Дэн вышел из-за угла станции и смешался с приехавшими на поезде пассажирами. Раньше он мог бы вернуться из дома сразу в свою комнату при больнице. Но эти полоумные поклонницы везде за ним следили, приходилось делать вид, что он с поезда. К счастью, резко похолодало и количество встречающих его девушек поубавилось. Сегодня их было всего две. Одна делала вид, что сама по себе. Другая была побойчее, сразу двинулась ему навстречу, поздоровалась, пошла рядом.

- Как погода в Эмске, Денис Альбертович?

- Можно просто Дэн,- он засунул руки поглубже в карманы,- Завалило все снегом. Мне, кажется, рановато как-то для ноября, - сказал он намеренно какую-то чушь.

- Ой, правда? - чересчур эмоционально среагировала девушка,- А у нас снега совсем не было. Говорят, вся зима такая будет, бесснежная.

И она еще что-то заверещала про погоду и народные приметы. У Дэна даже зубы заломило от этого потока глупостей, так он их стиснул, но он был воспитанным человеком, девушку грубостью обижать не хотел.

- А у вас же в Доме Престарелых вчера бабушка умерла, - неожиданно сказала девушка.

Дэн даже остановился. "Нет, нет, только не моя!"- мысленно умолял он. Толи девушка действительно была туповата, толи знала меньше, чем говорила, но фамилию она так и не назвала. Она рассказывала, что Екатерина Петровна сама приходила вечером, и что похороны уже завтра, и что на освободившееся место желающих много. Дэн выводы делал сам. Раз Екатерина была, значит, бабка не «его», иначе она бы позвонила. Раз похороны завтра, значит, родственников нет, ждать никого не будут. Раз желающих много, значит, день будет тяжелый, так как начнутся уговоры, слезы и просьбы за тех, кого обязательно надо бы на свободную койку пристроить. Дэн невольно тяжело вздохнул.

- Да вы не переживайте,- неожиданно поддержала его девушка, - она тихо умерла, не мучилась.

Он кивнул в ответ. Ну что с ней поделаешь, с дурочкой этой деревенской! Уже перед самой больницей он остановился, натянул ей пониже на уши шапку, сказал:

- Беги домой, Лиза, не мерзни! - и скрылся в дверях.

- Я - Алиса! - крикнула девушка вслед, но он не слышал.

Смерть постояльцы Дома Престарелых не была каким-то из ряда вот выходящим событием. Правда, после всех этих рассказов Алиеноры, что-то неприятно шевельнулось у Дэна в душе. Но в больнице никто не встречал его в вестибюле, никто не бежал ему навстречу, торопясь поделиться новостями, все было как всегда. Он даже никого не встретил по дороге, пока шел в свою комнату. Только в рабочем кабинете на столе лежала заполненная Екатериной Петровной бумага с заключением о смерти, которую он тоже должен был подписать.

 Иванцова Зинаида Ивановна. Ну, надо же! А ведь крепкая вроде старушка была!

И мысленно анализируя, от чего она могла умереть, до него вдруг дошло, что это же Евина бабка! Так вот почему она вчера так печалилась - решил он, что разгадал загадку. Время смерти поставили 7 утра, видимо, тогда ее постовая медсестра и обнаружила.  И он пошел к Екатерине Петровне сам, чтобы не гадать.

Он постучался и вошел, не дожидаясь приглашения.  И только когда уже вошел, вспомнил, что обещал главврачу привезти кофе.

- Доброе утро! - сказал он, протягивая ей подписанную бумагу, и присел на стул, на который она молча показала ему рукой.

- Да не такое уж и доброе! - ответила она с большой задержкой.

- Простите, я совсем забыл про кофе, - решил сразу покаяться Дэн.

- Вот, еще и про кофе забыл, - ответила она беззлобно, но видно было, что чем-то она сильно озабочена.

- А вскрытие будет? - спросил он про усопшую.

- Что? Вскрытие? - сначала не поняла она, а потом возмутилась, - Ты о чем, Дэн? Какое вскрытие? На вскрытие ее надо как минимум везти в Дубровку. И, если их патологоанатом трезв, то за неделю управится, а если пьян, то будем не меньше месяца ждать только результаты. Про тело я вообще молчу!

Дэн не стал даже спрашивать почему.

- Просто никто не умирал здесь раньше при мне, я совершенно не знаю, что к чему.

- Самое главное, что уже холодно! И с телом никаких проблем. Лежит себе в сарае у завхоза и не портится, - поясняла главврач, - У нас же здесь всего один холодильник и тот недавно сломался, если к весне не починим, то все, труба, если кто летом помрет.

Дэн мысленно ужаснулся.

- К обеду обещали уже гроб привезти, все как полагается, - продолжала она, - завтра утром ее занесем, поставим в комнате, чтобы старушки попрощались, и до обеда уже похороним.

- А родственники?

- Что родственники? - не поняла Екатерина Петровна.

- Ну, родственникам сообщили?

- Да нет у нее никаких родственников, некому сообщать, - пожала плечами она.

- Как же нет! К ней девушка приезжала на прошлой неделе, - сильно возражал Дэн.

- Так она к ней и на этой неделе приезжала! - отвечала главврач, - В субботу у нее была, а старушка в ночь на воскресенье и померла. Только нет у нас ее телефона, некуда ей сообщить.

Дэн не знал, что сказать. Все перепуталось у него в голове. Ева была здесь в субботу, но он видел ее в воскресенье утром в Эмске. Старушка умерла ночью в воскресенье, но Ева всё равно ничего не знает.

- Дэн, с тобой все хорошо? - недоверчиво спросила Екатерина, - Ты какой-то подавленный. Да не переживай ты так! Ну, умерла старушка, что ж поделаешь! Все там будем!

Она задумчиво посмотрела на ручку, которую все это время крутила в руках.

- Я вот всю голову сломала, кого ж на ее место принять, - пожаловалась она, - вот это задачка так задачка.

- А что много желающих? - спросил Дэн, хотя ответ был очевиден.

- Пока шесть человек. Шесть, понимаешь! - она встала и включила чайник, - И, говорят, что мы врачи, циничные люди, а мне их всех жалко.

Она пнула ногой открытую дверцу шкафа, но та только шире распахнулась от удара.

- Два деда и четыре бабки! - продолжала она рассказывать.

- А в Дубровке место есть? - на всякий случай спросил Дэн.

- Дубровка сама думала, наконец, спокойно вздохнет, когда этот наш Дом открыли, но с каждым годом этих несчастных одиноких стариков все больше и больше, - наконец села она в свое кресло, - Господи, куда катится этот мир?

- Давайте я библиотеку освобожу, - предложил Дэн, - там можем дедов вдвоем положить, если полки с книгами убрать.

- Добрый ты мальчик, - хмуро посмотрела на него главврач, - только это ничему не поможет. Даже если я займу и библиотеку, и процедурную, и ординаторскую. Тебе негде будет жить, врачам отдыхать, медсестрам ставить уколы, а всем всё равно не поможем. В следующий раз их будет не шесть, а еще десять или двадцать.

Дэн тяжело вздохнул, понимая, о чем она говорит.

- Молодежь разъезжается, здесь работы нет. Единицы возвращаются. А старикам деваться некуда. Так и прозябают. Где соседи помогают, но в-основном, сами барахтаются как могут. Пока могут. Кто-то вот так, - сделала она горькое заключение.

В дверь постучали. И почти тут же в дверь просунулось круглое мальчишеское лицо, веснушчатое и с оттопыренными ушами:

- Здрасьте!

- О, лёгок на помине, - сказала ему главврач. - Уже привез?

-           Доставил в лучшем виде, - сказал парнишка, входя в кабинет и закрывая за собой дверь, - и гроб, и крышку, и два венка купил.

- Чай будешь? - спросила его, уже вставая, Екатерина.

- Не откажусь, - не стал ломаться парень.

- Ну, присаживайся тогда, - пригласила она, не поворачиваясь.

Свободным оставался один единственный стул, на него он и плюхнулся.

Она поставила на стол две чашки, причем, одну перед Дэном.

- Кстати, познакомьтесь! Это доктор Майер. А это - наш новый водитель, Роман.

Дэн протянул парню руку и привстал.

- Дэн!

- Рома! - ответил парень рукопожатием.

Екатерина поставила перед парнями тарелку с печеньем, себе только кружку чая.

- Это, кстати, тот редкий экземпляр, что вернулся домой в деревню после Армии, - не стесняясь совершенно мальчишку, говорила про него Дэну главврач, - На его счастье бывший наш водитель перебрался с семьей в город, вот мы его на машину скорой помощи и пристроили.

И, отхлебнув горячую жидкость, она обратилась к новому водителю.

- Давай к завтрашнему утру одну лавку сними, только вместе с креплениями, чтобы гроб там на полу ни за что не цеплялся. На второй бабулек посадим, кто с нами на кладбище захочет. Они это любят. Родственников не будет, думаю можно часов в десять выезжать.

- Почему родственников не будет? А Ева? - спросил Роман.

И Дэн, чуть не поперхнувшись чаем, уставился на его конопатое лицо с изумлением.

- Какая Ева? - не поняла главврач.

- Ну, бабы Шуры Злотовой внучка, соседки нашей бывшей. Ее дом не так давно продали, там сейчас эти Сырчевы или Сарчевы живут. Они ни с кем не общаются, так я даже фамилию их толком не скажу.

-Да подожди ты со своими Сырчевыми-Сарчевыми! - перебила его главврач, - Ева это кто?

- Это девушка, о которой я говорил, - вмешался Дэн.

- А, - разобралась, наконец, Екатерина, - Нет у нас в бабкиных бумагах телефона этой Евы. Не знаем мы, как с ней связаться.

- Так у меня ее телефон есть! - радостно сообщил Рома.

Дэн опять чуть не поперхнулся, и Екатерина посмотрела на него с подозрением.

- Я же ее в субботу тут встретил, вот телефон и взял на всякий случай, - продолжал свое радостное повествование Роман.

- Так звони! - прикрикнула на него главврач.

- Ага, сейчас, - тут же ответил он, вытащил телефон и стал в него усердно тыкать.

- Але! Ева?

Дэн весь превратился в слух.

- Ева, это Рома, с Сосновки. Да, привет! Ева, тетя Зина Одинцова умерла. (Пауза) Нет, ничего я не путаю. (Снова пауза) Ну, ты вечером уехала, а она той же ночью и померла (Пауза) Так некому сообщать! Она ничьих телефонов не давала. Нет, не приезжал, говорят, к ней никто кроме тебя. (Пауза). Похороны завтра. Ты приедешь? (Снова пауза) Да, я понял! Понял, ага! Пока.

Он выключил телефон.

- Да, она приедет! - сиял довольный толи собой толи приездом девушки Рома.

- Вот и чудненько! - сказала Екатерина, - Ну, за работу! Давайте-давайте, нам еще столько всего нужно за сегодня успеть.

Весь день Дэн носился как угорелый. Давно уже он не чувствовал себя на таком подъеме. Он хватался за все. Выносил мебель из комнаты усопшей, разносил обеды, помогал Роману модернизировать машину к завтрашнему мероприятию. Еще, как он с утра и подозревал, пришлось и ему выслушать несколько просьб от родственников или соседей несчастных стариков, которые очень нуждались в этом освободившемся месте. Он выслушал всех очень внимательно, все, о чем услышал, даже записал, включая адреса и мелкие подробности жизни. Взять в Дом престарелых никого не обещал, это и не в его компетенции, но решил, что чем сможет - тем и поможет.

Он даже убрался в своей комнате. Да что там! Даже помыл свою кружку! Хотел помыть полы, но в поисках ведра и тряпки обнаружил их в руках у санитарки Веры Львовны. Отдать свои орудия труда она ему наотрез отказалась, просто пришла и сама помыла полы, и даже вытерла пыль на подоконнике и книжных полках.

С Романом, видимо, ввиду своей глубокой заинтересованности его бывшими соседями, подружился легко. Да и парень был простой, открытый. Дэну нравились такие люди. Узнав, что Дэн и живет в больнице, Роман пригласил его к себе домой на обед, но Дэн отказался. Про Еву спрашивать даже не пришлось, парень и так говорил без умолку, и чаще всего именно про нее. И Дэн понял, что он, оказывается, не один ждет ее приезда и приуныл. Как-никак, а девушка проводила в этой деревне каждое лето и, со слов этого местного товарища, они часто общались. Он ревновал? Нет, но это было какое-то новое незнакомое ему чувство. Хотя почему незнакомое? Когда он представил рядом с ней того хлыща, он чувствовал то же самое. Сейчас у хлыща было небритое, а еще веснушчатое лицо с оттопыренными ушами.

День пролетел быстро, а со сном у него проблем никогда и не было. Но утром следующего дня он встал раньше постовой медсестры. Он сам себе не верил, но он волновался. Он мог бы даже пойти встречать ее на вокзал, но к девяти часам, времени прибытия поезда, был нужен здесь. Он не знал, чем себя занять. Он вышел в пустой коридор, но дойдя до комнаты Купцовой, решил заглянуть.

Старушка не спала. На утреннем обходе медсестра обычно просто оставляла дверь открытой, чтобы в комнату попадал свет из коридора. Дэн сделал также, когда вошел, но старушка попросила включить лампу на столе, а дверь закрыть.

- Доброе утро! - сказал он шепотом.

- Ну, кому как! - ответила старушка тихо.

Дэн заметил, в последние два дня никто кроме него не считал первую половину дня доброй.

- Дежурил? - спросила она.

- Нет, просто рано стал.

Дэн отодвинул стул и сел за стол с лампой.

- А Вам чего не спится? - искренне поинтересовался он.

- Я и так слишком долго спала, - ответила Евдокия Николаевна.

- На кладбище поедите?

- Поеду, - неожиданно твердо ответила она, - Она ж была здесь моей единственной подругой.

- Она же почти не ходила, - удивился Дэн.

- Это сейчас, а лет пять назад, когда меня сюда из Дубровки перевели, приходила ко мне каждый день. Очень ей здесь было одиноко.

Она тяжело вздохнула.

- Оно, конечно, и из меня собеседница была никакая, но всем нам порой важно, чтобы нас просто выслушали. А уж что-что, а слушать я умела, - и она горько ухмыльнулась.

И Дэн понял, что и ему сейчас тоже не нужно ничего отвечать, старушке нужен был слушатель.

- Я ведь про неё помню все. И про мужа ее, и про детей, и про внуков.

«Господи, у нее и дети, и внуки есть!» - подумал Дэн. А старушка продолжала, глядя в стену.

- Я не злая, но тогда, слушая ее день изо дня, мне всегда хотелось спросить: а зачем? Зачем все эти бессонные ночи, пеленки, горшки, родительские собрания, выпускные, свадьбы? Зачем вся эта полная беспокойств и лишений жизнь, если заканчиваем мы ее одинаково? Брошенными, одинокими, немощными развалинами в богадельне. И я, так и не ставшая матерью. И она, вырастившая пятерых детей. Ты думаешь, они плохие люди? Ну, разве что один, самый младший. Да и тот не плохой, просто горький пьяница. Где-то в соседней деревне жил. Но он-то как раз приезжал первый год. Правда, все больше чтобы денег у старухи-матери взять, да она и сама ему их совала, ей-то они на всем казенном зачем? Как она была ему рада! Хоть и плакала потом после его приезда по три дня. Но и он пропал. Она пыталась узнать, что с ним стало, да так и не узнала. По нему так до самой смерти сильнее всего и горевала. А остальные все люди приличные, образованные, семейные. Только выросли, выучились и бросили мать.

Она снова вздохнула, немного помолчала. Дэну было тяжело это слышать, но помимо самого ее рассказа, что-то еще не давало ему сейчас покоя.

- Как она обрадовалась мне, когда я пришла! Да и я ей была рада! Проговорили ведь весь вечер. Она все молодость вспоминала. Как приехала в деревню эту с мужем. Как жили тяжело, а счастливо. Все к мужу хотела – умереть. Вот и сбылась ее мечта! Мне тоже недолго осталось. Но меня никто там не ждет. Да и здесь никто не помнит. И мне все равно умру я молодой или старой, в кругу семьи и в полом одиночестве, попаду я в ад или в рай, ждет меня там кто-нибудь или нет. Легче ли мне от этого? Нет. Жалею ли я об этом? Нет. Неважно все это. А знаешь, что важно? - и она повернулась и посмотрела на Дэна в упор.

- Нет, - ответил парень.

- Важно не то, как ты умрешь, а то как ты жил. А я... я не знаю, как я жила.

Она замолчала и молчала так долго, что Дэн думал, она не хочет больше говорить. Но когда он решил уже что-нибудь спросить, она неожиданно сказала:

- Я знаю, ты не такой как все. И Шейн не такой. Шейн он…

Она задумалась, Дэн хотел возразить, но она его жестом остановила.

-  Я точно знаю, не спорь. Я чувствую. Вернее, не я, она чувствует. И она злая. Но она злая, потому что боится. И она сильная. Та, что не я.

Дэн открыл рот и закрыл не сразу.

- Я не знаю, как я жила, потому что я словно живу две жизни. Одновременно. И одна из нас старше.

- А как зовут ту, другую, что не ты? - спросил Дэн.

- Дуся. Я не знаю, я не понимаю, кто я - и она запаниковала, стала метаться по кровати.

- Сара, Сара, успокойся! - спокойно сказал Дэн, уверенно переходя на "ты".

Он вдруг понял, что его так беспокоило во время всей этой речи старушки. Она говорила по-другому. Пусть старческим надтреснутым голосом, но построение фраз, сами слова, выражения и интонации были совсем другими. Где эти "маменька", "милок", "помру"? Где "Виленович"? Она называла его Шейн!

И она успокоилась и посмотрела на него с удивлением.

- Сара, скажи, а сколько тебе лет? Ну, ты как думаешь? - спросил он спокойно, со знанием дела.

- Не знаю. Двадцать пять, тридцать? - она словно спрашивала это, надеясь, что он знает.

- А что ты помнишь о своей жизни?

- Теперь многое. Я что-то могла, чего не могут люди. Вы с Шейном тоже это умеете. Шейн он… - она словно никак не могла припомнить что-то о Шейне, и каждый раз, произнося его имя, останавливалась, -  И тот другой, он тоже умел. Но я не помню, что. Но я родилась намного раньше, чем вы. Или это не я? А еще, мне кажется, я еврейка. Вы тоже евреи? Мы все евреи это можем? То, что я забыла? Поэтому мы не такие как все?

Дэн засмеялся:

- Нет, Сара, нет, мы не евреи. Дело не в этом! На счёт тебя, правда, не знаю, но обещаю попробовать разобраться.

- Обещаешь? - она пристально на него посмотрела.

- Да, - сказал он твердо.

Она немного успокоилась.

- Жаль, что я скоро умру, - сказала она грустно.

- Ты не можешь этого знать, - уверенно сказал Дэн.

- Нет, я знаю. Я уже умирала, - сказала она спокойно, - обещай мне еще кое-что?

- Что?

- Обещай, что побудешь со мной, когда я умру, - невозмутимо продолжала она.

- Но как я узнаю? - спросил Дэн.

- Я тебе скажу, - закончила она.

Дверь неожиданно открылась и в комнату зашла медсестра:

- Доброе утро, Денис Германыч! Не ожидала Вас тут увидеть, - бодро сказала она, - Евдокия Николаевна, доброе утро! Как вы сегодня?

И уже выходя, Дэн, глядя на провожавшую его взглядом старушку, одними губами сказал:

- Я обещаю!

И она в ответ кивнула.