В гостинице Лере ответили, что господина Неверова нет в номере. Телефон его по-прежнему молчал. И Лера, оставив все попытки его найти, поехала домой.

Дороги терпимо, но уже почистили. И путь домой занял всего лишь на полчаса дольше, чем до снега.

Отчий дом неожиданно встретил запахом рыбного пирога, детским счастливым визгом и полным комплектом гостей. И первым после мамы, открывшей дверь, в прихожую вышел Кирилл. Даже не вышел — выбежал, подбрасывая визжащую от восторга на его шее Виолетту.

— Привет! — он умудрился поцеловать Леру в щёку, а потом только скривился от боли: Вета со всей силы вцепилась в его волосы и тянула назад свою «коняшку».

Милана выбежала вслед за ними, конечно, со щенком в руках. И пока Лера раздевалась, Кирилл присел на корточки и разговаривал с девочкой.

— Я запомнила. Щенка нильзя блосать, а то он свамаит ножки.

— Правильно, — кивал ей с самым серьёзным видом Кирилл. — А ещё его нельзя кормить со стола.

Он снял Вету с шеи и поднялся с ней в руках.

— Иначе у него заболит зивотик и он забоеет, — послушно повторяла Милана, глядя на Кирилла снизу вверх и удерживая беспокойно крутящегося в руках щенка.

Кирилл кивнул и передал Вету Аньке, тоже выплывшей из комнаты. Лера отметила, как та качнула бёдрами в режиме «коварная соблазнительница», который включался у неё автоматически на любую особь мужского пола, будь то обаявший с первого взгляда её дочерей москвич или брат. Виктор тоже подпирал плечом стену, выйдя следом за Анькой из гостиной.

— Ох, как вас много, — растерялась Лера и махнула рукой брату. — Привет, ковбой!

— Привет, бледнолицая скво, — улыбнулся Витя.

— Мам, я опять забыла про какой-нибудь праздник? — обернулась Лера в сторону кухни.

— Ничего не забыла. Я просто решила состряпать пирог. Аню позвала. А Витя заскочил забрать там из гаража кое-какие отцовские вещи, вот и его пригласила.

— Забрал? — обернулась Лера к Вите.

— Дольше откапывался, — махнула рукой мама на её вопрос. — Кирилл, ну, иди ты, наверно, мне помоги со столом.

— Грубая мужская сила? — улыбнулся он, и пошёл в кухню, скользнув рукой по Лериной спине. — Это всегда пожалуйста.

— Я и приехал гараж откопать. У вас же там подвал, соленья, картошка, — шепнул Витя Лере. — Снасти дядь Володины так, скорее уж предлог. Он просил присматривать тут за вами. Кстати, Кирилл мне помог.

— Наш Кирилл везде успел, — посторонилась Лера.

И засмеялась вместе со всеми, когда Вета прицепилась на ногу Кириллу, как медвежонок, и, откинув голову, хохотала громче всех, пока Кирилл помогал маме нести стол в гостиную с ней на ноге.

И ведь ни один мускул на его лице не дрогнул, не выдал, что у него проблемы и что он вообще чувствует. И только где-то глубоко-глубоко в его сияющих глазах, когда он смотрел на Леру, она видела то, что уже однажды видела. Тоску. Невыносимую тоску.

Дети не давали ему поесть. Но он как-то и не расстраивался. И разговор за столом поддерживал, и детей развлекал. Вету, что сидела рядом с ним на руках у Аньки, кормил. А Милане, которая есть отказалась и возилась с Шустриком у ног Кирилла, отвечал на бесконечные вопросы.

И кто бы мог подумать, что Лерину душу на части будет рвать именно эта радостная возня. Никогда она не замечала за собой такого эгоизма, но сегодня, в кругу семьи, за поеданием маминого фирменного пирога едва сдерживала слёзы, представляя, как Кирилл будет любить своих детей. Что она никогда не сможет конкурировать с ребёнком. И его жена прекрасно это понимала. Потому и не дёргалась, зная, что привяжет его к себе навсегда. Что, куда бы он ни уходил, он будет возвращаться — к ней и своим детям. И, возможно, когда они появятся, однажды он просто не сможет уйти. Только сам Кирилл это пока не осознаёт. А вот весь Лерин нереализованный материнский инстинкт уже кричал об этом вовсю. И Лера металась между трусливым желанием самой от него забеременеть и благородным порывом — отпустить его навсегда.

Она прикрылась рукой, уставившись в тарелку.

В одном только Лера не сомневалась: их отношения обречены. Лера тот ещё боец, аховый. И силы у них с Настей не равны. У той — печать в паспорте и шесть подготовленных эмбрионов. А у Леры в противовес что? Бесплодие и роль любовницы. Одной из. Очередной.

«Сколько там ты сказал? Два года тянулось у вас с Варварой? — вскинула она голову и поймала взгляд Кирилла. Взгляд, от которого у неё кровь в жилах застыла. Так пронзительно он на неё смотрел. — У нас не будет и этого. До рождения твоего малыша максимум несколько месяцев».

И Лера видела его лицо, когда позвонила в пять утра жена. Что бы он там ни говорил, он испугался. По-настоящему. Она видела ужас в его глазах, когда Дашка сказала про Лерину беременность. Он же, наверно, с ума сходит, но как держится!

Смертельно хотелось поговорить, но не было никакой возможности. Так глупо. Сидеть и играть в переглядки, пока Витя рассказывал маме, что очередной раз учудила МарьМихална.

— Эта глупая женщина собралась в зиму побелить хату. Загасила целый таз извести. Дождалась, пока та откипит, отбулькает. И нет бы в ведре развести, сколько надо и туда синьку сыпать. Нет, она решила на глазок, да сразу в бак. Ещё и мать белить заставила. Стены пока мокрые были, ещё ничего, но как высохли, — Витя покачал головой и потряс сжатым кулаком, подкрепляя свои слова. — Насыщенный. Красивый такой синий цвет. Королевский. Геральдический. Ну, или как в дурдоме. Тут уж кому как.

— Кирилл, я же позвонила Нине Григорьевне, — отсмеявшись, вспомнила мама.

— Правильно, — мягко и заинтересованно улыбнулся он. — Узнали что-нибудь полезное?

— Очень много. Она и правда бесценна и как консультант, и как собеседница. Договорились созваниваться почаще. Спасибо тебе!

— Я рад, — улыбнулся он ещё шире. — А рецепт этого пирога с рыбой вы держите в строгом секрете?

— Ой, не смущай меня. Какой секрет, — отмахнулась мама. — Главное, чтобы рыба была свежая да в тесто слегка сахарку. Нина Григорьевне я, кстати, рецепт дала. Как раз только начала с пирогом, подумала, а можно ли щенку рыбу, и позвонила.

— Я передам, что пробовал. Что вкус изумительный. Рыба получается нежнейшая. Корочка хрустящая. Пусть делает, набивает руку.

— А вы давно знакомы? — подложила растроганная похвалой мама ему ещё кусок. — С Ниной Григорьевной?

— Да, с детства, — он благодарно кивнул и снова улыбнулся. — Мама моя.

— Батюшки, — прикрыла она рукой. — Что ж ты не сказал-то. Я ж тебя в сердцах засранцем назвала.

Лера представила себе эту картину и прикрылась рукой, когда Милана, услышав любимое бабушкино ругательство, громче всех засмеялась.

— Не сомневаюсь, что она с вами искренне согласилась, — засмеялся и Кирилл.

— Да, говорит, — всё качала головой мама. — Сколько его знаю, он никак не повзрослеет. Я почему-то подумала, что она твоя любимая учительница, с такой она о тебе теплотой. А ведь, что мама, даже и не подумала.

— Вы недалеки от истины. По образованию она действительно педагог начальных классов.

Теперь Кирилл рассказывал историю о том, как он преподнёс маме щенка.

И Лера даже на время забыла, что он тут временно. Как всё между ними зыбко.

Но всё хорошее непременно заканчивается. Первым стал собираться Витя. Обнял крепко Леру в прихожей, пожал Кириллу руку на прощание.

Потом засобиралась Анька. Отхватив с собой добрый кусок оставшегося пирога — кормить своего нового будущего мужа. И как дети ни канючили, делали они это скорее по привычке да потому, что нельзя было забрать с собой щенка. За него мама встала горой. И то, что она испекла свой «фирменный» пирог, и то, как защищала своё лохматое тявкающее «сокровище», говорило больше слов. Пусть всего один маленький шажок, но самостоятельный, уверенный, а она сделала на том пути, что начался для неё «без папы».

Лера помогала ей мыть посуду. Кирилл вернул обратно в кухню раздвижной стол. Не сказать, чтобы Лера оттягивала разговор с ним, но о том, что он тоже ждал этого разговора и уезжать не собирался, говорило и то, как он активно взялся им помогать и то, как легко согласился на мамины уговоры остаться.

Мама наконец догадалась, что в кухне она лишняя. И ушла принимать перед сном ванну.

— Что с Настей? — спросила Лера, аккуратно сливая воду с противня, который она до этого замочила.

— Не знаю, — покачал он головой. — Я боюсь ей звонить. Я трусливо отключил телефон. И жду. И мне стыдно, но я не знаю, чего жду больше: хороших новостей или плохих.

Лера вздохнула. Покачала сокрушённо головой.

— Да, я — трус, а может, и подлец. Называй, как хочешь. Я заслужил. Но я боюсь услышать, что всё обошлось, больше, чем что она потеряла ребёнка. И я не вижу смысла выслушивать её нотации или истерику хотя бы потому, что всё равно не могу ничего изменить и ничем ей сейчас помочь.

— Кирилл, — нахмурилась Лера, гремя в мойке железным листом. — Не надо.

— К сожалению, это правда. Хоть тебе, наверно, и тяжело это слышать. Почему ты сразу не сказала?

— О чём Кирилл? — положила Лера чистый противень на стол и выключила воду. — Я не беременна, если ты об этом. Я не знаю, чего добивается Даша, на всех углах распуская эти сплетни, но нет. Уж я бы, наверное, об этом знала.

— Или тебе не хватает смелости сознаться? — Кирилл подал ей полотенце. — Это ведь при любом раскладе ребёнок не мой, да? Только я теперь понимаю, почему ты передумала ехать.

— Мой перевод не стали даже рассматривать.

— Так не проси перевод. Просто переезжай в Москву и отправляй резюме. Переводы не любят, факт. Иначе в регионах хороших специалистов не останется. Но ты ведь словно вздохнула с облегчением.

— Да, Кирилл, — вытерла она руки. — С облегчением. Потому что ты прав. Я не верю тебе больше. Я не знаю, как теперь тебе доверять. Не знаю. Мне кажется, что ты поразвлекаешься со мной, как с той Варварой, и бросишь. Ради новой большой и чистой любви. А ещё вернее, ради ребёнка.

— Да, ребёнка я не брошу, — он забрал у Леры полотенце, которое она так и мяла в руках, и повесил на батарею, отвернувшись. И задержался у окна, глядя на огни вечернего города.

— Прости, но я слишком поторопилась. Слишком, когда решила, что смогу тебя с кем-то делить. Я не смогу, Кирилл. Никогда не смогу.

Он тяжело вздохнул.

— Как это… — и не смог произнести подходящего слова.

— Глупо? — обняла его Лера со спины. — Жестоко? Несправедливо?

— Бездарно, — покачал он головой. — И даже, наверно, преступно.

— Пусть будет преступно. Пойдём спать. У тебя завтра с утра самолёт. И тебе надо позвонить жене.

Они прокрались на цыпочках мимо маминой спальни, в которой подозрительно громко говорил телевизор, и дверь, которая никогда раньше не закрывалась, была придавлена на банное полотенце.

— Это ведь не может быть мой ребёнок, правда? — повторил он свой вопрос.

После душа Кирилл привычно прижимал Леру к себе под мягким одеялом. Жене он звонить так и не стал. А Лера… да кто она была такая, чтобы настаивать?

— Я клянусь тебе, Кирилл, я не беременная.

— Если бы ты только знала. Я едва это пережил. Я чуть насмерть не замёрз на лавочке в парке. Потому что не понимал, куда я иду. Ничего не чувствовал, кроме боли, что потерял тебя. Навсегда. Но потом как-то собрался. И ты знаешь, пусть он не мой, я согласен и его воспитывать тоже. Ты не представляешь, как нужна мне.

— Кирилл, — перебила его Лера, понимая, что он опять давит. Он тянет её туда, откуда ей не выбраться, что бы она ни решила. — Я не беременная. Но знаешь что, — резко развернулась она, — а давай рискнём. Если ему суждено родиться, мы дадим ему шанс.

— Серьёзно? — посмотрел на неё Кир с сомнением. — Ты ведь всё помнишь про мою генетику?

— Да, — поцеловала его Лера. Приникла к любимым губам.

Она знала о его генетике больше, чем он сам. Она перешерстила кучу сайтов где поднимались вопросы о последствиях прививок, прочла десятки статей о генетических заболеваниях и пришла к однозначному выводу: у брата не было никаких врождённых дефектов развития. Всего одна неудачная вакцинация сломала жизнь всей семье.

И если она могла бы сейчас скрестить пальцы на удачу, то скрестила бы все: и на руках, и на ногах. «Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть это случится!» — умоляла она, подсчитывая, что сейчас самые «залётные» дни её цикла. Пусть, если ей суждено от него забеременеть, — это случится. Она хочет ребёнка. И пусть провидение решит за них.

Наверное, их желание было слишком обоюдным. И слишком сильным. Они не спали всю ночь, боясь упустить этот шанс.

— Я не уверен смогу ли ещё, — тяжело дышал Кирилл, весь мокрый и еле живой, уткнувшись лбом в подушку. Но потом опомнился и переложил эту саму подушку под Лерины ягодицы. — Надо поднять, повыше.

— Ты сумасшедший, — У Леры не было сил даже возражать.

— Я хочу этого ребёнка. Невозможно хочу, — он лежал бревном на кровати, но его рука всё ещё лежала у Леры на животе. — Господи, пожалуйста, пусть он будет!

— Прекрати, — выдохнула Лера. — Всё! Спать! Тебе лететь, мне — на работу.

— Нет, нет, нет, — придержал он её рукой, не давая даже перевернуться. — Ты на больничном. И тебе надо весь день лежать. Хотя стой! — он резко сел в кровати. — Какое лежать. Собирайся!

— Что? — Лера лениво открыла один глаз. — Куда?

— Всё хватит. Ты летишь со мной.

Он подскочил. Включил свет. Лера закрылась рукой. Но он, кажется, не остановился ни на секунду.

— Кирилл, ты хоть шторы закрой, — когда глаза привыкли к яркому свету, Лера улыбнулась тому, как браво Кир разгуливает по комнате без штанов. — Второй этаж всё же.

— Да кому я там нужен. Ночь, — отмахнулся он, доставая из шкафа чемодан. — С трудом представляю, что тебе может понадобиться. Я вот три дня в одних штанах и ничего.

— Ты серьёзно? — приподнялась на локтях Лера, и он погрозил ей пальцем:

— Лежать! Но ты права, к чёрту этот чемодан, — он почесал сильно отросшую за эти три дня щетину.

— Кирилл, — Лера тихонько похлопала ладонью по кровати. — Иди ко мне.

Он непослушно помотал головой, но она постучала настойчивее.

— Кого я обманываю, — он обречённо упал рядом с на кровать. — Ты не полетишь, да?

— Не сейчас, — взъерошила Лера его волосы и всё же повернулась на бок. — Я так не могу, как ты. Всё бросить, сорваться, в чём был.

— Нет, Лер, я не об этом, — он сгрёб её в охапку, прижал к себе. — Ты не хочешь. Больше не хочешь. Я чувствую. Ты отстраняешься. Ты ускользаешь.

— Мне просто нужно разобраться в себе, — выдохнула она в его жёсткое плечо.

И он только кивнул и ничего не ответил.