4.1. Иерархия в коллективе у животных и людей

Наблюдения за самыми разными животными, живущими оседлой группой или кочующими небольшой стаей, в которой все «лично» знакомы, выявили одну общую и чрезвычайно важную закономерность. В разных драках или стычках, иногда очень мелких, даже едва заметных, со временем устанавливается иерархия страха. Особь «А», например, пугает особи «Б», «В» и «Г», которые предпочитают ей уступать во всем. В то же время особи «В» и «Г» избегают конфликтов с «Б» и так далее.

Серьезные драки, если вначале и были, вскоре сходят на нет. Отношения уже более или менее выяснены на какое-то время, по крайней мере. Варианты бывают разные. Простейший — так называемое линейное доминирование. Каждый индивид кого-то боится, а над кем-то нахальничает по ранжиру: «А», «Б», «В», «Г» и так далее. Более сложные варианты — разного рода «треугольники» и т. п. типа «А» тиранит «Б» и «В», но побаивается «Г», который, однако, боится и «Б», и «В».

Подмечена и еще одна закономерность. Иерархию гораздо острее ощущают и соблюдают именно подчиненные особи (их называют «субдоминантами»), чем «доминанты». Доминант, иной раз, как бы и не замечает своего доминирующего положения. Он просто делает, что хочет, а прочие всячески его сторонятся и чем ниже ранг индивида в иерархической системе, тем больше ему приходится помнить, от кого следует держаться подальше, чтобы не нарваться на взбучку.

У очень многих животных нашли иерархию. В их числе оказались некоторые крабы и раки-отшельники, сверчки, многие виды не стайных рыб, селящихся, однако, группами, птицы (например, у цыплят она появляется очень рано); суслики и сурки, мыши, волки и сбивающиеся в стаи бродячие собаки, обезьяны, подавляющее большинство из видов, ну, и конечно, не составляем исключения мы, люди.

Вспомним двор, на котором играли в детстве. Наверное, был там какой-нибудь свой местный лидер и была какая-нибудь иерархия, хотя самого этого слова мы тогда не знали. Итак, иерархия, в основном, проявляется у животных, живущих небольшими постоянными по своему составу группами, в которых все хорошо знают друг друга, и основывается грубо говоря, на кулачном праве.

Такие группы могут занимать определенную территорию сообща, защищать ее от членов других аналогичных группировок (волки, многие обезьяны) или же, реже, — вести бродячий образ жизни (наши городские бродячие собаки, некоторые копытные).

В больших и далеко мигрирующих (на месте не прокормишься) стаях ранговые различия стираются: отдельные особи то и дело перемешиваются между собой, плывут, летят в соседстве с «кем попало». Такое положение не исключает ситуативного лидера (стаи некоторых рыб, клин журавлей и др.). Территориальное поведение в таких стаях, конечно, полностью отсутствует: сегодня они в одном месте, завтра в другом.

Иерархически организованную группу либо стаю часто возглавляет один доминантный вожак. В стаях и группах бой идет иногда не только за положение вожака, но существует еще и иерархия: подразделение на «высших» и «низших». Важная закономерность: у многих животных — стайных птиц, обезьян, копытных — лидер вовсе не самая «отважная» особь, а, скорее, наоборот, в реакциях на внешнюю угрозу самая пугливая. «Смелость» проявляется только в столкновениях с другими индивидами своего же стада, раболепствующими перед вожаком.

Одним словом, картина ранговых отношений в группах и стадах часто бывает очень сложной. В частности, у обезьян иерархия может проявляться по-разному в еде, ее распределении, а также в доступности самок самцам, в уступании места, при взаимной чистке шерсти (так называемой груминг), в позах подчинения и даже в гомосексуальных случках. Ранговые соотношения по разным таким показателям совершенно неоднозначны. Так, в среде молодых самцов павианов гамадрилов доминантный статус устанавливается постепенно в ряду стычек по мере группирования родичей в семьи, кланы. При этом первоочередность взятия пищи не всегда совпадает с первоочередностью, например, в уступании места или во взаимной чистке шерсти и кожи.

У мартышек самый агрессивный самец в сексуальном отношении сильно уступает второму по рангу. Тот тратит сравнительно меньше времени на стычки и измывательства над низшими индивидами!

У некоторых животных как бы два вожака: один самый агрессивный и в то же время лидер в таких ситуациях как защита от хищников или движение к водопою. Другой, напротив, самый пугливый и предупреждающий стадо о надвигающейся опасности. У антилоп гну впереди стада, обычно, старая опытная самка. Но и самый последний, лучше всех защищенный индивид, занимает эту позицию отнюдь не случайно. Он следит за обстановкой и при бегстве может оказаться первым.

Отечественный исследователь А. М. Чирков с соавторами считает, что самая простая ситуация: один вожак и раболепные подданные (так называемое деспотическое доминирование) довольно редка. Чаще отношения более запутанны: стаю тиранят лидер-вожак и несколько приближенных к нему обезьян. Внутри элитной группы идет своя, внутренняя борьба за первое, второе и так далее места.

Аналогия с человеческим обществом здесь достаточно прозрачна. Во многих человеческих коллективах в самом низу «подонки», «плебеи». Выше — средняя прослойка. Над нею — «элитная верхушка». В той последней — лидер-вожак: директор, ректор, генерал, президент. Драка за его и прочие теплые местечки постоянно идет внутри верхушки. Эту иерархию в окарикатуренном, а потому особенно наглядном виде отображает «1984» — антиутопия Дж. Оруэлла. Наверху «Большой брат», возможно мифическая личность. Ниже «внутренняя партия», она же «Министерство любви». Еще ниже просто партия Ангсоц. Наконец, в самом низу «пролы», рабочий класс, о котором партократы в своем кругу, подмигивая друг другу, говорят: «у нас в стране пролы и животные свободны».

В.Р. Дольник в своей уже неоднократно упоминавшейся нами статье приводит такие варианты иерархии в человеческом обществе.

1. Подростковая. Она устанавливается в каждом классе, каждом дворе и очень часто ведет к образованию молодежных преступных банд. Попробуй, не подчинись лидеру молодежной группы. Могут избить, покалечить, устроить «темную», затравить. В плохих детских домах и школах педагоги входят в тайный контакт с молодежными лидерами и через них управляют коллективом. Увы, но наш великий воспитатель Макаренко весьма благосклонно относился к этой иерархии и воспел ее в своей «Педагогической поэме».

2. Неофициальная иерархия в армии — всем известная «дедовщина». В разложившейся армии негласная иерархия проявляется в бессмысленном насилии «высшие» — «деды» всячески измываются над «низшими» — «салагами». Командиры часто вступают в тайный сговор с неофициальными лидерами, что превращает военную службу в настоящий ад для подавляющего большинства солдат.

3. Иерархия в тюрьмах и воровских «кодлах». О ней еще много будет говориться в дальнейшем. Кто не слыхал о «паханах», «суках», «фраерах», «опущенных», «шестерках», «ворах в законе» и «шпане»? Имеется в виду, естественно, неофициальная иерархия. Того же типа иерархия банд рэкетиров, разбойников, пиратов, мафиози и так далее, и тому подобное. В преступных шайках иерархия всегда присутствует, там без нее шага не ступишь.

5. Слабо выраженные бытовые иерархии. Этот вариант иерархии быстро устанавливается даже в сугубо временных группах людей, например борющихся со стихийным бедствием или занятых каким-то совместным делом, будь то хоть озеленение двора в многоквартирном доме. Часто параллельно с официальной иерархией возникает неофициальная иерархическая структура. Где ее только нет. Возникала она и во многих коммунальных квартирах. Чего уж говорить о научных и других творческих коллективах. В них эта иерархия — не жестокая, но, тем не менее, она реально существует.

6. Не упоминаемая Дольником «загробная иерархия». Она, как всем известно, сохранилась и поныне, но особенно ярко проявлялась в древних цивилизациях Старого и Нового света. Древне-египетские и древне-перуанские пирамиды, шумерские и скифские захоронения правителей вместе с их женами, челядью и воинами, а также — конями, оружием и утварью — наглядные примеры. В наше время тоже не всех, разумеется, хоронят в фамильных склепах, в пантеоне, или под кремлевской стеной. И ничего плохого в этом, понятное дело, нет, если не перебарщивать. Воздержимся, однако, от участия в дискуссии о мавзолее В. И. Ленина. Припомним лучше, как классифицировал смерти гробовщик в «Золотом теленке» Ильфа и Петрова: начальники «дают дуба», простые смертные «отдают концы», кто-то совсем неприметный «сыграл в ящик», «кондыкнулся» или «загнулся», «окачурился», «протянул ноги», и т. д..

Некоторые из проявлений «загробной иерархии» прямо-таки умиляют своим идиотизмом. Вот хотя бы забавный пример: в подвале питерского академического института сотрудники во время ленинского субботника как-то обнаружили десятки гранитных плит со скорбным текстом: «Здесь покоится…» и так далее. Большие академикам, средние докторам наук, крошечные кандидатам. Оказалось, один из замдиректоров, в прошлом директор магазина похоронных принадлежностей, заготовил плиты впрок.

Откуда берется иерархия в человеческом обществе?

В.Р. Дольник совершенно справедливо отвечает на этот вопрос: Поведение мотивирует врожденная программа, очень простая и рациональная, проверенная естественным отбором на многих видах. А употребим ли мы ее во зло другим и себе или на пользу — зависит от нашей морали и нашего разума. Не любая иерархия на пользу обществу, но и не любая во вред. Понимая это, следует стремиться к созданию как бы частично перекрывающихся многообразных иерархических структур разной степени жесткости. Нежелательно, чтобы эти иерархии объединялись в какую-то супериерархическую общественную структуру.

Человек, по словам В. Р. Дольника, чувствует себя свободным, не угнетенным иерархической структурой, если он, во-первых, знает, что может ни в одной из них не участвовать; во-вторых, участвовать во многих и занимать в них разный иерархический уровень; в-третьих, свободно покидать любую из них; и, в-четвертых, сам организовать новую группу, соответствующую его представлению о целях, характере отношений и персональном составе. Общественная жизнь развита в демократическом обществе. Напротив, элитарные системы стремятся ограничить количество и разнообразие людских объединений, создать суперструктуры и контролировать их административно.

Проявления административно установленной иерархии бесчисленны.

На Западе понижение в должности часто предваряется переводом сотрудника в кабинет меньшего размера. У нас забирают «членовоз» и казенную дачу, отключают правительственную связь.

В России XVI в., как и в других странах во времена феодализма, иерархия проникла во все поры общественной жизни. А тут еще власти придумали законы о местничестве. Последствия были, например, таковы. Велят убрать навоз двум конюхам. Вдруг один заартачился:

— Не буду. Мне зазорно работать с ним. Ведь его дед служил поваренком под началом повара — моего деда!

Точно так же бояре спорили из-за места, — где кому сидеть в боярской думе или за пиршественным столом. Их жены ругались из-за места в церкви. Монахи во время крестного хода собачились из-за места в процессии. Военачальники затевали местнические спроры на поле боя, под носом у противника. Именно так было проиграно сражение под Оршей в 1514 году.

Следы и пережитки местничества сохранились в общественном сознании по сей день.

Для непотопляемых отпрысков нашей партноменклатуры мы все, в отличие от выходцев из их среды, «плебеи». При большевиках о ранге отдельных вождей судили по их месту на мавзолее в дни парадов. Точно так же о ранге китайских вождей судят по их месту на трибунах площади Таньаньмынь.

Характерно, что с уходом начальника и замещением его должности одним из бывших подчиненных во всем учреждении обычно начинаются свары и склоки между рядовыми сотрудниками, вроде бы, не претендующими на руководящие посты. Идет подсознательная борьба за второе, третье, четвертое и так далее места в иерархическом ряду. Все происходит точь в точь как в обезьяньей стае после смены вожака.

В экспериментах нейроэтолога Дж. М. Дельгадо на павианах всем обезьянам в стае, начиная с вожака и кончая самой низшей по рангу особью, вживили в центр агрессии головного мозга раздражающие электроды. Они были проведены от укрепленных на черепе крохотных радиоприемничков, настроенных каждый на другую волну, что позволяло раздражать любое животное по отдельности. В опытах выявилась система так называемого линейного доминирования. Если раздражали вожака, он принимался бить и кусать вторую по рангу особь. Если раздражали вторую, она начинала измываться над третьей по рангу и так далее. Наконец, если раздражали центр агрессии самой низшей по рангу обезьяны, она подбегала к зеркалу, висевшему в вольере, и корчила сама себе злобные рожи. Заметим: для всех обезьян, кроме человекообразных, отражение в зеркале — другая особь, почему-то неспособная дать сдачи и потому нестрашная.

Весьма обыденный эпизод из военной жизни. Полковник на утреннем разводе наорал на майора. Майор распек лейтенантов командиров рот. Командиры покрыли матом старшин. Старшины взъелись на сержантов, а те на солдат. Солдаты «старики» вечером в казарме отвели душу на несчастных «салагах». Салаги с горя повздорили между собой и вечером в карауле повесили приблудную собаку. Какое трагикомическое сходство с обезьянами! Обидно за род человеческий!

В конфликтных жизненных ситуациях, как правило, есть настрой на агрессию, но есть и страх. Атакуют того, кто заведомо проиграет, но все-таки не совсем уж беззащитен. Слишком большой разрыв в ранге («полковник-солдат») делает потенциальную жертву атак мало привлекательной для агрессора. Известно, что многие большие начальники, грозные для своих замов и прочих «шишек», изысканно вежливы с уборщицами, шоферами, дворниками. Как мы видим, люди и в этом отношении мало отличаются от павианов.

Правда, мы изобретательнее. Например, там, где иерархия не позволяет проявить наше агрессивное отношение открыто, мы умеем атаковать исподтишка или, на худой конец, показать доминирующей особи фигу в кармане.

Проиллюстрируем следующим примером. В начале шестидесятых один из всесильных героев Павловской Сессии выдвинул сам себя в академики на заседании Ученого совета большого ленинградского академического института. Один за другим выступили члены Совета. Каждый с воодушевлением говорил о великих научных заслугах претендента. На словах все без исключения были «за». Началось тайное голосование. Ни одного голоса «за». Все «против»!

А вот еще классический, хоть в учебник зоопсихологии, пример линейного доминирования. Тоже из жизни ученых. Молодой биохимик изложил в большой статье результаты многолетних экспериментов и решил опубликоваться за рубежом. Для этого требовалось разрешение шефа лаборатории, которого поэтому надо было попросить стать соавтором. Тот охотно согласился и направился к заведующему отделом, который, даже не взглянув на текст, намекнул, что не прочь тоже стать соавтором. Его, разумеется, вписали. Теперь уже он направился со статьей к самому академику — директору института:

— Разрешите опубликовать за рубежом…

Директор бегло проглядел страницы и дал без обиняков понять, что его следует поставить первым автором. Вписали. Теперь он как хозяин взял рукопись в руки и сказал:

— Статья хорошая, но неприлично много соавторов.

Заведующий отделом, услышав эту фразу тотчас предложил вычеркнуть действительного автора статьи и его непосредственного начальника. На том и порешили. Статья ушла за рубеж. Случай банальный, в порядке вещей! Подлинному автору как нижней ступеньке в иерархии оставалось только, следуя примеру павианов, смотреться в зеркало и корчить себе злобные рожи! Впрочем, последовали награды — денежная премия, загранкомандировка на пять дней.

За годы советской власти у нас накопилось немало «крупнейших» ученых, которые своих трудов почти никогда не писали. На то у них имелись старшие и младшие научные сотрудники, аспиранты, а также, само собой понятно, должность шефа лаборатории или директора института и красный партийный билет в кармане.

Это еще что! Хватало таких мужей науки, которые своих бесчисленных статей на протяжении многих лет даже и не читали. Зачем? Вполне достаточно было высокого поста и вечных загранкомандировок. Разъезжая по свету, эти корифеи без устали удивляли западных коллег отчаянной борьбой за мир. Помните тогдашние вездесущие «Комитеты защиты мира»? Один биохимик поведал нам, что, если бы не его членство в подобном Комитете, не видать ему конференции в США как своих ушей.

Сейчас по той же стезе успешно движутся наши парламентарии всех уровней. Кое-кто из них уже успел обзавестись академической мантией.

Выходит, не зря затевались обезьяньи процессы. Господство и подчиненные в обезьяньей стае — природное явление, на которое многие власть имущие охотно навесили бы форму секретности, как на какой-нибудь рецепт ракетного топлива.

Важнейший вопрос: как постепенно развивается иерархия в процессе индивидуального развития животных и человека?

Как и многие другие врожденные формы поведения, агрессивность, приводящая к иерархии, возникает у ребенка не сразу после его появления на свет, но, тем не менее, довольно рано: еще до того, как он научается говорить. По словам В.Р. Дольника, дети, (особенно мальчики) начинают устанавливать между собой иерархические отношения в первые годы жизни; позднее они начинают играть в иерархические игры, а в 7-15 лет образуют между собой жесткую пирамидальную структуру соподчинения. Если этим процессом не управлять, борьба за власть в группах подростков принимает жесткие формы, зачастую криминальные. Склонность играть в эти игры, к сожалению, не проходит с возрастом. Более того, некоторые люди играют в них до старости, это становится смыслом их жизни. Причем играют всерьез и включают в игру и нас с вами, и общество, и государство, и весь мир.

 

4.2. Кто из животных ближе к нам по социальной структуре?

Еще недавно утверждали, что по устройству социальной жизни мы больше всего напоминаем общественных насекомых: муравьев, пчел и термитов, в особенности же первых. Ведь вот у кого и «войны», и свободный выбор многообразных «профессий», и безустанный добровольный труд, как у нас мечталось при коммунизме, и взаимопомощь, и общее превалирует над личным. Есть с кого, мол, брать пример. Однако, исследования показали, что внутренний мир общественных насекомых нам абсолютно чужд и, скорее уж, может быть уподоблен «внутреннему миру» компьютера, на котором пишутся эти строки.

Рабочие особи — у общественных насекомых (в громадном большинстве случаев — недоразвитые самки) — неспособны к размножению и не вступают в агрессивные взаимодействия друг с другом. Каждый индивид трудится на «общее благо», подчиняясь велениям инстинкта, как бы сам по себе: никаких приказов свыше, никакой иерархии. Нет и намека на порождающие ее конфликты между особями своего же вида в данной колонии, столь характерные для многих других животных, вечно конфликтующих именно со своими ближайшими соседями. Зато есть сигнализация, весьма совершенная, как мы уже писали, своего рода «язык». Однако же, в отличие от нашего языка, у насекомых его сигналы — врожденные.

Нет никаких сомнений в том, что наше всегда и везде иерархическое общество несравненно больше похоже на иерархические социальные структуры позвоночных и других животных, объединяющихся в небольшие стада или группы: некоторых рыб, рептилий, птиц, представителей разных отрядов млекопитающих. Особенно же, как и следовало ожидать, мы в социальном отношении напоминаем наших ближайших родичей — обезьян.

В то же время человекообразные обезьяны, живущие, преимущественно, в лесных дебрях и почти не имеющие естественных врагов из-за больших размеров и громадной физической силы, по социальной организации отстоят куда дальше от нас, чем те из видов низших обезьян, которые ведут наземный образ жизни в африканской саванне, где много опасных для них хищников. Единственное спасение от хищников у таких видов — коллективная защита в относительно большой стае, где наберется, по крайней мере, с десяток или более боеспособных взрослых самцов. Дело в том, что наши предки австралопитеки тоже бродили по той же африканской саванне в окружении тех же хищников, будучи при том малорослыми и довольно-таки медленно бегающими существами. Не умели они и быстро взбираться на деревья, в отличие от многих обезьян. Так, афарский австралопитек, живший в Африке 3–4 миллиона лет тому назад, был росточком всего только метр.

Предполагают, что как раз от этого вида австралопитеков произошел и первый изготовитель каменных орудий — уже упомянутый нами умелый человек, бывший такого же малого роста. Таким образом, постоянная угроза угодить в желудок к леопарду, гиеновым собакам и другим хищникам саванны, напротив, прекрасным бегунам, заставила живущих в ней обезьян, включая и наших предков, объединяться в большие иерархически организованные стаи. Иного выхода, попросту говоря, не было. В чем преимущество стаи перед семейной группой? Конечно же, в том, что в ней много самцов, способных к коллективным боевым действиям. У большинства других млекопитающих, например, львов, орангутангов и лошадей, самец-вожак возглавляет семейную группу и прогоняет из нее прочих самцов, включая собственных сыновей, во избежание постоянных конфликтов. Все это крупные и хорошо вооруженные или очень быстро бегающие животные. Другое дело наши предки или также макаки и собакоголовые обезьяны, ведущие наземный образ жизни: павианы, гамадриллы, бабуины, анубисы. Для всех этих видов возникла необходимость удерживать множество самцов в одной стае.

Нечто подобное наблюдается и у некоторых стайных хищников из семейства собачьих: волков и гиеновых собак, например, которые, между прочим, отличаются от обезьян куда более альтруистическими нравами. Так, раненых своих собратьев эти собаки охраняют и кормят, принося пищу издалека. Ни у кого из стадных обезьян нет и отдаленного намека на подобное поведение. Их самцы, по словам В.Р. Дольника, четко взаимодействуют между собой, отбиваясь от хищника или отстаивая территорию от конкурирующего стада своего же вида. Сражаются вместе, но умирают врозь. Часто можно видеть как за стадом ковыляет раненый самец, постепенно выбиваясь из сил, с каждым днем отставая все сильнее. Его как бы не замечают. Смерть собрата по стае не производит на обезьян никакого впечатления. Никто не поделится с ним пищей. Выживет ли он, погибнет ли — только его личная забота. Увы, но пока ученым не удалось найти ни одного скелета обезьянолюдей с зажившими травмами. Из сего вывод: и наши предки не страдали альтруизмом. К раненым и больным собратьям они относились так же черство как современные павианы и Ко. Судя по археологическим данным, помощь раненым появилась у людей не раньше великих загонных охот новокаменного века, каких-нибудь 12–10 тысяч лет назад. Как ни удивительно, но и первые явные следы людоедства относятся, преимущественно, к тому же времени.

Ученые этологи, пытающиеся ответить на вопрос, что удерживает в одном обезьяньем стаде множество самцов, пришли к следующим выводам. Главный объединяющий фактор — повышенная сексуальность в сочетании с агрессивностью. Каждый самец стремится постоянно овладеть одной из самок, отогнав других самцов, а также повысить в стычках с ними свой социальный ранг. При этом низшие по рангу самцы постоянно вынуждены терпеть измывательства доминанта, что, однако, не отваживает их от стаи, так как похоть и стадное чувство пересиливают стремление удалиться от доминирующих особей на недосягаемое расстояние.

А у кого именно из стадных наземных обезьян социальные порядки больше всего смахивают на наши? На такой вопрос нельзя однозначно ответить. Те или иные черты сходства есть у каждого вида, включая сюда даже человекообразных — горилл и других, живущих малыми семейными группами.

Так, у горилл, гигантов, живущих под покровом тропического леса, по мнению В.Р. Дольника, своего рода патриархальная автократия. Группой, включающей, между прочим, и молодых самцов, заправляет какой-нибудь патриарх с седой спиной. Он то и дело напоминает прочим, кто здесь главный, требуя, чтобы ему уступали найденные лакомства и комфортабельные места для сидения: патриархи любят часами восседать в полудреме, слегка покачиваясь. Самки подставляются по первому же намеку патриарха. Драки между членами группы редки. Если кто-то проявляет непослушание, доминант только демонстрирует позу угрозы или, в крайности, пару раз шлепает шалуна рукой по спине. Все это, пожалуй, напоминает нравы патриархальной человеческой семьи или маленькой конторы, где один всеми уважаемый босс и несколько секретарш, клерков. У горилл практически нет естественных врагов, кроме человека: слишком уж велики, сильны и клыкасты. К тому же они чистые вегетарианцы.

У павианов в их больших, до сотни особей, стаях чаще всего, — коллективное руководство. Доминируют несколько старых и весьма злобных самцов, гигантов по сравнению с молодыми самцами и самками. Эти вожаки, часто кто-то один из них самый главный, когда стадо разбредается в поисках пищи, стараются взобраться на какой-нибудь холмик, чтобы следить за всеми прочими. Любую самку они считают своей собственностью и отгоняют от нее других самцов. Между собой доминанты не дружат, но и не конфликтуют, так как, во-первых, убедились в равенстве своих сил еще до превращения в вожаков, а, во-вторых, нуждаются друг в друге как в союзниках на случай бунта субдоминант, более молодых, но уже зрелых и сильных индивидов. Те подчас тоже объединяются в группы и пытаются коллективно напасть на доминант, причем до драки чаще всего дело не доходит: «революционеров» при одном виде изготовившихся к бою доминант одолевает страх. Между тем, доминанты то и дело жестами подзывают к себе одного из молодых самцов специально, чтобы принудить его принять одну из поз подчинения: опустить голову и хвост, пасть ниц или, наконец — самое большое унижение и для павианьего самца — подставиться как самка перед совокуплением. Однако, несмотря на верховную власть, живется доминантам неспокойно. Поминутно им приходится вмешиваться в какие-то конфликты между павианами низшего ранга, наводить порядок в стае, кому то грозить клыками и кулаком, напоминать прочим «Я-главный», похлопывая себя по гениталиям (чем не аналог нашего мата?) и, что гораздо для них хуже, — отбивать очередные атаки групп рвущихся к власти субдоминант.

В. Р. Дольник сравнивает социальную структуру павианов с геронтократией, диктатурой группки стариков, типа той, что была во многих первобытных племенах (совет старейшин) и дожила до наших дней. Как тут не вспомнить, например, брежневское «коллективное руководство»?

Три заботы постоянно одолевают доминант: не подпускать к самкам самцов ниже рангом, личная власть и, наконец, максимальное расширение территории стада в постоянных стычках с такими же соседними стадами. Есть, конечно, и другие заботы: хищники и, что весьма интересно, молодое поколение, детеныши, о чем еще будет разговор далее.

Печален конец павианьей карьеры. Рано или поздно почти любого вожака свергают, превращая перед смертью в жалкого парию, всеми преследуемого и унижаемого. Бывает и другой, более героический финал: под старость вожаки очень смелеют, настолько, что решаются вдруг вступить в схватку с заклятым врагом павианов леопардом. Чаще всего такие схватки на глазах у не смеющих принять в них участие перетрусивших субдоминант кончаются гибелью вожака, сразу же или позже от тяжких ранений.

Итак, участь павианьих вожаков не из завидных. Еще хуже, конечно, живется низшим по рангу особям. Это совсем затюканные существа.

И все-таки грубое и жестокое общество павианов — сущий рай по сравнению с тем кошмаром, который царит в стадах анубисов. О них мы подробнее расскажем в разделе «Социальный стресс и биохимическая индивидуальность вождя», а пока — только короткая справка. У анубисов самцы только и делают что борются друг с другом за социальный ранг и обладание самками. При этом кто-то один прорывается на самый верх социальной лестницы и некоторое время удерживается там, тираня всех остальных. Власть его, однако, длится недолго. Самцы ниже рангом объединяются в пары, тройки и так далее, чтобы свергнуть властителя и занять его место.

Пакостя друг другу постоянно и без всякого повода, анубисы проявляют удивительную изобретательность, которой мог бы позавидовать, пожалуй, даже необычайно подлый человек. Союзы, создаваемые с целью свержения вожака, постоянно распадаются. Былые друзья то и дело предают друг друга в самый разгар драки; сбегают с поля брани или переходят на сторону противника. Это поведение особенно типично для молодых самцов. Самцы постарше всячески ластятся друг к другу: только бы союз не развалился, пока общими усилиями не удастся свергнуть вожака. Но вот он свергнут и былые друзья тотчас же превращаются в злейших врагов, деля власть точь в точь как люди.

Воистину, мерзопакостна социальная мораль анубисов. Но даже им в этом отношении далеко до макак. У тех типичная тоталитарная система по классификации В.Р. Дольника. Причиной же служит то, что, в отличие от собакоголовых обезьян, макаки чуть ни всей стаей накидываются на того, с кем вздумалось расправиться вожаку: пытаются его чем-нибудь ткнуть, ударить, кидают в него кал. Особенно усердствуют при этом самки и самцы самого низшего ранга. Между тем, жертвой расправ, чаще всего, оказываются сравнительно сильные самцы, которых низшие особи никогда не посмели бы тронуть, если бы ни вожак. Тому достаточно только начать экзекуцию, а продолжат подонки обезьяньего общества.

Здесь уж аналогия с поведением людей очевидна.

Например, во главе шайки уголовников — пахан. При нем — жалкая и трусливая шпана, так называемые шестерки, часто малолетки и, бывает, непотребные женщины-марухи. Этой компании поневоле беспрекословно подчиняется вся шайка, включая сильных и храбрых парней. О таких шайках, терроризировавших всех прочих лагерников, с ужасом вспоминают многие бывшие наши политзеки. Другая сразу напрашивающаяся аналогия: тоталитарный режим. Во главе верховный пахан и его жалкие прихлебатели, которых он время от времени уничтожает, заменяя такими же другими. Все общество трепещет перед подонками, готовыми по указке Верховного стереть в порошок кого угодно.

Нам, к сожалению, такая структура общества знакома. Этологи полагают, что расправа низших по рангу над теми, кто подвергся нападению вожака, — переадресовка направленной против него и подавленной страхом агрессии. Любопытно вспомнить, что в расправах над пленниками у некоторых первобытных племен активнейшее участие принимают низшие по рангу: женщины и дети. Такая сцена, например, описана в рассказе Дж. Лондона «Потерявший лицо»: расправа индейцев Аляски над белыми пленниками. Вождю достаточно мигнуть, а пытают до смерти преимущественно женщины, проявляя при этом прямо-таки удивительную изобретательность.

В годы якобинского террора в Париже казни совершались на Гревской площади, куда загодя со всего города стягивались толпы подонков-«санкюлотов» (букв. перевод «бесштанник»), в том числе злобные мегеры, прозванные «вязальщицами». Они, действительно, орудовали спицами и мотками шерсти в ожидании увлекательного зрелища, а затем всячески измывались над приговоренными, когда тех в тележке подвозили к эшафоту.

Подобное же происходило обычно и во время всевозможных погромов, вплоть до недавних в Сумгаите и Баку. Там основными исполнителями были выпущенные из тюрем преступники обоего пола, бомжи и т. п., причем издевательства над жертвами, включая групповые изнасилования и сожжение заживо армянских женщин, осуществлялись прилюдно к восторгу большой толпы таких же подонков-зрителей.

 

4.3. Откуда берутся вожаки?

Животные всенародных выборов не проводят, и «сверху» им начальников не спускают. А кто вообще в стае командует? Откуда берутся вожаки? Носит предрасположенность к лидерству наследственный характер или является продуктом научения, жизненного опыта? Скорее всего играют роль оба фактора. Причем, тенденция доминировать или напротив, ее отсутствие не являются полностью врожденными. Они приобретаются в условиях конкуренции и по каким-то во многом пока неясным внешним причинам.

Например, подрастающие мальки цихлид, которым не исполнилось еще и двух недель, в стайке вступают в стычки друг с другом, демонстрируя некоторые акты агрессивности, очень мало отличающиеся от таковых у взрослых родителей. Вскоре уже замечается, что некоторые рыбки намного превосходят прочих своей агрессивностью и выдвигаются в доминанты. Такое же явное расхождение по степени агрессивности между отдельными индивидами замечено в группах молодых особей и у других, более нам близких животных. Нередко, хотя и далеко не всегда, замашки доминанта дают себя знать еще в очень раннем возрасте, причем, однажды проявившись, сохраняются на всю жизнь.

Это, по всей вероятности, касается и человека.

У одних индивидов уже в детстве проявляются повышенная агрессивность и настырность, желание конфликтовать по любому поводу, склонность настаивать на своем, способность изменять настроение окружающих и порой навязывать им свою волю. Другие, напротив, уже с ранних лет отличаются высокой внушаемостью, робостью или же неосознанно стремятся подчиняться, уступать в конфликтных ситуациях. Мы полагаем, что врожденные свойства не определяют судьбы полностью, но очень полезно вовремя осознать свое место в семье или в обществе.

Может ли зоопсихологический подход внести какую-то лепту в крайне запутанную проблему ведущего и ведомых «вождей и толпы»? Есть ли общее между начальником, вождем, фюрером, диктатором в человеческом обществе и вожаком — доминирующей особью в обезьяньей стае? Боимся, обсуждение этого вопроса заведет нас слишком далеко в буквальном и переносном смысле слова.

По крайней мере, в стае обезьян вожак — далеко не всегда физически самый сильный самец. Решающую роль играют не только личные качества, в первую очередь, агрессивность и, как говорит Дольник, «настырность», но и разного рода привходящие внешние обстоятельства. Начнем, пожалуй, с такого рода обстоятельств, хотя, конечно, в большинстве случаев куда важнее черты характера.

Оказалось, что у петухов ранг зависит не столько от душевных качеств, сколько от размеров гребня. Если низшему по рангу замухрышке-петуху приклеивали на голову гигантский красный гребень из поролона, прочие начинали относиться к нему с почтением. Через некоторое время былой пария весь надувался от важности и начинал тиранить других петухов.

Очень существенная закономерность: повышение иерархического ранга по принципу «из грязи в князи» способствует тираническому поведению новоявленного лидера. Как раз тот, кто раньше лебезил, боялся любого начальства, если получает власть, распоряжается ею особенно безобразно. Так обстоят дела не только в нашем обществе, но и, как показали этологи, у животных, включая тех же петухов. В. Р. Дольник вспоминает по этому поводу известную поговорку древних: Любая власть портит человека. Абсолютная власть портит его абсолютно. Когда поролоновый гребень отклеивали, петух-выскочка быстро опускался обратно на самое дно иерархической лестницы.

Поразительно, но факт, подтвержденный многими экспериментами. Приклеивая молодым петухам поролоновые гребни разного размера, удается достигать приблизительно такого же эффекта, который в армии достигается числом звездочек на погонах. Еще примеры на ту же тему:

Однажды в Сухумском обезьяньем питомнике одному низшему по рангу макаку резусу-самцу ученые водрузили на голову красный пластиковый шлем вроде хоккейного, закрепив там тесемочками. Обезьяна поначалу тщетно пыталась избавиться от шлема, но смирилась. Других же макак вид товарки в шлеме изрядно пугал. В результате, ранг ее внезапно повысился и от самок, прежде пренебрегавших этим индивидом, у него просто отбою не было. В конце концов, шлем содрал, играючи один обезьяненок, на чем молниеносная карьера и кончилась. Все вернулось на круги свои.

Один молодой самец шимпанзе в кенийском заповеднике как-то набрел на брошенную людьми канистру из под бензина и принялся по ней стучать. Всех прочих шимпанзе из той же группы, и ранее с опаской относившихся к этому человеческому предмету, такой грохот привел в ужас. Вследствие того юный «барабанщик» вдруг сделался вожаком. В дальнейшем он успешно удерживал свою власть, чуть что, терроризируя прочих шимпанзе мощными ударами по канистре.

Последний пример особенно назидателен. Ведь известно, что более или менее аналогичным способом выдвигаются или удерживают свою власть и многие человеческие вожди. Им тоже удается напугать окружающих своим внешним видом либо издаваемыми звуками, не обязательно даже членораздельными. Так, вожди и колдуны многих первобытных племен носят устрашающие маски, разгуливают на ходулях, умеют издавать с помощью музыкальных инструментов жуткие звуки, от которых мороз продирает по коже, владеют искусством чревовещания, увешивают себя оружием и черепами убитых врагов, производят неожиданные устрашающие жесты, татуированы с ног до головы. Нередко вождями таких племен делаются самые рослые, тучные и зычноголосые в племени.

И в агрессивных шайках бандитов, пиратов, хулиганов и т. п. лидер часто какая-нибудь особо страховидная личность, вся в татуировке, с перебитым носом, черной повязкой на выбитом глазу, в ужасных шрамах и оспинах. Внешняя страховидность всячески усугубляется эксцентричным поведением.

Наливайко был такий:

(И. Сельвинский: «Ехали казаки…»)

Вывернуто вико,

В подбородце дырця,

А в ухе серьга.

С роду я не бачив

Такого чиловика!

Батько Наливайко,

Наливайко Серега!

К аналогам петушиного гребня в нашем обществе, как все мы знаем, относятся, кроме вышеупомянутых звезд на погонах, и самые разнообразные внешние признаки либо обстоятельства. Это, как придется, то милицейская форма или повязка дружинника, то элегантный костюм или машина иномарки («по одежке встречают…»); то титулы и звания, а, иной раз, даже какой-нибудь ложный слушок, как в «Ревизоре». В хрущевские времена по Ленинградскому Зоологическому музею однажды вдруг распространился слух о предстоящем визите сына САМОГО глубокоуважаемого Никиты Сергеевича. Вскоре к музею, действительно, подкатила машина и из нее вышел начальственного вида человек средних лет. Нечего объяснять, как его приняло и водило по музею местное начальство! Но вот незадача. Человек-то был совсем не тот!

В 136 году до нашей эры на острове Сицилия, тогда римской провинции, вспыхнуло рабское восстание, возглавляемое неким Эвном, сирийцем. Он выдвинулся в вожди благодаря тому, что, подобно сказочному дракону, умел… изрыгать огонь. А делал это так: прятал во рту коробочку, выточенную из скорлупок грецкого ореха с парой высверленных дырочек и в ней — тлеющий уголек. Подуешь, изо рта вылетают искры!

Сколько подобных историй было во все века! Аналогия с петухами и так далее здесь совершенно явная. По словам В. Р. Дольника, много такого знают и умеют этологи в изучении власти, что сделало запрещение этологии в тоталитарном обществе любого типа неизбежным. Нацисты и коммунисты не потому преследовали этологию, что этологи — человеконенавистники, а потому, что они безжалостно анатомировали механизм возникновения тоталитаризма. Неужели «кто палку взял, тот и капрал»? К сожалению, это так. Верить в то, что тот, кто сам захотел власти над нами, делает это для нашей пользы, или утверждать, что нам безразлично, кто придет к власти, — недопустимая роскошь.

От превосходящего перейдем, однако, к главному: чертам характера, индивидуальным особенностям психики доминанта, лидера. Многочисленные наблюдения и на животных, и на людях подтверждают одну общую закономерность. Определяющим фактором чаще всего оказываются врожденное или же привитое обстоятельствами в раннем детстве стремление руководить, командовать, и, в то же время, ослабленная подражательная или защитная реакция на слова и действия окружающих. Очень часто люди следуют за теми, кто быстро и уверенно принимает решения без всяких внутренних колебаний и оглядки на общественное мнение, игнорирует направленную против себя агрессию.

В косяках стайных рыб нет лидера, но есть рефлекс следования за сбоку и впереди плывущим. Есть подражание также в реакциях хватания пищи и бегства от врагов. Несомненно, здесь мы имеем дело с врожденным поведением, а не с обучением. Стая, скажем, сельдей, кефали или трески ведет себя как «суперорганизм», единое целое.

Если стайную аквариумную рыбку неона или даже «семейно-территориальную» рыбу скалярию отделить от остальных особей их вида, они постоянно чувствуют себя «не в своей тарелке». Мечутся, совершают массу лишних движений, расходуя в результате намного больше кислорода, чем в компании сородичей. Как уже говорилось, в присутствии зеркала многие из таких рыб, страдающих в изоляции, успокаиваются и даже пытаются как-то взаимодействовать со своим отражением. Однако, «тоска» по стае и подражательная реакция вообще исчезают у стайных рыб после удаления у них переднего мозга, хотя в остальном они сохраняют более или менее нормальное поведение, могут отыскивать и хватать пищу.

Обнаружилось интересное явление. За такими рыбами с поврежденным мозгом охотно следуют другие рыбы того же косяка. Особь, не подражающая окружающим, превращается как бы в «вожака» стаи, который в норме у рыб вообще отсутствует.

И у не стайных территориально-агрессивных рыб цихлид, и у цыплят, и у обезьян доминантами, как мы уже говорили, часто становятся вовсе не самые рослые и сильные особи, а те, которых В. Р. Дольник называет «настырными» за несносно-агрессивное и нахальное поведение, постоянное стремление везде и во всем быть первыми, задиристость. С такими всем неприятно связываться. Они постепенно отбивают охоту к ссорам с ними то у одного, то у другого, то у третьего, продвигаясь, таким образом, помаленьку все ближе и ближе к вершине иерархической лестницы.

Сложны и многообразны, однако, пути, приводящие к лидерству. Этим вопросом еще предстоит заниматься и заниматься, тем более, что у разных животных выдвижение в доминанты может осуществляться по-разному. Возьмем хоть тех же петухов с их гребнем. Это ведь все-таки довольно оригинальный вариант.

Тем паче, было бы непростительным упрощением утверждать, будто восхождение «наверх» в нашем столь своеобразном обществе происходит точь-в-точь так же, как и у родственных нам «бессловесных тварей». Мы слишком уж во многом другие. И, все-таки, некоторые аналогии, выявленные этологами, не вызывают ни малейших сомнений.

Наполеон о своем детстве: Ничто мне не импонировало…Я был склонен к ссорам и дракам и никого не боялся. Одного я бил, другого царапал и все меня боялись. Больше всего от меня приходилось терпеть моему брату Жозефу. Я его бил и кусал. И его же за это бранили, так как бывало еще до того, как он придет в себя от страха, я уже нажалуюсь матери. Мое коварство приносило мне пользу, так как иначе мама Летиция наказала бы меня за мою драчливость, она никогда не потерпела бы моих нападений…

Один из авторов этой книги Ю. А. Лабас вспоминает: В 1962 году мне пришлось идти по улице Питера в компании некоего приехавшего из провинции молодого ученого. Человек этот был, как говорится, «не совсем в себе». Мои тогдашние сослуживцы — физиологи высшей нервной деятельности и психиатры, — с первой же беседы заподозрили у него паранойю — тот самый психический недуг, который академик Бехтерев диагностировал у Сталина, за что поплатился жизнью. Вдруг перед нами поскользнулась, упала и разбилась в кровь старушка. Естественно, я, как и все другие, случайно оказавшиеся рядом прохожие, тут же кинулся к ней: помочь встать, узнать, не надо ли вызвать «скорую». Кинулись все, кроме попутчика, который отчитал меня следующим образом:

— Вы не имеете морального права отвлекаться на пустяки и тратить Мое драгоценное время на каких-то там старушек. Это с вашей стороны крайне нелюбезно и свидетельствует о Вашей невоспитанности.

А затем продолжил внезапно прерванный разговор с точно того же места, на котором остановился. За нашей спиной уже сбежалась толпа, сквозь которую проталкивался врач «скорой» в белом халате. Попутчик ни разу не оглянулся. Он обсуждал проблему опубликования своей статьи и возмущался скудным меню в академической столовой. Уже тогда было похоже, что этот человек «сгодится» на роль вождя. И вот теперь, вроде бы, подтверждается: тогдашнее предчувствие было верным. Герой сего рассказа занялся политикой: произносит речи на разного рода сборищах, сочиняет глобальные программы спасения дорогого отечества.

Иоахим фон Риббентроп писал в дни Нюрнбергского процесса, что в Гитлере его еще с первых встреч поразили …Тщательно продуманные сдержанные манеры …Не только мысли, но также способ, каким он их выражал, резко отличали его от всех людей. Они, казалось, исходили из самых глубин его существа. Они были простыми, ясными и вместе с тем убедительными.

Другая поразившая его вещь: Не было никакой возможности вести с ним дискуссию. Он просто утверждал факты, которые его слушатели обязаны были признать. Никто не мог оказать на него влияния, вынудить пойти на компромисс… Он был неописуемо далек от всех. Хотя миллионы людей преклонялись перед ним, Адольф Гитлер был одиноким человеком. Он не хотел быть недосягаемым, но таким его сотворила природа.

Риббентропу вторит Отто Дитрих: Он провозгласил создание нового мировоззрения, но вряд ли хоть раз помянул великих мыслителей человечества от Платона до Канта и Гете. Глубокие прозрения и величайшая мудрость, накопленные за столетия, просто не существовали для Гитлера, если не укладывались в рамки его националистических идей.

Хулио Хуренито, герой одноименного романа И. Г. Эренбурга, говорит Ленину, с которым писатель был хорошо знаком: Я вполне оценил всю мощь Вашего «конечно». Это значит, что у Вас не 99/100, а вся истина. Ибо, если у какого-нибудь меньшевика 1/100, то его вместо Бутырок надо посадить в Совет, начать советоваться, обсуждать, раздумывать, колебаться и перестать действовать…

Вспоминает Н. Валентинов (Вольский), меньшевистский лидер, бывший большевик, очень близко знавший Ленина в период швейцарской эмиграции: Ленин как заведенный мотор развивал гигантскую энергию… с непоколебимой верой, что только он имеет право на дирижерскую палочку… В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался «бешеным». Охватившая его в данный момент мысль делала его одержимым… только одна идея, ничего иного, одна в темноте ярко светящая точка, перед нею запертая дверь, и в нее он ожесточенно, исступленно колотит, чтобы открыть или сломать. В его боевых компаниях врагом мог быть вождь народников Михайловский, меньшевик Аксельрод, партийный товарищ Богданов, давно умерший, никакого отношения к политике не имевший цюрихский философ Р. Авенариус. Он бешено их всех ненавидит, хочет «дать в морду», «налепить бубновый туз», оскорбить, затоптать, оплевать. С таким ражем он сделал и октябрьскую революцию, а, чтобы склонить к восстанию колеблющуюся партию, не стеснялся называть ее руководящие верхи трусами, изменниками и идиотами… Стоило бы показать как с октября 1917 то взлетал, то исчезал ленинский «раж», чтобы в конце концов превратить этого бурного человека в паралитика, потерявшего способность речи, с омертвелой рукой и ногой.

Собственное высказывание В. И. Ленина, приводимое Валентиновым: На всех, кто хочет колебать марксизм, нужно лепить бубновый туз, даже не разбираясь… когда на своей дороге вы встречаете зловонную кучу, вам не требуется копаться в ней руками, чтобы определить, что это за вещь…

Навоевавшись, Ленин периодически впадал в состояние апатии и какой-то довольно продолжительный срок целые дни пребывал в полудреме. Потом начинался новый взрыв энергии.

Адам Б. Улам, один из западных биографов Сталина, о Вожде народов: Если бы была написана книга «Паранойя как способ управления государством», дел Сталина хватило бы на девять десятых материала… Психологическим элементом, который позволил Сталину провести показательные процессы периода Великой чистки была их полная абсурдность. Средний человек склонен был на них реагировать, говоря: «Что-то там такое все-таки должно же быть», — поскольку единственный альтернативный вывод, который вытекал из всех этих смехотворных заговоров и абсурдных признаний представлялся таким: Мир сошел с ума и все российское общество пустилось в повальную пляску святого Витта…

99 процентов людей, ликвидированных во время Великого террора, не имели ничего общего с какой-бы то ни было оппозицией… Для чего, собственно, ликвидировал он трех из пяти советских маршалов, трех из четырех генералов армии, все двенадцать генерал-полковников, 60 из 67 командиров корпуса, 136 из 199 командиров дивизии?

8 мая 1935 года Сталин распространил указ о смертной казни за кражу колхозного имущества на несовершеннолетних, от двенадцати лет и выше….

Не берусь утверждать, что у Сталина была обычная форма паранойи. Скорее уж, мы имеем здесь случай паранойи функциональной-«паранойи деспотизма», которая внешнему наблюдателя может видится безумием, но не оказывается таковым при рассмотрении в контексте целей Сталина и тех ситуаций, в которых он действовал. Сталин реализовал все свои цели вполне рациональным и последовательным способом (Из «Stalin i stalinism. Razmowy Georgea Urbana«, Mysl, Polonia, 1987).

В любом учебнике психиатрии можно прочитать, что болезненная подозрительность, навязчивые идеи, мания величия и дикая нетерпимость к чужому мнению — характерные черты параноидальных личностей.

Сидя в вагоне и видя, что провожающие машут руками, платками, шляпами, параноидальный человек думает про себя одно из двух: или: «Вот как я популярен», — хотя махали не ему одному, а всем, кто отъезжает, или: «Они машут черт знает кому, а ведь я заслуживаю их внимания больше, чем все остальные вместе взятые. Но уж погодите. Еще придет мой час!»

Мы никогда не читали о паранойе как о профессиональном недуге вождей вообще. Однако, известно, что эта болезнь, проявляясь в умеренной форме, не мешает реализации творческих потенций человека, но убивает в нем чувство сострадания, а также интерес и уважение к чужому мнению. Параноик слышит только себя, любуется собой, гордится своей персоной. «Любя» человечество в целом, люди параноидального типа обычно испытывают неприязнь и презрение к любому человеку в отдельности. Понятно, что при таком душевном недуге особенно легко распоряжаться судьбами других людей, тем более, «для их же собственного блага».

Если человек параноидального типа пишет и публикует политические статьи, витийствует на митингах, объявляет себя «отцом и спасителем нации», у него вскоре появляются преданные сторонники. Далее события могут развиваться по слишком хорошо всем нам знакомому сценарию.

Папа-док Дювалье писал о себе: Я — знамя Гаити, единое и неделимое. Пол-Пот заявлял: Я — Ленин сегодня! За мной пойдет весь мир! Вождь Третьего Рейха отменил даже нормальное человеческое приветствие. Вместо нормального немецкого «гутен таг» и рукопожатия при встрече даже с близкими друзьями полагалось выбрасывать вперед правую руку и кричать «Хайль Гитлер!» Сталин даже в собственных статьях величал себя не иначе как в третьем лице. Столь велико было преклонение этого человека перед собственной персоной! В сталинских телефонных беседах и речах постоянно звучало: «Товарищ Сталин слушает», «Генералиссимус Сталин указал».

Характерный эпизод: в начале тридцатых годов Сталин направил письмо в издательство ЦК с убедительной просьбой не публиковать сборник повестей и воспоминаний о его юности, рисующих его эдаким горным орлом. Просьба аргументировалась тем, что партии большевиков органически чужд культ личности. Вот с каких пор это словосочетание возможно и запало в память Никиты Сергеевича Хрущева. А между тем, уже к середине тридцатых трудно было представить себе вокзальный сквер или парк в Советском Союзе, где бы не высился гипсовый монумент в шинели и с трубкой или с узбекской девочкой на руках.

За несколько лет до смерти «величайшего гения всех времен и народов» Музей изобразительных искусств в Москве освободили от всех экспонатов и превратили в постоянно действующий Музей подарков Сталину. Самым замечательным экспонатом там была одна рисинка, лежавшая под микроскопом. По ее периметру было написано на хинди «Слава Великому Сталину!» Филиал того же музея вытеснил значительную часть экспозиции в Музее революции.

Римский диктатор Гай Калигула не намного превзошел нашего вождя. Он повелел срубить мраморные головы богам и героям, украшавшим здание Сената, и на место этих голов прикрепить свое изображение. По его же приказу в Рим из Александрии доставили золотые доспехи Александра Македонского и диктатор, воевавший лишь со своими безответными подданными, напялил их на себя. Своего коня Калигула содержал в отдельном дворце и намеревался сделать сенатором, а затем — римским консулом. От времени до времени Калигула принимался беседовать со статуей Юпитера Фламина:

— Не умеешь управлять миром. Я тебя научу.

Все это, на нашу беду, не только клиническая картина душевного недуга- паранойи, но и страницы нашей с вами истории. Посему, осторожно… Если даже решили сотворить себе кумира, постарайтесь все-таки приглядеться к вашему фавориту. Посоветуйтесь с психиатрами. Как бы не ошибиться.

 

4.4. Кто такие подонки?

А кто же все-таки в самом низу иерархической лестницы? Может быть, там — существа намного более симпатичные, чем гениальные (в кавычках и без оных) лидеры из числа пролаз и параноиков? Процитируем опять В.Р. Дольника: Увы, на дне самособирающейся пирамиды животные во многом деградируют.

«Подонки» — совсем не нечто прямо противоположное по своим качествам доминантам, а очень малоприятные существа, страдающие от трусости, зависти, нерешительности и подавляемой агрессивности, которую они могут переадресовать только неодушевленным предметам.

Напомним наш рассказ о лаборанте, «скандалившем» с металлическим ящиком (2.3.), и обезьяну, строившую злобные рожи собственному отражению за неимением других безопасных «противников» в стае (4.1.).

Продолжаем цитировать: Миф о «чистых и не развращенных низах общества» — опасный миф. Люди, нуждаясь в разрядке, переадресуют агрессию неодушевленным предметам, совершая акты «бессмысленного вандализма». Подмечая, сколько в разных странах разбитых витрин, сломанных лифтов, оборванных телефонов, разломанных вагонов, опрокинутых урн, исцарапанных стен, разбитых памятников и статуй, опоганенных кладбищ и храмов, я моментально составлю себе представление о том, велико ли в обществе «дно» и сносно ли оказавшиеся на нем люди себя чувствуют. Ведь для этолога акты вандализма — то же, что клевки петуха в землю — переадресованная агрессия. Демагоги прекрасно знают, как легко направить агрессивность дна на бунт, разрушительный и кровавый. Много труднее помочь таким людям вновь почувствовать себя полноценными существами. Давно известно, что самое эффективное лекарство — ощущение личной свободы и удовлетворения инстинктивных потребностей иметь свой кусочек земли, свой дом, свою семью.

К сожалению, за неимением этого лекарства закомплексованные люди чаще всего прибегают к другому, позволяющему хоть на время сменить обычное агрессивно-трусливое состояние на раскрепощенную агрессию. Читатель, конечно, догадался, что речь идет о нашем ныне массовом пьянстве. Долгие годы наши власть предержащие всячески поощряли его. До революции Россия была сильно пьющей, но, как Бог свят, не пьянствующей страной. Никакого сравнения с тем, что происходит в последние десятилетия. Так что нынешний повальный запой — явление отнюдь не этническое, а социальное. Характерно, что почти любой наш алкаш в последние годы одержим идеей глобального антинационального заговора тех или иных инородцев и, пребывая «под газом», всегда порывается осуществить немедленно кровавую месть, физическую расправу. Это (см. выше о «козле отпущения») — плод многолетних кропотливых трудов демагогов. Он чреват большой кровью, если, не дай Бог, у нас произойдет социальный взрыв, взбунтуются доведенные до отчаянья массы.

Достаточно сейчас пройтись по Москве, взглянуть на бесчисленные телефоны-автоматы с оторванными трубками, на исписанные матерщиной стены, изрезанные сидения в метро; посетить любой подмосковный парк или лес, где буквально живого места нет — все испоганено, испорчено, вытоптано, поломано, — чтобы ощутить: мы живем на пороховой бочке. Ненависть «низов» близка к критической черте.

Летом 1992 года жители Черемушкинского района Москвы принялись уничтожать одну из последних в ближнем Подмосковье многовековых дубовых рощ: именно на этой территории было решено создать картофельные огороды, хотя вокруг полно заброшенных пахотных земель совхоза Коммунарка.

На обращения:

— Соседи, вам не жалко губить последнее красивое место рядом с вашим домом? Подумайте о детях, внуках!

Многие удивленно отвечали:

— Чего вы беспокоитесь? Милиция сюда не заглядывает. Лесники не бывают.

Желание портить красивое «зазря», как у бурсаков в известной повести А. Н. Помяловского, — характерная черта поведения толпы в годы гражданских смут, таких как наши 1917–1921 и далее.

М. Горький вспоминает, что вытворяли делегаты какого-то съезда красных крестьян в Зимнем дворце. Античные вазы изумительной красоты использовались в качестве ночных горшков!

Одному из нас довелось наблюдать человека, который тщился свалить с постамента мраморную вазу XVIII века во дворе петербургского Строгановского дворца.

— Прекратите! Сейчас вызову милицию!

— Все дорожает! — ответил человек, выпятив рачьи глаза.

В брежневские годы группа абитуриентов, проваливших конкурсные экзамены в петербургскую Академию художеств, за одну ночь сбросила с постаментов и разбила двадцать две мраморные статуи XVII–XVIII веков в Летнем саду. Несколько позже литовский националист уничтожил в Эрмитаже кислотой рембрандтовскую «Данаю» — «месть русским оккупантам». Побудительный мотив, очевидно, во всех случаях был один и тот же: вызванная отрицательными эмоциями повышенная агрессивность в сочетании с комплексом неполноценности. В этологической трактовке — типичная переадресованная агрессия.

В дореволюционном гимназическом учебнике Иловайского можно было прочитать: Безумец Герострат, томимый жаждой славы, сжег знаменитый храм Дианы в Эфесе, за что поплатился жизнью. Однако славы он добился. Иных способов ее добиться у подонков нет, если, конечно, не повезет поучаствовать в какой-нибудь очередной революции.

Кто «делает политику» в годы великих исторических потрясений? Кто в такие годы «всплывает наверх», превращается в добровольных палачей и соглядатаев, в народных избранников, депутатов разных конвентов, советов и парламентов, кто беснуется на митингах, витийствует на трибунах? Ответ на эти вопросы во многом зависит от характера революции.

Если она умеренная, бескровная, на первый план выдвигается преимущественно средний класс, «третье сословие», в наши дни — техническая и творческая интеллигенция, а также, что очень важно, примкнувшие к революции аристократы и военачальники, столпы былого режима, быстро перестроившиеся в ее вождей. На то и «перестройка»?

В кровавой революции наверх выплывают городские «низы». В «Боги жаждут» А. Франса, «Окаянных днях» И. Бунина, «Несвовременных мыслях» М. Горького, «Собачьем сердце» М. Булгакова, «Котловане» А. Платонова прекрасно показана психология подонков, вдруг нежданно-негаданно дорвавшихся до власти. Поражает сходство обстановки в Париже 1792 года с той, что была у нас после Октябрьской революции 1917 года в Петрограде.

…А в наши дни, когда необходимо

«(М. Волошин, «Государство»)

Всеобщим, равным, тайным и прямым

Избрать достойного, -

Единственный критерий

Для выборов:

Искусство кандидата

Оклеветать противника

И доказать

Свою способность к лжи и преступлению.

Поэтому парламентским вождем

Является всегда наинаглейший

И наиадвокатнейший из всех.

Политика есть дело грязное:

Ей надо

Людей практических,

Не брезгающих кровью,

Торговлей трупами

И скупкой нечистот…

Но избиратели доселе верят

В возможность из трех сотен негодяев

Построить честное

Правительство стране…

…В нормальном государстве вне закона

Находятся два класса:

Уголовный

И правящий.

Во время революций

Они меняются местами,

В чем

По существу нет разницы.

Но каждый,

Дорвавшийся до власти,

Сознает

Себя державной осью государства

И злоупотребляет правом грабежа,

Насилий, пропаганды и расстрела…

В заключение, еще раз к вопросу о национальной ненависти. Почему на нее так падки подонки всех времен и народов?

Причина элементарна. Инородец, словно неодушевленный предмет, более или менее беззащитен, если национальная травля поощряется сверху или, по крайней мере, не преследуется законом.

Для последнего павиана в иерархической стае отражение в зеркале тоже, как мы уже объясняли, было «павианом», но почему-то беззащитным, не кусающимся. (Напомним: что такое, отражение в зеркале, способны уразуметь только человекообразные обезьяны. У павианов на то не хватает интеллекта).

Итак, логика подонков проста и понятна.

— Я, конечно, говно, а ты — профессор, но против меня ты все равно говно потому, что я — чистокровный, а ты — паршивый инородец!

Против такой логики абсолютно нечего возразить. Точно так, вероятно, рассуждал и тот древнеримский солдат, который проткнул своим мечом Архимеда.

 

4.5. Истерия как «психотропное» оружие и ее эволюционно-этологические предпосылки

Казалось бы, этой проблеме не место в нашей книге. Психотропного оружия, насылающего на человека «порчу» из Москвы аж во Владивосток, просто не существует. Это выдумка истеричных газетчиков и мы обозвали так истерию шутки ради. Что же касается самой истерии, то много ли смыслят этологи в таком сугубо человеческом недуге, которым, как всем известно, страдают некоторые жены, на горе своим мужьям, и многие политики на благо человечеству?

Начнем с нескольких наиболее типичных примеров истерики бытовой и истерики политической.

1. Довольно обычный диалог супругов.

— Кисынька, поедем завтра на дачу. Грибочки… Ягодки.

— Не могу. У меня завтра лекция.

— Ну и черт с ней.

— Но ведь это мой служебный долг.

— Сволочь, хам, свинья, садист, — выбегая на лестничную площадку, — грязная душонка, ты погубил мою молодость, ты сделал меня старухой, ты ждешь не дождешься, когда я умру, ты хочешь сделать своих детей сиротами!!! Завтра же подаю на развод!!! Ааааа!!! Помогите, умираю!!! — Падает, причем довольно осторожно, на лестничный кафель и начинает по нему кататься, суча ногами.

Повсюду хлопают двери. Из них выскакивают перепуганные соседи, кто с валерьяновыми каплями, кто с валидолом. Кто-то вызывает «Скорую». Ворвавшись в квартиру через распахнутую дверь, соседи напускаются на растерянного мужа:

— Хулиган, стыдитесь, мы заявим в милицию! Нельзя так издеваться над женой. Вы думаете только о себе! — Они же жене: — Охота его жалеть такого, разводитесь с ним, на кой он вам сдался?

Жена жалобно стонет. Наконец, приезжает и «Скорая». Жене делают укол.

Естественно, мужу не остается ничего другого как покориться. С унылой мыслью: «Эх, развестись бы, но жилплощадь…» — он молча навьючивает на себя женины котомки. Между тем, дражайшая супруга, мигом успокоившись («валерьянка и укол помогли»), соскочила с дивана и тщательно пудрит перед зеркалом нос.

Ю. А. Л. вспоминает такой случай в «застойные» годы на ленинградском Финляндском вокзале. Стояла там в вокзальном буфете очень длинная очередь за кофе и свиными шашлыками, 75 копеек штука, лакомым блюдом тех времен. Стоять, конечно, было тягомотно и скучно. Вдруг подходит пожилая дама весьма интеллигентного вида в, пенсне:

— Молодой человек, позвольте взглянуть на цены.

— О чем разговаривать? Прошу!

Дама прошла, но не к ценнику, а в очередь, вклинилась в нее, словно всегда там стояла. Кто-то из стоящих сзади, как водится, возмутился:

— Гнать таких надо!

— Откуда? — спокойно спросила дама.

— Да отовсюду, — ответил возмущенный человек из очереди….

В следующий момент раздался душераздирающий женский визг:

— Как, бить старую женщину?! Как смеешь?! Негодяй!!

Очередь распалась. Из-за прилавка выбежала буфетчица. Кто-то вопил:

— Милицию!

Дама побагровела, вопя во всю глотку и заваливаясь на спину. Пенсне спрыгнуло с ее носа и болталось на цепочке. Рот изрыгал непрерывно как автомобильный сигнал: «Аааа!!!» Когда автор этих строк, наконец-то, получил шашлык и занял с ним позицию у мраморного столика, соседкой оказалась давешняя дама. Она уже доела шашлык, допила кофе и, взглянув на подошедшего, сказала надменно, с покровительственной иронией:

— Молодой человек, учитесь жить.

Третий пример — парламентские дебаты. Во двор въехала обыкновенная снегоочистительная машина, а «слуги народа» уже распаляются на трибуне:

— Десятки броневиков со своими опричниками послали против нас кровавые псы оккупационного режима!!

Оратору говорят:

— Ваше время истекло

А он в ответ:

— Гнусные прислужники тирана пытаются мне заткнуть рот!!!

— Вы допускаете непарламентские выражения.

— Упыри, агенты влияния, червяки, тараканы, гниды, подлые душители свободного слова!!!

Ну, кому с такими захочется связываться? Конечно, не подумайте, читатель, что мы приводим здесь точные цитаты из выступлений и вообще имеем в виду парламентские нравы какой-то одной отдельно взятой страны.

Четвертый пример — из воспоминаний Отто Дитриха о Гитлере: Много говорилось о вспышках гнева Гитлера. Мне часто приходилось быть их свидетелем, иногда же его ярость была направлена против меня самого. Это были вспышки его гнева против мира грубой реальности. Эмоции же направлялись против того, кому пришлось оказаться в его присутствии. Ярость обрушивалась в виде урагана слов. В такие моменты он отметал любые возражения простым усилением голоса. Подобные сцены могли быть вызваны как большими, так и совсем ничтожными событиями…

Известно, что речи Гитлера, особенно, когда он распалялся гневом, сопровождались невероятно сильной жестикуляцией. Он изгибался на трибуне, топал ногой, производил резкие движения руками, грозил кулаком, бил им себя в грудь (помните скандал с Конрадом Лоренцем?), все лицо его дергалось и покрывалось потом, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, при крике изо рта вылетали брызги слюны, подчас долетая до слушателей. Как ни странно, такая манера говорить завораживала тогдашнюю немецкую аудиторию

В конце войны у немцев ходили, однако, анекдоты о том, как Гитлер в припадках бессильной ярости грызет ковер («переадресованная агрессия»). Дескать, прочитал очередную сводку с Восточного фронта и является в магазин ковров. Продавец:

— Вам завернуть или здесь будете грызть?

Между прочим, если очень постараться, до истерики можно довести и почти любого, вроде бы, нормального мужчину, обычно тихого и спокойного. Случается, такой человек, «доведенный» домочадцами или сослуживцами, совершенно потеряв голову, вдруг начинает диким голосом выкрикивать все известные ему проклятия и ругательства, хватает и швыряет об пол или в лицо обидчику любой подвернувшийся под руку предмет, даже дорогую вазу, фамильное наследие, транзистор, очки с собственного носа. В подобных ситуациях слабый безрассудно кидается на сильного, а, если до врага не добраться, люди, иной раз, переадресовывают агрессию на самих себя: бьются головой о стену, царапают ногтями собственное лицо, катаются по полу с диким воем, дергая ногами и руками, разбивают кулаками или лбом оконные стекла и зеркала.

Подытожим. Во всех приведенных примерах наблюдались непомерно сильные внешние проявления отрицательных эмоций и переадресованная агрессия во взрывообразной форме: поток гневных слов и судорожные телодвижения, явно вырвавшиеся из под контроля высших сфер сознания. Однако, действительно ли «вырвавшиеся»? Это еще как сказать. Оставь истерика наедине с его истерикой или выполни все его желания, прихоти, на 100, 150, 200 % и частенько он подозрительно быстро приходит в норму, если, конечно, не довел себя до сердечного приступа или не успел впопыхах вспороть себе вены столовым ножом, напиться хлорки, прыгнуть с шестого этажа, «чтобы доказать этим сволочам».

По крайней мере, в первых двух случаях вся сцена, похоже, разыгрывалась для того, чтобы возбудить сочувствие окружающих, вызвать их вмешательство. С демагогами и фюрерами и того проще: цель их истерики — нагнать на всех побольше страха, дабы трепетали, тряслись, поверглись ниц или кинулись по указке: «Фас!» Скажем в оправдание: вполне вероятно, однако, что такие мотивы истерического поведения во всех упомянутых случаях, кроме, разве что второго, были хотя бы отчасти подсознательными.

И еще добавим: среди человеческих особей мужского пола особой склонностью к истерии, окромя пламенных народных трибунов, отличаются уголовники. В воровских кодлах с их жесткой иерархической структурой манера чуть что закатывать истерику вплоть до изрезывания бритвой собственной физиономии, катания по полу с поросячьим визгом и других тому подобных художеств, типична для «шестерок»-прихлебателей пахана. Они ведут себя так при разного рода разборках в его присутствии.

Что характерно для большинства истериков? Переживаний не так уж много, в общем-то, на наш «деревянный» рублик. Зато внешних проявлений — на доллар и более!

Конечно, истерик сам себя распаляет, доводит до беснования и судорог. Но все-таки сидит при том в его мозгу эдакая мыслишка: «Ужо вы все у меня тут запрыгаете!» Кто с валерьяновыми капельками, кто с расстегнутым кошельком, а кто с министерским портфельчиком или с задницей, услужливо подставленной для порки.

Даже хотя «доведенные до белого каления» мужчины, конечно же, не ломают комедию, все не так уж просто. Даже в этом трагическом случае внешний взрыв подсознательно нацелен на внешнего зрителя: «Пусть их, гадов, потом совесть гложет и народ осудит». Недаром же доведенные до отчаяния китайцы, например, имели обыкновение вешаться на воротах обидчика. А есть ли даже у такого человеческого маразма как истерика некие подобия в поведении животных?

Есть, и еще какие!

Начнем с наиболее отдаленной аналогии. Некоторые мелкие твари с перепугу «прикидываются мертвыми». Как это происходит? Дикая вспышка страха с ее гормональными последствиями. В результате — перевозбуждение нервной системы, которая как бы «вырубается». Наступает временный паралич. Так «прикидываются», в частности, жучки: щелкунчики и божьи коровки.

Пример поближе: поведение мелких и средних зверушек, «загнанных в угол», когда спастись бегством невозможно. Берегитесь попавших в такое положение крыс, леммингов, ласок, хорьков. Взбешенный зверек ощеривается, пищит и норовит первым броситься на врага, прыгнуть, вцепиться в него. Ведь уже нечего терять и пропади все пропадом. Страшноватое это зрелище. Особенно устрашающе выглядят и опасны в подобном состоянии подранки мелких и средних хищников. Они свою жизнь задешево не продают.

Однако же подобное поведение предназначается для устрашения существ чужого вида, в отличие от человеческой истерики.

Иное дело, внешнее проявление взрыва отрицательных эмоций у социальных животных в иерархической группе.

Этологи давно обратили внимание на громадную разницу во внешнем проявлении боли, страха и обиды между дикими одиночно живущими и социальными либо домашними животными. Как ведут себя, например, раненый тигр или дикий камышовый кот, угодивший в капкан? Они только тихо шипят и корчатся от боли, но, в отличие от домашнего кота, которому прищемили лапу или хвост, никогда не кричат. Ведь кричи — не кричи, никто не выручит. Наоборот, враги, чего доброго, отыщут по крику да и добьют.

Полная противоположность — социальные или домашние животные, которым может прийти на помощь собрат по виду либо человек. У них крик боли целесообразен. Наши собаки не только домашние, но и по природе своей стайные звери. У них еще до одомашнивания существовала кое-какая взаимовыручка. Прищемили собаке лапу, она кричит, визжит, воет. Люди, по всей вероятности, не останутся равнодушными. А вот и такая ситуация. Большой пес кусает и треплет маленькую собачонку, в нарушение собачьей этики. Как реагирует та? Конечно, издает душераздирающий визг, напоминающий щенячий. Этот звук может утихомирить агрессора, а также спровоцировать вмешательство людей или (у бродячих псов) вожака стаи.

Ну, а как обстоят дела с истерикой у обезьян?

У них, если сильная особь, но не вожак, обижает слабую, та закатывает самую настоящую истерику: пав ниц и катаясь по земле, вопит благим матом, судорожно извивается всем телом, совершает какие попало движения руками и ногами. Такое поведение может послужить тормозом для агрессии сильной особи, а также, и это главное, побуждает прочих членов стаи, в особенности же вожака, вмешаться в драку и атаковать более сильную особь. (Вспомним эксперименты с раздражением мозга у павианов разного социального ранга). Павианьи вожаки постоянно вмешиваются в подобные свары и наводят порядок. У макак за вожаком при этом устремляются особи низшего ранга и обидчику несдобровать.

А что происходит, когда истерику закатывает сам вожак, чем-нибудь очень недовольный: вопит, жестикулирует, выражая тем огорчение и гнев? Стаей овладевает ужас. Все чуют: раз «Сам» в бешенстве, значит, начнет срывать злобу, и спешат выразить свою покорность. Самки подставляются. Оказавшиеся поблизости самцы низшего ранга — тоже.

Таким образом, здесь аналогия с функциями истерики в человеческих коллективах-полная. Наши предки обрели манеру закатывать истерики раньше, чем научились ходить на двух ногах и говорить. При этом весьма характерно, что у «слабого пола» и шестерок, взывающих к помощи пахана, истерика обычно сопровождается отказом от двуногой позиции. Истеричная особа, вопя, катается по земле точь в точь как доведенная до истерики обезьяна низшего ранга! Напомним: падение ниц — крайний вариант позы подчинения. Приняв ее, а в то же время привлекая к себе внимание окружающих своим истошным криком, истерик тем самым провоцирует их агрессию (подражательная реакция) против своего противника, отводя ее от себя.

Между тем, демагоги и фюреры истерически вопят, напротив, распрямив корпус, как положено победителю в обезьяньей драке. Взобравшись на какое-нибудь возвышение, трибуну или сцену, они ведут себя там точь в точь как взбешенный обезьяний вожак. Этологический смысл такого поведения тоже вполне понятен: «Я вас всех проглочу и ногами затопчу…» При этом типична еще и следующая черта поведения истеричных демагогов: они начинают «защищаться» раньше, чем на них напали, в чем также уподобляются обезьяньим иерархам.

Во время революций истерики обычно преуспевают в ее начальный период, пока новая власть не укрепляется настолько, что их услуги уже больше не требуются. На втором этапе наступает время более выдержанных, спокойных и целеустремленных параноидальных «гениев». Те наводят порядок железной рукой. Однако же, пример многих деятелей Великой французской и нашей революций, а также нацистской Германии доказывает, что иногда особенно «перспективным» оказывается сочетание: «параноидальность плюс истеричность». Прямо как в поговорке: Пьян да умен — два угодья в нем.

 

4.6. Социальный стресс и вождь, как биохимическая индивидуальность

Наверное, любой из нас при каких-то жизненных обстоятельствах чувствовал себя несчастным-разнесчастным Акакием Акакиевичем Башмачкиным из «Шинели». Правда, это ощущение — не из таких, в каком хотелось бы признаться даже самому себе, не говоря уж об окружающих.

Чувства униженности, неполноценности, затюканности отвратительны даже в обыденной жизни. Тем более, ужасно состояние человека, постоянно живущего в состоянии унизительного страха перед своими мучителями, как то часто бывает в армейских казармах, тюремных камерах и даже в учебных заведениях, где учащиеся охотно забавляются то травлей «новеньких», то коллективным издевательством над какой-нибудь классной белой вороной. Вспоминается по такому поводу и прогремевший у нас несколько лет назад трагический фильм Ролана Быкова «Чучело».

В любом уважающем себя учреждении коллектив негласно делится на «элиту» и «парий», людей «низшего сорта», часто вовсе не заслуживающих коллективного презрения, точно так же как «элита» отнюдь не всегда состоит из самых лучших работников.

Что, кроме чинов и званий, определяет деление любой стабильной группы людей на негласно «высших» и «низших», мы уже обсуждали: иерархия, социальный ранг, в зоопсихологическом смысле этого слова. К сожалению, от подобного рода обезьяньего наследства отделаться трудно или даже невозможно. В одних человеческих сообществах оно режет глаз как в «Униженных и оскорбленных», в других — более или менее скрыто, спрятано в подсознании.

Совершенно отвратные формы принимали всегда ранговые отношения в окружении деспотов. Так, что только ни рассказывали после смерти Сталина его осмелевшие соратники о выходках вождя во время ночных попоек на «ближней даче» в Кунцево. Любой ехал туда и трясся: «Вернусь ли живым?»

В художественной литературе всю бездну самодурства «величайшего гения всех времен» и раболепия прочих членов Политбюро наглядно изобразил Фазиль Искандер в «Сандро из Чегема», главе «Пир Валтасара».

И Осип Мандельштам в известном стихотворении, написанном еще в 1933 году (оно стоило поэту жизни, хотя с ним разделались не сразу, а в два приема), не поскупился на краски:

…А вокруг него сброд тонкошеих вождей

Он играет услугами полулюдей.

Кто шипит, кто мяучит, кто хнычет.

Он один лишь бабачит и тычет…

Обстановка, царившая при дворе римских императоров, первых двенадцати из них, обрисованных Корнелием Тацитом, Светонием Транквиллом или, например, в окружении Ивана Грозного, была, конечно, ничуть не лучше.

Примеров самодурства начальника и раболепия подчиненных из произведений наших отечественных писателей можно привести очень много. Хотя бы «Смерть чиновника» А.П. Чехова, его же «Тонкий и толстый». Но мы сейчас будем говорить не о самом социальном ранге, а о его вреднейшем действии на здоровье жертв иерархии. Начнем не с людей, а с… рыб. Даже их нервы не выдерживают.

По наблюдениям известного русского ихтиолога В.С. Ивлева, у некоторых карповых рыб от одного лишь вида намного более крупной особи за стеклянной перегородкой расстраивается аппетит и качественно меняется характер питания. Рыба начинает избегать подвижной животной пищи и поедает менее питательные водяные растения. Более молодой наш ученый И. В. Нечаев недавно провел исследование на особенно агрессивных рыбах — цихлидах-акарах (Aeguidens pulcher). Оказалось, что один из нескольких самцов в небольшом аквариуме обязательно доводит до гибели всех остальных, у которых состояние забитости явно отражается на содержании в головном мозгу и прочих органах нейрогормонов катехоламинов: понижена концентрация дофамина и повышена — норадреналина. И содержание глюкозы в крови жертв сперва надолго повышается, но затем, непосредственно перед смертью, падает — типичная картина стресса, какой ее описал крупнейший канадский физиолог Ганс Селье.

Стресс — гормональная перестройка организма, рассчитанная на быструю защитную реакцию: бежать или драться за свою жизнь. Растет содержание адреналина в крови, а в результате и содержание в ней глюкозы — энергетического «сырья» для организма, его мускулатуры и нервной системы. Расширяются кровеносные сосуды в сердце, скелетной мускулатуре и мозгу, чаще бьется сердце. Зрачки расширены. Беда только в том, что все физиологические перестройки перед бегством или борьбой не рассчитаны на длительный срок. Таким образом, если вызывающий их стимул многократно повторяется, и вызванное им состояние стресса не проходит, он влечет за собой не только общий упадок сил, но и ряд характерных заболеваний: ослабление иммунной системы, язвенную болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки, инфаркт миокарда, атеросклероз, иногда даже инсульт — кровоизлияние в мозг.

Американский ученый Р. М. Саполски, наблюдая за поведением павианов-анубисов в национальном резервате Масан Мара (Кения), был поражен тем, насколько жестокий характер в их сообществе принимают иерархические отношения. Пищи вдоволь, территория никак не ограничена, самок не меньше, чем самцов. Тем не менее, самцы только и заняты тем, что всячески пакостят друг другу жизнь. Один «заведет роман», другие наскакивают на него до тех пор, пока не отобьют всякий интерес к «прекрасному полу». Один поймал добычу (анубисы — хищники), другие отгоняют удачливого добытчика от лакомой пищи и пожирают ее сами.

В царстве павианов-анубисов, как и в наших царствах, социальной стабильностью и не пахнет. Почти любого доминанта высшего ранга рано или поздно изгоняет из стаи коалиция молодых самцов, какое-то время очень привязанных друг к другу. Однако, обезьянья дружба, в отличие от дружбы между собакой и ее хозяином, очень немногого стоит. Еще один повод пожалеть о столь не лестном для нас родстве! Вчерашние друзья завтра злейшие враги. Чтобы объединиться и сдружиться между собой павианам, оказывается, необходим общий враг. Вспомним, для чего обычно создаются всевозможные оппозиционные коалиции в нашем обществе.

К тому же, в этом обезьяньем коллективе тоже, как и в нашем, в порядке вещей «самое подлое предательство». Самцы объединяются в группы, чтобы напасть на доминантную особь, а потом, если победа остается за ними, тут же принимаются враждовать между собой. Начинается драка двух, вроде бы, спаянных групп, и вдруг, прямо в ее разгаре кто-то предает союзника и оставляет его одного против превосходящего противника, убегая с поля боя, или даже сам помогает расправиться со своим товарищем.

Доминантные особи измываются над подчиненными, а те раболепствуют перед ними: чистят им шкуру, выкапывают и очищают от земли клубни. Доминантный самец, потерпев поражение в драке с другим таким же самцом, тут же вымещает злобу на слабых и беззащитных.

Физиологические последствия всего этого безобразия весьма ощутимы. У подчиненных самцов, в отличие от доминантных, падает содержание в крови мужского полового гормона тестостерона со всеми вытекающими отсюда последствиями для их сексуального поведения. Зато у них повышено содержание в крови кортизола — гормона надпочечников. Это повышает риск атеросклероза и сердечных заболеваний. Напротив, у доминант выше уровень растворенного холистерола (не путать с отложениями холистерина), что препятствует развитию атеросклероза. Словом, обезьянье общество явно сокращает жизнь отдельным своим членам, хотя драки почти не сопровождаются серьезным членовредительством или, тем более, убийством. Хватает унижений, испугов, невозможности нормального отдыха, секса и сна.

Саполски обнаружил, что доминантами чаще делаются как раз те самцы павианов, у которых нервная система исходно не предрасположена к стрессам: это видно по физиологическим показателям. «В здоровом теле — здоровый дух» и наоборот.

Греческая исследовательница А. В. Арванитис также подтверждает, что у обезьян по анализу крови можно определить «кто есть кто». И у человека все более или менее так. У фюрерствующих индивидов в крови понижено содержание нейрогормона серотонина, больше циркулирует в ней белых кровяных телец лимфоцитов, а, значит, выше уровень иммунных реакций. То есть даже инфекционные заболевания лидерам угрожают меньше, чем подчиненным. У людей, как и у обезьян, хамство и агрессия «вознаграждаются» отменным физическим здоровьем. Жертвы хамства чаще болеют и у них больше шансов рано умереть.

Но инфаркты случаются и у лидеров. Так у доминантного самца можно вызвать инфаркт, отсадив его в отдельную клетку рядом с вольерой, в которой одна из самок той же стаи пребывает с другим, низшим по рангу самцом.

По этому поводу вспоминается эпизод из жизни одного нашего ныне покойного генерала от академической науки времен «застоя». После какого-то совещания в ЦК КПСС ему вместо обычной «Чайки» подали «Волгу» как какому-нибудь заурядному академику! У великого человека начался сердечный припадок. Едва отходили! А ведь мог запросто и помереть от такого страшного унижения.

 

4.7. Секс и иерархия

У обезьян, как и у нас грешных, нет определенного брачного сезона. Они тоже спариваются когда попало и, следует отметить, куда чаще, чем многие другие млекопитающие. Старые самки, уже никого не интересующие, обычно занимают самое низкое место в обезьяньей иерархии. Слава Богу, что у нас ценится жизненный опыт, а потому не все точно так, хотя у некоторых отсталых племен стариков попросту морят голодом или даже, иной раз, пожирают.

Как мы уже говорили, у обезьян движения, имитирующие акт соития, иногда принимают чисто символический характер и осуществляются в связи с иерархическими отношениями. В частности, самцы-субдоминанты могут выражать покорность доминанту, принимая самочью позу подстановки. Доминанты же напоминают всем прочим, кто здесь начальник, демонстрируя свои половые органы или похлопывая себя по ним. (Такие движения представляются нам явным аналогом матерщины).

У некоторых видов павианов доминирующая особь демонстрирует ранговое превосходство еще и ударами рукой по чужим седалищным мозолям: жест, как бы символизирующий соитие. У людей, как считает З. Фрейд, аналогичные действия: удары по ягодицам имеют тот же символический смысл. Недаром в древнем мире и у нас при крепостном праве хозяева с помощью телесных наказаний не столько причиняли боль рабам, сколько публично унижали их. Иногда жертвы публичной порки умирали от шока (отнюдь не болевого), кончали с собой или страдали всю жизнь тяжелыми психическим расстройствами. Известный исторический пример — героиня Великой французской революции Теруань-де-Мерикур, которая сошла с ума после того, как якобинцы публично ее высекли на площади Тюильри в Париже. В сибирских и дальневосточных деревнях обычай запрещал жениться на девицах, которых деревенская община за что-то приговорила к публичной порке — «стеганых». О гнусности и неприличии телесных наказаний написал возмущенную статью Лев Толстой.

У обезьяньего вожака гомосексуальная случка с субдоминантой по большей части символична, это — активное подтверждение рангового превосходства. И у многих обезьян, и, как известно, у людей резко падает социальный статус самца изнасилованного в присутствии группы особей.

Кто не слышал о трагедии так называемых «опущенных» в наших тюрьмах? Заключенный, изнасилованный на глазах у всех в общей камере, превращается в неприкасаемого, в парию. С ним недопустимы любые формы общения: нельзя даже дать прикурить. Нарушителям грозит опасность превратиться в таких же «опущенных».

У самки поза «подстановки» — демонстрация подчиненного состояния. Молодые самки обезьян резко повышают свой социальный ранг, если делаются объектом внимания доминантного самца. Общеизвестно, как боятся в учреждениях молодых и смазливых секретарш, пользующихся благосклонностью высокого начальства.

Один из нас как-то присутствовал на Ученом совете, предзащите докторской диссертации некой молодой и весьма привлекательной женщины. Председатель всячески высмеивал и поносил диссертацию: «низкий профессиональный уровень», «космополитизм» (слишком много по тем далеким годам ссылок на иностранных авторов) и так далее и тому подобное. Вдруг председателю вручили какую-то записку, после чего он, резко сменив тон, начал сразу же превозносить до небес ту самую работу, которую только что так ругал. В записке, как позже удалось узнать, грубо и коротко сообщалось об интимной связи диссертантки со всесильным тогда вице-президентом академии наук.

Прекрасный пример на эту же тему можно подчеркнуть из средневековой поэмы (XIII век) «Песнь о нибелунгах», о которой более обстоятельный разговор пойдет далее (4.8.) Все описанные в ней трагические события произошли из-за ссоры двух королев. Сперва они выясняли, чей муж родовитее, а потом каждая пыталась войти в собор первой. По тогдашним понятиям, очередность прохождения в дверь всецело зависела от социального ранга мужей.

Итак столкнулись свиты обеих королев,

И тут хозяйка гостье, от злобы побелев,

Надменно приказала не преграждать пути:

«Пускай супруга ленника даст госпоже пройти».

Это недоразумение растянулось на многие годы и стоило жизни тысячам людей!

Сексуальную мотивацию мужчин начальников, доминант во всем, что касается взаимоотношений, услуг, вопросов карьеры женщин на производстве и в офисах не отрицает ни одна представительница прекрасного пола.

В порядке вещей и такое явление: вышестоящие человеческие «самцы», точь-в точь как и обезьяньи, отбивают приглянувшихся им «самок» у «самцов», нижестоящих по социальному рангу. Общеизвестный ветхозаветный пример: как царь Давид отобрал Варсавию у своего военачальника Урии.

Цитируем воспоминания А. Ларина и П. Педиконе об Арсении Тарковском («Юность», № 5, 1993) (нижеприведенный эпизод, впрочем, не имеет к Тарковскому ни малейшего отношения): Тася не сразу сделала карьеру. Она возвышалась постепенно, пройдя путь, обычный для многих девушек на войне. Началось с командира роты. Командира роты обездолил командир батальона, этого командир полка, и, наконец, Тасей завладел сам начальник политотдела дивизии….

Очень похожей, как известно, была и карьера русской императрицы Екатерины Первой: от солдата Мишки до Данилы Меньшикова и выше до самого Петра.

Несомненно, социально-иерархическую подоплеку имел чудовищный разврат некоторых властителей, таких как древнеримские императоры Калигула и Нерон, наш Иван Грозный. Кое-где на Востоке полигамия, гаремы на многие сотни «штатных единиц» вменялась в обязанность царям. Ветхозаветный пример — царь Соломон. В более близкое нам время гигантские гаремы были у мусульманских правителей: шахов, султанов. Всем известно средневековое «право первой ночи».

И во многих группировках современной молодежи социальный ранг непосредственно зависит от прилюдно демонстрируемых успехов в сексуальной сфере. Лидерами становятся люди, всячески рекламирующие свой патологически развратный образ жизни. Все, вроде, закономерно в понимании этологов, только уж сами мужчины в таких случаях сильно смахивают на похотливых вожаков-павианов.

Некоторых аспектов сексуального поведения мы коснемся дальше в разделе 6.4.

 

4.8. Иерархия и комплекс неполноценности

Как мы уже говорили, у животных конфликты часто разрешаются без боя, если одна особь явно крупнее другой. Зачем драться, если заранее ясно, кто сильнее?

В некоторых первобытных обществах, например в Полинезии и у ряда племен центральной Африки вожди специально предаются обжорству, чтобы обрести приличествующую своему рангу тучность. Обычно их с первого взгляда можно отличить от подданных по невероятно толстому брюху и заплывшей от жира физиономии. Руки и ноги у них такие, словно они страдают слоновьей болезнью. Достаточно типичный современный пример: кровавый угандийский диктатор Иди Амин.

И в общинах воинственных кочевников былых времен в вожди-цари часто выбирали самого физически мощного, высокого и красивого. У него был сын, имя его Саул, молодой и красивый; и не было никого из Израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа… и взял Самуил сосуд с елеем и вылил на голову его, и поцеловал его, и сказал: вот Господь помазывает тебя в правителя наследия Своего…«(Ветхий завет, Книга 1 Царств, гл.9.2 и 10.1) Как известно, кончилось это избрание плохо. Щуплый пастушонок Давид уложил камнем из пращи гиганта Голиафа, а потом хитростью и умом постепенно приблизился к царской власти и в удачный момент, когда Саул с сыновьями пал в битве с филистимлянами, стал новым правителем страны.

Очень часто главным качеством в борьбе за верховную власть становится то, что называют «харизмой» — предначертанием. Тут играет роль одно обстоятельство, чреватое бедами для человечества. Это — комплекс неполноценности и связанное с ним патологическое честолюбие в сочетании с зарядом ненависти.

Нередко малорослые и физически слабые люди, с раннего детства много битые сверстниками, претерпевшие всяческие унижения, обретали неодолимое стремление к самоутверждению любой ценой и любыми средствами. Из них вырастали безжалостные тираны, коварные владыки, кровавые палачи.

Историки давно подметили, что у многих вождей, безобразно распоряжавшихся властью, в совершенстве владевших искусством травли, интриг, клеветы, было тяжелое детство. Взобравшись на вершину общественной пирамиды, закомплексованные словно мстили обществу за свое прошлое.

Бессмертный образ В. Шекспира: уродливый горбун Ричард Йорк делится честолюбивыми планами со своей тенью. Этому пасынку судьбы предстоит стать королем Англии Ричардом Третьим, ценой многочисленных подлых убийств. Иван Бунин в «Окаянных днях», цитируя французского историка Лентора, пишет о Кутоне, одном из самых кровожадных и влиятельных подпевал Робеспьера в якобинском Комитете общественного спасения: Кутон был полутруп. Он был ослаблен ваннами, питался одним телячьим бульоном, истощен был костоедом, изнурен постоянной тошнотой и икотой, но его упорство и энергия были неистощимы… Ноги его были парализованы, в Конвент он ездил на самодвижущемся кресле с ручным управлением…. Каждый день приказывал он поднимать себя, сажать в кресло, чудовищной силой воли заставлял свои скрюченные руки ложиться на двигатель, напоминающий ручку кофейной мельницы, и летел среди тесноты и многолюдства Сент-Оноре в Конвент, чтобы отправлять людей на эшафот…

Кто не помнит из пушкинского «Кинжала»:

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик.

Над трупом вольности безглавой

Палач уродливый возник…

Это, вполне заслуженно, — о Марате, еще одной кровожадной якобинской бестии. Марат страдал тяжелейшей формой экземы, что вынуждало его даже просителей принимать, сидя в ванне. В ванне он и был заколот Шарлоттой Кордэ.

Низкорослым горбуном был и Жильберт Роом, еще один страшный человек из той же компании — председатель Конвента, пославшего на эшафот, среди прочих, короля Людовика XVI, председательствующий в якобинском клубе «Друзей Закона», до переворота 1789 года гувернер графа П. А. Строганова.

И. Г. Эренбург в романе «Хулио Хуренито» описывает Россию в годы гражданской войны: …В вагоне мы разговорились с одним приказчиком из Малого Ярославца, уродливым горбуном. Он очень своеобразно нападал на коммунизм: «Что я? Образина. Насекомое с человеческим лицом. Прежде я мог хоть надежду питать — разбогатею, зашуршу «катеньками», все наверстаю. Может, скажете, за деньги нельзя было все захватить? А теперь что? За паек работать? Равенство? Так пусть сначала они всех сделают ровненькими. А за горб, спрошу я вас, за мое унижение кто мне заплатит? Одно мне осталось. Поступлю в продотдел чеки…«

Тимур, жестокое чудовище — был хромым, «Тамерлан» от «ланг» — хромой.

Византийский писатель Иордан описывает внешность гуннского завоевателя Атиллы: Низкорослый, с широкой грудью, крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения. Учился Атилла в Риме, где местные римские школяры зло издевались над его уродливой внешностью и варварским происхождением.

И Бенито Муссолини, итальянский фашистский диктатор, и кровавый гаитянский тиран «папа-док» Дювалье, и генерал Франко, и наши великие вожди Ильич и товарищ Сталин были людьми низкорослыми и, по большей части, совсем неказистыми.

О внешности и тяжелом детстве наших корифеев столько уже писано-переписано, что не будем особо распространяться.

У Сталина, как известно, кроме малого роста, имелись два серьезных физических недостатка: следы оспы на лице и отсохшая левая рука. Всех входивших в его кабинет рослых людей он просил немедленно сесть. Не допускалось, чтобы взгляд вождя хоть на мгновение был направлен снизу вверх. Детство Иосифа Джугашвили, судя по всему, было очень безрадостным. Он даже на похороны своей матери не счел нужным приехать и как-то прилюдно в сердцах обозвал ее «старой б…» Это при его-то умении держать язык за зубами!

Адольф Гитлер, вроде бы, не имел особых физических изъянов (сообщения о дефектах детородного органа не заслуживают доверия). Однако, у Гитлера было необычайно тяжелое детство. Бедная семья. Отец, таможенный чиновник в Линце (Австрия), Алоис Гитлер-Шикльгрубер пил и в пьяном виде оскорблял мать, которую Адольф очень любил. Гимназическая учеба шла плохо. Мечта стать художником не сбылась: конкурсная комиссия Венской академии художеств забраковала работы Гитлера. По легенде он сказал экзаменаторам:

— Господа! Я еще нарисую такие картины, что весь мир содрогнется от ужаса!

После демобилизации из немецкой армии будущий фюрер изрядное время мыкался без работы и без жилья, бедовал в ночлежках.

В гитлеровском окружении хватало уродливых, малорослых, колченогих. Одним из таких был, например, И. Геббельс. А писал о «белокурых бестиях» — мощных, рослых, невозмутимых арийцах, о полной физической своей противоположности.

Не дай Бог высокорослым стать на пути низкорослых! Тому в истории мы тьму примеров слышим.

Низкорослый, в молодости худой, нервный, физически довольно слабый Наполеон умел так себя держать, что перед ним трепетали все. Рассказывают, что во время первой итальянской кампании 1796-97 годов долговязый генерал Пьер Ожеро как-то потянулся к штабной карте:

— Позвольте мне показать. Я выше.

— Не выше, а длиннее на голову, — отрезал первый консул. — И если будете мне грубить, мигом лишитесь этого отличия.

У Наполеона, как и у Сталина, Атиллы и так далее, хватало и других причин для закомплексованности, помимо малого роста: бедность, суровое воспитание в многодетной корсиканской семье, пребывание с детства вне ее на чужбине в Отенском колледже, а затем с десяти лет в Бриенском военном училище, где другие ученики издевались над его корсиканским акцентом. Ведь для французов он был чужаком, инородцем и в юности ему очень часто об этом напоминали.

Шарль Морис Тайлеран Перигор (1754–1838), один из самых бессовестных дипломатов в европейской истории, был калекой: одна нога плохо срослась после множественного перелома и осталась неподвижной. Тайлеран мог передвигаться только опираясь о костыль и скособочившись при каждом шаге. Увечье он получил в детстве, свалившись с комода, куда его посадила, уходя по делам, да и позабыла снять нерадивая кормилица. Родители, легкомысленные и безразличные к ребенку, сбагрили его ей и больше его судьбой не интересовались. Как-то (28 июля 1830 года), услышав в очередной раз звук набата и пальбу на парижских улицах, он радостно воскликнул:

— Послушайте, бьют в набат! Мы побеждаем! — Мы? Кто такие «мы»?!

— Тише, ни слова больше: я завтра вам это скажу.

Сей наполеоновский министр, предавший своего шефа, как и многих других, сам признавался, что не ведает таких чувств, как любовь, жалость, сочувствие и только к деньгам неравнодушен. Взятки он брал у всех и по любому поводу.

Не менее тяжелым было детство и другого малосимпатичного сподвижника Наполеона, Жозефа Фуше (1759–1820), всесильного и жестокого министра полиции, до того — якобинского палача, главного виновника массовых убийств жителей Леона, а в конце своей карьеры — герцога Отрантского. Худой как жердь, нервный малокровный, некрасивый, он в детстве был постоянным объектом насмешек сверстников, так как физическая слабость мешала ему участвовать в играх. По той же причине он, сын потомственных моряков, оказался непригоден для морского дела и вынужден был, подобно, между прочим, Тайлерану и некоторым другим малосимпатичным политикам, податься в духовное училище.

Наш российский монарх Павел Первый мучился комплексами не только из-за малого роста. Куда больше угнетала его страшная тайна происхождения. Мать — ненавистная узурпаторша, муже- и цареубийца. Отец — официально Петр III. А фактически? На этот счет всегда существовали сомнения. То ли, действительно, убиенный царь, то ли любовник матери граф Салтыков, то ли даже безвестный пастор из нищей эстонской деревеньки, которую, якобы, всю сослали на Камчатку, так как истинный наследник умер при родах и был подменен. Отсюда, вероятно, дикая одержимость Павла идеей «благородного неравенства», рыцарской геральдикой, тщательной проверкой на «голубизну крови» всех, допущенных к Высочайшей особе, дикое и безобразное самодурство.

У кайзера Вильгельма Второго, одного из виновников Первой мировой войны, была еще при родах сильно повреждена и затем отсохла левая рука. Бесцветную унылую физиономию маскировали чудовищно закрученные усы и почти непрерывно красовавшаяся на голове остроконечная каска. В детстве его третировала родня. Вильгельм был одержим желанием компенсировать свой физический изъян. Он неустанно упражнялся в верховой езде и стрельбе, был отменным хамом и всячески демонстрировал везде и всюду патологическую агрессивность. У него были отвратные манеры. Например, своих почтенных министров и генералов он имел обыкновение даже на официальных приемах шлепать пониже спины как павианий доминант. Как-то на колониальной выставке ему показали хижину африканского вождя в окружении вражеских черепов, насаженных на колья.

— Если бы я мог увидеть Рейхстаг, торчащий таким же образом! — размечтался кайзер. Мечта не сбылась.

Наш «железный нарком» Н. Ежов был почти карликом. Сердобольные цековские дамы звали его «воробышком», пока он их не пересажал.

Венгры до сих пор с ужасом вспоминают своего «Ежова» — Габора Петера, тоже полу-лилипута, причем необычайно уродливого. По своей извращенной жестокости он, пожалуй, перещеголял даже своих чекистских и гестаповских коллег.

С двойственным чувством пишем мы эти строки. Никого ведь оскорблять не хотим. Великая ли вина маленький рост, лысина, оспенная рябь на лице, отсохшая рука? Подло издеваться над физическими недостатками. Люди в них не виноваты. Надо наоборот уважать тех, кто, подобно Франклину Делано Рузвельту или шведской писательнице Эллен Келлер, упомянутой нами ранее, перешагнул через ощущение собственной неполноценности и великолепно его компенсировал. Достойный человек старается подавить в себе этот комплекс, недостойный мстит за него, культивирует его, сосредоточен на нем, и в этом корень многих бед.

Заметим, что одним из мотивов комплекса неполноценности, побуждающего людей прорываться в «большую политику» и при том вести себя очень агрессивно, нехорошо, порой оказывается, помимо физических изъянов, также инородческое происхождение. Такие закомплексованные люди сдуру воспринимают свою «нечистокровность» как нечто постыдное, вроде наследственного сифилиса, и потому пытаются замаскировать ее, становясь крайними шовинистами коренной нации.

Этого вопроса мы еще коснемся (см. гл.9). Примерами же изобилует, в частности, наша российская история. Один из наиболее известных — публицист Фаддей Булгарин, натурализовавшийся поляк, попавший на Русь со «двунадесятью языками». Недаром о нем у Пушкина: Не то беда, что ты-поляк…

В.И. Ленин обвиняя Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе в великорусском шовинистическом походе против Грузии, писал: Известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения… По отношению к грузинской нации мы имеем типичный пример того, где сугубая осторожность, предупредительность и уступчивость требуются с нашей стороны… Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела, пренебрежительно швыряется обвинениями в «социал-национализме», тот грузин, в сущности, нарушает принципы классовой солидарности. (Ленин, ПСС, т.45, стр. 356–360).

 

4.9. Этологический смысл самовознесения владык на пьедестал и выше

Как Вы смеете! Я выше вас по званию… Завтра прибудет высокое начальство… Ваше высочество… Высшая нервная деятельность… Высшая математика… Не смейте глядеть на меня свысока. Выше вас нет авторитета в этом вопросе. Вам не понять моих возвышенных чувств… Вы — низкое существо… Вы совершили низкий поступок… Унижение… Путь вверх… Низшие беспозвоночные… Высшая школа… Высший разум… Но есть и высший суд, наперстники разврата…

Что во всех этих фразах, выражениях, словах и словооборотах имеет непосредственное отношение к этологии и весьма глубокие «до человеческие» корни в нашем подсознании? Как ни странно, ВСЕ!

Вспомним предыдущую главу. Мраморная лягушка раздувается, чтобы напугать хищника. Разозленный зверь, чтобы внушить сопернику: «я выше, а, значит, сильнее», встает на задние лапы. Птица с той же целью стремится сесть на ветку повыше. Приматы и в том числе человек демонстрируют ранговое превосходство, распрямляясь. Поза подчинения, напротив, связана с пригибанием, сжатием в комок, падением ниц.

Таким образом, соотношение: кто крупнее и выше, тот сильнее заложено в инстинктивных программах анализа зрительной информации самых разных животных, включая, разумеется, и наших до человеческих предков, и нас. Поэтому нет ничего удивительного в том, что оно так прочно въелось также в наше подсознание, отражаясь в языке, причем отнюдь не только русском.

Еще раз процитируем: …Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа… Выше = сильнее! Простая этологическая формула.

Между тем, как мы уже только что рассказали, далеко, ох, далеко не всем вождям и военачальникам повезло родиться титанами. Очень часто бывало, как мы только что продемонстрировали, наоборот: в тираны пролезали коротышки, почти лилипуты, заморыши. Да и законным престолонаследникам, иной раз, не фартило по телесной части — дело случая.

Отсюда вопрос: сильно ли малый рост и разные физические изъяны снижают популярность властителя, подрывают его авторитет? Ответим: где — как. В некоторых странах и в отдельные исторические эпохи, например, в общинах воинственных кочевников или в Спарте периода расцвета, правителем, действительно, мог стать только хорошо физически развитый и здоровый человек. Однако, в цивилизованном обществе это, скорее, исключение, чем правило.

Оказывается, к тому же, что владыкам не так уж трудно обмануть природу. В этом им на помощь издревле приходили зодчие, скульпторы, художники, одним словом, творцы того, что мы назвали «миром несуществующих вещей» (см. гл.2).

Напомним, как этологи обдуривали самца колюшки, подсовывая ему вместо самки или самца-соперника довольно грубо сделанные муляжи с преувеличенными признаками пола. Если чайке в кладку рядом со снесенными ею яйцами ученые подкладывали сходно окрашенное деревянное «яйцо» раз в пять-шесть больше настоящего, она принималась его высиживать вместо своих, живых. Срабатывал врожденный механизм узнавания: «При прочих равных, большие яйца лучше маленьких» (Обстоятельство, которое в свое время, возможно, немало помогло советской власти: «большевик» звучало для не шибко грамотного рассейского мужичка куда притягательнее, чем, к примеру, «меньшевик.»)

Властители еще со времен Шумера и древнего Египта с успехом, хотя и бессознательно, использовали практически тот же самый этологический прием муляжей, превышающих во много раз естественный размер, чтобы внушать подданным чувство благоговения и страха. Для этого сооружались грандиозные дворцы, пирамиды, воздвигались по всей стране громадные статуи-изображения владык на высоченных постаментах, высокие каменные стелы с хвастливыми реляциями о победах, капища, где отправлялся культ обожествленных правителей или, по крайней мере, за их здравие жрецы ежедневно возносили молитвы отечественным богам.

И в наш век подобными приемами пользовались для укрепления своей власти вожди тоталитарных держав. С помощью статуй, архитектурных сооружений и портретов народу внушали, что навязанная ему власть прочна, вечна и несокрушима как гранит. Ведь, действительно, рядом с высоченным скульптурным изображением земного бога-владыки любой, даже самый рослый мужчина невольно ощущал себя жалким муравьишкой. Еще раз напомним простую этологическую формулу: выше = сильнее. Громадный муляж властителя во все века вбивал в голову «маленького» человека верноподданнические чувства, которые никоим образом не смог бы возбудить сам оригинал, часто к тому же еще, весьма плюгавенький:

Ведь я червяк в сравнении с ним,

С его сиятельством самим…

Любой, кто жил во времена «культа», помнит: в какое учреждение ни зайдешь, везде сверлят тебя с высоко висящего портрета глаза великого Отца народов. Вышел на улицу, опять он, где в граните, гипсе, бронзе, а где и на грандиозной, во всю стену, мозаике и снова — портреты, портреты, портреты… Околеть можно было.

Сына забрали и мать больная.

(И. Бродский)

В комнате сумеречно, темно.

Сегодня праздник: Первое мая.

Вождем заслонили ее окно.

Конечно, и в былые века монументы властителей, конных и пеших, то и дело возбуждали в людях подсознательное чувство не только страха, но и протеста. Об этом ведь, по сути дела, и в пушкинском «Медном всаднике»: жалкие слова несчастного Евгения: «Ужо тебе…» и страшное его видение — грохот бронзовых копыт за спиной….

А в том коне такой огонь,

Такая сила в нем сокрыта.

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

Нечего говорить, современные монументы вождей — не ровня бессмертному произведению Фальконе. В. Р. Дольник обозвал их «каменными плевками в лицо». Этим он объясняет то, что после августа 1991 года многим людям так не терпелось сбросить с постаментов этих истуканов, дабы взирать на них сверху вниз. Действительно, с этологической точки зрения, акт низвержения памятника подсознательно воспринимается как унижение самого тирана. Мол, ага, я взираю на тебя сверху вниз, а, значит, ты уже нам больше не страшен, мы сильнее, наша взяла. По мнению В. Р. Дольника, недавняя компания разрушения большевистских памятников — своего рода лечебная процедура освобождения людей от въевшегося в их души страха перед недавно еще всесильной властью.

Однако, известно, что еще при крещении Руси более тысячи лет тому назад толпа, низвергавшая идолов Перуна, ликовала точно также как современные толпы, низвергавшие большевистских истуканов. Летописцы сообщают, что киевского Перуна, когда тащили в Днепр, били палками, а он-де «испускал тяжкое воздыхание». Новгородский же Перун, влекомый в Волхов, и вовсе, мол, вопил, протестовал, а как скинули его с мосту, запустил палкою в народ: «вот вам, новгородцы, в память мою оставляю» как залог грядущих смут. Не от тех ли лет поговорка: Взял боженьку за ноженьку да об пол головой!?

И в годины былых революций, нашей, а также французских — первой Великой и 1871 года — низвержение памятников тоже было в моде. Оно привлекало на площади громадные толпы бурно ликующих зрителей. Оказывали ли подобные зрелища хоть когда-то благотворное влияние на общественные нравы? Для нас, авторов этой книги, признаться, открытый вопрос.

Во всяком случае, нам самим довелось наблюдать как в Москве на Лубянской площади в ночь с 22 на 23 августа 1991 года несметные восторженные массы сперва силились сами сбросить с высокого постамента изваяние «Железного Феликса». Затем, когда это, наконец, удалось сделать с помощью мощного крана, кричали тысячеголосое «Ура!», аплодировали, пели и пританцовывали.

Не скроем: у нас, авторов, все происходившее в ту ночь, сразу же вызвало противоречивые чувства. Думалось: «Конечно, слава Богу, что дожили, свершилось. Но, увы, крушить памятники и переименовывать улицы — занятие у нас не новое и куда уж как проще, чем строить новую жизнь. Пожалуй, вскоре многие из сегодняшних низвергателей будут уже не прочь водрузить того же истукана на прежнее место».

К сожалению, ход дальнейших событий полностью подтвердил тогдашние опасения. Эйфория толпы недолговечна и почти всегда завершается полным разочарованием. Об этом будет особый разговор далее, в 9 и 10 главах.

Подведем итог. Технология авторитарной власти в цивилизованном обществе практически всегда включает в себя как обязательную составную часть применение изобразительных искусств и архитектуры, а ныне также средств массовой информации для создания у масс иллюзии, что данная власть всесильна и вездесуща, несокрушима и вечна.

Особо следует подчеркнуть, что, помимо архитектурных сооружений, памятников, портретов вождей и пр., для той же цели используют разного рода подтверждения непосредственной связи земных владык со всесильными властями небесными. Во многих древних государствах, как уже говорилось, правителей обожествляли. На Востоке это практиковалось издавна. В Европе начало положил Александр Македонский. Затем его примеру последовали императоры древнего Рима. После падения Западно-римской империи все европейские и византийские монархи провозглашались помазанниками Божьими и старались править, опираясь на поддержку Церкви. При этом в государственных иерархических структурах практически любой эпохи и цивилизации небесные владыки представлялись как бы сверхдоминанты, увенчивающими иерархическую пирамиду. Эта закономерность трактуется следующим образом в недавних статьях В. Р. Дольника.

Что такое «сверхдоминант» с этологической точки зрения?

В иерархически организованной стае некоторые низшие по рангу слабые особи, как мы уже рассказали, повышают свой социальный ранг, примазавшись к вожаку. В стае павианов, например, от такой дружбы с вожаком выгадывают особо ему угодные самки и раболепствующие молодые самцы. В собачьей своре, кроме вожака-собаки, есть еще и сверхдоминант — хозяин, человек.

Всякий, кто имел дело с деревенскими шавками, знает: нередко они держатся со всеми прохожими людьми и соседскими собаками довольно миролюбиво, если не сказать подобострастно, но только в отсутствие хозяина. Стоит появиться хозяину, и те же дворняги вдруг начинают злобно кидаться даже на тех, к кому прежде ластились. У них исчез страх, тормозивший агрессию пока хозяина (сверхдоминанты) не было поблизости!

По словам В. Р. Дольника, право человека стоять над собственными вожаками для собак самоочевидно. Он им не ровня, он — божество. Если хозяин удосуживается управлять стаей собак, очень хорошо. Но, если ему недосуг, стая управляется собственными иерархами, но пиитет к хозяину от этого не убывает. Бездомная собака всегда ощущает себя ниже собаки, идущей с хозяином. Бык или буйвол, позволивший пастушонку взобраться себе на спину, уверенно ведет все стадо. Кот, подружившийся с большим дворовым псом, пользуется почтением других котов, которые пса боятся…

Нет ничего гениального в том, что повсеместно и многократно у людей возникала идея поместить на вакантное место сверхдоминанты нечто воображаемое, наделенное всеми доминантными качествами в их беспредельном выражении. Стоит сделать это, и иерархи становятся как бы субдоминантами иерарха, его жрецами, а он — их могучим защитником от остального стада…

Предполагается, что еще даже до появления речи иерархами в человеческом стаде могли становиться индивиды, изображавшие тем или иным способом свои «особые отношения» с чем-то страшным для остальных — грозным явлением природы, страшным местом или опасным животным.

Действительно, легко представить варианты, подобные только что описанному случаю с шимпанзе, барабанившим по канистре. Например, в вожди у древних людей вполне мог выдвинуться охотник, вырастивший и приручивший опасного хищника: львенка или леопарда; некто, не боящийся грома и молнии, причем уверяющий всех, будто грозы начинаются по его приказу; кто-то один в племени, умеющий разжигать и сохранять огонь — для древних — страшное живое существо.

Известно, что, когда белые с их огнестрельным оружием высаживались на некоторых островах Карибского моря, туземцам поначалу мнилось, будто ружье живое. Оно как бы сверхдоминант, а белый человек — субдоминант при нем. Так, к примеру, думал Пятница о ружье Робинзона Крузо, которое молил: «Не убивай меня!»

Римского мятежного полководца Квинта Сертория (123-72 г. до н. э.) испанские иберы признали посланцем богов потому, что у него была всего-то навсего ручная белая лань, прибегавшая на его зов.

В последнее время в нашем «просвещенном» обществе расплодились чудодеи, уверяющие, что побывали в НЛО и вещают от имени космической цивилизации. Им кое-кто внимает с величайшим благоговением. Это ведь тоже эффект сверхдоминанты.

 

4.10. Подражание и авторитет

«Актеры и зрители» — так называется один из методов дрессировки. Одну собаку регулярно кормят после звонка. Другим предоставляют возможность это видеть. В результате, у них тоже при звонке начинает течь слюна, хотя их самих при этом звуке не кормили.

Неосознанно и мы, и многие животные являемся продуктами и участниками подобных же экспериментов в повседневной жизни. Ведь мы происходим от стайных существ, в поведении которых громадную роль играл принцип «делай как я».

Глагол «обезьянничать» отнюдь не случайно вошел в человеческую речь. Явно видно, что мы то и дело подражаем друг другу, как обезьяны. При этом у обезьян есть одна, свойственная и нам закономерность подражательного поведения. Наиболее «заразителен» пример вожака и вообще особей, стоящих выше по социальному рангу. Многие свои действия особи низшего социального ранга автоматически повторяют вслед за вожаком.

Очень поучительный эксперимент:

Из стаи павианов изъяли низшую по рангу, но смышленую особь и научили доставать апельсины из ящика с «хитро запирающейся» крышкой. Затем ее вместе с ящиком вернули в стаю. Обезьяны, видя как товарка достает апельсины, кинулись ее бить и грабить, даже не попытавшись обучиться полезному опыту. Совсем другая картина наблюдалась после того, как тому же искусству обучили вожака, временно изолировав его от стаи. На следующий же день после его возвращения доставать апельсины научились все, без исключения, обезьяны!

К сожалению, и в этом, как и во многом другом, наше поведение мало отличается от обезьяньего. Мы бездумно «обезьянничаем» у тех, на кого по тем или иным причинам смотрим снизу вверх. Как много потеряла отечественная наука из-за того, что игнорировались открытия отечественных ученых до тех пор, пока аналогичные открытия не делались на Западе или туда не уплывало изобретение, сделанное у нас в стране. Роль авторитета в наших действиях, особенно же генералов от науки и вождей в тоталитарном государстве, далеко-далеко выходит за границы здравого смысла.

В науке существуют школы и направления. Вокруг крупных ученых собираются последователи и ученики, продолжающие начатое учителем дело. Казалось бы, ничего плохого. Однако же, не зря в научной среде бытует афоризм: Успех любой научной школы проявляется в том, на сколько лет ей удается задержать дальнейший прогресс науки.

И в искусстве такие явления мы наблюдаем повсеместно. Культурные заимствования часто перерастают в глупейшее низкопоклонство и преклонение перед авторитетами. О том ведь басня И. Крылова «Осел и соловей»:

Но жаль, что не знаком

Ты с нашим петухом

Еще б ты больше навострился,

Когда бы у него немного поучился…

В средние века муху неизменно представляли и даже рисовали существом четвероногим. Спрашивается почему? Да потому, что об этом написано где-то у Аристотеля. Вероятно, ошибка переписчика. Шестиногость мух была торжественно засвидетельствована только в XVII веке Британской Академией Наук!

Жак Шаброль в книге «Миллионы японцев» вспоминает, как на одной токийской улице он увидел хорошо ему знакомое парижское здание — кафе «Встреча железнодорожников», совершенно точную копию. Здание было все в лесах, выглядело не новым, но, вроде бы, не нуждалось в ремонте.

— Ремонт? — спросил Шаброль.

— Нет, — ответили ему. — Ремонтировалось здание в Париже, когда там побывал наш архитектор.

А вот типичные примеры взаимосвязи между подражанием и социальным рангом в некоторых современных коллективах. Начальник наорал на подчиненного. Назавтра уже весь коллектив оскорбляет беднягу и всячески издевается над ним, уподобляясь стае макак. Начальник похвалил кого-то. Все начинают ухаживать за счастливцем, пылинки с него сдувают.

— Пьем чай, не хотите ли присоединиться?

В последнее время вся Россия странным образом коверкает некоторые слова. В начале перестройки то и дело даже по радио и телевидению вместо «класть» можно было слышать «ложить», а в глаголе начать ударение падало на первый слог. Что стряслось? Очевидно, «заразились» от бывшего президента. А почему бы им от нас с вами не заразиться, дорогой читатель? Дудки! Для этого надо быть знаменитостью. Еще во Франции до 1789 года подметили: ошибки в речи королей и принцев быстро делаются языковой нормой. Принцы уэлльские и прочие часто делались законодателями мод.

Пожалуй, в той же связи можно трактовать и столь характерное для последнего времени засорение нашего языка заимствованиями из английского типа: «триллер», «дилер», «киллер». Взгляните на любую стенку, любой забор. Вместо древнего привычного слова из трех букв ныне вы прочитаете там: «fuck», «fuck off». И вместо старого БУ теперь у нас уже принято писать русскими буквами: «сэконд хэнд» Так лучше раскупают!

Подражание распространяется и на идеологию.

В пьесе «Носороги» французского драматурга Эжена Ионеско беда обрушивается на небольшой городок. Одному местному чиновнику приходит в голову блажь превратиться в… носорога, всамделишного. Пусть читатель за это чудо не предъявляет претензий нам, возражения — драматургу. Первый случай превращения вызывает ужас и возмущение. Что же это такое, как же это так, почему вчера — добропорядочный француз средних лет, а сегодня — злобный тупоумный зверь, которому место только в зоопарке?! Однако вслед за первым случаем — второй, за вторым — третий. Ужас! В городке уже несколько носорогов. Скоро станет опасно ходить по улицам. Ведь они агрессивны и бессмысленны. Их нельзя ни задобрить, ни вразумить. Таковы рассуждения жителей. Однако же, чем больше носорогов, тем больше и желающих стать ими! Сила массового (как и начальственного) примера заразительна.

Не ошибаются марксисты — идея, овладев массами, делается материальной силой. В конце концов, городок превращается в поселение носорогов. Только один бестолковый интеллигент-бессребреник не желает, упорствует в своем нежелании. Все остальные, включая мэра, местных марксистов и прочих прогрессивных людей «обносороживаются». Мотив добровольного отказа от человекоподобия прост: «Все соседи уже превратились. Неудобно. Что же это мы отстаем?»

В сущности не суть важно, кто подает пример: большая толпа или один «ба-альшой начальник». Лучше всего сперва он, затем — компания его «попализаторов» и, наконец, — беснующиеся толпы раболепных верноподданных, поклонников либо болельщиков. Современная реклама пользуется этим методом постоянно. Дурацкий гербалайф, стиральные порошки, сигареты и коньяки рекламируют по телевизору и с журнальных обложек кино- и порнозвезды, королевы красоты, знаменитые спортсмены, известные политики.

В общем, можно сформулировать следующий принцип:

Чем влиятельнее и авторитетнее личность, советующая нам, например, каждый день перед сном прыгать до потолка, стоять на одной ноге или зубрить наизусть таблицу определенных интегралов («очень помогает от всех болезней»), тем больше у этого «средства повышения жизненного тонуса» появится вскоре фанатичных сторонников. К тому же число их может даже расти в логарифмической прогрессии, пропорционально уже имеющемуся числу. Ведь каждый новообращенный будет агитировать, набирая все новых и новых приверженцев. По сходному принципу растут даже очереди:

— Глянь, какая толпа! Давай-ка тоже встанем, а что дают узнаем потом!

Безотказно действует следующий прием для навязывания своих взглядов населению. Включаешь телевизор, играет торжественная музыка — гимн или героические марши. Затем выступает вождь в громадном зале или на стадионе. По невидимой зрителям бумажке (промах наших недавних квасных вождей — бумажка была видна) он произносит заранее отрепетированную и часто не им написанную речь. Аплодисменты в зале перерастают в овацию. Все встают. Хочется встать и телезрителям — сила примера заразительна. Из раза в раз демонстрируется это сочетание: музыка — вождь — речь — аплодисменты — овация — все встают. У зрителей вырабатываются подражательные условные рефлексы «вожделюбия», как у собак и обезьян при дрессировке по методу «актеров и зрителей».

Авторитет вождя может сильно влиять даже на внешний облик и манеры подданных. Если, скажем, популярный вождь вздумает носить усики а-ля Чаплин и скрещивать руки где-то пониже пояса (не слишком-то приличная манера Гитлера), везде по стране закишат люди, носящие квадратные усики и скрещивающие передние конечности на не совсем для того положенном месте. Это все можно было видеть в документальном фильме М. Ромма «Обыкновенный фашизм».

Однако авторитет сперва надо завоевать. Как это сделать?

Добрыми и разумными делами? Трудно, долго и дорого. Обещаниями? Они ни к чему не обязывают, и в наши дни, зная это, могут уже и не поверить. Остается прием, используемый птицеловами. В маленькую клеточку, вплотную к ловушке, сажают синичку. Она пищит и тем завлекает других синичек в ловушку. Каждый начинающий вождь может воспользоваться сходным приемом. Сначала надо обзавестись платными приверженцами, типа статистов в кино, и обучить их искусству устраивать овацию. Конечно, нужны зал и помощь электронных средства массовой информации. Словом, дело не простое. Недаром президентами на западе чаще всего делаются богатые люди (см. также в главе 9).

В последнее время тем же приемом пользуются и разные шарлатаны, выдающие себя за целителей. Подставные лица массами свидетельствуют о чудесном исцелении, выступая по радио или телевидению. И коммерсанты используют тот же прием — о коммерческих успехах и надежности фирмы сообщают подставные лица.

Нам, правда, пока лучше известна другая категория вождей. Это, по большей части, «селф-мейд-мены» — выскочки из люмпенов или представители, так сказать, среднего класса (в СНГ-партократов). Им пришлось сперва в длительной борьбе завоевывать авторитет в узком кругу заговорщиков-единомышленников, которых они, естественно, потом подминали и уничтожали. Такой путь отражен в пьесе Б. Брехта «Карьера Артура Уи».

В торговле авторитет играет громадную роль. У нас в отечестве, например, любой товар с иностранной наклейкой раскупается несравненно лучше, чем точно такой же, но не импортный. Помните, как Остап Бендер обменял ситечко на стул? Он сказал:

— В лучших домах Шанхая и Филадельфии принято разливать чай через ситечко.

Тут уж «людоедка» Эллочка не устояла.

 

4.11. Ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным или почем неблагодарность — профзаболевание начальников

У обезьян вожак контролирует распределение пищи между членами стаи. Если, например, в вольер с павианами поставить ящик, полный фруктов, первым к нему подскочит вожак. Затем, с его молчаливого согласия, приблизятся симпатичные ему самки и те самцы, ниже рангом, к которым он относится наиболее терпимо. Подпускать к пище «по очереди» или даже изредка давать ее находящимся ниже по рангу особям — неотъемлемая привилегия вожака. Те особи, ниже рангом, которые осмелились бы сами контролировать распределение пищи и даже, так сказать, предлагать бананы вожаку, подверглись бы незамедлительной атаке как нарушители иерархии.

Конечно, иерархия вовсе не означает, что обезьяны едят «как пронумерованные» — первые «от пуза» наедаются, а последним даже перекусить нечем. Полного и четкого порядка и в помине нет, но есть тенденция. Одни животные подойдут раньше, другие — позже и, если какой-нибудь самец, кроме вожака, вдруг затешется в эту очередность, начнет самоуправствовать, кого-то отгонять, других, напротив, подпускать, то он, конечно, получит взбучку.

Выпрашивание у обезьян и в отношениях «вожак — подчиненная особь», и при контактах «детеныши — взрослые» неизменно связано с позой подчинения. Выпрашивает всегда низший, а дает высший. Так уж заведено в животном мире. Часто, если уж выпрашивает самка у самца, она к тому же демонстрирует свою готовность к соитию. Вожаку выпрашивать незачем. Он просто берет по праву сильнейшего.

Учитывая поразительное сходство поведения, связанного с иерархическими взаимоотношениями, у человека и у прочих приматов, вполне можно допустить, что и механизм оценок иерархического ранга в связи с отношениями «дающий — принимающий в дар» гнездится где-то в глубинах подсознания. «Обезьяний архетип» (никуда не денешься от собственного бессознательного ощущения!) постоянно заставляет нас смотреть, в глубине души, снизу вверх на любого, кто оказывает нам крупную бескорыстную услугу. Такого человека мы невольно воспринимаем как индивида более высокого социального ранга — подчас весьма неприятное чувство, граничащее с унижением.

То ли дело те, кому аналогичные услуги оказываем мы сами! Где-то в подсознании такие люди представляются нам существами, несколько более обделенными, стоящими ниже нас.

У многих диких племен Океании, Южной Америки и Африки распределение пищи и других жизненных благ — исключительная прерогатива племенного вождя или старейшин племени, и никто не смеет на это их право покушаться. Убил охотник дичь, принес вождю со всяческими выражениями покорности — это не дар! Вождь созывает соплеменников и распределяет добычу, волен и самого охотника одаривать. Все охотники племени обязаны приносить всю добычу ему, и ничего общего с даром их приношения не имеют.

Приблизительно такова же была судьба военных трофеев во многих армиях в былые века. Солдаты все сносили в кучу, а командир одаривал потом кого хотел.

Нечто поразительно сходное с распределением пищи в обезьяньей стае очень часто можно наблюдать в тюремных камерах и лагерных бараках, где содержатся уголовники. Вот как описывает такое распределение А.И. Сложеницын. Политических грабят малолетки-шестерки и сносят все награбленное на нары пахану. Попытка что-то утаить может стоить жизни. Политзек вправе как бы в обмен на отнятое исходатайствовать место получше. И я возмущенно говорю пахану, что, отняв продукты, он мог бы нам хоть дать место на нарах… и что ж? Пахан согласен. Ведь этим я и отдаю сало, и признаю его высшую власть, и обнаруживаю сходство воззрений с ним — он бы тоже согнал слабейших. Он велит двум серым нейтралам уйти с нижних нар у окна, дать место нам. Они покорно уходят…

Вожак и здесь тот, кто распределяет несправедливо приобретенные материальные блага. Тюрьма — общество и государство в миниатюре. Дань, которую платят пахану все прочие зеки, не имеет ничего общего с добровольным даром. Право «дарить», как и многие другие права, узурпировано вожаком.

Еще пример на ту же тему. По сообщениям «Немецкой волны», один кореец, проживающий в Китае, в 1992 году посетил своих родственников в КНДР и в их семье подарил сладости маленькой девочке. Она его не поблагодарила, а, восхищенная, встала на колени перед портретами Ким Ир Сена и его тучного сына (тогда еще — наследника престола) — и произнесла такую речь:

— Дорогие обожаемые вожди, спасибо вам за подаренные мне вкусные сладости!

В «Песне о нибелунгах» бросается в глаза следующий эпизод. Три брата — бургундских короля с дружиной пришли из Вормса на Дунай в гости к сестре Крумгильде и ее супругу гуннскому королю Этцелю (Атилле? По-видимому, дело происходило в V веке). Вместе с королями прибыл их вассал Хаген, который когда-то убил первого мужа Крумгильды Зигфрида. Возмущенная его появлением королева, встречает гостей весьма нелюбезно. Хаген осмеливается упрекнуть ее за это. Цитируем дальнейший диалог:

Ответила Крумгильда:

— Учтив с гостями тот,

Кому доставить радость

Способен их приход.

А с чем таким из Вормса

Явились вы ко мне,

Чтоб рада вас принять была

Я у себя в стране?

С усмешкой молвил Хаген:

— Когда бы знал заране,

Что за гостеприимство

Вы требуете дани,

Поверьте, согласился б

Я по миру пойти,

Чтоб только вам, владычица,

Подарок привезти.

Вассал таким ответом грубо оскорбил королеву. Ведь тогда (поэма написана в XIII веке), в полном соответствии с иерархической структурой в группах приматов, было жестко заведено: подарки могут дарить только властители вассалам, но отнюдь не наоборот!

Во многих скандинавских сагах (Х-XII век) командир дружины звался «кольцедарителем». Он дарил дружинникам за боевые заслуги большие золотые кольца, которые надевались на рукава. Только он во всей дружине вправе был раздавать такие награды. Да и в современной армии присвоение званий и боевых отличий — привилегия командиров.

Вот в чем вероятная причина профзаболевания властителей и начальников всех времен и народов, от древнеегипетских фараонов до современных президентов, директоров и генералов — их черной, прямо-таки свинской неблагодарности. Человек, оказывающий большую услугу, инстинктивно воспринимается как опасный конкурент, личность, пытающаяся поставить себя выше или, по крайней мере на один уровень с доминантой. Такого нарушения субординации не терпит никто из приматов, а из наших примеров внимательный читатель видит, что и мы в этом отношении- не исключение.

Возможно, читатели помнят ветхозаветные примеры.

Как недостойно вел себя царь Саул по отношению к Давиду. Не лучше поступил в дальнейшем и сам Давид со своими военачальниками Урией и Ахавом.

Вся история изобилует примерами подобного свинства. Александр Македонский убил своего лучшего друга Клита, а ведь тот спас ему жизнь. Чингисхан безжалостно расправился со своим названным братом, ближайшим другом, спасителем, а потом вдруг «врагом» Джамухой-сэчэном. А как «отблагодарил» Людовик VII Орлеанскую деву за спасение Франции? Он даже не попытался выкупить ее из плена и спасти от костра.

Сходно печален конец карьеры многих великих полководцев — «спасителей Отечества»: Фемистокла, Алкивиада, Ганнибала, Велизария, А. Суворова, М. Кутузова, Дж. Гаррибальди, Г.К. Жукова, Д. Мак-Артура и так далее. вплоть до недавнего героя «Бури в пустыне» генерала Шварцкопфа. Даже капитан Евдокимов, приведший свои танки на защиту Белого дома, вскоре после того с позором был изгнан из армии уже новыми властями.

Это все явно говорит о существовании некой общей закономерности. В отношении к таким военачальникам и монархи, и тираны, и демократические правительства извечно руководствовались принципом: Мавр сделал свое дело — мавр может уходить.

Не слишком-то благосклонна была и Екатерина II по отношению к так много сделавшей для ее воцарения княгине Е. Р. Дашковой.

Люди любого звания не любят ощущать себя должниками. Любые правители, придя к власти, спешат отдалить от себя или даже ликвидировать всех, кто делил с ними риск и невзгоды предшествующей борьбы.

Мотивы бескорыстной дружеской услуги начальнику почти всегда непонятны, загадочны, чужды, подозрительны. Иное дело — лесть. Про нее этого не скажешь. Лесть — словесный аналог позы подчинения — вызывает приятное ощущение превосходства. Так уж устроен этот «безумный мир»!

Нам могут возразить: а как же в таком случае истолковывать коррупцию, мздоимство, взятки, охотно принимаемые многими власть имущими?

Взятка — не добровольный дар, точнее, не бескорыстный. Она тоже аналог позы подчинения. Именно поэтому многие начальники во все времена относились к взяткам гораздо снисходительнее, чем к совершаемым во имя них геройствам. Конечно, эффект взятки немало зависит от поведения взяткодателя. Наши рекомендации последним: если уж «суешь в лапу», то делай это с самым скромным видом и почтительными поклонами. Не помешают в таких ситуациях «ключевые» слова типа:

— Только на вас вся надежда! Вы наш истинный помощник! Пропал бы я без вас! Не обижайтесь, Бога ради. Я ведь от чистого сердца! Это — просто символический подарочек на память Вашим супруге и дочери… — Увидите, клюнет.

Пришел к власти новый правитель. Сперва он обходителен и мил с подчиненными, а главное — опирается на плечи верных соратников по борьбе и держится с ними как с равными, внимательно прислушивается к их советам. Однако, проходит год-другой, и на смену преданным друзьям-сподвижникам приходят обычно новые любимцы: льстецы и проныры.

Результат этой смены нередко не заставляет себя ждать. Приближенные организуют заговор, устраивают дворцовый переворот. И вот уже новый правитель, как ни в чем не бывало, повторяет ошибки предыдущего. Иной раз, таким образом начинается настоящая чехарда свергающих друг друга все более ничтожных царьков. Арабы, подметившие эту чехарду в Багдадском халифате в первые века его существования, придумали поговорку: Династия состоит из основателя, продолжателя, подражателя и разрушителя. Общество, в котором к высшей власти прорываются путем лести, интриг и заговоров, обречено на деградацию и загнивание.

Вероятно, читатель заметил, что и сейчас в нашей стране происходит нечто подобное. Однако, откровенно говоря, все это похоже на проблему для историков, политиков, но не этологов. Почему же она заинтересовала и нас? Похоже, что психологический механизм неблагодарности правителей прямо относится к иерархическому доминированию и связанным с ним поведенческим стереотипам, которое мы, естественно, унаследовали от ближайших эволюционных сородичей.

Восприятие дающего как вышестоящего, вероятно, было причиной той крайней резкости, с которой Сталин отверг американский план Маршалла — предложенную нам помощь США после Второй мировой войны. Сейчас та же побудительная причина заставляет очень многих наших соотечественников с раздражением а не благодарностью реагировать на пресловутую «ГУМАНИТАРНУЮ ПОМОЩЬ» Европейского Сообщества или на Фонд Сороса. Поведенческие и нравственные мотивы этого вполне можно понять.

С другой стороны, наши люди, приезжающие на Запад, часто делают от всей души подарки своим тамошним друзьям. А те вдруг почему-то нервничают и, вроде бы, не рады, сразу же ищут, чем бы отдариться. Тут уж обижаются наши… особенно легко запутаться в нюансах подобного рода даров в Японии с ее установившимися традициями иерархических отношений.

Итак, кратко говоря, хотите на время повысить свою популярность среди незнакомых и знакомых?

Не жалейте средств на благотворительность, на рекламу своих благодеяний и больше рассказывайте о своих успехах на этом поприще.

Хотите, чтобы вас любили? Принимайте помощь и не уставайте прилюдно благодарить за нее благодетелей. Дали на копейку, — благодарите на рубль. Как говорил шут в шекспировском «Короле Лире»:

«Где можешь проехать, плетись пешком,

Чем деньги одалживать, будь должником…

 

4.12. Дочеловеческие предпосылки некоторых правил дипломатического этикета, а также детолюбия вождей и их особого пристрастия к шкурам крупных хищников из семейства кошачьих

(по В. Р. Дольнику)

Некоторые аналогии между поведением людей и стадных обезьян африканской саванны прямо-таки удивляют.

Вот, например, стадо павианов направляется к границе своих владений навстречу соседям. Впереди идут боеспособные самцы, образуя развернутый полумесяцем строй, встречаются с таким же строем соседей и принимают позу угрозы. Сквозь оба ощерившихся строя медленно, в развалочку, бредут навстречу друг другу иерархи. Сошлись. И, если встреча произошла на границе владений, ничья территория не нарушена, а стадо знакомо, далее следует трогательная сцена. Иерархи сходятся с распростертыми руками и обнимаются….

Что это напоминает?

Чужестранный президент и сопровождающие его лица сошли с борта самолета. У трапа их встречают местный премьер-министр и члены его кабинета. Они обнимаются… Звучат гимны и государственные деятели обходят строй почетного караула. В. Р. Дольник задается вопросом: а почему же гостей проводят, правда, не на границе владений, а в столичном аэропорту, вдоль строя вооруженных воинов, а не, например, балерин?

Правда, современный вождь отправляется в гости без военного эскорта. Но то ли было в стародавние века! Тогда властители наносили визиты своим коллегам всегда в сопровождении большой вооруженной свиты. Древний царь или средневековый феодал ехал верхом на встречу с соседом всегда вместе со своей дружиной. Об этом можно прочитать хотя бы в тех же «Нибелунгах».

А что происходит у павианов после объятий иерархов, если встреча дружественная? В таком случае начинают брататься и сопровождающие их молодые самцы. Если бы встреча оказалась недружественной, одна из сторон нарушила территорию соседа, далее начались бы боевые действия, правда, по-павианьи: были бы покусанные и побитые, но убитых бы не оказалось, разве что, кто-нибудь потом скончался от укусов.

Конечно, назвать такой территориальный конфликт доподлинной «войной», ввиду отсутствия серьезных потерь и оружия, нельзя, но все-таки В.Р. Дольник считает подобного рода стычки, наверняка происходившие и между стадами доисторических людей, еще не умевших делать оружие, как бы «прадедушкой» наших вечных войн из-за территории. Специально о территориальном поведении и военном инстинкте человека мы расскажем в главах 6 и 7. Пока же о еще двух, подмеченных Дольником аналогиях.

Кто из наших людей старшего поколения не помнит бесчисленные скульптурные изображения, портреты и фотографии нашего Отца и Учителя с узбекской девочкой Мамлакат на руках?

Партийные съезды у нас обычно приветствовали пионеры. Они же дарили цветы дорогим гостям столицы в столичном международном аэропорту.

В окружении детей или с ребенком на руках любили позировать и другие вожди недавнего прошлого: Гитлер, Муссолини, Франко, Чаушеску, Мао, Ким Ир Сен и так далее. Традицию ныне продолжают Чен Ир, Кастро, Саддам Хуссейн.

Одна из последних фотографий Гитлера: фюрер прикалывает железный крест к лацкану тринадцатилетнего героя.

Многие средневековые властители постоянно пребывали в окружении малолетних пажей, рынд, арапчат. Монархи последующих веков, вплоть до начала нашего столетия, также имели при дворе пажеский корпус, а сверх того искали отдохновения в обществе юных кадетов и посещали воспитательные заведения для благородных девиц. Все это считалось для августейших особ правилом хорошего тона.

Многие царскосельские лицеисты вспоминают, сколь часто императоры Александр Первый, а затем и Первый Николай, одно имя которого приводило всех в трепет, ласково беседовали с молодыми людьми — те ощущали себя в высочайшем обществе совсем свободно.

Известно, что мальчики и юноши совсем нежного возраста постоянно под тем или иным предлогом входили и в свиту многих древних владык. Изрядно доставалось от историков за такое мальчишеское окружение некоторым древнеримским императорам.

В чем же дело? Чем, (кроме, разве что, педерастии, которой, по-видимому, предавались далеко не все даже из императоров Рима), можно объяснить эту тягу правителей к детям, так сказать, младшего и среднего школьного возраста?

Цитируем В. Р. Дольника: Единственная радость у вожаков-павианов — это дети среднего возраста. Пока павиан поднимается вверх по иерархической лестнице, они его не интересуют. Но теперь в нем пробудилась врожденная программа учить их жизни. Окруженный восторженно взирающими на него детенышами (такой страшный для всех и такой добрый для них!) он показывает, как рыться в земле, раздвигать гнилые пни, переворачивать камни, раскалывать орехи, докапываться до воды и делать многое другое, чему его учили в детстве и что постиг сам за долгую жизнь. У каждого павианыша на доминантного самца с седой гривой есть три врожденные программы: «так выглядит тот, кому следует подчиняться», «так выглядит твой отец» и «учись у того, кто так выглядит». Иными словами, это — «Вождь, Отец и Учитель.

И в нас сидит та же программа поучать на старости лет. Беда только в том, что павианы живут в повторяющемся мире вечных истин, а мы в быстро меняющемся мире, где взгляды и знания стариков могут оказаться устаревшими.

Все по той же врожденной программе окруженность детьми — один из признаков иерарха. Поэтому тираны во всем мире всегда хотели, чтобы в ритуал их появления входила стайка детей, неожиданно и радостно выбегающих откуда-то и окружающих тирана… Казалось бы, такой дешевый этологический трюк, а как сильно действует на массовое подсознание! В ответ на врожденный сигнальный стимул облепленного детьми самца врожденная программа кричит: «Вот он наш Вождь, Отец и Учитель!»

Третья аналогия.

Спрашивается: почему в царских хоромах разных времен и континентов в качестве символа власти столь часто фигурируют изображения крупных хищников из семейства кошачьих: в Европе (где эти хищники давно вымерли) и на Ближнем Востоке — лев или леопард, далее к Востоку — тигр, а в доколумбовой Америке — пума или ягуар? И по какой причине на себе владыки очень охотно носят шкуры тех же хищников, ими же устилают трон?

На многих древних барельефах и фресках цари изображены охотящимися на тех же зверей, держащими их на руках как какую-нибудь домашнюю кису или восседающими над парой львов либо леопардов, смирно лежащих у подножия трона.

И Геракл, как известно, щеголял в львиной шкуре. Ричард Львиное сердце, британский король, прозван так за то, что собственноручно убил льва, которого на него напустили во время пребывания в плену.

В тигровой шкуре ходил витязь, воспетый Шота Руставелли.

«Лев» — имя, распространенное у очень многих народов. Им часто называли монархов в древней Греции, Византии и так далее Фермопильское ущелье, например, защищал спартанский царь Леонид.

Даже многие современные африканские правители носят пояса или шапочки из леопардового меха. А у воинственных африканских вождей более отдаленного прошлого в наряде почти всегда присутствовал леопардовый мех.

5. И пошел Самсон с отцом в своим и матерью своею в Фимнафу, и, когда подходили к виноградникам Фимнавским, вот молодой лев идет, рыкая, навстречу ему.

6. И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка; и в руках его ничего не было. И не сказал он отцу своему и матери своей, что он сделал…

(Ветхий Завет, Кн. Судей, гл. XIII–XIV)

В чем эволюционно-этологический смысл этих сопоставлений?

У тех же собакоголовых обезьян африканской саванны естественные враги, как уже говорилось, преимущественно, леопард или, реже, лев. Древних людей пожирали те же или также вымершие хищники из семейства кошачьих. С волками и медведями (которые в качестве герба, символа власти фигурируют куда реже кошачьих даже в европейской геральдике) человек встретился гораздо позже, расселившись в северные страны. Все обезьяны, (кроме человекообразных, которые по сравнению с нашими предками — силачи), панически боятся хищников кошачьей породы. Но вот у павианьих вожаков на старости лет этот врожденный страх, как уже тоже говорилось, вдруг ослабевает и они начинают вести себя с хищниками необычайно храбро. Возможно, какую-то роль тут играет переадресованная агрессия: слишком уж досаждают субдоминаты, рвущиеся к власти и пытающиеся свергнуть осточертевшего им вожака.

Храбрость рано или поздно доводит многих вожаков до трагической развязки. Они вступают в героическую схватку с леопардом и героически гибнут на глазах у не смеющих принять участие в этом сражении субдоминант. В.Р. Дольник вспоминает по этому поводу, что у многих африканских и южноамериканских индейских племен вождям перед вступлением в должность или, когда племя начинает сомневаться в их дееспособности, полагается по обычаю сразить собственноручно крупного хищника из семейства кошачьих. Не пришел ли и этот обычай из до человеческого прошлого, когда предки человека бродили по африканской саванне?

Героическая смерть в единоборстве с заклятым врагом своего рода-племени вместо медленного увядания. Красиво! Благородно! Но есть в этом героизме малоприятная сторона. Старый правитель думает: Перед смертью надо успеть так «хлопнуть дверью», чтобы с восхищением вспоминали отдаленные потомки, и затевает войну. А погибают на этой войне молодые. Комплекс «предсмертного подвига» свойственен довольно многим старым людям высокого социального ранга.

…Сильный шотландский воин мальчика крепко связал

(Старая шотландская баллада, пер. С. Маршака).

И бросил в открытое море с высоких прибрежных скал.

Волны над ним сомкнулись, замер последний крик

И эхом ему ответил с обрыва отец-старик:

— Правду сказал я, шотландцы; от сына я ждал беды.

Не верю я в стойкость юных, не бреющих бороды.

А мне ваш костер не страшен и пусть со мною умрет

Наша святая тайна, наш вересковый мед…