Десятки лет Агата не спускалась вниз. Десятки лет и не вспоминала, что там внизу есть место, в котором она мечтала работать, ради которого отдала так много, но продержалась так недолго.

«Родовой зал», в красивых перламутровых ракушках которого появляются на свет новые души, встретил их пустотой. Ни один ребёнок не пожелал родиться на свет в этот день. Даже место регистратора было пустым. Им не нужен был родовой зал, но он был по дороге, и Агата не смогла не заглянуть. Они шли дальше, в то место, куда относят души, если ребёнок рождён в любви.

Они разделились — у каждого избранного была своя задача, и Арсений шёл на нижние этажи Замка в сопровождении четырёх членов Ордена: Командора, Янины, «адвоката», которого звали Генрих и своей матери Анны Гард. Агата очень удивилась, когда увидела повариху и своего адвоката в красных доспехах. Удивила её и женщина, перед которой Агата всегда испытывала какой-то благоговейный трепет. Она оставила одного своего ребёнка, чтобы помочь другому. Нелёгкий выбор.

Не оставила Арсения и Изабелла, хоть он и запрещал ей идти. И, конечно её мать, Беата. Арсений должен найти Хранительницу душ. А её никто и никогда не видел. Никто не знал где она и как её охраняют. Если бы не лысые сестры, которые знали в этом все закутки, им ни за что не удалось бы спуститься вниз.

Агата знала эту дорогу, а Беата уговорила одну из девушек-повитух открыть тайную дверь, в которую возвращали невостребованные души, своей каплей крови.

Небольшая тёмная комната за всё своё существование не видела столько людей. Все едва поместились. По центру стоял каменный круг с углублением. Сёстры по-разному его называли. Кто — высохший фонтан, кто — рулетка, на колесо для игры в которую он тоже был похож. Некоторые сёстры говорили, что делали как в рулетке — прежде чем шарик с невостребованной душой упадёт в углубление по центру, они запускали его по кругу. У особо хвастливых он делал несколько оборотов, прежде чем спуститься вниз. Но Агата помнила, что возвращаемые души были настолько редки, что вряд ли кому-то из девушек удавалось побывать в этой комнате за весь срок службы более трёх раз. Где бы они так натренировались?

Арсений провёл по бортику «рулетки» рукой, в надежде найти какие-то надписи. Изабелла простукивала стены, надеясь найти скрытую дверь. Агата робко жалась к дверям, чтобы никому не мешать, а ещё потому, что с ними был Алекс. Она узнала его сразу, едва он появился в зале с Деревом. Она видела, как он говорил с Дэном, видела, как взгляд его блуждал по залу в поисках кого-то. Но Агата так боялась того момента, когда он её увидит, что всё время пряталась за спинами других сестёр. И всё же он увидел.

Она знала, что практически не изменилась за эти годы. Ей всё те же восемнадцать лет, и пусть у неё сбриты брови и с головы до ног она закрыта этой монашеской одеждой, она осталась всё той же Гудрун. А Алекс изменился. Он не просто постарел, не просто устал, и лицо его покрылось морщинами. Агата физически ощутила его душевные раны, от которой шрамами покрылось его сердце. Боль, скорбь и радость. Он был рад её видеть. Он смотрел на неё, не отрываясь, и она не могла отвести от него взгляд. Наверно, это длилось всего несколько секунд, и её толкнули, а его окликнули. Но эти несколько секунд были помножены на годы их разлуки, и она до сих пор не могла отойти от того чувства, что всколыхнулось у неё внутри. Если бы не годы лишений, унижений и жёсткой дисциплины, она бы разрыдалась прямо там. Но она сдержалась. И дождалась их возвращения, после того как они исчезли вместе с Деревом. И теперь в этой тесной каморке она кожей чувствовала, что Алекс здесь, где-то совсем рядом, хотя в этом обилии красного не совсем понимала где же он.

— Гудрун, — прозвучал его голос совсем рядом и неожиданно близко, над самым ухом.

Она закрыла глаза и сглотнула, зная, что не сможет ответить. Никто не отменил пока её наказание, и голоса у неё так и не было.

— Ты совсем не изменилась, — он никогда в жизни не прикасался к ней, не позволил себе сделать этого и сейчас. Он обошёл её и в этом слабом свете, что падал в открытую дверь, заглянул ей в глаза.

    Его лицо было так близко. И все эти бесконечные дни, что разделяли их, словно перестали существовать. Она снова стояла на том мосту и смотрела в его глаза, не замечая ни его морщин, ни седых волос, ни покрывавшей грудь кожаной брони. Тогда она не посмела протянуть к нему руку, но сейчас — Простите меня бестолковые боги, светлой памяти которых я молилась всю жизнь! — она обняла его за талию и прижалась так, словно ни за что больше не хотела отпускать. И он тоже обнял её.

Капюшон с её головы сполз, и его тёплая ладонь гладила её по лысой голове.

— Бедная моя девочка! За что же они с тобой так?

И не проронившая ни слезинки за эти семьдесят четыре года Гудрун почувствовала, как разъедая глаза по её щекам покатились две скупые капли.

— Командор! — тихо сказала Янина. — Они открыли дверь.

— Пошли! — подхватил Алекс Гудрун как пушинку, и вслед за бывшей поварихой они стали спускаться вниз по крутой лестнице.

Иногда, в те времена, когда Гудрун только стала Повитухой, девчонки ради развлечения представляли, как выглядит место, где собирают хрустальные шары с душами.

Кто-то говорил, что как на фабрике. По конвеерной ленте спускаются половинки шаров, а строгие тётки в повязках на лицах в целях стерильности, достают из большого ящика за холку цветных щенят и складывают по одному в эти коробочки. Щенята тявкают, кусаются, лижут руки своими шершавыми язычками, но равнодушные тётки кидают их, закрывают крышками и отправляют в путь по длинному трубопроводу.

Версия со щенятами была самая эмоциональная, поэтому Агата её и запомнила. Но лично она представляла себе большого робота за стеклом управляемого компьютером, за которым сидит какой-нибудь очкастый умник и нажимает на разноцветные кнопки.

То, что они на самом деле увидели, было похоже на большую оранжерею. Когда глаза их привыкли к яркому свету, их восхитили струящаяся по стеклянным стенам вода и тысячи диковинных цветов, расположенных на стеллажах или просто в больших ёмкостях на полу. Жужжащие пчёлы, порхающие бабочки, и пикирующие с высоты на их нежные листья жуки — всё это казалось нереальным и сказочным. И таким мирным, что трудно было представить, что где-то здесь тысячами лет томится в заточении Хранительница душ. И трудится в поте лица, чтобы всё это работало, рождалось, умирало и возвращалось на круги своя.

И она здесь действительно была. Нет, не прикованная цепями, не засунутая в какую-нибудь жуткую барокамеру в проводах, она стояла среди всего этого благоухающего разнообразия с таким лицом, словно увидела своих детей, которые вернулись с долгого путешествия целыми и невредимыми. Радость и облегчение.

Молодая женщина, не больше тридцати, Гудрун сразу узнала её. Богиня Мать. Именно такой Гудрун её себе и представляла, именно такой видела на многочисленных изображениях. Только видеть её живой и улыбающейся было немного неожиданно. Ведь они пришли её спасать. И все немного опешили. Особенно рыцари, у каждого из которых в руках сейчас было по обнажённому деревянному мечу. А скорее просто по заострённой палке. Агата лично помогала им срубить несколько веток Дерева, чтобы сделать из них это странное оружие.

Агата почувствовала тяжелую ладонь Алекса на своём плече, он готов был немедленно отодвинуть её себе за спину, если вдруг что.

— Я думаю, здесь вам не придется защищаться, — сказала мягко Хранительница и бережно опустила что-то живое и воздушное, что она держала в руках, внутрь большого цветка как дитя в люльку.

 И голос, которым она это сказала, невозможно было перепутать ни с каким другим. Они слышали его каждый божий день в своих головах.

— Лулу? — Удивился Арсений, который стоял к ней ближе всех. — Ты существуешь?

— Ты настоящая? — спросила Изабелла.

— Я — настоящая. Меня зовут Сама, — улыбнулась она. — А Лулу — это информационная система, которая говорит моим голосом. Но это не я. Не всегда я. Она активируется вашими эмоциями, вашими чувствами, вашей памятью и вашим стремлением знать, а я всего лишь наполнила её теми знаниями, которые имела.

И она махнула рукой, приглашая всех последовать за собой.

— А что это за ботанический сад? — оглядывался по сторонам Арсений.

Он придерживал Изабеллу за своей спиной одной рукой, а во второй продолжал зажимать свою палку. Алекс делал то же самое, обходя стеллажи и оглядываясь по сторонам. Агате приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступать ему на пятки. Куда они шли, она всё равно не видела из-за его широкой спины.

— О, это всего лишь крошечная оранжерея, которую мне разрешили сохранить, — слышала она женщину. — Здесь тоже рождаются души. Живые, настоящие, чистые. Такие же как у младенцев, рождённых в любви. Ведь душа – это часть живой энергии, её имеет всё живое. Это и есть сама жизнь. Когда-то давным-давно я придумала, как дать право на жизнь детям, кровь которых отличалась от крови родителей. Я разделила их душу и тело, и это позволило им жить. Я взяла эту силу у себя, я решила задачу, которую поставил передо мной несчастный и влюблённый в простую девушку бог. Если бы знать, сколько бед за этим последует.

— Но сейчас эти новые души уже не нужны? — спросила Изабелла. — Раз тебе разрешили оставить только это. И кто вправе указывать тебе?

Они остановились и Агата, наконец, выглянула из-за Алекса. Небольшой кабинет со стеллажами за спиной у Хранительницы, а всё остальное пространство над головой и дальше за кабинетом, сколько видел глаз — стеклянные лабиринты с разноцветными шарами.

— Сейчас у нас уже столько душ, что их в несколько раз больше, чем людей, — она махнула рукой вверх, подтверждая свои слова. — Их можно освободить, но алисангов так мало, а людей так много, что если снова начнётся война, мы рискуем погибнуть просто из-за их численного преимущества.

— Кто же развяжет эту войну? — Арсений всё же убрал свой меч в ножны. — Жрецы? Потомки жрецов, которым боги дали слишком много власти?

— Да, теперь их называют Правительство или Совет Старейшин. Когда-то они были богами для людей. Они не боялись смерти, они ничего не боялись. Они умирали и снова возвращались. Для людей они были неуязвимы, и если и могли умереть, то только перебив друг друга. Но они объединились, и убирали неугодных и до того ожесточились, что даже люди отвернулись от них. Люди стали поклоняться другим богам, и тогда они решили подчинить их силой. Мы не могли допустить этого и заступились за людей — так возник Предел.

— Чтобы защитить людей от обезумевших богов? — удивилась Янина.

Эти рыцари в красном стояли, образовав живое кольцо вокруг остальных. Алекс замыкал его со спины, теперь Агату и Беату он поставил в центр этого круга. Агате казались лишними все эти предосторожности, но она не смела возразить.

— Да, и тогда они захватили власть здесь. Они не могли больше преодолеть предел, но решили, что будут отправлять на землю свои души. Но дети рождались в-основном, по любви, им не требовались чужие души. Тогда они придумали, как лишить свой народ этого счастья.

— Чистокровные браки. Инспирация после полового созревания. За несколько веков это стало таким привычным, что люди забыли, что когда-то было по-другому, — продолжил Арсений.

— Но эти души. Они же разного цвета, — показала рукой Изабелла вверх. — А те, что у тебя рождаются среди цветов, они прозрачные.

Она показала себе за спину.

— Ты очень наблюдательная, — похвалила Хранительница.

— Когда-то они все были такими, хрустально чистыми. Потом, возвращаясь, стали приобретать совершенно разные оттенки. Оттенки судьбы или отпечатки личности, как я их называю. Но когда разрешили чистокровные браки, все души стали раздавать строго по цветам и те, что возвращаются, становятся всё интенсивнее и интенсивнее. И постепенно из шести цветов их осталось четыре. Потому что пурпурный и красный перестали различать совсем. Из смеси жёлтого с голубым получился зелёный. А синий… Владельцы голубых душ больше всех радели за свою душевную чистоту. Они считали себя истинными потомками богов, поэтому синие остались вне закона и исчезли первыми.

— Чем же выделялись синие среди других алисангов?

— Голосом.

— То, что вен нарисует, он мог описать. Всё что кера напишет, он мог прочитать. К сожалению, они больше не рождаются. Их истребили всех до одного, когда у власти были азуры.

— За это их и ненавидят до сих пор?

— Может быть, — ответила Хранительница и снова показала себе за спину. — Если вы освободите все эти души, то у ваших противников не будет армии, чтобы захватить этот мир, а у меня будут силы, чтобы уйти и помочь вам.

— Но это же младенцы! — хотела воскликнуть Агата, но только открыла и закрыла рот.

— Дитя, — протянула к ней руку женщина, словно услышала её.

Все расступились, пропуская её к Агате.

— Прости меня за то, что я сделала это с тобой, — она протянула к ней руку и погладила по лицу. — Я возвращаю тебе голос.

Она повернулась к Беате и сделала то же самое.

— Они не держат меня в цепях, но постоянно угрожают уничтожить этот сад. И лишают меня сил, не освобождая души. Я чувствую боль каждой души, как вы чувствуете те души, что прошли через ваши руки. Я чувствую, как они рождаются, как растут, взрослеют, о чём мечтают, как влюбляются, верят, надеются и как умирают. Если я не выполняю приказы, они кого-нибудь убивают. И нет ничего ужаснее, чем насильственная смерть.

— Но эти души, — сказала Агата, кашлянув, и удивилась, как непривычно звучал её настоящий голос. — Они же младенцы. Как можно использовать их в войне?

— Очень просто, — и она повела их в свой кабинет.

— Я знаю, что это, — сказала Изабелла, когда Сама открыла один из крошечных ящичков с буквой на нём и достала тонкую прозрачную пластинку. — Это чья-то личность. Память, считанная и таким образом сохранённая.

— Совершенно верно, — сказала женщина. — Если перед тем как открыть шар в него поместить эту пластинку, то это уже будет не младенец, а полноценная взрослая личность, с именем и определёнными наклонностями.

— Если на их пути не будет стоять Предел, им будет доступен весь человеческий мир, — продолжил за неё Арсений.

— Но как освободить их? — спросила Беата. — Ведь шары не открываются.

— Они открываются, только нужно знать слово.

Хранительница прошла к стеллажу, который Агата сразу и не заметила. На нём рядами стояли шары. И Агата пошла следом за ней, её тянуло к нему тем сильнее, чем ближе она подходила. Она узнала его, даже не беря в руки — это была душа, которую она вернула. Ту, что не пригодилась ребёнку, и она принесла и оставила её в той комнате, через которую они пришли. Она взяла его в руки — маленький хрустальный шар, всколыхнувшийся розовым.

— Атэн, — сказал Арсений, внимательно всматриваясь в него.

Он распался на две половинки и розовый щенок, весело махая хвостиком оказался в руках у Агаты.

— Онд, — сказал парень.

И щенок полетел вверх как облачко и растаял где-то под потолком.

— Теперь он свободен, — сказала Хранительница, вздохнув, словно получила глоток свободы

— Я буду тем сильнее, чем больше душ будет свободно, — сказала она, показывая на полку. — Только те души, что не пригодились, мне разрешали отпустить или оставить себе. Я отпустила почти все. Остались только эти несколько шаров.

— Но вокруг тысячи, сотни тысяч шаров, — сказала Изабелла. — Если бы будем открывать эти шары по одному, то не управимся и за неделю. У нас нет столько времени.

—  Может разрушить этот трубопровод? — предложил Алекс.

— Да,  падая с такой высоты, многие шары разобьются, — сказала Хранительница.

—  Вики! — сказал Арсений вслух и услышав ответ Пророчицы проговорил его вслух: — Если мы попытаемся уничтожим этот трубопровод, то встретим яростное сопротивление. Его очень хорошо защищают. Погибнет много невинных людей, но и наши потери будут невосполнимы. Но если мы этого не сделаем, то, когда Дэн освободит Армариуса, и откроет Предел, то на нашей стороне будет ещё один могущественный бог и преимущество, но все эти души тоже отправятся в мир людей.

— Подождите, но ведь они не смогут исчезнуть все разом, ведь им нужны эти пластинки и тот, кто будет их выпускать. Ангелы, — сказала Беата, слегка откашлявшись и голос её низкий и тихий был совершенно Агате не знаком.

 — И если у Леи получилось. А она хотела убедить Ангелов помогать нам, — сказала Агата, — то пока никто не знает, что мы здесь, у нас есть время.

— Да, и единственное, чем я пока могу помочь вам, это тем, что шары будут катиться постоянно, — сказала Хранительница.

— Тогда вперёд, в родильный зал! — сказала Беата.

Трудно сказать, как удалось Лее убедить Ангелов, но даже без своих пророческих талантов она была очень сильна. И её необычная внешность, её серебристые волосы убеждали своей наглядностью даже лучше, чем слова.

Это было даже весело, когда во всех ракушках одновременно появлялись «жемчужины» и Ангелы брали их в руки и, пропуская сквозь себя, и глубоким выдохом отпускали. И улыбающиеся пони и разноцветные единороги таяли в воздухе, поднимаясь к потолку. Все они были похожи на детские игрушки и у каждого Ангела были свои.

— Кажется, сегодня я стану самой многодетной матерью на свете, — сказала одна из девушек, когда под потолком растворился её очередной воздушный шарик.

— Кажется, сегодня я решу навсегда завязать с этой работой, — сказала другая, провожая глазами пухлого медвежонка.

За дверями их охраняли немногочисленные члены их боевого отряда, а Арсений с Анной, Беатой, Агатой и Изабеллой, пошли искать способ проникнуть в помещение, из которого подавались шары. Именно там, по мнению Хранительницы, должны храниться пластины, которые специально отобрали для возрождения. Именно там наклеивались и Поющие метки. И это уже были абсолютно современные технологии. Эту систему придумали в Совете Старейшин, чтобы контролировать своих людей. Сколько Ангелов было наказано из-за отсутствия этих меток. Жестоко наказано. Раньше это даже каралось смертью. А оказывается, это была просто прихоть больного и завравшегося Совета.

 «Только бы сейчас никому не приспичило рожать», — думала Агата, оставляя хихикающих девушек и сурового Алекса на их страже.

Навык чтения древних рун был тоже давно утерян, но тот, кто закрывал эти двери, неплохо им владел. Они несколько раз пробежали взад-вперёд мимо, пока Арсений догадался приложить к стене своё кольцо.

Очень простое, медное. Три полоски и крестик — вот и всё, что было на нём изображено. Но стоило ему слегка потереть об себя рисунок  и приложить его к стене, как на ней появились знаки, которые нужно было читать вслух.

— Я уже видел подобные надписи, — сказал он. — Так открывался проход в лабораторию, что мы нашли в старом замке Гард. Если на дверь нажать и отодвинуть вправо, то будет проход.

И он упёрся руками, и часть стены довольно легко ушла вглубь и вправо.

— Но теперь нужно сдвинуть её влево, не давая возможности вернуться наружу.

Они упёрлись в дверь, и на невидимых шарнирах она заскользила в обратную сторону.

— Держим, держим, держим, — командовал он, пока дверь норовила закрыться. И они её удержали, и все вместе столкнули влево за стену.

И руками почувствовали, как она во что-то упёрлась, и они ещё немного поднажали и увидели, как дальше в узком коридоре открылась боковая дверь.

— Оставайтесь здесь, — скомандовал он Беате. И они с Изабеллой остались на случай, если дверь решит закрыться и их там замуровать. Агата с Анной пошли за ним.

— Уверена, где-то там внизу сейчас заорала сирена и загорелась красная лампочка, — сказала Анна.

В помещении похожем на будку, одна прозрачная стена которой выходила в зал с трубопроводом, стояла перегородка. Арсений постучал по ней пальцем.

— С той стороны это смотрится как стена.

Но со своей стороны они видели дверь и за ней лестницу, по которой можно было в ту часть будки подняться снизу. Как челнок бегал механизм, без устали приклеивая к шарам метки. Шары с метками подавались в эту часть будки и здесь в углублении большого стола замирали, ожидая в едва заметный зазор слюдяную пластинку. Ящики с этими пластинками стояли тут же. Именно их решили уносить.

Они с Анной схватили по два неожиданно тяжёлых ящичка и побежали к выходу. Арсений задержался. Их нужно было уносить отсюда подальше,  и прятать. Ведь это не просто информация, это были жизни тысяч людей. Они хотели сохранить их память потомкам. Но их сил унести столько всего за раз не хватало. А для того, чтобы вернуться, пришлось решать, куда всё это нести.

— Здесь совсем недалеко костюмерная, — предложила Агата. — Давайте туда!

И поскольку других предложений не поступило, они с Анной, сгибаясь под тяжестью груза, посеменили по коридору.

Беата догнала их, когда они уже заваливали поношенными белыми перьями свою ношу.

— Изабелла осталась держать дверь. Надо торопиться, там ещё на пару ходок, — сказала она, тяжело дыша и потирая натруженные руки.

— Остался всего один ящик, — сказала Анна, ставя свои ящики, — он принесёт его сам.

Но Арсений выбежал им навстречу с пустыми руками, если не считать Изабеллу, которую он тянул за собой.

— Уходим, уходим! — скомандовал он.

— Но Алекс, — встала как вкопанная Агата.

— У нас был договор, в случае чего просто сдаваться. Они не будут никого убивать, и их не тронут, если они не окажут сопротивления, — он потянул Агату за руку, — Давай, Агата! Сейчас мы нужны Хранительнице. Когда нас будет больше, мы освободим их.

И они побежали уже знакомым маршрутом.

— Мы вынесли почти весь их элитный архив, — сказал он Хранительнице, которая занималась тем же — складывала свои ящики в углубления в полу. — Ещё я заклинил пустой шар, теперь все их метки клеятся на него, а остальные шары катятся пустыми.

Сама разбирала пластиковые плиты пола, освобождая длинное прямоугольное пространство под ним.

— Я давно придумала это, — делилась она, когда они бросились помогать ей, — Я всегда знала, что рано или поздно вы придёте за мной, и эти ящички – самое ценное, что у меня есть.

— Зачем вообще их хранить, — недоумевала Изабелла. — Если из них можно заново создавать людей, то они всегда будут угрозой.

— Не всё пока мы умеем считывать, а там так много важного и ценного. Того, что могло бы пригодиться вам, их потомкам.

— Глупости, — ответила девушка категорично. — Большинство этих знаний безнадёжно устарели. Вот что это?

Она посмотрела на ящичек, который держала в руках.

— Панфил. Как много людей с именем Панфил есть в наше время? Последний из них умер… вот, пожалуйста, — она достала последнюю в ряду табличку, — В тысяча восемьсот девяностом году. Что ценное он может нам рассказать?

Она ухнула ящик вниз без всякого уважения.

— О, с его лёгкой руки пришла в этот мир легенда о Бессмертной Помещице, — отозвалась Хранительница.

— Просто сказка. Мы уже выяснили, что она никогда не существовала, — поддержал свою девушку Арсений, опуская очередной ящик.

— Она существовала, и более того, жива по сей день, — ответила Хранительница, отряхивая руки и глядя вверх, — Всё, теперь засыпаем землёй. Быстрее! Даже если ваших друзей арестовали, конвейер ещё работает, и девушки не оставят его, пока будут появляться шары.

Она подавала мешки, они вспарывали их и заполняли надёжно закрытое пластиковыми поддонами углубление землёй. Потом высадили в землю цветы, потом засыпали сверху мульчёй, и это поддон стал таким же, как десятки других в этом зале.

— Вы — молодцы! Душ освобождено столько, что я кажется, не просто могу уйти отсюда, я могу улететь, — сказала Хранительница, довольно потирая руки.

— А вы умеете летать? — спросила её Агата.

— Конечно, нет, — улыбнулась она. — Но в каждой заточённой душе часть меня. Моя жизненная сила. Чем больше душ я создам, тем становлюсь слабее. Не возвращаются души, не возвращается и моя сила. Теперь я могу отсюда уйти. И это мой прощальный подарок.

— Атэн! — сказала она, поворачиваясь к стеклянной стене. — Онд!

И они уже уходили, а Агата всё не могла оторваться, глядя, как крошечные шарики раскалываются как орехи и из них к потолку летят воздушные шары, единороги и разноцветные щенки.

Вы свободны! В добрый путь!