После недолгих споров вернуться Вики в Италию или остаться в Эмске, силы добра победили силы разума, и они остались в России. Остались вдвоём с Марго.

С трудом, но всё же удалось арендовать небольшой домик в коттеджном посёлке со всеми удобствами. У людей, которые строили здесь дома, была какая-то нездоровая привычка, если с удобствами, то это не меньше, чем трёхэтажный замок, если просто уютный одноэтажный домик, то обязательно удобства «во дворе».

Виктория не созналась, но у неё было две очень веских причины остаться именно здесь. Она должна попросить у Евы прощение. Это не связано больше ни с какими испытаниями, она просто чувствовала себя виноватой и хотела снять с души этот камень. А ещё она должна попросить у неё Неразлучники. Вики верила, что Ева её поймёт и даст Неразлучники. Это был номер раз.

А вторая причина. В ней Вики не могла честно сознаться даже себе. Она боялась вернуться в Тоскану. Там она так сильно любила своего ребёнка, что, даже вспоминая бабушкин дом, невольно прижимала руку к животу. К уже так сильно округлившемуся животу. Она боялась этого чувства, ведь она приняла решение стать пророчицей. О том, чтобы оставить ребёнка речь больше не шла.

Вики сидела на веранде в шезлонге и пыталась читать. Но мысли всё время отвлекали её. Малыш начал толкаться. Она подняла руку с подлокотника, но тут же опустила на место. Нет, нет, к нему нельзя привыкать!

Марго ковырялась в грядках. Она нашла для себя новое интересное занятие — огород. И Вики была рада, что ба не видит её слёз. Какой бы здравомыслящей она себе не казалась, какие бы доводы в пользу правильности принятого решения не приводила, стоило ему начать толкаться, и Вики чувствовала себя убийцей.

Кровавый средневековый ритуал или простой современный аборт — всё это равнозначно. Родить и обречь его на муки или убить, не позволив родиться — это тоже были две стороны одной медали. И медаль эту выдали Виктории как «Почётному чудовищу».

Она вытерла слёзы. Если бы ей можно было умереть самой, она бы умерла. Сейчас, даже не задумываясь. Это была бы её жертва. Но принести в жертву кого-то — это неправильно, жестоко, бесчеловечно. «Убьёшь того, кого будешь больше всех любить» — эти пророчество вот-вот сбудется.

Дэн тоже был непреклонен. Он рвал и метал. Он обещал приставить к ней охрану, чтобы она не наделала глупостей. Но это было ни к чему. Интересно, если бы это был не его ребёнок, был бы он так же принципиален?

Солнце припекало. И, хотя сидеть в теньке под радостное щебетание птичек было приятно, пора было обедать.

— Говорят, если посеять сейчас редиску, то она ещё успеет вырасти к нашему отъезду, — сказала Марго, тыкая в соль перьями зелёного лука и заедая чёрным хлебом.

— Кто говорит, ба? — Виктория недовольно сморщила нос.

— Соседи, конечно, кто тебе ещё что ценного здесь скажет, — улыбнулась она, довольно хрустя. — Угощайся!

— Ты уже и с соседями успела познакомиться?

— А чего тут сложного? Вон они, целыми днями к солнцу задом к земле передом, как избушки на курьих ножках.

— Тебе, может сюда навсегда переехать, вместо того, что у себя на виноградниках редиску полоть?

— Не, здесь через пару недель комары начнутся, мошка какая-то, о которой всякие ужасы рассказывают. Да и тебе всё же там лучше будет рожать.

— Ба, ты опять?

— А что сразу ба? Что ба?

— Я не буду его рожать. И жить с тобой больше не смогу. Ты думаешь, у меня будет тело? Нет, ба, скорее всего я умру, как и все. Будешь навещать меня в Замке Кер. А потом когда-нибудь тоже умрёшь, и снова будем мы там вместе.

Вики сидела за накрытым столом, но кусок в горло не лез.

— Так я и думала, что что-то с арендой этого дома не чисто. Прощаешься со мной, да? — она тоже бросила есть, и вытерла руку о фартук, который она теперь носила как настоящая бабушка.

— Да, ба, меня предупреждали, что будет трудно. Но именно это самым трудным и оказалось — расстаться со всем родным. Со всем, что близко, дорого, важно.

— Ох, не нравится мне твоё настроение, девонька! Ох, не нравится! Может, не надо было его отпускать? Да, много глупостей ты наделала, но ведь любишь его. Любишь.

Марго, конечно, говорила о Дэне. Но Вики представляла малыша.

— Скажи, ба, если бы ты могла изменить прошлое, что в своей жизни ты бы изменила?

— Надо подумать.

— Я знаю, отец передумал бы меня делать. Вся его жизнь, все эти поиски бессмертия и волшебных лекарств, всё из-за того, что он проявил слабость.

— Глупенькая! Именно потому он и стал серьёзным учёным, что у него была личная заинтересованность. Может от чего другого, он и отказался бы, но только не от тебя, — она погладила Вики по голове и потянула короткие концы её волос вниз.

— Ай! — дёрнула головой Вики, освобождая волосы.

— Никак не могу привыкнуть к твоей новой причёске, — сказала ба, — Так и хочется вытянуть твои волосы, чтобы хоть немного стали подлиннее. Не жалеешь, что подстриглась?

— Вот об этом точно не жалею. А о том, что дала перед богами клятву, жалею. Я бы изменила именно этот день.

— Знаешь, что я тебе скажу. Если бы у меня было такое право, я бы лишила нас этой возможности что-то менять. Все эти правила: «Один оборот луны», «Что знают двое». Они оказывают нам медвежью услугу. Что бы мы ни делали, мы всё надеемся изменить, переделать, поправить. И делаем только больше ошибок и больше. Потому что мы сами не знаем, что для нас хуже, а что лучше. Жизнь — это такая сложная комбинация случайностей, и что бы ни выбрал, может обернуться плохо. И ты думаешь, если я тогда повернул направо, а не налево, то всё сложилось бы иначе. И мы возвращаемся и поворачиваем налево, но на этой дороге свои камни. Другие, но они тоже есть.

— Но выбирать-то всё равно приходится.

— Выбирать приходится, но относиться к этому нужно по-другому. Куда бы ты ни повернула, про остальные повороты забудь. Пока мы выискиваем эти неправильные повороты, пока пытаемся исправить то, что кажется нам ошибками прошлого, настоящее проходит. Прости меня, за то, что я тебе сейчас скажу, но что бы ты ни выбрала, я приму твой выбор.

— Любой?

— Любой! Целыми днями ты терзаешь себя, правильно ли поступила. Думаешь, какой была бы твоя жизнь, если бы да кабы. Но ты не можешь знать этого наверняка. Может быть, именно этот выбор и есть правильный. Даже не так. Он сделан, значит, он есть. И он прав именно тем, что сделан.

— Ты только что говорила, что зря я отпустила Дэна, — улыбнулась Вики и подняла ложку, чтобы попробовать окрошку. — Вкусно!

— А я тебе что говорила! Ешь! — и она поднялась, чтобы налить себе ещё одну тарелку холодного супа.

— Знаешь, я и не говорю, что жалеть совсем ни о чём не надо. Это эмоции, от них никуда не денешься, — она вернулась с полной тарелкой и ещё одним куском хлеба. — Но, отпустила — пусть летит! Живи дальше. Дала клятву — держи! Но ты обещала стать пророчицей, а не детоубийцей. И можешь отвечать только за себя.

— К сожалению, ба, мне даже сказать это некому, — грустно улыбнулась Вики. — Пока я беременна, я даже в Замок подняться не могу.

Марго отставила от себя так и не тронутую тарелку.

— Пошла я дальше к своим грядкам. А тебе знаешь, что ещё скажу. Сомневаешься — не делай! А делаешь — не сомневайся!

— Чингисхан мой огородный, ты что, даже чаю не выпьёшь? — сказала ей вслед Вики.

— Некогда, грядки ждут!

Что бы Ба ей не говорила, а выбор всё равно нужно делать самой. И она сделала свой выбор. Она позвонила Еве.

Ева приехала на дачу на следующий день. Одна. У Марго были неотложные  дела в Тоскане, и о визите Евы Вики решила ей не говорить.

Виктория даже не волновалась. С той поры как она приняла решение, ей было всё равно. Этот дом она воспринимала как своё последнее пристанище и эшафот для своего ребёнка. Она знала, что всю жизнь будет ненавидеть этот чужой пряничный домик. Себя она считала палачом. А Ева была для неё Черным Ангелом, который принесёт ей орудие убийства. И это её мрачное настроение накладывало отпечаток на всё. Она носила чёрное, она всё видела в чёрных красках. В её жизни не было больше места белому, светлому, чистому.

Ева, приехала в чёрной рубашке с длинными рукавами. Символично. Дэн сказал, её искусали какие-то бабочки, и она ещё не совсем поправилась. Но она приехала.

— Дэн строго настрого запретил мне давать тебе Неразлучники, — сказала она после пустопорожних разговоров и обмена любезностями. — Но я привезла и книгу, которую ты просила, и пряжку.

Она не особо щадила её чувства, если бы они у Вики были. Но их не было, и такая прямота ей даже понравилась. Ева выложила на стол и то и другое.

— Ты не послушалась Дэна? — удивилась Вики.

— Я стараюсь поступать так, как считаю правильным, кто бы что мне не говорил, даже Дэн. И ты тоже имеешь на это право. Бери! Это на тот случай, чтобы у тебя не было оправданий. Теперь это только твой выбор.

Вики взяла в руки холодную и неожиданно тяжёлую пряжку. Лебеди были симметричными и одинаковыми с обеих сторон. Их страшно было даже держать в руках.

— Честно, — она подняла на девушку глаза.

— Ты тоже поступила со мной честно. Ты сказала, что будешь за него бороться. И я приняла твои условия. Что бы ты ни сделала, говорят, на войне все средства хороши. Ты хотела победить — и победила.

— Ты тоже поступила честно. Ты обещала не стоять у нас на пути — и отошла.

Они смотрели друг на друга. Вики понимала, что они бы никогда не стали подругами, слишком разными они были. Но Ева уже не казалась ей той бедной овечкой, какой она встретила её первый раз. Наверно, ей действительно пришлось без Дэна не сладко, но это закалило её. Ева была спокойна и равнодушна до холодности.

— Не бойся, — показала она глазами на пряжку. — Пока они не у тебя на талии и к ним не привязан пояс, тебе ничего не грозит.

— А что можно привязать? — Вики посмотрела на пряжку.

— Что угодно, хоть бельевую верёвку. Именно её я как-то и привязала. К счастью к пряжке, а не к крюку для люстры, — она криво усмехнулась.

— Прости меня, наверно, тебе было очень тяжело.

— Тебе не за что извиняться, — она отрицательно покачала головой. — Я всегда была слабой, я не умела бороться, не умела постоять за своё. Я и сейчас не умею. Я страдала, да, но это не сделало меня сильнее. Несчастнее, но не сильнее. Уж что есть, то есть.

— Это и меня не сделало счастливей, — Вики раскрыла пряжку и вздрогнула от щелчка. Она не хотела держать это в руках.

— Если бы ты его не отпустила, он женился бы на тебе.

— Нет, Ева, я знаю, как это выглядело со стороны, но это была просто сделка. Он сидел в клетке, но ключ от замка всегда был у него в руках. Рано или поздно, он всё равно сделал бы это — всё равно ушёл. Я не смогла бы его удержать. Я обещала сделать тест ДНК на отцовство, а он обещал взамен изображать нашу помолвку.

— Если тест отрицательный — Дэн свободен? Такие были условия? — Ева протянула руку, взяла одного из лебедей и крутила в руках.

— Да. Но до этого не дошло, — Вики взяла другую половинку, по одной они не казались ей страшными.

— Почему ты передумала?

— Сначала срок был слишком маленьким. А потом — не знаю. Наверно, я просто хотела, чтобы он у меня был. Ребёнок, а не Дэн. Хотя сначала у меня были мысли идти до конца, до свадьбы, до рождения малыша.

— Ты настолько уверена в его отцовстве? — она поправила волосы, хотя, что там поправлять — гладко зачёсанный хвост.

— Честно говоря, нет, — она опустила глаза и не видела смысла врать. — У меня же был ещё Алонсо. И он азур, и неважно, что мама не могла от него забеременеть. И я до сих пор сомневаюсь. И всё это уже неважно.

Она подняла глаза на Еву, и ей до сведения скул захотелось спросить у неё «Скажи, что мне делать?»

— Это ужасный ритуал, — сказала Ева. Напугать она её хотела или поддержать, Вики не поняла. — Чудовищно неправильный, жестокий и бесчеловечный. Меня тоже родили, чтобы принести в жертву. Помнишь, ты первая мне об этом сказала. Я тоже заложница этого древнего культа, и до сих пор понятия не имею, что меня ждёт.

Наверно, у них было намного больше общего, чем один Дэн.

— А ты читала мой учебник? — Вики потянулась к голубой книжке.

— Когда? Я ж всё беременная ходила.

 — Точно! Но та, первая пророчица сказала, что ты найдёшь здесь ответы на все свои вопросы.

— Их что ещё и несколько, твоих пророчиц? — Ева приняла от неё книжку и раскрыла. И тут же отстранилась, словно яркий свет ударил ей по глазам.

— Самая неприятная из моих «суперспособностей», — и она показала пальцами кавычки. — В глазах рябит, буквы скачут, текст плывёт и всё это на древнем языке, который я не знаю, но понимаю.

Она уставилась в книжку, молча перебирая губами, словно училась читать по слогам. Морщилась, перелистывала, отворачивалась, закатывала глаза.

— Прости, но это какой-то бред. И такие странные имена. Ты знаешь кого-нибудь по имени … сейчас… у-мун. Умун? — она подняла на Викторию глаза. — Причём написано так, заглавной идёт не первая буква, а вторая. Есть бумажка?

И когда Виктория принесла ей блокнот, написала: уМун.

— А другое имя с заглавной.

И рядом дописала: Таул.

— Ой, как же трудно привыкать! — Ева снова сморщилась, возвращаясь к книге. — Я даже понять не могу кто из них мужчина, а кто женщина. Хотя нет, могу! — обрадовалась она. Смотри, я, кажется, поняла.

И она зачеркнула то, что написала и стала писать новые столбики: эЛэм, аЛам, оЛом, уЛум.

— Видишь, «Л», — она подчеркнула букву. — «Л» — это всегда мужчина. — Она написала: эМэн, аМан, оМон, уМун. — Здесь «М» тоже мужская.

Далее был столбик: эНта, аНта, оНта, уНта.

И последний: Таэл, Таал, Таол, Таул.

— «Н» и «Т» всегда женские.

— Смотри, ты написала «эЛэмэМэнэНтаТаэл», — показала ей Вики. — Если эти повторяющиеся буквы убрать, то получится «эЛэМэНТа». Каждое последующее имя повторяет две последних буквы предыдущего, и она обвела все четыре имени кругляшками. — Только последний круг разрывается, так как две последние нужно объединить с двумя первыми.

— Быстро ты соображаешь! — восхитилась Ева. — Жаль, что ты не в нашей команде.

— Да я в вашей, — горько усмехнулась Вики, — только дура.

— Мне твоя самокритика, конечно, нравится, но составь-ка, что там получится из остальных имён.

— Легко!

И она написала: АЛАМАНТА, ОМОМОНТА и УЛУМУНТА.

— Это четыре поколения богов, которые правили страной под названием Кварта. Их называли истинными богами, — читала с листа и поясняла Ева.

— А про мудрейших там что-нибудь есть?

— А-то! Сразу и про мудрейших. Хранительница Душ. Сама.

— Странное имя. Сама, — хмыкнула Вики, и записала.

— Да, у меня бабушка так говорила: самА третьЯ. Это, значит, сама хозяйка и с ней ещё двое. Или «самА четвертА».

— Дай угадаю. Хозяка и с ней трое? Итого четыре человека.

— Точно! И Хранительница у нас как раз «сама четверта». С ней Армариус… Твою мать! Вики, его звали Базель! Понимаешь, Базель! — Ева просто была не в себе от этой информации. — Не понимаешь? Бази! Бази, который знал всё. Он был Армариус — хранитель знаний.

А потом она и правда сошла с ума. Она прижала руки к вискам, словно у неё заболела голова и начала говорить сама с собой: — Я тебя умоляю! Армариус! Да, погоди ты!

— Вики, этот Базель Великолепный… прости, прости, Всемогущий!... в-общем, он появляется как ваша Лулу у меня в голове. Правда, в отличие от Лулу, без приглашения, огрызается и порой несёт всякий бред.

— Он жив? — поразилась Вики. — Так он всё-таки жив?!

— Тут девушка интересуется, ты всё-таки больше жив или мёртв? — она прислушалась к голосу в своей голове. — Она не орёт. Я знаю, что ты её слышишь. … Клиент от показаний воздержался.

Она развела руками, видимо, это и был его ответ.

— Всё заткнись, мы книжку тут читаем, — и Ева снова посмотрела в книгу, но обречённо вздохнув, слушала что он там ей говорит. — В-общем, да третьей мудрейшей была Пророчица Лея.

— Почему была, она и сейчас есть. Она – Дерево, — сказала Вики.

— Про дерево в курсе. Значит, остался последний, и это у нас? Это у нас? — переспрашивала Ева, ища ответ в книжке.

— Ватэс Дукс? — спросила Вики робко.

— Ну, конечно! Как я могла забыть! Ватэс Дукс.

— Посмотри, а есть там что-нибудь про Неразлучники? — задала Вики вопрос, ради которого она и просила принести Еву эту книгу.

— Сейчас!

 И она начала листать.

— Твою мать! — она что-то увидела и схватилась за голову. — Сердце Бабочки!

Она повернула книгу к Вики, но там были нарисованы какие-то деревья и больше ничего. Ева бегала глазами по строчкам, зажав голову руками, и не могла оторваться.

— Вики, скажи, где ты её взяла?

— Кого? Книгу? — после такого количества информации она не сразу и сообразила о чём её спрашивают.

Она пыталась припомнить сон, в котором видела себя в инвалидном кресле, и эти книги рядом. Она подаёт их Дэну. Она вспомнилась, как готовилась к этой встрече, как надевала блузку, как брала из шкафа книги. Ей казалось, это её старые школьные учебники. Но Дэн тогда сказал, что никогда не видел таких красивых учебников. И эта книга с серебряным корешком действительно была у неё одна. Но Вики понятия не имела, откуда она взялась.

После всех этих мучительных раздумий, она просто пожала плечами.

— Ладно, не знаешь, так не знаешь. Ищу про Неразлучники.

И она пролистнула всего несколько страниц, когда Виктория через стол увидела озеро с плавающими лебедями.

Ева потянулась за пряжкой, стараясь не отрывать глаз от текста.

Она соединила обе половинки как они были соединены до этого. Щёлк! У Вики просто сердце обрывалось от этого звука. Щёлк! Ева расстегнула пряжку. Перевернула одного лебедя вверх ногами и застегнула так. Щёлк! Потом был вариант, если их просто наложить друг на друга — такой объёмный пухлый лебедь, но один. И последний вариант, когда они не упирались друг в друга лбами, образуя сердце, а перекрестились шеями и стали похожи на двухголовую змею. Вики догадалась, а потом увидела обращённый на неё взгляд Евы — это был её вариант. Щёлк! Вики вздрогнула. Ей ничего не надо было объяснять.

— А всё остальное? — раз уж ты отдаёшь её мне в руки. — Вдруг я что-то сделаю не так?

— Не сочти за грубость, но она потому и написана понятным только мне языком, что всё остальное, не твоя работа, — ответила она серьёзно.

Последнее слово Вики хотелось заменить на «забота». А забота у неё и правда только одна. Вики продемонстрировала Еве, что всё поняла правильно: Щёлк! И в руках у неё двухголовая змея. Щёлк! — и она бездушная убийца.

— Не потеряй! — сказала Ева, уходя. — Иначе оставишь свой народ без будущего.

Вики и не собиралась. Ева уехала. Марго вернётся только к утру, а то и позднее, учитывая разницу во времени. Сегодня был удачный день умереть, а точнее убить. Никто не помешает. И настроение у неё было подходящее.

Вики стояла перед зеркалом и смотрела на пряжку. Застегнутая в руках она ещё казалась лебедями. Но сейчас, привязанная к талии тонким ремешком, на её животе свернулась клубком двухголовая змея.

 Что она почувствует? Резкую боль? Согнётся в три погибели, и опустится на пол, держась за край ванной. А потом по ногам потечёт горячее. И это будет кровь. Алая кровь будет выходить из неё сгустками. Начнутся схватки. Мучительные, душераздирающие. Она готова будет разрезать себе живот, лишь бы только избавиться от этих схваток. Но рано или поздно он родиться сам. Прямо здесь на полу ванной он выскользнет на залитый кровью пол, и она ужаснётся, какой он будет маленький сморщенный и страшный. Он будет прижимать синенькие ручки к своей большой как у инопланетянина голове и беззвучно открывать крошечный ротик. Он ещё не умеет плакать, он не умеет даже дышать и уже никогда не научиться. Его как рыбку выбросит из её тела как из тёплого моря в чуждую среду, на холодный кафель и он медленно остынет, так и не дождавшись от этого мира помощи и добра.

Она так себе ясно это представила, что рванула с себя пряжку, порвав ремень, и отшвырнула гадину от себя подальше. А потом опустилась на холодный пол, прижала руки к животу и заплакала.

— Я не дам тебя в обиду! Я найду для тебя лекарство! Я вычерпаю моря, если оно будет на дне моря, я по камешкам разберу горы, если оно будет в скале, я разрушу этот  мир до основания, но ты будешь жить!

Она встала и вытерла слёзы. К чёрту слёзы! Теперь она точно знала ради чего жить. Больше никаких сделок, особенно с собственной совестью. Если этому миру нужна Пророчица, у него будет Пророчица. Первая беременная пророчица в мире. А кто сказал, что такого не может быть? Проще простого! И она щёлкнула пальцами.

Щёлк!