Наступил вечер. Солнце садилось, но происходило это за плотной завесой туч, из которых продолжал лить всё тот же противный занудливый дождь, напоминающий современные эстрадные концерты non stop.

Я призадумался. Вряд ли в такую погоду я мог рассчитывать на поддержку Корвина. Ворон перебрался с облюбованной им прежде ветки под скат крыши, где уютно устроился над наличником окна.

Потоки воды вокруг дома не могли не повредить магического круга. Вряд ли стоило возлагать надежды и на алхимические свечи. В эту ночь небо ополчилось против меня. Оставалось недеяться на неприступность поповского дома, в который я загнал Патрика.

Моему отважному волкодаву уже порядком надоела отводимая ему роль пассивного наблюдателя, поэтому я приготовил его экипировку, опасаясь, что предстоящей ночью могут произойти самые непредвиденные события.

Поужинав и накормив своих зверей, я приготовился ждать. Тьма навалилась на Болотово. Дождь усилился. За его пеленой теперь почти не удавалось различить подступавший к подворью лес. Сэр Галахад, утомившись бесцельным ожиданием, свернулся клубочком, прикрыл свой коричневый нос хвостом. Вдохновлённый примером кота, Патрик улёгся у порога и, положив тяжёлую морду на лапы, тоже задремал.

– Хороши, соратнички, – с упрёком проворчал я, – оставили командиру самую скверную работёнку.

Услышав звук моего голоса, Патрик приподнялся, но затем опять опустил морду, а сэр Галахад попросту проигнорировал мой упрёк.

Время тянулось невыносимо медленно. За стёклами окон шумел дождь, редкие порывы ветра ударяли в дверь. Тогда я вздрагивал и настораживался. Посмотрев на часы, я с изумлением обнаружил, что уже миновал час ночи. «Неужели упыри боятся простуды?» – подумалось мне. Коротая время, я принялся чистить трубку. Сэр Галахад встрепенулся, однако это вовсе не означало появления вампиров, просто кот спешил выразить своё неодобрение, почувствовав резкий запах табачных смол.

Когда я уже почти уверился в том, что ночь пройдёт спокойно, Патрик резко поднялся и зарычал, вздыбив на загривке шерсть. Сэр Галахад отозвался на предупреждение волкодава утробным ворчанием, воинственно взметнув свой пушистый хвост.

Стук в дверь показался мне робким, почти заискивающим. Я распахнул дверь и включил фонарик. На крыльце стоял Брыль.

– Извините, Алексей Станиславович, – без прежнего нахальства начал он, переминаясь с ноги на ногу, – не у вас ли, случайно, Олег? Не могу его нигде найти.

Я с интересом рассматривал ночного посетителя. Лицо Брыля выглядело бледным, глаза какие-то потухшие. Волосы на голове намокли и слиплись.

Я гаденько хмыкнул в душе, но изобразил на своей физиономии улыбку лучезарного детства.

– Да что же это вы стоите под дождём, дорогой вы мой? Проходите в дом. Обогреетесь, тогда и поговорим, – я отступил в сторону, пропуская ночного гостя.

Тщательно заперев дверь, на ходу пробормотав на всякий случай дополнительное заклятие, я вошёл в горницу.

Надо сказать, появление в доме Брыля не вызвало энтузиазма у моей скотины. Патрик подобрался и слегка приподнял верхнюю губу, демонстрируя полную готовность к броску, а сэр Галахад неодобрительно мяукнул, метнув на меня взор, полный недоумения.

Похоже, впрочем, что для Брыля тоже оказалось неожиданностью присутствие в доме Патрика. Боязливо косясь на волкодава, он бочком прошёл к столу и присел на краешек табурета.

– Так Олег не заходил к вам? – как-то придушенно переспросил он.

– Да нет, – с полным безразличием ответил я. – Куда же это вашего приятеля понесло в такую погоду, да ещё ночью? Может быть, он где-нибудь с Настей? Дело-то молодое!

Брыль с ненавистью посмотрел на меня, но когда он заговорил, голос его оставался по-прежнему тусклым.

– Этого не может быть. Олег очень любит свою жену, он никогда ей не изменяет.

– Помилуйте! Какие измены? Лёгкий флирт, живая беседа, невинный поцелуй… Пустяки, да и только.

Брыль вновь с подозрением посмотрел на меня. При всей своей тупости он не мог не понять, что я заставлю его играть по своим правилам, probabile ex vita.

– Не изволите ли чайку попить? – поинтересовался я, отвинчивая крышку термоса, чтобы налить в чашку горячий ароматный чай.

– Спасибо, мне не хочется, – затравлено отозвался он.

– Это однако очень странно! Вы промокли до нитки. Непременно попейте горяченького, а то того и гляди приобретёте инфлуэнцу – очень коварное заболевание!

Я настойчиво пихнул чашку в руку Брылю. Тот взял чашку, поднёс её к губам, но тут же поставил на стол.

– Да что же это с вами, голубчик? – заохал я, обходя его и как бы рассматривая со всех сторон, – вас, должно быть, сглазили. Сейчас мы это поправим.

Тут я сунул ему под нос массивный серебряный крест. Физиономию студента перекосило, как от мучительной боли, в глазах вспыхнули красные огоньки, а изо рта поползли два безобразных клыка.

– Вам, душа моя, следовало бы показаться дантисту, – издевательски посоветовал я своему гостю.

Брыль приподнялся с табурета, явно намереваясь броситься на меня, но тут же обречённо опустился на сиденье, с недоумением озираясь по сторонам. Этот болван так и не понял, что, суетясь вокруг него, я засадил его в магический круг, припечатав к табурету славным заклинанием незабвенного Агрипы Нестгеймского.

– Итак, вы, недоверчивый олух, сподобились-таки спознаться с местными упырями? – поинтересовался я. – Поделитесь-ка со мной, где у них главная база. Там ведь теперь и для вас уютная могилка приготовлена? Не дадите ли адресок? Поверьте, у меня найдутся средства развязать вам язычок.

Поняв, что сказанное мной не пустая угроза, Брыль сложил руки и, заискивающе заглядывая мне в глаза, взмолился:

– Отпустите меня, пожалуйста!

– Я больше не буду, – передразнил я насмерть перепуганного начинающего вурдалака. – Вот что, колитесь-ка, любезный! Дадите адресок – отпущу.

Глаза Брыля вновь вспыхнули злобным огнём.

– Я вам место укажу, а утром вы туда с осиновым колом заявитесь? Да? За дурака меня принимаете?

Полностью потеряв самообладание, он истошно завопил. Звучали в его вопле бабье отчаянье и боль затравленного зверя. На губах перерожденного студента выступила пена, глаза эпилептически закатились. А голос его всё набирал силу, перекрывая грозное рычание возмущённого Патрика.

Увы, я поймал упыря в ловушку, но не учёл его патологической трусости. Теперь он стал полностью невменяемым, оттого совершенно бесполезным, хотя и слишком голосистым.

Настало время прекращать незапланированный концерт. Выдернув из-под спальника кубинский мачете, я одним резким ударом снёс Брылю голову. Наступившая сразу же тишина обрушилась на меня, заставляя поёжиться. Ни звука не раздавалось из-за стен дома, а в горнице Патрик вместе с сэром Галахадом, подняв головы, одновременно со мной прислушивались к пронзительной тишине.

Не теряя времени, я вколотил осиновый кол в сердце незадачливого фольклориста, собираясь побыстрее оттащить его в сени, но тут из леса донёсся волчий вой.

Он показался мне каким-то ленивым и нестройным. В нём не слышалось ни злобы, ни агрессии, не уловил я в нём также сожаления по утраченному собрату, с которым, впрочем, болотовские волколаки, конечно же, ещё не успели сродниться. Затем вновь наступила тишина. Патрик заворчал, придвинувшись к двери, за которой слышалось какое-то царапанье.

Подумав, что это лесной зверёк, испуганный волчьим воем, забрёл на подворье, я собрался было возвратиться в горницу, но слабый стук заставил меня вновь насторожиться.

– Дяденька, впустите меня в дом, за мной волки гонятся. Мне страшно, – послышался с крыльца жалобный детский голосок.

Поколебавшись мгновение, я приоткрыл дверь. На пороге стоял ребёнок лет пяти в замызганном мокром платьице, с мольбой протягивая ко мне ручонки. Я раскрыл дверь шире, но не произнёс ни слова. Из леса снова послышался вой, но девочка продолжала стоять на крыльце, а за моей спиной предупреждающе шипел сэр Галахад.

– Ну что ж, заходи, – пригласил я нового гостя, отступая в сторону, но держа ребёнка в луче фонаря и готовясь сразу же захлопнуть за ней дверь.

Девочка робко переступила порог и засеменила в горницу. Увидев обезглавленное тело Брыля, она взвыла, тут же бросилась на меня. Выставив перед собой крест, я остановил её прыжок. Однако через мгновение она вновь начала подбираться ко мне, отвратительно облизывая тонкие потрескавшиеся губы, из которых поползли острые клычки. Но прежде чем она успела начать атаку, на неё метнулся Патрик, мощным ударом отшвырнув лёгкое тельце к столу. Вскакивая, она зацепилась за табурет, потом, потеряв равновесие, вновь упала лицом вниз прямо к моим ногам. Я тут же, не раздумывая, всадил ей осиновый кол под левую лопатку. Вновь горницу огласил короткий, но пронзительный крик.

Торопливо отсекая упырю голову, я почувствовал, что у меня дрожат руки. Одно дело – прикончить Брыля и совсем другое – хладнокровно отсечь голову ребёнку, пусть даже в нём не осталось ничего человеческого. Достав из рюкзака бутылку коньяка, я сделал прямо из горлышка пару глотков и огляделся.

Горница представляла собой малоприятное зрелище. Пол почти весь залит кровью. К счастью, лежавший на полу тканный половик впитал большую часть влаги, поэтому мой спальник не пострадал. Пошарив в сундуке отца Никодима, я нашёл там несколько простыней. Сначала я одной из них тщательно вытер пол, ножки стола и табурет, потом завернул в половик тело Брыля, а маленькую вампиршу спеленал в измазанную простыню. Вытащив оба упакованных трупа в сени, заодно прихватив там пару вёдер с водой, я занялся отмывкой пола, время от времени выскабливая его тем самым мачете, с помощью которого только что осквернил чистоту горницы.

Время от времени я прекращал работу, чтобы прислушаться. Но ни звука не раздавалось из леса. Волчий вой прекратился сразу же, как только я отворил дверь ночной гостье, и с тех пор не возобновлялся. Дождь, очевидно, тоже прекратился. К тому времени, когда начали светлеть стёкла окон, горница снова сияла чистотой. Увы! Оценить мой трудовой подвиг было некому: и Патрик, и сэр Галахад мирно спали, не обременённые ни муками совести, ни необходимостью приводить в порядок дом.