Феликс даже не понял сон это или явь. Он видел Вики. Она сказала: «Соня, мы ждём тебя на кухне!» И он встал и устало побрёл на кухню.

Ранне утро. Очень раннее. Густо-серое, с размытыми очертаниями домов. Их ещё не отпустила темнота, но первый свет уже являл миру их силуэты.

Они сидели на кухне. Клара, Эмма и… Виктория. Клара зажимала между пальцев свой неизменный мундштук, и выпускала дым в открытое окно.

— Феличка, — сказала она таким приторно-слащавым голосом, каким обычно приветствовала его по утрам. В последнее время она сильно изменилась, но эта привычка осталась при ней.

Эмма дружески кивнула. Она пила кофе, и чем дольше он её видел, тем больше она казалась ему похожей на отца. После возвращения Евы, она жила с ними, но вот что здесь делала Виктория?

Она тоже кивнула. До сегодняшнего утра Феликс не знал, что кивки головой бывают разными. Она вроде и поприветствовала его, а вроде и снизошла до него. Он даже боялся спросить, что она здесь делает. Он просто сел напротив, сделал большие глаза и слегка развёл руки. Это было даже, не «Что?», а «Как?».

Как она попала к ним в дом? Как она узнала адрес? Как подняла Клару, которая раньше обеда в последнее время не встаёт. Нет, про Клару она понял сам — судя по её осовелому виду, она ещё и не ложилась.

Ответила Эмма:

— Она просит, чтобы мы помогли ей попасть в Замок Кер.

Всё что Феликс об этом думал, было написано у него на лице.

— Она говорит, что сегодня начнётся сбор плодов с дерева, — снова сказала Эмма.

— Она что, онемела? — не выдержал Феликс. — И почему ты похожа на чревовещателя?

— Так и есть, — кивнула Эмма. — Сначала она сказала, что разбудит тебя, не сходя с места. И вот ты здесь. А теперь я слышу её голос у себя в голове. Скажи, что тебя разбудило?

Если бы он уже не сидел, ему пришлось бы сесть.

— Я слышал её голос.

— И что она сказала?

— Соня, мы ждём тебя на кухне!

— Дай пять! — обрадовалась Клара и стукнула Вики по ладони. — С тебя желание! — сказала она Эмме. — Хорошего дня, ребятки! Я спать!

Всё это было похоже на дурной розыгрыш.

— Вы тут чего обкурились? — Феликс с сомнением посмотрел в пустую пепельницу. — Клара так и ушла с сигаретой.

— Прости, что в такую рань, но это действительно важно, — наконец, подала голос и режиссёр этого утреннего переполоха. — Сегодня начнётся сбор плодов.

— А ты что, богиня Плодородия? Будешь открывать этот Праздник Урожая?

— Почти угадал.

 Феликс ничего не понимал. Арсений с Изабеллой уже всё подготовили. Сегодня как раз и собирались начинать.

— Ты что-то говорила такое: мы… должны…помочь… тебе… попасть… в замок кер?

Он повторил это так медленно, чтобы Вики точно его поняла.

— Феликс, вы с Эммой близнецы, — начала было Вики, а потом махнула рукой. — Проще показать. Давай сюда руку!

Она положила его руку на стол ладонью вниз, сверху ладонь Эммы, потом немного помедлила:

— Готовы? — и положила свою сверху.

— К чему? — спросил Феликс и осмотрелся.

Широкий каменный утёс. Едва занимается утро. Где-то далеко внизу стелется туман. Сквозь него кое-где проглядывают деревья. Тихо.

Каменные ступеньки вверх. Прохладно. Твою мать, он в пижаме!

— Мы где?

— Это вход в Замок Кер, — ответила Вики. — Вот эти ступеньки наверх сквозь туман.

— О, если сквозь туман, то мы с Эммой его вряд ли пройдём, — отмахнулся он.— Мы же «неучтёные», а у Эммы нет даже тела.

— Спорим? — спросила Вики, и только сейчас он понял, что именно в ней было не так. Стрижка.

— Да что ж такое! — возмутилась Эмма. — Всё не будем больше спорить. Феликс, просто поверь ей.

— Обычно, в нижнем белье я более доверчивый, чем одетый, — ответил он. — Поэтому давайте вернёмся. Что-то мне не хочется первый раз в Замок в кальсонах.

— Я всё ещё беременная, если ты не заметил, — услышал он в голове голос Вики, когда они вернулись на утёс. И этот вопрос действительно слишком навязчиво крутился у него в голове. — Если бы я была не беременна, ваша помощь мне бы не понадобилась.

— Ваше будущее Мудрейшиство, — склонился перед Вики швейцар на входе. — А к вам я даже не знаю, как и обратиться. — Он смерил их с Эммой взглядом, но вполне дружелюбным. — Пожалуй, птенцы гнезда Петрова. Банальненько, конечно, но кому сейчас легко!

Вики уверенно шла по коридору, отстукивая каблуками ритм, который по мере приближения к распахнутым настежь дверям становился всё медленнее и всё тише. Словно сердце этого каменного коридора билось всё реже и реже, и, наконец, остановилось.

Она застыла на входе. Да, там было на что посмотреть. Янтарно-желтые гроздья длинными буклями париков свисали с огромного дерева, заполняя, заслоняя от света все пространство над головой.

— Вот это да! — не сдержался Феликс.

Она не повернулась. Он видел, как дрогнули её плечи, как едва заметно дёрнулась в его сторону голова, но она сдержалась.

Темно-бирюзовое длинное платье струилось по её ногам, когда с прямой спиной и гордо поднятым подбородком она вошла в этот зал. Он не был тронным, но она вошла как королева и единственная в зале девушка в монашеской одежде склонилась перед ней в поклоне.

— Нам не нужны зрители, — сказала она оборачиваясь.

— И всё же я постою, — сказал швейцар и сам закрыл изнутри двери, что-то шепнув монашке.

Феликс вспомнил, что про него рассказывали. Это Страж. И про Лысых Сестёр тоже. Четыре девушки вошли и скромно встали в сторонке. Феликс чувствовал непреодолимое желание слиться с толпой, если бы она здесь была. Он видел, что все четыре пары монашеских глаз смотрят именно на него. А ему, казалось, он дано уже привык к женскому вниманию.

— Лея! — громко сказала Вики.

— Виктория! — так же громко ответило ей Дерево.

— Я пришла, чтобы по праву крови занять своё место.

— Я подтверждаю твоё право. Я нарекаю тебя Вещей. Какое имя ты хочешь взять?

— Имя данное мне при рождении. Осквернённое и втоптанное в грязь, замаранное жестоким ритуалом и стыдливо забытое. В честь той, что посмела не смириться, в честь той, что бросила вызов богам, не сдалась, не предала, не отступила. Я беру себе имя Оста.

Густая тишина, что воцарилась в зале, ощущалась кожей. Дерево молчало всего несколько секунд, но секунды не шли в этой тишине, они плыли и плыли так медленно, словно время и вовсе остановилось.

— Я принимаю твоё имя, Вещая Оста. Какой цвет ты обозначишь своим.

— Цвет проклятья, который нёс веками наш род. Бирюзовый.

— Я принимаю твой цвет. Каким ритуалом ты обозначишь свой приход?

— По праву сильнейшей.

— Каким ритуалом ты обозначишь мой уход?

— По праву сильнейшей.

— По праву сильнейшей, Вещая Оста, я вручаю тебе свою жизнь. Ты вправе убить меня или использовать в своих целях.

Повисла пауза. Вики молчала, обдумывая свой ответ, так долго, что даже Феликс стал переживать, какую участь она ей готовит.

— По праву сильнейшей, Вещая Лея, я благодарю тебя за службу и отпускаю тебя. Ты свободна, и вправе сама выбрать свою судьбу.

Глубокий вдох раздался в тишине. Словно кто-то долго-долго плыл под водой и наконец, вынырнул на поверхность.

— Ах! — а это уже хор монашек.

И Феликс её увидел. Она была едва заметной белой дымкой. Её связывали со стволом дерева белые всполохи. И чем тоньше становилась эта связь, тем ярче вырисовывался её силуэт. Стройный женский силуэт с поднятыми вверх руками, как раскидистые ветви дерева. Она опустила руки и тряхнула головой, и Феликс в жизни не видел девушки необычней.

    Она была из другого времени, где носили длинные белые платья, зашнурованные по спине грубой верёвкой ниже копчика. Где талии были такими тонкими, что он мог бы обхватить её пальцами. Где светлые волосы ещё росли такими густыми, что они не просто рассыпались по плечам, а лежали на них мягкой шапкой. Они отливали блеском, но не противным мутным оловом седины, а настоящим холодным металлическим серебром.

Она осмотрела зал, и Феликс готов был поклясться, что слышал звук рассекаемого мечом воздуха. Её глаза застыли не на новой Пророчице, а на Феликсе, и он видел, как тонкая плёнка амальгамы, которой была покрыта радужная оболочка её глаз, постепенно испарилась, и они стали просто серыми. Нет, не просто серыми. А мягкими, как два пушистых серых котёнка под густыми чёрными ресницами.

Она окончательно пришла в себя под взглядами немногочисленных зрителей и упала к ногам Вики.

— Благодарю тебя!

Но Вики протянула руку и подняла её с колен.

— Неужели ты действительно думала, что я тебя убью? — спросила её Вики. Девушка невинно пожала плечами:

— Не знаю. Я свою убила.

Она осмотрелась по сторонам и заметила сбившихся в кучку растроганных сестёр. Она радостно раскинула в стороны руки для объятий, но они не смели подойти.

— Да, ладно! Агата! Беата! Вилла! — она обнимала их всех по очереди, — Заира!

И все они были вроде ничего, улыбались, радовались. Но одна стояла какая-то пришибленная. И смотрела по очереди то на Феликса, то на Эмму. Феликс пристально посмотрел на свою сестру. Вот за что она ему нравилась, так это за то, что редко плакала. Ева бы сейчас всхлипывала, тёрла покрасневшие глаза, сдавлено вздыхала, а Эмма стоит и ничего.

— Поздравляю, Мудрейшая Оста, — подошёл к ней страж и по-братски пожал ей руку. — И хочу напомнить, что у тебя есть право первого желания.

Звучало это совершенно неприлично. Как право первой ночи. И бесенята, что резвились в глубине глаз Стража, разделяли чувства Феликса.

Нет, Вики, не растерялась. Она словно всегда знала, что нужно делать.

— Дамы! — Страж поклонился Феликсу. — И господа!  Ещё минуточку внимания.

— Армариус, мне ни к чему лишнее внимание, — отказывалась она от зрителей.

— Для вас просто Баз, — церемонно откланялся он.

И всё равно уже все собрались.

Вики подошла к кубу и положила руки на стекло.

— Я, Вещая Оста, заняв свой пост по праву сильнейшей, перед лицом богов заявляю своё право на первое желание.

— Ах! — эти немые клуши ахали так громко, словно были говорящими.

  Шары скатились к центру, а потом снова заняли свои места, нарисовав светящийся «лист клевера». Кажется, так это называется, если по-простому, хотя в голову упрямо лезло «удлиненная гипоциклоида».

— Я отменяю наложенное на весь наш род проклятье Бирюзовой Чумы. Мой ребёнок, и его дети, и дети всех его детей во всех поколениях отныне и во веки веков не будут страдать от этой болезни.

И как она не хотела, а сорвала бурные аплодисменты.

Она всегда ему казалась особенной, не похожей ни на одну другую девушку. Смелая, даже дерзкая, упрямая, целеустремлённая, она всё же сделала то, что не смогла сделать ни одна до неё. Она стала истинной пророчицей, и она отстояла своему ребёнку право на жизнь.

 По праву сильнейшей.