Эмма увлеклась одной историей, которую прочитала в старых документах.

— Помнишь, как-то Арсений читал вам с Изабеллой легенду о брате Алонсо? — спросила Эмма, когда они с Евой спустились с холма в противоположную от городка сторону.

— Алонсо Красная Шапочка? — вспомнила Ева.

— Да, и если верить документам, то недалеко от замка действительно был бенедиктинский монастырь. Монастырь святого Алонсо.

Неужели память о нём дошла даже до ваших дней? — оживился Баз.

— Его построили недалеко от замка и даже по меркам того времени он был мал, — продолжала рассказывать Эмма. — Хотя у стен монастыря росли виноградники, и имелась своя конюшня, прославился он не этим. В лесу, который по распоряжению епископа отдали в пользование монастыря, водились очень редкие бабочки, настолько красивые и крупные, что настоятель монастыря не позволил рубить лес на хозяйственные нужды, чтобы не тревожить редких насекомых.

— Ты, думаешь, что эти бабочки до сих пор там живут? — удивилась Ева.

— Конечно, нет! Но недалеко от Берна есть Папилиорама или Сад бабочек, это тропическая оранжерея, где их, я надеюсь, сохранили.

Этих садов бабочек здесь хоть…  не один в-общем, — хмыкнул Баз.

— Тогда зачем мы идём к этому монастырю?

— Я не знаю, — ответила Эмма. — Просто с ним связана такая трогательная история. История любви монаха и знатной девушки.

Прямо уж и знатной, — снова вмешался Баз.

Но Эмма его не слышала, а Ева не стала передавать его слова. Пусть болтает, пока не надоел. Она действительно по нему соскучилась.

— История умалчивает, как оказался в этом замке монах. Но повествует о том, как появилась там девчонка. Она была просватана хозяину замка из каких-то дальних земель в жёны.

Дайте-ка подумать… как-то знакомо звучит!

— К несчастью, к тому времени пока она доехала, рыцарь этот заболел, да так и помер, не успев жениться. Но его невесту не отправили назад к отцу, а решили упрятать с глаз долой в монастырь. Ставшей  пленницей, девушке только и осталось, что ждать своей участи, да молиться. Так во время молитвы в местной церкви и увидела она юного монаха.

— Бедняжка, так он, значит, умер, — расстроилась Ева. — Монахи эти, Алонсо и его наставник, приехали как раз, чтобы захворавшему рыцарю помочь. Да и мы, то есть Дэн принял в этом участие.

Что же это будет за легенда, если там никто не скопытится? — возмутился Баз. — Выжил он, не переживай! Слушай дальше!

— В легенде написано умер, — развела руками Эмма. — В-общем, полюбили они друг друга, но он монах, а она просватана, да за знатного господина. И им бы объясниться, да сбежать. Но не те были времена.

— Эх! — вздохнула Ева. — Это точно!

Точно, не точно, но эта ваша Стаська в Алонсо втрескалась не на шутку.

— Только и оставалось им скрывать свои чувства, страдать, да иногда встречаться глазами в церкви. Страдали они молча, и люди не подозревали ничего, пока в один прекрасный день не залетела в церковь во время вечерней молитвы бабочка. Огромная чёрная бабочка. Пролетела у всех над головами и села монашеку на голову, сложив крылья. И рад бы он её смахнуть, да руки заняты — помогает святому отцу текст писания держать. Священник бубнит, а люди глаз с головы юного монаха не сводят.

 До чего ж люди до зрелищ жадные! Хоть бабочка, а уже развлеченье. Представляю, если им там голые сиськи показать!

 — «Прими наше Тебе посвящение. Будь с нами на путях веры, надежды и любви» — прочитал священник, и в этот миг бабочка раскрыла свои крылья, и зал ахнул, потому что оказалась она ярко-красной.

Не верю! Сразу должно быть видно, что она красная!

— Ты что запомнила эту молитву? — удивилась Ева.

—  Приблизительно, конечно. Так, самую малость, — ответила Эмма и на развилке дороги уверенно свернула направо. Голос её донёсся именно оттуда. — Нам сюда!

— А дальше? — Еве не терпелось узнать продолжение истории.

— «… да наступит обращение сердец» — ободрённый людским вниманием громче читает священник. А бабочка вспорхнула и под одобрительный гул толпы села на плечо девушки. «И да восторжествует добро и любовь!» — закончил свою пламенную речь святой отец. И теперь все увидели не бабочку, а взгляды, которыми смотрели друг на друга девушка и парень в монашеской рясе.

Во чешет! — толи возмутился, толи восхитился Баз.

А Эмма замолчала.

— Неужели это всё? — не выдержала Ева.

— А дальше девушку сослали в самый дальний и бедный женский монастырь, в котором она всю жизнь и прожила до смерти. Она дала обет молчания, никто не знал её печали, но в округе не знали вышивальщицы искуснее. И на всех её работах был один и тот же рисунок — черная бабочка с ярко-красным рисунком на крыльях.

О, вот это совсем ложь! Стаська ваша иголку то с ниткой в руках держать не умела, только копьё да охотничий нож. Топором махать умела. Но с вышивкой возиться. Не, это не про неё.

— А монах этот? Что стало с ним? — Ева радовалась за Стаську, но и историю хотелось дослушать до конца.

 — А монашек и стал настоятелем того монастыря, и может в память о девушке, а может просто так, разводил в своём лесу огромных ярко-красных бабочек.

Эмма замолчала, а потом её голос зазвучал где-то у Евы за спиной.

— Видишь вон ту скалу? Именно к ней и жался своими стенами монастырь святого Алонсо.

Всё тот же заброшенный вид обрушенных стен и ухоженный вид лугов ждали девушек с этой высоты. А за руинами был лес. Не такой, как вокруг замка, стихийный и беспорядочный — замшелые как старые камни монастыря деревья стояли ровными рядами, уходя вершинами далеко вверх в синее и бесконечно далёкое небо.

Если бы не листья, я бы уверенно заявил, что это криптомерия. Хотя она эндемик Японии и Китая, — видимо это было восхищение. Для Бази это было так необычно!

— Удивительно, как в такой маленькой стране может быть так просторно, зелено, чисто. И как тысячами лет лежат нетронутыми старые камни и стоят вековые деревья? — осматривалась по сторонам Ева.

— Мне кажется, нам туда, — сказал Эмма, и легкий шорох её шагов указывал Еве направление.

Хочешь, я расскажу тебе, что там было на самом деле? — спросил Баз, пока они шли.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу!

Стаська вышла замуж за этого молодого конунга, а монашек действительно не уехал со своим наставником, а пристроился служить в этом вот мужском монастыре. И это сначала он всё прикрывался своей рясой как бронёй, но потом передумал. Переубедила ли его ваша бойкая девица или другая девица, или та самая серая сестра, что упоминается в другой легенде.

— Про Алонсо Красную Шапочку?

Про шапочку ли, шишечку ли, или даже бабочку, которая тоже была, заметь, не зелёной. Таких легенд по округе потом столько наплодили! За то, что сберёг он этих бабочек и этот лес, его и назвали потом святым. А может и не за это. Только говорят, сожгли его на костре из этих самых деревьев.

— Вот умеешь ты любую красивую историю испортить! А со Стаськой что стало?

 Так ничего. Родила она рыцарю пятерых детей. Правда, боюсь, не все они были ему родными. От монашека нашего и пошёл этот род гордо именующий себя сейчас Гард. Потому что на самом деле не сгорел он на том костре.

— Понимаю. Вознёсся?

Ну, типа того, — хмыкнул Баз. — По мнению людей, вознёсся, а по-нашему элементарно инспирировался.

Они шли так долго, что, казалось, ещё немного, и они заблудятся. И деревья возвышались над ними ровные и крепкие как сказочные богатыри, и такие же одинаковые. И Ева устала и не видела смысла идти дальше. Но Эмма тянула и тянула её вперёд.

— Я видела на рисунке. Там должна быть поляна.

— Эмма, да она давным-давно уже затянулась подлеском, кустарником, а может, заросла деревьями. Мы вряд ли её найдём.

— Я понимаю, Ева. Но я должна проверить, — упиралась она.

И когда Ева уже серьёзно настроилась повернуть назад, среди деревьев показалось солнце. Ева решила, что они прошли этот лес насквозь. Но солнце не просто светило, оно вклинивалось в тень косыми ярко-жёлтыми полосами света, словно указывая место, к которому они шли.

Будь это место в парке, наверно, здесь поставили бы лавочки. Будь это начало весны, здесь цвели какие-нибудь цветы. Но сейчас эта маленькая поляна была просто зелёной, совершенно ровной и пустой. И опускаясь на эту траву, чтобы передохнуть, уже через пару минут Ева почувствовала, что могла бы тут остаться навсегда. Таким пьянящим был этот воздух, таким густым, таким насыщенным, что хотелось его пить, а ещё просто лежать на траве и ни о чём не думать.

Это было почти невозможно — не думать. Еве никогда не удавалось просто лежать и не думать. Но независимо от её воли, мыслей в голове не было. Она чувствовала тепло пригревающих лучей, слушала звуки леса, ощущала мягкость травы, и её сил едва хватало, чтобы бороться со сном, с тягучей дрёмой, что тянула её в небытиё.

Закрыв глаза, она слышала, как рассекают воздух крылья маленьких птичек. Одна из них пролетела так близко с её лицом, что Ева почувствовала лёгкий ветерок, но открыть глаза не было сил.

— Ева, Ева, — услышала она голос Эммы, словно издалека. — Ева!

Отмахнуться от него не получалось.

— Ева, смотри! Они прилетели!

Приоткрытые веки безжалостно резало от яркого света, пришлось приподниматься на локтях.

 — Да, аккуратнее ты, всех распугаешь, — зашипела на неё Эмма. — Смотри, им нравятся твои брюки.

И когда Ева, наконец, открыла глаза, то увидела, что три огромные бабочки, только не красные, а коричневые с разводами разных оттенков шоколадного, сидели на её правой ноге, послушно сложив крылья.

— Смотри ещё одна, — восторженно поприветствовала Эмма очередную гигантскую летунью размером с Евину ладонь, приземлившуюся туда же, на правую брючину, ближе к поясу. — Мёдом им тут намазано что ли?

Ева полезла было в карман, немилосердно потеснив одно из насекомых, вцепившихся в ткань брюк своими цепкими лапками, но ничего там не нашла, кроме пачки бумажных платков.

— Твои? — спросила она Эмму, поднося упаковку к носу и принюхиваясь.

— Терпеть не могу ароматизированные платки, — прокомментировала она Евино поведение.

— Может им сама бумага понравилась? — и она подняла салфетки на вытянутой руке. Бабочки её дружно проигнорировали, продолжая обсиживать карман.

— Не может быть! — вдруг вспомнила Ева, что действительно в карман своих брюк она кое-что положила. Она аккуратно выскользнула из своего тела, чтобы не спугнуть насекомых.

Эмма сидела рядом с ней по-турецки и на ней было всё то же небесно-голубое платье. И её небесно-голубые глаза восторженно смотрели как невзрачные, хоть и большие бабочки срываются с обсиженного места и взмывают ввысь, туда, где Ева на вытянутой руке держала слегка раздавленный фрукт.

— Неужели они почувствовали плод Дерева, что остался у меня в кармане с Замка Кер? —  Ева не верила своим глазам.

— Наверно, это очень умные бабочки, — улыбнулась Эмма.

И как много плодов уже созрело? — спросил в её голове Баз. Его голос звучал глухо, словно он говорил откуда-то издалека.

— Не знаю. Но точно, они уже начали спеть, — сказала Ева беспечно.

  Не хочу тебя расстраивать, но это значит, что у нас уже нет времени.

— Что? — переспросила Эмма. — А, ты что-то поясняешь своему невидимому другу? Можно я? — она встала, протянула руку, и Ева отдала ей плод, что явно вызывал в этом лесу ажиотаж. Бабочки летели к нему со всех сторон. И держа его на вытянутой руке как олимпийский огонь, Эмма пошла с ним к деревьям.

И вместо того, чтобы потратить его на обучение, ты вынашивала чужого ребёнка, — расходился Баз как закипающий чайник.

— Ты не особо то и старался меня обучать, — Ева упёрла руки в боки как сварливая жена. — Ты тратил время на словесные перепалки, любование своей красноречивостью и черт знает что ещё. Ах, да, чуть не забыла: на плохие советы. Мне кажется, если бы не ты, я бы ни за что не поверила, что Дэн меня предал. И уж тем более, никогда бы не стала говорить этого вслух, зная, какой силой обладал мой голос. Но ты меня и об этом не предупредил.

А ты знаешь, что было БЫ, если БЫ ты этого не сделала? — спросил он, напирая на «бы», но даже не собирался ждать её ответ. — Не знаешь! Я тоже не много видел вариантов будущего, но этот видел. Там где Виктория забеременела не от Дэна, её даже просить не пришлось, так легко она избавилась от ребёнка. И мы проиграли. А в том, где ей не удалось его соблазнить, знаешь, что было там?

— Кого? Дэна или Арсения?

Никого. Ни Дэна, на Арсения, ни Феликса. Даже отчима трогать не стала. Знаешь, что было там?

Она мотнула головой, но вспомнила, что он её не видит и сказала: — Видимо, сейчас узнаю.

Да. Там Дэн будет сам предлагать ей переспать. Как тебе такой вариант событий? Именно его видела в своём предсказании её бабка. Где ей предложат лекарство, но она откажется. Помнишь что там дальше?

— Она умрёт.

Неееет, — протянул он. — Она не просто умрёт. Она откажется от лекарства, которое могло бы её спасти. Убьёт того, кого будет больше всех любить. И обманет Бога.

— Это же тебя она обманула, когда врала, что в её книгах ничего неинтересного нет?

Можно сказать и так. Тогда я думал именно так. Но оказалось всё намного, намного хуже.

— Она убьёт Дэна?

Она убила свою бабушку. И обманула Зевса.

— О, Господи! — Ева опустилась на траву.

Нет, не думай, что она такой уж монстр. Это получилось у неё нечаянно, но это сломало её.

— А Зевс то здесь при чём?

То есть наличие Аполлона тебя не удивляет, а Зевс вызывает вопросы? Всё при том же. Вся их древнегреческая  бражка в этом замешана. Кстати о бражке. Когда эти плоды поспеют, а судя по всему, это будет скоро, их нужно собрать и приготовить из них напиток. Именно за рецептом этого зелья ваши парни сейчас пробиваются к тайнику Парацельса.

— Ты не ответил про Зевса, — напомнила Ева.

Зевс и все эти, будь они не ладны, олимпийцы, ждут когда Пророчица откроет Предел, чтобы снова стать для людей богами. А если не получится, то просто подчинить людей своей воле. И в том будущем Виктория пообещает ему это, но не сделает.

— И чем было плохо это будущее?

Святой Алонсо! Да всем! Это вообще был худший вариант из всех, что я видел.

— Ева! — звал её голос Эммы откуда-то издалека. — Ева, иди сюда!

И она хотела уже бежать, хотя по интонации Эммы не чувствовалось чтобы что-то случилось.

Стоять! — приказал ей Баз. — Тело! Запомни, главное правило: никогда не оставляй без присмотра своё тело! Потому что без него ты умрёшь!

И она побежала к Эмме, воспользовавшись его настоятельным советом.

— Смотри на ствол! —  сказала Эмма, но Ева ничего не видела, кроме его бархатной коры в коричневых пятнах разводов.

— Смотри внимательно! — и она провела вдоль ствола рукой, очертания которой угадывались под сидящими на ней десятками бабочек.

 На это её движение кора затрепетала и ожила, и тогда только Ева поняла, что она сплошь покрыта коричневыми красавицами. Но это было не всё. Продолжая махать рукой, Эмма согнала часть их них и показала Еве дупло. В глубине висело что-то ярко-красное.

— Это что, куколка? — Ева пыталась заглянуть, но там было слишком темно.

— Сейчас проверим, — невидимая рука Эммы протянулась в дупло, а вернулась оттуда уже видимой с ярко-красным коконом в ладони.

— Боже, Эмма, я тебя вижу! Только что ты была невидимой, а теперь я тебя вижу! — Ева в растерянности ощупывала подругу, сомневаясь в её реальности, когда в плечо ей что-то воткнулось. — Ай! — взвизгнула она.

Это была такая же как все остальные огромная коричневая бабочка, только с огромным жалом, которое воткнулось Еве в плечо.

— Ай! — ещё одна бабочка впилась ей в руку.

Бегите! — закричал в её голове Баз. — Бросайте этот фрукт и бегите!

Объяснять было некогда. Ева выхватила у Эммы плод, раздавила его и бросила на землю. И схватив Эмму за руку, рванула вон. Сначала в сторону опушки, потом снова в лес.

Они бежали не разбирая дороги и за ними следом летел рой разъяренных насекомых, который стрекотал, жужжал, трещал, создавая гул, который им долго мерещился после того как они выбежали из леса и пустились наутёк вниз от бывшего монастыря.

Если бы у вас не было тех несколько секунд, когда все бабочки одурманенные  нектаром бросились к нему, они бы вас разорвали в клочья, — сказал Баз таким запыхавшимся голосом, словно он бежал вместе с ними.

Они стояли, согнувшись пополам посреди дороги, и никак не могли отдышаться.

— Ты уверен, что они не вылетят за нами из леса? — спросила Ева, разгибаясь.

— Я не уверен, — ответила ей Эмма.

— И я всё ещё тебя вижу.

— Наверно потому, что я всё ещё держу это в руках, — и она протянула ей красную куколку. — Мне кажется, она живая.

— Не-не-не, — подняла Ева вверх руки, наотрез отказавшись прикасаться к этому рогатому чудовищу в её руках.

Сердце бабочки, — сказал Баз. — Поздравляю! Теперь у вас есть то, чего с пятнадцатого века никто не видел.