Уже рассвело, но солнечные лучи слабо проникали сквозь густой зимний туман, покрывавший землю холодным и влажным саваном.

Бледный свет едва проникал сквозь плотно закрытые шторы в комнату, где умирал Людовик XIV.

Умиравший находился один в комнате.

Король, чья мощь вызывала дрожь у других монархов, чей двор изумлял Европу своим богатством, блеском и пышными увеселениями, теперь лежал в предсмертных хрипах и страданиях, покинутый приближенными, подобно тому, как в свой смертный час была также покинута королева-мать Анна Австрийская.

Если бы, несмотря на агонию, он был бы в состоянии вспоминать, то какое горькое разочарование охватило бы его как короля и послужило бы уроком для развращенного сына, огорчившего свою мать в последние минуты ее жизни.

Дыхание его был частым и прерывистым. Жизнь его подходила к концу. Широко открытые глаза смотрели в пространство, словно он увидел что-то незнакомое ему.

Неожиданно он вздрогнул, сделал усилие, чтобы приподняться, но бессильно упал на свое мрачное ложе. Лицо его покрылось каплями холодного пота.

Страшная галлюцинация стала мучить его в последние минуты агонии.

Около него появился призрак. В полумраке комнаты он приблизился к изголовью и взглянул на умирающего пронзительным взглядом.

Это был его собственный образ. Он узнал свое лицо, свою фигуру, свою позу, однако этот призрак излучал спокойствие, которого так не хватало ему.

Вдруг у самого уха раздался глухой голос, словно проникавший через маску:

— Людовик, король Франции, помнишь ли ты прошлое? А если помнишь, то раскаиваешься ли? Для тебя наступил час предстать перед великим судьей, к которому взывает, несомненно, душа твоей матери.

Она страшится божьего суда, а бог спросит у тебя прежде всего: "Каин, что сделал ты со своим братом?".

Людовик XIV судорожно вздохнул и рукой сделал торопливый жест, словно хотел отогнать видение.

— Людовик, король Франции, — продолжал голос, — чтобы успокоить тебя в последние минуты жизни и спасти твою душу, знай, что твой брат тебя прощает. Он простил тебя еще тогда, когда ты не заслуживал никакой жалости. В то время как твой лоб украшала корона, его лицо скрывала страшная маска. Ты наслаждался роскошью и приятной жизнью, радостями и удачами, а он чахнул от бессилия и тоски в четырех стенах тюремной камеры.

Предатель, ты нарушил слово, данное умиравшей матери. Ты палач своего брата, доверившегося тебе. Ты был бы проклят им, если бы небу не было угодно, чтобы брат твой предстал у твоего смертного ложа, услышал твой последний вздох и наказал тебя своим прощением.

Людовик, умирай в мире. Я, сын Людовика XIII и Анны Австрийской, был лишен короны моих предков, но теперь она является короной самопожертвования и отречения и я не хочу марать ее никакими притязаниями.

Спи в мире, король Франции. Тебе будет наследовать твой внук и он познает, подобно законному сыну Анны Австрийской, как чужими страданиями, низостью и подлостью завоевывается трон, но он еще не чувствует этого страстного желания и не проливает еще кровь.

Отрекись от трона для него и для его потомков и пусть свидетелем этой клятвы будет бог, который все слышит и сейчас находится рядом с тобой.

Пророчество, предсказанное при нашем рождении, гласило: "Рожденные в один день, они и умрут одновременно".

Пророчество сегодня исполняется. Разодетый в пурпур ты сойдешь в могилу, а твой брат затеряется в огромном мире.

Для тебя отдыхом будет небо, а для него — забвение, потому что бог справедлив.

В тот самый час, когда вырвется на свободу твоя душа, бог так же освободит из Бастилии заключенного. Железную Маску.

Отдыхай в мире. Твой брат прощает тебя.

Словно гальванизированный электрическим током, с глазами, вылезшими из орбит, Людовик XIV приподнялся и издал душераздирающий крик.

Услышав его, в комнату тотчас же вошло множество людей. Здесь были и слуги с факелами, и придворные, и знатные вельможи. Все встали на колени, выражая покорность и уважение умирающему великому королю. Тем временем кардинал де Роа, явившийся в комнату одним из первых, благословил умиравшего монарха. Обессиленный король откинулся на подушку, но все еще пытался повернуть голову и осмотреться вокруг.

Но видение исчезло.

И тогда мало-помалу на губах Людовика XIV появилась улыбка и лицо его осветилось божественной радостью. Искреннее раскаяние облегчило душу, готовую предстать перед всевышним. Губы королясолнца задвигались. Он молился за брата, чей голос от имени бога простил его.

Потом он бросил прощальный взгляд на тех, кто, преклонив колени, молились за него, и грустно прошептал:

— Настал момент!.. Я чувствую, жизнь покидает меня… Я думал — умирать труднее…

Послышался продолжительный вздох…

Людовик XIV умер.

Видение, посетившее Людовика XIV перед смертью, не имело ничего общего со сверхъестественными силами. В действительности это был его брат, сын Людовика XIII и Анны Австрийской, то есть Железная Маска. Покинув Бастилию, он направился в Версаль и проник в комнату, где умирал король. Он хотел своим великодушным прощением облегчить его последние минуты.

Как только монарх вручил богу свою душу, маркиза де Мэнтен покинула дворец. Желая заслужить прощение своим преступлениям, она удалилась в монастырь Сен-Сир где скончалась в возрасте восьмидесяти четырех лет.

Железная Маска, оставаясь благородным до конца, возможно присутствовал с женой и верными друзьями на церемонии похорон человека, который, являясь его палачом, все же тоже был сыном Анны Австрийской. Но радость народа, открыто проявлявшаяся на улице Сен-Дени, песни и крики по поводу кончины короля, заставили его отказаться от своего первоначального намерения.

— Обрати внимание, дорогая Ивонна, — заметил он жене, — чего стоит этот трон, эта корона и эта власть, причинившие нам столько неприятностей. Пойдем, дорогая, пойдем и скроем нашу любовь. Души, где мы выросли и куда не достигает гнев народа.

Они сели в карету и сопровождаемые Фариболем и Мистуфлетом бежали из этого проклятого места, где вокруг колыбели уже разгорались новые страсти.

Очень довольные Фариболь и Мистуфлет, направившие лошадей в сторону замка Ереван, уже не занимались проблемами Франции.

На следующий день еще до восхода солнца, в тот момент, когда они проезжали лес Фонтенбло около деревни, Буа-ле-Руа, лошадь, на которой ехал Фариболь, так резко шарахнулась в сторону, что он едва не вылетел из седла. Он выругался, а потом удивленно вскрикнул.

На дне оврага лежал наполовину растерзанный труп лошади, а рядом — труп всадника, у которого недоставало одной руки и ноги.

Мистуфлет спешился, подошел к трупу и воскликнул:

— Боже мой! Это господин де Сен-Мар! Его погрызли волки!

— Ну и дела! — откликнулся на это Фариболь. — Никогда бы не поверил, что волки пожирают волков!

Это действительно было тело бывшего губернатора Бастилии. После бегства он укрылся в Версале, но в это время умер Людовик XIV. Тогда он решил, что трон своего умершего брата займет монсеньер Людовик.

Испугавшись возмездия, он решил бежать на юг Франции, где у него были обширные владения. Проезжая ночью через лес Фонтенбло, конь его оступился и свалился в овраг. Поскольку была зима, то конь и всадник стали добычей голодных хищников.

У плохих людей и конец плохой. Росарж тоже получил то, к чему стремился. Однажды ночью, во время очередной страшной попойки, у него начался приступ delirium tremens. С безумным видом он выпрыгнул через окно во двор постоялого двора и разбился насмерть.

Через два дня наши путешественники добрались до замка Ереван, где встретили Дорфи и Онэсима, нянчившихся с сыном монсеньера Людовика. Невозможно описать встречу людей, любовь и верность которых преодолели все невзгоды.

Обнимая жену, монсеньер Людовик громогласно заявил:

— Я хочу, чтобы мой сын никогда не знал о своем высоком происхожЦбЩ Пусть он будет дворянином, и я хотел бы, чтобы он был счастлив.

We, кто жертвовал жизнью за монсеньера Людовика, были щедро вознаграждены им, хотя никто из них не хотел ничего получать. Они были счастливы уже тем, что создали для Ивонны и ее супруга счастливый и надежный очаг.

Фариболь, однако, попросил о милости и получил разрешение на брак с красавицей-служанкой Ивонны. В качестве свадебного подарка он получил в собственность ферму мадам Жанны, куда позднее очень любил заходить по вечерам сын монсеньера Людовика. Ему нравилось слушать истории своего "закадычного друга", неизменно начинавшиеся словами:

"Когда я был губернатором Бастилии… Тысяча чертей!".

Монсеньер Людовик и Ивонна по-прежнему очень любили друг друга.

Дома ли или во время длительных верховых прогулок по окрестным лесам и по берегам реки Армансо всегда на устах у них были два слова:

"Наш сын!"

Они отбросили свои прежние притязания. Теперь они желали благополучия, забвения и покоя, чтобы можно было заняться воспитанием сына, родившегося при весьма опасных обстоятельствах, чтобы жил он счастливее своих родителей.

Впрочем, уже ничего не напоминало о мрачном прошлом. Несколько месяцев спустя под вековым деревом парка Бреван навсегда заснул маэзе Эгзиль, алхимик.

После мрачных бурь над головами этих скромных людей снова засияло солнце счастья.