Это была самая безумная неделя в жизни Таэл. Безумная, потому что она провела её с Ратвисом.

Нет, нет, ничего такого, что она видела в Доме Свободной Любви. Она будущая Королева этой страны! Он даже за руку её брал только в исключительных случаях. Один раз обнял за талию. Нет, два раза: первый, когда помогал забраться на коня, второй — спуститься.

Он познакомил с Таэл свою мать. И Таэл хотела бы думать, что было наоборот, её представили маме, но, нет, именно женщину представили Богине. Скромная женщина была счастлива прикоснуться к ней. Таэл смотрела на её натруженные руки, слушала искренние слова благодарности и восхищения, видела в её добрых глазах тревогу за сына и заранее ненавидела войну. С просьбой позаботиться именно о ней, о матери, если с ним что-нибудь случиться,  Ратвис и приходил прошлый раз в Храм.

Вместе они ходили на уличные представления, в гости к его друзьям, просто гуляли, валялись в траве, много говорили и много смеялись. Таэл толком не могла вспомнить где они были и о чём говорили, но ощущение счастья, которое накрывало её, когда она смотрела на его лицо, слышала его голос, чувствовала рядом его тепло, помнила. Даже воспоминания о Ратвисе наполняли её  счастьем, заставляя на миг забыться и затаить дыхание, чтобы его не спугнуть.

Это была не простая неделя. Последняя неделя перед её коронацией. Осознание того, что завтра она станет Королевой этой страны дошло до неё аккурат накануне.

 К счастью, от неё ничего особенного не требовалось: соблюдать правила церемонии, знать наизусть слова клятвы и хорошо выглядеть. Всё это было ей по силам. Сейчас ей всё было по силам. Она была счастлива, и это окрашивало всё, даже надвигающуюся скучную церемонию маскировочными красками.

— Что с тобой, Таэл? — остановила её пару дней назад Энта. — Весь город говорит о том, что юная богиня, без пяти минут коронованная, носится по городу в обнимку с каким-то воякой.

— Нагло врут! — встала в позу Таэл. — Ничего такого не было. Никаких объятий. Ну, может быть слегка поддержал меня за талию, когда мы катались на его лошади, но не больше.

— Это какое-то безумие! Страна на грани войны, а ты позволяешь распускать о себе нелепые слухи.

— Энта, да не пыли ты, праздник всё-таки! Вот коронуют нас, тогда и начнём готовиться к войне. И, уж поверь мне, а о том, что такое война я знаю из первых уст, даже, наверно, больше, чем мой отец главнокомандующий.

И Таэл, правда, знала. Ратвис не любил об этом говорить, но его боевые товарищи ни о чем другом и не рассказывали. Несмотря на показное равнодушие, Таэл осознавала серьёзность надвигающихся событий. И смерть подруги тоже не давала ей об этом забыть.

 Но коронация сейчас волновала её больше, а решать проблемы надо по мере их поступления.

Церемонию престолонаследования предвосхищало одно важное действо, к которому начинали готовиться задолго до предстоящего события. Ключевым моментом его был напиток, который наливали всем, кто хотел попасть на праздник. Этот напиток давал людям возможность увидеть всех своих богов, подняться в Замок и попасть в его внутренний двор, в котором будет проходить Бал.

Для этого напитка в день рождения юных наследников сажали мортан. Дерево, которое семнадцать лет росло и лишь единственный раз плодоносило. Покрывалось зрелыми плодами как раз ко дню совершеннолетия. Напиток из этих плодов — мортанита и давал людям подобное озарение. И он уже был сварен.

По обычаю, вечером накануне коронации все поколения правителей Кварты, а также их мудрейшие помощники собирались пробовать напиток на торжественном ужине.

 На самом деле ужин был совсем не торжественным. Фуршет с лёгкими закусками. Но самое главное на нём был даже не напиток, а общение. Шестнадцать представителей божественной династии и четверо мудрейших собирались вместе, чтобы в неформальной обстановке поговорить о своём прошлом, настоящем и будущем.

Прабабушка Таул, пришедшая на вечеринку одной из первых вместе с Таэл, заняла своё почётное место.

 — Это мой четвёртый семейный ужин перед коронацией, — сказала она, расправляя складки розового платья. — Ставлю свою душу, что говорить снова будем о том, чего нет. О бессмертии. О телах. О возможности дать людям большую свободу. И о любви, конечно.

— Мама, кому нужна ваша бессмертная душа, если она и так достанется дочери Энты и Эмэна? — присел недалеко от неё дедушка Олом. От его апельсинового костюма резало глаза. С чувством стиля, как и юмора у него всегда было плохо. Он любил говорить прописные истины. Олом Правдивый — дипломатично прозвал его Армариус.

Скрывая улыбку за поднятой к лицу рукой, Армариус кивнул Таэл. Он стоял, скрестив на груди руки, перед высоким мраморным столиком и делал вид, что рассматривает бумаги. Таэл оценила его статную фигуру, узкое молодое лицо. Уж он-то точно знал о бессмертии. Он учил не первое поколение богов, и не только не старился, а ещё и умнел с годами.

Таэл не помнила, как звали его предшественника, его никогда не называли по имени, только по должности, но имя этого она знала — Базель. Его Мудрейшиство, Армариус всея Кварты, Базель Великолепный!

В зал приковыляли длинноволосые седые прадеды. Они всегда напоминали Таэл безумного бога, который превратил людей из трехцветных в шестицветных, Умуна Наиглупейшего. Этих двух поджарых старцев, что везде ходили вместе и сейчас рядом усаживались на диван и звали соответственно — Умун Голубой и Улум Светло-синий. Таэл решила по нездоровому пристрастию к небесным оттенкам, но может и по какой другой причине. Кто же этого Базеля поймёт!

— С чего начнём? — по праву Главнокомандующего, а может просто потому, что был Аманом Решительным, спросил отец, когда все собрались. — Поясним детям немного о бессмертии?

Он осмотрел молчаливый зал со своего места и улыбнулся.

— Ну, что я говорила? — оживилась прабабушка Таул, и толкнула в бок свою соседку, прабабушку Унту. Толкнула немного сильнее, чем следовало. Наверняка злилась, что та тоже одела розовый, но более холодного оттенка.

Семейный вечер едва начался, а уже стал ярким событием — все, кроме Энты пришли в нарядах немыслимых цветов. Энта, как обычно, надела чёрное. Таэл в тон своему кулону — красное. Завтра к торжественной церемонии вся их разноцветная семья снова переоденется в скучное, чёрное и белое, но сегодня нарядились, кто во что горазд.

— Может для начала мортаниты? — бабушка Онта всегда говорила так тихо, что наверно, с именем Онты Тихой и умрёт, но сейчас её вопрос прозвучал как глас вопиющего в пустыне. — Для создания настроения, так сказать?

— Ватэс, — обратился отец, глядя в пол, — мортанита готова?

— Если Вы про напиток, — прозвучал знакомый голос из ниоткуда совсем рядом с Таэл, — то сию минуту подадим.

Отец едва заметно смутился, а мама натянуто улыбнулась. Кажется, Таэл тоже слышала это имя в Храме Свободной Любви.

Сладкий, но с кислинкой, напиток горчил и слегка пощипывал язык остротой. А когда Таэл облизала губы, они оказались солёными. Это был крепкий напиток пяти вкусов. От него по телу разливалось такое тепло и блаженство, что, ещё не став королевой, Таэл почувствовала себя всемогущей.

— В этом году урожай мортанов собрали просто сказочный, — сказала действующая Королева Таал, мать Энты и Элэма. — Стояло такое жаркое лето, что ягоды набрали сладости больше, чем когда-либо прежде.

— Сладость? С чем мы соотносим сладость? — спросил её муж Алам Подкаблучник, взывая, видимо, к Армариусу.

— С бессмертием, — ответила вместо него Лея.

Эта новая Пророчица была в их замке совсем недавно, и Таэл побаивалась её холодного стального взгляда, предпочитая не встречаться с ней глазами, да и вообще. В серебряном платье, с прямой спиной и гордо вскинутой головой, она казалась вся вылитой из стали, закалённой и гибкой, как смертоносные клинки титанов. Бросит взгляд — чирк! — и голова с плеч.

Таэл невольно передёрнуло, и она стала слушать, о чём говорят.

Тема бессмертия оказалась самой скучной. Хотя самой решаемой. Если уж кому-то из богов приспичит стать бессмертным – пожалуйста, нужно просто не рожать детей. И нервы целы, и жить можно долго и счастливо, и никто не умрёт. Но, как и простым людям, богам хотелось большего: и детей рожать, и самим не умирать.

Конечно, печально, что в тот день, когда у Таэл родятся дети прабабушка и прадедушка умрут, чтобы передать им свои души. Но глядя на этих седовласых старцев со сморщенной кожей Таэл подумала, что будет счастлива умереть, когда станет такой.

Она сделала большой глоток мортаниты, перевела дух и хотела отпить ещё, когда на её руку с бокалом легла невидимая рука.

— Не увлекайся, моя будущая королева! — знакомый голос. А Таэл так надеялась, что после мортаниты она увидит настоящий облик Ватэса.

Она с сожалением отставила бокал с янтарной жидкостью и промолчала.

Взрослые спорили. Таэл не слушала, она думала о Ратвисе. Завтра вечером на балу они договорились снова встретиться. Она невольно улыбнулась — этой встречи она ждала больше, чем коронации.

Когда она очнулась, уже обсуждали проблему, которая вытекала из бессмертия. Если никто из богов не будет умирать, и не будет происходить передача душ, то не будет происходить и передача знаний.

— Отсутствие развития, роста, качественных и закономерных изменений, — явно что-то процитировал нудный Правдивый Олом.

Таэл с трудом понимала, что это значит и зачем это надо. Ведь у них есть Армариус, который знает всё и даже больше. Есть Пророчица. И о саморазвитии не стоит забывать. Вот Энта много читает и самая умная не потому, что кто-то передал ей какой-то магический ум, а потому, что стремится к знаниям сама.

Таэл посмотрела на Энту. В своём чёрном длинном платье она была похожа на Чёрную Вдову. Прискорбное зрелище. Бедный Эмэн, его женят на паучихе.

Таэл схватила стакан, и пока невидимая рука не успела её остановить, сделала ещё один большой глоток. Жаль, что нельзя пить это чаще, чем раз в двадцать лет! «Надо будет припрятать пару бочек с коронации» — возникла дельная мысль. Таэл всегда была практичной.

В зале становилось шумно. Больную тему про невидимость и тело обсуждали на повышенных тонах.

— Невидимость — это колоссальное преимущество! — говорил дед Омон каким-то вязким голосом, размахивая пустым стаканом. — Это делает нас могущественными богами, которых никто не видит, а потому считает вездесущими. Ну-ка, милочка, плесни мне ещё, — обратился он к жене. Он так обращался ко всем, потому и имел прозвище «Милочка».

 — Но это нас и ограничивает, — вмешался Алам Подкаблучник. — Ведь мы можем общаться только со своими и только в Замке, который висит где-то в другом измерении между мирами.

— Да, только два раза за двадцать лет люди видят наш истинный облик. Но когда это нам мешало? — вмешалась его жена. И он тут же стушевался и вжался в диван, больше не смея открыть рот. Ещё действующий правитель, называется! Таэл невольно покачала головой.

— Но мы умеем вдыхать жизнь в статуи, оживлять картины, — подал голос Элэм. — Почему мы не можем наделать из этого тел?

— И ты выбрал очень правильное слово «наделать» — ответил ему Армариус. — Вы много чего можете наделать, но мягко говоря, это будет плохо пахнуть.

— И картины и статуи, даже ожившие, прекрасно могут обходиться и без нас, — ответила Энта. — Мастер, создавая своё произведение, вкладывает в него часть своей души. Они самодостаточны.

— Сынок, смирись, нам нет места в человеческом мире. Мы рождены богами, — ответил Элэму Главнокомандующий.

— Но мы же используем тела людей, — вмешался Эмэн. — Пусть как гости, как голоса в их головах, но при желании ведь можем подавлять их волю?

— Это опасно, — взвизгнула прабабушка Унта.

— И тем не менее мы пользуемся слугами для оправданных целей. Но это мы считаем их оправданными. Слуги для того и растут с детства в Замке, чтобы использовать их.

Мать зыркнула на него злобно, явно изо всех сил сдерживаясь, чтобы промолчать.

— И ты лучше всех знаешь, — ответил ему отец. — Как недолго можно использовать чужое тело, даже слуги. Для остальных людей это чревато безумием, а для нас болезнями.

— Но должен же быть способ иметь собственное тело в другом измерении?

— Предлагаешь убивать ради этого людей? — Армариус смотрел на него исподлобья с интересом.

— Нет, мы не будем никого убивать, — смутился Эмэн. — Но если настоящих тел нам не светит, то, как получилось, что весь город видел Таэл.

— Эмэн, — теперь мать смотрела на него как грозовая туча, готовая разразиться гневной тирадой как дождём. — Ты мог бы спросить об этом у Таэл. И тогда узнал бы, что это был дар её погибшей подруги. И предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу: вырывать у Королевских Махаонов сердца мы тоже не будем.

Эмэн насупился и промолчал.

— Хоть что-то новенькое за восемьдесят лет, — сказала прабабушка Таул Здравомыслящая. — Давай, командир, поясни им быстренько про кровь и свободу, да разойдёмся. У меня ещё на сегодня запланирован маникюр.

— Мама, да вы жгёте, — охая как старый филин, засмеялся Правдивый Олом.

— Если, я когда-нибудь станут таким, — сказал ей тихо Элэм, сидящий рядом, — Сделай одолжение, просто меня убей.

Он подлил ей ещё волшебного напитка из плодов мортана, и этот вечер стал не так уж и плох.

Таэл всё ждала, когда же наконец заговорят о любви, но начали вспоминать Умуна Наиглупейшего.

— Три цвета крови было у наших людей, — сказал отец и поднялся.

Золотая тесьма на плечах Главнокомандущего матово заблестела, отражая свет уходящего за горизонт солнца, оставаясь на белом кителе яркими отсветами подошедшего к концу дня. Последнего дня, который у неё был. Завтра отец передаст свой пост Эмэну, и уже золотые эполеты Эмэна будут сверкать своей новой тесьмой.

Таэл стало грустно, она не слушала отца, потому что дословно знала эту речь. Что за дурная привычка у взрослых — одно и то же по сто раз рассказывать с таким видом, словно это свежие новости.

— Три чистых цвета крови: жёлтый, пурпурный и голубой. Но Безумец разрешил им смешаться и к ним добавились зелёный, красный и синий, — он почти закончил, и вдруг посмотрел прямо на Таэл. — Ваша задача, дети мои, не допустить большего кровосмешения. Шесть цветов – это предел, который может себе позволить наш народ.

Отец закончил, и даже сорвал жиденькие аплодисменты, под которые поклонился и сел.

Таэл тысячу раз слышала эту историю, но так и не поняла, какую роль в жизни Умуна сыграла любовь. И Таэл решила, что это её последний шанс.

— Он полюбил простую девушку и испортил жизнь всем последующим поколениям людей? — спросила Таэл. — Какая же это любовь? И при чём здесь вообще была любовь?

— Позвольте, я — сказала Хранительница Душ и её мягкий вкрадчивый голос, который так редко удавалось услышать, невольно вызвал гробовую тишину. — Девушка его так и не полюбила.

Она посмотрела на Таэл печально, и продолжила, обращаясь только к ней, словно никого в этой комнате больше и не было.

— Можно вылечить бога от любви, можно вылечить человека от любви, но заставить любить никого нельзя. Его нарекли Умуном Наиглупейшим, но он был самым несчастным богом на свете. Он полюбил земную девушку и готов был сделать для неё всё — сдвинуть горы, высушить море, построить ей хрустальный дворец. Но она не хотела дворец. Она любила парня не своей крови. Умун не знал, что с этим делать. И он убил его.

Таэл невольно ахнула, и в гробовой тишине это прозвучало очень громко.

— Девушка была вне себя от горя. Она плакала день и ночь, она умоляла Умуна забрать её, сделать своей наложницей, рабыней, ковриком под дверью, чем угодно, только вернуть парня. И Умун оживил его.

Фужер в руках Таэл накренился, но она даже не заметила, как сладкая жидкость полилась на платье, пока она не пропитала ткань насквозь. «Плевать!» — мельком бросила Таэл взгляд на испорченное платье.

— Умун забрал её, но она тосковала в Замке. Он вылечил её от любви, но она стала как бездушная кукла. Он повернул время вспять и вернул ей любовь. И только тогда он понял, что всё это время хотел счастья для себя, а должен дать счастье ей. Он был очень могущественный правитель. Он разрешил смешать кровь людей, и она смешалась. Он разрешил любые связи, что угодно, лишь бы она была счастлива.

— А она? — Элэм тоже слушал не дыша.

— А она родила ребёнка, который умер. Потом следующего, и он тоже умер. Она плакала и во всём обвиняла злых богов.

— Вот же тварь!

— Эмэн! — одёрнула его мать.

— А он?! — не выдержала бабушка Онта, словно не знала правды.

— А он приказал придумать что угодно, чтобы у её детей был шанс.

— И ты придумала? — Таэл точно знала, что это была Хранительница.

— Это моя работа, — улыбнулась Сама.

— Она была счастлива? — спросила Таэл.

— Да, но недолго. Она родила троих детей, но оказалась плохой матерью, плохой хозяйкой и плохой женой. Её красота поблёкла, она стала нервной, раздражительной, озлобленной. Гоняла мужа, орала на детей. Умун перестал за ней следить. Он проклял день, когда влюбился. Он пожалел обо всём, что сделал ради неё. Но его власть закончилась, на смену его поколению пришли их дети. Он уже ничего не смог бы изменить, да больше и не хотел.

Она встала и наполнила бокалы всем, кто их протянул.

— За любовь! — сказала Хранительница Душ, поднимая свой бокал. — Чтобы она не испортила ваши юные души!

— Ох, уж эти ваши чувства! — покачал головой Армариус, пока все с удовольствием прикладывались к напитку.

— Ох, уж эти ваши знания! — ответила ему Сама, подходя к его конторке. — Ты так рассчитываешь на них, но в споре между разумом и чувствами всегда побеждают чувства. И пусть они порой иррациональны и кажутся глупыми, но повинуясь голосу сердца, даже ошибки мы переживаем легче. Мы принимаем их как свободный выбор. А холодный расчёт делает нас  несчастными и жёстко зажатыми в тиски слов «так надо».

— Предпочитаешь быть глупой и счастливой? — усмехнулся он. — Если бы у меня была возможность доказать, я бы поспорил.

— Давай поспорим, и вдруг возможность появится? — хитро улыбнулась она.

И Таэл с удовольствием бы послушала, чем закончится их разговор, но вечер семейных тайн закончился, и под громкие разговоры о завтрашней коронации, её семья начала расходиться по своим покоям. Ей тоже пора было идти. Ведь завтра хороший день — её ждёт новая встреча с Ратвисом.