Не так планировала провести Ева эту Новогоднюю ночь. Но утром вернувшись из больницы и упав без сил на кровать прямо на своё, так и не надетое платье, она не могла сдержать улыбку. Наверно, всему виной был выброс гормонов после перенесённых волнений, но она чувствовала себя счастливой. Феликс поправится, и всю эту долгую ночь Дэн был рядом. Просто был рядом.

Он не позволил себе к ней даже прикоснуться и старался не смотреть на неё, только на Эмму. Но Эмма так переживала, что даже не замечала его взглядов. Виктория же была так поглощена заботой о Феликсе, что не обращала внимания, куда смотрит Дэн. И только эти два голубка, Арсений и Изабелла, не отпускали друг друга ни на секунду, и на это уже было невыносимо смотреть.

Только под утро, когда все невозможно устали и Феликс пришёл в себя, Ева позволила себе прилечь на тёплое плечо Дэна. Она чувствовала, как он окаменел от её прикосновения и дышал так осторожно, что Ева только видела, как в такт дыханию поднималась и опускалась его грудь — её голова на его плече ни разу не качнулась.

Она закрыла глаза. Даже тело этой незнакомой женщины, в которое она заключена как в темницу, отзывалось на его тепло, на упругость его мышц, на едва различимый знакомый запах мыла и даже на плотную вязку его свитера. Она была уверена, что это тот самый свитер, в котором Дэн первый раз обнял её на продуваемом со всех сторон перроне. Рельефный узор отпечатался на её лице, и приятное чувство, что пусть недолго, но с ней будет что-то от Дэна, снова и снова тянуло её руку к помятой щеке.

Она приложила ладонь к лицу — он остался вот здесь. Спать расхотелось. Несчастное платье ничем не виновато, что Еве не нравилось. Это не повод его мять. Оно было великолепно, и хорошо, что не пригодилось, может быть, Анна Гард куда-нибудь ещё сходит в нём, если ушьёт в талии. Пусть висит в шкафу до этих времён!

Жаль, что ей не разрешили вместе со всеми пить литрами больничный кофе. Жаль, что, когда приехали Франкин, Клара и Альберт Борисович, её отправили домой с водителем, а свою беременную невесту Дэн повёз домой сам. Ева всё равно была счастлива — она поняла всю ту абракадабру, что в их предпоследнюю встречу наговорил ей Дэн — он не делал того, что она не сможет ему простить. И это не просто давало ей надежду, это меняло всё.

В тот миг, когда прозвучал выстрел, она ничего не поняла. Это было такое же состояние как в прошлый раз, когда выстрелили в неё — события развивались быстрее, чем мозг их осознавал. Но в тот момент, когда она увидела на полу окровавленного Феликса и поняла, что стреляли в Дэна, что-то щёлкнуло в голове, что-то отключившее её самолюбие, её упрямство, её принципиальность. Все это было таким неважным и таким глупым, если бы там на полу лежал окровавленный Дэн. Ужас от того, что она может потерять Феликса, был просто леденящим, он сковывал, он парализовывал, он не давал думать. Но осознание того, что на его месте мог быть Дэн промораживало насквозь, мёрзлым крошевом сметая всё ненужное, оголяя истинное, горячее, живое. Она пыталась забыть, сбежать, спрятаться в чужом теле от того, что единственное важно.

  — На твоём месте должен быть я! — сказал Дэн Феликсу, когда он очнулся. Серьёзно сказал, виновато. Но Феликс не зря казался Еве на одной волне с ними.

— Напьёшься — будешь, — ответил он. И эту бородатую шутку из старого советского фильма в такой важный момент оценили только Дэн и Ева.

— Почему ты не инспирировался? — спросила его раздосадованная Виктория.

— Потому что за мной был Дэн. Какой смысл был в этом рывке, если бы я просто исчез при этом? — даже после наркоза Феликс соображал лучше, чем эта курица.

— А ты почему не инспирировался? — набросилась на Дэна Изабелла.

— Потому что за Дэном была Ева, — ответил за него Феликс. Если бы мы оба исчезли, пулю получила бы она. Он сказал это таким тоном, что, если бы кто-то ещё спросил, почему не инспирировалась Ева — он пояснил бы и третий раз: "Потому что она беременная". Словно вся эта сложная комбинация ходов была им давным-давно просчитана, и он не просто сломя голову бросился под пулю, а совершил вполне себе обдуманный поступок.

Ему повезло, что Арсений в последний момент успел сбить стрелявшего, дуло направленное Дэну в грудь дёрнулось и Феликс получил пулю в живот. В левую часть живота. Наверно, все было серьёзнее, чем изображал Феликс. Он шутил, что его всего лишь второй раз ткнули прутом в ту же дырку, а дырка — это пустое место, там просто нечего повредить. Зря говорят, что снаряд в одну воронку два раза не падает — пуля действительно прошла по его старому шраму.

Как бы то ни было, врачи сказали, что угрозы жизни нет, и он поправится. А Ева поняла, что тратить свою жизнь на обиды и претензии глупо. Ей плохо без Дэна, да и он страдает. Если ли смысл мучить друг друга, когда, возможно, им и так осталось вместе так мало. Пророчество никто не отменял, и миссия все ещё определяет её жизнь. Кто знает, как всё повернётся.

Правда, миссия пока была призрачна, а вот беременность реальна. И что бы там Ева себе не надумала, тело связывало её по рукам и ногам, а Виктория по-прежнему невеста Дэна. Виктория… и ревность зацарапала когтями по стеклу.

 Ревность, заткнись!

Ева открыла планшет ни на что не надеясь, и утром первого января обнаружила письмо от подруги.

Поздравления и пожелания она прочитала по диагонали, пока не дошла до главного.

"Не думала, что проведу эту ночь столь интересно! Читала твой роман не отрываясь. Это же роман, да? Слушай, как только ты все это придумала? Честно скажу, переживала, что мне придётся говорить тебе неприятные вещи: что написано плохо и как-то тебя оправдывать или самой оправдываться. Но, черт, классно! Немного напрягало, что имена у героев такие же, как и в жизни, но потом совершенно перестала об этом думать, потому что там действительно много правды. И я потом ещё расспрошу тебя подробнее, сейчас же у меня только один вопрос: вот этот разговор, когда Дэн просил тебя дать ему ещё один шанс и просил прощения, он настоящий? Или ты его придумала? Потому что если он настоящий, то, знаешь, что-то во всей этой истории с его изменой нечисто. Вот не выглядит он с твоих слов виновным. Дэн, который ни разу не дал тебе повода сомневаться в своей искренности, своей порядочности и своём благородстве и вдруг лицемерный обманщик? Это полный бред! Да, он признался. Да, он сам признался! Но у меня сложилось стойкое ощущение, что он сделал это под давлением обстоятельств, причём настолько непреодолимых, что это меньшее, что он смог сделать. И как минимум в этом виновата Виктория. Уж кого-кого, а вот эту сучку крашеную я бы за космы потрясла! Давай пиши, что там у тебя дальше в книжке. Я жду! И позвони ему! Просто заклинаю тебя — позвони! Не дай смыть свою жизнь в унитаз. Она такая короткая."

Ева перечитала ещё раз. А потом ещё. И ещё. Удивительно, как Роза по одним только написанным словам улавливала и Евино настроение и, истину, которая от Евы всё ускользала. Она закрыла сообщение и потянулась за телефоном. «Ты хочешь позвонить ему сама?»

 Гордость, заткнись!

Её ожидало два сюрприза: звук у телефона отключён, и от Дэна пришло сообщение. Он её опередил. "Ты забыла свой шарф". Четыре слова и больше ничего. Всего лишь? — сказал бы кто-нибудь, только не Ева. Да, она действительно забыла в больнице шарф. Но это был шарф. ШАРФ! И только Дэн понимал, как много значила для неё эта скромная деталь одежды, как дорого ей это слово, и это короткое сообщение.

"Надеюсь, он не пахнет капустой?"

"Не уверен. Приходи, проверь. Он ждёт тебя в столовой."

Дэн здесь! Он отвёз Вики и вернулся! Ева металась по комнате, не зная, что ей делать. Она даже не переоделась. Как натянула на себя перед поездкой в больницу одежду поудобней — так в ней и лазила. Переодеться? К чёрту! Сойдёт и так.

Она волновалась так, словно шла на первое свидание. А ведь она была беременной матерью взрослого сына. Где эта благородная невозмутимость Анны Гард? Она бы сейчас ей так пригодилась.

Ева бегом спустилась с лестницы и все ещё торопилась, когда шла по непривычно пустому и уже чисто убранному залу гостиной. Преодолела три ступеньки, отделяющие столовую от гостиной… за столом только Алька.

— Альбертина? — Ева растерянно осматривала пустой стол, накрытый на одну персону.

— Привет! — сказала девушка, одновременно жуя торт и с кем-то переписываясь. — Слышала, у вас выдалась тяжёлая ночка?

— Да. От кого слышала?

— Дэн был здесь. Он просил передать тебе вот это. Ты же Ева, я ничего не напутала?

Она достала с соседнего стула и положила на стол шарф, с сомнением глядя на Еву.

— Да, я — Ева. А ты какими судьбами в такую рань?

— С вечерины. Дома пусто. А здесь столько вкусного осталось, жаль, если пропадёт, — она снова уткнулась в телефон.

— Я думала, ты праздновала вместе со всеми.

— Издеваешься? Я и куча пенсов? Ну, уж нет! Меня уговорили приехать покататься на коньках. А в остальном здесь была такая скукотища.

Девушка презрительно скривилась.

— Рада, что тебе понравилось, — улыбнулась Ева, опускаясь напротив неё на стул.

— Рекомендую торт! — сказала Алька, строча сообщение.

— Анна Алексеевна, чай, кофе? — словно по мановению волшебной палочки возле стола появилась экономка.

— Господи, Антонина Михайловна, вы когда-нибудь спите?

— Конечно, как все! — невозмутимо ответила женщина. — Думаю, зелёный чай будет в самый раз.

И она отправилась в кухню.

— Странно видеть тебя такой, — искоса посмотрела на неё Алька. — Но выглядишь отлично. Двадцать лет в стеклянном гробу, а как новенькая.

— Даже не знаю благодарить ли тебя за столь изысканный комплемент.

— Не благодари, — и она вновь застучала по экрану.

Ева едва сдержала тяжёлый вздох. Дэна не было.

— Кстати, знаешь, что благодаря тебе я выяснила интересную вещь, — сказала Алька, откладывая телефон. — Мне за неё даже Нобелевскую премию могут дать.

 — Серьёзно? — улыбнулась Ева. — Алисангам тоже дают Нобелевские премии? И причём здесь я?

— Ха! Да там через одного наши! Но за моё, конечно, Шнобелевскую никак. Но у нас есть похожая. За заслуги в медицине. — У Альки прямо загорелись глаза. — А ты при том, что твоя кровь натолкнула меня на это исследование.

— Что же такого выдающегося ты обнаружила? — Ева кивнула экономке в благодарность за большую кружку тёплого чая и бутерброд.

— Проси торт, — подсказала ей Алька. И Антонина Михайловна даже затормозила и обернулась, но Ева отрицательно покачала головой.

— Не люблю сладкое. Так что за исследование?

— Всегда считалось, что у алисангов четыре группы крови. У каждого своя. У кер чисто медная, у азуров с кобальтом, у мимо в ней железо, а у венетов — никель. Но я выяснила, что это не так. Кобальта нет. То есть он есть. И у азуров в крови его больше всего, но группу крови определяет не он.

— То есть групп крови всего три?

— Четыре и они абсолютно совместимы, и никак не влияют на размножение. Медь-медь, медь-железо, медь-никель и… железо-никель. Четвёртая — самая редкая! Чаще всего встречается у азуров. Но на полномасштабное исследование мне нужно сначала получить одобрение Совета и грант.

— А моя кровь? Она отличается от остальных?

Алька говорила об этом так легко, словно это был не прорыв в их медицине, а что-то сродни выхода нового сезона сериала. Она ела торт, запивала его чаем и сообщала подробности анатомии как содержание предыдущих серий сезона.

— Да, и после инициации она изменилась до неузнаваемости. Ты — универсальный донор, но твою кровь можно разделить только на три части. Грубо говоря, слить, отфильтровать, и осадок разделить на три фракции.

— И что будет в этих трёх банках? — спросила Ева, не зная, как на это реагировать.

— Жгёшь? — усмехнулась Алька, но её телефон на столе снова пиликнул, и она отвлеклась.

— Какие интересные у вас телефоны, — обратила внимание Ева, когда Алька, настрочив сообщение, снова положила его на скатерть.

— И не говори. Как он меня бесит, этот пластмассовый хлам. Но деваться-то некуда. А у тебя разве не такой? — она ревниво посмотрела, как Ева брякнула об стол тонким металлическим корпусом.

— Я же с ним не перемещаюсь, — пояснила Ева.

— Точно, у тебя же и тела то нет, чтобы перемещаться, не то, что телефона.

Подбирать слова деликатнее Алька даже не старалась, рубила с плеча как есть.

— А куда исчез Дэн? — между вопросами про кровь или про парня, Ева выбрала важнейший.

— Понятия не имею. Он сидел тебя ждал, когда ему позвонили. И видимо, звонок был важный, потому что лицо у него опять стало несчастным, он отдал мне шарф и сразу свалил. Уф! — Она отодвинула от себя пустую тарелку. — Нажралась как слон.

— Может быть, что-то выяснили про стрелявшего? — предположила Ева. — Ума не приложу, кто и зачем хотел его убить.

— Кого? Феликса?

— Нет, Аль, стреляли в Дэна.

Несмотря на постоянное показное равнодушие и презрение к брату, Ева видела, как на лице девушки появилась тревога.

— Опять в Дэна? Чёрт!

— Что значит опять?

— В тот день, когда попали в тебя, стреляли тоже в него, — она нахмурила брови и изучающе разглядывала Еву. — Хочешь сказать, что ты не знала?

— Первый раз слышу, — Ева растерянно моргала глазами.

— Да он и сам совсем недавно узнал. Наверно, вы к тому времени уже поссорились. — Алька барабанила по столу разноцветными искусственными ногтями.  —Пуля была со стирающим память веществом. Если бы не твоя человеческая кровь, ты бы тоже многое забыла. Подозреваю, что доза там была лошадиная. А Феликс, кстати, память потерял?

— Вроде нет, — пожала плечами Ева. — По крайней мере, последние события перед выстрелом он помнил хорошо, и детство тоже.

— Чёрт! — девушка беспокойно забарабанила по столу пальцами. — Это плохо.

— Плохо, что он не потерял память?

— Ева, да, плохо! Значит, стреляли, чтобы убить. Убить, понимаешь? А он что-нибудь сказал, этот стрелок?

— То же самое, что и прошлый раз. «Сдохни, сука!» Больше я ничего не слышала. Но зачем? За что? Кто?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — Алька развела руками в ответ.

— А прошлый раз что он должен был забыть?

— Давай, ты сама у него спросишь. А то я чего-нибудь ляпну, а тебе волноваться нельзя, да и знать, наверно, многого не положено. Так что, ладно, давай! Пошла я!

Она подняла руку на прощанье.

— Пока! — сказала Ева оставшемуся от Альки пустому месту, так быстро она исчезла.

У неё не укладывалось в голове — кто-то хочет убить Дэна. И страх за него ядом проникал под кожу и ноющей болью пульсировал в груди. Зная, что Дэн не рядом, но где-то есть, ходит, говорит, дышит, Ева с трудом могла жить. О том, что его не станет, было невозможно даже думать. Её душили слёзы и бессилие, накрывали одиночество и пустота. Зачем только она влезла в это тело! «Стоп, не обо мне речь!»

Жалость к себе, заткнись!