Виктории нравилось жить в доме Дэна, но она невыносимо скучала по Марго, кипарисам, холмам, виноградникам и теплу. Ей казалось, она не любила Тоскану, но настоящая зимняя стужа наводила на неё такую тоску, что после трёх месяцев зимы она готова была купить билет и лететь в свою Италию как все простые смертные на самолёте. Тем более ей нужно поговорить с матерью, а мать как отца, просто так сюда не затянешь.

Разговор с отцом нельзя было назвать сложным. Он был рад её видеть, и просто счастлив, что она поправилась. Он не осуждал её за столь эгоистичный поступок, и первый раз в жизни после разговора с отцом она почувствовала лёгкость. Невыносимая лёгкость бытия. Она чувствовала себя именно так. Она больше не злится на него и не презирает. И не ревнует к бывшей жене. Она должна была простить его, но попросила прощение сама.

Он поделился, что, конечно, любил Эмму, но после её смерти его угнетало именно чувство вины и страх, что она одинока, несчастна и до сих пор блуждает в пространственном тумане. Но теперь, когда он знал, что Эмма пусть и не совсем устроена, но в порядке, понял, что чувства к ней давно уже прошли. И единственное, что сейчас беспокоит его – это беременность той женщины, что сейчас рядом с ним. Он беспокоился за её здоровье, и за своего будущего ребёнка. Это для него сейчас стало самым главным.

Он был так рад за них с Дэном, что Виктория не нашла в себе сил сказать, что их отношения липовые. Она просто созналась, что её беременность оказалась для неё тоже одним из главных событий в жизни, и она как никогда понимает чувства отца.

Они расстались лучшими друзьями.

Прижимая руку к своему слегка округлившемуся животу, она каждый день изучала расписание рейсов на Рим. Теперь ей предстоял тяжёлый разговор с матерью. Со слов бабушки мать так и жила во Флоренции, всё с тем же Лоренцо. С великолепным неутомимым трусливым Лоренцо. Отец сказал, что, судя по его скромному опыту, она действительно могла забеременеть от Дэна, ведь из его женщин только одна была настоящий азур. Странно было говорить об этом с отцом, но неловкости не было. Они вышли в своих отношениях совсем на другой, взрослый уровень. Но Викторию всё же терзали сомнения, что ребёнок может быть именно от Лоренцо. Ведь, положа руку на сердце, Дэна было так мало, а Лоренцо так много, что она боялась, что тест выдаст не то отцовство, на которое она рассчитывала. И она должна поговорить с матерью не только ради того, чтобы вымолить прощение, но и ради того, чтобы узнать – правда ли детей у них нет именно из-за проблем Лоренцо.

И вот каждый день она изучала расписание и составляла план: самолётом до Рима, а там два часа на поезде, и она во Флоренции. Конечно, гостиница. Бабушка обещала выступить послом доброй воли и организовать им с матерью встречу. Но шли недели, а она всё отговаривала Вики, утверждая, что ещё не время.

Жизнь в доме Дэна с большой натяжкой можно было назвать  приятной. София с Вики только здоровалась. Герман справлялся о её делах и самочувствии, неизменно вежливо, но редко и сдержано. Альку с её презрением она практически не видела. Бабушка с её недовольством приезжать стала редко. И Дэн дома практически не бывал.

 Бессонными ночами она слышала, как он появлялся в своей комнате за стеной, как ему приходили звонко пиликающие в тишине сообщения. Но утром его комната, как правило, снова была пуста. Это было даже к лучшему. Она даже хотела вернуть ему кольцо и разорвать помолвку, но отложила до разговора с матерью, который считала серьёзнее.

Она часто навещала в больнице Феликса, но с тех пор как его выписали, не видела больше и Феликса. По нему она скучала сильнее. По его аметистовым глазам и такой редкой, но такой завораживающей улыбке. Она полюбила глянцевые журналы и интернет. Иногда ей даже не верилось, что Феликс настоящий.

Небольшой заснеженный сад перед домом, редкие посещения доктора, одна занудная книга, которая никак не желала заканчиваться и сайт с билетами до Рима — теперь это была её жизнь.

Но в первый день весны Марго, наконец, дала добро. И пятого марта на шумном вокзале Флоренции радостно заключила Викторию в свои горячие объятия.

— Ба, как я соскучилась! — прослезилась Вики.

— И я, девочка моя, и я! Твой будущий муж, конечно, приглашал меня в гости. Он вообще хороший парень, но куда я без него, — и она красноречиво дёрнула поводок, на котором метался вокруг них большой лохматый пёс.

— Господи, Гектор! — Виктория присела на корточки, рассматривая белоснежного пса. — Ты ли это, мальчик мой?

Но пёс, одарив Викторию лишь мимолётным взглядом, рвался к выходу за какой-то сучкой, трясущейся на тоненьких ножках вслед за хозяйкой.

— Ты даже не представляешь себе, какой удачный момент для встречи с твоей матерью я выбрала. Просто не представляешь! — радостно сообщила Марго. — Всё же я у тебя непревзойдённый стратег.

— Опять нагадала?

— Ну, не без этого, конечно, — призналась бабушка. — Но я предлагаю сразу к ней.

— Нет, нет, нет! — категорически отказалась Виктория. — Двенадцать часов в дороге, девять часов разница во времени. Я устала, ба! Я надеюсь, ты сняла гостиницу?

— Обижаешь! Ещё какую! — она опять немилосердно дёрнула поводок. — С парковкой и возможностью содержания животных.

— О, боги! Я в одной комнате в этой блохастой вонючкой! — воскликнула Виктория, прогоняя Гектора с переднего сиденья бабушкиной машины.

— Не переживай! Он у меня вполне себе воспитанный парень.

— Сомневаюсь! — покосилась Виктория на капающую с большого розового языка на её новое пальто собачью слюну. — Фу, как же у него смердит изо рта!

— Так что за удачное время?

После душа и ужина они пили с бабушкой вино на небольшой закрытой террасе гостиницы, и Виктория вернулась к разговору о матери.

— Она в шоке! Лоренцо снова ей изменил! — сообщила Марго пафосно.

— Что значит снова? После меня?

— Может да, а может, нет. Я давно подозревала его в том, что он погуливает. В этот раз она застукала его на месте преступления с соседкой. И я даже не знаю, что расстроило её больше: то, что он ей изменил или то, что это была именно соседка.

 — Считаешь, это удачное время?

— Конечно, милая! Ведь она сама захотела с тобой поговорить!

Столько бессонных ночей, придуманных красивых фраз, переживаний и всё напрасно. Прямо с порога своей маленькой квартирки мать кинулась Виктории на шею с возгласом «Прости!»

— Девочка моя, прости меня! Я была так не права! Я так виновата перед тобой!

Это было нечестно. Это были слова, которые маме должна была сказать Вики. Но эта стройная блондинка рыдала у дочери на груди с истинно итальянским темпераментом и Виктории ничего не оставалась, как её утешать.

— Эта сволочь наверняка давно положил на тебя глаз! И сам затащил в койку! Скажи, он изнасиловал тебя? — она посмотрела на Вики опухшими от слез глазами и, не дождавшись ответа, продолжила строить страшные предположения. — Матерь божья, может он насиловал тебя с самого детства? А я ведь даже не подозревала! Скажи мне всю правду!

— Барбара! — не выдержала Марго. — Что ты несёшь? Неужели ты думаешь, я бы позволила ему прикоснуться к ней хоть пальцем. Тем более в моём доме.

— Мама, нет! Не было ничего такого, — наконец подала голос Виктория, которая всё это время сомневалась сказать ли матери правду или обвинить во всём Лоренцо. Сейчас это было так просто, мать бы поверила всему.

— Он не притрагивался ко мне ни разу. Даже не смотрел в мою сторону до того случая, — Вики порывисто обняла мать. — Мама, прости! Это я во всём виновата! Но он такой красивый! Я не ожидала, что зайдёт так далеко.

Мать отстранилась и посмотрела на неё внимательно. Это были самые длинные несколько секунд. Глядя на серьёзное мамино лицо с уже наметившимися морщинками, в её красные от слёз глаза, Вики не знала, чего ожидать. И ожидала худшего. Что сейчас она взорвётся проклятиями, что плюнет, отвернётся и навсегда прогонит дочь из своего дома.

И она отстранилась. Убрала руки. Достала из кармана мятый платок и высморкалась.

— Он сказал, что ты так похожа на меня. На меня в молодости, когда мы только познакомились. У тебя мои глаза, моя улыбка. У него просто снесло крышу. И ему ужасно стыдно, ты ведь совсем ещё ребёнок.

— Мам, — тихо сказала Вики, — Мне двадцать один. Я давно уже не маленькая. И у меня были мужчины до него. Но я сидела дома как затворница, коротая время от приступа до приступа, и жить мне оставалось так недолго. Прости меня, мам!

И по щекам её независимо от её желания покатились слёзы. Это была правда, чистая правда. Она так хотела жить!

— Ты меня прости. Я была плохой матерью. Я так и не смирилась с твоей болезнью. Я не хотела тебя принимать такой. Я боялась привязываться сильнее и любить больше, зная, что мне рано и поздно придётся тебя потерять. Я самоустранялась, я лишний раз боялась тебя обнять. Мне казалось, что если я буду меньше тебя видеть, то мне не так больно будет тебя потерять. Матерь божья, какая же я дура!

Вики обняла ее за худенькие плечи и прижала к себе.

— Я тоже была не лучшим ребёнком, ма. Наверно, мне большего было и не надо. Пусть мы редко виделись, зато не часто и ругались. Я знаю, что ты всегда меня любила, и этого было достаточно.

— Я и сейчас тебя люблю! — устало прислонилась к плечу Вики мама.

— И я тебя люблю, мам!

 — И хрен с ними, со всеми этими мужиками!

Белая шерсть Гектора плавала в фужере с вином. Вики раздумывала выплеснуть её вместе с вином или выловить. Вино было вкусным, а брезгливостью она не страдала. Проблему решила бабушка, забрав у неё бокал.

— На лучше мой! Хотя тебе, наверно, пить бы поменьше. Ты всё же беременная.

— Ба, — укоризненно посмотрела на неё Вики. — Я разве пью? Снимаю стресс.

— Да, непростой был денёк. Но рада, что вы помирились. А Лоренцо, вот увидишь, ещё к ней вернётся.

— Да, пусть возвращается! Мне кажется, она с ним счастлива. А он гулял, гуляет и будет гулять. Да, Гектор?

Пёс положил свою косматую морду Вики на колени и завилял хвостом.

— А почему у них больше так и не было детей? — спросить об этом у матери Вики так и не сумела.

— Олигоспермия. Ему поставили такой диагноз, когда они только познакомились. И сказали, что это не лечится. Даже странно, что у такого темпераментного мужчины вялые и недоразвитые сперматозоиды.

Вики невольно улыбнулась.

— Ты неужели ж думала, что залетела от него? — подозрительно посмотрела на неё Марго.

— Ба, Дэн — мемо. А Лоренцо — азур. Какова вероятность мне забеременеть от мемо? Нам со школы вбивают в голову эту теорию размножения и невозможность межвидового скрещивания.

— А ты знаешь, я ведь тоже думала об этом, — повернулась к ней Марго. — Может быть тому виной и этот проклятый ген пророчества. Не знаю, у твоего отца вот тоже неплохо выходит с женщинами. Но я о другом. Я тут вспомнила, что лет двадцать с лишним назад, а точнее, двадцать пять, когда тебя еще не было, я работала в Замке Кер. Произошел такой случай. Одна кера-повитуха работала, будучи беременной.

— Как это? Ты про Белых Ангелов говоришь? Про тех, что приносят Души и раздают новорожденным детям?

— Да, про них. Все они монашки и девственницы. Но, оказалось, что дело не просто в их обете. Оказалось, что кера должна быть абсолютно чиста, потому что они сливаются с душами младенцев и связаны с ними ментальной оболочкой вот как ты сейчас физически со своим малышом.

— Да, они же должны узнать, нужен ли ребёнку Дар или он рождён по взаимной любви с душой, — Вики с удовольствием почесала за ухом вновь подлизывающегося к ней Гектора.

— А эта оказалась беременной. И ведь самое удивительное, когда стали выяснять, оказалось, непорочное зачатье. Её отец был генетиком и вызвал у дочери зачатье простым вливанием гормонов. Как-то так. Она даже не знала, что беременна.

Вики протянула собаке кружок колбаски, и он заглотил её, не жуя.

— Не давай ему эту копченую колбасу, у него поджелудочная воспалится, — предупредила Марго, хотя уже было поздно.

— Не буду больше. Так что там с этим генетиком?

— С генетиком ничего. Его признания посчитали бредом и керу наказали. Побрили в Лысые Сестры.

— Жестоко. Ты-то откуда знаешь?

— Ты вообще меня внимательно слушаешь, а то я сейчас выгоню эту псину на улицу.

— Да, да, ба! — Вики столкнула с колен пушистую морду, но Гектор убежал, ни капли не расстроившись.

— Я работала тогда в Сером Суде.

— А точно! Ты же как-то рассказывала.

— Да уж, это было так давно, что я и сама уже забыла. А теперь вот видишь, вспомнила. Наказали очень жестоко, потому что, как говорили эксперты, — она прищурила один глаз, что-то мучительно вспоминая. — Не назову ни один из этих терминов ни за что, но смысл в том, что из-за этого все принятые ей дети могли быть полностью бесплодными. Или наоборот.

— Что значит, наоборот? — насторожилась Виктория.

— Активация половых клеток алисангов до пробуждения остальных. То есть сейчас инициация происходит после полового созревания и все изменения в теле начинаются только после. А вот у этих детей из-за её беременности именно половые клетки могли сформироваться по мере взросления до инициации.

— А если проще?

— Ты могла забеременеть от Дэна, потому что он был одним из этих детей. И он, и его друг Арсений. Они все с одного года.

— Ба, ты понимаешь, что только что раскрыла страшную тайну? Если бы эти повитухи все были беременными, то алисанги давно бы могли беспрепятственно размножаться независимо от вида. А нам не дают этого делать умышленно, посылая за детьми монашек.

Виктория подлила им ещё вина, но бабушка возразила:

— Я же сказала, или наоборот! Тогда все алисанги стали бы бесплодными. Вот поэтому наш Серый Суд всегда тайный.

— Не следует никому это знать? — Виктория выловила из фужера очередной белый волос.

— Вот плохая, вижу, из меня рассказчица, — расстроилась бабушка. Ты всё неправильно поняла. Всему виной была не просто беременность, а вот именно это её непорочное зачатие, где слияния разных половых клеток не произошло.

— Если же их можно беременить одним простым уколом, то в чём проблема? Пусть нас принимают непорочно беременные керы и мы все будем рожать детей от кого захотим. Правда, тогда невинных кер не напасёшься и детей этих куда девать? А кера то эта родила?

— Да, девочку. Её так бабка с дедом и воспитали.

Вики подавилась вином и долго кашляла, прежде чем смогла внятно просипеть то, что хотела сказать.

— И она родилась в тот же год, что и все эти дети?

— Наверно, немного позднее. Но, в принципе, да, год тот же.

— Кера? И училась вместе с Дэном с Арсением? — Виктория всё ещё сипела, но ей так хотелось немедленно поделиться тем, что она только что поняла. — Тогда я даже знаю, как её зовут. Изабелла Кастиниди.

— Да, точно! Кастиниди. Это была фамилия того генетика, её отца.

— Это девушка Арсения, ба! Подруга Дэна, — выпалила Виктория. Но Марго вдруг замерла как истукан. — Ба?

Марго не реагировала, и Вики потянулась и потрясла её за руку.

— Вики, ты помнишь то предсказание? В котором было сказано, что ты умрёшь?

— Ой, только не начинай! Я не умру, ба! Я жива, здорова, беременна. И судя по твоим открытиям даже от Дэна, чему несказанно рада. Ты меня слышишь?

— Иисус Христос в женском обличье — это девочка, рожденная от непорочного зачатья. Изабелла, это же, выходит она? — Марго словно подменили.

— Ба, да, не волнуйся ты так! — успокаивала её Вики. — Там сказано ещё про овцу в волчьей шкуре. Это вообще может быть кто угодно. Хотя мне кажется, на её роль подошла бы Ева. Такая вроде крутая, зубастая, особенная, а по сути овца на заклание. А вот с лекарством ты точно не угадала. Я его приняла. И даже с удовольствием. Я беременна! Лекарство принято! Ба!

— Да, да, — отвечала Марго всё ещё растерянно. — А что там было ещё?

— Обману Бога. И кого-то там убью. Полюблю и убью.

На самом деле Вики помнила пророчество Марго дословно. «Убьёшь того, кого будешь больше всех любить». Но эта фраза нравилась ей даже меньше того, что она умрёт. И Вики считала всё это чушью.

— Только в другом порядке, — не унималась Марго.

— Марго, давай забудем! У нас впереди с тобой целый месяц вместе. Если захочешь, ещё нагадаешься вдоволь. Правда, Гектор?

— Неужели твой будущий муж отпустил тебя так надолго?

— Неужели ты думаешь, я отпрашивалась? Он моего отсутствия даже и не заметит.

— Настолько всё плохо?

— Что ты! Настолько всё хорошо!