В коридоре второго этажа было пусто. В Доме престарелых был послеобеденный сон-час. Они осторожно протиснулись в приоткрытую дверь. Старушка не спала. Но и бодрствованием это сложно было назвать. Она смотрела в одну точку и глаза её ничего не выражали. Дэн кивнул Еве, давая понять, что пора. Ева кивнула в ответ, давая понять, что готова.

Дэн видел это тысячу раз. Поле. Рожь. И маленькая девочка в простой белой рубашке. Ева сказала, что действительно чувствует себя как в кинотеатре. На экране шёл фильм про беззаботную девочку, а в тёмном зале вместо сидящих зрителей стояли закрытые двери.

- Тебе не кажется странным, что они все одинаковые? - спросила Ева.

Дэн пожал плечами.

 - Может быть! Просто я уже привык.

Ева попробовала способ, который помог им с Кэкэчэн и несколько раз громко крикнула «Сара!» но ни один огонёк нигде не появился и не моргнул – с Сарой это не работало. Тогда они пошли вдоль одинаковых рядов дверных полотен, которым не было конца, прислушиваясь у каждой двери. Но везде было одинаково темно и тихо. Дэн не считал, сколько рядов они прошли, но чем выше по рядам они поднимались, тем дальше и ниже становился экран. А двери не кончались.

После вопроса Евы, Дэн тщательно рассматривал каждую дверь, пытаясь найти хоть какие-нибудь отличия, и не находил. Ева же маниакально дёргала каждую ручку, пытаясь открыть хоть одну, уже всё равно какую дверь, но у неё тоже ничего не получалось. Не видя больше в этой затее смысла, она предложила вернуться, когда Дэн что-то услышал. Он приложил пальцем к губам, призывая её молчать и уверенно потянул её ещё выше по рядам. Да, теперь он точно это слышал - плач! Там кто-то плакал! Женщина!

Он побежал наверх, Ева едва за ним успевала. Он прислонилась ухом к одной из ничем не выделяющихся дверей. Потом к соседней. Потом к предыдущей. Ещё раз прислушался - определённо, плач раздавался именно из-за этой двери. Дэн попробовал её открыть, но ожидаемо она не поддавалась. Ева тоже не знала, что делать.

- Только не умолкай! - уговаривала она плачущий голос, - Пожалуйста, только не молчи!

 Но звук, который сначала был плачем, стал стихать и постепенно превратился в жалобное скуление, а потом сменился на тихие всхлипывания. Ева, перехватившая инициативу, переключилась на упрямую дверь, которую она трясла за ручку, рискуя вырвать её или сломать.

- Открывайся! – крикнула она зло и стукнула по рычагу.

Замок щёлкнул, и к бесконечному удивлению обоих, бесшумно и мягко дверь открылась. Так просто, что Ева даже не сразу осознала это, замерев в нерешительности. Зато очень хорошо осознал Дэн, он буквально втащил Еву за собой в образовавшийся проём.

 В тёмном помещении не было ничего. Пустые стены, деревянный крашеный пол. Заложенное кирпичом окно на противоположной от входа стене. И всё, только в самом углу у этого окна едва заметная в темноте фигурка женщины, сидящей на полу.

- Сара! - кинулся к ней Дэн.

- Доктор? – узнала его девушка, хотя он был даже не больничной униформе.

Он опустился перед ней на колени, вглядываясь в лицо. Да, он уже видел это лицо с огромными грустными глазами. Он видел эти светлые волосы. Она была в тех своих воспоминаниях ещё совсем маленькой девочкой, но он без труда её узнал.

- Как вы здесь оказались? - Сара посмотрела на Еву и испугалась.

- Это Ева, Сара, не бойся! Если бы не она, я бы никогда не открыл эту дверь, - успокоил он пленницу.

- Если бы ты не плакала, мы бы тебя никогда не нашли, - подала голос Ева.

- А говорят, что слезы - это пустое, - вдруг улыбнулась Сара.

- Да, меня тоже буквально сегодня назвали Плаксой, - сердито посмотрела Ева на Дэна, - Теперь я уверена, что плакать очень даже полезно.

- Что вообще происходит? - спросил Дэн, показывая на эти пустые стены.

- Ничего, - улыбнулась ему Сара, - меня снова заперли. Только раньше здесь было окно, - она показала на кирпичную стену, - а в комнате стояли стол, стул, кровать и даже полка с книгами. Но какое-то время назад, буквально сразу как мы поговорили, одна из комнат неожиданно захлопнулась, и я осталась запертой в ней. Вот в этой совершенно пустой комнате. Обычно я не плачу - я привыкла молчать. Но я чувствую, что это тело скоро умрёт и боюсь, что не умру вместе с ним. Что тогда со мной будет?

Она смотрела то на Дэна, то на Еву своими огромными какими-то по-детски испуганными глазами и у Дэна сердце разрывалось от этого взгляда.

- Ты помнишь, как попала сюда? - спросил Дэн.

- Помню, - неожиданно сказала Сара. - Только я не знаю, как именно это произошло. Я думала, что умерла и попала в рай. Или в ад. Я не понимала куда я попала.

- И всё же как это произошло? - настаивала Ева.

- Я была в роддоме. И у меня родилась чудесная девочка. Я помню её маленькое личико с опухшими глазками. Я помню, как мне показали каждый её крохотный пальчик. И как я была счастлива. Только потом что-то пошло не так. Что-то сильно неправильно. И я умерла. Я точно помню, что умерла. Помню своё бездыханное тело. Помню врача, который не переставал бороться за мою уже потерянную жизнь. Помню плач моей малютки. Он режет мне сердце до сих пор. Но я уже ничего не могла сделать. И я помню, что милая рыжеволосая девушка взяла меня за руку и сказала, что мне больше не надо ни о чём беспокоиться. И я поверила ей и готова была с ней пойти, но потом все словно затрещало, как в сломанном радио и я очнулась здесь. Ни в раю, ни в аду. В чужом теле. И в чужой жизни.

- Сколько тебе было лет? - спросила Ева.

- После прошлого разговора с доктором, я точно вспомнила. Мне было 25, когда родилась моя малышка.

- Двадцать пять? - переспросил Дэн. По крайней мере то, что Сара потеряла ребёнка в двадцать пять бабка знала точно.

- Ты помнишь какой это был год? - спросила Ева.

- Не помню, - с сожалением ответила Сара.

- Сейчас посчитаем! - сказал Дэн, - Ты родилась в гетто, и тебя забрали из детского дома в 1949 году, тебе было лет 10. Значит, где-то в 1965-67 годах ты родила свою дочь.

- Откуда вы всё это про меня знаете? - удивилась Сара.

- Частично ты рассказала сама. Я видел твои воспоминания своими глазами, - ответил Дэн.

- Да, да я понимаю, и вы сейчас здесь, потому что это умеете. И я так много всего вспомнила тогда, - она вздохнула, - Но потом снова этот ужасный звук и дверь захлопнулась, и всё исчезло. Всё - моя память и с ней вся моя жизнь.

Она поднялась и стала водить руками по кирпичному окну, беспомощно оглядываясь.

- Они там! – сказала она, обращаясь к Дэну.

- Кто? – переспросил он.

- Мои воспоминания. Они там, за этой стеной.

Дэн не понимал, что все это значит, но обязан был что-то сделать и как-то ей помочь! Но он не знал, что. И не знал, как. Единственное что приходило ему в голову – это попытаться избавиться от этой ненавистной кирпичной кладки. Он подошёл к Саре и толкнул стену руками, потом упёрся в неё плечом, потом спиной, помогая себе ногами, потом ему стала помогать Ева, и они толкали её вдвоём. Бесполезно! Окно было замуровано намертво.

Дэн отрицательно покачал головой, но Ева не была настроена сдаваться.

- Давай! Давай! – обращалась она скорее к холодному кирпичу, чем к Дэну, снова наваливаясь.

Он едва успел отдёрнуть Еву назад в комнату - стена рухнула наружу целиком. Они зажмурились от яркого света. Но когда глаза привыкли, за исчезнувшей стеной все разом увидели огромное бескрайнее жёлтое поле. И рожь клонилась и шуршала на нем спелыми колосьями. И три корявых сосны по-прежнему торчали на фоне бесконечно-синего неба. В-общем, все как на центральном экране этого "кинотеатра". Только девочки нигде не было видно.

Ева попробовала выйти. Получилось легко, но Дэн настоял, чтобы она вернулась обратно. Он знал, что это было опасно. Она ещё нет. Сара тоже вышла. Ей бояться было нечего.

- Удивительно, какой густой воздух, - сказала она, глубоко вдыхая, - Смотрите, это ласточки!

Дэн помнил этих чёртовых ласточек и эти корявые сосны. И эту картину Шишкина, будь она не ладна!

- Такое чувство, что будет дождь! - продолжала радоваться Сара.

Его никогда не будет, Дэн это точно знал, но так и не смог произнести этого вслух. И он придумал, что ему сейчас сделать. Ева поняла всё без слов.

- Сара! - позвала она пленницу, - Подойди пожалуйста! И возьми Дэна за руку.

Сара пожала плечами, но сделала то, о чём они попросили.

Дэн попытался вернуться в свою комнату, потом в комнату бабки, потом в квартиру к Еве. Но Сара висела на его руке словно камень, и он не мог с ней переместиться, как бы ни старался.

- Не получается! - сказал он Еве разочарованно.

- Не получается, что? - Сара ничего не понимала и ничего не хотела понимать - словно заворожённая она смотрела из темной комнаты на ржаное поле и, казалось, ничего не хотела больше, чем вернуться туда.

- Пусть она идёт! - сказала Ева обречённо, - когда мы будем знать, как это сделать, мы вернёмся за ней, - сказала Ева Дэну как можно тише.

Но Сара и не прислушивались. Она выбежала, как только Дэн отпустил её руку, и он только сейчас заметил, что на ней такая же длинная белая рубашка как на той маленькой девочке, что бегала здесь раньше. Ему стало не по себе, но они действительно ничем не могли ей сейчас помочь, поэтому он просто выдохнул, и они оказались снова в Евиной квартире.

- Что это было, Дэн? - поднимаясь с кровати, выпалила Ева.

- Я не знаю, но это явно работа психиатра и судя по всему, не простого, а нашего азура. Только они умеют работать с бессознательным. Только они умеют не только разбирать, но и создавать этот бред.

- Нам нужен этот грёбаный мозгоправ! - решительно сказала Ева.

- Полностью с тобой согласен! – поддержал её Дэн.

Ева посмотрела на часы.

- Мне пора собираться, - сказала она, вытаскивая из шкафа полотенце.

- Давай! - сказал Дэн ободряюще.

Как бы ни была Ева расстроена этой встречей с Сарой, но предстоящая встреча с его родителями явно волновала её больше. И чем ближе был вечер, тем страшнее ей становилось. Он тоже немного переживал, но Ева нервничала так, что не могла краситься - у неё тряслись руки. Она уже готова была разрыдаться, так как не знала, как ей с этим справиться.

- Дэн, что мне из этого одеть? - спросила она несчастным голосом и вывалила перед ним весь свой гардероб.

Он понял, что дело совсем плохо.

- Одевайся так же как вчера, - сказал он, стараясь не смотреть на этот пугающий его ворох одежды.

- Я что второй день буду в одном и том же? - возмутилась Ева.

- Конечно! Во-первых, этого никто кроме меня не знает, а во-вторых, тебе очень идёт и эта блузка, и этот синий кулон. Что это, кстати, за камень?

- Не знаю, мне кажется просто пластмасса, - Ева принесла и держала его в руке.

- Нет, это определённо камень. Мне кажется это какой-то глаз. Кошачий, наверно, - улыбнулся он девушке.

- Лягушачий, - передразнила она его.

- Я видел лягушачьи, они жёлтые, - крикнул он ей вслед, хотя понятия не имел какого цвета у лягушек глаза.

Ей стало немного легче, когда она оделась. Придирчиво оглядев и понюхав блузку, она осталась более-менее довольна. Дэна умиляла эта её пустая, как ему казалось, суета, но он не показывал вида. Еву же эта суета убивала. Она не могла сидеть, а ехать ещё было рано. Она не могла даже стоять на месте. Она ходила по комнате, заламывая руки, которые не знала куда деть.

Его перестало забавлять её волнение. Он не думал, что это будет настолько серьёзно, но Ева поминутно вздыхала, словно ей не хватало воздуха. Он чувствовал, что должен ей помочь. Ни слова ни говоря он ушёл в кухню и вернулся с бокалом вина.

- Чувствую пора пустить в ход тяжёлую артиллерию, -  улыбнулся он, протягивая ей бокал.

- Чтобы твои родители подумали, что я алкоголичка? - строго посмотрев на бокал, сказала Ева.

 - Какая разница что подумают о тебе люди, которым ты нужна для опытов? - спросил Дэн серьёзно.

Ева посмотрела на него косо, но всё же взяла бокал и выпила. До дна. Одним залпом.

 Он забрал у неё пустой бокал, с непроницаемым лицом ушёл на кухню и вернулся снова с полным бокалом.

- Ты издеваешься? - спросила Ева.

 Но он невозмутимо протягивал ей второй бокал.

- Ладно! - она осушила второй бокал, а он снова молча ушёл и принёс полный третий уже бокал.

- Третья же за Любовь? - спросила Ева, но ей не нужен был ответ, - Любовь этого стоит!

Она выпила и третий. И всосавшееся, наконец, в кровь вино подействовало именно так, как надо. В ней проснулась какая-то скрытая сила, мрачная решимость и черт знает, что ещё. Она посмотрела на него в упор.

- В конце концов, будь твои родители даже страшней чем цены на нефть, мне нужны не они, а ты. А ты... жалко, что ты не в галстуке! - сказала Ева, подходя к нему вплотную, - Придётся импровизировать!

 И она притянула его к себе за ремень брюк.

Он смотрел на неё спокойно и равнодушно. Как же она была хороша сейчас! И он точно знал, как себя сейчас вести и не отводил глаза ни на секунду. Его спокойствие только подстёгивало её отвагу. Она смотрела в его холодные глаза с вызовом, словно ей тоже было всё равно. И ему действительно было на всё плевать - лишь бы она была сейчас с ним. Здесь и сейчас. Только здесь и именно сейчас. И не стало прошлого, и не будет будущего. Здесь и сейчас. Он и она.

Она сняла через голову блузку и бросила её куда-то в пространство. Его футболка отправилась следом. Ему не хотелось останавливаться, но вчерашний лейкопластырь на её раненом плече вернул его в действительность. И выражение его лица сменилось с равнодушного на озабоченное.

- Вот дылда! - сказала она, потирая рукой затёкшую шею, и уронив голову на его голую грудь. - Я устала задирать голову.

 И захихикала. А он вместо того, чтобы срывать с неё одежду дальше, стал отклеивать лейкопластырь.

- Мы забыли промыть рану, - сказал он.

- Нам просто было вчера не до того, - отмахнулась она.

- А утром? - он расстроился, что забыл, - Сиди здесь. Я принесу полотенце.

 . "Как-то не задалось с эротикой!" – подумал он, выходя из ванной с полотенцем, антисептиком и свежим бинтом.

Она держала полотенце, он обильно проливал лекарством шов на её плече. Ей было не больно, но она морщилась и отворачивалась - мокро, холодно, раствор тёк по голому телу. Он закончил с повязкой, критически осмотрев полученный результат, и взгляд его невольно скользнул на её обнажённую грудь. На ставший упругим от холодной жидкости сосок. Это было сильнее его. Он прикоснулся к нему пальцем. Это было сильнее их обоих. Последнее, что он помнил - это жёсткая книга, которую она скинула на пол из-под своей спины.

 И любимый Евин диван по центу комнаты с честью прошёл свою проверку на прочность. Надо отдать должное его производителям - он не скрипел, не прогибался и не стонал. Он мягко пружинил и ритмично вздрагивал, но ни на миллиметр не сдвинулся с того места, на котором стоял. Он просто уступил эстафету ковру, когда вино в Евиной крови решило за Еву, что теперь она сверху. Неизвестно, что бы подумал диван и обиделся ли журнальный столик, когда Дэн одним точным движением небрежно сдвинул его в сторону, если бы они умели думать и обижаться. Никто бы не услышал их мнения, даже если бы они стояли в сторонке и переговаривались. Эти двое на ковре принадлежали только друг другу. Здесь и сейчас.

- Надо запомнить, как называется это вино, - сказал Дэн, все ещё прижимая к себе Еву одной рукой.

- Мне показалось или мы куда-то должны были идти? - спросила Ева, поднимая голову, но не открывая глаза.

- Тебе показалось, - ответил Дэн, снова прижимая её голову к своей груди.

- Ммннн, показалось, - промычала она и улыбнулась.

 Дэн украдкой посмотрел на часы. Он бы не посмел её поднять, будь они даже записаны на приём к единственному терапевту на тридцать четыре участка. Но она открыла глаза и хитро улыбнулась.

- Я готова! Я готова пойти даже в клетку к Люциферу, а не просто на ужин к твоим родителям. - сказала она.

- Не уверен, что второе безопаснее. Но, если уж ты готова, то лучше нам поторопиться.

И он поднялся на ноги.

Все их вещи валялись как попало, помятые и вывернутые наизнанку, но теперь её не интересовали такие мелочи. Она не стала надевать ничего другого - немного подпудрила носик, немного поправила причёску. Ему не требовалось одобрение родителей – она была нужна ему, он точно это знал. И она смотрела сейчас на него так преданно и так ласково, что он чувствовал себя счастливым.

- Люди, которые тебя родили и воспитали, не могут быть плохими, - сказала она.