Клаудия стояла как оплеванная. Так грубо с ней еще никто не обходился. Да будь он хоть граф Розетти, хоть сам китайский император, никому не позволено так унижать ее! Она набралась духу, чтобы высказать все, что по этому поводу думает, но тут раздался звонок, и синьора Ботелли появилась в дверях.

Разумеется, она тут же узнала графа.

— Граф Розетти, — радостно приветствовала она, — а я недавно говорила с вашим секретарем. Он сообщил, что вы вышли, и я оставила свою визитку. Не ожидала, что вы так быстро появитесь!

— Я не получал от вас никакого уведомления, синьора. — В его голосе звенел металл. — История с брошью вышла на свет вчера. К сожалению, слишком поздно, чтобы я мог связаться с вами. Поэтому сегодня утром я незамедлительно направился сюда. Будьте любезны вернуть мне брошь, и будем считать, что инцидент исчерпан.

Синьора просто оторопела. Она ожидала, что граф будет рад получить назад свою реликвию в целости и сохранности. А по его тону можно было сделать вывод, что он делает ей одолжение, не обращаясь в полицию.

— Если бы я хотела воспользоваться ситуацией, — возмущенно сказала она, — то не добивалась бы столь настойчиво встречи с вами вчера вечером и сегодня утром. Как вы вообще могли предположить подобное! Думаю, моя ассистентка обрисовала вам положение дел.

— И синьорина обещала прийти сегодня в десять, — вставила Клаудия.

— Вместо нее пришел я. — Не удостоив Клаудию взглядом, граф продолжал обращаться к синьоре Ботелли. — Закончим дело к взаимному удовольствию.

— Разумеется. — Поджав губы и высоко неся свою голову, синьора направилась к сейфу. — Но вы обязаны принести извинения за диффамацию моего заведения.

В салоне повисла тишина. Граф смертельно побледнел. И, к своему удивлению, Клаудия услышала совсем иной, чем минуту назад, голос, мягкий, спокойный, доброжелательный:

— Вы совершенно правы синьора. У меня не было ни малейшего основания подозревать вас в чем бы то ни было. Прошу прощения. Единственным извинением может служить мое отчаяние, которое вынудило меня потерять самообладание. Иначе я никогда не позволил бы себе подвергнуть сомнению репутацию лучшего салона в городе. Еще раз простите.

Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, и Клаудии снова стало ясно, что перед ними самый очаровательный джентльмен из всех, которых она когда-либо видела.

Удовлетворенная синьора Ботелли вынула «Розу» из сейфа и хотела упаковать ее в бархатную коробочку, но граф просто взял и положил брошь в карман.

— Ах, осторожнее! — невольно вскрикнула Клаудия.

— Не беспокойтесь, синьорина, эта брошь выдержала гораздо больше, чем пребывание в кармане. — Он повернулся в ее сторону, и Клаудия вдруг заметила, что глаза у него не черные, а карие, в обрамлении густых ресниц. А широкая улыбка открыла ряд ровных красивых зубов. — Графиня, для которой ее изготовили, обладала вспыльчивым нравом и имела обыкновение швыряться этим сокровищем. Сначала в кардинала, который подарил камень, потом в красотку, которая соблазнила ее мужа.

— Обычно в роли соблазнителей выступают мужчины, — бросила Клаудия.

— Заблуждение, свойственное большинству дам. Мужчина вступает в любовную связь, только когда его обольщает женщина.

— Значит, тут наши взгляды расходятся.

Потупив голову, Клаудия удалилась к себе. Вскоре за ней последовала и синьора Ботелли.

— Какое счастье, что нам принесли эту брошь! — воскликнула она, не в силах скрыть ликование.

— Что-о-о?!

— Ну, конечно! Ведь граф благодаря ей появился у нас в салоне! И видел наши изделия.

— Не представляю себе, что, обладая «Розой», можно скупать нынешние поделки.

— Для себя — нет, — звонко рассмеялась синьора Ботелли, — но их приятно дарить.

— Кому?

— Своим возлюбленным. На сегодняшний день это синьора Медина. А ты не знала?

Клаудия с трудом выдавила из себя улыбку:

— Похоже, я еще многого не знаю. И вообще, живописность Венеции интересует меня куда больше, чем размалеванные дамы.

— «Размалеванные дамы»! — посмеиваясь, покачала головой синьора. — Фи, как старомодно! Кажется, не один твой отец живет в прошлом!

Клаудия грустно улыбнулась. Она и сама замечала, что профессия отца наложила свой отпечаток не только на него. Он был профессором археологии в Кембридже, и Клаудия, еще ребенком, часто ездила с ним по экспедициям. Чтобы сменить тему, она спросила:

— А у графа много любовных похождений?

— Не больше, чем у всякого в его положении.

— И что это за положение?

— Дитя мое, не стоит так высоко витать в облаках. Мужчине с его богатством и его внешностью трудно избежать особо обходительного внимания дам. Тут надо родиться монахом. Зато уж ты даже не попыталась скрыть свою неприязнь. А он был так мил с тобой!

— Ага, только после того, как вы заставили его извиниться. Слышали бы вы, что он наговорил мне до этого!

— Он был очень расстроен. У него проблемы с племянницей. Граф рассказал мне, что девочка влюбилась в какого-то пройдоху, который ей совсем не пара, и собиралась с ним сбежать. Для этого ей и нужны были деньги.

— Это та синьорина, что принесла брошь?

— Да. Он не может отказать ей в желании носить вещи из семейной коллекции. Но чтобы пытаться продать! Конечно, это вывело его из себя.

— А как он узнал?

— Вечером граф захотел, чтобы племянница надела к приему «Розу», а так как она…

— Он что, может ей приказывать, что надевать?

— Почему бы и нет?

— Мне бы такого мужчину! — фыркнула Клаудия.

— Вполне согласна. — Синьора сделала вид, что не поняла ее возгласа. — Многие женщины предпочитают властного мужа, особенно если он властвует с нежностью.

— Ну, уж граф понятия не имеет о нежности!

В черных глазах синьоры промелькнула печаль:

— Девочка моя, тебе еще столько предстоит познать…

— Только не о нем!

Клаудия взяла свое ожерелье и принялась за работу. Воцарилось молчание.

— Мне только интересно, почему это он рассказал вам о своей племяннице. Ради чести семьи он должен бы скорее скрывать эту историю.

— Граф Розетти уверен, что дальше меня это не пойдет.

— О, так он доверяет женщине?!

— Если история выйдет на свет, он будет точно знать, благодаря кому. А у графа достаточно влияния, чтобы сильно повредить моему делу. И он понимает, что не в моих интересах будет нарушать конфиденциальность.

— На мой счет не беспокойтесь, — поспешно сказала Клаудия, — я уже все забыла.

— Вот и хорошо.

Синьора Ботелли вышла в салон. А Клаудия все думала о племяннице Розетти. Должно быть, нелегко жить с таким дядей. Интересно, а где ее отец? И что это за молодой человек, что решился сойтись с девушкой, настолько выше его по положению, по крайней мере, как считает дядя? И что это за положение? Деньги, происхождение? Скорее всего, положение в обществе, решила Клаудия, представляя себе графа. Впрочем, что ей за дело до всего этого, решила она и сосредоточилась на ожерелье.

Тремя днями позже синьора Ботелли получила приглашение на выставку современного ювелирного искусства. Но поскольку в момент открытия выставки синьора должна была быть в Милане, она попросила Клаудию заменить ее.

— К тому же, — добавила синьора, — возможно, ты почерпнешь там идеи для новой работы. А на твое ожерелье у меня уже есть покупатель. Синьор Бруно хочет приобрести его для своей жены. Если он заплатит ту сумму, что я назвала, твоей доли хватит на то, чтобы снять квартиру получше.

Она назвала цену. У Клаудии перехватило дыхание. Синьора Ботелли засмеялась:

— Конечно, этого хватило бы и чтобы начать свое дело. Но при всем твоем таланте ты так легкомысленна и неопытна, что будешь скорее раздаривать, чем продавать, и пустишь нас всех по миру.

— Проблема больше в том, — возразила Клаудия, — что я просто не могу расстаться с вещью, которая только что родилась.

— Тебе надо работать над несколькими изделиями сразу. Тогда, как многодетная мать, ты будешь любить их всех и ни к какой не привязываться.

— Так следует относиться и к мужчинам? — спросила Клаудия слегка фривольно.

Синьора Ботелли расхохоталась:

— Любая порядочная женщина не стала бы отвечать на твой вопрос. Но я тебя успокою. Тебе это не грозит. Ты, по-моему, однолюбка.

Воскресным днем Клаудия отправилась на вернисаж. В Венеции множество галерей, но особенно славится галерея Мендозы. Сейчас в ней открывалась выставка, на которой были представлены новейшие достижения в обработке и гранении драгоценных и полудрагоценных камней.

В просторных залах толпились люди. Казалось, весь высший свет собрался здесь. И Клаудия очень порадовалась, что уделила сегодня особое внимание своему наряду. На ней был медового цвета костюм, мягко облегающий ее стройную фигурку, который ей очень шел и прекрасно оттенял нежный цвет лица.

Ее привлек браслет, выставленный в витрине. Она хотела подойти рассмотреть его поближе, как вдруг увидела графа Розетти, вошедшего в зал в окружении двух дам и синьора. Клаудия отступила за огромную вазу, чтобы остаться незамеченной. Правда, граф и так был занят беседой с синьорой за тридцать и очень похожей на девушку, которая приносила ей брошь. Клаудия решила, что это его сестра. Ее предположение подтвердило присутствие самой синьорины, которая шла за ними и, явно скучая, внимала молодому человеку лет двадцати семи. А тот внимательно осматривал каждый предмет экспозиции. «Он или ювелир, или художник, чьи работы выставлены здесь», — определила Клаудия.

Наконец компания удалилась в другой конец зала, и Клаудия, облегченно вздохнув, начала осмотр. Шаг за шагом продвигалась она вдоль витрин, как вдруг неожиданно оказалась лицом к лицу с графом. В его глазах промелькнул огонек узнавания, он слегка поклонился.

— Моя сестра, миссис Чартерс и племянница София, вы с ней уже знакомы. А это Дональд Филлипс, который организует выставку коллекции Розетти в Америке, — представил граф своих спутников.

Старательно удерживая на лице улыбку, Клаудия назвала свое имя и собралась откланяться, но граф заслонил ей дорогу. Не желая его рассердить, она обратилась к американцу:

— Меня удивило, как тщательно вы изучали не только ювелирные изделия, но и оформление витрин.

— Да. По этой части итальянцы большие мастера.

— Они невероятно быстро схватывают все новое в этой области. Я живу здесь уже полгода и не устаю удивляться.

— Вы работаете в Венеции?

Заметив его изумление, граф пояснил:

— Мисс Рейберн продает украшения у Ботелли.

— Я не только продаю, но и изготавливаю сама, — сказала Клаудия, по-прежнему обращаясь только к американцу.

— Значит, вы на этой выставке из деловых соображений?

— Да, синьора Ботелли посчитала, что посещение выставки может натолкнуть меня на новые идеи.

— Так вы любите современное искусство? — включилась в разговор сестра графа. Она немного нервничала, но по ее виду это было почти незаметно. В конце концов, она тоже Розетти!

— Если уж говорить о любви, то я предпочитаю старых мастеров, — откровенно высказалась Клаудия.

— Тогда вам нечего делать в этих залах, — подала голос племянница. Ее тон не отличался дружелюбием. — Если вы не любите современных украшений, ваши работы никогда не будут хорошими.

Клаудия что-то невразумительно пробормотала и снова сделала попытку уйти, но граф опять преградил ей путь, даже слегка придержав ее за локоть.

— Прежде чем вы уйдете, мисс Рейберн, моя племянница хотела бы извиниться перед вами.

— Разве? — буркнула та.

— Непременно, София. Надеюсь, ты еще не забыла, в какое затруднительное положение поставила мисс Рейберн, принеся ей розовый алмаз в починку?

— Так это у вас была брошь? — воскликнул Дональд Филлипс. — Граф Розетти хотел мне ее продемонстрировать, а оказалось, что София отнесла ее к Ботелли.

— К счастью, мне удалось вернуть брошь прежде, чем мисс Рейберн взялась за нее. София не понимает, что для восстановления старинных украшений нужно обладать особыми умениями.

Клаудия опустила глаза. Конечно, граф очень ловко вышел из положения, но, не задумываясь, представил ее саму в невыгодном свете.

— Ну же, София, отвечай за свой проступок! Извинись перед мисс Рейберн!

Гнев на поведение девушки улетучился. Теперь Клаудия обиделась за нее. Она могла понять, что граф сердит на племянницу, но его язвительный тон! Он не имеет права так пренебрежительно обращаться с ней, с Клаудией!

— Вы не должны передо мной извиняться, мисс Чартерс, скорее уж это должен сделать ваш дядя!

— Дядя?!

— Конечно. Он принял как само собой разумеющееся, что я не в состоянии починить брошь.

— А вы бы справились? — вмешался Дональд Филлипс.

Оставив свою стеснительность, Клаудия с вызовом кивнула.

— Мое хобби — реставрация античных украшений.

— И какой же ремонт был необходим? — с ядовитой улыбкой осведомился граф.

Клаудия невинно улыбнулась в ответ. Сейчас она покажет этому высокомерному типу!

— Всего-то истончилась застежка да в нескольких местах протерлась оправа.

— А у вас острый глаз, мисс Рейберн!

София благодарно взглянула на нее. Девушка ликовала.

— Что ж, возможно, вам еще удастся подержать брошь в руках.

— Отнесите ее лучше другому эксперту. В моих способностях вы усомнились.

Уголок его рта дернулся.

— Ну и острый язычок, — воскликнул он. В его голосе зазвучало удивление, смешанное с восхищением. — Постараюсь в будущем на него не попасться, — неожиданно вкрадчиво добавил он.

— Филиппо! — раздался голос за спиной Клаудии.

Лицо графа расплылось в широкой улыбке. Он развернулся, чтобы представить двух господ своим близким, и Клаудия, воспользовавшись моментом, выскользнула в другой зал.

Знакомство с семейством Розетти неожиданно ее взбудоражило. Вторая встреча с графом ничуть не изменила ее мнения о нем, наоборот, даже укрепила в прежнем. Более того, сейчас он казался ей не только надменным и заносчивым, но еще и самоуверенным и надутым! Вот бы сбить с него весь его апломб! Но она пришла сюда совсем не затем, чтобы устраивать словесные дуэли хоть бы и с самим…

Она не успела придумать, в баталии с кем ей не хотелось бы вступать, как, переходя в следующий зал, Клаудия почувствовала под каблуком что-то мягкое. Девушка вгляделась. На полу лежала шитая жемчугом женская шелковая перчатка. Клаудия подняла ее, повертела в руках, оглянулась в поисках той, кто мог ее обронить, но, не найдя никого, кто бы ее искал, на выходе передала смотрителю и вернулась к выставленным для обозрения украшениям.

Разглядывая в витрине ожерелье, которое, как она решила, в чем-то даже уступает ее собственному, она почувствовала, что кто-то остановился рядом. И уже распрямляясь, поняла кто.

Только от одного человека мог исходить этот запах дорогого одеколона, смешанный с легким ароматом гаванской сигары.

— Я должен поблагодарить вас, что вы нашли перчатку моей сестры, — услышала она теперь уже знакомый бархатный голос.

Ей ничего не оставалось, как повернуться к его обладателю.

— Я не знала, что перчатка принадлежит вашей сестре.

— Я так и понял. Смотритель сказал мне, что ее передала белокурая иностранка.

— А я — то думала, что мой итальянский безупречен!

Граф улыбнулся, и черты его лица смягчились. «Я пошутила с ним в первый раз… и, похоже, в последний», — подумала Клаудия, потому что его лицо снова приняло недавнее неприступное выражение, словно он от чего-то оборонялся.

— Кажется, у вас это входит в привычку, подбирать то, что теряют члены моей семьи, мисс Рейберн. Не нанять ли вас куратором для моих дам?

— Лучшего опекуна, чем вы, им не найти.

Он засунул руки в карманы и теперь вызывающе покачивался на каблуках.

— Скоро мне самому потребуется защитник, если вы будете на меня нападать. Чем я вас так задел, синьорина? — В голосе графа появились незнакомые ей нотки.

— Вовсе ничем. Мне жаль, если у вас создалось такое впечатление. Это моя обычная манера разговаривать.

— А вот теперь вы сказали неправду, — мягко упрекнул он. — Думаю, что обычно вы разговариваете… — тут он секунду помолчал, — изящно и нежно, как и выглядите.

При этих его словах она смутилась и поняла, что он это заметил.

— Так чем же я вас обидел, мисс Рейберн?

— Ну, сначала вы обвинили меня в сокрытии краденого, потом в некомпетентности… — храбро бросилась она защищать себя.

— Помнится, я извинился.

— Ваше извинение не было искренним. — Клаудия пристально взглянула на Розетти.

Граф подобрался.

— Я не имею обыкновения, мисс Рейберн, выражать то, чего не думаю. — Он приблизился к ней. — Что я должен сделать, чтобы вы взглянули на меня дружелюбнее?

— Ничего.

Взглянув еще раз ему в глаза, она поняла, чего ему стоил последний вопрос, и смягчилась:

— Ладно, граф Розетти, давайте забудем всю эту историю. На следующей неделе я уже и не вспомню о ней.

— И обо мне тоже?

— Вы не из тех, — девушка слегка смутилась, — кто легко забывается, но я не буду держать на вас зла.

— Что ж, этот ответ меня устраивает. Однако для такого хрупкого создания, как вы, у вас железная воля.

Решив, что на этом граф посчитал разговор законченным, Клаудия снова склонилась к ожерелью. Но он не уходил, и она никак не могла избавиться от какого-то волнующего напряжения, вызванного его присутствием. Кажется, она теперь понимает, почему к нему так неравнодушны женщины. От него исходит какой-то магнетизм. Она попыталась еще более углубиться в изучение экспонатов, но он снова прервал ее занятие.

— Вам действительно так интересно это ожерелье?

— А вы полагаете, я притворяюсь? — ответила Клаудия, не поворачивая головы.

— Вы сказали, что предпочитаете античные украшения. — В его голосе не было прежней воинственности, а звучала заинтересованность.

— Синьора Ботелли просила изготовить для нее несколько новых вещиц, — откликнувшись на его тон, поделилась Клаудия.

— Вот как? И их можно будет у вас купить, мисс Рейберн?

Продолжать смотреть в витрину было неприлично, и Клаудия подняла наконец голову.

— Я только что закончила одно ожерелье, и на него уже есть покупатель. Другие работы еще в эскизах.

— А вы хороший дизайнер?

— По крайней мере, мне нравится то, что я делаю.

Он помолчал, раздумывая.

— Значит, хороший, — заключил он. — Ваши запросы не так-то просто удовлетворить.

Она не знала, принять ли это за комплимент или… Казалось, он почувствовал ее колебания и пояснил:

— Вы тем отличаетесь от большинства представительниц вашего пола, мисс Рейберн, что вас не занимают третьесортные изделия только за то, что они дорогие.

— Не думаю, что многие женщины падки только на стоимость украшений.

— Вы обслуживаете их каждый день, — не согласился с ней граф.

Ей тут же пришла на ум Эрика Медина с ее округлыми формами и возбуждающей грацией. Но, по — видимому, ее пристрастие к дорогим побрякушкам не смущало графа, раз она была его любовницей. Клаудия представила ее себе в роли графини, и по ее губам пробежала улыбка.

— Какая-то мысль позабавила вас?

— Так, ничего.

— Тогда, возможно, вас заинтересует мое предложение. Если вы любите старинные вещи, не согласитесь ли выполнить заказ для меня? В моей коллекции пара-тройка камней нуждается в более стильном обрамлении.

— Но вы же не видели моих работ!

— Зато я доверяю вашему вкусу.

— Спасибо, это очень лестно, — засмеялась Клаудия.

— Не хотите ли вы познакомиться с коллекцией Розетти? Мало кому выпадает такая возможность. Обычно я храню основную ее часть в римском банке, но сейчас, перед отправкой в Америку, она целиком находится в моем палаццо.

— Страшно хочу, — оживилась Клаудия, позабыв про всякую сдержанность. — Ох, извините!

— Буду рад представить вам свои реликвии, — улыбнулся граф. — Я позвоню, и мы назначим встречу.