С того дня, как исчезла Ивонна и погиб господин де ла Барре, монсеньер Людовик похудел. Чувство безнадежности охватило его. Ему казалось, что жизнь кончилась.

Так продолжалось до того самого утра, когда часовые возвестили о приближении лодки. Лодка причалила к берегу и человек, потный и пыльный, сопровождаемый солдатом, вручил Сен-Мару пакет. Едва губернатор ознакомился с его содержанием, как на лице его появилось странное выражение.

— Майор, — обратился он к Росаржу, — отправляйтесь в канцелярию и ожидайте дальнейших распоряжений. Эта депеша извещает об исключительно важном визите, более важном, чем если бы это был сам военный министр…

— Черт побери! Значит..?

— Ни слова больше, господин Росарж.

И пока майор шел в канцелярию Сен-Мара, сам губернатор отправился к монсеньеру Людовику.

— Что нужно? — спросил узник.

— Монсеньер, — обратился губернатор, — готовится серьезное событие. Оно может иметь решающее влияние на вашу судьбу и на нашу тоже. Мы ждем визитера, чье могущество необыкновенно. Ни вы, ни я не можем называть его другим именем, кроме как граф де Марли.

— Эта интересная персона совершила поездку только для того, чтобы посетить тюрьму Святой Маргариты?

— Предполагаю, монсеньер, и предупреждаю, что граф де Марли может все, в пользу вам или во вред…

— Вы предупреждаете меня, чтобы я был послушным и преданно выполнял все ваши приказы?

— Делайте, что хотите, но все это потом отразится на вас.

Взбешенный и несколько напуганный непокорством заключенного губернатор тихо проговорил, выходя из камеры:

— К счастью, я буду присутствовать на встрече. И пусть бог меня покарает, если я позволю объяснить Его Величеству тайну наших личных дел.

Спустя час граф де Марли в сопровождении господина де Сен-Мара остановился перед дверью камеры.

— Господин губернатор, — заговорил посетитель, — помните: никто, включая и вас, не должен находиться на расстоянии, достаточном, чтобы слышать мой разговор с этим человеком. Поэтому я приказываю вам уйти отсюда на то время, пока я не позову вас. И помните, господин де Сен-Мар, как опасно не повиноваться мне.

Сен-Мар поклонился. Он вздрогнул при мысли о том, как заключенный встретит визитера, и подумал, что следовало бы, пожалуй, сообщить о своем жестоком отношении к заключенному. Но вместо этого он отошел в коридор, как ему было приказано.

Граф вошел и почти сразу же лицом к лицу столкнулся со своим ненавистным соперником.

Его охватило сильнейшее волнение. В присутствии того, чье лицо, покрытое железом, выглядело скорее угрожающим, чем страшным, он осознал подлость, совершенную им.

— Добрый день, господин граф, — приблизившись, приветствовал его монсеньер Людовик. — Милосердное деяние навещать заключенных.

— Политика — жестокое занятие… — ответил визитер. — Но поговорим о тебе, о твоей судьбе и о том, как сделать ее более… сносной.

— Ах! Ты так говоришь, словно жалеешь меня. Верно? Я благодарен тебе, господин граф, хотя это чувство является запоздалым. Разве неверко, как ужасно должен страдать изгнанник, изолированный от себе подобных, чье проклятое лицо должно скрываться за железной маской?

— Пожалуйста, успокойся.

— Успокоиться, говоришь? Ты пришел, чтобы выслушать меня, сударь, так слушай… Если я не могу показать тебе свои черты лица, то хотя бы посмотри состояние моей души, полной горечи и злобы, год за годом накапливавшихся во мне.

— Если ты не замолчишь, я стукну в дверь.

— Не стукнешь. Если ты это сделаешь, то клянусь честью дворянина, один из нас не выйдет отсюда живым.

Одновременно с этими словами монсеньер Людовик встал между графом и выходом из камеры.

— Ты боишься моего лица, — продолжал узник. — Мое лицо преследует тебя в кошмарных снах и доказательством этого является то, что ты захотел сам удостовериться, существует ли еще, несмотря на мои страдания, наше необыкновенное сходство. Вот почему ты здесь и совсем не для того, чтобы облегчить мои невзгоды. Когда сочувствие проявляется очень поздно, оно не вызывает доверия. Страх, а не чувство гуманности — вот что привело тебя.

— Чего же ты требуешь?

— И ты еще спрашиваешь? Я хочу потребовать от тебя отчета за подлость, преследования и убийства. Жизни тех, кто любили меня, были принесены в жертву твоей ненависти. Они взывают о мщении. Ах, господин граф де Марли, титул короля Франции сделался очень тягостным, если ты не осмеливаешься воспользоваться им в моем присутствии! Ты поступил неосторожно, явившись к человеку, которого ты считал бессильным и отчаявшимся… Теми же самыми руками, обезоружившими тебя несколько лет назад, я задушу тебя, как зверя, господин фальшивый король Франции.

Раскинув руки и растопырив пальцы, монсеньер Людовик был готов броситься на своего соперника, который под градом обвинений едва сдерживался от бешенства. Услышав последние слова, граф де Марли, бледный от возбуждения, воскликнул:

— ТЫ прав, проклятый! Одного из нас должна поглотить земля. Подходи, я проткну твое сердце этим кинжалом.

И Людовик XIV, слепой от гнева и бешенства, выхватил из-за пояса длинный и острый стилет и взмахнул им над головой.

— Трус! — крикнул монсеньер Людовик. — Ты считаешь себя достаточно сильным, потому что имеешь оружие. Но ты забыл, что я произошел от бога и от матери!

Монсеньер Людовик бросился на короля. Одной рукой он схватил его за горло, а другой — за запястье руки, в которой тот держал стилет.

И между ними завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Вцепившись друг в друга, задыхаясь и не издав ни звука, они повалились на ковер. Людовик XIV, полузадушенный, бешенно отбивался. Он сделал неимоверное усилие, монсеньер Людовик ослабил хватку и оказался под своим противником.

Под железной маской ему не хватало воздуха. Кроме того, несчастный пленник, ослабевший в заключении, не мог долго сопротивляться такому мужчине, как Людовик XIV, который с малолетства занимался упражнениями и благодаря этому находился в отличной физической форме.

Побежденный монсеньер Людовик оказался во власти своего неумолимого противника. А тот, опершись коленом ему на грудь, медлил. Наконец Людовик XIV издевательски расхохотался, поднял кинжал и крикнул:

— Требуй теперь своего права у бога и у матери. Давай, проклятый, молись! Это последняя милость, сейчас я тебя убью.

— Вы очень торопитесь, сударь, — раздался чей-то голос. — Тысяча чертей! Дайте людям отдышаться, прежде чем вы испустите последний вздох.

И в тот же миг сильные руки протянулись к Людовику XIV, отобрали кинжал и, несмотря на сопротивление, повалили на пол.

С того самого момента, когда Фариболь, подвешенный под потолком вместе с Онэсимом, наблюдал сцену, в которой Сен-Мар и Мистуфлет с телом Сюзанны покинули подземелье, прошло несколько часов. Напрасно они ожидали возвращения своего товарища. Фариболь забеспокоился. Он спустился в зал воронок и очень взволнованный уселся в углу.

Онэсим молча стоял перед ним. Наконец Фариболь стукнул кулаком по колену и воскликнул:

— Тысяча молний! Мистуфлет не вернется. Боюсь, мы попали в мышеловку.

— Как, маэстро! Вы предполагаете…?

— Что наш проект раскрыт. Что муки мадемуазель де Ереван были не более чем прелюдией к смерти в первую очередь де ла Барре, а в дальнейшем мадемуазель Ивонны и Мистуфлета.

— Дай бог им уцелеть!

— Я думаю, мы тоже разоблачены.

— Проклятие!

— Онэсим, я понимаю твой гнев и оправдываю его. Но если, тысяча чертей, если они убили нашего друга Мистуфлета, то клянусь его тенью…

— Я здесь, патрон, — откуда-то из-под земли послышался голос.

У Онэсима так задрожали ноги, что он чуть было не упал на колени.

Фариболь попятился назад:

— Клянусь, это его голос, — прошептал он.

И почти в тот же момент из отверстия воронки, дно которой сообщалось с гротом, в котором была спрятана лодка, медленно показалась голова, а потом и туловище.

— Да это же он, собственной персоной! Тысяча молний, это Мистуфлет! крикнул Фариболь. — Значит, ты не умер!

— Ей богу, патрон, чуть не окочурился.

— Иди ко мне, Мистуфлет! Иди ко мне, тысяча чертей!

И он крепко обнял своего товарища. Онэсим, словно собака, выражающая радость в связи с возвращением своего хозяина, несколько раз поцеловал Мистуфлету руку.

Мистуфлет, взволнованный встречей, вкратце рассказал обо всем происшедшем с ним до того момента, когда Сен-Мар столкнул его в колодец.

— Святой боже! В этот момент я подумал, что мне пришел конец, продолжал он. — Я оказался в пространстве, со всех сторон окруженном скалами. Оно напоминало гигантскую воронку. В этом месте море создавало страшные водовороты. Не успел я и глазом моргнуть, как поток подхватил меня и, вращая, потащил на дно.

Я не сопротивлялся и неожиданно налетел на скалу. У меня хватило сил уцепиться за нее и по ней я поднялся до места, где смог высунуться из моря. Я спасся, но по меньшей мере час мне пришлось отдыхать, прежде чем я смог доплыть до острова.

Этой ночью, как я уже говорил, я снова бросился в море и через пять минут добрался к подножию этой башни. Ночь была темной, да еще шторм разыгрался. Молнии, словно солнечные лучи, разгоняли мрачную темноту… поэтому я смог присутствовать при гибели на виселице…

господина де ла Барре.

— Тысяча молний! — воскликнул Фариболь. — Я не ошибся. Наш заговор раскрыт! И теперь мадемуазель Ивонна…

Он неожиданно замолчал, беспокойно прислушался и тихо проговорил:

— Слышите!

Над ними, в зале, где размещались каменные гробы, послышался звук открываемой двери, а затем медленные и тяжелые шаги по каменным плитам.

— Наверху кто-то есть! — прошептал Фариболь.

Неожиданно все затихло.

— Странно! — заметил Мистуфлет. — Ничего не слышно, но я готов поклясться, что там кто-то находится. Черт побери, пойдемте и проверим!

Мистуфлет поднялся на верхний этаж, осторожно приоткрыл дверь, но ничего не увидел. На цыпочках, осторожно он прошел в зал и сделал знак своим двум товарищам, чтобы они шли за ним. Неожиданно его внимание привлекло едва слышное движение около одного из гробов в каменной стене. Мистуфлет подался вперед, внимательно всматриваясь туда, и затем, бешенно вскрикнув, словно тигр, бросился вперед.

Ньяфо с сатанинским наслаждением завладел телом бесчувственной Ивонны и, не теряя времени, потащил ее в зал гробов. Он открыл крышку того самого гроба, где до этого лежало тело Сюзанны, и положил туда Ивонну. Он уставился своим дьявольским глазом на жертву, ожидая, когда она очнется, чтобы начать мучить ее. Неожиданно сильнейший удар по голове сбил его с ног.

— Тысяча молний! — воскликнул Фариболь, восхищаясь силой своего ученика. — Откуда вылезло это чудовище? Я уже давно отправил его в компанию к Сатане.

Тем временем Мистуфлет вытащил Ивонну из гроба и положил туда Ньяфо. Ивонна, наконец, пришла в себя и радость ее была неописуема, когда она увидела себя в окружении друзей.

— Не бойтесь, мадемуазель, — успокоил ее Фариболь, — провидение на нашей стороне. Теперь нужно подумать о спасении монсеньера Людовика.

— Если небесам будет угодно, мы спасем его! — заверила Ивонна.

— Я надеюсь, мадам, мы скоро проникнем внутрь. Посмотрите, какую работу мы проделали.

Действительно, используя лестничный марш между этажами, Фариболь и Онэсим устроили в самой высокой точке свода некоторое подобие строительных лесов и разобрали там перекрытие, выломав несколько сцементированных камней. Уже образовалось довольно глубокое отверстие, пронизавшее каменную кладку, над которой находились плиты пола в камере монсеньера Людовика.

— Через несколько часов, — проговорил Фариболь, — мы посетим монсеньера Людовика, войдя в дверь, о существовании которой никто не подозревает.

— Быстрее! — воскликнула Ивонна. — Каждая минута — век мучений для моего мужа.

Они поднялись на леса, и так тихо, что даже заключенный ничего не услышал, принялись за работу. Наконец после нескольких часов труда учитель фехтования едва слышно радостно вскрикнул. Он заметил, что каменная плита чуть-чуть шевельнулась. Но потребовалось еще два часа, чтобы удалить ее. Они услышали гневные голоса и вслед за этим шум ожесточенной схватки.

— Тысяча молний! — шепнул Фариболь. — Мы вовремя добрались.

Кинжалом крест-накрест он разрезал ковер, покрывавший пол, и через образовавшееся отверстие ринулся к противнику монсеньера Людовика, опрокинул его и обезоружил, а Мистуфлет, в свою очередь, крепко связал его.

Ивонна бросилась к узнику и супруги крепко обнялись.

Взволнованный до глубины души, монсеньер приветствовал своих освободителей и попросил Ивонну, чтобы она сняла с него железную маску. В углу послышалось глухое восклицание. Его издал граф де Марли, иначе говоря — Людовик XIV. Видеть лицо своей жертвы для него было равносильно пытке.

Монсеньер Людовик подошел к нему и холодно проговорил:

— Посмотри на меня. Ты видишь, как мы похожи? И знаешь, что я придумал? Используя право сильного, я хочу надеть на тебя этот дьявольский аппарат и оставить тебя в этой камере, а сам я займу место на троне.

Некоторое время монсеньер Людовик наблюдал за испуганным лицом короля, потом приказал, повернувшись к своим друзьям:

— Наденьте на него железную маску!

Проговорив это, он бросился на брата и схватил его за горло, чтоб*- гот не кричал. От неожиданности и с перепугу Людовик XIV упал на пол. Фариболь зажал ему рот, а монсеньер Людовик стал быстро раздавать его и разделся сам, поменявшись одеждой с королем. Он снял с него и огромный парик, бывший в то время в моде, и одел его себе на голову. Теперь никто не отличил бы его от самого Людовика XIV.

Фариболь и Мистуфлет с помощью Ивонны положили потерявшего сознание короля в постель и надели на него железную маску.

— А теперь, монсеньер, — заторопился Фариболь, — не будем терят' времени. Нужно бежать.

— Бегите, — ответил монсеньер Людовик.

— Ты разве не пойдешь с нами? — забеспокоилась Ивонна.

— Нет. Но можешь не сомневаться, мне ничто не угрожает. Через несколько дней мы встретимся, чтобы не расставаться никогда. Я хо" у выйти отсюда в качестве короля.

— А если догадается господин де Сен-Мар…?

— Это невозможно. А кроме того это необходимо сделать, иначе ои забеспокоится в связи с длительным отсутствием короля и тогда все ркнутся вниз, прежде чем мы успеем уйти… Не беспокойтесь… Спокойно уходите, я буду на континенте раньше вас.

Несколько успокоенные, они исчезли в отверстии, достигли подземелья, через воронку проникли в грот и на лодке переправились на континент.

А монсеньер Людовик тем временем подошел к двери и крикнул, несколько изменив свой голос, чтобы его не опознали. Губернатор поспешил лично открыть дверь и глубоким поклоном приветствовал его.

Скрывая свою внешность, хотя в этом не было необходимости, молодой человек несколько раз поднес платочек к глазам, якобы демонстрируя неподдельное горе.

— Действительно, — признался он, — положение этого несчастного произвело на меня ужасное впечатление. Он тоже очень взволнован. Я советую вам не тревожить его хотя бы несколько часов. Нужно дать ему время, чтобы он пришел в себя. Я, со своей стороны, желаю отбыть немедленно. Пожалуйста, прикажите, чтобы приготовили мою шлюпку… Однако, я не хочу покинуть остров, не оставив о себе добрую память.

Ослабьте сегодня строгости и устройте заключенным пир, чтобы они хотя бы на один день забыли свои страдания.

С этими словами монсеньер Людовик сел в шлюпку и отплыл. В Тулоне он должен был встретиться со своими. Встреча должна была состояться в "Морском трактире".