Увы, Елена бросила Париса, Не покидая Спарты. Менелай, Косматый и нелепый с похмела, Провел гостей до пристани. Триера Качалась на волнах. Был день багров. Корабль не без помощи багров Отчалил. Что за странная манера: Брак сохранять? Елена не права. И с кем теперь велите воевать? Ну, я уже не буду про Гомера… Кассандра вышла замуж. У неё Уютный дом и милый палисадник. Муж ласково бормочет: "Мой Кассандрик, Свари обед и постирай бельё!" На ложе из сосны и палисандра Он любит по ночам свою Кассандру, Но любит, как умеет – без затей, Желая прибавления детей, Которых у него и так без меры. Ну, здесь совсем уж глупо про Гомера… У Андромахи вырос взрослый сын – Астианакс иль что-то в этом роде, А Гектор признан гением в народе И произведен в генеральский чин. В хрустальной вазе расцветают маки, В духовке поспевают пирожки, И ночью, быстрокрылы и легки, Кружатся сны над телом Андромахи, Танцуя менуэт и хабанеру… Привет многострадальному Гомеру! Закат Эллады счастьем обожжен Над тихой жизнью трех счастливых жен. Любовь благословенна, быт устроен, – Чего еще желать? Паденья Трои? Приам с народом навсегда едины? Разверзнитесь, пустые небеса! «Бессоница. Гомер. Тугие паруса…» И список кораблей – как жизнь – до середины.

Это мы – Ночным туманом Тихо шарим по карманам Зазевавшейся души. Есть ли стертые гроши? Это мы – Благою вестью Подбираемся к невесте, Приближая срок родин. Ты не с нами? Ты – один. Это мы – Листвой осенней Догораем в воскресенье, Размечтавшись о весне. В понедельник – первый снег. Это мы – Без тени смысла, Как пустое коромысло, Упадем на плечи тьмы. Не узнали? Это мы.

Наклонись, луна, над горбатым Стиксом, Над безумием черной воды, Заходи, весна, на часок проститься – Тяжело умирать молодым. Заходи, весна, Посиди часок, Прозвучи, струна, Охлади висок. Мне бы с кручи вниз, Да обрыв высок. Здесь ни мирных нив, ни войны трофеев, Здесь лениво цветет асфодель, И летит во мгле птичий клин Орфеев, Отражаясь в стоячей воде. Ах, куда ни кинь, Всюду птичий клин, Будто мне зрачки Бритвой рассекли. Берегли меня, Не уберегли. Вот и день прошел, вот и век, и больше – Время сбора камней и теней… Оглянись на нас, безымянный боже, Оглянись и оставь в тишине. Оглянись в ответ, Там, где ты, там свет, Там, где мы, в траве Не оставлен след. Мне немного лет, Я была – и нет.

Нет, Эвридика, не приду. Не плачь. Не жди. Поспели яблоки в саду, Идут дожди. Запахла осенью трава, Сулит беду, Болит с похмелья голова. Нет, не приду. За Ахероном – тишина, Теней полет, За Ахероном не струна – Судьба поет, Там каждый день нелеп, как тень, Как жизнь в бреду, Как та, что греет мне постель… Нет. Не приду. А наверху сплошной бардак, Все как всегда: Судьба – паскуда, кровь – вода, Дерьмо – еда, На бой толпу ведут вожди – Гори в аду!.. Не помни. Не люби. Не жди. Я не приду. Я стал другим, оглох, ослеп, Пришел мой срок, Я выстрою чудесный склеп Из звонких строк, Ты в нем увязнешь навсегда – Оса в меду. Ни ты сюда, ни я туда… Нет. Не приду. Зачем я сел? Зачем я встал? За что плачу? Я исписался, я устал, Я не хочу! Не верь! не жди! не надо! пас! Я – мертв! Я – не… Орфей, зачем ты в сотый раз Идешь за ней?!

Клитемнестра тоже ждала Микенца, Только все гордыня и нрав упрямый, Ночью – плач в подушку, а днем – коленца И ходьба вприсядку над волчьей ямой. Ах, он, значит, Трою берет годами! Ах, он у Ахилла подстилку отнял! А у нас весна побрела садами, А у нас любовник, один как сотня… Он там шлемом блещет и выей крепок, Мы здесь к шлему – рожки, а к вые – ножик, Он там богоравный, прям с Зевса слепок, Ну а мы в постели детишек множим. Что? Вернулся барин? Несите вина! – И велите, ванну чтоб наливали… Да, у Клитемнестры была кузина. Рохля, мужнин хвост. Пенелопой звали.

А в лесной глуши – ни живой души, Лишь змея спешит, да трава шуршит, Да зеленый дуб, да пчела в меду, Да коня ведет витязь в поводу, Глохнет стук подков… Этот лес таков. Думает герой, голова горой, Тяжкою стопой топчет мох сырой – Гибнуть мне, как псу, во сыром лесу, Лечь на меч-косу во ночном часу, Не порвать оков… Этот лес таков. Как вода в горсти, протекает тишь, Что ж ты, конь, грустишь, сушняком хрустишь, Хвост – витая плеть, круп – амбара клеть, Страшно околеть, под сосною тлеть, Волк зайдет с боков… Этот лес таков. У коня печаль в налитых очах, И герой зачах, тяжесть на плечах, Да и мне, творцу, борзому писцу, Грусть-тоска к лицу – с чем идти к концу, Как спасать братков?.. Этот лес таков.

Я пишу, писец, добрый молодец, Я – герою брат, я – коню отец, Я им – тихий вздох, я им – в ножнах сталь, Из машины бог, из кустов рояль, В сапоге змея – Это тоже я. Мне ни пить, ни есть, мне ни встать, ни сесть, Завершить бы бы песнь, только чем – Бог весть, Про тропу в лесу, про чиряк в носу Во ночном часу всяку чушь несу, Цельный ковш вранья – Утомился я. У меня, писца, красен цвет лица, Для меня, писца, тёмен смысл конца – То ль на дне ларца блеск кощей-яйца, То ль во мгле дворца чёрт зайдет с торца: «Где душа твоя?» А душа-то – я. Ах, душа, дыши, не спеша пиши За алтын-гроши, маковы шиши, У гнилого пня, на закате дня, Витязя храня, сохрани коня, Дай им свет жилья… Свет ведь тоже – я. Испокон веков Этот свет таков.

Если руки заняты, хоть хвост подай, Если нет хвоста, подай хоть голос! Первый, образ и подобье Господа, Помнишь ли, как небо раскололось? Как, еще вчера – счастливый баловень, Рыцарь без упрека и изъяна, Не любимцем шел, а тварью малою, Из Эдема прямо в обезьяны. У плеча беззвучно Ева плакала, Ангелы злорадствовали: «Поняли?» Ты молчал и шел. Зеленым яблоком Клялся: «Я вернусь. Однажды. Помните…»

Он убил их всех. Рыжий, будто пламя, Тетивой звенел и дождил стрелами, Все полы в таламе устлал телами – Мой герой, мой муж и мой бог. Рядом бился сын, и копье с размаха Уязвляло плоть. Руки Телемаха Торопили смерть. О, седая пряха – Бронзой ножниц кромсай клубок! Двадцать лет ждала, не смыкая веки, Двадцать лет текла, как ночные реки, Об одном-единственном человеке Умоляла я горизонт. Два десятка лет – разве это много? Лишь бы гладкой к дому была дорога, Лишь бы у судьбы затупился коготь, Лишь бы не накрыло грозой. Он убил их всех. Каждый год разлуки Умолял о жертве. Пою о луке, О стреле и кольцах! Итакской суке Довелось встречать вожака. Умывайся кровью, моя Итака! Двадцать лет войны – как монету на кон, Двадцать лет пути стоят доброй драки, После боя любовь сладка.