, но при условии, что, когда я дома, у тебя всегда будет для меня время и ты не станешь целыми днями пропадать на службе.

— Мою мастерскую можно оборудовать где угодно, — радостно заверила она. — Думаю, в таком огромном дворце найдется для моих занятий маленькая комнатка.

Филиппо улыбнулся:

— Я позабочусь, чтобы в каждом из наших домов у тебя было удобное помещение для работы. В конце концов, ты будешь не первой графиней, которая делает карьеру и собственным трудом зарабатывает себе имя.

— Да, но, как правило, в сфере высокой моды.

— А ты заставишь фамилию Розетти засиять заново своим высоким ювелирным искусством.

— Может быть, тогда у меня появится надежда, что ты купишь что-нибудь из моих изделий, — решила подтрунить она над Филиппо.

— Естественно, я буду претендовать на право первого выбора, — ровным голосом ответил он.

— Будь осторожен, любимый, это может стоить тебе кучи денег!

— Это мне нравится! — у мгновенно среагировал Филиппо.

— Что я введу тебя в такие расходы?

— Нет, — с улыбкой покачал он головой, — что ты назвала меня любимым, и слово слетело с твоих губ так легко и непринужденно.

Он наклонился, чтобы снова поцеловать Клаудию, но в это время в дверь постучали, и лакей доложил о визите мистера Филлипса.

— Дэнни! — Филиппо поднялся навстречу посетителю. — Честно говоря, я совсем забыл, что мы условились на сегодняшний вечер! — Он обернулся к Клаудии. — Кажется, вы уже встречались?

Клаудия вежливо кивнула.

— Надеюсь, вы не рассердитесь, что я свалился вам как снег на голову! — Он ответил Клаудии поклоном. — Но мне надо еще кое-что перепроверить. Из-за страховки.

— Ваши страховые общества — это сплошное наказание! — несколько раздраженно пожаловался Филиппо. — Надо было передать страхование моей компании.

— Ваш риск и так слишком велик, — спокойно ответил Дэнни.

— Но ты меня убеждал, что никакого риска нет! — резко возразил Филиппо.

— Так оно и есть. Но всегда остается малый процент вероятности, что возникнет какая-то нештатная ситуация. А я знаю, что фамильные реликвии для вас бесценны.

— Я обладаю только одним бесценным сокровищем! — Филиппо с любовью посмотрел на Клаудию.

Американец остолбенел, но быстро пришел в себя и с широкой улыбкой спросил:

— Вас можно поздравить?

Филиппо счастливо кивнул.

— Но это пока тайна. Мы хотим прежде сообщить отцу Клаудии.

— От меня никто ничего не услышит! — Дэнни перевел взгляд с Филиппо на Клаудию. — Если бы я знал обстоятельства, непременно отложил бы визит.

— В этом нет необходимости, — заверил его Филиппо, подошел к бюро и вынул бумаги. — Здесь все таможенные документы. Просмотри их и скажи, если что-нибудь понадобится.

Американец полистал бумаги:

— Я возьму их с собой в отель, а через пару дней зайду еще раз тщательно осмотреть коллекцию. Она под охраной?

— Разумеется. Днем и ночью. — Филиппо вынул из кармана футляр. — Лишь одна вещь со мной. — Он протянул футляр Дэнни. — Оправа ослабла, и камень только сегодня был заново укреплен.

Дэнни открыл коробочку.

— Какая роскошь! — Он подошел с брошью к свету, повертел ее со всех сторон и одобрительно пощелкал языком. — Чистая работа! Реставрация совершенно не заметна. — Но, чуть помедлив, вынул из нагрудного кармана лупу и вставил ее в глаз.

— Совершенно напрасная проверка, — сухо заметил Филиппо. — Могу тебя заверить, что камень уже никогда не выпадет.

Американец медленно вынул лупу и убрал ее назад.

— Решили меня разыграть? — с легким упреком спросил он. — Думали, я не замечу, что заменили изумруд подделкой? Стекляшка, конечно, недешевая, выполнена замечательно и хорошо подобран цвет, но стреляного воробья на мякине не проведешь!

Воцарилось молчание. Дэнни переводил взгляд с Филиппо на его невесту и обратно. По их лицам американец наконец понял, что для обоих это явилось полной неожиданностью, и растерянно спросил:

— Вы… не знали?

— Нет, — хладнокровно ответил Филиппо.

— Этого не может быть! — выкрикнула Клаудия. — Я не спускала с изумруда глаз, когда вынимала из сейфа. К нему никто, кроме меня, не притрагивался!

— Вызываем полицию, граф? — Дэнни озабоченно поглядел на Филиппо.

— Нет, предоставь это дело мне. Я позвоню тебе в отель.

Дэнни явно хотел возразить, но передумал и, молча раскланявшись, покинул салон. Как только за ним закрылись двери, Клаудия вскочила. Она хотела рассмотреть брошь, но граф быстро положил ее в футляр и захлопнул крышку.

— Сядь, Клаудия, — ледяным тоном сказал он. — Нам надо кое о чем поговорить.

Еще долгие месяцы после того ужасного открытия, что камень оказался фальшивкой, Клаудия не могла отчетливо вспомнить ход дальнейших событий и по ночам просыпалась вся в холодном поту. Но была благодарна уже тому, что эти кошмары постепенно отступали.

Сейчас же, сидя перед Филиппо в огромном пустом салоне, она должна была скрупулезно изложить все свои действия с брошью. И, хотя все было повторено не один раз, момента, где камень был подменен, никак не удавалось обнаружить.

— Я ни на секунду не выпускала его из виду, — как заведенная, твердила Клаудия со слезами на глазах.

— Кто клал брошь в сейф, ты или синьора Ботелли? — допытывался Филиппо.

— Синьора открывала дверцу, а клала я, собственными руками. Так же и вынимала. — Она, не мигая, смотрела в глаза Филиппо. — Никто не прикасался к ней, кроме меня. А может, уже тогда в ней была подделка?!

— Нет! — резко остановил он ее. — Дэнни сам проводил экспертизу всех украшений. Он потратил на это почти месяц. И каждое было по отдельности опечатано. Я лично взломал печать на этой шкатулке, перед тем как вручил ее тебе.

Кровь стучала у нее в висках так, что слова Филиппо доносились откуда-то издалека. Клаудия не могла поверить, что все это происходит с ней. Она зажмурилась и потрясла головой, но дурной сон не кончался. По ее щекам потекли слезы.

— Ты думаешь, что это я украла камень, — с трудом выдавила она из себя. — Больше ведь некому.

— Не говори ерунды. — Он протянул ей платок. — Ты этого не делала.

— Но кто-то же сделал!

— Не ты.

— А кто?!

Филиппо потер виски. Клаудия всем сердцем чувствовала, как он хочет ей верить, но все обстоятельства были против нее.

— Тебе, правда, надо вызвать полицию, Филиппо! Иначе ты никогда не вернешь изумруд.

— Думаешь, им повезет больше?

— По крайней мере, у них больше опыта в таких делах.

— Вот тут ты права! Пожалуй, позвоню инспектору Альбани. — Филиппо поднял трубку. — Он опытный детектив, и в вопросах конфиденциальности на него можно положиться.

— Альбани сейчас подойдет, — облегченно вздохнул Филиппо, закончив разговор, и отошел к камину.

Его лицо было серее пепла, глаза ввалились, под ними залегли черные круги. Весь его облик внушал трепет. Нежный возлюбленный превратился в сурового прокурора, хоть и сам не отдавал себе в этом отчета.

Когда в салон вошел маленький седой человечек, граф сердечно пожал ему руку:

— Как я рад Витторио, что застал тебя в Венеции!

— Где бы я ни был, все равно прилетел бы незамедлительно.

Он снял фуражку, подошел к руке Клаудии, а затем, положив головной убор на столик, присел на краешек стула. Клаудия подумала, что он совсем не похож на полицейского, и даже сама форма не идет ему. Филиппо обрисовал инспектору ситуацию, и тот развернулся к Клаудии:

— Ну что ж, давайте все с самого начала, синьорина.

— Но Филиппо уже рассказал, мне нечего больше добавить!

— Я хочу услышать всю историю от вас, — терпеливо объяснил Альбани. — Не упускайте ни одной детали. — Он одобряюще улыбнулся ей.

И Клаудия, вздохнув, начала все сначала. Инспектор внимательно слушал, осторожно помогал ей, когда она теряла нить повествования, задавал наводящие вопросы, часто казавшиеся Клаудии не важными, но она послушно отвечала на них. Само собой разумеется, выплыл и визит синьоры Медины.

— А синьора часто навещает вас в вашем кабинете?

— Она наша постоянная клиентка и иногда заходит ко мне.

— Зачем она приходила сегодня?

— Хотела посмотреть эскизы, которые я для нее делаю.

— И во время этого визита она рассматривала брошь?

— Она и так ее знала. — Клаудия с беспомощной улыбкой посмотрела на Филиппо, но он не ответил на ее взгляд. — Но она ее не трогала. Никто, кроме меня, к ней не прикасался, — повторила она в сотый раз. Ее губы задрожали. — Никто!

— Звучит так, словно вы хотите взять вину на себя, мисс Рейберн.

— Конечно, нет! — Клаудия пришла в ужас. — Просто я не могу себе представить, как кто-то мог…

— А вам и не надо этого делать. Для этого есть я, а вы просто как можно точнее отвечайте на мои вопросы. — Он захотел услышать о визите Эрики еще раз и во всех подробностях, а потом обратился к Филиппо: — Какова стоимость этого изумруда?

— Около миллиона лир.

У Клаудии перехватило дыхание, что не ускользнуло от зоркого ока полицейского.

— Вы не знали, сколько он стоит?

— Миллион лир! Если бы я знала, не стала бы брать его с собой, а пришла бы сюда с инструментом. — Она обхватила руками голову.

— Такой камень не так-то легко продать. Это не приходило вам в голову? — спросил инспектор. — Придется распиливать его на куски?

— Изумруд нельзя резать, так же как алмаз, для этого он слишком хрупок! Его можно продать только целиком.

— А много найдется покупателей на такой драгоценный камень? — продолжал допытываться инспектор.

— Порядочно, — воскликнула Клаудия. — В одних арабских странах дюжины две шейхов, не раздумывая, выложили бы эту сумму!

— А вы неплохо ориентируетесь.

Инспектор заметил это без особого выражения, но Клаудия вдруг с ужасом осознала, что навлекла на себя еще большее подозрение. И тем не менее она нашла в себе силы держаться независимо.

— Драгоценные камни — моя специальность, так же, как ваша — криминалистика. И я правда не знаю, кто украл изумруд! Но уж точно — не я!

— Я здесь, чтобы разобраться в этом. — Он поднялся и взял в руки фуражку. — А теперь я бы хотел осмотреть вашу квартиру.

— Это уж, определенно, ни к чему! — в первый раз за всю их беседу вмешался Филиппо.

— Боюсь, что вынужден настаивать, — ответил Альбани, — но графу не обязательно сопровождать нас.

— Разумеется, я отправляюсь с вами. Идем, Клаудия, все останется между нами!

 

Глава 10

В полном молчании все трое спускались по лестнице, и, когда были уже на первом этаже, у входа раздался звонок. Они застыли в ожидании, пока лакей отпирал двери.

У Клаудии все внутри перевернулось, когда она узнала Эрику Медину. Что за талант у этой фурии, всегда появляться в самый неподходящий момент! Филиппо шагнул ей навстречу:

— Эрика? Что-то случилось? Я не ждал тебя сегодня!

— Анна обещала несколько вещей на благотворительную распродажу у принцессы Эды. Но, если я не вовремя, зайду в другой раз.

— Нет, нет, забирай, что тебе нужно. Я сейчас распоряжусь. Но не обижайся, оставлю тебя одну — мы очень спешим.

— А что случилось? Ты такой расстроенный! — Ее взгляд скользнул по Клаудии с такой неприязнью, что та сжалась. — Похоже, мы обречены встречаться здесь каждый раз. Вам опять заказали какую-то работу?

Клаудия вызывающе поглядела ей прямо в глаза.

— Пропал изумруд!

— Пропал?! — Эрика обвела взглядом всю компанию. — Но еще сегодня он был у вас, я видела своими собственными глазами.

— Правда? — спросил Филиппо, словно только что узнал новость.

— Разве мисс Рейберн тебе не сказала? Я забегала сегодня к ним. Она как раз занималась брошью.

— Ах да, и камень был вынут.

Эрика кивнула:

— Точно! Он лежал на подставке, я мельком глянула на него. Меня интересовали эскизы, ну, ты знаешь какие. Но мне показалось, что мисс Рейберн было неприятно, что я отвлекаю ее от работы, и я быстро ушла.

В представлении Клаудии все выглядело несколько иначе, но она удержалась от возражений.

— Так изумруд был в поле твоего зрения всего пару секунд? — переспросил граф.

— Да, милый, — Эрика ласково взяла его за руку. — Но тебе, похоже, не до меня. Я загляну позже, когда вернется Анна.

Филиппо кивнул, но руки не отнял. Так, рука об руку, они и прошествовали к молу. Он помог Эрике сесть в ее лодку, запрыгнул в свой баркас и протянул руку Клаудии. В этот момент их глаза встретились, и Клаудия прочла в его взгляде все, чего так боялась.

Когда они вошли в квартиру, Клаудия порадовалась, что всегда содержит ее в порядке. Хотя бы это смягчало ее убожество.

— Что вы хотите осмотреть? — спросила она инспектора.

— Все. Включая ваши личные вещи, если позволите.

— Это так обязательно? — не выдержал Филиппо.

— Вы хотите, чтобы дело разъяснилось? — спросил Альбани непререкаемым тоном. — Тогда не мешайте мне работать!

Клаудия присела, стараясь не встречаться с Филиппо взглядом. Она сидела и думала, что для потомка древнего аристократического рода это, должно быть, пытка — присутствовать при обыске в убогой квартирке своей невесты, подозреваемой в краже.

Обыск не занял много времени. После гостиной и крохотной кухни пришел черед спальни. Неожиданно в дверном проеме появился инспектор со шкатулкой в руках. Эту шкатулку отец подарил Клаудии на совершеннолетие. В ней она хранила свои небогатые украшения и коллекцию гемм, которую собирала в последнее время.

— Граф, взгляните, — окликнул Альбани.

Одним прыжком Филиппо оказался рядом и уставился глазами в шкатулку.

— В чем дело? — не выдержав, подошла к ним Клаудия. — Что такого вы там обнаружили?

Филиппо бросил на нее беглый взгляд, все его внимание привлекало содержимое шкатулки. Клаудия тоже заглянула туда. Оттуда, среди браслетов, цепочек и гемм, на нее ослепительным блеском полыхнуло что-то зеленое. Так сверкать мог только изумруд. У Клаудии перехватило дыхание. Невольно она потянулась к нему рукой, но инспектор предусмотрительно отодвинул шкатулку.

— Не прикасайтесь, мисс Рейберн.

— Позвольте мне, Витторио.

Альбани передал шкатулку Филиппо. Некоторое время тот внимательно разглядывал камень.

— Да, это тот самый изумруд, — заключил он усталым голосом.

— Не может быть! — вскрикнула Клаудия.

Филиппо низко наклонил перед ней шкатулку, чтобы и она могла рассмотреть. Сомнений не было, там лежал тот самый изумруд. Бесполезно теперь отрицать, что она не крала камня, раз его нашли у нее в квартире. Но ведь она невиновна! Клаудия подняла полный отчаяния взор к конте:

— Клянусь, я не брала его! Филиппо!

— Тихо! — Филиппо повернулся к инспектору: — Я могу забрать камень?

— Ну… вообще-то я должен бы изъять его как вещественное доказательство, но поскольку следствие ведется неофициально…

Филиппо достал носовой платок и аккуратно вынул изумруд.

— Ха, — хмыкнул Альбани. — Однако очень профессионально!

Филиппо пожал плечами и переложил камень в бумажник.

— Прошу тебя не покидать своей квартиры, — приказал граф Клаудии. — Сегодня вечером нам предстоит еще кое-что выяснить.

Клаудия потупила взор. Разве она могла упрекать его в том, что он так суров с ней? Но, по крайней мере, мог бы хоть чуточку усомниться в ее вине. Не осмеливаясь больше обращаться к Филиппо, она спросила инспектора:

— Я под арестом?

— Только если граф возбудит против вас дело, — Альбани посмотрел на Филиппо.

— Идемте, Витторио! — Филиппо направился к двери.

На пороге он замедлил шаг и обернулся.

— Никуда не выходи, Клаудия, — повторил он строго. — Слышишь, никуда!

— Но завтра мне на работу, — беспомощно пролепетала она.

Филиппо помолчал, раздумывая.

— Хорошо. Но только до работы, и никуда больше. Ты поняла меня?

Клаудия кивнула, хотя уже ничего не понимала. Филиппо хотел было идти, но снова повернулся к ней, как будто забыл сказать что-то важное. Лицо его было белее мела, он выглядел постаревшим лет на десять. Тут инспектор окликнул его с лестницы, и он, ничего не сказав, вышел.

Клаудия заперла за ними дверь и села. Она думала, что сейчас, наконец, разревется, но внутри было пусто, словно выжжено. Сколько она так просидела, неизвестно, но вдруг вскочила и начала мерить шагами комнату.

Она невиновна. Но раз так, значит, виноват кто-то другой! Кто?! Синьора Ботелли исключалась сразу. Даже если предположить, что она не могла удержаться от соблазна иметь у себя такой камень, — полный абсурд, конечно! — она не стала бы подбрасывать его Клаудии, чтобы бросить на нее подозрение. Значит, это должен быть кто-то, кто ее сильно ненавидит. Анна с Софией к ней, кажется, расположены. К тому же обе сейчас в Риме. Дэвид Гоулд в расчет не идет. Остается только одна персона. Эрика Медина! Она единственная, у которой были и мотив, и возможность.

Клаудия мысленно еще раз перебрала все моменты ее визита. Так, значит, она взглянула на часики и убежала, а Клаудия пошла убирать в шкаф эскизы… Стоп! Кое-что она пропустила. До этого она же доставала эскизы из шкафа! Значит, она открыла дверцу, наклонилась, выдвинула нижний ящик, порылась в бумагах, приподняла лежавшие сверху и вытащила нужные листы. Как минимум, десять секунд. Достаточно, чтобы подменить камень! Её прошиб холодный пот.

Все это означало, что Эрика уже давно замыслила эту аферу. У нее уже была готовая подделка, а так быстро это не делается. И она давно знала, что изумруд слабо держится в оправе. Значит, она просто ждала момент. Если бы не подвернулась эта оказия с ремонтом, она дождалась бы другой возможности добраться до броши. Выходило, что только мысль подставить Клаудию, пришла ей в голову недавно.

Клаудию бросило в жар от ее догадки. Так хотелось поделиться ею с Филиппо! Она подошла к окну. За окном чернела пустынная улица. Где-то он сейчас? Должно быть, в отеле у Дэнни, сообщает, что изумруд нашелся. Ей было тяжело думать, что она ничем не может доказать свои подозрения. Но еще больше ее угнетала мысль, что она потеряла не только свое доброе имя, но и Филиппо. Даже если когда-нибудь он и узнает правду — она не сможет простить ему, что посчитал ее воровкой. «Филиппо, — прошептала она, — если бы ты мне доверял!»

Проснувшись на следующее утро, Клаудия с ужасом подумала, что надо идти на работу. Но сидеть весь день в одиночестве дома было еще ужаснее. Она с трудом заставила себя выползти из постели, одеться и выпить чашку крепкого кофе. Потом, опустив голову и не глядя по сторонам, побрела по людным улицам.

Синьора Ботелли уже открыла салон и как раз выкладывала товар на витрины, когда вошла Клаудия. Хозяйка бросила на девушку любопытствующий взгляд, явно желая узнать новости о помолвке. Но что было рассказывать! Коротко поздоровавшись, Клаудия молча принялась за уборку. Целый час она вытирала везде пыль, протирала и полировала стекла витрин со следами прикосновений покупателей, потом ушла к себе. Она разложила перед собой эскизы, но вместо того, чтобы приняться за работу, задумалась. Если Филиппо и инспектор признают ее виновной, она не сможет больше работать у синьоры Ботелли. Надо прямо сейчас рассказать все хозяйке. Приняв это решение, Клаудия живо вскочила и устремилась в салон.

— Мне надо вам кое-что сказать. Это очень важно!

— Ну, наконец-то! — просияла синьора. — Я давно жду. Назначили день свадьбы?

— Нет! — вскричала Клаудия. — Все кончено! Он считает меня воровкой! Он думает, я украла у него изумруд!

И она, захлебываясь, выложила синьоре все, кроме своих подозрений.

— Нашли изумруд у тебя дома? — переспросила синьора Ботелли, скептически покачав головой. — Это невозможно! Значит, кто-то сыграл с тобой злую шутку.

— Филиппо и инспектор Альбани думают, я сама его спрятала.

— Никогда не поверю! Не может полицейский быть таким наивным. Да стоит только посмотреть тебе в лицо, на нем же прямо написано, что ты ни в чем не виновата! Я немедленно поговорю с ним. Они что там, с ума посходили?

— Прошу вас, не надо! — Клаудия испуганно схватила ее за руку. — Это нехорошо. Пожалуйста!

— Ладно, ладно, не волнуйся ты так! — Синьора погладила ее по руке. — А жаль, им обоим не помешало бы послушать, что я о них думаю!

Она еще поворчала по поводу глупости мужчин вообще и полицейских в частности. Клаудия растроганно ее слушала.

— Что ты не виновата, это ясно, — перешла синьора Ботелли на деловой тон. — Но ведь кто-то украл изумруд! Кто?

У Клаудии навернулись на глаза слезы. Она порывисто обняла хозяйку:

— Спасибо, что хоть вы мне верите!

— Ну-ну, — ласково потрепала ее по щеке синьора. — Благодарить будешь потом. Пока что нам надо подумать, кто мог это сделать.

— Кажется, я знаю, кто.

— Так что же ты молчала?!

— У меня нет никаких доказательств.

Клаудия рассказала ей о своих подозрениях.

— Думаю, тут ты попала в самую точку, — поразмыслив, сказала синьора. — Единственное, что меня смущает, откуда у синьоры Медины такая превосходная подделка. Должно быть, заказала где-то в Риме или Милане. В Венеции было бы слишком рискованно.

— Она и обошлась ей недешево. Мне кажется, Эрика Медина, давно задумала похитить и продать изумруд.

— А это значит, что еще до того, как ты появилась на ее горизонте, она не была уверена, что ей удастся захомутать графа. — Синьора Ботелли изумленно покачала головой. — Как же она должна тебя ненавидеть, если отказалась от изумруда, только ради того чтобы навлечь на тебя подозрения! Ведь она могла бы тихо его продать, и никто ничего не заподозрил бы.

— Ну, ее — то и сейчас не подозревают, — горько усмехнулась Клаудия. — Эрика, конечно, уверена, что теперь, когда она меня опорочила в глазах Филиппо, он повернется к ней.

— Я все-таки не верю, что граф может о тебе плохо думать. Он поразмыслит обо всем на свежую голову и…

— Вы не видели вчера его лица!

— Ты определенно преувеличиваешь.

— Да? — Она понизила голос, глянув через плечо хозяйки. — А вот у меня на этот счет другое мнение! — И пошла за прилавок.

В салон входил Филиппо, ведя под руку Эрику Медину. Синьора Ботелли опешила. Если бы Клаудия не чувствовала себя совсем несчастной, она бы, наверное, расхохоталась, увидев выражение ее лица.

— Граф Розетти? — Синьора явно еще не вполне оправилась от изумления. — Чем могу быть полезна?

— Мы хотели бы посмотреть эскизы, которые Клаудия выполнила для синьоры Медины.

У Клаудии потемнело в глазах. Мало того, что он имел наглость заявиться сюда с Эрикой, так теперь еще хочет оценить ее работу!

— Меня удивляет, что ты не отказался от моих услуг после того, что вчера произошло, — с вызовом сказала Клаудия.

— Я-то как раз тот, кому вчера досталось больше всего, — чуть слышно ответил Филиппо.

— Можешь не шептать! Я рассказала синьоре Ботелли все. И она верит в мою невиновность!

Эрика звонко рассмеялась. Это были первые звуки, которые она издала с тех пор, как вошла в магазин. Клаудия окинула ее надменным взглядом:

— Вам, должно быть, трудно принять это к сведению?

— Не трудно, мисс Рейберн, а невозможно!

Клаудия больше не могла выносить подобную бесцеремонность. Она отвернулась с глазами, полными слез.

— Клаудия, принеси, пожалуйста, эскизы, — вмешался Филиппо.

— Нет! — Она резко развернулась, ее голос дрожал. — Я никогда больше не буду работать ни на тебя, ни на синьору Медину! Ни за что!

— Принеси, пожалуйста, эскизы, — спокойно повторил он.

С прямой спиной Клаудия вышла. В своем кабинете она вытерла слезы, привела в порядок лицо, потом достала бумаги и вернулась с ними в салон.

— Покажи рисунки синьоре Медине, и, если они ей понравятся так же, как вчера…

— Я все равно не буду выполнять ее заказ, — еле слышно прошептала Клаудия.

Но Филиппо расслышал. Он посмотрел на нее взглядом, полным жалости и сострадания. Ее сердце бешено заколотилось, и на мгновение она зажмурилась.

— Я уезжаю из Италии, — решительно сказала она и тихо добавила: — Если, конечно, ты не упечешь меня за решетку.

— Филиппо не желает скандала, — вставила Эрика, и Клаудия с удивлением отметила, что он позволяет ей говорить за себя. Может быть, за это время он решил, что она имеет такое право. Эрика бросила небрежный взгляд на листы и капризно надула губки. — И теперь я совсем не уверена, что они мне вообще нравятся!

— Даже этот браслет? — Филиппо указал на рисунок. — Возьми эскиз, рассмотри его на свету.

Эрика пожала плечами, но выполнила его просьбу, взяла у Клаудии лист и развернулась к окну. Но тут же застыла на месте, обнаружив за окном полицейского. Филиппо подошел к двери и открыл ее.

— Вы как раз вовремя, Витторио, — удовлетворенно кивнул он.

Инспектор вошел в магазин и вынул листок из рук Эрики. Потом не спеша достал пластиковый пакет, подул в него и аккуратно вложил туда лист.

— В чем дело? — взвизгнула Эрика.

— Не хочу стереть ваши отпечатки, синьора.

— Мои — что?

— Отпечатки ваших пальцев. Мы сравним их с теми, которые обнаружили на изумруде.

Эрика посмотрела на инспектора так, словно он перебрал:

— Вы соображаете, что говорите?!

— Разумеется.

Эрика вскинулась на Филиппо:

— Что здесь вообще происходит? Ты понимаешь, что имеет в виду этот… этот полицейский?

— Да, и очень хорошо понимаю. Это я дал ему указания.

Теперь лицо Эрики выражало неподдельный страх. Филиппо смотрел на нее почти что с жалостью.

— Ты дурочка, Эрика. Нет, не злая, просто глупая. Неужели ты всерьез рассчитывала заставить меня поверить, что Клаудия украла камень?

— А какие в этом могут быть сомнения? — заносчиво возразила она. — Доказательство ты сам отыскал в ее доме. Так ты мне сказал или это было неправдой?

— Это правда, Эрика. И ты это прекрасно знаешь. Потому что сама положила туда изумруд.

Эрика зашлась истерическим смехом.

— Ты совсем лишился рассудка, Филиппо? Зачем мне это надо? Теперь ты еще заявишь, что и на шкатулке нашел мои отпечатки!

— Нет, там отпечатков не будет. В квартиру к Клаудии ты, конечно, приходила в перчатках. А вот когда подменяла камень в ее кабинете, перчаток на тебе не было.

Эрика посмотрела на него с упреком:

— Знаешь, Филиппо, не знай я тебя так хорошо, я бы обиделась. Но сейчас мне просто грустно видеть, как твое увлечение этой англичанкой совсем ослепило тебя. Ты больше не видишь вещи в их истинном свете.

— Моя любовь к Клаудии, — он особо подчеркнул слово «любовь», — открыла мне глаза. И только теперь я вижу истинный свет. В том, что на этой девушке нет вины, я не сомневался ни секунды. А кроме нее лишь у тебя была возможность взять изумруд в руки.

— Да? А как насчет синьоры Ботелли? Или ее ты тоже так сильно любишь? — ядовито спросила Эрика.

— Ее отпечатков на камне нет. Там твои отпечатки!

— И что здесь удивительного? Я ведь рассматривала брошь у тебя в палаццо. Почему же их не должно там быть?

— Потому что, прежде чем передать брошь Клаудии, я тщательно протер ее платком.

— Выходит, не достаточно тщательно! — огрызнулась Эрика. Она повернулась к инспектору: — Иначе бы их там не было!

— Вот это мы и проверим, — твердо сказал Альбани. — Отпечатки со временем бледнеют. И, если ваши более раннего происхождения, наш анализ это покажет.

— Как это?

— Мы проведем лабораторные исследования и узнаем точную дату, когда они были оставлены. Методом спектрального анализа.

— Ты не волнуйся, Эрика, — заверил ее Филиппо, — если я окажусь не прав, то надлежащим образом заглажу перед тобой свою вину.

— Но если вы все-таки правы, граф, — вступил инспектор, — то сдержите слово и выдвините против синьоры Медины обвинение.

— То есть как? — не выдержала Эрика.

— Аппарат для спектрального анализа нам пришлось специально заказывать в Неаполе, — принялся объяснять ей инспектор, — и мы пошли на такие расходы только при условии, что граф возбудит против вас дело в случае вашей виновности.

Клаудия отвернулась, чтобы не видеть приступа ярости Эрики. Но ничего не происходило. Висела тишина. И она медленно повернулась обратно. Эрика, стоя у окна, переводила взгляд с Филиппо на инспектора.

— Не понимаю, что за игру вы тут затеяли! — с дрожью в голосе сказала она.

— Это не игра, Эрика, — спокойно возразил Филиппо. — В другом случае я бы довольствовался тем, что вернул изумруд. Но тут замешана женщина, которой принадлежит мое сердце, и у меня не остается выбора.

— А я — то думала, что пользуюсь твоим благоволением!

— Да, Эрика я отношусь к тебе благосклонно, а Клаудию люблю.

— Друзья, — вмешался Альбани, — не будем отклоняться от темы. Я предлагаю сейчас графу и синьоре Медине пройти со мной в участок и там обождать результатов анализа.

— Чтобы упрятать меня в тюрьму?! — издала вопль Эрика и попыталась проскочить мимо инспектора, но тот стоял непоколебимый как скала. Тогда она в упор посмотрела на Филиппо: — И как ты потом разберешься со своей совестью? Так обойтись с вдовой своего лучшего друга, которому ты был дороже брата!

— Для того, кто пытается разрушить жизнь Клаудии, у меня не найдется снисхождения. — Он угрожающе придвинулся к ней. — А у тебя даже не хватает мужества признать свою вину. Раз уж ты меня вынуждаешь искать ей доказательства, я проведу этот анализ!

— Меня не волнует твой анализ! — закричала она в лицо Филиппо. — И ты меня давно не волнуешь! Если ты мог влюбиться в этот гипсовый слепок, ты сам для меня ничто! — Ее голос срывался. — Не надо мне было прятать у нее изумруд, и ты бы в жизни ничего не доказал!

Филиппо отступил от нее на шаг. Его лицо напоминало маску.

— Ты могла бы продать изумруд за миллион лир, Эрика, но ты предпочла оболгать Клаудию.

— Мне это было важнее денег! — Эрика уже хрипела. — Пока не объявилась она, ты принадлежал мне, Филиппо. Стать твоей женой было для меня дороже сотни изумрудов.

— Это и обошлось бы много дороже — пробормотал он себе под нос.

— Твое богатство тут ни при чем! Я хотела тебя, и только тебя! — Она протянула к нему руки, но инспектор перехватил их. Эрика сникла.

— Отведите ее домой и проследите, чтобы она упаковала чемоданы и покинула Венецию.

Эрика не поверила своим ушам:

— Ты отпускаешь меня?

— Да. Поскольку ты вдова человека, который был моим лучшим другом. Но следующие пять лет ты проведешь вдали от Италии. А если потом надумаешь вернуться, тебе запрещается не только жить в Венеции, но и появляться в кругу моего общения. — Он обратился к Альбани: — Снимите с синьоры Медины показания. И, если когда-либо вдруг окажется, что она не в состоянии выполнять свои обязательства, будут приняты соответствующие меры.

— Не беспокойтесь, дело в надежных руках, — заверил его Витторио. Он открыл Эрике двери и, когда та шагнула за порог, повернулся к Клаудии: — Буду рад с вами встретиться при более благоприятных обстоятельствах.

Клаудия не могла вымолвить ни слова, она только кивнула в ответ. Филиппо нежно взял ее за руку и повел в ее кабинет. Наконец-то они остались наедине.

— Прости меня, любимая. Но я не мог ничего раскрыть тебе раньше.

— Значит, твоя встреча с Эрикой была не случайной?

— Конечно. Я же знал, что ты не брала изумруда.

— Почему же ты даже не намекнул об этом?

— Разве?

— О, Филиппо, я была так слепа! — воскликнула она.

— Это точно! И давай как можно быстрее поженимся, чтобы ты наконец заметила, как сильно я люблю тебя.

Клаудия прильнула к нему, он крепко обнял ее. Она почувствовала, как бьется его сердце, и прижала голову к его груди.

— Я тоже подозревала Эрику, Филиппо, но боялась, что ты мне не поверишь. Ты ведь, можно сказать, посадил меня под арест.

— Я вчера запретил тебе выходить из дома, потому что опасался за твою жизнь.

— А такое могло случиться?

Филиппо кивнул.

— Ее дьявольская натура могла выкинуть что угодно. Я ее хорошо знаю. Всю ночь у твоей квартиры дежурил мой человек и утром проводил тебя до порога магазина.

Она еще теснее прижалась к нему.

— Без этого анализа ты ничего не добился бы от Эрики. Я даже подумать не могла, что на свете существуют такие вещи.

— Спектральный анализ? Ну отчего же! — Он рассмеялся, заглянул ей в глаза и лукаво подмигнул. — Только Витторио немного схитрил, сыграл на ее наивности. С помощью спектрального анализа нельзя установить возраст отпечатков. Это пока что вообще невозможно.

Клаудия тоже засмеялась, но ее смех внезапно перешел в рыдания. Она уткнулась Филиппо в плечо.

— Поплачь, поплачь. — Он нежно погладил ее по голове. — Потом тебе станет легче.

— Сейчас… перестану, — всхлипывала она, — сейчас, Филиппо! Мне уже лучше. А еще утром я думала, что моя жизнь кончена.

— Она еще только начинается, — прошептал он и ласково поцеловал ее за ушком. — Думаю, мы оставим эту затею с помолвкой, а полетим в Англию, к твоему отцу, и заручимся его согласием на нашу свадьбу. Сколько на это потребуется времени?

— Дня три.

— Так много? — запротестовал он.

— Филиппо!

— Помолчи, любимая! — Он закрыл ей рот страстным поцелуем.

 

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.