Что-то не нравилось Дэну в воспоминаниях этой бабки. Дэн не хотел говорить об этом Шейну, не смог бы объяснить и родителям, почему он не хотел там фиксироваться. Хотя он подумал о том же что и София – взять образец колоса, но для этого нужно выдохнуть, материализоваться, зафиксироваться, перейти из невидимого состояния в видимое, чтобы превратить это чужое воспоминание в свое собственное – по-разному можно было это назвать, но суть одна. Правда, София сказала – рассмотреть колос, а не взять. Это можно попробовать. Обо всем этом думал Дэн пока ехал из ресторана к дому друга, которого не мог не навестить.

- Давай открывай! - сказал он в домофон.

- О, старина, Дэн! – поприветствовал его Сеня, приобняв и похлопав по спине.

- Слушай, а можно как-то без этих телячьих нежностей? – ответил, отстраняясь, гость.

- Можно, но сначала потанцуем, - парировал Сеня, дождался, пока Дэн разуется, снимет куртку и жестом пригласил его на кухню.

- Чайку-с? - осведомился хозяин.

- Нет, спасибо, я только отобедавши, - не поддержал предложение гость.

- Ну, а я, пожалуй, выпьют-с, - и он стал доставать чашки, причем две, чтобы когда Дэн надумает (а он надумает!) уже не вставать.

- Слушай, брат, это что-то у меня со зрением или что-то у тебя с волосами? - только усевшись на удобный кухонный диванчик, Дэн заметил, что неприлично длинные волосы друга, обычно убранные в хвост, висели неровными ступенчатыми прядями закрывшими шею и челкой падали на глаза,  - Случайно перепутал свой шампунь с кошачьим?

- Так, прошу без комментариев, я в творческом поиске, вернее, в процессе. Вот подумываю, а удобно ли быть лысым?

- Я стесняюсь спросить, а оно тебе зачем?

- Нада! - ответил стриженый друг, ставя на стол две чашки кипятка с торчащими из них пакетиками. Потом он достал из шкафа огромную чашу с конфетами, водрузил по центру стола и сел напротив Дэна на стул. Дэн понял, что это был вполне исчерпывающий ответ и никаких других разъяснений не будет.

Как и предполагал товарищ, от чая Дэн отказываться не стал, активно пополоскал в кипятке пакетик, нажал на него несколько раз чайной ложкой, чтобы лучше заварился, и с наслаждением отхлебнул. Он вдруг понял, что устал. Сеня сделал все в точности тоже самое в своей чашке, тоже отхлебнул и пристально посмотрел на внезапно нахмурившегося друга.

- Что-то ты неважно выглядишь, брат, - резюмировал он, - случилось чё?

- Вроде нет, просто не спал толком, - он потер глаза, - всю ночь ехал в поезде.

- Что забыл, что ты волшебник? - вопрос подразумевал, что дом - одна из немногих зафиксированных точек в которую можно было вернуться в любой момент из любого места, где бы мемо. И Сеня, который был вовсе и не Семен, а Арсений, хоть и был вен, то есть венет, а не мемо, это тоже знал и умел. Не было нужды ехать до дома на поезде, можно было просто вдохнуть и оказаться дома. Точно также он мог бы оказаться и в том ресторане, где они с Шейном обедали, но Шейн попросил "на машине", то есть как все люди, и Дэн не стал спорить.

Венеты были теми из алисангов, что могли перемещаться в изображения. В далеком прошлом их возможности были сильно ограничены, так как картины не так уж часто писали с натуры, и ходить было некуда или они были настолько исхожены и изучены соплеменниками, что ходить туда было скучно. С появлением же фотографии они стали популярны как никогда и, можно сказать, это стало неожиданно щедрым подарком судьбы их расе, которая обрела большую силу и уважение. С Дэном они познакомились в Школе АлиС, с той поры и дружили.

- Там такое дело, - вяло начал Дэн, - я как раз приехал с тобой об этом поговорить. Родители, правда, просили никому пока ничего не рассказывать, так что, если что – это строго между нами.

- Ой, Дениска, давай не нуди, рассказывай. И так понятно, что между нами. Так что там за дело?

- Я через одного человека попал в воспоминания другого, давно умершего, - он посмотрел на Сеню.

Арсений смотрел на него совершенно спокойно, толи ему это ни о чем не говорит, то ли просто ждал продолжения.

- Одна посетительница в моем доме престарелых читала своей бабке вслух книжку. Там Марк Твен рассказывал о своем путешествии. Он приехал в Италию, и посетил место где Леонардо да Винчи на стене нарисовал свою «Тайную вечерю».

- Милан, Санта-Мария-делле-Грацие, - невозмутимо добавил Арсений.

- Что? - не понял Дэн.

- «Тайная вечеря» написана на стене в церкви доминиканского монастыря в Милане.

- А, да - дошло до Даниэля, что его друг знает о таких вещах если не все, то почти все.

- Так вот, она это читала вслух, а я увидел открытую дверь и решил узнать о чем она вспомнила в этот момент. Я пошел и оказался перед этой чертовой Вечерей рядом с Марком Твеном.

- В Милане? - не понял друг.

- Да, и не просто в Милане, а в Милане 19 века!

- Ты видел Вечерю в 19 веке!? - выручил глаза Семен, - До бомбежек и последних реставраций!?

- Слушай, что ты так орешь? Да, была там на стене какая-то облупленная штукатурка, вроде что-то нарисовано было, я толком не рассмотрел, - равнодушно сообщил Дэн.

Сеня вскочил со стула, наклонился к Дэну:

- Что значит, не рассмотрел? У тебя была возможность увидеть шедевр да Винчи в почти первозданном виде, а ты не рассмотрел!? - он начал мерить шагами кухню, не в силах справиться с эмоциями.

- Слушай, не мельтеши, а? Сядь! - он показал рукой на стул, - Дело не в том, что я там что-то не рассмотрел на стене, дело в том как я мог туда вообще попасть.

Семен сел. Судя по недоумению на его лице, он не понимал, о чем говорит Дэн:

- А как ты мог туда попасть?

- Ну, я мог бы попросить Марка Твена рассказать мне о его поездке. Он бы начал вспоминать, а я оп-ля! и в Италии! Рядом с ним.

- Не понял, - Сеня смотрел с недоумением.

- Нет, все ты понял, - заверил его друг,- это единственный доступный способ.

- Без вариантов?

- Ну, есть еще один способ, гипотетический. Это найти какого-нибудь древнего деда, например, который помнит события какого-нибудь 1905 года.

- Девятьсот пятый-то? Канонады, конский топот? – уточнил Семен, - Где ж ты такого древнего деда найдешь?

- Да, пожалуй, такого древнего не найду уже.

- А, если найдешь, то он вряд ли что уже и помнит, - снова уточнил Сеня.

- Тоже верно. Но суть в том, что нужно выйти в этом его воспоминании! Пусть, например, в 1920 году.  И там найти кого-нибудь, кто помнит, например, события 1880-го. Выйти и найти в  том 1880-м кого-то, кто помнит Марка Твена, желательно был с ним знаком. Обязательно перейти и в это воспоминание. Познакомиться лично с Марком Твеном, а потом  как-нибудь на досуге попросить знаменитого писателя рассказать мне об этой его поездке. Вот как-то так.

- Понял, без вариантов, - и Сеня откинул назад рукой челку и почесал голову, - тогда как у тебя получилось?

- Вот этого-то я как раз и не знаю.

- Так, давай тогда сначала. Кто-то читал вслух книжку. Кто?

- Девушка. Она пришла бабку навестить.

- Людь?

- Человек.

- Симпатичная?

- Обычная. Немного не в себе, или просто рассеянная. Мне показалась грустной.

- Чего же ты решил у нее в мозгу тогда поковыряться?

- Ты прямо как мой отец! Я не знаю. Я приносил бабке обед, когда она пришла. Раньше она никогда не приходила, ну, или была, но давно, когда я там еще не работал. Я на нее особо и внимания не обратил, - говорил Дэн, накручивая на ложку веревочку от чайного пакетика. - Потом я пришел за грязной посудой, она еще была там. Я закончил свои дела и шел обратно по коридору к себе мимо этой комнаты - вот тогда и услышал, что она читает. В коридоре никого не было, и я не знаю почему, но решил инспирироваться и зайти.

Сеня молча кивал, давая понять что он слушает, время от времени отхлебывая уже остывший чай. Пока Дэн говорил, веревочка в его руках отправилась вокруг ложки в обратный путь.

- Здесь есть еще один момент, который тебе наверно, надо пояснить, - он бросил  распутанную веревочку с ярлычком и откинулся на спинку дивана,- Люди не так часто вспоминают что-то внятное, как кажется. Впрочем, как и мы, наверно. Только когда что-то рассказывают, например. То есть нужно сделать над собой определенное усилие, сосредоточиться.

- Понимаю, - поддержал Семен, -  и если тебе нужно, чтобы человек вспомнил что-то определенное, нужно задавать наводящие вопросы. А если он сидит, задумался, то совсем необязательно, что он что-то вспоминает.

- Да, да, да, как правило, если он задумался, то это всякая фигня, типа разные мысли, не оформленные толком мечты и прочее невразумительное.  И даже если человек что-то рассказывает, и говорит при этом, например, "я помню как-то пошел на охоту"...

Сеня заржал:

- Байки! Ну как же без них!

- Вот именно! И большинство из того о чем люди рассказывают, как правило, воспоминания ненастоящие. И это не просто враки.  Иногда они сами верят, что это с ними было. Иногда они запоминают вовсе не то, что было на самом деле.

- То есть?

- Ну, приукрашают, привирают и запоминают потом именно в этом искаженном виде. А для нас все эти мнимые воспоминания - тупики. Это как открывать дверь в кладовку.

- О, так вы не всемогущи! Не разочаровывай меня, брат! - и Сеня потянулся к вазе с конфетами.

Дэн стукнул его под столом ногой. Сеня обиженно взвизгнул, и стал разворачивать выуженную из вазы конфету.

- Не расстраивайся, брат! - стал пояснять он с набитым ртом, - С нашими картинами все еще хуже. Большинство картин с натурщицами - липа. Ни с какой натуры они не писаны! Смотришь на какую-нибудь Маху Обнаженную, смотришь ...и ничего.

- Не оживают? - заржал Дэн.

- Не оживают. Хуже резиновых - и тоже заржал.

- Так и к чему ты полоскал мне мозг этими вашими мемовскими заморочками? - продолжил он.

- К тому, чтобы ты знал, что найти у человека настоящее полноценное воспоминание, в которое можно выйти и оказаться действительно в том месте и в то время что он помнит - большая редкость. Очень большая редкость! Мы называем это открытая дверь. И порой надо очень сильно постараться, чтобы найти закрытую дверь, которая предположительно может оказаться выходом. А уж увидеть открытую - просто колоссальное везение.

- Я понял, у этой девчонки в башке оказалась брешь. Через которую тебя вынесло сквозняком в другой век. Ай! - это Дэн его снова пнул, - Ты сам сказал, что она немного не в себе и рассеянная. Только погоди, а причём здесь Марк Твен?

- Вот в том то и дело! И если бы это было какое-то ее личное воспоминание - полбеды. Ну, то есть, это - норма, учитывая ее возраст, далекий еще от маразма. Но это были реальные воспоминания писателя, а не девчонки. Ты бы видел его прическу! Грива, скажу я тебе та еще! - он покосился на длинные патлы Арсения, - И эти сюртуки или как они там назывались, короче пиджаки такие длинные как у президента Линкольна. И там были еще разные люди и какая-то жуткая вонь.

- Понятно, что ни хрена не понятно, - Сеня опять поскреб свой затылок, - короче этого не может быть, я правильно понял?

Дэн кивнул.

- Но ты не гонишь? - подозрительно прищурился Семен.

Дэн отрицательно покачал головой.

- Ладно, а дальше что?

- Дальше я выскочил назад, отдышался у себя в комнате, а потом поперся за этой девчонкой на вокзал. Она уезжала. К счастью, она потеряла шарф, я его подобрал и принес ей. Познакомились. А потом я тайно ехал с ней в поезде, чтобы узнать, где она живет.

- И где она живет?

- Здесь! В Эмске.

- Повезло тебе, - осклабился Арсений.

- Да не особо, - парировал собеседник, - Я еще рассказал все родителям.

- И что они?

- Ничего. Мне кажется, не поверили. Но сказали бросать свою работу и заняться этой девчонкой, чтобы все перепроверить.

- Может мне изменяет память, - оба при этих словах заулыбались,- но мне кажется, все твои разговоры с родителями в последнее время заканчиваются одинаково: бросай работу и возвращайся.

Дэн развел руками:

- Да, они всеми правдами и неправдами хотят вернуть меня домой. И я думаю, этого хочет именно мама, а она уже настраивает отца.

- Она просто скучает! Ты всегда был ее любимчиком!

- Не знаю, мне кажется, если бы я не был выше нее ростом на целую голову, она бы до сих пор водила меня за ручку.

- Не думаю, что ее останавливает твой рост, она просто не хочет позорить тебя на людях - и Сеня опять заржал, - а что, кстати сказал тебе по этому поводу Шейн?

- Сеня, я же говорю, секрет это, не говорил я ничего Шейну. Более того, отец прямо настаивал ни в коем случае ему ничего об этом не говорить.

- Да, недолюбливает он его. А мне ты почему решил рассказать?

- Ну, я наивно подумал, что может ты что о подобном слышал где. Может, присоветовал бы чего.

- Я!? - он в недоумении смотрел на друга, - что я об этом могу знать, я же вен, у нас совсем другие заморочки.

- Вот именно поэтому! Ты видишь все как бы снаружи, отстраненно. Вдруг, какие мысли будут? - он с надеждой посмотрел на недоумевающего Арсения.

- Да какие мысли! Реально надо корефаниться с этой подругой и разбираться что там к чему.

- Семен, я работаю у черта на куличках! Я же не могу каждый день мотаться туда-сюда.

- Почему не можешь? Я тебя умоляю! Ты ж Мемо Всемогущий или тебе больше нравиться СуперМэм? - он опять заржал.

- Сам ты - СуперВен! Случайно, это не от геморроя ли мазь? - и тоже заржал.

- Короче, корефанься, а там видно будет. Она же тоже поди учится или работает, не каждый день свободна. Сколько ей, кстати, лет то?

- Да лет двадцать с небольшим, наверно.

- Работает?

- Семен, я только имя узнал, ну и адрес, больше ничего не знаю.

- Понял. Как зовут-то?

- Эээээ, Ева!

- Не самое распространенное имя. Но это все неважно, - он встал, - еще чайку?

Или может уже пожрать?

Дэн неопределенно пожал плечами.

- А я всё же настаиваю на пожрать! - уточнил Сеня и пошел к холодильнику.

- Скажи, а ты помнишь рыжую Изю? - спросил он из недр бытового прибора.

- Помню ли я  Изабеллу Кастильскую?  На которую ты запал в школе? Которая тебя отшила, и с тех пор ты зовешь ее Рыжей Изей? Помню ли я, брат? - он увернулся от брошенного в него полотенца.

- Она сама придумала себе это погоняло, - огрызнулся Семен.

- Какое? Рыжая Изя? - он увернулся от второго полотенца, - Ее настоящее имя Изабелла Кастиниди. Даже препады в школе звали ее Кастильская.

- Но не я! - Семен замахнулся на него жареной куриной ногой, выуженной из холодильника.

- Так что ты вдруг ее вспомнил? Старая рана? - не унимался Дэн. Семен замахнулся на него и вторым окорочком тоже.

- Свежая! Она теперь ассистентка моего отца.

Дэн открыл рот от удивления:

- Да ладно!

- Ни хрена не ладно, - Семен включил микроволновку и опершись спиной о стол, встал лицом к Дэну, скрестив на груди руки, - Я вижу ее каждый день! И каждый гребаный день она заново разбивает мне сердце!

Дэн собрал полотенца, повесил их на вешалку у мойки, встал рядом, также опершись о стол.

- Какого черта она вообще приперлась к твоему отцу? Она даже не вен!

- Да, у нее дажжже нет усиков! У нее дажжже есть талия! - передразнил он Дэна фразами из мультфильма про Дюймовочку, - Но какая она, сука, красивая!

И он ударил кулаком по дверце шкафа.

Изабелла Кастиниди в школе была бледной худенькой девочкой с копной рыжих локонов и если и нравилась кому в то время, то только Сене. А еще она была кера. Керы почти все были рыжеволосыми. Они умели многое, но, главное, они были собирателями душ и умели общаться с мертвыми. Правда, только с мертвыми алисангами. И как бы это зловеще не звучало, на самом деле никто из асов не считал их чудовищами, потому что испокон веков каждая их душа стояла у кер на учете и до того как ей давали новое тело керы работали с ними, записывали воспоминания, историю жизни и прочую информацию, которая становилась достоянием всей их цивилизации. Каждый алисанг знал, что когда умрет, то попадет ни в рай и не в ад, а во Дворец Кер. Некоторые души оставались там годами, и с ними можно было общаться их близким. Может поэтому, асы не боялись смерти. И была у кер еще одна особенность - в паре керы с  алисангом другого рода всегда рождались только керы. А еще в учебнике Школы АлиС по этому предмету было написано: "При скрещивании с людьми потомство невозможно. Потомство со способностями расы возможно, только если обе особи принадлежат одному виду." Называлось это потомство неоригинально - чистокровное. При скрещивании между собой венетов, мемориатов и азуров детей быть не могло. Эта печальная особенность сильно затрудняла завязывание серьезных отношений между молодыми людьми из разных кланов, и под давлением чистокровных родственников редко кто шел на смешанные браки.

Отношения Арсения и Изабеллы были изначально обречены.

- Так какого черта она крутится возле твоего отца? - повторил вопрос Дэн.

- Не знаю, может ее керы выгнали, - зло огрызнулся Сеня. Микроволновка пискнула, и он полез доставать разогревшуюся курицу.

Потом они молча накрывали на стол. Салаты в пластмассовых коробочках из супермаркета, хлеб, оливки, вино, фужеры, по горячей жареной куриной ноге на каждой тарелке. Дэн нашел в холодильнике открытую бутылку с апельсиновым соком, на всякий случай понюхал, одобрил, налил в свой фужер.

- За воскресенье! - провозгласил Семен, подняв бокал. Они слегка стукнулись бокалами, сделали по глотку и стали есть. Точнее сказать, ел один Сеня, Дэн в задумчивости просто ковырял курицу.

Отец Арсения был известным художником, знатоком живописи, искусствоведом, владельцем крупной художественной галереи и просто большим ценителем художественного искусства. К нему за консультацией приезжали со всех концов света, он курировал музеи и был одним из самых уважаемых оценщиком картин для аукционов. Любому человеку было чему у него научиться, но чтобы кера стала его ассистенткой? Зачем это кере Дэну было непонятно, и он непременно хотел это знать, но судя по тому, как Сеня уперся, сейчас тему разговора лучше было сменить.

- А что твои отношения с Лол? Судя по наличию деликатесов исключительно из супермаркета, живете вы не вместе, - попытался продолжить беседу Дэн.

- Лол уехала в Испанию, вернее в Каталонию,- уточнил он, подняв палец и давая понять другу, что это важное уточнение, - Она мне всю плешь проела этой борьбой за независимость Каталонии.

- Ну, вижу, не зря старалась, - посмеялся над другом Дэн, - хоть не с первого раза, но ты запомнил. Надеюсь, она там не лидер этого повстанческого движения?

- Ну, зная Лол, честно говоря, я бы не удивился. Поехала она туда, правда, под прикрытием работы в музее монастыря Монсеррат, - пробубнил с набитым ртом Сеня.

- Она тоже работает с древностями?

- Ну, она обожает Дарио де Регойоса, он жил всего то каких-то 100 лет назад.

- Тоже один из каталонских революционеров? - наугад брякнул Дэн.

Сеня поперхнулся, сделал над собой усилие, чтобы содержимое его рта не полетело в Дэна, хотя ему это не помешало бы, чтобы не морозил глупости. Прокашлялся и охрипшим голосом сказал:

- Всегда удивляюсь, какие вы, мемо, дремучие.

- Ой, а вы такие все, венеты, просветленные, куда бы деться, - обиделся Дэн.- Я может и не знаю кто такой этот Дарио, да думаю и ты то про него узнал от Лол, зато если бы ты сейчас подавился, я бы смог тебе помочь, - поучал он кашляющего Семена. - А если бы подавился я, то так и умер бы здесь от удушья в твоих неумелых руках.

- Я тогда постараюсь воздержаться от глупостей, чтобы тебя откачивать не пришлось, а то эти ваши приемчики типа дыхание "рот - в рот", - и он брезгливо поморщился. - Бееее!

- Сам ты Бееее! - передразнил его Дэн, - Так что за Дарио? Или мне пойти полуркать? - с вызовом обратился Дэн к Сене и в подтверждение своей угрозы направил на него свою грязную вилку.

- Да ладно-ладно, не кипятись. Там луркай-не луркай, гугли-не гугли, информации очень мало – показывая, что сдается, ответил тот.

- Да мне много и не надо, - настаивал Дэн.

- Дарио де Регойоса и Вальдес, испанский художник, родился в Астурии, – сказал Семен и запихал в рот приличный кусок курицы. Дэн не дождался пока друг прожует, спросил:

- Чего  же тогда Лолита поперлась в Каталонию, а не в Астурию? - и Дэн тоже воткнул вилку в невинную курицу.

- Она ж не роды у его матушки поехала принимать, - пояснил Семен, - а картины изучать. А его картины разбросаны по всей Испании. Там, кстати, в-основном, пейзажи. Всё "на плэнере" так сказать. Чаще всего изображена Кастилия, но не только, так что, думаю, где она только не побывает! Она его за то и любит. За натуру. За возможность бывать в Испании начала 19 века. Хотя он типа экспрессионист.

Сеня с удовольствием дообгладывал куриные кости и пошел к раковине мыть руки.

- Это твое "хотя он экспрессионист", подразумевает, что так быть не должно? - уточнил Дэн.

Сеня выключил воду, вытер руки, подошел, сел и тогда только ответил:

- "Экспрессионизм стремиться не столько к воспроизведению действительности, сколько к выражению эмоционального состояния автора". Википедия, сэр! - сказал он, подняв глаза, словно прочитав это на потолке,- а вообще, знаешь, вот эти понты с отключением справочной системы делают вас глупее. Ты бы не задавал столько глупых вопросов, если бы включил Лулу, - Сеня подвинул к себе салат и начал доедать его прямо из пластикового контейнера.

Дэн скорчил ему рожу. Да, жизнь с Лулу, встроенной в мозг каждого алисанга информационной системы, была полнее, интереснее и многограннее. Лулу - это была база знаний, которую накопили все предыдущие поколения этой цивилизации. В ней было все, начиная от языков и заканчивая строением ДНК. Все, что только могло понадобиться, уже было у Лулу. Но в обычной жизни пользоваться Лулу было дурным тоном. Возможно потому, что хвалиться чужими знаниями уже само по себе было стыдно, так как доставались они на халяву, не приложив усилий. Также причиной стало и то, что раньше данные из Лулу сильно отличались от знаний современников. И на вещающих не соответствующие современным понятиям человечества вещи в лучшем случае смотрели косо и крутили у виска. В худшем - костер Инквизиции легко избавлял от пророков. В современном мире в Лулу стали помимо истинных знаний подгружать данные Википедии  и прочих сайтов дающих информацию, чтобы реально понимать, что об этом знают люди. Заполняли базу Лулу, кстати, все расы алисов, каждый имел разделы по своей специфике. Но большая часть заполнялась керами. Не зазорным считалось пользоваться Лулу только за границей, чтобы без проблем преодолевать языковой барьер. Или при чтении книг на иностранных и/или устаревших языках. И обязательно все "включали" Лулу в состоянии инспирации, то есть невидимости. К слову сказать, знания, полученные от Лулу, как-то и не задерживались в памяти и быстро забывались. Как говориться, как пришло, так и ушло. И, Дэну всегда казалось, что те кто презрительно морщил нос, когда слышал что-нибудь энциклопедическое и похожее на полученное от Лушки или Лульки, как ее ласково называли, на самом деле сам ее никогда и не отключал.

В-общем, Семен нагло процитировавший только что выдержку из Википедии в любезно предоставленном Лулу виде, таки вынудил Дэна тоже включить Лулу и не задавать другу больше реально глупые вопросы, так как в живописи и прочем искусстве, так хорошо известном Арсению, он не понимал ничего абсолютно.

Дэн ковырнул салат из оставшегося контейнера. Как ни странно, вкусно! На лежащей рядом крышке было написано "Морской". "Майонез, ветчина, крабовые палочки, кальмар..." - было написано ниже.

 - Все компоненты в составе готового продукта пишутся по убыванию количества... - тут же побежала в голове бегущей строкой информация Лулу. "Ну, тогда понятно почему здесь первым указан майонез," - мысленно ответил Лулу Дэн и стал выуживать из майонеза кусочки кальмара и ветчины.

- Ты чего курицу не съел?  - показал на тарелку Дэна Семен.

- Будешь? - он показал на слегка потрепанный окорочек.

- Давай! - он отодвинул свою тарелку с костями, освобождая место.

- Может подогреть тебе? – спросил, переставляя тарелку Дэн.

- Спасибо, дорогая, и так сойдет, - поглумился над заботой друга Семен.

Дэн не стал обращать внимания.

- А есть у тебя кофе? - спросил он.

- Анешна, - промычал он с курицей во рту, показывая к какому шкафчику идти.

На столешнице стоял электропот с горячей водой, рядом висели чашки, над ними в шкафчике стояла банка с растворимым кофе, сухие сливки и сахарница.

- Молока нет, - промычал Семен в ответ на невысказанный Дэном вопрос, когда тот повернулся было к нему с кружкой в руках.

- Понял! - ответил он и стал насыпать сухие типа сливки. Сливки он просыпал, пока убирал сливки, пролил кофе, в-общем, пока он там возился, Семен расправился с курицей и довольный обедом, рыгнул.

- Ну, перекусили, теперь можно и поесть! - сказал он, откидываясь на спинку стула с вилкой и остатками салата на дне посудины. Свалил все это себе в рот через край, помогая вилкой. Промокнул рот салфеткой, поднял бокал:

- Ваше здоровье! - и отхлебнул вина.

Странно переплетались в нем хорошие манеры и мальчишеская безалаберность. Только что он рыгал и ел из чашки, и тут же не позволил себе пачкать грязными губами бокал, который поднял за ножку. Мать Дэна умерла очень рано, отец воспитывал его один и постарался дать ему лучшее из того что он мог. А мог он многое. С детства в их доме были какие-то немыслимые француженки-гувернантки, учителя танцев и живописи, не говоря уже о репетиторах по общеобразовательным дисциплинам.  И все они должны были заниматься с Арсением. Вернее, Арсений должен был со всеми ними заниматься. И он занимался. Усердно, добросовестно, самоотверженно. Он плохо помнил свою мать, но та боль и тоска, что навечно поселилась в сердце отца после ее смерти, вызывала в Арсении чувство, которое можно было бы назвать жалостью, но это была не жалость. Он просто не хотел добавлять отцу больше никаких страданий к тем, что он уже пережил, похоронив жену, а потому с благодарностью принимал все, что делал для него отец. С мудростью, не свойственной ребенку, он относился к его порой излишней заботе. Отец мог бы дать мальчику больше, если бы проводил с ним кое-какие из этих занятий сам, но  он толи боялся выдать раньше времени ему тайну его происхождения, толи боялся, что не справится с ролью учителя, толи просто много работал. Но всё то время, что он был дома, он старался проводить с ребенком. Они всегда вместе ели, играли, гуляли и как могли развлекались, и всегда рядом с ними словно было пустое место, которое должна была занимать мать Арсения. И всегда это место было осязаемо и никем никогда не занято. Возможно, если бы жена была жива,  Альберт Иконников был бы более уверен в себе, воспитывая сына, возможно, он бы даже и совсем им не занимался, оставив эту заботу полностью жене, кто знает. Но она умерла, и он старался, старался, как мог. Арсении мало рассказывал о своем детстве. Но его трепетное уважение и внимание к отцу сохранились, по сей день. Когда Дэн видел их вместе, он всегда поражался, как они друг к другу привязаны, как безоговорочно друг другу доверяют. До сих пор.

В том, что Арсений будет заниматься тем же что и его отец, ни у кого не было ни тени сомнения. И Арсений занялся именно живописью, как и отец. И девушка Арсения, Лолита, занималась живописью. С Лолитой они познакомились на работе. Потом они просто стали жить вместе, потому, что так было удобнее. Потом стали вместе спать. Еще через какое-то время, наверно, поженятся, потому что она тоже чистокровный венет из хорошей семьи.

Отец никогда не спрашивал его о Лол, а Арсений никогда не рассказывал ему об Изабелле. Дэн же знал об обоих, и он только что понял, почему Арсений не спросил и не может ничего спросить у отца о рыжей девушке. Отец сразу все поймет. По интонации, по взгляду, по напряженным желвакам, которые всегда выдавали Арсения. Вот как сейчас Арсений играл желваками, задумчиво глядя в стол. И Дэн тоже снова вспомнил про Изабеллу, потому что увидел медную толи сковородку, толи кастрюлю в шкафу за стеклом.

- Давай я поговорю с твоим отцом, - предложил он, отхлебывая кофе.

- О чем? - спросил Арсений, прекрасно понимая, о чем говорит Дэн.

- О численности антарктических пингвинов, - съязвил Дэн. - Они, кстати, реально вымирают, - добавил он удивленно, увидев любезно предоставленное Лулу:

…за последние 30 лет численность пингвинов сократилась на 75%.

- Уменьшение количества криля, связанное, с резким увеличением коммерческого вылова и потеплением климата - продекламировал  Сеня противным писклявым голосом, изображая Лулу, - Пипец, ты палишься, брат, когда сообщения видишь! Ты почаше тренируйся что ли!

- Сам ты почаще тренируйся! Ты когда про свою рыжую думаешь, у тебя желваки из-за ушей становиться видать. - огрызнулся Дэн. - Неужели отец тебя до сих пор не раскусил?

- Не знаю, - приуныл Арсений, - надеюсь, нет. Она приходит всего на несколько часов в день и все это время они сидят у отца в кабинете. Он что-то ей показывает или диктует, а она пишет, пишет, пишет. Он даже просит его в это время ни с кем не соединять. Ну и я, естественно, не лезу. Потом он иногда заходит ко мне, но про нее никогда ничего не говорит. А я, соответственно не спрашиваю. Иногда вслед за ней к нему еще кто-нибудь приходит. У него много посетителей, и много работы. И мне тоже есть чем заняться, честно говоря.

- И давно она ходит?

- Я увидел ее первый раз 10 октября. С этого дня она приходит каждый день, кроме выходных.

- А с чего ты решил, что она его ассистентка?

- Секретарша отца, Елена Иннокентьевна, как-то сказала по телефону: "как только мистер Иконников закончит работу со своей ассистенткой, он Вам перезвонит".

- Странно, - задумчиво почесал щеку за неимением бороды Дэн.

-  Что странно?

- Похоже на то, что он пишет очередную книгу или мемуары.

- И что странно? Что он пригласил для этого керу? Это их предназначение - собирать информацию.

- Он вроде как жив, - недопонял Дэн.

- Так и она записывает не своими магическими способностями! Честно говоря, толком не знаю, как они это делают. И даже не на диктофон! Она пишет вручную, по старинке, а кого еще из наших обучают стенографии чуть ли не с детства, если не кер?

- Откуда ты знаешь? - выпучил на него глаза Дэн. Он пытался выудить что-нибудь из Лулу, но она была молчалива как никогда.

- Из Лулу эту информацию изъяли, видимо, сами керы, - снова понял Сеня о тщетных усилиях друга, - но у моего отца огромная библиотека, а еще я был влюблен в одну из них.

- Да, - кивнул Дэн, - ключевое слово "был".

Семен снова замолчал и задумался. Чтобы чем-то занять себя, Дэн одним глотком допил остывший кофе и начал убирать со стола. Он даже решил вручную помыть посуду, хотя явно в одном из этих многочисленных шкафов была посудомойная машина. Сеня сидел как сомнамбула и думал, думал, думал. Дэн все помыл, а потом открыл шкаф с загадочной медной посудиной, и не смог удержаться и не спросить:

- Скажи, мой задумчивый друг, что это у тебя за летающая тарелка здесь?

- Катаплана, - на ходу крикнул Арсений, потому что он резко вскочил и помчался куда-то вглубь квартиры.

- Что!? - не понял Дэн, глядя вслед исчезающему товарищу.

 "Катаплана – это уникальная посуда родом из самого южного португальского региона Алгарве, которая представляет собой две полукруглые емкости, соединенные петлей и двумя замками с двух сторон. Благодаря особой герметичной конструкции в катаплане можно готовить любые продукты. Катапланы традиционно делали только из меди, что обеспечивает не только отличную теплопроводность, но и, с точки зрения кулинарии, придает блюдам особый неповторимый вкус".

- Аааа, - вслух отреагировал он на сообшение Лулу, - Спасибо, Лу!

- Всегда пожалуйста! - неожиданно ответила Лулу мягким бархатистым голосом прямо в ухо. От неожиданности Дэн шарахнулся в сторону как от привидения.

Чертовы шутники! Дэн вспомнил, парни как-то рассказывали, что админы чтобы постебаться над теми, кто разговаривал с Лулу вслух, придумали всякие примочки, типа эротического голоса и вибрацию слухового нерва при этом еще прилепили. А еще, если для ее отключения сказать, например, "Фу, Лулу!"  или "Заткнись, Лулу!", а не традиционное уважительное "До встречи, Лу!", то вместо того, чтобы отключиться, она начинает тявкать или причитать как сварливая баба. Дэн проверять не стал, а то вдруг там еще хлестание по морде мокрой тряпкой или покусание в область мягкого места прилагается, сказал (не вслух) "До встречи, Лу!"  и пошел за Арсением.

Дэн нашел друга в одной из комнат, натягивающего через голову свитер. Судя по раскиданным книгам, или он что-то спешно искал, или был патологическим неряхой.

- Ты же на машине? - спросил он Дэна, перемещаясь по комнате явно в поисках чего-то, - довези меня до отца.

Он пропрыгал мимо Дэна в одном носке и заглянул под кровать. Дэн пожал плечами в ответ на эту непонятную суету. "Почему мы все время боимся поставить голую ногу на пол, когда на другую ногу уже одели носок?" Он заглянул под кровать с другой стороны. Уборщица в этом доме явно честно отрабатывала свой хлеб. Не будь в этом месте кровати, на сверкающем чистом полу можно было поскользнуться и упасть. Носок лежал с Сениной стороны. Он принялся натягивать его, усевшись на помятое покрывало с разложенными по нему книгами. Дэн ничуть не удивился тому, что они были огромными, как и положено быть книгам с репродукциями. Сеня уже вскочил и побежал из комнаты в прихожую, видимо, одеваться дальше. А взгляд Дэна зацепился за желтое пятно на страницах одной из раскрытых книг. Он подтянул к себе фолиант, развернул. Святые Угодники! Заняв целый разворот, на книжных страницах колосилось золотое поле, сливаясь на горизонте с бескрайним голубым небом. И сосны, Дэн готов был поклясться, что это именно сосны, посреди поспевших колосьев. Ему всегда не давала покоя мысль как же проедет комбайн среди этих деревьев и зачем их на этом поле оставили. И дорога! Сколько раз Дэн ходил по ней! И девочка! Ден пытался вывернуть книгу наизнанку. Здесь должна быть девочка! Он чуть не разорвал книгу пополам, пока понял, что обе ее половинки идеально стыкуются друг с другом, а девочка обычно стоит дальше, справа от дороги. "И.И. Шишкин. Рожь" - прочитал он мелкие буковки. Так это бабкино поле - рожь!

- Сеня! - крикнул он, оглядываясь, - Сеня, иди сюда!

Недовольный задержкой Арсений появился в дверях уже в ботинках, куртке и даже шапке.

- Сеня, это рожь! Я почему-то думал, что это пшеница, а это рожь! - возбужденно пояснял ему Дэн.

Сеня подошел, посмотрел на открытую репродукцию, посмотрел на Дэна.

- Я, хоть ничего и не понял, но бесконечно рад за тебя, брат, - сказал он и похлопал его по плечу.- Теперь мы можем ехать?

Дэн хотел было взять с собой свое драгоценное открытие, причем он порывался нести его открытым на вожделенной странице, прижимая к груди. Семен отобрал у него книгу:

- Брат, поверь мне, это всего лишь фотография! Если тебе она так дорога, я могу подарить тебе копию, но для этого мы должны ехать. Е-еха-ать! - повторил он прямо в ухо Дэну нараспев.

И повинуясь загадочной магии этого "Е-еха-ать" Дэн нехотя побрел в прихожую. Сеня, еще несколько минут назад, сам казавшийся невменяемым, на фоне слегка помешавшегося Дэна, уже совсем пришел в себя. Он помогал потерявшемуся другу надевать ботинки на правильные ноги и застегивать куртку. Пока спускались в лифте, Дэн вполне пришел в себя. Натянул на голову капюшон, отобрал у Арсения ключи от машины.

- Я понял, понял, - верещал уворачивающийся от тычков друга в узком пространстве лифта Семен, - Я никогда не буду брать твою машину!

Дверь открылась, они как ни в чем не бывало, чинно прошли  мимо поднимающейся им навстречу пожилой женщины и выскочили на улицу. Сугроб на том месте, где Дэн припарковался, красноречиво давал понять, что поездка еще немного откладывается. Пока машина прогревалась, друзья по очереди сметали с нее снег. Дворники прилипли, их пришлось оттаивать, обстукивать. Наконец, налив на стекло достаточное количество омывателя, чтобы все мелкие льдинки растворились, и обзору водителя уже ничего не мешало, они не без труда выехали со двора.

- Фу, Дэни, из всех ядов на свете ты выбрал «синявку» чтобы меня отравить? - закрывая нос от ядовитого запаха, проникающего снаружи, выдавил Семен.

- Обижаешь, разве я могу предложить даме синявку! Это - спирт! Чистый спирт! - в тон ему ответил Дэн.

- Ты наливаешь в омыватель спирт? - убирая руку с лица и принюхиваясь, недоверчиво переспросил Сеня.

- А ты думаешь, я бы стал травиться той гадостью, что продают в автомагазинах?

- Ну, у отца в машине как-то вкусненькая была, помню, яблоками пахла. Его водитель как пышкнет, так мне всегда яблочного сока сразу хотелось.

- Я, брат, не об ароматах забочусь, а о здоровье! Чего и тебе советую! Выпить тебе, я вижу, не захотелось? - он повернулся к Арсению.

- Смотри-ка ты лучше на дорогу, - ответил он и отвернулся к боковому окну.

- Да, чувствую, ехать мы будем долго. Что-то для ноября как-то многовато снега,- через неопределенное количество времени медленного движения по городским заснеженным дорогам Дэн решил продолжить разговор.

- Плевать! - махнул рукой в сторону толи виднеющейся впереди бесконечной вереницы машин, толи в сторону летящих густых белых хлопьев, сказал друг. - Скажи мне лучше, что за затык у тебя с этой... ээээ, картиной? - спросил Семен, помня странное состояние товарища, он побоялся произносить слово "рожь".

Дэн заржал.

- Аааа, это! Я же эту картину уже несколько месяцев вижу в голове одной моей подопытной бабки, - и он начал рассказывать ему о своей работе, о Шейне, о Доме Престарелых. Единственное, о чем он умолчал, конечно, так об истинных причинах Шейна.

Временами Арсений что-то уточнял, переспрашивал, и проявлял вполне живой интерес, в заключение он сказал:

- Я все понял, брат! Только скажи мне каким образом ты, мемо, смог войти в картину как чистокровный венет? Еще и побегать там. Еще и не раз!

- Так я же не знал, что это картина! Для меня она - воспоминание, вполне себе рельефное, то есть проникабельное. Я так понял, что и бабка воспринимала его не как картину, а именно как поле на котором она стоит в детстве. Может она видела ее в детстве, может она даже в доме у нее висела, вот и запомнила. И стала думать себе в старости, что это воспоминание из ее детства, что была она там на самом деле. Я ж объяснял тебе, память человеческая - странная штука. Оно и так было понятно, что воспоминание это не истинное, потому что, во-первых, сколько бы я не шел по этой дороге, что в одну, что в другую сторону, я никого ни разу не встретил. По идее оно должно было быть закольцовано, то есть куда бы я ни шел, должен был вернуться по этой же дороге назад.

- А сколько ты шел?

- Самое большее около часа в одну строну.

- Здоровое, однако, кольцо! - подытожил Сеня. - А во-вторых?

- Во-вторых, и я понял это только сегодня, когда уже ехал к тебе. Там пахло хлебом! Не сеном, которое мы с Шейном решили принести бабке, чтобы как-то оживить ее воспоминания. А именно хлебом! Я еще думал, что возможно, где-то рядом с полем пекарня, и этот запах тянет оттуда. И именно из-за запаха думал, что это поле пшеничное. Так пахнет наш обычный магазинный белый хлеб. Слушай! - почти заорал он. Семен посмотрел на него с подозрением, но промолчал.

- Сеня, у этой бабки есть привычка нюхать хлеб! Вот откуда там пахнет хлебом!

- А курить хлеб у нее привычки нет? - на всякий случай уточнил попутчик.

- Я тебе о серьезных вещах сейчас, между прочим, говорю, а ты со своими шуточками, - типа обиделся Дэн.

- Ты вообще сам то понимаешь, как это звучит? Вот эти твои типа "серьезные вещи"? - осведомился Семен.

- Понимаю! Короче, Сеня, она столовский хлеб, перед тем как откусить всегда нюхает, ну ты, короче, понял.

- Ну, типа, короче, да, - подтвердил он. Потом помолчал и добавил:

- Еще пункты будут?

- Че? - не понял Дэн

- Ну, во-первых, во-вторых... В-третьих будет?

- А, Семен Семеныч! Да, будет! В-третьих, за этой девочкой так ни разу никто и не пришел! И мне, дураку, надо было дождаться вечера! Вот я лопух!

- Согласен! - поддержал его друг.

- Мне надо было просидеть там весь день до вечера, чтобы солнце село!

- А смысл? Тебе вроде и так было понятно, что это все не по-настоящему.

- А, ну да! Я просто пытался понять просто это бабкин пунктик или воспоминание сфабриковано и навязано ей. Хотя если ей его подсунули, пытаясь выдать за настоящее, то смену дня и ночи предусмотрели бы все равно, - говорил он вслух, но уже больше сам с собой.

- А пока ты там сидел с ней или ходил, чем девочка занималась? Так и стояла?

- Нет, она там играла, песенки какие-то пела, какие-то травки по дороге рвала, короче вела себя как любая нормальная маленькая девочка.

- Только никуда не уходила, - добавил Семен.

- Да, только не уходила. Но у меня опыта общения с маленькими детьми нет, мне она показалась обычной.

- И объясни мне еще один момент. Что значит, бабке его подсунули?

- Ну, так психотерапевты делают. Блокируют какие-то воспоминания или, наоборот, находят в памяти место, где человеку было очень легко, комфортно, безопасно и как только челу становиться совсем плохо, он отправляется в это место в памяти, успокаивается и так далее.

- А сфабрикованное? Это что?

- А вот сфабрикованное - это для нас, для мемо. Когда хотят скрыть какие-то воспоминания от нас, создают такую кладовку искусственно в том месте, где был проход.

- То есть это происки наших?

- Увы, да, - вздохнул Дэн.

- И кто может делать эти кладовки?

- Ну, те же психотерапевты, гипнотезеры...

- Азуры? - добавил Арсений.

- Азуры, - подтвердил Дэн.

Арсений смотрел на Дэна многозначительно, и нетерпеливо помахивал рукой вверх, как дирижер, показывая, что петь надо выше. Он ждал от него догадки, озарения.

- Что!? - тупо спросил Дэн, ничего не понимая.

Семен махнул рукой.

- Что-что? А то, что ты работаешь с одним из них.

- А причем тут Шейн? Он бьется над этим блоком не меньше, чем я. Он пробовал свой гипноз, чтобы снять этот блок. Но блок поставлен мощно, качественно и судя по всему давно.

- А ты уверен, что он пытался его убрать, а не поставил?- не сдавался Семен.

- А смысл? - не сдавался Дэн.- Смысл было приглашать меня работать и ставить мне блок? В том-то и дело, что он год уже пытается вывести эту бабку из ступора. Думал, я там что открою, найду, но и у меня пока ничего не получается.

- А вы уверены, что она действительно старше, чем кажется? Может там просто ошибка в паспорте и все?

- Сень, дело не в ее документах, а в тестах. Их делали в нашем институте. Там столько всяких маркеров и прочего, и все уже на три раза перепроверено. Скорее, там ошибка в ее паспорте в другую строну. Или это не настоящие ее документы, - убеждал он друга.

- То есть она даже старше чем в паспорте, а ей и по паспорту уже 108 лет?

Дэн кивнул. Он резко выворачивал руль влево на пригородную дорогу к дому Иконниковых. Он бы сказал, скорее к поместью Иконниковых, к замку или дворцу Иконниковых, который построил его отец еще до рождения Арсения.

- Жаль, что она ничего не говорит, - подвел Семен печальный итог.

- Думаю, это мало что изменило бы. Может она и не говорит, потому что не помнит ничего. Хотя физиологически ей ничто не мешает говорить - у нее все цело, ну там язык, голосовые связки - весь речевой аппарат.

- Может она обет какой дала? - высказал предположение Дэн.

- Может. Только забыла об этом - поддержал его Дэн.

-           Да, дать дала, а кому - забыла, - и оба засмеялись.

- А когда Шишкин эту "Рожь" написал?

- Все еще надеешься, что бабкина это тема, собственная? Ээээ, даже не буду тебя к Лулу отправлять, так скажу.- Не смог не повыпендироваться Семен, - 1878  год и выставлена была на шестой выставке передвижников.

- Ты меня ненужной инфой не грузи, - возмутился Дэн, то есть теоретически бабка даже подлинник могла видеть.

- Ну, если только теоретически, - многозначительно сказал Семен.

- Ты сказал, у тебя есть копия! - наполнил ему Дэн.

- Хочешь предъявить бабке картину?

- Нет, она дорога мне как память... о шестой выставке передвижников, - съязвил Дэн.

- Хочешь провести еще одну ночь в поезде? - съязвил в ответ Арсений.

- Понял! - он искоса глянул на друга, тот в ответ развел руки, насколько позволяло пространство машины. - Что настолько? - Дэн выпучил глаза.

 - Дэни, 107 на 187см, да плюс рама, - подтвердил Семен.

- Серьезная вещь! - согласился Дэн. - Может у тебя что-то типа плаката есть?

- Нет, но так уж и быть, только ради искусства, что-нибудь придумаю, - согласился Семен.

Они повернули на аллею, ведущую прямо к дому. Ворота были закрыты, но метров за пять они среагировали на датчик, что был у Арсения в виде брелка на ключах и открылись так быстро, что Дэну даже не пришлось нажимать на тормоз.

Все было белым и торжественным, как в сказке: деревья, кусты, подстриженные в форме простых геометрических фигур, белые статуи античных богов. И на фоне всего этого белел изящный замок, который по мере приближения становился все больше, все белее, все наряднее. Толи по пути движения машины тоже стоял какой-нибудь датчик, включающий освещение, толи уже достаточно стемнело, и этот момент совпал с появлением автомобиля, но медленно и неминуемо весь парк и площадка перед домом разгорались каким-то неземным голубым светом, который становился все ярче и ярче по мере увеличения накала ламп. Свет этот делал снег еще белее, а тень темнее, умелой рукой декоратора создавая иллюзию нереальности и замка, и парка, и всего этого мира целиком. Дэн знал куда ехать, но невольно притормозил, очарованный увиденным.

- Да, отец твой умеет с толком потратить деньги, - чтобы как-то отрезветь от увиденного, немного грубо заметил он.

- Этот замок - точная копия маминого родового гнезда, замка семьи Гард, - сухо выдал информацию Арсений.

- Так, а я ж о чем говорю?  - и Дэн направил автомобиль прямо в закрытые ворота гаража.

И снова брелок успел среагировать вовремя, ворота мягко поползли вверх, принимая заснеженную машину в теплые ярко освещенные объятия гаража.

Пока друзья выползали из машины, разминали затекшие от долгой езды ноги и спины, ворота все так же бесшумно закрылись.

- Да, иногда стоит приезжать сюда как все простые смертные, - сказал Семен.

- Да, брат, оно точно стоит того, - подтвердил Дэн.

И они пошли в дом.