Разбирая недавно свои бумаги, я нашел пакет писем, по которым можно было воскресить замечательную историю. Даже не будь участия в ней моего друга Фрица Стагарта, эта трагедия была бы достаточно интересна для того чтобы быть воскрешенной из прошлого. Благодаря роли, которую играл в развитии этой темной истории мой друг, благодаря неожиданному концу этой женской драмы, имевшему место только благодаря гениальной ловкости сыщика Стагарта, она является вместе с тем одним из самых характерных приключений в жизни моего друга.
Я поэтому опишу это происшествие, придерживаясь строго фактов и не вмешивая сюда личного литературного элемента, и поэтому приведу только ту переписку, которая частью попала в руки моего друга, частью же явилась вещественным доказательством в судебном деле несчастной героини «Дома смерти». Только в конце я буду принужден привести частью письма моего друга, частью мои собственные заметки, частью данные судебного разбирательства.
Я привожу пожелтевшие письма по порядку:
Первое письмо.
Эллен Робертсон графине фон Таннен, в Берлин.
Лондон, май 1904.
Дорогой друг!
Прости меня за то, что я несколько недель не давала своему единственному другу никаких известий о себе. Ты имеешь полное право сердиться на меня, так как моя небрежность не может быть оправдана ничем, она явилась исключительно следствием эгоизма.
Или, может быть, я заслужу прощение, если признаюсь, что эгоизм этот был порожден жизнью столь полной счастья и блаженства, что я совершенно отдалась этому скверному чувству.
Когда человек счастлив, он ни на что не обращает внимания. Для него и прошедшего и будущего как бы не существует. Он живет одним настоящим.
Теперь я выдала себя. Итак, благородная графиня фон Таннен, дорогая подруга детства, дорогой друг, прими мою исповедь:
Я влюблена. (Фу, как банально.) Ваш немецкий язык слишком беден, чтобы выразить в нескольких словах это чувство. «I am in love», говорим мы, англичане, и этим все сказано. «Я в любви», значит это в переводе. Я изнываю, я исчезаю в любви. Моя особа, моя индивидуальность, мои мысли, все мое существо поглощено любовью…
Он итальянец. Может быть, ты его знаешь. Его зовут граф Коста. Он владеет обширными поместьями в Сицилии. Его отец служил под начальством Гарибальди. Он замечательный человек. Он не красив, но обворожителен. Не галантен, но вежлив. Не болтун, но полон остроумия, когда он нарушает молчание. Из него исходит какая-то сила. Его таинственная воля подчинила меня, как только я с ним встретилась.
И мать, и отец желали этого брака. Я очень богата, а он очень древнего рода. Сначала я противилась этому плану. Мое упрямство рассеялось как дым, как только я его увидала. Если я страдаю, если что и может подвергнуть опасности все мое счастье, то только сознание, что ему не в силах противостоять никакая женщина.
Ты, наверно, улыбаешься. Ты, может быть, с состраданием и с неодобрением покачаешь головой и подумаешь, что я отдалась во власть слишком пылким чувствам.
Ты ведь всегда была холодна и рассудительна. И все-таки ты так добра. Ты женщина, познавшая счастье. В твоем последнем письме ты пишешь, какое счастье дал тебе вкусить твой муж. Я не сомневаюсь, что твое счастье вместе с тем и его счастье. Должно быть так чудно получать счастье делая близкого человека счастливым. Я думаю, это испытывает твой муж. Это испытываю я. Я хочу только дать счастье другому.
Да, я хотела бы страдать, умереть, чтобы быть счастливее всех людей на свете.
В этом заключается сила женщины, святая сила, возвышающая ее над всем земным мужчины.
Она наслаждается рефлексом.
Любит ли он меня? Наверное, ты задала себе этот вопрос уже раза три, читая с улыбкой мои пылкие размышления.
Да, Матильда, он меня любит. Он никогда мне не говорил о любви. Но я знаю, что его душа сливается с моей. Я это знаю с того момента, как мы в первый раз поцеловались. Это был мой первый поцелуй.
Мои губы были целомудренны, пока его губы не прикоснулись к ним. Мне казалось, что под его поцелуем я потеряю сознание. Я чувствовала, что могу сорвать с себя платье, что могу закричать ему: «Возьми меня, возьми меня всю, целиком. Я хочу слиться с тобой, так как этот поцелуй, которым ты возбудил во мне все желания, сделал меня твоей женой!»
И неужели же он может меня не любить?
Свадьба через три недели, Матильда. Но что она для меня? Ничего. Пустая формальность, пустая и неприятная, так как мои чувства будут выставлены всем напоказ, мои мысли будут исторгнуты из моего святая святых.
Одно должны будут все сказать: «Чудная пара». Он выше меня, у него красивая, стройная и могучая фигура. Он держит себя с благородством. Руки его аристократичны и благородны. Лицо его загорело от солнца юга и все же нежно. Два широких шрама от ударов сабли придают ему мужественность. А глаза — настоящий Везувий. Каждый взгляд — поток лавы.
Я думаю, что я к нему подхожу. Люди это говорят. Да так говорит мне и мое зеркало.
Не смейся надо мной. Целые часы стояла я перед зеркалом и любовалась своим телом. Когда я распущу волосы, они у меня падают до колен. У меня пышные, светлые волосы. Ты ведь ими так часто восхищалась. Когда мы расстались, и ты уехала в Германию, формы тела моего были еще не округлены. Во мне было что-то девичье, неграциозное. Теперь этого нет. Все во мне гармонично, даже улыбка, которая так много обещает.
Он будет счастлив, я ему дам счастье.
Приедешь ты к свадьбе? Не буду тебя официально приглашать. Если можешь приехать, ты не откажешься это сделать для твоей подруги на всю жизнь.
В ожидании обнимаю тебя и целую мысленно.
Твой счастливый друг Эллен.
Второе письмо.
Граф Виктор Коста Максиму Достевичу, в Рим.
Лондон, май 1904.
Дорогой Максим!
Спешу тебя известить. Дело идет как по маслу. Она богата, очень богата. Счастливая моя звезда не оставила меня. Обращаюсь к тебе с просьбой уладить все. Успокой моих кредиторов. Через три недели я буду в состоянии все уплатить. Я получу за ней в приданое два миллиона и кроме того значительную ежегодную ренту. Через шесть недель я буду снова в Риме. Тогда мы принесем большую благодарственную жертву Амуру. Ведь дело не так-то легко удалось бы, если бы она не втюрилась бы в меня как кошка.
Ах, да! Я тебе еще не ответил на твой вопрос. Да, она хорошенькая. Даже красавица, Даже слишком красива для такого приданого. Но нравственные соображения в расчет не должны идти, если хочешь жить. Она скоро утешится, я ей ничего дать не могу. Она не в моем вкусе. Такие холодные блондинки приводят меня в нервное состояние. Она слишком требовательна. Придется сразу ее наставить на путь истины.
Ты не видел больше Неттину из театра Адриано? Она, должно быть, в Германии. Я все еще не могу ее забыть. У нее зубы хищного зверя.
Поклонись маркизе. Я недавно читал в газетах, что она пыталась кончить жизнь самоубийством. С твоей стороны очень неостроумно ставить этот случай в какую-нибудь связь со мной. Я не хочу, чтобы насчет меня сплетничали. Оставь, значит, это при себе.
Ну, на сегодня довольно. До скорого свиданья недель через шесть. Приготовь мне несколько бутылок падуанских вин, но только настоящих венецианских. Можешь запастись несколькими бутылками флорентийского «Алеатико» и т. д. Ты мои вкусы знаешь.
Виктор.
Третье письмо.
Графиня фон Таннен к Эллен Робертсон, в Лондон.
Берлин, июнь 1904.
Дорогая Эллен!
К сожалению, я не могу лично быть свидетельницей твоего счастья. Не думай, что я не приезжаю к тебе, потому что мне эта поездка неинтересна. Я всегда буду твоим верным другом и я надеюсь, что ты всегда будешь думать об этом и верить этому. Мой сын, которому только что исполнился год, тяжко заболел, и я не отхожу от его постели. При чтении твоего письма я не думала ни улыбаться, ни сердиться на тебя. Но обрати только внимание на одно, дорогая моя Эллен: мы, женщины, никогда не бываем так счастливы, как заслуживаем этого. Самые несчастные между нами те, которые отдали себя целиком, так что им не остается ничего.
Я не хочу разбирать твое письмо. Советы и предостережения, которые я могла бы тебе дать, заключаются в этих немногих словах. К чему распространяться насчет этого?
Ты ведь благодаря этому не изменишься. Я могу только молить Бога, чтобы он дал тебе столько счастья, сколько заслуживает твое благородное сердце.
Я надеюсь, что ты мне снова напишешь после брачных торжеств, а пока остаюсь твоя верная подруга.
Матильда.
Четвертое письмо.
Максим Достевич Аделине Неттина, актрисе, в Мюнхен.
Рим, июнь 1904.
Многоуважаемая синьорина!
В вашем страстном письме вы обнаружили какую-то растерянность!
Вы ведь отлично должны были знать, что единственное финансовое и социальное спасение моего друга могло только заключаться в денежном браке.
Он обещал вам сделать вас своей супругой.
Отлично! Он сделал то, что делали тысячи до него и что тысячи же будут делать после него. Он вас обманул. Но, может быть, не намеренно.
Вы не можете жить без него?
И это вы пишете человеку искусившемуся, познавшему жизнь, знающему вас, настолько близко вас знающему, как будто вы были его любовницей?
Аделина Неттина, прекрасная римлянка, самая знаменитая актриса Италии утверждает, что она не может жить без графа Коста! Что это, ирония? Тема для юмористического фельетона, не более. Если вы смотрите на все это с такой точки зрения, то я воспользуюсь этим для сатиры в юмористическом журнале.
Неужели вы раньше не знали, что Коста меняет женщин как перчатки? В таком случае, вам нужно было бы раньше осведомиться об этом.
Вы хотите его убить? Значит, вы хотите разыграть драму? Вы хотите сесть на скамью подсудимых? Вы хотите, чтобы красота ваша поблекла в темнице? Чтобы искусство ваше погибло навсегда за шестью железными запорами? Я полагаю, что сказал то, что нужно.
Поставьте заключительную виньетку под событием, которое для вас не может и не должно быть ничем иным, как простой главой. А жизнь ведь толстая книга, заключающая в себе много глав.
Преданный вам,
Максим Достевич.
Пятое письмо.
Граф Коста Максиму Достевичу, в Рим.
Лондон, июнь 1904.
Дорогой друг!
Я пишу тебе в вагоне железной дороги. Все торжества окончились. Эта трогательная церемония, которую люди считают необходимой при заключении простой сделки, почти убила меня.
Но больше еще неприятностей доставило мне длинное письмо Неттины.
Какой дьявол таится в этой женщине?
Она угрожает мне. Я бы на это не обратил внимания, если бы стиль ее письма не был так чертовски серьезен. Она дает клятву, что не пройдет трех месяцев, как она запечатлеет свою любовь моей кровью.
На тебя она страшно сердита. Она пишет, что ты насмехаешься над ее честью. У этой женщины опасный темперамент. Я ее письмо заботливо сохраню. В случае чего оно явится важным документом.
Прощай! Будь здоров.
Коста.
Шестое письмо.
Графиня Эллен Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Париж, июль 1904.
Дорогая, любимая моя Матильда!
Передо мною на письменном столе лежит твое последнее письмо. Какая у нас разница в летах! Мне кажется, несколько десятков лет. А на самом деле всего шесть лет. Тебе двадцать пять, а мне девятнадцать.
Я чувствую себя глупым ребенком в сравнении с тобой, женщиной с установившимся уже взглядом на жизнь. Но к чему это предисловие?
Ты была права, Матильда, тысячу раз права! Вот уже две недели, как я замужем. Две недели — какой незначительный срок и вместе с тем, какая вечность, когда страдают так, как я страдаю, Матильда. Глубоко и тяжко страдаю. Я так несчастна, что не могу спокойно описать тебе весь ужас моих страданий.
Куда исчезли мои идеалы, мои надежды? Где осталась моя вера?
Мечты мои рассеялись, как дым! Сердце мое истекает кровью. Мой муж? Да, тысячу раз да! Я люблю его безумно. Люблю его все еще, не смотря на унижение, которому он подверг меня, сделав меня своей женой. Его любезность заменилась монотонным равнодушием. Поцелуи его холодны, у него даже нет достаточно такта, чтобы скрыть от меня истину, чтобы не показывать того, что он совершенно меня не любит.
Он не дает себе труда казаться другим, чем он есть на самом деле. Я знаю, что три дня после нашей свадьбы он уплатил всем своим кредиторам. Я знаю то, что я не могла подозревать, о чем я никогда и не думала — что он женился на мне только ради денег.
Но разве все-таки он не мог меня полюбить?
Брак для него обуза.
И все-таки я люблю его. Я с чувством моим совладать не в силах. Счастье, может быть, что от окончательной катастрофы спасает меня то обстоятельство, что я принадлежу к женщинам, которые могут быть счастливы, не требуя счастья от других.
Я уже знаю, что мне нечего ждать, и все же я не перестану его любить.
Назови это слабостью. Я думаю, что в этом состоит величайшая душевная сила женщины. И я так и поступаю.
Ведь мне еще остается одна надежда. Ты понимаешь, о чем я говорю, не правда ли?
Я не хотела верить тому, что ты мне писала — самые несчастные между нами те, которые сами отдали себя целиком, так что им не остается ничего. Ты была права. И это мое признание вполне доказывает тебе, как исполнилось твое предсказание на твоей несчастной
Эллен.
Седьмое письмо.
Графиня фон Таннен графине Коста, в Алжир.
Берлин, июль 1904 г.
Дорогая Эллен!
Мне очень тяжело отвечать на твое письмо. Удовольствуйся на сегодня несколькими строками. Не падай духом — и если тебе понадобится поддержка, считай мой дом своим домом.
Твоя гордость лучше защитит тебя от равнодушия мужа, чем любовь к нему. Вот единственный совет, который я могу тебе пока дать.
Твой друг Матильда.
Восьмое письмо.
Графиня Эллен Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Рим, август 1904 г.
Дорогой друг!
Прошли недели и снова они мне кажутся месяцами. Мы еще недолго остаемся в Риме, а затем супруг мой намеревается уехать в свой замок, то есть, если я его хорошо понимаю: он хочет поселить меня туда для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно следовать своим сомнительным влечениям.
О, как я его ненавижу! Да, я ненавижу, презираю его, этого негодяя, играющего здесь вместе с своим другом Максимом Достевичем, русским писателем, роль бонвивана, швыряющего деньгами своей жены и играющего ее честью. О моем счастье я уже не буду и говорить. О, зачем я так мало знала людей! Отчего мои родители не были умнее меня! Он истратит мое состояние — а затем что?
Знаешь, иногда мною овладевает чувство, похожее на страх перед ним, у него такой бесчеловечно жестокий характер, что я дрожу, сама не знаю отчего. С одной стороны, меня немного успокаивает то, что русский поедет с нами в замок. Он легкомысленный молодой человек, но все же у него до некоторой степени приличные манеры и мне кажется, что я обладаю некоторым влиянием на него. Мне кажется, что он тотчас же понял то, что мой муж постарался забыть, а именно, что я дама…
Довольно на сегодня, дорогая. Я тебе напишу тотчас же по моем приезде в наш замок, о котором я ничего не знаю. Я недавно поняла по одному намеку Достевича, что граф Коста был уже раз женат.
Твоя Эллен.
Девятое письмо.
Графиня Эллен Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Замок Ламерто у Камерино, сентябрь 1904 г.
Счастливый, верный друг мой!
Итак, я здесь. Странный замок, столь же странный, как и его название. Он расположен на вершине горы и окружен со всех сторон зелеными лесами. Солнце при восходе золотит башни замка, которые горят и отливают золотом до самого вечера. Высокие стены бросают вокруг себя широкие тени. С башен открывается чудный вид в долину Камерино. Сюда не доносится ни звука, разве только раздастся песнь пастухов, пасущих своих коз за городом.
Всюду тишина. Мрачен и молчалив сам замок. Он стоит уже со времени гвельфов. Темные узкие коридоры ведут в узкие, мрачные комнаты, которые, хотя они и убраны со всей современной роскошью и комфортом, ничем не отличаются от тех старинных темниц, которые назначались местом жительства для сосланных мужьями жен. Однажды я спустилась в подземелье. Но я больше никогда, никогда не сделаю этого. Сырой туман расстилался по этому подземелью, туман, распространяющий всюду болезнь, смерть. Не хочет ли моей смерти мой муж? Не улыбнется ли он свойственной ему циничной, ужасной улыбкой, если ему принесут известие о моей смерти?
Ужасные мысли терзают меня здесь. К моим услугам я имею молодую девушку из Южной Италии и старого слугу, швейцара замка. Это мрачный, молчаливый человек.
Часть замка окружена необыкновенной таинственностью. Мне не дают ключа к дверям, ведущим в верхние этажи. Говорят, там находится библиотека и коллекция старинного оружия.
Когда граф в замке, он большею частью проводит свое время там, наверху. Когда он уезжает в Рим, всем запрещено подниматься по лестнице. Я не любопытна и поэтому я очень довольна, что остаюсь одна. Поведение его друга очень странно. Сначала он вел себя совершенно так же цинично, как и мой муж, но затем, через несколько дней, он начал выказывать себя джентльменом. С тех пор, как мы приехали в замок, я уже совершила несколько небольших прогулок в его обществе. Он предупредителен, вежлив, тактичен, все его обращение со мной полно уважения и преданности ко мне. Ты не можешь себе представить, как успокаивающе это на меня действует.
Собственно говоря, ты, наверное, скажешь, что признание мое не заслуживает твоего одобрения, но что же делать, если все это так. Иногда он смотрит на меня странным взглядом. Я достаточно разумна, чтобы судить о его намерениях. Я полагаю, что в них ничего неестественного не заключается. Ему жалко меня. Может быть, он меня любит. Да, я даже уверена в этом и я этому очень рада. Ведь любовь этого человека, быть может, моя единственная защита и я замечала уже не раз, что он настойчиво делал моему мужу замечания относительно его обращения со мной, и однажды между этими неразлучными друзьями дело дошло до серьезной ссоры.
В этот момент я почувствовала как бы симпатию к русскому. Почему мне не признаться в этом? Он мне симпатичен, и прежнее его поведение, несомненно, внушено ему было моим мужем.
Мужа я ненавижу. Я никогда в жизни не знала, что такое ненависть. Чувство это казалось мне отвратительным и непонятным. Оно мне казалось чисто животным, недостойным человека чувством.
Но как теперь я понимаю его! Я так же горячо и страстно ненавижу этого человека, как раньше страстно любила его. Я была бы в состоянии его убить.
Твоя Эллен.
Десятое письмо.
Граф Коста, Аделине Неттина, в Рим.
Замок Ламерто, сентябрь 1904 г.
Синьорина!
Вы, значит, все еще не образумились и, вернувшись теперь в Италию, хотите во чтобы то ни стало осуществить вашу кровавую клятву! Вы меня пугаете, в самом деле! Какое я совершил преступление? Я вас любил. Это не было преступление, так как кто, божественная, может увидать вас и не потерять рассудок?
В один прекрасный день я перестал вас так страстно любить, как прежде. Это не преступление. Не моя вина, что вы мне казались уже не такой обольстительной, как прежде, да и вы в этом не виноваты. Это логический, чисто химический процесс всякого горения. Мое сердце сгорело.
Итак, почему же вы ненавидите меня? Потому что вы все еще меня любите? Но так как вы не перестаете грозить мне смертью, то я дам вам возможность применить вашу ненависть на деле. Вы ненавидите также мою супругу. Так сделайте одолжение, начните с нее. Я приглашаю вас, божественная, пробыть некоторое время, то есть, сколько вам будет угодно, в моем замке. Так как в будущем я намерен часто бывать в Риме (по причинам, которые, надо надеяться, не возбудят снова вашу ревность), то я не буду вам мешать своим присутствием.
Вы можете вполне отдаться обществу моей супруги. Она причина всего зла. Если бы ее не было — кто знает? Я думаю, Аделина, что я все еще не забыл ваши зубы хищного зверя. Но у мисс Эллен было два миллиона лир приданого, а вы как опытная женщина отлично знаете, что ничто, даже ваша обольстительная улыбка, так не привлекает, как блеск золота.
Итак, я надеюсь увидеть вас у себя.
Остаюсь преданный Вам
Граф Виктор Коста.
Одиннадцатое письмо.
Графиня Эллен Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Замок Ламерто, сентябрь 1904 г.
О, Боже мой, Матильда, я боюсь потерять разум! Этот дом! Этот ужасный дом. Дом смерти! Она подошла к моей кровати и схватила меня…
Но ты меня не поймешь, если я тебе не расскажу по порядку. Граф и Максим уехали вчера, я осталась одна в замке с прислугой. До сих пор я не боялась уединения, оно являлось для меня желанным, в особенности теперь, когда природа так гармонирует с моим настроением.
Вчера вечером я по обыкновению легла спать около одиннадцати часов, почитав перед сном Байрона. Моя спальная отделана голубым. Над моей великолепной княжеской постелью тяжелый шелковый балдахин. Амуры поддерживают этот балдахин — ирония, над которой я теперь улыбаюсь.
Во всем замке царствовала полнейшая тишина. Я легла в постель и начала мечтать с открытыми глазами. Клянусь тебе, Матильда, что я не спала и что я была в полном сознании.
Вдруг я услыхала легкий шорох. Я вздрогнула. Моя горничная спит за несколько комнат от меня и спит всегда очень крепко. Швейцар находится всегда в первом этаже.
Я стала прислушиваться: из тех закрытых комнат, которые выходят на большую лестницу, до меня явственно донеслись тихие шаги. Я слыхала, как открылась дверь и снова закрылась. Шаги все приближались… Раскрылась дверь соседней с моей спальной комнаты. Я хотела кричать, но не было силы. Я схватила только дрожащей рукой кинжал, который я всегда ношу с собой, с ужасом повернувшись к двери спальной. Она тихо скрипнула, и на пороге появилось создание такое ужасное, такое отвратительное, что при виде его крик замер в моей груди. Кинжал выпал у меня из рук. Я вся дрожала, как в лихорадке.
Была это смерть? Не знаю. Я более не в состоянии собраться с мыслями. Это был какой-то призрак.
Белые одежды волочились по полу. Я не видела ни ног, ни рук этого видения. Я, может быть, собралась бы с силами, но, взглянув на призрак, я потеряла голову. Я увидала нечто ужасное, чему я не нахожу объяснений. У призрака этого, так я назову это существо, была голова скелета.
Мне это не казалось, Матильда, нет, это не было обманом зрения с моей стороны, и я была в полной памяти. Я ясно увидала голый серый череп, глубокие глазные впадины, оскаленный рот с ослепительно белыми зубами и широкие впадины на щеках, благодаря которым резко выделялись серые кости.
Это ужасное существо шло прямо ко мне, все ближе, ближе. Я хотела бежать, но ноги мои отказывались служить. Я была, как бы пригвождена к тому месту, на котором лежала.
Вот привидение подошло вплотную ко мне, подняло угрожающе правую руку и…
Я испустила дикий крик и потеряла сознание. Когда я пришла в себя, все было по-старому, и я могла бы подумать, что все виденное мною было только ужасным сном, если бы дверь в спальную не была широко открыта. Я не могла подумать, что я сама открыла ее, так как я отлично помнила, что закрыла ее перед тем, как лечь спать.
Я провела весь остаток ночи без сна. Не рассказать ли о случившемся старому камердинеру? Он делает всегда вид, что не понимает меня, так как я скверно говорю по-итальянски. Он, наверное, покачает головой и, улыбаясь, скажет мне:
— Niente capisco, marchesa.
Он никогда ничего не понимает. Я здесь пленница, и я думаю, что если я раз выражу желание выехать из этого замка, мне это не разрешат. Я не открыла правды моим родителям. К чему? Они уже старые люди и это убило бы их.
Мои письма никогда бы, пожалуй, не попали к тебе, если бы их не относил на почту Максим. Когда его нет, их тайком отправляет молодая девушка, которая мне прислуживает. Она мне предана, так как она добра и видит, что я страдаю.
Руки мои дрожат, когда я пишу тебе это письмо. Я как в лихорадке. Я завесила зеркало, так как не хочу видеть в нем, как неестественно я бледна.
Какая тайна кроется в этом ужасном ночном происшествии, Матильда? Я чувствую, что надо мной нависла грозовая туча.
О, как я боюсь следующей ночи! Завтра к нам приезжает гостья, актриса из Рима, Аделина Неттина — говорят, она величайшая актриса Италии. Она хочет провести несколько дней на лоне природы. Мой муж сказал мне, что она хорошая знакомая Максима. В таком случае, и я ее встречу как хорошую знакомую. Приезжала бы она поскорее! Страх перед одиночеством убьет меня. Я все ждала письма от тебя. Я понимаю, почему ты молчишь.
Я знаю, что именно ты можешь мне написать и чувствую, что ты поэтому предпочитаешь мне не писать совсем.
Если же у тебя существует намерение посетить меня, то умоляю тебя — откажись от него. Граф Коста не допустил бы тебя в замок. Ты не знаешь его безграничной грубости и это столкновение привело бы к страшной катастрофе. Если я действительно должна искупить легкомыслие моей молодости (Боже мой! Это была только неопытность), то никакая человеческая сила не может спасти меня от моей судьбы.
Я думаю, что я останусь навсегда в этом замке, и я, представь себе, настолько примирилась с этой мыслью, что она даже не приводит меня в ужас. Прощай. Я должна закончить письмо, так как моей горничной не представится больше возможности снести его тайком на почту. Увижусь ли я когда-нибудь с тобой?
Твоя несчастная Эллен.
Двенадцатое письмо.
Графиня Эллен Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Сентябрь 1904 г.
Дорогой друг!
Снова берусь за перо, чтобы хоть в этом найти себе утешение. После трех спокойно проведенных ночей, сегодня ночью снова повторилось то, ужасное.
Актриса Аделина Неттина приехала вчера. Она очень симпатичная женщина, немолодая, но очень красивая.
Мы в столовой познакомились ближе, так как, когда она только что приехала в замок, я видела ее только мельком. Она ненавидит меня, Матильда. Это сказывается в каждом ее взгляде, ее жесте, каждом ее движении! Почему она питает ко мне ненависть? Я не могу себе это объяснить. Ее антипатия ко мне тотчас же и поставила между нами пропасть, которая явилась для нас непреодолимой преградой, как мы ни воспитаны.
Она холодна, нелюбезна. Иногда только кажется мне, что как будто на ее строгом лице появляется мягкое выражение. Она видит, что я страдаю. Это, по-видимому, ее трогает. Неужели она ненавидит меня по тем же причинам, по которым я страдаю?
Я продолжаю прерванное вчера вечером письмо. Пишу тебе рано утром.
Неттина покинула после обеда столовую и удалилась в свою комнату. Я последовала ее примеру. Должно быть, было около полуночи. Месяц освещал мою спальную. Я потушила огонь и только что стала засыпать, как вдруг почувствовала прикосновение холодной руки. Я вскочила испуганная и снова увидела перед собой оскаленный череп смерти.
Мне казалось, что издалека доносится ко мне какой-то странный голос. Но я была не в состоянии понимать что-либо.
Мой крик донесся до комнаты Неттины. Она тотчас же появилась в моей комнате в легком пеньюаре. Я видела, как она страшно побледнела и, прислонившись к стене, смотрела широко открытыми глазами на привидение, которое молча прошло мимо нее. Хлопнули двери и снова все стихло.
Когда я осмотрелась, Неттины уже не было в моей спальной.
Я долго сидела, устремив куда-то свой взор, без всякой мысли, без сознания.
Вдруг дверь в спальную снова открылась и тихо вошла какая-то фигура.
Это была Неттина.
Она подошла к моей постели и опустилась передо мной на кресло. Она схватила мои руки и устремила на меня взгляд, полный сострадания и участия.
— Какое ужасное видение, — прошептала я.
— Да, ужасное тем, что оно необъяснимо, — ответила мне актриса. Вашей жизни угрожает опасность, графиня.
Я взглянула на нее с удивлением.
— Какое отношение имеет это привидение к моей жизни?
— Я не знаю, но оно вас убьет!
Я вскочила с кровати.
— Да, — крикнула я в лихорадке. — Вы правы. Оно убьет меня, Неттина дайте мне совет!
Она медленно покачала головой.
— Я не могу, — проговорила она. — Я, может быть, могу сделать что-нибудь для вас впоследствии.
Затем голова ее склонилась на край моей кровати и слезы показались на ее глазах.
— Простите меня, — прошептала она.
Я обняла ее.
— За что мне прощать вас, Неттина?
— О! я вас ненавидела.
— Я это отлично видела. Но почему? Что я могла вам сделать, чтобы вы меня ненавидели?
Она тряхнула головой.
— Оставим этот разговор, графиня. Я могла бы вам рассказать еще больше, гораздо больше. Оставим это! Будьте настороже! О, какой он дьявол!
Она больше ничего не сказала, и мы провели остаток ночи в молчании.
Но я все знаю.
Она называет его дьяволом? Но не слишком ли мягкое это выражение по отношению к этому человеку, в котором воплотились все преступления и пороки?
О как я его ненавижу! Как я его ненавижу!
Если бы он пришел теперь и если бы у меня в руках был кинжал, я убила бы, растерзала этого мерзавца, который с презрительной насмешкой попирает своими покрытыми грязью ногами счастье невинных женщин.
Может быть, я еще не знаю всю низость его души. Зачем я попала в этот дом? Горе мне!
Здесь царствует смерть.
Неттина уезжает сегодня утром. Она помирилась со мной. Да и может ли она меня ненавидеть, зная мою судьбу?
Эллен.
P.S. Я еще не имела удобного случая отправить это письмо.
Она поцеловала меня перед старым камердинером графа и сказала мне со странной улыбкой:
— Вы отомстите за меня, графиня, за меня, за себя и за весь наш женский род, над которым надругались. Предсказываю это и вам и ему.
Затем она снова стала серьезной и поцеловала мои руки.
Старик все это слышал и видел. На его лице мелькала отвратительная улыбка.
Теперь я опять одна. Я несколько раз в день испытываю себя, нахожусь ли я в полном разуме.
Только что старик сообщил мне, что сегодня возвращается граф со своим приятелем.
Я вся как в лихорадке. В глазах моих неестественный блеск, губы мои лихорадочно дрожат.
Страшная ярость овладела мной, и я тщетно стараюсь ее подавить.
Разве я не бессильна по отношению к нему?
О Матильда, я не знаю, буду ли я иметь возможность еще раз написать тебе, так как я чувствую, что дело подходит к концу.
Помоги мне, если это в твоих силах. Я чувствую, что должна умереть. Меня еще можно спасти.
Но если предоставить меня моей судьбе, я чувствую, что меня ждет или сумасшествие или смерть.
Прощай
быть может навсегда
твоя Эллен.
Тринадцатое письмо.
Графиня фон Таннен графу Стагарту, в Берлин.
Берлин, октябрь 1904 г.
Дорогой друг!
Только что я вспомнила обещание, которое вы мне когда-то дали:
«Если вам когда-либо понадобится помощь, при каких бы это ни было обстоятельствах, позовите меня. Мои знания и опыт всецело в вашем распоряжении».
Настал день, когда я должна обратиться к вам. Посылаю вам при сем пачку писем. Прочтите внимательно эту переписку, мне незачем давать вам какие-либо объяснения. Вы сами поймете, в чем дело.
Спасите эту несчастную, всеми брошенную женщину.
Предоставляя вам полную свободу действий,
Ваш друг,
графиня Матильда фон Таннен.
Выдержка из октябрьского номера римской газеты «Tribuna».
ТАИНСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
Вчера ночью был найден убитым граф Виктор Коста, последний отпрыск одного из самых знатных итальянских родов. Обстоятельства преступления еще не вполне выяснены, хотя уже теперь почти выяснено по данным следствия, что убийцей оказывается жена его, англичанка по рождению. Дальнейшие розыски покажут, совершила ли она это преступление без посторонней помощи.
Обстоятельства преступления таковы:
Граф Коста вернулся вчера вечером в свой замок Ламерто у Камерино в сопровождении своего друга, известного русского писателя Максима Достевича. Друзья поспорили из-за чего-то, и ссора их кончилась тем, что Коста бросился с револьвером в руке на своего беззащитного друга, который спасся в апартаменты графини, взявшей его под свою защиту.
Следствием этого явилось столкновение между обоими супругами. После того, как Достевич поспешил в свою комнату и тоже вооружился, граф удалился под угрозами своего друга, но затем снова вернулся и произвел выстрел в Достевича, который ответил тем же. Ввиду царившей на лестнице темноты оба стрелявшие промахнулись и вернулись затем в свои комнаты.
На следующее утро старый камердинер нашел графа мертвого на полу спальни, покрытого пятнадцатью ранами. Полицейские власти, которым тотчас же дали знать о преступлении, прибыли из Камерино, произвели осмотр дома и нашли окровавленный кинжал в комнате графини.
Она сама давала на все вопросы бессвязные, уклончивые ответы и была по телеграмме римской полиции арестована и препровождена в Рим.
Максим Достевич, протестовавший против этого ареста и угрожавший стрелять в полицейских, был тоже арестован, но благодаря вмешательству русского посольства был скоро выпущен на свободу.
Как мы узнали из достоверного источника, прокурорский надзор намеревается привлечь его к суду по обвинению в пособничестве.
Весь Рим находится в весьма понятном волнении.
Полиции с трудом удалось оградить графиню при препровождении в тюрьму от ярости толпы.
Как мы слышали, в этом сенсационном процессе будет играть некоторую роль и знаменитая наша трагическая артистка Аделина Неттина.
Четырнадцатое письмо.
Фриц Стагарт Максу Ладенбургу, в Берлин.
Камерино, октябрь 1904 г.
К сожалению, я явился слишком поздно, чтобы своевременно разобраться в этом запутанном деле. Ты знаешь все подробности. Посылаю тебе вместе с сим номер «Tribuna», из которого ты узнаешь дальнейшее развитие этого таинственного происшествия.
Я подверг труп графа тщательному осмотру. Тело покрыто колотыми ранами, которые, очевидно, наносились с такой силой, чтобы можно было предполагать здесь скорее руку мужчины, чем женщины. Я, наверно, начал бы производить поиски в этом направлении, если бы одно открытие не привело меня к убеждению, что убийца — женщина. На воротнике убитого при микроскопическом исследовании ясно сказался кровавый след пальца, который мог принадлежать только женщине. Это важное открытие я предварительно скрою от всех. Во всяком случае, женщина, должно быть, была в припадке безумной ярости, иначе ничем не объяснить то, что она была в состоянии нанести такие страшные раны сильному мужчине. Виновна ли действительно в убийстве графиня, никто не знает. Я прежде всего допросил актрису Аделину Неттина и она доказала мне свое alibi в эту ночь.
Она находилась в Риме, так что в преступлении могла принимать только косвенное участие.
— Я знала, что дело кончится этим, — сказала она со слезами на глазах.
— Как так? — спросил я, представляясь крайне удивленным, хотя я нисколько не сомневался в том, что она всеми силами своей души ненавидит графа.
— Да разве этот негодяй не заслужил тысячу раз смерти? — воскликнула она с горячностью. — Разве он не обманывал, не унижал, не оскорблял эту бедную женщину? Разве она не должна была быть женщиной без чести и темперамента, чтобы все это спокойно переносить?
— Вы, значит думаете, что графиня — убийца? — спросил я актрису.
— Конечно. Я в этом убеждена. Она еще недавно, когда я гостила в замке, находилась в состоянии душевного расстройства, так что по ночам ей являлись привидения, и она даже меня силою гипноза заставляла верить их появлению.
— А вы сами привидение не видали?
Я взглянул ей прямо в глаза.
— Ведь я вам уже сказала, — ответила она, — что я была как бы под гипнотическим влиянием графини и что она внушила мне те же безумные видения, которые представлялись ей самой. Когда я покинула замок и снова овладела своими нервами, я стряхнула с себя это наваждение.
— Значит, вы не думаете, что графиню посетило ночью привидение?
Она расхохоталась мне в лицо.
— Разве смерть прогуливается по ночам? — воскликнула она. — Неужели вы думаете, что она выбрала своим местопребыванием как раз замок Ламерто?
— Почему же нет? — возразил я. — Ведь она же нашла себе там работу.
Она замолчала и, пораженная, взглянула на меня.
Я произвел подробный осмотр замка, двери которого растворились передо мной благодаря помощи властей и, несмотря на сопротивление старика-лакея.
Странное мрачное здание! Настоящий разбойничий замок, как бы созданный для таинственных преступлений. Описание внутреннего расположения замка не представляет интереса.
Только один флигель возбудил мое особенное внимание. Мрачная лестница с четырьмя тяжелыми железными дверями вела в какую-то башню. Это обстоятельство показалось мне интересным. Я поднялся по узким каменным ступенькам, сырым и поэтому покрытым мхом, и попал в маленькую, пустую комнату. Я уже собирался уходить, как вдруг я заметил некоторую странность в архитектуре стены. Я нашел потайную дверь, которая уступила первому моему напору, и очутился в комфортабельно убранной старинной мебелью комнате.
В нише стояла великолепная кровать, на которой, судя по всем признакам, еще недавно лежали.
Но это было все, что я мог открыть, а это, конечно, очень мало. Старик утверждает, что граф иногда жил в этой комнате. Я теперь направлю все свои поиски в одну сторону. Не удивляйся, если ты в течении некоторого времени не получишь от меня никаких известий.
Я теперь намереваюсь предупредить совершение нового преступления и я думаю, что на этот раз я не опоздаю.
Твой Стагарт.
Отчет в газете «Трибуна» о процессе графини Коста и писателя Максима Достевича, обвиняемых в убийстве графа Коста.
Никогда еще ни один процесс не возбуждал такой сенсации, как настоящий процесс, и ни одно дело не принимало такого неожиданного, невероятного оборота. Мы еще раз напомним нашим читателям о действующих лицах этой драмы, чтобы дать ясную картину драмы, развертывающейся на суде, и оттенить неожиданность, поразившую всех в последний день судебного разбирательства.
Перед судьями стоит молодая, ослепительно красивая женщина со стройной девичьей фигурой. Она в трауре. По белоснежной шее ее вьются светлые локоны.
Она очень бледна, но спокойна и хладнокровна. Ее темные глаза смотрят куда-то вдаль.
Это обвиняемая графиня Коста.
Рядом с ней стоит Максим Достевич, красивый, высокий господин. Он мрачен и нервно возбужден. Взгляд его время от времени с презрением переходит от судей к публике.
Ответы его точны, определенны, но резки, так что председатель в течение судебного разбирательства не раз должен был призывать к порядку.
Только когда взгляд его встречается со взглядом графини, кажется, что он…
Но не будем предупреждать событий.
Улики против графини неопровержимы, они опутывают ее крепкими цепями. Симпатии всех на ее стороне. Но право и закон против нее.
Председатель прочитывает графине письма к ее подруге баронессе фон Таннен, в Берлине.
Известно, что граф Коста был легкомысленным жуиром. Графиня была с ним очень несчастлива.
— Любили вы вашего супруга? — спросил председатель.
— А разве иначе я вышла бы за него замуж? — ответила графиня.
Председатель. Ваша любовь превратилась скоро в ненависть?
Графиня. Да.
Председатель. Ненависть эта приняла такие размеры, что вы даже писали вашей подруге, что вы способны заколоть вашего супруга.
Графиня. Да, я написала это в минуту страшного возбуждения.
Председатель. Вскоре после этого ваш супруг был заколот кинжалом, причем окровавленное оружие это было найдено в вашей спальне.
(Движение в публике.)
Графиня. В этом преступлении я невиновна. Я не хочу оспаривать того, что я была в состоянии его совершить, но я его не совершала.
Председатель. Среди бумаг убитого найдено письмо главной свидетельницы Аделины Неттина. В нем она угрожает графу смертью. Свидетельница признает, что написала это письмо в припадке гнева.
Свидетельница. Да, это так. Я потом и забыла об этом.
Председатель. Это, значит, установлено. Вы уехали за день до совершения преступления. Последние ваши слова крайне странны. Позовите лакея.
Допрошенный в качестве свидетеля лакей показывает, что графиня и синьорина Неттина провели вместе почти всю ночь в спальне графини. Разговор велся шепотом. Утром обе они были в величайшем волнении. При прощании синьорина Неттина сказала графине:
— Вы отомстите за меня.
(Движение в публике.)
В последние дни графиня вообще была в крайне возбужденном состоянии и ее почти нельзя было узнать. Вообще она относилась совершенно безразлично к графу, но в день убийства она неоднократно справлялась о том, когда должен приехать граф.
Председатель. Можете вы объяснить нам это обстоятельство, графиня?
Графиня. Я страдала галлюцинациями и мне не раз являлась в этом замке смерть.
(Свидетельница Аделина Неттина подтверждает справедливость слов графини.)
Председатель (обращаясь к Максиму Достевичу). Почему между графом Коста и вами, его лучшим другом, произошла ссора?
Максим Достевич молчит.
Председатель. Вам тяжело отвечать на этот вопрос?
Максим Достевич (бросая взгляд на графиню). Я отказываюсь отвечать.
Председатель. Граф обвинял вас в том, что вы соблазнили его жену.
Максим Достевич. Кто это сказал?
Председатель. Камердинер, который находился в соседней комнате и слышал вашу ссору.
Максим Достевич. Да, граф бросил мне в лицо этот упрек, потому что я протестовал против его недостойного обхождения с графиней. Я всегда был только ее преданным другом.
Графиня. Это новое обвинение слишком низко, чтобы я чувствовала себя обязанной защищаться от него.
Председатель. Тем не менее, все говорит против вас, нет ни одного обстоятельства в вашу пользу. Можете вы нам объяснить, каким образом окровавленный кинжал попал в вашу спальню?
Графиня. Я это не знаю.
(Движение среди судей и публики.)
Председатель. Графиня, я обращаю ваше внимание на то, что этот кинжал является самой тяжелой уликой против вас. Я еще раз настоятельно предлагаю вам сказать всю правду. Полным сознанием вы только облегчите свою судьбу. Каким образом попало это оружие в вашу комнату?
Графиня (подняв руки к небу). Клянусь Создателем, что я тут не причем!
Судебное следствие, главные фазисы которого мы привели в сокращенном виде, было этим закончено.
У всех уже составилось мнение о виновности графини.
Поднялся прокурор, чтобы начать свою обвинительную речь.
Вдруг произошло нечто неожиданное, необыкновенное. Открылась дверь и вошел какой-то господин.
Это был знаменитый сыщик Фриц Стагарт, который уже занимался расследованием этого преступления. Он сказал несколько слов защитнику графини.
Тот вскочил с места и воскликнул:
— Я требую во имя справедливости, чтобы суд выслушал показание еще одной, самой главной свидетельницы!
Суд решил удовлетворить требование защитника.
Снова открылась дверь.
Крик ужаса пронесся по залу заседаний. Публика в панике бросилась бежать из залы. Часть судей вскочила с места. Ужасное смятение овладело всеми.
В зал вошла смерть, свидетельница в пользу графини Коста.
Стройная фигура, закутанная в белые, покрытые кровью одежды. Не было видно ни рук, ни ног, всем сразу бросился в глаза громадный череп скелета с оскалившимся ртом и глубокими глазными впадинами.
И кровавые пятна на белой одежде.
Среди всеобщего смятения и волнения раздался голос графини, глаза которой широко раскрылись от ужаса:
— Это она! Это смерть!
Затем она упала без чувств.
Наконец, волнение улеглось. Сыщик подошел к таинственной фигуре и удалил череп.
Перед нами открылось поразительно красивое лицо женщины. Она была бледна как смерть.
Громко произнесла она по-французски:
— Я убийца графа Коста!
После того, как улеглось волнение, вызванное этими словами, поднялся председатель суда и спросил:
— Кто вы такая?
— Я дочь генерала Деструша, умершего четыре года тому назад. Я осталась после смерти отца богатой сиротой и вышла замуж за графа Коста, который жил в то время в Париже под ложным именем князя Дещинского. Получив мое состояние, он заключил меня в замок Ламорт и после того, как я однажды с помощью пастуха пыталась бежать оттуда, он заставил меня носить эту маску, которую я не могла снять без посторонней помощи. Почти беспрерывно три года я принуждена была смотреть на свет Божий через эти глазные впадины, и не могла выговорить ни слова. Когда я увидала новую жертву Коста, мною овладело глубокое сострадание к ней. Я делала несколько раз попытки приблизиться к несчастной, но внешний вид мой приводил ее в ужас. В ту ночь мне удалось пробраться в спальню графа, который был мне ненавистнее всех на свете. Я убила его и положила кинжал в спальную графини для того, чтобы она знала, что она освобождена от своего тирана. О последствиях моего поступка я не думала. Безумие затемнило мой мозг. Я бежала из замка и бесцельно скиталась в Апеннинских лесах, избегая встречи и с людьми и со зверями, питаясь травами и ягодами и преследуемая этим человеком, которому, наконец, удалось меня настигнуть. Ему я обязана тем, что разум снова вернулся ко мне, и что я явилась сюда, чтобы освободить несчастную графиню.
Громадное волнение охватило публику и судей. Заседание было прервано. Произведенное дознание доказало справедливость слов молодой женщины.
Графиня и Максим Достевич были объявлены свободными от суда и следствия, и это объявление вызвало бурный восторг публики. Первая жена графа Коста была оправдана, так как судьи признали, что преступление она совершила в силу необходимости, а камердинер был признан сообщником графа Коста и приговорен к нескольким годам тюремного заключения.
Так окончился самый таинственный процесс из всех бывших доселе во всем мире процессов.
Пятнадцатое письмо.
Графиня Коста графине фон Таннен, в Берлин.
Рим, Декабрь 1904 Дорогая моя!
Завтра я приезжаю к тебе. Сколько разнородных волнений и настроений пережила я за это время. Но ты ведь знаешь все подробности и мне незачем тебе объяснять положение вещей.
Но одно все-таки я должна тебе объяснить: со мной приезжают два человека, которые стали мне дорогими благодаря пережитому горю.
Я привезу с собой привидение замка Ламорт, для того, чтобы ты полюбила эту несчастную женщину, которая скорее девушка, чем женщина, и вернула ее к жизни. Я знаю твое доброе сердце и знаю, что ты просьбу мою исполнишь.
Временами рассудок ее мутится, но доктора обещают ей полное выздоровление. Под покровом твоей любви она выздоровеет, и я никогда не покину ее. Она останется навсегда со мной и надеюсь, что она еще познает то счастье, которое теперь познала я.
Ты уже поняла все, не правда ли? Родители мои приехали и дали свое согласие.
Я выхожу замуж за Максима Достевича и на этот раз, дорогая моя, я знаю, что муж мой человек, достойный моей любви.
Я не люблю его так, как любила графа Коста. Любовь моя к нему сильнее. Это безграничное доверие, это чистое, спокойное счастье.
До скорого свидания в Берлине. Я воспользуюсь моим пребыванием у тебя, чтобы вместе с Максимом Достевичем отблагодарить того человека, энергии и самопожертвованию которого мы обязаны нашим спасением.
Я подразумеваю графа Стагарта, которого ты успела вовремя послать спасти нас.
Каким образом мне его отблагодарить?
Я думаю, что он будет счастливее всех нас. Ведь у него такое доброе сердце, что он чувствует себя счастливым уже тогда, когда он может осчастливить других.
Твоя Эллен.