1

Все ригондское племя собралось на небольшой поляне между поросшей кустами подошвой горы и лагуной. Люди постарше уселись на земле, скрестив под собой ноги, другие присели на корточки, опершись на одно колено, а большинство стояло. Взрослые время от времени одергивали подростков, когда те затевали возню и поднимали шум, заглушая голоса Ако и других мужчин. Женщины баюкали на руках своих малышей и делали все, чтобы они не расплакались. Лишь радостные крики птиц никто не мог унять, так же как и рокот волн, все время ласково гудевших за рифом.

Большинство присутствующих все еще не могло постичь происшедшего, и в их глазах Ако читал то сомнение, то растерянность, то невысказанную мольбу. Белый человек — это всесильное существо, которому ни один островитянин не смел прекословить, — был сегодня унижен, с позором и насмешками изгнан с острова! Ригондцы не только осмелились воспротивиться его воле, но и силой навязали ему свою. Что только теперь будет! Гнев белого человека чудовищен; разгневаться, как он, — не может ни один островитянин даже в минуту самой тяжкой обиды. А что если он вернется вместе с другими белыми… если нашлет на остров ужасные опустошительные грозы? Уж он придумает, как выместить свою ярость.

Ако понимал, какие думы обуревали в этот миг головы его соплеменников. Первое опьянение свободой у них уже прошло, и началось нечто вроде похмелья, которым назавтра утром мучится островитянин после того, как накануне вечером хватит лишку доброго напитка авы. Ако сознавал, насколько велика его ответственность, — ведь он же зачинщик всего содеянного, ему и ответ держать за последствия. Ако готов был к этому. Ни одного мгновения он не сожалел о случившемся, нет, его не угнетали заботы о возможных событиях в будущем. Все было правильно, иначе и не могло быть. Если бы Ако не сделал этого, ему не стоило бы возвращаться на родину.

Ако остановился в кругу своих соплеменников и заговорил:

— Слушайте, мои братья и сестры! Я расскажу вам о том, как живут люди на других островах и в Чужой стране. Вы должны знать, что получается, когда какое-либо племя больше не может жить так, как ему самому нравится, а вынуждено жить так, как приказывают чужеземцы. И, когда вы узнаете это, вам станет ясно, почему белому человеку, которого мы сегодня выпроводили в море, нет места на нашем острове.

Воцарилась глубокая тишина. Все время, пока он говорил, все глаза, не отрываясь, глядели на Ако.

И он рассказал ригондским мужчинам и женщинам о разбросанных в океане островах и архипелагах, где островитяне на протяжении уже нескольких поколейий томятся в ярме рабства, подвластные произволу колонизаторов. Он поведал им о вымерших народах и о тех несчастных племенах, которые были вывезены со своей родины на далекую чужбину, где их заставляли надрываться на плантациях и в копях. Там люди умирали от болезней и гибли, не выдерживая непосильного труда, и никто из них никогда больше не вернулся на свой родной остров. Плоды, выращенные ими, рыба и жемчуг, что они добывали, драгоценные камни, которые они отыскивали в недрах земли, — все это прибирали к рукам чужеземные, жестокие повелители, такие прожорливые и алчные, что им всегда всего было мало.

— Но не думайте, — говорил Ако, — что белые выжимают соки только из наших людей, таких, как вы и я. Нет, они грабят и своих соплеменников, других белых. Часть белых людей принуждает другую часть белых непосильно трудиться и жить впроголодь, чтобы только самим всего было побольше. Есть и такие темнокожие, что, наглядевшись на белых, плохо обходятся со своими темнокожими братьями, мучат и грабят их, и эти темнокожие грабители ничуть не лучше белых. Стало быть, не по цвету кожи надо судить, добры люди или жестоки, а по их делам: есть хорошие белые, коричневые, черные люди, и есть плохие коричневые, черные и другие люди. Чтобы хорошие люди могли уберечься. от несправедливости, они должны держаться сообща против всех плохих людей. В Чужой стране я встречал и таких белых, которые относились ко мне по-братски. Если бы они когда-нибудь приплыли в большой, лодке на наш остров, мы могли бы им позволить остаться у нас. С ними мы жили бы, как с добрыми друзьями. Много я повидал разных стран и всяких народов, и в каждой стране большинство было таких людей, которым живется трудно и которые стремятся к лучшей жизни. Мы сегодня изгнали с острова своего тирана, ибо он был один, а нас много и все мы были единодушны. В других землях таких тиранов гораздо больше, и тем, кто хотят от них избавиться, не так-то легко это сделать. Поэтому там еще долго надо бороться, копить силы, добиваться единодушия, — тогда и там люди прогонят насильников и заживут свободно. Я видел своими глазами и слышал своими ушами, что и там с каждым днем все больше людей начинают думать одинаково. Завтра станет больше, а послезавтра еще больше таких, кто жаждет свободы. Они хотят стать свободными. А мы уже завоевали свободу; наша задача — не потерять ее. Хотите вы этого?

— А сумеем ли мы? — раздался в толпе чей-то голос.

Ако взглянул на говорившего и узнал Ловаи.

— Надо сильно захотеть, тогда сумеем, — ответил Ако. — Так сильно захотеть, чтобы не жаль и не страшно было даже умереть за это.

Ловаи еще на шаг выступил к центру круга.

— Мы тебе верим, Ако, — сказал он. — Ты был в дальних краях и многое повидал. Тебе лучше знать, что можно и чего нельзя. Одна только дума угнетает меня.

— Что это за дума, Ловаи? — спросил Ако. — Может быть, мы все вместе сумеем обдумать ее и она перестанет угнетать тебя.

— Что будет, если белый человек, которого мы прогнали в море, вернется на остров? — продолжал Ловаи. — Может, быть, он приедет не один, а со многими другими белыми людьми. И у них будут громобойные палки и прочая ужасная сила. У нас же только одна громобойная палка, и ты один умеешь с нею обращаться. Что же мы тогда сделаем против белых?

Ако с минуту обдумывал ответ, потом сказал:

— Это неверно, Ловаи, что у нас только одна громобойная палка. У нас их несколько — больших и малых. Я научу вас, как обращаться с ними. И разве вы хотите, чтобы белый человек опять каждый день бил вас и пинал ногами?

— Нет, нет! — раздалось со всех сторон. Будто отбиваясь от страшной опасности, люди махали руками, а в глазах их темнел ужас.

— Правильно, братья и сестры, — ответил Ако. — Этого нельзя допустить. И поэтому нам предстоит борьба. Белые изверги не оставят нас в покое. Они не смирятся с тем, что мы прогнали Портера. Рано или поздно они разузнают, что сегодня произошло на Ригонде. И тогда пришлют другого Портера, и он будет ничуть не лучше прежнего. Но пока они еще не знают этого, мы должны использовать каждый день, чтобы подготовиться к борьбе с ними. Мы должны быть готовы к длительной борьбе и величайшим трудностям. А чтобы хорошо подготовиться, надо все как следует обдумать и тогда уж всем делать то, что потребуется И снова заговорил Ловаи:

— Ако говорит правильно. Будет борьба. Надо быть готовыми. Все должны делать то, что нужно для всех. И чтобы все шло, как надо, один должен быть старшим. Что он велит, то все и будут делать, а не то, что кому в голову придет.

— Верно говорит Ловаи, — откликнулось в толпе множество голосов. — Старейшина нужен. Такой, как Хитахи… такой, как Оно.

И все взоры обратились на Ако. Он понял, о чем думали его соплеменники. Наконец один старик, Таомо, вслух высказал то, что у всех вертелось на языке.

— Ако больше всех знает. Ако и быть старейшиной. Он знает, как бороться со злыми людьми. Мы будем делать, что он прикажет.

Кругом раздались возгласы одобрения. Тогда Ловаи повернулся к толпе и спросил:

— Думает ли кто-нибудь из вас иначе, чем Таомо и другие?

— Ако! Ако! — кричала толпа и радостно, ободряюще махала руками. — Ако будет нашим старейшиной.

— Так хочет народ, — обратился Ловаи к Ако.

— Хорошо, если так хочет народ, я исполню его волю, — ответил Ако. — Вы дарите меня большим доверием. Я постараюсь делать так, чтобы вам не пришлось сказать: «Ако нас обманул». Все свои знания я отдам вам, чтобы и вы обо всем знали. С этой минуты в моей жизни будет только одна цель и задача: делать все, чтобы ригондцы всегда оставались свободными и чтобы им жилось хорошо.

— А что нам теперь делать? — нетерпеливо допытывался брат Ако Онеага.

— Я хочу продумать все до конца, — отвечал Ако. — Дайте мне подумать до утра и побыть одному. Тогда я скажу вам, что я придумал.

— Так разве ты еще не знаешь? — разочарованно воскликнул кто-то.

— Знать можно многое, но из того, что знаешь, нужно выбрать самое лучшее и пригодное, — объяснил Ако. — Тогда не придется делать лишнее, а необходимое не будет забыто.

— Думай крепко и много, Ако… — пожелали ему люди.

Толпа начала понемногу расходиться. Вскоре Ако остался на полянке один. Некоторое время он постоял там, в одиночестве и безмолвии, потом медленно вошел в лес.

2

Ако долго бродил по лесу и кустарникам. Сегодня ему некуда было спешить — время спешки отошло в прошлое, с ним было покончено в ту самую минуту, когда Ако впервые после долгих скитаний ступил ногой на ригондскую землю. Ощущение счастья, наполнявшее все его существо, невозможно описать: оно было подобно чистой, дивной мелодии, которую пела душа пришельца и чарующим звукам которой вторило все живое, доступное взору; оно могло сравниться с восходом солнца, с пробуждением всей природы после долгой темной ночи, — если бы можно было в одном чувстве соединить все прекрасное, радостное и возвышенное, всю прелесть красок, светлый трепет жизни, непостижимое и беспрестанное течение всего земного, тогда у нас, может быть, сложилось бы хоть примерное представление о том, что сейчас переживал Ако, неторопливым шагом прогуливаясь по незабвенным местам времен своей юности.

Многое в этом ландшафте было уже не таким как прежде. Старые деревья уступили место молодым, на тогдашних полянках сегодня раскинулись цветущие рощи, множество молодых пальм тянулись к солнцу своими благородными вершинами там, где раньше берег лагуны был голым. Все рождалось и умирало, все изменялось, неизменным и вечным остался только, сам закон жизни.

В некоторых местах, с которыми связывалось какое-либо происшествие в детстве или юности Ако, он задерживался подольше и мысленным взором воскрешал в памяти давние картины прошлого. У него было такое чувство, будто он грезит.

— Неужели это и в самом деле явь? — вопрошал себя Ако. Невероятным казалось, что он снова находится здесь — дома, на родине, в самом милом и самом прекрасном месте на свете, и что самые сокровенные чаяния его жизни наконец-то исполнились. И снова, так же как прошлой ночью, Ако ласкал стволы деревьев, ветки кустарника и даже землю, и губы его нашептывали нежные слова, исполненный благодарности и радости привет всему окружающему родному миру. Нет, это были не грезы, а самая доподлинная действительность, хотя она и обладала красотой и сказочностью грез.

Ако был счастлив в полном смысле этого слова.

Он долго просидел у родника, созерцая похожие на жемчужины пузырьки, которые устремлялись со дна ключа вверх, к зеркалу воды. А когда солнце стало клониться к горизонту, Ако взобрался на самую высокую гору острова и стал оттуда взирать на мир. В памяти отчетливо встало одно давнее утро, когда он поднялся сюда наверх, влез на гладкую каменную глыбу и пытался разглядеть, что видно за краем света, откуда по утрам выплывает солнце. Ничего он не увидел, лишь небо да неоглядную ширь океана, тогда он не имел даже туманного представления о том, что находится за линией горизонта. Как он стремился вдаль! Как жаждал увидеть невиданное, изведать неизведанное! Теперь все это сбылось. Ако видел, Ако знал, он мог сравнивать.

Вся Ригонда лежала у ног Ако — со своими маленькими бухтами, бестрепетной лагуной, кольцом рифа вокруг острова. Обнимая все это взглядом, Ако размышлял о положении острова среди бескрайних водных просторов океана, о континентах и морях, находившихся там, за горизонтом, и о жизни, какою там жили другие люди. И вдруг какое-то новое ощущение охватило все его существо: ему открылась вся мизерность, ограниченность его родины. Сам остров и все, что на нем находилось, стали гораздо меньше и ничтожнее, чем раньше. Теснее показалась лагуна, ближе все расстояния от одного берега до другого, холмы и даже самые высокие вершины стали ниже — все будто сжалось и сплющилось. Казалось, будто он глядит на свою родину через уменьшительное стекло. Ако знал, что это вовсе не обман зрения: предметы остались такими же самыми, как и до его отъезда, но представление об окружающем мире изменилось, поэтому сегодня он имел возможность сравнивать. И как только он делал это, размеры всех предметов становились иными, чем раньше.

«Прекрасная маленькая Ригонда… — думал Ако. — От того, что ты стала меньше, моя любовь к тебе отнюдь не убавилась. Люблю тебя так же, как в былые дни».

Он думал о жизни на острове, какой она была до этого и какой ей надлежит стать в будущем. Ако было ясно, что жизнь, какую вели ригондцы до сего времени, больше не годится и нет никакой надобности сохранять ее со всем ее прежним содержанием. Не для того он рвался домой, чтобы наложить на свое племя печать оцепенения. Он только хотел быть тут и применить на деле свой опыт, свои познания, когда на острове старая жизнь станет сменяться новой, убежденный, что его присутствие убережет ригондцев от того ненужного и губительного, что зачастую следует по пятам за принесенными колонизаторами суррогатами цивилизации. Старая жизнь островитян непригодна, она слишком тесна и узка для человека. Племя Ако должно стать цивилизованным, причем речь идет не о внешних атрибутах культуры, а о самой ее сущности. Белые колонизаторы принесут только атрибуты в виде хлопчатобумажных тканей, патефона и молелен всевозможных вероисповеданий, а людям на острове необходима сущность цивилизации — знания, новые понятия, верные представления о явлениях природы и ходе развития человечества. Они должны получить это в чистом виде, без всех тех вредных примесей, которые приносит с собой кровожадная свора колонизаторов разных национальностей. И самое главное: сохранить свою свободу, не отдать за чечевичную похлёбку своих священных человеческих прав. Совершить преобразования без потерь, чтобы перемена была благоприятной. Нелегко будет добиться этого, но дело стоит даже кровопролитной борьбы. И когда все это совершится!..

Ако грезил не во сне, а наяву о завтрашнем дне своего племени. Сколь прекрасной и счастливой станет жизнь островитян, когда они достигнут уровня культуры белых людей, научатся читать и писать, узнают про все, что было и есть на свете! Они выстроят себе красивые, легкие жилища, построят большие лодки, на которых под парусами можно будет доплыть до других островов. Наладится постоянная связь с внешним миром, навсегда окончится вековое одиночество, мир островитян станет широким и величественным.

«Что же может быть прекраснее и благороднее, чем посвятить свою жизнь такой цели — воспитанию своего народа? — думал Ако. — С этого дня я должен стать учителем для всех людей на острове, для взрослых и детей».

Солнце медленно садилось в море. Чувствуя приближение ночи, птицы спешили к своим гнездам. Затих ветерок, умолк шелест листьев, только невидимые насекомые, для которых теперь наступала пора ночного бдения, подняли тонкий стрекот. Погрузившись в раздумье, Ако не обращал внимания на окружающие звуки, и поэтому вздрогнул, когда внезапно почувствовал за спиной теплое человеческое дыхание. Но он тотчас же улыбнулся своему инстинктивному страху: он же теперь находится на своей родине, на земле согласия и дружбы, Ригонде, — здесь ему ничто не могло угрожать.

И он обернулся. В последних лучах заходящего солнца золотом отливала смуглая фигура молодой женщины. Грациозная и спокойная, стояла она перед Ако. Ее волосы были украшены цветами, гирлянды цветов обвивали ее нежные плечи и грудь, а глаза, словно два маленьких солнца, глядя в лицо Ако, светились нескрываемой радостью, в них Ако прочел немой робкий вопрос.

— Нелима… — тихо прошептал он, взволнованный до глубины души. Он подошел к ней и бережно, ласково коснулся своей щекою ее щеки.

Они долго молчали, и только взволнованное биение двух сердец свидетельствовало о ликовании, клокотавшем сейчас у них в груди. А потом они сидели на большом гладком камне, еще сохранившем в себе тепло ушедшего дня, руки Ако играли пальцами Нелимы, время от времени глаза их встречались, и они оба разом принимались смеяться, беспечно и радостно — совсем как дети.

— Вот наконец я и вернулся… — проговорил Ако. — Ждала ты меня?

— Да, Ако… — ответила Нелима. — Каждый день и каждую ночь ждала. Ты долго пропадал.

— Теперь я навсегда останусь здесь… вместе с тобой.

Они рассказывали друг другу о своей жизни во время разлуки, о крупных и мелких происшествиях и о неизбывной тоске, с какой они встречали каждый грядущий день. Много грустной прелести было в этих рассказах, огромная сила надежды и неиссякаемая вера.

И вот теперь все исполнилось. Так же, как много лет тому назад,. Ако сказал этой ночью той, что была ему милее всех женщин на острове и во всем мире:

— Скоро Ако построит себе новую хижину. И новая лодка будет у меня, и удочки, свои копья и посуда для хранения пищи. И в этой хижине нужна будет подруга, которая бы разводила огонь и ожидала возвращения Ако с рыбной ловли.

И так же, как в тот раз, Нелима ответила:

— Да, она будет нужна…

— Ако хочет знать, придет ли Нелима в его хижину подругой. Может быть, ей нужно подумать? Ако подождет до утра.

— Нелима уже подумала. У нее было много времени думать, пока Ако жил в дальних краях. Она ждала Ако.

И так же, как тогда — ночью, полной надежд ранней юности, — серебристый свет луны разливался над океаном, над заснувшим островом, пальмами, белым побережьем и двумя детьми природы, сидевшими тут, наверху, нежно прижавшись друг к другу. Было хорошо — так, как и должно было быть. Незаметно пролетели часы в этом сказочном бодрствовании. Скрылся месяц, погасли звезды, восточную часть моря охватил золотой огонь.

Тогда они встали и спустились вниз с горы, чтобы возвестить соплеменникам о своем великом решении.

3

То, что Нелима стала женой Ако, было для каждого островитянина само собой разумеющимся делом. Вполне естественно, что теперь им понадобилось жилище, где бы можно было укрываться по ночам и в ненастную погоду, а также очаг для приготовления пищи. При других обстоятельствах племя общими силами построило бы Ако хижину, выдолбило бы новую лодку и обеспечило его утварью, необходимой на первых порах для самостоятельной жизни, — посудой, рыболовными принадлежностями и охотничьим оружием. Теперь же об этом нечего было заботиться — разве около селения островитян не стояло бунгало мистера Портера, где имелось все необходимое для жизни человека? Каждая семья островитян располагала своим жилищем, только у Ако и Нелимы его не было, поэтому ясно, что бунгало Портера должно достаться им. Так и порешили на общей сходке жителей острова.

Тогда же Ако ознакомил племя со своими замыслами, как лучше организовать жизнь рстрова, и, если так можно выразиться б столь миролюбивом племени, с планами обороны острова. Все предложения Ако рйгондцы приняли без возражений.

И он начал действовать. На острове теперь царило всеобщее целеустремленное оживление. Детально исследовав весь остров и взвесив, сточки зрения возможных в будущем событий, разные обстоятельства, Акр выбрал новое место для поселка островитян, к которому не мог бы подойти корабль. Оно находилось на юго-западном берегу острова. В рифе там был узенький проход, через который могли пробраться лишь мелкоплавающие лодки, и лагуна в том месте образовывала узкий, метров в двести длиною, залив, вдающийся в сушу. С моря этот залив не виден — его берега поросли густым кустарником, а пролив, которым он соединялся с лагуной, скрывали густые заросли тростника. В этом заливе можно было разместить все пироги островитян, а постороннему и невдомек будет, что за тростником и кустарником находится потайная бухта ригондцев. Если дело дойдет до открытой борьбы, — а что так оно и будет, в этом Ако нимало не сомневался, — то неприятель обрушит свои ожесточенные удары на пустое место, не причинив жителям острова никакого вреда. Понятно, что о новом расположении поселка и бухты никто из посторонних не должен знать. Вся видимая жизнь, при приближении какого-нибудь корабля, должна протекать на месте старого поселения, на восточном побережье острова.

За несколько недель мужчины построили новые хижины у Тростникового залива. Их оборудовали всем необходимым, и в таком виде они остались — пустые и необжитые — до той поры, пока нужда не заставит племя переселиться сюда.

Потом островитяне — строители лодок смастерили под руководством Ако множество новых пирог и несколько лодок-плотов с мачтами и парусами — в таком количестве, чтобы в случае надобности все население острова могло разместиться на них и переплыть море до какой-либо ближайшей группы островов. Эти просторные плоты самим строителям сначала казались чем-то непонятным и лишним, но когда первый из них был готов и, полный народу, совершил свой испытательный рейс вокруг острова, целесообразность его стала понятна каждому.

Пока одна часть жителей острова, строила пироги и плоты, остальные продолжали рыбачить, охотиться, собирать плоды и коренья. Они делали это не по старинке и собирали не только насущно-необходимое для пропитания на несколько ближайших дней. Еcли нагрянут враги и придется вступить с ними в борьбу, островитяне не смогут ни рыбу ловить, ни охотиться, возможно, что им по целым неделям придется скрываться в лесных чащах, — вот тогда-то и пригодятся запасы продовольствия, и они вовсе не будут лишними. Женщины, дети и старики за несколько недель без особого труда наготовили такую массу продуктов, что их могло хватить жителям острова более чем на полгода. Они навялили много рыбы, насобирали кореньев, насушили плодов, нажарили огромное количество копры. Часть этого добра разместили в новом поселке у Тростникового залива, другую часть запрятали в дебрях центральной части острова, где между двух гор близ маленького родника Ако велел устроить еще одно тайное убежище для женщин, детей и стариков: может случиться, что борьба на острове станет слишком жаркой и опасной, тогда здесь укроются все, кто не сможет участвовать в бою. И хотя все это не вязалось с обычаями ригондцев и их прежним укладом жизни, люди без колебаний выполняли все указания Ако, восхищаясь необыкновенной дальновидностью своего старейшины.

Конечно, трудиться им приходилось гораздо больше, чем раньше, но зато и сделано было за пару месяцев столько, сколько в прежнее время делалось за много лет. Вместо одного поселка теперь стало три, лодочная флотилия удвоилась, к тому же в распоряжении островитян теперь имелась целая дюжина больших плотов, на которых все племя могло уплыть в море в любом направлении.

Это был не шаг, а огромный скачок вперед в их жизни. Топоры и пилы, найденные Ако в бунгало Портера, во много раз ускорили все строительные работы. Каменный век сменился железным веком, который, в свою очередь, пестрел различными элементами двадцатого столетия. Ригондский рыбак, выезжавший в лагуну со своими старыми костяными крючками и острогами, брал теперь с собой металлические крючки, и его улов стал гораздо богаче прежнего. А по вечерам, когда все племя собиралось в своем старом селении, Ако выносил из бунгало Портера небольшой ящик, который умел говорить, петь и играть. Белый человек выдавал это за свое колдовство, сверхчеловеческую силу, но Ако показал внутренность диковинного ящика и все подробно объяснил; островитяне убедились, что это вовсе не чудо, а только умно и хитро устроенная вещь, придуманная человеком.

Когда обширная строительная программа была завершена, Ако начал претворять в жизнь свои остальные замыслы. Он разделил все население на несколько довольно больших групп и каждой дал свое задание. Примерно полтораста юношей и молодых мужчин, физически самых крепких, составляли теперь войско островитян. В то время как одни островитяне ловили рыбу, охотились, собирали плоды и готовили копру, продолжали работу по сооружению нового поселка и лодочной флотилии, группа воинов только половину дня уделяла строительству, во второй же половине — под руководством Ако упражнялась в овладении военным искусством.

Весь арсенал Ако состоял из трех ружей, трех револьверов и нескольких сот патронов. Одну винтовку и револьвер Ако сам привез на остров, а одну винтовку, одну охотничью двустволку и два револьвера в то памятное утро отобрал у Портера. Это немного, но все-таки несколько больше, нежели копья островитян с костяными и каменными наконечниками, старые луки с деревянными и бамбуковыми стрелами и допотопные пращи. Все эти виды оружия появились на свет не для борьбы с человеком, а для охоты.

С неиссякаемым терпением знакомил Ако своих воинов, как обращаться с винтовками и револьверами, учил разбирать и собирать их. Когда же, наконец, это оружие в сознании его питомцев из чего-то сверхъестественного превратилось в вещь обычную и понятную, Ако стал обучать своих соплеменников прицеливанию и только тогда, когда теоретическая часть стрелкового искусства была усвоена, перешел к практическим упражнениям. Примерно четыреста патронов — половину всего запаса — Ако израсходовал на упражнения в стрельбе. Этого оказалось достаточно, чтобы тридцать наиболее способных юношей и мужчин практически овладели искусством стрельбы и без особого труда могли сбить на лету чайку или раздробить на расстоянии тридцати шагов положенный на пень орех. Теперь каждому из этих тридцати можно было смело вручить винтовку — и тогда пусть враг только попробует сунуться!

Ако обучал свое войско и тактике борьбы, скрытному передвижению, разведке и премудростям службы связи, насколько сам в ней смыслил. Все войско он разделил на три подгруппы, по пятьдесят человек в каждой, во главе с командиром, а каждую подгруппу, в свою очередь, — на пять отделений, по десять человек в каждом. Таким образом, всего получилось пятнадцать подразделений, достаточно сильных, чтобы в сложных условиях местности они могли действовать самостоятельно.

«Ах, если бы у меня было для каждого отделения хотя бы по одной винтовке, — мечтал Ако. — Тогда ни один солдат противника не осмелился бы ступить ногой на ригондскую землю».

На вершине самой высокой горы днем и ночью стоял наблюдатель. Он глядел на море, во все стороны, а возле гладкого камня находился деревянный барабан — он рассыплет свою дробь, когда наблюдатель заметит вдали корабль или чужую лодку.

Со времени изгнания Портера прошло уже пять месяцев, но барабан по-прежнему молчал. Пока длилась эта проникнутая ожиданием тишина, островитяне заканчивали устройство своих потайных поселков, продолжали накапливать и возобновлять запасы продовольствия, постигали военное искусство и кое-что делали для удовлетворения своих повседневных нужд — что и составляло истинную и главную цель существования этого племени.

В лагуне были жемчужные раковины. Юноши-островитяне ныряли в пучину и доставали их. Добытые жемчужины становились общей собственностью всего племени, Ако клал их в особый ларец и берег для той поры, когда на острове развернутся обменные операции с приезжими торговцами. Он знает цену этим сверкающим зернам, и не отдаст ни одной жемчужины алчному скупщику за бесценок. Этот ларец с жемчугом, так же как груда копры в складском помещении бунгало, составлял валютный фонд острова — придет время и за них можно будет получить множество хороших и полезных вещей, которые потом племя поделит между родами, по их потребностям и заслугам. Чем больше будет жемчужин и копры, тем больше хороших вещей смогут получить ригондцы. Поэтому правильно, что все племя работает и продолжает умножать свои запасы, хотя их уже скопилось столько, что хватило бы на целый год. Когда-нибудь Ако накупит столько оружия и патронов, что сможет каждому воину выдать по винтовке и по сотне патронов. Потом они выменяют себе достаточное количество одежды, красивой посуды, книг с картинками, первый молочный скот и свиней. И, возможно, настанет время, когда у них будет свой корабль, на котором можно будет отправлять свое добро на континенты и продавать там за полную цену. Все это может осуществиться, если только белые господа в Чужой стране примирятся с тем, что темнокожие островитяне сами устраивают свою жизнь. Если примирятся… Но если нет, тогда…

«Мы должны быть готовы к борьбе», — снова и снова твердил себе Ако.

4

Наряду с этими приготовлениями, Ако проводил еще другую работу, не менее важную для преобразования жизни островитян; уже к концу второго месяца после своего возвращения он учредил на острове нечто вроде школы.

В бунгало Портера Ако отыскал несколько книг, целый ворох старых журналов и газет и подробный географический атлас. Сам он привез в своем дорожном мешке пару букварей и несколько учебников для начальной школы, в числе их и пособие по английскому языку для начинающих.

На побережье, возле своего жилища, Ако ежедневно собирал на несколько часов детей островитян и терпеливо занимался с ними. Он помнил, как когда-то Мансфилд обучал его самого, и старался подражать методу своего учителя. Конечно, Ако не был таким хорошим учителем, как Мансфилд, и его воспитанники в большинстве своем оказались менее прилежными учениками, нежели сам Ако, поэтому усвоение предметов шло значительно медленнее, но им и спешить было некуда. Мансфилд задался целью — за полтора года сделать из Ако вполне цивилизованного человека. Цель Ако была гораздо скромнее: за два-три года научить детей и юношей-островитян читать и писать по-английски, вооружить их необходимым запасом слов и элементарными знаниями по арифметике. Хорошо зная характер своих соплеменников, он распределил учебный материал таким образом, чтобы чересчур не утомлять своих учеников, но постоянно поддерживать в них живое любопытство. Всякое злоупотребление занятиями могло отпугнуть их от школы и убить в них веру в свои силы.

Ако не оставлял без внимания и взрослых. Каждый вечер он рассказывал им что-нибудь о жизни в других странах, об устройстве вселенной и явлениях природы. Свои лекции он облекал в форму свободного повествования, и они походили скорее на занимательные приключенческие рассказы, чем на учебный материал. Ако начал с рассказов о происхождении мира и строении вселенной, потом описал земной шар и солнечную систему, затем перешел непосредственно к географии.

Шаг за шагом продвигаясь вперед, он делал все более понятными и доступными своим соплеменникам окружающий мир и явления природы. Его память хранила рассказы из истории человечества, рассказы о разных народах и их взаимоотношениях, о человеческом обществе и извечных противоречиях между различными его слоями — словом, всю историю культуры и общества с древних времен до наших дней. И тут ему не надо было торопиться, потому что времени было достаточно. Многое из того, что Ако рассказывал своему племени, островитяне не могли постичь до конца, и ему приходилось некоторые рассказы повторять по нескольку раз, пока кое-что прочно оседало в сознании ригондцев. О многих вещах, отсутствовавших в обиходе островитян, они приобретали лишь приближенное, порою весьма туманное представление, но и эта приближенность давала уже кое-что. В результате рассказов Ако суеверие ригондцев заметно ослабевало, а один мужчина средних лет даже отважился в дневное время пройтись по Тихому берегу — месту пристанища душ умерших, от которого до сей поры все островитяне старались держаться подальше. После этого все подробно расспрашивали смельчака, но он не видел на Тихом берегу ничего такого, чего следовало бояться.

Однако самым главным достижением Ако считал то, что ему удалось лишить белого человека в глазах островитян его божественного ореола. Сверхъестественное, всемогущее существо превратилось в простого смертного человека, который так же рождается, так же умирает и подчинен тем же самым законам бытия, как и все прочие люди,-только он гораздо умнее, искуснее и хитрее во всем, ибо знает больше обитателей острова. Когда они будут знать столько же, сколько белый человек, они смогут тягаться с ним в любом деле — вот почему ригондцы должны много учиться, набираться ума и внимательно слушать рассказы Ако — этим они умножат силу всего племени.

Одной из самых старательных и успевающих учениц Ако оказалась Нелима. Быстрее подавляющего большинства островитян усваивала она все слышанное. Многочисленные вопросы, с которыми она обращалась к Ако, когда они оставались наедине, свидетельствовали о том, что ее ум беспрестанно жаждет все новых понятий и что каждое из этих новых понятий обогащает его. Как бы ни уставал иной раз Ако — а для усталости у него сейчас были причины, — он откликался на каждый вопрос Нелимы и посвящал ей все свои редкие минуты досуга без остатка.

Это была напряженная борьба, мощный водоворот, стремительное движение целого первобытного племени от вековой отсталости к новой, полноценной жизни. Бездну времени, отделяющую это племя от среднего уровня цивилизации текущего столетия, оно хотело перескочить на протяжении одного поколения, даже быстрее. Дерзкий мечтатель Ако был убежден, что в этом нет ничего невозможного.

Однажды вечером после дневных трудов и занятий Ако и Нелима по обыкновению ушли на берег лагуны и, присев на опушке рощицы кокосовых пальм, загляделись на тихий бескрайний пейзаж — вечерний небосвод, сливающийся с океаном. Лениво, вяло разбивались волны о ребристые выступы рифа. Горы отбрасывали чудовищные, длинные тени в море, которое уже начинало сливаться с вечерними сумерками. В лагуне плеснулась какая-то рыба, оставив на зеркальной глади воды мелкие разводы волн, которые постепенно угасали, так и не достигнув берега.

Нелима посмотрела на мужа ясным задумчивым взором и положила руку на его руку.

— Я хочу тебе кое-что сказать, Ако… — заговорила она.

— Я слушаю, Нелима, — ответил Ако и, видя, что у нее не хватает решимости продолжать, ободряюще улыбнулся. — Что у тебя на душе? Тебя что-нибудь тревожит?

— Нет, Ако, у меня большая радость. Я думаю, и ты обрадуешься, когда узнаешь.

— Ты ведь знаешь — все, что тебе доставляет радость, и для меня источник радости. Что же случилось, Нелима?

Тогда она взяла руку мужа и прижала ее к своей груди, под сердцем.

— Ты чувствуешь, Ако?

Ако с минуту прислушивался, потом посмотрел в глаза Нелимы и счастливо улыбнулся.

— У тебя будет ребенок, Нелима.

— Да, Ако, твой ребенок. Теперь я это знаю наверняка. Как мы назовем его, Ако?

Ако долго раздумывал, не переставая улыбаться.

— Не знаю, Нелима, — наконец ответил он. — У нас еще хватит времени выбрать имя своему ребенку. Я знаю только одно: мы должны делать все, чтобы наш ребенок родился на счастливой земле и чтобы у него впереди была прекрасная, свободная жизнь.

— Так оно и будет, Ако… — прошептала Нелима. — Ты же заботишься об этом.

— Может быть, будет, — тихо и задумчиво промолвил Ако. — Я все, все сделаю, чтобы так было.

Долго еще в тот вечер сидели они возле лагуны, мечтая о своем будущем — самом прекрасном и возвышенном будущем, какое они хотели в суровом труде, не щадя своих сил, создать для своего ребенка. Но ведь так же мечтает каждый человек под луной, услышав первое биение новой жизни. Всем дозволено мечтать, но не все мечты сбываются.

5

Несколько дней спустя, когда Ако поутру совещался с людьми о том, какие работы предстояло сделать в этот день, молодой островитянин Леагу преподнес неприятный сюрприз. Когда Ако спросил Леагу, куда он желает идти — ловить рыбу или собирать плоды, тот отрицательно мотнул головой и угрюмо буркнул:

— Никуда,

— Ты плохо себя чувствуешь, Леагу? — поинтересовался Ако. Парень выглядел совершенно здоровым, да и не слышно было, чтобы он когда-нибудь болел.

— Я чувствую себя хорошо, но мне неохота работать, — ответил Леагу. — Незачем работать. Мне нравится сидеть на берегу и глядеть, как плавает рыба.

— Но на что это будет похоже, если все остальные станут работать, а ты один будешь сидеть на берегу без дела? — продолжал Ако. — Женщины будут работать, дети будут работать и старые люди — каждый чем-нибудь займется, один Леагу — сильный мужчина, который может сделать больше нескольких женщин и стариков, будет сидеть сложа руки. Самому потом совестно станет. Леагу только мотал головой».

— Не к чему, Ако. Куда нам девать столько съест* ного? Нам и так его хватит больше чем на год.

— А что если приедут белые люди и надо будет с ними драться? Тогда придется жить в лесу.

— Белые не приедут, Ако. Зря мы построили новый поселок у Тростникового залива и еще один в лесу в горном ущелье. Они не понадобятся. Белые люди забыли про Ригонду. Прошло шесть полнолуний. Ни один белый не приплыл к нам. Поэтому Леагу не хочет работать. У меня есть что кушать. А запасов мне не надо.

Прочие островитяне внимательно прислушивались к их разговору. Окинув взглядом толпу, Ако понял, что Леагу не одинок в своем настроении. Некоторые островитяне потупили глаза, когда Ако взглянул им в лицо, другие отвернулись и сделали вид, будто этот, разговор их не касается.

«Неужели я и в самом деле перегнул, хватил через край? — спрашивал себя Ако. — Может быть, им и нелегко привыкнуть к моим темпам? Но время слишком дорого, мы не вправе терять ни одного часа».

Принудительные меры тут не годились, это могло вовсе убить интерес островитян к новым мероприятиям. Что бы ни делалось, они все должны делать по доброй воле, только тогда они будут находить удовольствие в труде и лишь тогда им доставят радость результаты их усилий. У Ако оставался только один путь — убедить своих соплеменников. Теперь, когда в головы некоторых островитян закрались сомнения в целесообразности нововведений, убедить их будет труднее, чем полгода тому назад, но другого выхода у Ако не было. Он погрузился в раздумье и начал соображать, какими бы доводами наиболее убедительно доказать правильность своих действий. С минуту стояла полная тишина. Ако понимал, — от того, как он преодолеет это осложнение, зависит весь его авторитет: либо его положение еще более укрепится, либо островитянам придется избрать себе другого старейшину. Вождь, которому не доверяют, больше не вождь.

Неизвестно, чем бы окончился этот инцидент, если бы внезапно не случилось нечто такое, что вместо Ако разрубило этот гордиев узел и сделало его положение таким прочным, как никогда раньше: на вершине самой высокой горы Рнгонды загремел деревянный барабан. Так долго тщетно ожидаемый сигнал тревоги наконец прозвучал! Каждый островитянин знал, что это означает.

Теперь все взоры обратились на Ако. Леагу смиренно приблизился к старейшине острова и спросил:

— Что мне прикажешь делать, Ако? Теперь мне опять хочется работать. Ты прав. Не сердись на Леагу, Ако. Большим глупцом был Леагу, когда лсотел сидеть на взморье и смотреть на плавающих рыб.

— Ступайте все по своим хижинам и ждите, пока я не скажу вам, что делать, — обратился Ако к людям. — Ты, Ловаи, пойдешь со мной. Мы взберемся на гору и посмотрим, что случилось.

Прежде всего он направился в свое бунгало и захватил с собой оставленную Портером подзорную трубу, а затем вместе с Ловаи поспешил на вершину горы. Барабанный бой все это время не прекращался. Он умолк только тогда, когда наблюдатель заметил на горной тропинке фигуру Ако. . — Что ты увидал? — спросил Ако.

Наблюдатель — молодой парень — взволнованно показал рукой на северо-запад. Взглянув в том направлении, Ако заметил корабль. Это была одна из тех парусно-моторных шхун, которые обслуживали бесконечно растянутые торговые линии Океании. На фок-мачте были подняты паруса, а на корме дымилась короткая труба.

Ако навел подзорную трубу и некоторое время рассматривал пришедшее судно. Судя по всему, это был корабль Южноморского торгового Общества, совершающий свой очередной рейс по островам, разбросанным в этой части океана, собирающий заготовленные агентами Общества запасы товаров и развозивший почту. Регулярное сообщение с Ригондой осуществлялось два раза в год. Как раз теперь и было самое время появиться этому вестнику внешнего мира.

— Что будем делать? — спросил Ловаи. — Не увести ли нам женщин и детей в потайной лагерь?

— Может быть, это совсем и не понадобится делать, — ответил ему Ако.

— Ты думаешь — они пройдут мимо острова?

— Они наверняка зайдут в Ригондскую лагуну, но, может быть, нам вовсе нечего их опасаться. Это торговый корабль, Ловаи. Им нужна наша копра, сушеные плоды и жемчуг. Возможно, они и не знают, что произошло с Портером. Тогда нам будет нетрудно столковаться с ними.

— А что если им известно про нашу расправу с Портером? — не унимался Ловаи. Парень внимательно прислушивался к их разговору, но Ако не заметил на его лице ни малейших признаков страха, лишь напряженное любопытство. ,

— Если им это известно, на острове будет большой шум, — отвечал Ако.

Корабль описал плавную дугу вокруг северного мыса острова, затем развернулся на юг и взял курс на ворота бухты островитян — эта расселина в рифе, видимо, стала известной всем навигаторам Океании.

Сказав наблюдателю, чтобы тот оставил в покое свой барабан, пока не заметит в море чего-либо нового, Ако и Ловаи стали спускаться с горы. В поселке царил переполох. Когда Ако появился у хижин, островитяне засыпали его вопросами:

— Что ты видел? Велика ли опасность? Куда нам податься?

На всякий случай Ако велел увести стариков и женщин с маленькими детьми в лес, а,остальным оставаться на месте. Одно из подразделений своего небольшого войска он разместил в кустах с таким расчетом, чтобы в случае необходимости оно могло преградить путь пришельцам к лагерю и задержать их, пока оставшиеся в хижинах успеют добраться до леса. Остальным мужчинам и юношам Ако велел спокойно заняться чем-нибудь на берегу, возиться у своих пирог и рыболовных онастей. То обстоятельство, что ни один островитянин не вышел сегодня на рыбную ловлю, не могло возбудить никаких подозрений; такое событие, как появление корабля на заброшенном острове, было слишком редким и значительным, чтобы островитяне на день не пренебрегли заведенным порядком жизни, — приезжие сами прекрасно поймут это.

Час спустя корабль вошел в лагуну и стал на якорь. Островитяне приветственно махали прибывшим ру» ками и пучками цветов. На корабле в ответ размахи» вали шапками и платками. Какой-то человек, по-видимому капитан, смотрел в бинокль на берег. Он долго разглядывал бунгало Портера, будто ожидая чего-то, но ничего не дождавшись, приказал спустить шлюпку. Два матроса сели на весла, двое других, вооруженные винтовками, уселись рядом с капитаном на кормовую банку. Через несколько минут лодка причалила к берегу прямо против Портеровского бунгало. Там приезжих ожидал Ако, одетый в белый европейский костюм. Его сопровождало десятка два островитян.

— Ооой тоггпп, — буркнул капитан, мельком взглянув на Ако, и, невзирая на свою внушительную комплекцию, довольно ловко выпрыгнул из шлюпки на берег.

— Соо тоггпп, — учтиво, но сдержанно ответил Ако. Он протянул капитану руку, но тот, казалось, се не заметил и своей руки не подал.

Матросы были не так чванливы, как их начальник, они обменялись с Ако рукопожатием и весело кивнули остальным островитянам.

— Что, мистер Портер еще не встал? — опять пробурчал капитан. — Верно, похмелье после вчерашней попойки. Так-то он встречает своих друзей, проклятая бестия.

Теперь Ако стало ясно, что прибывшим ничего не известно об участи Портера. Он что-то шепнул своему брату Онеаге, и тот поспешил в поселок к хижинам известить островитян, что им ничто не угрожает и люди могут спокойно выходить на побережье. Старики и женщины с малыми ребятами тоже могли теперь возвратиться из леса в свои хижины.

— Сэр, разве вам не известно, что мистера Портера уже несколько месяцев нет на острове? — заговорил Ако. — Ему что-то понадобилось в Сиднее, и, когда мимо Ригонды проходил какой-то корабль, он оставил меня своим заместителем, а сам уехал отсюда. Скоро уже полгода, как его здесь нет.

— Вот как… — удивленно нараспев протянул капитан. — Значит, напрасно я завернул в эту проклятую дыру.

— Почему вы так думаете? — спросил Ако.

— Потому, что я, по расчетам Общества, должен был забрать на Ригонде по крайней мере пять тонн копры и разного другого добра, но теперь придется уезжать с пустыми руками.

— Я ведь сказал вам, что мистер Портер оставил меня своим заместителем, — продолжал Ако, спокойно глядя в кислое лицо моряка. — Я полагаю, что тонн пять копры у нас найдется… и еще кое-что интересующее вас.

— Вот как… — удивился капитан, — значит вы теперь торгуете с этими дикарями? Тогда давайте сюда свой товар.

— Позвольте узнать, какие товары прислало нам Общество? — осведомился Ако.

— Найдется все, что заказывал Портер. Бусы, зер* кальца, табак и мануфактура, несколько ящиков с на* питками.

— Насколько мне известно, Портер заказал также несколько топоров, пил и новые запасы патронов, — сказал Ако, хотя не имел ни малейшего понятия о том, что заказывал Портер. Он назвал эти вещи наудачу, зная, что на других островах они обыкновенно служили предметом обмена. — А что касается бус и зеркал, то старый запас еще не обменен и нам нет расчета держать на складе неходкий товар.

— Вот как… — снова подивился капитан. — Где это видано, чтобы дикари пренебрегали блестящими побрякушками?

— На Ригонде так обстоит дело.

Несколько часов продолжался обмен товарами.

Ако отдал капитану весь запас копры, приготовленный для обмена, довольно много сушеных плодов и несколько десятков жемчужин — не самых больших и красивых, а таких, которые стоило отдать за привезенные товары. Ако наотрез отказался принять дешевые стеклянные побрякушки, какими купцы имели обыкновение надувать островитян. Ни одного ящика напитков и табаку не позволил он оставить на своем складе. Четыре топора, три пилы и полдюжины мотыг казались ему куда более ценными, чем целый бочонок рома или полный бидон виски. Он не отказался и от металлической посуды, ножей и ложек, но был чрезвычайно привередлив в выборе мануфактуры и браЛ только самый добротный и красивый товар. Когда обмен был закончен, капитан Никольсон — так его звалн — прикинул в уме, что на этой сделке Южноморское торговое Общество хорошо если заработало каких-нибудь жалких тридцать процентов. Это уж не коммерция, а чистая благотворительность, и Общество делает глупость, держа на Ригонде такого агента. Надо будет потолковать об этом в Сиднее с кем-нибудь из директоров Общества. Такой агент, как Ако, мог в пару лет разорить своих шефов, а это были солидные шефы, настоящие миллионеры.

Ако думал несколько иначе. Ему казалось, что состоявшаяся коммерческая сделка была выгодной для обеих сторон и налицо всего лишь правильный, справедливый обмен.

Больше всего огорошил капитана Никольсона отказ Ако распить с ним бутылку виски. Другого такого торгового агента, вероятно, не было во всей Океании. В сердце старого морского волка закрались сомнения и подозрения — все ли тут в порядке. Может быть, он допустил ошибку, согласившись вести дело с этим темнокожим молодчиком? Исправлять что-либо теперь было уже поздно. Никольсон приказал поднять якорь и, воспользовавшись наступлением прилива, вышел в открытое море.

Его подозрения и опасения еще больше бы усилились, если бы он узнал, что, кроме изрядного запаса патронов, который он собственноручно передал Ако, темнокожий агент у него за спиной купил у матросов за несколько прекрасных жемчужин две совершенно новых винтовки. Но матросы были не лыком шиты и умели молчать об этом бизнесе.

Корабль привез Портеру несколько писем и целую кипу газет и журналов, которые уже успели устареть. Ако жадно читал их каждую свободную минуту. В них говорилось, что мировая война уже окончилась, а в России совершилась революция и во главе этой великой державы теперь стоит человек, которого угнетенные и обездоленные всех стран считают своим другом и вождем. Он борется против угнетателей и мракобесов всего мира, значит — он друг и вождь и племени Ако. Имя его ЛЕНИН. Издаваемая богачами газета писала о нем с превеликой злобой — они, как видно, очень боятся Ленина.