Всю неделю Лера ездила смотреть вместе с Витей квартиры.

И последняя стала пятой, которую он забраковал.

— Чистенькая, с хорошим ремонтом, недалеко от работы, — перечисляла Лера достоинства старенькой однушки Кириллу и заодно жаловалась на брата. — Но он сказал, что хозяин слишком подозрительно на меня пялился. Даже цену узнавать не стали. Ушли.

— А мне нравится этот парень, — усмехнулся Кирилл. — Я уверяю, тебя устроила бы цена. Особенно, если ты заранее сообщила, что собираешься снимать квартиру одна.

— Вы где-то у меня за спиной переговариваетесь, что ли? — удивилась Лера, ставя на огонь сковородку. Она готовила ужин к приходу брата. Они решили вечерком посидеть, посмотреть футбол, попить пивка. — Витька сказал то же самое. «Говори, что мы пара. Говори, что жить будем вместе», — передразнила она брата.

— Подозреваю, не хочет он тебя отпускать, — всё ещё улыбался Кирилл.

— Если бы, Кир. Мне кажется, я так ему мешаю. Смущаю, создаю неудобства, — она высыпала в зашипевшее масло уже замаринованные в соусе креветки. — Наверно, следующую квартиру поеду смотреть без него.

— Ты никогда не снимала квартиру?

— Нет, Кир. Жила как-то во время учёбы в общаге. Но это был такой кошмар, что я вернулась домой, наплевав на свой протест и принципы.

— Самостоятельности захотелось?

— Немного.

— А потом?

— А потом у меня появился Артём, — вздохнула она, помешивая блюдо.

Повисла пауза. Лера не знала, может ли этим поделиться с Кириллом, но больше ей обсудить это было и не с кем. Разве что с Витей. Но хотелось ли ему знать такие подробности о своей девушке? Что бы он ни говорил, а ведь тоже собственник.

— Он каждый день оставляет на лобовом стекле по розе. Всю неделю. Прижимает цветок дворником, а потом звонит Дашке и везёт её в кафе или в кино. В наше кафе. И в наш кинотеатр, хотя их в городе с десяток. А она на следующий день рассказывает, какая невкусная была пицца из дровяной печи. Какой ужасный был фильм и неудобные лежачие сиденья. А ещё какие очереди были на роллердроме.

Лера убавила огонь и взяла луковицу, прижав телефон к уху плечом.

— Ты катаешься на роликах? — спросил Кирилл. И, может быть, Лере показалось, но подавил вздох.

— Нет, но Артём меня туда водил. Было здорово. Я, правда, ездила как косолапая курица, — усмехнулась Лера, — но это весело. Прости. Я, наверно, не должна тебе это рассказывать. Я тебя расстроила? Ты такой молчаливый в последнее время.

— Я просто в последнее время больше слушаю, чем говорю, — он улыбнулся, но в этот раз вздохнул. Тяжело. — Какой он у тебя романтик.

— Так и знала, что зря тебе рассказываю, — тоже вздохнула Лера. Открыла воду, чтобы сполоснуть нож, лук, руки. — На самом деле — нет. Он не романтик. И меня совсем не радует этими цветами. На улице холодно. Они мёрзнут, и это жестоко. И он знает, что я расстраиваюсь. Он хочет сказать, как ему одиноко и плохо. А ещё хочет, чтобы я ревновала.

— Мне тоже плохо и одиноко. И я тоже ревную. Я ревную тебя даже к брату, — что-то заскрипело. Кажется, его рабочий стул, когда он откинулся на спинку.

Лера резала лук, стуча по доске ножом. Недоумевая.

— К брату-то за что? — попыталась улыбнуться она, но вышло плохо — такая в голосе Кирилла была тоска, что и Лера улыбку из себя не выдавила.

— Потому что он вообще-то тебе не родной, а какой-то далёкий, троюродный. А это, знаешь ли… просто умный и опасный мужик, с которым ты сейчас неожиданно живёшь, уйдя от мужа.

— Кирилл! — перебила его Лера строго. — Он мне брат.

— Я знаю, знаю. Но ревность — иррациональное чувство, — он явно раскачивался на стуле. Наверно, схватился за волосы, как делал, когда нервничал. — Просто… я не знаю, как тебе объяснить. Или это даже не ревность? Зависть. Потому что я хочу быть для тебя всем. Понимаешь, всем. Воздухом, солнцем, ковриком у твоих ног. Я хочу укрывать тебя одеялом на ночь и будить с утра поцелуем. Хочу отвозить на работу. И встречать с розой в руке. Хочу выбирать с тобой квартиру, в которой мы будем жить. И я, — стул снова заскрипел, что-то полетело на пол, — я тоже хочу развестись к чёртовой матери!

Лера слышала, как тяжело он дышит в трубку. Она закрыла рукой глаза, уже зная, что он скажет дальше.

«Но не могу… — она словно сама вызывала эти слова, как заклинание, из небытия, — моя жена беременна».

— Но не могу, — выдохнул он. — Моя жена беременна.

Нет, небо не упало на землю. От лука защипало глаза. Лера высыпала его в сковородку, помешала. Закрыла глаза, чтобы не заплакать. От лука. А ещё ей так нужны были эти секунды, чтобы выдохнуть. Чтобы осознать отчаяние Кирилла. Именно его. Не своё. Для себя Лера уже всё решила.

— Это же отличная новость, — добавила она газ и улыбнулась, вытирая слёзы.

Искренне улыбнулась. Она не знала, как относиться к его жене. Но в силу того, что всегда старалась видеть в людях хорошее, Насте сопереживала. Ведь это Лера увела у неё мужа, а не наоборот. Она так перед ней виновата. И то, что её мечта о ребёнке теперь имеет реальные шансы осуществиться, как-то сглаживало горечь этой вины. Совсем чуть-чуть. И Лера порадовалась за девушку, только поздравить будущего отца не смогла. Открыла рот, но поняла, что сфальшивит.

Он услышал её выдох. Её несказанные слова.

— Ты считаешь, я должен радоваться? Ты думаешь, я могу?

— Я не знаю, Кир. Не знаю. Просто скажи мне, что ты чувствуешь. Что ты решил. И я это приму. Это твой ребёнок. Это важно. По крайней мере, теперь мне понятно, почему ты был так молчалив. И остался так равнодушен, когда я сказала о разводе.

— Я не равнодушен, Лер. Нет. Я просто не знаю, что мне делать. Не знаю. Она не согласна на развод. Наверно, она так же, как твой муж, надеется меня вернуть. Она считает, что всё у нас с тобой несерьёзно и временно. Ребёнок важнее. И времени у неё вагон. И терпение железобетонное.

— А ты разве торопишься?

— Да, Лера, я тороплюсь. Но словно бегу на месте. Потому что считаю не недели её срока, а каждый грёбаный день, что ты не со мной. Потому что он проходит зря. Он потрачен, но не прожит. Потому что теперь мне слишком мало твоего голоса. Катастрофически мало. Я тоскую. Невыносимо тоскую по тебе, — он выдохнул в трубку. — Я стал злой и нервный. Я хочу кого-нибудь убить. Всё равно кого. Мамонта, своего начальника, твоего мужа, брата, Степана — не важно. И хоть я старался молчать, чтобы не портить тебе настроение, но, видишь, даже это у меня не получилось.

— Ладно начальника, но мамонт-то чем провинился? — улыбнулась Лера. — А Степан?

— Степан лезет не в своё дело. И даёт советы, которых я не прошу.

— Уговаривает тебя вернуться к жене?

— Да, — кресло опять заскрипело, словно он упал в него со всего размаху. — И ведь кто бы говорил! Парень, который не встречается с одной девушкой дважды и печать в её паспорте — последнее, что его волнует. Но тут поди ж ты какой стал праведник. Я, видите ли, обязан вернуться. Я должен её поддержать. А я не хотел этого ребёнка. Не хотел. Я умолял её, уговаривал, отговаривал. Но она не стала меня даже слушать. Всё! Не хочу об этом. Не могу, — он выдохнул. — Я улетаю сегодня вечером в Прагу. Тебе случайно не надо в Прагу?

— Очень надо, — улыбнулась Лера. — Ведь там будешь ты.

— Прилетай, а?

— Чёрт! — подскочила Лера, пытаясь удержать ухом телефон и спасти то, что осталось на сковороде. — Я подпалила ужин.

— Мн-н-н… — даже сквозь грохот сковороды, было слышно, как Кирилл ударился и лбом, и телефоном об стол. — И ты готовишь ужин.

— Я порчу Витькины продукты, — открыла Лера окно, чтобы проветрить кухню и села.

— А я чувствую себя Чудищем из «Аленького цветочка», которое умирает от тоски, лёжа на столе. Без любви, без ласки… без ужина.

— Чудо ты моё, а не чудище. Я, кстати, тоже улетаю скоро. На Сахалин. Новый квартал начался плохо. А потом начнётся круговерть с договорами на следующий год.

— Да, да, и нас собирают в Праге по тому же поводу. План катастрофически горит. Там ещё намылят мне шею.

Слышать в его голосе эту муку и дальше было выше её сил. Лера не хотела говорить это сегодня, хотела дождаться всё же документы о разводе, но раз уж для себя она всё решила, какая разница озвучит она это сейчас или потом. Она набрала воздуха в грудь и закрыла глаза.

— Кир, я хочу тебе признаться, — в гробовой тишине, что возникла на том конце, Лера продолжила: — На самом деле мне не важно женат ты или нет. Беременна твоя жена или нет. Для меня это больше ничего не значит. Пусть так. Раз это нельзя изменить. Я приму это. Смирюсь. Научусь с этим жить. И я посмотрела вакансии в Москве. Я хочу попробовать.

Он так и молчал. Не издав даже шороха.

— Кирилл?

— Не перебивай, — прошептал он. — Я хочу насладиться этим чувством. Оно называется… надежда. И оно окрыляет.

— Нет, счастье моё, оно называется планы. Так что сам поднимай свою худосочную задницу с этого скрипучего кресла — ищи, где мы будем жить, я хочу знать заранее, откуда я буду добираться до работы и вообще, чего мне там ждать.

— Ты будешь жить у меня на руках. И тебе больше не придётся работать. Просто пиши заявление и прилетай.

— Ну уж нет, — сказала Лера строго. — Во-первых, надорвёшься, если будешь пахать на две семьи. А ты мне нужен здоровый и сильный. А во-вторых, я столько усилий приложила, чтобы втянуться в эту работу. Так что увольняться я не буду, и не проси.

— Мур-р-р! — заурчал он как кот. — Как я люблю, когда ты такая деловая. Ну, выбирай тогда сама, что тебе понравится из вакансий. Обсудим. И замолвлю за тебя словечко, если понадобится.

— Никакого блата. Даже не вздумай!

— И в мыслях не было, — явно хитро улыбнулся он.

Но, главное, улыбнулся. Ожил. Обрадовался. Воспрял духом.

В дверь позвонили.

— Значит, договорились. Ну, мне пора, — Лера пошла открывать дверь. — Буду ждать звонка из Праги. Целую. До связи.

— Тысячу раз целую. И бесконечно люблю. И задница у меня не худосочная, — отключился Кирилл, пока она не успела возразить.

Лера улыбалась, открывая дверь. Витя вручил ей упаковку бутылочного пива, тоже улыбнулся в ответ, недоумевая, а потом увидел у неё в руках телефон и с пониманием кивнул.

— Он делает тебя счастливой. Жареный лучок? — потянул он носом.

— Типа того, — смущённо пожала она плечами. — Немного недоглядела, но, надеюсь, будет съедобно.

Но пока он переодевался, Лера первым делом бросилась не накрывать на стол, а искать в чемоданах книжку, что дал ей дед Кирилла. Эта Настина беременность напомнила Лере о том, что дед что-то хотел сказать. Дал ей какие-то бумаги, которые Лера так и не прочитала. Она помнила, что выложила книжку с бумагами из сумки по прилёту, а потом благополучно забыла в той суете и нервотрёпке, что навалилась. Конечно, мама её не взяла. Как и много других, важных для Леры мелочей, о которых она сама заранее не позаботилась, а теперь без них страдала.

— Наверно, придётся ехать к Артёму, — Лера уже носила на стол перед телевизором закуски, пока Витя, вытирая полотенцем волосы, стоял по центру комнаты. — Забыла кое-что. Надеюсь, дождусь, когда он уедет на вахту. И надеюсь, он не сменит замки.

— А прописана ты где? — отошёл он с прохода, стараясь ей не мешать.

— У мамы, — крикнула Лера из кухни.

— Тогда имеет полное право сменить.

— Надеюсь, до этого не дойдёт, — в этот раз она прошла мимо него с последним блюдом в руках. — Давай за стол, пока не остыли.

— Боже, как я от этого отвык, — сел брат на диван и уставился на заставленный стол с благоговением. — В доме пахнет едой. Меня ждут к ужину. Обо мне заботятся. Если бы ты только знала, как это… В общем, за это можно душу отдать. И мне не будет её жалко.

— Если бы только знал, как это приятно — о ком-то заботиться, — улыбнулась Лера, ставя бокалы на круглые подставки и усаживаясь.

— Твой муж всё-таки идиот, — открыл Витя пиво и разлил по бокалам. — За тебя, малыш! Завидую мужчине, которому ты достанешься.

Лера улыбнулась на прозвище и укоризненно покачала головой.

— Когда-то мой бывший муж тоже называл меня «малыш», говорил изысканные комплименты и обожал мою еду. А потом перестал даже замечать. Стал относиться ко мне как к прислуге, и ко всему этому как к должному. Так что, знаешь, всё время хорошо — тоже плохо. И за мужчин, которые не забывают!

Они сделали по глотку.

— Это называется креветки по-малайсски, — показала Лера рукой на блюдо, которое она чуть не испортила. — Острые креветки с большим количеством лука. Их, конечно, лучше готовить в воке, но, за неимением, я готовила в сковороде. Пережарила. Но они в панцире, так что не страшно.

Она оторвала несколько бумажных полотенец, положила на стол. Витя закатил глаза к потолку, обсасывая пальцы вместе с нежным креветочным мясом.

— Нет, определённо твой муж тебя не заслуживал.

— Давай не будем о нём. Пусть он будет счастлив. Тем более, что я всё равно уезжаю в Москву.

— Всё же решила?

— Да. Решила. И поняла, что мне плевать, что Кирилл женат. Что у него беременная жена. Я знаю, знаю, — подняла она руки, отгораживаясь, когда Витя вздохнул, чтобы что-то сказать, — это ужасно, да. Никогда не думала, что это случится со мной. Стать любовницей, содержанкой. Но чувство «лишь бы он был рядом» пока перевешивает все доводы разума.

— Тогда оставайся у меня до отъезда.

— Нет, нет, Витя. Нет. Это может занять не один месяц. Пока я найду новую должность, пока суть да дело.

— Лер, я знаю, из-за чего ты переживаешь, — усмехнулся он. — Поверь, я очень редко вожу сюда баб. Так что успокойся со своим переездом. Ещё неизвестно, как у тебя в Москве сложится. Деньги лишними не будут.

— Да, этот вариант я тоже рассматриваю. Но даже если не сложится. Всё равно надо что-то в жизни менять, куда-то двигаться. Вот и двинусь… в Москву.

Витя неопределённо качнул головой.

— Кстати, мой москвич уже ревнует к тебе, — потупилась Лера.

— Дурак твой москвич, — засмеялся Витя. — Дай мне в следующий раз трубочку, я с ним сам поговорю.

— Слушай, где ты был всю мою жизнь? — засмеялась Лера в ответ. — Когда я замуж за Артёма выходила? Когда сопли на кулак мотала, не находя поддержки даже у родной матери?

— Где ты была всю мою жизнь? — усмехнулся он. — Жаль, что ты запретила. Поговорил бы я сейчас с твоим Артёмом.

— Не стоит оно того, — уверенно покачала головой Лера.

Они доели креветки, ещё немного посидели, не столько следя за ходом матча, сколько болтая о том о сём. О Витиной работе. О том, как они познакомились с женой. И когда пиво закончилось, Витя оделся и, пожелав Лере спокойной ночи, уехал.

«К жене? Или к Дашке?» — гадала Лера, закрывая за ним дверь. Хотя что она знала о брате? О его личной жизни? О его привычках? Может быть, он вообще — в бордель.

Она упала на огромную кровать, рассматривая замысловатую люстру.

Ей тоже было невыносимо засыпать одной. Она скучала по Кириллу. По его рукам, по его губам, по его теплу. По тому редкому ощущению, когда находишься здесь и сейчас, потому что всё, что тебе надо — рядом. С Кириллом у неё всегда было именно это чувство — целостности и полноты жизни.

Сегодня Артёму должны были принести уведомление о поданном заявлении на развод. И если у него ещё оставались какие-то сомнения в принятом Лерой решении, то сегодня они должны были развеяться.

И то, как отметил Артём полученные документы, Лера узнала в понедельник утром.