Феликс помнил с детства этот парк. И это огромное Колесо Обозрения, возле которого они стояли, немного вдалеке от людей. Правда, в его детстве оно уже было металлоломом, который готовились демонтировать. Сейчас же, давно не сверкающее свежей краской, оно ещё работало.

Пока они ждали, скрываясь от палящего солнца под старым тополем, Дэн рассказал Феликсу, что Алиенора была здесь прошлый раз с Арсением.

— Какой это год? — спросил Феликс.

— 1991, конец июня, — ответила Алиенора, обмахиваясь газетой, которую она и предъявила в подтверждение своих слов.

— Всего через полтора месяца я должен появиться на свет, — сказал Дэн.

— А мне в ноябре исполнится три, — ответил Феликс. — А может тоже в августе? В Варшаве был август, а здесь ноябрь.

— У Евы скоро день рождения, — сказал Дэн. — А вот и её родители.

 Эту парочку, что шла прямиком к очереди в кассу, трудно было не заметить. Они были красивы, молоды и счастливы.

Ева похожа на мать, решил Феликс, но чем-то неуловимым, неявным. Может быть овалом лица, или этим наклоном головы, или цветом волос. И уж точно не похожа на отца. Никто и при большом желании не признал бы в кучерявом светловолосом парне бога, тем более древнегреческого. Он не вызывал вопросов. А вот Дэн с Феликсом вызывали. Особенно Феликс, которому пришлось прятать так и оставшиеся на нём ножны за спину под ремень брюк и париться в блейзере.

Эти двое влюблённых встали в очередь и Алиенора, а вслед за ней и Дэн с Феликсом заняли место за ними.

Люди оборачивались на них со смесью восторга и удивления. Их принимали за иностранцев. Деваться было некуда, пришлось усиленно изображать акцент.

Феликсу невыносимо хотелось спрятаться за тёмными очками, но их не было.

— Напомни мне в следующий раз взять с собой очки, — пробубнил он Дэну на английском, рассматривая выщербленный асфальт под ногами.

— С твоей стопроцентной арийской внешностью тебе больше пойдёт немецкий, — ответил ему Дэн.

— А в твоём баварском не хватает мягкости, — заметил ему Феликс.

— Зато баварской самоуверенности в нём, хоть отбавляй, — вставила Алиенора по-русски.

 Мать Евы их появление не сильно взволновало. Их тарабарщину она не понимала и Алиенору не помнила. А вот Пеон к их разговору прислушивался, причём явно разобрал все языки, которые они смешали. Феликс, подняв глаза, увидел его короткий взгляд на Дэна и лёгкую полуулыбку, которой он сопроводил замечание старушки.

Феликса он удостоил большим вниманием. В его синих как летнее небо глазах была вечность, и она словно втягивала в себя Феликса. Он чувствовал эту бездну и исходящую из неё силу, но выдержал. И Пеон отвёл глаза первым.

 В этот раз на земле с мамой Евы оставили Алиенору, а парни заняли одну общую кабинку, похожую на небольшую металлическую корзину.

Дэн надеялся уложиться со своими вопросами в двадцать минут полного оборота этого огромного колеса, но отец Евы явно решил иначе. Едва их корзина медленно поплыла вверх, они оказались в плотном тумане, и Пеон придержал их обоих за руки, чтобы они не попадали на пол. На жёсткий мраморный пол, который оказался у них под ногами.

От белоснежного мрамора тянуло прохладой, и Феликс с облегчением снял свой пиджак, наслаждаясь свежестью воздуха. Огромный балкон от застывших под ним пухлых облаков, отгораживали стройные столбики перил.

— Даже так? — нагнулся через перила Феликс. — Это что? Олимп?

— Место, где нам никто не сможет помешать, — ответил парень в белом хитоне с золотой отделкой, и Феликс удивился, признав в нём Пеона.

— Серьёзно, где мы? — повторил это заглядывание за перила вслед за Феликсом и Дэн.

— Скажем так: где-то между небом и землёй, — ответил этот наряженный согласно древнегреческой традиции бог. — А вы я смотрю при оружии?

— А, это? — и Феликс, помня какой короткий его меч, небрежно дёрнул рукоять, но к своему удивлению извлёк на свет полноценный клинок. Только деревянный.

— Ксифос. Почти спартанский. Похвально, — хмыкнул Пеон.

Глядя на него Феликс отчётливо понимал, что все изображения Аполлона, что услужливо предоставляла Лулу, все статуи, картины и гравюры были просто выдуманы людьми. Светловолосый, кучерявый, с веснушками на тонком прямом носу, с серьёзным пронзительно синим взглядом, он выглядел величественно, но не столь великолепно, по мнению Феликса, как принято описывать. Но больше чем бог его интересовал сейчас этот игрушечный меч.

— Ничего не понимаю, — Феликс повернулся к Дэну, предъявляя ему оружие.

— Не советую размахивать, — предупредил Аполлон. — Страшная вещь и в вашем мире очень редкая.

— Шутишь? — Дэн рассматривал деревянное лезвие сантиметров сорока в длину, проводя по нему пальцами. Даже для детей его обтачивают сильнее. — По идее оно должно быть обоюдоострым.

— Очень редкое дерево. Можно сказать, единственное. То самое, на котором, если я не ошибаюсь, сейчас наливаются плоды.

И замолчал, не добавив больше ни слова, хотя Феликс ждал пояснений.

— Мы, — начал Дэн, делая шаг навстречу Аполлону.

— Я знаю, кто вы, — сказал он спокойно, но вытянул вперёд руку, приказывая стоять на месте. — Вы последние из избранных. И самые худшие.

— Многообещающее начало, — сказал Феликс, убирая свой незатейливый меч в ножны. — И чем же мы так плохи?

— Вы слабые. Вы слепые. Вы обделённые.

Он сказал это, высокомерно подняв голову, и Феликс подумал, что в его кудрях не хватает золотого лаврового венка.

— То есть, у нас нет шансов? — спросил Дэн.

Феликс чувствовал власть и исходящую от  бога силу.

— Тысячи лет. Несколько бесплодных попыток. Десятки избранных. И только один из них догадался со мной поговорить. Это повышает ваши шансы на успех, но не обеспечивает его. Какие из вещей дожили до ваших дней кроме этого меча?

— Неразлучники, — ответил Дэн, моментально понимая, о чём идёт речь.

— О, Афродита отдала так много! Рад, что пряжка с её пояса до сих пор жива, — он замолчал, желая слушать дальше.

— Дерево, души истинных богов, — сказал Феликс.

— Пророчица и глупые дети, погубившие свою цивилизацию, — бог недовольно нахмурился и сложил на груди руки.

— Пророчицы у нас нет, — решительно ответил Дэн. — И не будет. И мы пришли спросить, если у нас не будет Пророчицы, мы справимся?

— Есть шанс исполнить пророчество без неё? — поддержал его Феликс, тоже сделав шаг вперёд.

— Жаль, что до ваших дней сохранилось так мало. Жаль, что утеряны знания. Жаль, что люди стали столь прагматичны. То, что для нас казалось простым и естественным – вам кажется бредом и детскими сказками. Магические вещи, превращения, волшебство — от этих слов веет пошлостью и дешёвыми книгами. А нам казалось, мы создали идеальный механизм. Пару попыток назад я в него ещё верил. Но сейчас. Я стар, я слаб, я остался один из всего этого бесчисленного пантеона богов. Я больше не верю в спасение.

— Правда? — Феликс не верил своим ушам. Неужели они пришли к нему за помощью, разъяснениями и ответами, а в результате должны приводить в чувства отчаявшегося бога?

— А мы верим, — спокойно ответил Дэн и встал рядом с Феликсом. — И не важно, веришь ты или нет. Просто расскажи, что нам нужно и где это взять, и мы сами во всем разберёмся.

Дэн смотрел на него без вызова, но чуть вздёрнув подбородок. Он был выше ростом и крепче, и Феликс сейчас сильно сомневался кто из них настоящий бог.

— Наверно, я должен разозлиться, — усмехнулся этот Пеон, или Аполлон, или как там его ещё.

— Ну, выпусти пару молний или громов, чем ты там обычно проявляешь свой гнев. Нельзя держать в себе, — ответил ему Феликс, усмехнувшись. — И давай уже к делу. Время идёт.

Возможно, этот Аполлон мог бы запросто испепелить его взглядом, но в ответ на его гнев в Феликсе тоже поднималась какая-то сила, которая не уступала могуществом этому божку. И бог тоже чувствовал это. Он посмотрел сначала на Феликса, потом на Дэна — не было в нём ничего от того милого мальчика о котором рассказывала им Алиенора.

— Ваша вера похвальна, — продолжил он. — Но вы храбры как все безумцы. Я был таким же. Попав случайно в этот мир, я узнал так много, что посмел выступить против своего отца. Я уважал его, но этот меднобородый бабник всегда хотел больше, чем имел. Больше женщин, больше власти, больше храмов. Он был верховным богом, и только Гера умела держать его в узде. С детства нам говорили, что мы настоящие боги, мы произошли от самих Земли и Неба, мы можем всё. Но моя мать жила в далёкой Северной стране. Именно туда были сосланы поверженные в жестокой борьбе титаны. Меня растили последние из них. И они рассказали мне правду.

Он прошёл мимо внимательно слушавших его парней к перилам и долго молчал, стоя к ним спиной. Может, смотрел в открывавшуюся перед ним бездну, может, как простой смертный заново переживал свои воспоминания. По его прямой спине ничего невозможно было понять. Феликс рассматривал его волосатые ноги в кожаных и вполне современных сандалиях, и понимал, что это белое с золотой обстрочкой одеяние на нём не больше, чем просто нарядный антураж.

— Так вот! — резко повернулся он. — Никакие мы на самом деле не боги, а лишь потомки жрецов Истинных Богов. Древние боги наделили жрецов своих храмов силами, чтобы они могли помогать прихожанам. Боги надеялись на них, потому что земле угрожала сила более страшная, чем голод или болезни. Земле угрожали люди. И все свои силы Боги направили на эту войну. А жрецы предали их. Они сами решили стать богами для людей. Они помогли уничтожить титанов. Они погубили Свободный народ. Они упивались своей властью. Люди их боготворили. Но недолго. Люди жестоки, коварны, вероломны. Они нашли себе новых богов и стали поклоняться им.

— Но Истинных Богов они не убили? — спросил Дэн.

— Нет, иначе они бы лишились всех своих сил, — ответил Пеон, отрываясь от перил и снова переходя вглубь балкона.

Феликс вновь посмотрел на его спину и на развевающуюся белую ткань и продолжил за него: — Истинные поступили мудрее. Они сами себя убили.

— И да, и нет, — сказал, разворачиваясь к нему Пеон. — Они хотели поступить именно так, но, к своему несчастью оказались бессмертными. Они завещали свои души следующим поколениям, и я поклялся сохранить их до лучших времён.

— Ты видел эти времена. Неужели, ты до сих пор называешь их лучшими? — спросил его Дэн.

— Да, мне повезло стать пророком и ровно через неделю я вернусь в свой любимый храм и погибну. Стану пылью на сандалиях туристов. Стану легендой. Стану несбыточной мечтой женщин о мужчине, красивом как Аполлон. Разве я могу назвать это плохим?

— Как же ты погибнешь? И, кстати, куда делись все эти древнегреческие божества, о которых сложено так много легенд и мифов? — спросил Феликс.

— Своим уходом истинные боги лишили их бессмертия. И постепенно они все умерли, — Пеон смотрел на Феликса.

— Значит, алисанги произошли от жрецов? — обратил на себя внимание Дэн.

— И да, и нет. Часть народа Кварты, страны Четырех Божеств не предала своих богов и не пошла за жрецами, когда те подняли мятеж. Они хранили чистоту своей крови и скрывали свою тайну от всех.

— А остальные? Что пообещали им жрецы? — спросил Феликс.

— Конечно, людей и свободу их отношений. И людям очень нравились женщины Кварты. И женщины Кварты рожали им детей. А людские женщины рожали детей от мужчин Кварты, и больше никто не заботился о том, чтобы контролировать этот процесс. И к тому времени как они опомнились, уже было поздно. В этих кровосмесительных браках они растеряли все свои способности и стали просто людьми.

— А те, что не приняли новых богов?

— К сожалению, им тоже пришлось не сладко. Их становилось всё меньше и меньше, и чистоту крови стало поддерживать всё труднее. Их тоже постигла печальная участь кровосмешения, но иная. Способности, что когда-то мог принять в дар от богов любой человек с медной кровью, стоило ему только захотеть вступить в ту или иную гильдию мастеров, теперь передавались строго по наследству. И они стали заложниками собственной крови. Так что вы все их прямые наследники.

— Но ты сказал: и да, и нет. Значит, есть что-то ещё? — Дэн слушал очень внимательно.

— Да, всё непросто, — и Пеон снова пошёл к перилам.

«Да, что он мечется?» — посмотрел ему в спину Феликс, и в этот раз решительно пошёл за ним и тоже встал к перилам. Дэн последовал его примеру и встал с другой стороны.

— Кроме самих истинных богов, которые были правителями Кварты, у них были Мудрецы. Вы называете их Мудрейшими Богами, но они были советниками и учителями Истинных. У них были знания о будущем и о прошлом, и жрецы пронимали, что они были силой, с которой им не справиться, пока они нужны истинным. Но Пророчицу Истинные изгнали сами. Ей чудом удалось спастись. Мать Душ жрецы взяли в заложницы и заставили работать на себя. После того как Истинные сложили свои полномочия и ушли на покой, благодаря Армариусу, мой отец и все его приспешники лишились бессмертия и больше не смогли вернуться в этот мир. А Ватэс Дукс … ценой его жизни вы имеете возможность возвращаться в прошлое.

— Но не имеем возможность его изменить, — сказал Феликс, глядя на бесконечные облака.

— Да, он хотел, чтобы вы учились на ошибках людей, да и на своих собственных. И все они вместе и Истинные, и Мудрецы, и Титаны, и Свободный народ, каждый из них привнёс что-то своё в Элементу, чтобы к тому времени, когда ваша раса встанет на грань просветления, избранные могли спасти свой народ.

— Но наша раса на грани выживания, — поправил его Дэн.

— К сожалению, — услышал его бог и вздохнул. — Вы слишком долго прожили рядом с людьми.

— Почему же ты взялся им помочь, а не поддержал в этой борьбе своего отца? К тому же зная, что и тебя постигнет его печальная участь? — спросил Дэн.

— Потому что мы с Артемидой не были его настоящими детьми. Как много ты знаешь близнецов в своём мире? — обратился он к Дэну, оказавшись к Феликсу спиной.

Дэн на секунду задумался, и Феликс видел, как внимательно он посмотрел на него, стоящего за Пеоном.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Истинные боги были близнецами. Две пары близнецов и в каждой мальчик и девочка. Аполлон и Артемида. Феликс и Эмма, — он сказал это так, словно Феликса здесь и не было.

— Ты хочешь сказать, что Феликс тоже твой сын? — Дэн смотрел теперь только на Пеона.

— Я же говорю, что вы глупы, слепы и слабы. Нет, он не мой сын. Но также, как и я, он — его прямой потомок.

— Ты говорил, что мы обделённые, а не глупые, — подал голос Феликс, словно всё остальное сказанное его не касалось. Он умел не поддаваться простым эмоциям. — И это не одно и то же.

— Но его отец, — хотел что-то сказать Дэн, но Пеон его перебил: — Также, как и мой отец, ничего об этом не знает. И на самом деле это не так уж и важно. И для вас ничего не меняет. Так же, как и для меня.

— И всё же именно тебя выбрали истинные боги исполнить их волю, — напомнил Дэн и затем повторил вопросы, которые задал Феликс. — Что значит мы слепые и слабые? И чем мы обделены? И в чём секрет этой Элементы, который за тысячи лет, видимо, был окончательно утерян.

— Хорошо, хорошо, — примирительно поднял руки Пион, — вы, я вижу неплохо спелись, работаете командой. Я отвечу. Вы обделены способностями, поэтому мой долг был дать их своей дочери. Вы слепы, потому что у вас нет Пророчицы. И вы глупы, потому что знания действительно были утеряны, вы не ведаете что творите.

— Но в этом-то ты можешь нам помочь? — настаивал Дэн. — Твоих знаний хватит?

— И да, и нет, — и это был уже третий раз, когда он так сказал.

Феликс хмыкнул и наконец, удосужился внимания этого несчастного бога.

— Ты просто истинный близнец, никогда не даёшь однозначных ответов, словно одна твоя половина всегда говорит «да», а другая «нет».

— Я мог бы тебе возразить, но это займёт так много времени, что я боюсь, мы не уложимся до того, как починят Колесо, — снисходительно пояснил он.

— Колесо Обозрения сломалось? — Дэн успел спросить раньше Феликса.

— Его заклинило как раз, когда мы находились в верхней точке, чтобы мы могли поговорить. Так что там мы тоже застряли между небом и землёй. Даже мне не под силу останавливать время. Жаль, что его после этого закроют, а потом и совсем разберут на запчасти. Но, кажется, мы отвлеклись?

Он посмотрел сначала на одного, потом на другого.

— Ты хотел поделиться с нами тем, что тебе известно, — напомнил ему Феликс.

— Да, но, к сожалению, я знаю не всё, и… — запнулся Пеон.

— Давай уже ближе к делу, — и с высоты распрямившего плечи Дэна это уже звучало как угроза.

— Свинцовое стекло, в котором хранятся души, умели делать только титаны. Оно существует только в другом измерении, невидимо для людей и нерушимо. Поэтому этот стеклянный куб до сих пор цел. Это был дар титанов.

— И что нам нужно, чтобы его разбить? — Дэн сложил на груди руки, поигрывая мышцами.

— Всё бы вам качкам бить, крушить, ломать, — кислая мина на лице бога была очень выразительной при взгляде на эти телодвижения парня. — Он откроется сам. Но только от прикосновения Холодной Искры.

— Звучит знакомо, — ответил Дэн. — Ещё бы узнать, что это такое.

— Это камень. Чистейшей воды голубой камень, который меняет цвет, когда хранит воспоминания.

— И где его искать? — спросил Феликс.

— Он у вас уже есть, поэтому пойдём дальше. Дерево. Дерево посадили МоДиКа.

— Кто? — спросили парни хором.

— Представители Свободного народа. Это был их дар. А изгнанная богами Пророчица отдала ему свою душу. И это был её дар. Без Пророчицы вы будете слепы, как кроты, и действовать наугад.

— А дар свободного народа? Кто знает, что делать с ним?

— Конечно, свободный народ. Истинные боги были с ними очень дружны. Они могли их призывать и прятать. Часть из них погибла, часть ассимилировалась с людьми. Если вы найдёте кого-то из их прямых потомков, то узнаете про Дерево.

— Мы поняли. Давай дальше, — сказал Дэн, который видимо один понял, о чём говорит этот бог.

— Мой дар – это Ева. Её кровь, её душа и её тело дадут вам способности, которые были утеряны. Афродита отдала пряжку со своего пояса. Люди наделили её пояс силой сексуальной привлекательности, но на самом деле самой ценной была в нём пряжка. Её выковал Гефест для своей неверной жены. Он так и не понял, что на самом деле она всегда его любила. Дар Богини Любви могущественен и многогранен. Главное, уметь правильно его застёгивать.

— Почему тебе так важно было любить её мать?

— Таковым было условие Армариуса. Ребёнок, рождённый в нелюбви не имел шансов выжить. И это условие было связано с его даром. Только Ева знает, что получила от него.

— Каждый из Мудрецов оставил свой дар? — спросил Феликс.

— Да, четыре дара мудрейших. Три дара современных богов. Не морщите носы, да, на тот момент мы были современными, — он гордо вскинул голову. — Третьим после нас с Афродитой был Нерей. Мудрый, добрый и справедливый старец, он был отцом пятидесяти дочерей и всегда надеялся, что у меня родится мальчик. Он оставил Еве в дар то, что берег для своего сына, который у него так и не родился.

— И что это, ты тоже не знаешь? — подсказал Дэн.

— Я мог бы сказать железные яйца, но, к сожалению, Ева тоже родилась без них. Поэтому он оставил ей тебя.

— Чёрт, — не выдержал Феликс. — Так ты значит Мистер Железные Яйца?

— Чёрт! — и это было всё, что смог ответить ему Дэн.

— Дар, который оставила Хранительница Душ тоже был для тебя. Его назвали Сердце Бабочки, — продолжал Пеон.

— И снова знакомо. Только, насколько я помню, оно погибло. Ещё в средневековье, — снова показал свою осведомлённость Дэн, и у Пеона на лице появилось такое выражение типа «Ну раз вы такие умные, то какого лешего припёрлись?», но он сдержался.

— Как мало вы знаете о бабочках, — вместо этого сказал он. — И мы, конечно, чудно поболтали, но меня ждёт девушка, которая с ума сходит от волнения. А огромное железное колесо уже поворачивают вручную, чтобы высадить людей.

— Но что оставил нам Ватэс? Ты сказал, что все мудрейшие были там, — почти прокричал Феликс, когда туман вокруг них по желанию Пеона уже стал сгущаться.

— Наверно, вот это, — и он показал на сжимавшего виски Дэна, болезненно скрючившегося в своём углу кабинки.

Огромное железное колесо невыносимо скрипело. Хотелось зажать уши. Но вместо этого он почти прокричал: — А выросшему без матери? Какой дар достался ему?

— Тот, которого тебе явно не хватает. Сообразительность!

И он ободряюще улыбнулся и помахал рукой своей девушке. И Феликс так и не понял, он пошутил над ним или сказал чистую правду.