Следственная бригада приехала в Болотово около полудня в сопровождении медицинского фургончика, куда сразу же погрузили тело Николаева, над которым к этому времени уже весело жужжал целый столб мух. Около часа детективы сидели, запершись в доме Мотрина, затем отправились в лес, а вернувшись, вновь заперлись для совещания.

Ни меня, ни Фрола Ипатьевича на совет не пригласили, свидетельских показаний снимать не пожелали. Честно говоря, ничего другого я не ожидал. Только очень дотошный следователь мог потрепать нам нервы формальными вопросами, ответы на которые вряд ли могли хоть что-нибудь добавить к той кристально ясной, и самое главное, удобной версии, которую я подсунул Мотрину. Приехавший же в Болотово следователь был молод и явно спешил побыстрее закончить не слишком интересную работу.

Побродив над остатками осинки, где полдня лежало тело безвременно ушедшего от нас любителя жены совокупно с морской свинкой, следователь указал сопровождавшим его бородачу с чемоданчиком и пожилой женщине в грязном белом халате на медицинский фургончик, а сам направился в мою сторону. Путь ему преградил выскочивший из кустов Патрик. Мне пришлось вмешаться.

– Следователь районной прокуратуры Путилов, – представился молодой человек. – Представляете, как забавно, эту фамилию носил «гений русского сыска», с которым я, правда, в родстве не состою. Можете звать меня просто Андреем.

Улыбка следователя показалась мне открытой. Она придавала ему задорное выражение. Я пожал протянутую мне руку и пригласил юношу в дом, полагая, что он собирается задать мне какие-то вопросы. Но Путилова просто распирало любопытство.

– Мне много говорили о вас, Алексей Станиславович, – признался он. – Не буду спрашивать, что привело вас в наши края. Сами понимаете, род моих занятий учит с пониманием относиться к работе спецслужб.

Я удивлённо поднял брови.

– Не скромничайте, – рассмеялся Путилов. – Мне настойчиво рекомендовали не докучать вам вопросами, обращаться к вам за помощью лишь в случае крайней надобности. Согласитесь, многозначительная рекомендация. А ещё и вот это…

Он кивнул на кобуру моего «магнума».

– Бросьте, Андрей. Я здесь отдыхаю в доме моего однокашника. Вот и всё.

– Ну, конечно, конечно, – Путилов с трудом сдерживал смех. – Вот студенты тоже приехали отдохнуть. А в результате – один труп и один пропавший без вести. Жалко ребят. Их же предупреждали, места тут опасные. Болота, волки. Волки здесь – просто напасть! Заметили? В селе ни одной собаки, ни одной кошки, ни коз, ни овец… В прошлом году бригаду охотников вызывали. Профессионалов. В результате – ни одной волчьей шкуры, а трое охотников сгинули. Обратите внимание, пропали. Тел не нашли. Не могли же волки сожрать их одежду? Болота. Оступился – конец. Вот, к примеру, этот студент, Брыль. Родственники ведь станут требовать выдать им тело. А как его из болота достать? И ведь не объяснишь никому. Придётся, очевидно, объявлять в розыск. Глупо! Всё предельно ясно. Но тела нет. Значит – в розыск. Я лично убеждён: он в болоте, стало быть, никогда нигде не объявится, ни живой, ни мёртвый.

– Полностью с вами согласен, Андрей, – вежливо поддакнул я разговорчивому следователю.

– Вот видите, – обрадовался он, – я очень рад, что мы мыслим синхронно, так сказать. Или возьмите это село. На сегодняшний день мы имеем здесь трёх жителей и двух приезжих, включая вас, разумеется. Где все остальные? Пропали. Их-то в розыск объявлять не надо, всё и так ясно. Но так ли всё ясно? Думаю, поэтому-то вы здесь.

Он хитро прищурился, выжидающе поглядывая на меня.

– Вы, Андрей, несколько преувеличиваете, – охладил я разбушевавшуюся фантазию следователя. – Знаете, есть такие болезни, заболевшие которыми стремятся перед смертью остаться в одиночестве. Это следствие психических отклонений в результате болезни. Такие люди уходят в какой-нибудь отдалённый уголок и умирают там. В Болотове зафиксирована эпидемия неизвестного пока заболевания. Полагаю, оно сопровождается иногда такими же психическими отклонениями.

– Эта болезнь очень заразная? – вдруг забеспокоился Путилов.

– Да нет! – успокоил я молодого человека. – Видите ли, она очень редкая и почти не изучена, но думаю, она передаётся только через кровь или половым путём. Ну, как спид, понимаете? Правда, средств лечения наука пока не нашла, вот в этом заключается главная проблема.

– И что же будет? – Путилов всё ещё чувствовал себя неуютно.

– Природа сама со всем справится, – я попытался облечь жутковатое пророчество в форму философского размышления. – Вот вы совершенно справедливо изволили заметить, что в Болотове осталось только три жителя. Если сейчас подселить сюда людей, беженцев, например, болезнь может получить новый импульс. Но если выждать какое-то время, пока село не очистится полностью, можете заселять его заново, ручаюсь вам, об этой болезни никто не вспомнит.

– Значит, местные жители обречены? – округлив глаза, спросил Путилов.

– Да! – твёрдо объявил я и, понизив голос, добавил. – Это я посоветовал отцу Никодиму уехать отсюда на некоторое время. Если он вернётся или село полностью опустеет, значит, всё в порядке. Спите спокойно.

– А скоро? – шёпотом поинтересовался Андрей.

– Очень скоро.

– И все они просто исчезнут?

– Не знаю, – сухо объяснил я. – Многие умирали в своих постелях, но многие предпочитали уходить. Разве можно прогнозировать такие вещи? Наберёмся мужества и терпения.

Путилов задумчиво посмотрел на меня, а потом, неожиданно схватив мою руку, принялся её трясти.

– Я вам очень благодарен, – с чувством произнёс он. – Очень благодарен. Честное слово! Я ведь понимаю, вы не имели права разглашать, но вошли в наше положение и намекнули. Теперь мы знаем, как нам реагировать на происходящее. Вы нас успокоили. Меня теперь не гнетёт ответственность. Одно дело – нераскрытые исчезновения людей, другое дело – эпидемия, стихийное бедствие, законы природы. Если я вас правильно понял, нет никаких оснований для возбуждения уголовных дел.

– Ни малейших, – подтвердил я и с усмешкой уточнил, – разве что против волков.

– А такой статьи нет, – рассмеялся Путилов. – Ещё раз благодарю вас. Мне пора ехать. Надо успокоить начальство.

Он потряс мне руку и, насвистывая, заспешил к своему «козлу». Глядя ему в след, я почувствовал лёгкие угрызения совести. Я бессовестно воспользовался наивностью юноши, заморочил ему голову, чем преступно ввёл в заблуждение следствие. Как всегда, когда мне нужно было вернуть утраченное душевное равновесие, я взял на руки сэра Галахада, радостно заурчавшего, тёплого и мягкого. Блаженно полуприкрыв глаза, кот выражал полное одобрение не только моим действиям, но самой моей персоне. И я утешился.

Мне очень хотелось отправиться на поиски скрытого кладбища вампиров, мысль о котором неотвязно буравила мой мозг, но я подавил это желание и улёгся спать: никто не знал, чем обернётся для меня предстоящая ночь, поэтому следовало набраться сил, а заодно забыть о неутешительных мыслях хотя бы на время, quieta non movere.

Пробуждение моё оказалось более чем странным. Я не сразу осознал, что прогнавшим мой сон звуком оказался выстрел, сопровождаемый звоном разлетевшегося оконного стекла. Когда же до моего сознания дошёл смысл происходящего, я почувствовал сильное недоумение. Что могла означать эта нелепая демонстрация? Вполне естественной представлялась попытка пальнуть в меня, если бы я оказался столь неосторожен, что подставил свою бесценную голову под прицел. Но я не мог уразуметь смысла стрельбы по окнам дома, когда его обитатель мирно спит, надёжно прикрытый бревенчатой стеной.

Патрик, которого я, опасаясь Мотрина, не решался оставить во дворе, заходился лаем, царапая дверь в сени. Проклиная себя за медлительность, я выпустил пса: он, воинственно рыча, умчался в лес, но уже через пару минут вернулся, виновато наклонив свою лохматую голову. Несомненно, покушавшийся при отступлении воспользовался каким-то транспортным средством. Я почему-то подумал о мотоцикле Мотрина.

Мне казалось, что вслед за выстрелом вскоре могла прибежать Настя, но я напрасно поглядывал в окно. То ли она не слышала выстрела, то ли не посчитала необходимым на него реагировать. На мгновение я почувствовал себя довольно неуютно. Следовало что-нибудь предпринять.

Свистнув Патрика, я решительно зашагал в лес, где часа два изображал из себя Натти Бампо, разыскивая следы, ведущие к скрытому некрополю. Увы! Ни мои глаза, ни нос Патрика ничего не смогли обнаружить. Тогда я обследовал кромку болота. Я искал лодку или следы её появления у берега, ведь кладбище могло находиться где-нибудь на острове среди болот. Но эта версия также не получила какого-либо материального подтверждения.

Возвращаясь в село, почти у самой опушки, я обратил внимание на тревожный сигнал Патрика. За кустами что-то шевелилось, и я отправил туда своего волкодава. Едва лишь пёс рванулся в заросли, как оттуда раздался испуганный вопль Мотрина, молящего поскорее отозвать собаку. Сам он торопливо продирался ко мне, явно демонстрируя случайность встречи. Мне однако кое-что показалось подозрительным, в частности, мне не понравилось, что кобура у него на поясе почему-то оказалась расстёгнутой.

– Теперь уже и за грибами без опаски сходить нельзя, – проворчал милиционер, – вы бы намордник на собаку надевали, когда отпускаете её от себя, а то ведь ненароком искусает кого-нибудь.

– Оставьте, Мотрин, – небрежно отмахнулся я, – вы же имели возможность убедиться, что Патрик опасен лишь тогда, когда кто-то угрожает его хозяину. Кстати, вы не знаете ли, какой это снайпер вздумал упражняться в стрельбе по моим окнам?

– Не знаю, – торопливо ответил милиционер, и по его лицу я сразу же понял, что он врёт, – неужто кто-то в вас стрелял? Я ничего не слышал.

– А у кого в селе есть ружьё?

– У всех есть, у меня вот тоже.

Но говоря о ружье, он начал доставать из кобуры пистолет.

– Эй, приятель, спрячьте-ка эту пушку, – начал было я, но осёкся.

На внезапно побледневшем лице Мотрина показалась кривая ухмылка, а большой палец руки потянулся к предохранителю.

– Уберите оружие, – ещё раз предупредил я, выдёргивая из подмышки «магнум».

– Стрелять будете? – омерзительно подхихикивая, спросил он, направляя дуло пистолета мне в сердце.

Я выстрелил. На физиономии Мотрина отразилось крайнее изумление. Выронив «Макарова», он тяжело опустился на траву. Милиционер упустил свой шанс. Ему не следовало медлить. Что поделать? Бедняга не знал, что мой револьвер заряжен патронами с серебряными пулями, и, видимо, решился на театральный эффект, желая полюбоваться на моё смятение, когда он покажет свою неуязвимость перед огнестрельным оружием. Однако я знал, с кем мне предстоит иметь дело, поэтому ещё до отъезда в Болотово заказал Фёдору специальные боеприпасы.

Я вполне способен понять тщеславное стремление незадачливого милиционера отомстить мне за многочисленные унижения, испытанные им со дня моего приезда в Болотово, но эта простительная слабость стоила Мотрину слишком дорого. Серебряная пуля в сердце волколака не менее надёжна, чем добротный осиновый кол.

Обезглавив покойника, я вынужден был заняться почти уже рутинной работой и устраивать очередное погребение в болоте. Покончив с Мотриным, я возвратился в поповский дом. Здесь мне предстояло ещё одно хлопотное дельце: нужно было вставить разнесённое выстрелом стекло. К счастью, в сарае у предусмотрительного отца Никодима хранился запас нарезанных по размеру оконных рам стёкол, что сильно облегчало мою задачу. Застеклив окно, я восстановил на нём защитные символы, даже усилив их по рецепту неуёмного англичанина Джона Ди, известного некроманта XVI столетия.

Когда со всеми насущными делами было покончено, и я сидел на крыльце, покуривая послеобеденную трубку, в душе моей вновь появился лёгкий холодок беспокойства. Меня тревожило долгое отсутствие Насти. Неужели же она не слышала пальбы моего «магнума»? К тому же исчезновение Мотрина в почти полностью опустевшем селе не могло остаться незамеченным. Меня подмывало отправиться на разведку к её дому, но я сдерживал себя, опасаясь навлечь на неё гнев Фрола Ипатьевича, а ещё больше – того, чью волю настин дядя беспрекословно выполнял.

Коротая время, я проверил защиту лендровера, расставил алхимические свечи на подворье, прогулялся с Патриком по опушке леса.

Близился вечер. Совершавший очередной разведывательный облёт местности Корвин, предупреждающе хрюкая, спланировал на крышу дома. Я подошёл к калитке, нащупывая рукоятку «магнума». По дороге к дому брела Настя. Сарафан на ней был испачкан, словно по дороге она несколько раз падала в грязь. Её шатало из стороны в сторону, а она продолжала идти, причём, казалось, каждый шаг давался ей с мучительным трудом. Руками она сжимала виски, а когда я побежал ей навстречу, то увидел, что глаза девушки закрыты. Подхватив её на руки, я внёс Настю в дом, где усадил к столу.

– Что случилось? – спросил я.

Но девушка лишь страдальчески качнула головой, так и не сумев разжать закушенных губ, не открыв глаз.

И тут недовольный моей нерасторопностью сэр Галахад прыгнул ей на колени и завёл какую-то заунывную песнь, по-кошачьи шаманя и одновременно побуждая меня к решительным действиям. Я, разумеется, последовал его совету. Начертив вокруг Насти магический круг, я зажёг ароматическую свечу, потом, положив девушке на затылок левую руку, начал читать заклинания, правой рукой строя вокруг нее защитный экран.

Только теперь я почувствовал тяжёлую тягучую энергию, сгустившуюся вокруг Насти. Снимая её, я ощущал себя археологом, разматывающим пропитанные бальзамами бинты с древней мумии. Наконец она разлепила веки, опустила руки и расслабилась. Потом, благодарно поглаживая кота, тихо произнесла:

– Ой, мамочка, какое облегчение!

А сэр Галахад продолжал урчать, соперничая с лишившимся своего наездника мотоциклом Мотрина. Я налил девушке из термоса крепкого горячего кофе, ожидая, когда она окончательно придёт в себя. Обжигаясь, Настя жадно прихлёбывала из чашки напиток, время от времени с признательностью поглядывая на меня.

– Дядя запер меня в погреб, – поставив чашку, сообщила Настя. – Когда они с Мотриным решили убить вас, я, наверное, выдала себя. Мне следовало немного подождать, но я торопилась предупредить вас. Они поняли, что мне нельзя доверять, запихнули меня в подпол. Дядя взял своё ружьё, потом они ушли.

Вот тут я расхохотался. Девушка с изумлением посмотрела на меня. Но я не мог остановиться и лишь показывал ей на стоящий на столе табурет, свидетельство утренней уборки в горнице.

– Простите, – наконец объяснил я, – видите ли, меня всё время мучил вопрос, какой бес попутал их палить по окнам, когда я спокойно спал вон там. Они не могли подойти близко, и приняли этот табурет за мою фигуру. Вот как полезно иногда проявить себя неряхой.

И тут рассмеялась Настя.

– А они никак не могли понять, как вы уцелели после такого выстрела. Оба решили, что вы сидели за столом, когда Фрол Ипатьевич выстрелил из обоих стволов «жаканом». Он очень хороший стрелок, он не мог промахнуться.

– Так он вовсе не промахнулся, – удивлённо воскликнул я, рассматривая табурет.

Только благодаря своей грубой тяжести он не был сметён со стола на пол, но одна его ножка там, где она соединялась с сидением, оказалось полностью срезана и держалась внизу лишь поперечной планкой. Спросонок я не разглядел повреждений, а затем труды и заботы отвлекли меня от необходимости провести надлежащее расследование.

– Услышав, как вы открываете дверь, они страшно перепугались, – продолжала Настя, – поэтому поспешили уехать на мотоцикле Мотрина. Дядя даже предположил, что вы вовсе не человек, что посланы сюда моим отцом с целью извести их и освободить меня. Это, по мнению дяди, объясняло мои симпатии к вам. Но Мотрин убедил Фрола Ипатьевича, что тот всё-таки просто промазал, и вызвался сам убрать вас. Он сказал, что даже позволит вам выстрелить первому, так, мол, ему станет легче целиться, чтобы бить наверняка. Кстати, как вам удалось выпутаться?

– Ему не следовало позволять мне стрелять, – меланхолично заметил я.

– Но ведь им не страшны пули? – удивилась Настя.

– Обычные не страшны, но мои-то пули заговорённые, – хитро прищурившись, объяснил я.

– Понятно! – нараспев отозвалась Настя. – После того как вы расправились с Мотриным, дядя просто осатанел. Он потребовал, чтобы я вместе с ним ушла из села, грозя довести меня до безумия.

– Куда уйти? – поинтересовался я.

– Куда? – переспросила Настя, горько рассмеявшись. – Туда, куда ушли все остальные – на кладбище! Я сначала согласилась, а когда мы вышли из дому, бросилась сюда, и тут… Не знаю, как это объяснить, меня словно дубиной по голове ударили, а потом я просто ничего не помню. Не знаю, как я здесь оказалась.

– Вы дошли, Настя, – торжественно объявил я. – Вы очень мужественный человечек.

– Спасибо! – слегка покраснев, поблагодарила она. – А как вам удалось снять мою боль?

– Секрет фирмы.

– Они намерены сегодня ночью покончить с вами, – предупредила девушка, а потом печально добавила, – а ведь мне так и не удалось узнать, где находится их кладбище.

– Ничего, найдём! – бодро заявил я, хотя в душе совсем не чувствовал уверенности в правомерности столь оптимистичного заявления.

– Я стану помогать вам сражаться с ними, – отважно предложила Настя. – Вы только скажите, что мне надо делать!

– Слушайте меня внимательно, – я старался, чтобы мои слова звучали как можно внушительнее, – вы не можете сейчас помочь мне. Я не способен одновременно ограждать вас от их воздействия и уничтожать их, поэтому мне придётся вас вырубить.

– Как это «вырубить»? – возмутилась девушка.

– Очень просто. Я дам вам хлороформ. Какое-то время вы будете невменяемой. Они не смогут причинить вам боли или заставить вас работать на них.

– Вы мне не доверяете, – в голосе девушки звучала горечь.

– Если бы я вам не верил, я не пустил бы вас в дом, – резонно возразил я.

– Наверное, вы правы, – подумав, согласилась Настя. – Я очень хотела бы вам помочь, но ещё больше я не хочу вам мешать. Поступайте, как считаете нужным. Я верю вам.

На этом мы и порешили.

А потом она свернулась клубочком на моём спальнике и заснула, прижав к себе сэра Галахада. Я же начал готовиться к очередным ночным баталиям.