— Только не открывай глаза, — Кирилл острожно вёл Леру за руку.

— Кир, я боюсь сюрпризов, — вредничала она, аккуратно переставляя ноги.

Шумела вода. Мимо проезжали машины. Они были где-то в исторической части Санкт-Петербурга. Там они вышли из такси. Но куда же он тянет её ещё?

— Не бойся. Всё, — шепнул он на ухо, когда Лера упёрлась в холодное каменное ограждение.

Она открыла глаза. Мост. Мойка или Фонтанка? Она словно вернулась во времени назад. Всё те же строгие скелеты деревьев. Та же чёрная вода в канале. Тот же май. Только сегодня день удивительно солнечный и тёплый.

— И где мы? — обернулась она к Кириллу.

— За мной тут как бы остался должок, — он показал пальцем вниз.

Лера перегнулась через парапет. Крошечная медная птичка на выступе стены.

— Чижик-Пыжик? — подняла она удивлённый взгляд.

— Ну, помнишь, был дождь, и мы так и не дошли. А я ведь обещал. Вот, — он протянул горсть мелочи. — Говорят, нужно загадать желание и бросить монету так, чтобы она обязательно осталась на постаменте. Тогда оно сбудется.

— Кирилл, — протянула к нему руку Лера и, взяв копейки, прижалась к его груди. — Два года прошло.

— Ну, в Питере-то мы больше так и не были. В свадебное путешествие полетели в Париж. На твой день рождения — в Мадрид, на Новый год — в Альпы.

— И ты думаешь, мне есть ещё что загадывать?

— Конечно, — он приподнял её лицо за подбородок, чтобы поцеловать. И прижал Леру к парапету, забываясь, растворяясь в этом поцелуе под равнодушными взглядами торговцев медными украшениям, которые наверняка видели здесь всякое.

Лера очнулась первая. Отстранилась, едва справляясь с дыханием.

— Но ты прав. Я, кажется, знаю, что загадать, — вернула она половину зажатых в руке монет, хитро прищурившись.

— Точно? А то у меня тут ещё для тебя подарок. — Кирилл порылся в кармане и протянул маленькую флэш-карту.

— Ещё один подарок?

— Это скорее ещё один должок, — улыбнулся он, переворачивая пластиковый прямоугольник.

— Варвара, — прочитала Лера и с удивлением подняла глаза.

— Я знаю, ты больше никогда не спрашивала. Но ведь я так ничего и не рассказал тебе.

— Тогда расскажи сейчас. Ты возил её в Альпы?

— Нет, она неожиданно приехала сама, — покачал Кирилл головой.

— Ты обещал ей что-нибудь, чего не выполнил?

— Я ничего не обещал. Она два года преследовала меня. Но когда последний раз я провожал её домой в слезах, то подумал, что, может быть, я не прав. Может быть, не смог, не захотел, не разглядел в ней что-то важное. И я собрался, и первый раз полетел к ней сам, — он опустил глаза, вздохнул, поковырял красноватый камень ограждения. — И была гостиница, ужин, цветы… и ужасная ночь, когда мне хотелось выть, потому что она ничего, совсем ничего для меня не значила. Ни до, ни после. И она плакала, и именно тогда, наверно, поняла, что я не тот, кто может сделать её счастливой. Что она придумала меня себе. И, наверно, тогда окончательно во мне разочаровалась.

— И обозлилась?

— Не думаю, — уверенно покачал он головой.

— Но ведь она столкнула тебя с подъёмника, — с удивлением посмотрела на него Лера.

— Лер, она прилетела извиниться, — Кирилл взял её за руку, поднял глаза. — Покататься на лыжах и просто сказать мне, что была не права. И если бы не она, не знаю, выжил бы я вообще. Поднималась метель. Новая для меня трасса. Катастрофически мало снега. И вместо того, чтобы где нужно повернуть, я вылетел на камни. Сломал ногу, потерял сознание. Если бы она не ехала за мной, меня никогда не нашли бы. Может быть, потом, весной, и то лишь мои обглоданные медведями кости. Я обязан ей жизнью. И я не хотел трепать её имя. Оправдывать, даже перед тобой. Или обвинять. Для меня она ни в чём не виновата. Просто запуталась, заигралась и это зашло слишком далеко. Я такой же сумасшедший, — он улыбнулся. — Не знаю, как ты только согласилась выйти за меня замуж.

— Но ведь её уволили?

— Нет, Лер. Она сама ушла. Стало стыдно, что она всем про меня врала.

— Что же тогда на этой флешке?

— Виталий Павлович собрал мне информацию для тебя. Наши телефонные разговоры. Копии её билетов. Всё что смог найти, что ещё сохранилось в архивах.

— Ты боялся, что я не поверю?

— Я хотел, чтобы у тебя больше не осталось сомнений.

— Тогда считай, что их и не осталось.

И Лера кинула через голову флэшку в воду.

— Упс! — невинно пожала она плечами.

Кирилл открыл рот, но закрыл его, так ничего и не сказав. Покачал головой.

— У меня тоже есть для тебя подарок, — хитро улыбнулась Лера.

— Мне кажется, я догадываюсь что это, — коварно улыбнулся Кирилл.

— Правда? Давно? — опешила она.

— С тех пор, как тебя стало тошнить по утрам от запаха кофе, и ты полюбила мамины солёные огурцы.

— И ты молчал? — легонько ткнула она его в живот.

Он нарочито жалобно скривился якобы от боли, а потом протянул руку.

— Давай дари свой подарок.

— Держи, — достала Лера из сумки тест с двумя полосками и аккуратно за краешек положила на парапет. — В руки только не бери, а то он немножко описанный.

— Серьёзно? — Кирилл поднял его, подержал в руке, рассматривая. А потом поцеловал.

— Вот ты сумасшедший, а! Всё, больше не лезь ко мне целоваться, — скривилась Лера и брезгливо кинула тест в урну. — Совершенно безумный.

— Я знаю, счастье моё, — засмеялся Кирилл, сгрёб её в охапку и подтянул повыше на широкий парапет, к блестящей внизу в солнечных лучах птичке. — Ну, и что мы загадаем?

Он прицелился рукой с монетой.

— Может вместе? — приготовила Лера свою.

— Три… пятнадцать! — скомандовал Кирилл.

— Мальчик!

— Девочка!

И обе блестящих монеты ударились о каменную поверхность, синхронно подпрыгнули, но так и остались лежать на небольшом каменном выступе.

Кирилл озадачено посмотрел на Леру. Она пожала плечами.

— Эй, молодёжь! — окликнула их Лерина мама, подъезжая с коляской. — Мы ту с Елизаветой Михалной подумали, а не пора ли зайти куда-нибудь перекусить?

— Мам, скажи, а у нас были в роду двойняшки? — смотрела Лера, как Кирилл достаёт из коляски сына.

— Елизавета Михална, у нас двойняшки в роду были? — обратилась мама к тёте Лизе, словно та Леру не слышала.

— Так были, конечно, — обернулась та. — По отцовской линии. У Генки двойня.

— Точно, — ударила мама себя по лбу, и они увлеклись обсуждением очередных родственников.

— Так мы есть-то пойдём? — окликнул Кирилл женщин, потрепал сына по пухлой щёчке и легонько подкинул. — Ох, и тяжёлый ты, Мишаня! Лер, чем ты его кормишь, а?

Мишка весело засмеялся, но потянул ручки к маме.

— Он не много у нас весит для полутора лет?

— Ему год и восемь, Кирилл, — хотела забрать Лера сына, но он не отдал.

— Нечего, таскать такие тяжести, — улыбнулся Кирилл многозначительно и шепнул: — Вдруг и правда близнецы?

Он посадил сына на плечи. И тут же пожалел. Довольный Мишка вцепился в его длинные волосы.

— Дамы! — окликнул Кирилл, поморщась от боли. — Пенсионный фонд России! Может, в Пироги?

— Кирюш, какие пироги-то? — обернулась Лерина мама.

— Я знаю. Тут недалеко, — показала рукой Елизавета Михайловна. — Забыла только, как кафе называется. Как раз по дороге в Эрмитаж. В подвальчике.

— Я и сам всё время название это забываю, — Кирилл полез в карман за телефоном, придерживая сына одой рукой. — Лер, а ты моей маме не звонила?

— Нет, она сама звонила, — забрала Лера у мамы коляску и повезла сама. — Сказала у них всё хорошо. Жаль, что она с нами не поехала.

— Ой, да куда ей со своим питомником, — обернулся Кирилл. — Последним щенкам ещё и месяца нет. Разве ж она сможет их оставить. Просто от неё сообщение, а я даже не слышал. И от Степана.

— Давай мне тогда Мишку. Перезвони.

— Да он мне не мешает. Пошли, пошли, — он мотнул головой и снова задумчиво уставился в телефон. — С работы тоже звонили. И Марта.

— Ну твоей работе и отпуск не отпуск. И праздники не праздники, — вздохнула Лера.

— Кирилл, а какая у вас должность? — спросила Елизавета Михална, когда он закончил говорить. — Вы же сейчас на немецком говорили?

— Да, это я хозяйке квартиры в Кёльне перезванивал. Лер, я забыл оставить ключи. И в упор не помню, куда мог их бросить, — он обернулся к жене, а потом снова к Елизавете Михайловне. — Я сейчас директор общего фарм-дивизиона по России, Европе и странам СНГ. Даже не знаю, как подробнее и пояснить-то.

— Я знаю, как, — вмешалась мама. — Их сейчас, Лиза, одним словом, к нам и не затянешь, — Мотаются между Кёльном и Москвой. Но в Подмосковье там хоть дом, а в том Кёльне… тьху! Такая клетушка, у тебя в Колпино побольше будет. Вот второго родят и совсем места не будет.

— Мы снимем квартиру побольше, — улыбнулся Кирилл, пересаживая сына на руку. — Да, Мишань? Тебе же нужны и сестрёнка, и братишка?

— Так, ключи в сумке, — показала Лера и спрятала их обратно. — А мама-то что написала?

— Прислала фотографии цветущих яблонь, дедовских, колоновидных, — Кирилл прижал к себе Леру одной рукой. — Ну и своих щенков, конечно.

— А Степан?

— Девочка у них, — поцеловал он Леру в лоб. — Без ЭКО, без всяких свистоплясок. Ох, не завидую я тому Степану.

— А я рада за них, — улыбнулась Лера.

— Ты за всех рада. За Артёма с Дашкой. Ну, как же! Сын, — сокрушённо махнула рукой мама, забирая коляску. — За Витю со Светкой. Ведь тоже скоро второго ему родит.

Она бодро покатила коляску впереди, а потом развернулась:

— Хоть разозлилась бы на кого.

— А зачем? — удивилась Лера, обнимая Кирилла покрепче. Искренне радуясь за Витьку, что его операция оказалась обратимой.

— Потому что неправильно это, — упиралась мама.

— А я считаю правильно. Не должны рушиться судьбы из-за злых языков, науськиваний, сплетен. Мы так охотно верим в плохое. И зря. Ведь у каждого — своё счастье. У кого-то тяжёлое, у кого-то полегче. Правда, тёть Лиз? Главное, слушать только себя. Не испугаться, всё бросить и выйти замуж за грузина-краснодеревщика. Ну, или поверить женатому мужчине.

Лера подняла лицо к Кириллу.

— Неожиданно конечно, но вдруг он действительно окажется лучше, чем про него говорят? — хитро улыбнулся Кирилл. — И может, совсем не случайно мы однажды столкнулись?

Да, если бы Лера знала, что тот день изменит её жизнь навсегда, может, она не пошла бы на тот семинар. Отсиделась бы в номере, не полетела в Москву и вообще не устроилась бы медицинским представителем в международную фармацевтическую корпорацию.

И стояла бы, наверное, до сих пор в аптеке, варила Артёму вдохновенные борщи, получала моральное удовлетворение от работы. И, может быть, была бы счастлива. По-своему.

Но она сделала всё с точностью наоборот.

И теперь точно знает, что бывает и другое счастье. Настоящее. Без «может».

КОНЕЦ