1. АРИСТОТЕЛЬ

Аристотель, сын Никомаха и Фестиды, из Стагира. Никомах этот был потомок Никомаха, сына Махаона и внука Асклепия (так пишет Гермипп в книге "Об Аристотеле"); жил он при Аминте, македонском царе, как врач и друг. Аристотель, самый преданный из учеников Платона, был шепеляв в разговоре (как говорит Тимофей Афинский в "Жизнеописаниях"), ноги имел худые, а глаза маленькие, но был приметен одеждою, перстнями и прической. У него был сын от наложницы Герпиллиды, тоже Никомах (об этом пишет Тимей). От Платона он отошел еще при его жизни; Платон, говорят, на это сказал: "Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать". Гермипп в «Жизнеописаниях» рассказывает, будто он находился в афинском посольстве к Филиппу, когда главенство в академической школе перешло к Ксенократу; вернувшись и увидев над школой нового человека, он предпочел прохаживаться взад и вперед с учениками в Ликее и беседовать с ними о философии, пока не наступал час натираться маслом. За эти прогулки они и получили наименование перипатетиков; а по другим известиям — оттого, что Аристотель вел некоторые свои беседы, сопровождая Александра, прогуливающегося после болезни. Когда же учеников вокруг него стало больше, он стал говорить сидя, заявивши так: Позор молчать, коль Ксенократ болтает! Учеников своих он упражнял в рассуждениях на заданные положения, упражнял и в красноречии. Тем не менее отсюда он уехал к евнуху Гермию, тирану Атарнея; говорят даже, что тот был его любовником, а другие говорят, будто Гермий породнился с ним, выдав за него дочь или племянницу. Так пишет Деметрий Магнесийский в книге "Об одноименных писателях и поэтах"; он же уверяет, что Гермий был рабом Евбула, вифинянином, и убил своего хозяина. Аристипп в I книге "О роскоши древних" пишет, будто Аристотель влюбился в наложницу Гермия, женился на ней с его согласия и от радости стал приносить смертной женщине такие жертвы, какие афиняне приносят элевсинской Деметре, а в честь Гермия сочинил пеан, приводимый ниже. Оттуда он явился в Македонию к Филиппу; здесь он взял в обучение его сына Александра; попросил восстановить свой родной город, разрушенный Филиппом, и добился этого; а для жителей сам написал законы. (Законы он писал даже для своей школы, подражая Ксенократу, — например, чтобы каждые десять дней назначался новый староста.) А когда он рассудил, что уже достаточно провел времени с Александром, то уехал в Афины, к Александру же привел своего родственника Каллисфена Олинфского; и, глядя, как тот не в меру вольно рассуждает с царем, не слушая советов, попрекнул его такими словами: Скоро умрешь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь! Так и случилось: его заподозрили в соучастии с Гермолаем, злоумышлявшим против Александра, долго возили в железной клетке, обросшего и завшивевшего, а потом он был брошен льву и так погиб. Стало быть, Аристотель уехал в Афины, и там он тринадцать лет возглавлял школу, пока ему не пришлось бежать в Халкиду, оттого что его привлек к суду за бесчестие иерофант Евримедонт (или Демофил, как утверждает Фаворин в "Разнообразном повествовании") как за тот гимн, который он сочинил в честь названного Гермия, так и за следующую надпись на статуе того же Гермия в Дельфах: Сей человек вопреки священным уставам бессмертных Был беззаконно убит лучников-персов царем. Не от копья он погиб, побежденный в открытом сраженье, А от того, кто попрал верность коварством своим. В Халкиде он и скончался, выпив аконит, и было ему семьдесят лет, а к Платону он пришел в тридцать. Так утверждает Евмел в V книге «Истории»; но это ошибка, ибо жизни его было шестьдесят три года, а с Платоном он встретился в семнадцать. Гимн его имеет такой вид: Добродетель, Многотруднейшая для смертного рода, Краснейшая добыча жизни людской, За девственную твою красоту И умереть, И труды принять мощные и неутомимые — Завиднейший жребий в Элладе: Такою силой Наполняешь ты наши души, Силой бессмертной, Властнее злата, Властнее предков, Властнее сна, умягчающего взор. Во имя твое Геракл, сын Зевса, и двое близнецов Леды Великие претерпели заботы, Преследуя силу твою. Взыскуя тебя, Низошли в обитель Аида Ахилл и Аянт. И о твоей ревнуя красе, Вскормленник Атарнея не видит более полдневных лучей. Не за это ли ждет его песнь И бессмертье От Муз, дочерей Мнемосины, Которые во имя Зевса Гостеприимца Возвеличат дар незыблемой его дружбы. Есть у нас и о нем стихи, вот какого вида: Евримедонт, богини Део служитель и чтитель, За нечестивую речь в суд Аристотеля звал. Но аконита глоток избавил того гоненья: В нем одоленье дано несправедливых обид. По словам Фаворина в "Разнообразном повествовании", он первый написал речь в свою защиту для этого самого труда и сказал при этом, что в Афинах Груша зреет на груше, на ябеде ябеда зреет. По «Хронологии» Аполлодора, родился он в 1-м году 99-й олимпиады, а примкнул к Платону и находился при нем двадцать лет, начиная с семнадцатилетнего возраста; в Митилены поехал в архонтство Евбула на 4-м году 108-й олимпиады, а перед тем, после кончины Платона в архонтство Феофила, на 1-м году той же олимпиады, удалился к Гермию и жил у него три года; к Филиппу поехал в архонтство Пифодота, на 2-м году 109-й олимпиады, когда Александру исполнилось 15 лет; в Афины вернулся на 2-м году 111-й олимпиады и в Ликее преподавал тринадцать лет; затем удалился в Халки-ду на 3-м году 114-й олимпиады и умер там от болезни шестидесяти трех лет, в архонтство Филокла, когда и Демосфен погиб в Калаврии. Полагают, будто царскую немилость он навлек тем, что привел когда-то к Александру Каллисфена, и будто царь возвеличивал Анаксимена и одарял Ксенократа нарочно, чтобы огорчить Аристотеля. Феокрит Хиосский написал на него такую насмешливую эпиграмму, приводимую Амбрионом в книге "О Феокрите": Пуст Аристотеля ум, и пустую он ставит гробницу, Евнух Гермий, тебе, бывший Евбуловский раб! От ненасытного брюха покинул он сад Академа, Чтобы найти свой приют там, где мутится Борбор. А Тимон задел его в таком стихе: Ни Аристотель с его пустословьем, не знающим сдержки… Такова жизнь этого философа. Нам известно и его завещание, имеющее приблизительно такой вид: "Да будет все к лучшему; но ежели что-нибудь случится, то Аристотель распорядился так. Душеприказчиком его во всем и над всем быть Антипатру. Пока Никанор не приедет, о детях, о Герпиллиде и обо всем наследстве пусть заботятся Аристомен, Тимарх, Гиппарх, Диотел и Феофраст, коли на то будет их воля и согласие. Когда дочь придет в возраст, то выдать ее за Никанора; если же с нею случится что-нибудь до брака (от чего да сохранят нас боги!) или же в браке до рождения детей, то Никанору быть хозяином и распоряжаться о сыне и обо всем остальном достойно себя и нас. Пусть Никанор заботится и о девочке и о мальчике Никомахе, как сочтет за благо, словно отец и брат. Если же что случится с Никанором (да не будет этого!) или до брака, или же в браке до рождения детей, то всем распоряжениям оставаться в силе. Если Феофраст пожелает взять девочку за себя, то быть ему за Никанора; если же нет, то душеприказчикам, посоветовавшись с Антипатром, распоряжаться о дочери и о сыне, как они почтут за лучшее. Далее, в память обо мне и о Герпиллиде, как она была ко мне хороша, пусть душеприказчики и Никанор позаботятся о ней во всем, и если она захочет выйти замуж, то пусть выдадут ее за человека, достойного нас. В добавление к полученному ею ранее выдать ей из наследства талант серебра и троих прислужниц, каких выберет, а рабыню и раба Пиррея оставить за ней. Если она предпочтет жить в Халкиде, то предоставить ей гостиное помещение возле сада; если в Стагире, то отцовский дом; и какой бы дом она ни выбрала, душеприказчикам обставить его утварью, какою они сочтут за лучшее и для Герпиллиды удобнейшее. Никанору же позаботиться и о мальчике Мирмеке, чтобы его достойным нас образом доставили к его родным вместе со всем, что мы ему подарили. Амбракиду отпустить на волю и дать ей при замужестве девочки 500 драхм и ту рабыню, что при ней. Фале вдобавок к той купленной рабыне, что при ней, дать 1000 драхм и еще одну рабыню. Симону сверх тех денег, что выданы ему на другого раба, или купить раба, или додать денег. Тихона, Филона и Олимпию с ребенком отпустить на волю при замужестве дочери. Никого из мальчиков, мне служивших, не продавать, но всех содержать, а как придут в возраст, то отпустить на волю, если заслужат. Позаботиться о статуях, заказанных Гриллиону, чтобы они были закончены и поставлены; а заказать мы рассудили статуи Никанора, Проксена и Никаноровой матери. Поставить надобно и статую Аримнеста, уже изготовленную, чтобы она была о нем памятью, ибо он умер бездетным; а статую моей матери посвятить Деметре в Немее или где покажется лучше. Где бы меня ни похоронили, там же положить и кости Пифиады, как она сама распорядилась. А за благополучный возврат Никанора посвятить в Стагире по обету моему каменные изваяния в четыре локтя Зевсу Спасителю и Афине Спасительнице". Таков был вид его завещания. Говорят, будто после него осталось очень много посуды и будто Ликон сообщает, что он купался в теплом масле и потом это масло распродавал. Некоторые говорят также, будто пузырь с теплым маслом он прикладывал к животу и будто когда он спал, то держал в руке медный шарик, а под него подставлял лохань, — чтобы шарик падал в лохань и будил его своим звуком. Известны весьма удачные его изречения. Так, на вопрос, какой прок людям лгать, он ответил: "Тот, что им не поверят, даже когда они скажут правду". Его попрекали, что он подавал милостыню человеку дурного нрава; он ответил: "Я подаю не нраву, а человеку". Часто он говорил друзьям и питомцам, когда бы и где бы ни случалась какая беседа, что как зрение впитывает свет из окружающего [воздуха], так и душа — из наук. Не раз и подолгу говорил он о том, что афиняне открыли людям пшеницу и законы, но пшеницею жить научились, а законами нет. Об учении он говорил: "Корни его горьки, но плоды сладки". На вопрос, что быстро стареет, он ответил: «Благодарность». На вопрос, что такое надежда, он ответил: "Сон наяву". Диоген предложил ему сушеных смокв; но он догадался, что если он их не возьмет, то у Диогена уже заготовлено острое словцо, и взял их, а Диогену сказал: "И словцо ты потерял, и смоквы!" А в другой раз, взяв у Диогена смоквы, он воздел их к небесам, как младенца, и воскликнул: "О, Диоген богородный!" Воспитание, говорил он, нуждается в трех вещах: в даровании, науке, упражнении. Когда ему сказали, что кто-то бранит его заочно, он сказал: "Заочно пусть он хоть бьет меня!" Красоту он называл лучшим из верительных писем. Впрочем, другие утверждают, что это сказал Диоген, Аристотель же о красоте сказал: "Это дар божий"; Сократ: "Недолговечное царство"; Платон: "Природное преимущество"; Феофраст: "Молчаливый обман"; Феокрит: "Пагуба под слоновой костью"; Карнеад: "Владычество без охраны". На вопрос, какая разница между человеком образованным и необразованным, он ответил: "Как между живым и мертвым". Воспитание он называл в счастье украшением, а в несчастье прибежищем. Учителя, которым дети обязаны воспитанием, почтеннее, чем родители, которым дети обязаны лишь рождением: одни дарят нам только жизнь, а другие — добрую жизнь. Один человек хвалился, что он родом из большого города. "Не это важно, — сказал Аристотель, — а важно, достоин ли ты большого города". На вопрос, что есть друг, он ответил: "Одна душа в двух телах". Среди людей, говорил он, одни копят, словно должны жить вечно, а другие тратят, словно тотчас умрут. На вопрос, почему нам приятно водиться с красивыми людьми, он сказал: "Кто спрашивает такое, тот слеп". На вопрос, какую он получил пользу от философии, он ответил: "Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом". На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: "Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади". Один болтун, сильно докучавший ему своим пустословием, спросил его: "Я тебя не утомил?" Аристотель ответил: "Нет, я не слушал". Его попрекали за то, что он собрал складчину для нехорошего человека; он ответил (передают и так): "Я собирал не для человека, а для человечности". На вопрос, как вести себя с друзьями, он сказал: "Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с нами". Справедливость, говорил он, — это душевная добродетель, состоящая в том, чтобы всем воздавать по заслугам. Воспитание называл он лучшим припасом к старости. Часто он говорил: "У кого есть друзья, у того нет друга" — так сообщает Фаворин во II книге «Записок», но это есть и в VII книге "Этики". Таковы известные его изречения. Он написал очень много книг, и так как был он отличнейшим во всех науках, то я почел за нужное перечислить их все: "О справедливости" 4 книги, "О поэтах" 3 книги, "О философии" 3 книги, "О государственном деятеле" 2 книги, "О риторике, или Грилл", «Неринф», «Софист», «Менексен», "О любви", «Пир», "О богатстве", «Поощрение», "О душе", "О молитве", "О знатности", "О наслаждении", "Александр, или В защиту поселенцев", "О царской власти", "О воспитании", "О благе" 3 книги, "Извлечения из «Законов» Платона" — 3 книги, "Извлечения из "Государства"" — 2 книги, "О домоводстве", "О дружбе", "О том, что значит страдать или пострадать", "О науках", "О спорных вопросах" 2 книги, "Разрешения спорных вопросов" — 4 книги, "Софистические разделения" — 4 книги, "О противоречиях", "О родах и видах", "О присущем", "Записки об умозаключениях" 3 книги, "Предпосылки о добродетели" — 2 книги, «Возражения» "О различных выражениях, или О приложении", "О страстях, или О гневе", «Этика» — 5 книг, "О началах" 3 книги, "О науке", "О первоначале", «Разделения» — 17 книг, "К разделениям", "О вопросах и ответах" 2 книги, "О движении", «Предпосылки», "Спорные предпосылки", «Силлогизмы», "Первая аналитика" — 8 книг, "Большая вторая аналитика" — 2 книги, "О задачах", «Методика» — 8 книг, "О лучшем", "Об идее", "Определения к топике" — 7 книг, «Силлогизмы» — 2 книги, "К силлогизмам определения", "О предпочтительном и случайном", "К топике", "Топика к определениям" — 2 книги, «Страсти», "К разделениям", "О математике", «Определения» — 13 книг, «Умозаключения» — 2 книги, "О наслаждении", «Предпосылки», "О добровольном", "О прекрасном", "Положения к умозаключениям" — 25 книг, "Положения о любви" — 4 книги, "Положения о дружбе" — 2 книги, "Положения о душе", «Политика» — 2 книги, "Политические беседы наподобие Феофрастовых" — 8 книг, "О справедливом" 2 книги, "Сборник руководств" — 2 книги, "Руководство по риторике" — 2 книги, «Руководство», "Другой сборник руководств" — 2 книги, "О методе", "Сокращение Феодектова руководства", "Разработка руководства по поэтике" — 2 книги, "Риторические энтимемы", "О большом", "Разделения энтимем", "О слоге" 2 книги, "О советовании", «Сборник» — 2 книги, "О природе" 3 книги, "К природе", "Об Архитовой философии" 3 книги, "О Спевсипповой и Ксенократовой философии", "Извлечения из «Тимея» и из "Архита"", "Возражение на Мелисса", "Возражение на Алкмеона", "Возражение на пифагорейцев", "Возражение на Горгия", "Возражение на Ксенофана", "Возражение на Зенона", "О пифагорейцах", "О животных" 9 книг, «Анатомия» — 8 книг, "Выборка из Анатомии", "О сложных животных", "О баснословных животных", "О бесплодии", "О растениях" 2 книги, «Физиогномика», «Врачевание» — 2 книги, "О единице", "Признаки бури", "К астрономии", "К оптике", "О движении", "О музыке", "К мнемонике", "Гомеровские вопросы" — б книг, «Поэтика», "Физика в азбучном порядке" — 28 книг, "Рассмотренные вопросы" — 2 книги, "Круг знаний" — 2 книги, "К механике", "Демокритовы вопросы" — 2 книги, "О магните", «Примеры», «Смесь» — 12 книг, "Исследования по родам" — 14 книг, «Притязания», "Олимпийские победители", "Пифийские победители", "О музыке", "К Пифийским играм", "Опровержения о пифийских победителях", "Дионисийские победители", "О трагедиях", "Театральные списки", «Пословицы», "Застольные порядки", «Законы» — 4 книги, «Категории», "Об истолковании", "Государственные устройства" 158 городов, общие и частные, демократические, олигархические, аристократические и тиранические, "Письма к Филиппу", "Сёлимбрийские письма", "Письма к Александру" — 4 книги, "К Антипатру" — 9 книг, "К Ментору", "К Аристону", "К Олимпиаде", "К Гефестиону", "К Фемистагору", "К Филоксену", "К Демокриту"; гекзаметры, начинающиеся "Старший богов, святой дальновержец…"; элегические стихи, начинающиеся "Матери дочь благодетной…". Всего в этих сочинениях 445 270 строк. Вот сколько написано им книг. А изложить в них он хотел вот что. В философии есть две части: практическая и теоретическая. Практическая включает этику и политику (причем к политике относятся как дела государственные, так и дела домоводственные), теоретическая — физику и логику (причем логику не как самостоятельную часть, а как отточенное орудие). У всего этого он с отчетливостью предполагал две цели: вероятность и истину. Для каждой цели употреблял два средства: диалектику и риторику для вероятности, аналитику и философию для истины. Из того, что служит нахождению, суждению, использованию, он не упустил ничего. Для нахождения он предложил в «Топике» и "Методике" множество предпосылок, из которых нетрудно подобрать убедительные приемы для решения вопросов. Для суждения он предложил «Аналитики», первую и вторую: в первой он обсуждает предпосылки, во второй рассматривает их соединение. Для использования он дает указания к спору, к вопросам, к софистическим опровержениям, к силлогизмам и прочему подобному. Критерием истины объявлял он для являющихся впечатлений — ощущение, а для предметов нравственности, относящихся к государству, дому и законам, — разум. Конечную цель он полагал одну — пользование добродетелью в совершенной жизни. Счастье, говорил он, есть совместная полнота трех благ: во-первых (по значительности), душевных; во-вторых, телесных, каковы здоровье, сила, красота и прочее подобное; в-третьих, внешних, каковы богатство, знатность, слава и им подобное. Добродетели не достаточно для счастья — потребны также блага и телесные и внешние, ибо и мудрец будет несчастен в бедности, в муке и прочем. Порока же достаточно для несчастья, даже если при нем и будут в изобилии внешние и телесные блага. Добродетели он не считал взаимозависимыми, ибо человек может быть и разумен и справедлив, и в то же время буен и невластен над собой. Мудрец, говорил он, не свободен от страстей, а умерен в страстях. Приязнь определял он как равенство взаиморасположения: бывает она родственная, любовная и гостеприимственная. Любовь служит не только совокуплению, но и философии; мудрец будет и предаваться любви, и заниматься государственными делами, и вступать в брак, и жить с царями. Жизнь бывает троякая: созерцательная, деятельная и усладительная; созерцательная предпочтительнее всего. Вся совокупность наук весьма способствует достижению добродетели. В физике он особенно превзошел всех изысканиями о причинах вещей: даже для самых малых вещей он открывал причины. Поэтому им и написано так много книг физического содержания. Бога он вслед за Платоном объявлял бестелесным. Провидение бога простирается на небесные тела, сам же он неподвижен; а все наземное устрояется по взаимострастию небесными телами. Стихий существует четыре, а кроме них пятая, из которой состоят эфирные тела; и движение у нее особенное, а именно кругообразное. Душу он также считал бестелесной: это — первая предельность (entelecheia) тела природного, имеющего строй и — посильно — живого. «Предельность» есть то, что имеет бестелесный вид; бывает она, по его словам, двоякой: или в возможности — например, Гермес в том воске, который способен принять его очертания, или в совладании (hexis) — например, Гермес в завершенном виде или в статуе. «Тело» названо «природным», ибо есть тела рукотворные, изготовленные ремесленниками, — например, башня или ладья, и есть природные — например, растения и тела животных. И оно называется "имеющим строй", то есть устроенным целесообразно, как зрение — чтобы видеть, и слух — чтобы слышать. "Посильно — живого" — это значит: содержащего жизнь в себе; вообще же «посильно» имеет двоякое значение: по совладанию (cath' hexin) и по действованию (cat' energeian) — по действованию, например, имеет душу бодрствующий, по совладанию — спящий; таким образом, оговорка «посильно» сделана, чтобы подпал под нее и спящий. Он высказывал и много других суждений о многих предметах, которые было бы долго перечислять, ибо всюду он был в высшей степени трудолюбив и изобретателен, как видно и из вышеназванных его сочинений, число которых близко к четыремстам, считая только несомненные; а ему приписывается и много других сочинений, равно как и изречений, метких, но незаписанных. Всего было восемь Аристотелей: первый — вышеназванный; второй — афинский государственный деятель, от которого известны изящные судебные речи; третий — занимавшийся «Илиадой»; четвертый — сицилийский ритор, написавший возражение на «Панегирик» Исократа; пятый — по прозвищу «Миф», последователь сократика Эсхина; шестой — из Кирены, писал о поэтике; седьмой — учитель гимнастики, упоминаемый Аристоксеном в "Жизнеописании Платона"; восьмой — безвестный грамматик, от которого сохранилось пособие "О словоизлишестве". У Аристотеля Стагирского было много учеников; более всего выделялся из них Феофраст, о котором и пойдет речь. 2. ФЕОФРАСТ Феофраст из Эреса, сын Меланта (который был сукновалом, как утверждает Афинодор в VIII книге "Прогулок"). Вначале он слушал в родном городе своего земляка Алкиппа, потом учился у Платона и наконец перешел к Аристотелю; а когда тот удалился в Халкиду, Феофраст принял от него школу в 114-ю олимпиаду. Говорят, у него даже раб был философом, а звали этого раба Помпил, — как утверждает Мирониан Амастрийский в I книге "Исторических сравнений". Был он человек отменной разумности и трудолюбия; по словам Памфилы в 32-й книге «Записок», у него учился даже Менандр, сочинитель комедий, да и во всем прочем он отличался готовностью к услугам и любовью к наукам. Его принимал Кассандр, и за ним посылал Птолемей; афиняне же настолько были к нему расположены, что когда Агнонид посмел обвинить его в нечестии, то сам едва не подвергся наказанию. Беседы его посещало до двух тысяч учеников. В письме к перипатетику Фанию он говорит, между прочим, и о преподавательстве: "Нелегко подобрать по вкусу даже узкий круг слушателей, не только что широкий. Чтения требуют исправлений; а отложить их и пренебречь ими — этого юный возраст перенести не может". Это то самое письмо, в котором он обзывает кого-то педантом. Несмотря на все это, пришлось и ему вместе с другими философами удалиться в изгнание, когда Софокл, сын Амфиклида, внес закон, чтобы никто из философов под страхом смерти не возглавлял школу, кроме как по решению совета и народа. Однако на другой год они вернулись, так как Филон обвинил Софокла в противозаконии, закон этот был афинянами отменен. Софокл наказан пенею в пять талантов, а философам дозволено было воротиться, с тем чтобы и Феофраст воротился и жил, как прежде. Звали его Тиртам, Феофрастом же ["богоречивым"] его наименовал Аристотель за его божественную речь. Он был влюблен в сына Аристотеля, Никомаха, хоть и был его учителем (так утверждает Аристипп в IV книге "О роскоши древних"). Аристотель, говорят, повторил о нем и Каллисфене то же, что Платон (как было сказано) говорил о Ксенократе и о самом Аристотеле, — ибо Феофраст сверх всякой меры исследовал своим острым умом все умозримое, Каллисфен же был от природы вял, и поэтому одному была нужна узда, другому — шпоры. Говорят, у Феофраста был свой сад, купленный уже после смерти Аристотеля с помощью Деметрия Фалерского, друга его. Известны остроумные его высказывания: так, он сказал, что надежней конь без узды, чем речь без связи; а одному гостю в застолье, не проронившему ни слова, он сказал: "Коли ты неуч, то ведешь себя умно, а если учен, то глупо". И не раз он говорил, что самая дорогая трата — это время. Скончался он в преклонном возрасте, восьмидесяти пяти лет, декоре после того, как отошел от занятий. Вот наши стихи о нем: Нет, не пустые слова завещаны смертному роду: Сломится мудрости лук только, расслабь тетиву, Так Феофраст был жив и силен, покуда трудился, А отрешась от трудов, в вялом бессилье угас. Говорят, ученики его спросили, что он им заповедует? Он ответил: "Заповедать мне вам нечего — разве лишь сказать, что многие жизненные услады только по видимости славятся таковыми. Едва начав жить, мы умираем; поэтому ничего нет бесполезнее, чем погоня за славою. Будьте же благополучны, а науку мою или оставьте — ибо требует она немалого труда, — или отстаивайте с честью, и тогда будет вам великая слава. В жизни больше пустого, чем полезного. Мне уже более вам не советовать, как вести себя, смотрите же сами, что делать и чего не делать. И с такими словами он, говорят, испустил дух. И есть рассказ, что афиняне воздали ему последнюю почесть всенародным пешим шествием. Фаворин рассказывает, что в старости его носили на носилках, — так повествует Гермипп, ссылаясь на сообщение Аркесилая Питанского Лакиду Киренскому. Он тоже оставил великое множество книг, которые я счел за нужное здесь перечислить, ибо они полны всяческих достоинств. Вот они: "Аналитика первая" — 3 книги, "Аналитика вторая" — 7 книг, "Об анализе силлогизмов", "Обзор аналитик", "Упорядоченная топика" — 2 книги, "О споре, или Рассмотрение доводов в прении", "О чувствах", "Возражение на Анаксагора", "Об Анаксагоре", "Об Анаксимене", "Об Архелае", "О соли, молоке и квасцах", "Об окаменелостях" 2 книги, "О неделимых линиях", «Беседы» — 2 книги, "О ветрах", "Различия добродетелей", "О царской власти", "О воспитании царя", "Об образах жизни" 3 книги, "О старости", "О Демокритовой астрономии", "О метеорологии", "Об образах", "О соках, красках и мясе", "О миростроении", "О людях", "Диогеновский сборник", «Определения» — 3 книги, "О любви", "Еще о любви", "О счастье", "О видах" 2 книги, "О припадочной болезни", "О вдохновении", "Об Эмпедокле", "Сжатые умозаключения" — 18 книг, «Возражения» — 3 книги, "О добровольном", "Обзор Платонова "Государства"" — 2 книги, "О разнице голосов у животных одной породы", "О совокупных явлениях", "О животных, которые кусаются и брыкаются", "О так называемых завистливых животных", "О животных, пребывающих на суше", "О животных, меняющих цвет", "О животных, обитающих в норах", "О животных" 7 книг, "О наслаждении по Аристотелю", "Еще о наслаждении", «Положения» — 24 книги, "О тепле и холоде", "О головокружении и помрачении", "О поте", "Об утверждении и отрицании", "Каллисфен, или О страдании", "Об усталости", "О движении" 3 книги, "О камнях", "О моровых болезнях", "О малодушии", «Мегарик», "О меланхолии", "О металлах" 2 книги, "О меде", "О Метродоровом сборнике", "К метеорологии" — 2 книги, "О пьянстве", "Законы в азбучном порядке" — 24 книги, "Обзор законов" — 10 книг, "К определениям", "О запахах", "О вине и масле", "Первые предпосылки" — 18 книг, «Законодатели» — 3 книги, «Политики» — 6 книг, "Политические обстоятельства" — 4 книги, "Политические обычаи" — 4 книги, "О наилучшем государственном устройстве", "Сборник вопросов" — 5 книг, "О пословицах", "О замерзании и таянии", "Об огне" 2 книги, "О дыханиях", "Об оцепенении", "Об удушье", "О повреждении ума", "О страстях", "О знаках", «Софизмы» — 2 книги, "О разрешении силлогизмов", «Топика» в 2 книгах, "О наказании" в 2 книгах, "О волосах", "О тирании", "О воде" 3 книги, "О сне и сновидениях", "О приязни" 3 книги, "О честолюбии" 2 книги, "О природе" 3 книги, "О физике" 18 книг, "Обзор о физике" — 2 книги, «Физика» — 8 книг, "Возражение физикам", "Об истории растений" 10 книг, "Причины растений" 8 книг, "О соках" 5 книг, "О ложном наслаждении", "Положение о душе", "О сторонних доказательствах", "О простых сомнительных случаях", «Гармоника», "О добродетели", "Исходные движения или противоположности", "Об отрицании", "О знании", "О смешном", "Вечерние вопросы" — 2 книги, «Разделения» — 2 книги, "О различиях", "О преступлениях", "О клевете", "О похвале", "Об опыте", «Письма» — 3 книги, "О самозарождающихся животных", "О выделении", "Похвальные слова богам", "О праздниках", "Об удаче", "Об энтимемах", "Об изобретениях" 2 книги, "Этические досуги", "Этические очерки", "О беспорядке", "Об истории", "Об оценке силлогизмов", "О лести", "О мире", "К Кассандру о царской власти", "О комедии", ("О мерах",) "О слоге", "Сборник доводов", «Разрешения», "О музыке" 3 книги, "О мерах", «Мегакл», "О законах", "О беззакониях", "Ксенократовский сборник", "К разговору", "О присяге", "Риторические наставления", "О богатстве", "О поэтике", "Вопросы политические, этические, физические, любовные", «Вступления», "Сборник вопросов", "О физических вопросах", "О примере", "О приступе и повествовании", "Еще о поэтике", "О мудрецах", "О совете", "О погрешностях языка", "Об ораторском искусстве", "Виды ораторских искусств" — 17 книг, "О лицедействе", "Записки Аристотелевы или Феофрастовы" — 6 книг, "Мнения физиков" — 16 книг, "Обзор мнений физиков", "О благости" ("Нравственные очерки"), "Об истине и лжи", "Разыскания о божественном" — 6 книг, "О богах" 3 книги, "Геометрические разыскания" — 4 книги, "Обзор сочинения Аристотеля "О животных"" — 6 книг, "Сжатые умозаключения" — 2 книги, «Положения» — 3 книги, "О царской власти" 2 книги, "О причинах", "О Демокрите", ("О клевете",) "О становлении", "О разумении и нраве животных", "О движении" 2 книги, "О зрении" 4 книги, "К определениям" — 2 книги, "О данности", "О большем и меньшем", "О музыкантах", "О счастье богов", "Возражение академикам", «Поощрение», "О наилучшем управлении государствами", «Записки», "О сицилийском извержении", "Об общепризнанном", ("О физических вопросах",) "Какие есть способы познания", "О лжеце" 3 книги, "Введение в топику", "К Эсхилу", "Астрономические разыскания" — 6 книг, "Арифметические разыскания об увеличении", «Акихар», "О судебных речах" ("О клевете"), "Письма к Астикреонту, к Фанию, к Никанору", "О благочестии", «Евиад», "О благоприятном времени", "Об уместных доводах", "О воспитании детей", "Другое различие", "О воспитании, или О добродетелях и умеренности", ("Поощрение",) "О числах", "Определения к изложению силлогизмов", "О небе", "К политике" — 2 книги, "О природе", "О плодах", "О животных". Всего 232 808 строк. Вот сколько у него было сочинений. Я обнаружил и его завещание: оно имеет такой вид: "Да будет все к лучшему; если же что случится, завещание мое таково. Все, что у меня на родине, я отдаю Меланту и Панкреонту, сыновьям Леонта. На деньги же, что положены у Гиппарха, да будет сделано вот что. Прежде всего довершить святилище и статуи Муз и все прочее, что удастся там украсить к лучшему. Далее, восстановить в святилище изваяние Аристотеля и все остальные приношения, сколько их там было прежде. Далее, отстроить портики при святилище не хуже, чем они были, и в нижний портик поместить картины, изображающие всю землю в охвате, и алтарь устроить законченным и красивым. Воля моя, чтобы Никомаху была сделана статуя в рост; за ваяние уже уплачено Праксителю, а доплату производить из вышеназванных средств. Поставить же ее там, где почтут за лучшее исполнители прочих распоряжений этого завещания. Так быть со святилищем и приношениями. Имение, что у нас в Стагире, отдаю Каллину, а все мои книги — Нелею. Сад и прогулочное место и все постройки при том саде отдаю тем из названных здесь друзей, которые пожелают и впредь там заниматься науками и философией, ибо невозможно там быть всем и всегда; и пусть они ничего себе не оттягивают и не присваивают, а располагают всем сообща, словно храмом, и живут между собой по-домашнему дружно, по пристойности и справедливости. А быть в той общине Гиппарху, Нелею, Стратону, Каллину, Демотиму, Дема-рату, Каллисфену, Меланту, Панкреонту Никиппу; а если Аристотель, сын Метродора и Пифиады, пожелает заниматься философией, то и ему быть с ними, а старшим иметь о нем всяческую заботу, чтобы он сколь можно более преуспел в философии. Похоронить меня в саду, там, где покажется уместнее, ничего лишнего не тратя ни на гробницу, ни на памятник. Дополнительно к сказанному: после того, что с нами случится, заботу об уходе за храмом, памятником, садом и прогулочным местом принять Помпилу, остаться там жить и обо всем прочем заботиться, как прежде; а заботу о доходе принять самим хозяевам. Помпилу и Фрепте, как давно уже получившим от нас вольную и послужившим нам многими услугами, владеть беспрепятственно всем, что они от нас получили, что сами приобрели, и что я им оставил у Гиппарха, а оставил я две тысячи драхм, — о том я не раз советовался с Мелантом и Панкреонтом, и они со мною согласны. Им я завещаю рабыню Соматалу. Из рабов я уже дал вольную Молону, Тимону и Парменону; даю также и Манету и Каллию, с тем чтобы они на четыре года оставались в саду, работали со всеми и вели себя беспорочно. Из домашней утвари, сколько сочтут нужным попечители, отдать Помпилу, остальное продать. Карио-на завещаю Демотиму, Донака — Нелею, а Евбея — продать. Гиппарх пусть выплатит Каллину три тысячи драхм. Если бы я не знал, что и прежде Гиппарх оказывал услуги как Меланту с Панкреонтом, так и мне, а теперь потерпел крушение в своих делах, то я непременно назначил бы Гиппарха моим душеприказчиком вместе с Мелантом и Панкреонтом. Но так как я понимаю, что хозяйствовать ему с ними нелегко, то полагаю, что им выгодней получить от него положенную сумму деньгами. Пусть же Гиппарх выдаст Меланту и Панкреонту по таланту, и пусть Гиппарх выдаст душеприказчикам на все расходы, перечисленные в завещании, то, что потребуется к нужным срокам, а по совершении этого пусть он будет свободен от всех обязательств передо мною, а о чем он договорился от моего имени в Халкиде, то пускай останется за ним. Душеприказчиками над всем, что записано в завещании, быть Гиппарху, Нелею, Стратону, Каллину, Демотиму, Каллисфену, Клесарху. Завещание за печатью Феофраста положено в списках: первый — у Гегесия, сына Гиппарха, а свидетели — Каллипп из Паллены, Филомел из Эвонима, Лисандр из Гибы, Филон из Алопеки; второй — у Олимпиодора, а свидетели те же; третий — у Адиманта, которому его передал Андросфен Младший, а свидетели — Аримнест, сын Клеобула, Лисистрат, сын Федона из Фасоса, Стратон, сын Аркесилая из Лампсака, Фесипп, сын Фесиппа, из Керамии, Диоскурид, сын Дионисия, из Эпикефисии". Таково его завещание. Некоторые говорят, что и врач Эрасистрат тоже был его слушателем, и это вполне правдоподобно. 3. СТРАТОН Преемником его во главе школы был Стратон, сын Аркесилая, из Лампсака, о котором он упоминает в завещании, — человек знаменитый, прозванный физиком за его ни с кем не сравнимое внимание к этой науке. Он был даже учителем Птолемея Филадельфа и получил от него восемьдесят талантов. По «Хронологии» Аполлодора, возглавил он школу в 3-м году 123-й олимпиады и возглавлял ее восемнадцать лет. Книги его были такие: "О царской власти" 3 книги, "О справедливости" 3 книги, "О благе" 3 книги, "О богах" 3 книги, "О первоначалах" 3 книги, "Об образах жизни", "О счастье", "О царе-философе", "О храбрости", "О пустоте", "О небе", "О дыхании", "О человеческой природе", "О происхождении животных", "О смешении", "О сне", "О сновидениях", "О зрении", "Об ощущении", "О наслаждении", "О красках", "О болезнях", "О кризисах", "О силах", "О металлах", «Механика», "О голоде и помрачении", "О легком и тяжелом", "О вдохновении", "О времени", "О еде и росте", "О сомнительных животных", "О баснословных животных", "О причинах", "Разрешение сомнений", "Введение в топику", "О случайном", "Об определении", "О большем и меньшем", "О несправедливом", "О предшествующем и последующем", "О высшем роде", "Об особенном", "О будущем", "Опровержения найденного" — 2 книги, «Записки» [спорные] и письма, начинающиеся: "Стратон Арсиное желает благополучия". Всего 332 420 строк. Говорят, он был таким худым, что не почувствовал собственной смерти. И наши о нем стихи таковы: Тонким был и худым Стратон, рожденный в Лампсаке, От умащенья многого. Долго борол он болезнь; но даже поборот болезнью, Он смерти не почувствовал. Всего было восемь Стратонов: первый — слушатель Исократа; второй — тот, о ком была речь; третий — врач, Эрасистратов ученик, а по некоторым известиям, даже приемыш; четвертый — историк, описывавший войны Филиппа и Персея с римлянами; […]; шестой — поэт, сочинитель эпиграмм; седьмой — старинный врач, упоминаемый Аристотелем; восьмой — перипатетик, живший в Александрии. От Стратона-физика сохранилось и завещание, написанное вот каким образом: "На случай, если что случится со мной, я делаю такие распоряжения. Все имущество на родине оставляю Лампириону и Аркесилаю. Из тех денег, что при мне в Афинах, прежде всего душеприказчикам моим устроить мое погребение и все, что при нем полагается, без излишества, но и без скаредности. Душеприказчиками моими по сему завещанию будут Олимпих, Аристид, Мнесиген, Гиппократ, Эпикрат, Горгил, Диокл, Ликон, Афан. Школу я оставляю Ликону, ибо остальные для того или стары, или недосужны; но и остальным было бы похвально ему содействовать. Ему же я оставляю и все книги, кроме написанных мною, и всю застольную утварь, и покрывала, и посуду. Пусть душеприказчики дадут Эпикрату пятьсот драхм и одного из рабов по усмотрению Аркесилая. Лампириону и Аркесилаю прежде всего расторгнуть договор с Даиппом об Ирее, чтобы ему не быть в долгу ни перед Лампирионом, ни перед его наследниками, а быть свободным от всякого обязательства. Душеприказчики пусть выдадут ему пятьсот драхм деньгами и одного из рабов по усмотрению Аркесилая, чтобы за многие его труды и услуги для нас мог он вести жизнь достойную и приличную. Отпускаю на волю Диофанта, Диокла и Аба, а Симия завещаю Аркесилаю; отпускаю на волю также Дромона. По приезде Аркесилая Ирею с Олимпихом, Эпикра-том и другими душеприказчиками отчитаться в издержках на погребение и все к нему полагающееся. Оставшиеся деньги Аркесилая получить от Олимпиха, не стесняя его, однако же, сроками. Аркесилаю же расторгнуть договор, заключенный Стратоном с Олимпихом и Аминием и хранящийся у Филократа, сына Тисамена. О памятнике моем распорядиться так, как почтут за благо Аркесилай, Олимпих и Ликон". Таково его завещание, известное по сборнику Аристона Кеосского. Сам же Стратон, как показано выше, был муж, достойный всяческой похвалы, отличавшийся в науках всякого рода, преимущественно же в древнейшем и важнейшем их роде в физике. 4. ЛИКОН Преемником его был Ликон, сын Астианакта из Троады, человек весьма речистый и с отменными способностями к воспитанию детей. Так, он говорил, что мальчиков нужно направлять к цели честолюбием и стыдом, как коней — шпорами и уздой. А выразительность и пышность его слога видны из того, как он говорил о бедной девушке: "Тяжкое бремя родителю — девица, по бесприданности своей минующая цвет своего возраста!" За это, говорят, и Антипатр сказал о нем, что как красоту и аромат яблока не отнять от яблока, так каждое его речение нужно было ловить на его устах, словно плод на ветвях дерева. Дело в том, что у него был замечательно приятный голос — некоторые даже звали его не Ликоном, а Гликоном ["Сладким"]. В письменном же слоге он был недостоин самого себя. Так, о тех, кто слишком поздно раскаивается, что не учился вовремя, и мечтает об учении, он изысканно говорил так: "Они обвиняют сами себя, бессильной мечтой обличая раскаянье в неисправимой праздности". О тех, кто впадал в ошибки, он говорил, что они перебивают себе рассуждение, словно мерят прямое кривою мерою или судят о лице по отражению в зыбкой воде или в кривом зеркале. И еще он говорил, что на торжище за венками гонятся многие, а в Олимпии — немногие, чтобы не сказать никто. Сам он не раз подавал афинянам советы, которые были им весьма полезны. Одежду он носил самую чистую, и ни у кого не было мягче плаща (как утверждает Гермипп). При этом он усердно занимался телесными упражнениями, тело его всегда было в хорошем виде, совсем как у атлета, уши прибиты и кожа намаслена (так пишет Антигон Каристский). Говорят, у себя на Илионских играх он выступал и в борьбе, и в игре в мяч. Он был близок и с Евменом и с Атталом, которые много заботились о нем. Антиох тоже хотел его приблизить, но без успеха. А с Иеронимом-перипатетиком он настолько враждовал, что один не бывал у него даже в те ежегодные праздники, о которых упоминалось в жизнеописании Аркесилая. Школою он руководил сорок четыре года, приняв ее по завещанию от Стратона в 127-ю олимпиаду. Был он также слушателем диалектика Панфоида. Скончался он восьмидесяти четырех лет, измученный подагрической болезнью. Вот наши стихи о нем: Не умолчу я в стихах и о том, как Ликона сгубила Злая ножная болезнь: право, я диву даюсь — Тот, кто умел по земле ступать лишь чужими стопами, Длинный в единую ночь вымерил путь под землей. Были и другие Ликоны: первый — пифагореец, второй — тот, о ком шла речь, третий — эпический поэт, четвертый сочинитель эпиграмм. Я читал и завещание философа, вот какого вида: "Нижеследующее завещание делаю я о своем имуществе на случай, если не найду сил сопротивляться болезни. Все мое имущество на родине отказываю моим братьям Астианакту и Ликону; из этих средств пусть оплатят и все, что на мне остается долгов или обязательств в Афинах, а также расходы на погребение и все, что при нем полагается. Все мое имущество в городе и на Эгине отдаю Ликону, ибо он носит мое имя, жил со мною по-хорошему много лет и по праву считается мне как сын. Прогулочное место оставляю тем из моих ближних, которые его примут, — Булону, Каллину, Аристону, Амфиону, Ликону, Пифону, Аристомаху, Гераклию, Ликомеду и Ликону-племяннику, а они по усмотрению пусть назначат над школою того, кто сможет быть при работе долго и вести ее широко, остальные же ближние будут ему содействовать из любви ко мне и к нашему общему крову. О похоронах моих и о погребальном костре позаботиться Булону и Каллину с товарищами, чтобы не было ни скаредности, ни излишества. От моих оливковых деревьев на Эгине Ликону после моей кончины уделять юношам масла для умащения, чтобы умащение это было в подобающую память обо мне и о чтившем меня. Ему же поставить мою статую, а место, удобное для постановки, приискать с помощью Диофанта и Гераклида, сына Деметрия. Ликону же возместить из моего имущества в городе все, что я задолжал в его отсутствие. Булону и Каллину обеспечить все траты на погребение и что к нему полагается, а покрыть их из домашних средств, что я оставляю им сообща. Им же вознаградить врачей Пасифемида и Мидия, которые за их искусство и заботу обо мне достойны и большей награды. Сыну Каллина дарю пару Ферикловых чаш, а жене его — пару родосских чаш, ковер без ворса, ковер с двойным ворсом, покрывало и две лучших подушки из своего наследства — не хочу, вознаграждая их, показаться неблагодарным. О служителях моих распоряжаюсь так. Деметрию, давно уже вольному, отпускаю его выкупной платеж и дарю пять мин, хитон и плащ, чтобы за многие свои для меня труды у него была достойная жизнь. Критону Халкедонскому тоже отпускаю выкуп и дарю четыре мины. Микра отпускаю на волю, а Ликону его кормить и воспитывать с этой поры шесть лет. Харета тоже отпускаю на волю, а кормить его Ликону; и дарю ему две мины и мои книги, которые изданы, неизданные же — Каллину, чтобы издать их тщательным образом. Сиру, уже отпущенному, дарю четыре мины и рабыню Менодору, а если за ним есть долги мне, то прощаю их. Гиларе дарю пять мин, ковер с двойным ворсом, две подушки, покрывало и ложе, какое она пожелает. Отпускаю на волю также Микрову мать, Ноэмона, Диона, Феона, Евфранора и Гермия; а по миновании двух лет Агафона; а по миновании четырех — носильщиков Офелиона и Посидония. Деметрию, Критону и Сиру дарю из наследства каждому по ложу с покрывалами, на усмотрение Ликона. Все это они заслужили, выполняя честно все, что им было поручено. Погребение мое совершить здесь или в моем отечестве, как того пожелает Ликон, ибо я уверен, что о должном благообразии он позаботится не меньше, чем я. А по выполнении этих распоряжений основное мое гам находящееся имущество да будет за ним. Свидетели — Каллин, Гермионей, Аристон Кеосский, Евфроний Пеанийский". Вот каким образом, обнаружив свой ум во всем, что он ни делал, как в науке, так и в воспитании, Ликон показал не меньшую тщательность и распорядительность и в том, как он составлял завещание, — стало быть, и здесь он достоин восхищения. 5. ДЕМЕТРИЙ ФАЛЕРСКИЙ Деметрий Фалерский, сын Фанострата. Он был слушателем Феофраста; но речами своими перед народом он достиг власти над Афинским государством на целые десять лет, в честь его были воздвигнуты 360 медных статуй, по большей части представляющих его верхом или на колеснице четверкой или парой, а отлиты они были меньше чем в триста дней — таково было к нему рвение. Начал он заниматься государственными делами тогда, когда в Афины бежал от Александра Гарпал (так пишет Деметрий Магнесийский в книге "Соименники"). Стоя у власти, он сделал для родного города много самого хорошего, обогатив его и доходами и постройками. И хотя был он не из знати, а из прислуги Конона (как утверждает Фаворин в I книге "Записок"), но любовницей своей имел знатную гражданку Ламию (по его же утверждению в той же I книге), и пострадать ему пришлось от Клеона (о чем рассказывается во II книге). Прозван он был одной гетерою Милоглазым и Светлячком (как сообщает Дидим в "Застольных разговорах"). И говорят, будто в Александрии он лишился зрения, но вновь обрел его милостью Сараписа, за что и сочинил в его честь пеаны, которые поются по сей день. Но сколь ни блистал он меж афинян, однако и его постигло затмение от всепожирающей зависти. Обвиненный некими злоумышленниками в смертном преступлении, он был приговорен заочно; и так как обвинители не могли овладеть им самим, то изрыгнули яд свой на медные его изваяния: все те статуи были низвергнуты, иные проданы, иные потоплены, а иные (рассказывают и так) перекованы в ночные горшки; только одна уцелела на акрополе. Фаворин в "Разнообразном повествовании" говорит, что афиняне сделали это по приказанию царя Деметрия; а год, когда он был архонтом, стали именовать "годом беззакония" (по словам того же Фаворина). Гермипп сообщает, что после смерти Кассандра он из страха перед Антигоном бежал к Птолемею Сотеру, прожил там немалое время, был советником при Птолемее, и в частности побуждал облечь царской властью сыновей Евридики. Но так как царь не согласился и отдал диадему сыну Береники, то после царевой кончины Деметрия сочли нужным взять под стражу в Египте впредь до выяснения и решения; и он доживал жизнь в упадке душевных сил, пока во время сна его не укусила в руку ядовитая змея и он не испустил дух. Погребли его в Бусиридском округе близ Диосполя. Вот что мы написали о нем: Змея сгубила мудрого Деметрия, Горького яда полна; Не белый свет очам открылся спавшего, А бесконечная ночь. Гераклид же (в "Обзоре Сотионовых "Преемств"") говорит, что Птолемей сам хотел уступить царскую власть Филадельфу, но Деметрий отговорил его, сказав: "Если дашь другому, то потеряешь сам". Когда он был гоним в Афинах — слышал я и такое, — то даже Менандр, сочинитель комедий, едва не попал под суд только за то, что был ему другом; но его отстоял родственник Деметрия Телесфор. Обилием сочинений и количеством строк он превзошел едва ли не всех перипатетиков своего времени, будучи более всех и образован и многоопытен. Среди этих сочинений есть исторические, есть политические, есть о поэтах, есть о риторике, есть речи к народу и речи посольские, есть даже сборники Эзоповых басен и многое другое. А именно: "Об афинском законодательстве" 5 книг, "Об афинском государственном устройстве" 2 книги, "О руководительстве народом" 2 книги, "О политике" 2 книги, "О законах", "О риторике" 2 книги, "О стратегии" 2 книги, "Об Илиаде" 2 книги, "Об Одиссее" 4 книги, «Птолемей», "О любви", «Фенонд», «Медон», «Клеон», «Сократ», «Артаксеркс», "Знаток Гомера", «Аристид», «Аристомах», «Поощрение», "О государственном устройстве", "О десятилетии", "Об ионя-нах", "К посольству", "О вере", "О милости", "Об удаче", "О великодушии", "О браке", "О метеоре", "О мире", "О законах", "Об обычаях", "Об уместном", «Дионисий», "О Халкиде", "Обличение афинян", "Об Антифане", "Историческое введение", «Письма», "Собрание под присягой", "О старости", «Справедливое», "Эзоповы басни", «Изречения». Слог у него был философический, но в соединении с ораторской напряженностью и силой. Услышав, что афиняне уничтожили его статуи, он сказал: "Но не добродетель, их заслужившую!" Он говаривал, что брови у человека хоть и невелики, но мрачности от них хватит на целую жизнь; что не только Богатство слепо, но и Удача, которая при нем поводырем; что какова в битве сила стали, такова в государстве сила слова. Увидев однажды распутного юношу, он сказал ему: "Вот тебе Гермес с перекрестка — у него и плащ, и брюхо, и борода, и уд". Не в меру важничающим он советовал убавить спесь, не убавляя разума. Молодые люди, говорил он, дома должны иметь стыд перед родителями, на улице — перед встречными, а в уединении — сами перед собой. Друзья, говорил он, в счастье нас покидают лишь по просьбе, а в несчастье — и без просьбы. Вот какие приписываются ему изречения. Деметриев, заслуживших известность, было двадцать: первый — халкедонский ритор, старший современник Фрасимаха; второй — тот, о котором шла речь; третий — перипатетик из Византия; четвертый — по прозвищу Писец, славный повествователь, он же и живописец; пятый — из Аспенда, ученик Аполлония из Сол; шестой — из Каллатиса, написавший двадцать книг об Азии и Европе; седьмой — из Византия, описавший в тринадцати книгах переселение галлов из Европы в Азию и в восьми книгах — Птолемея, Антиоха и их предприятия в Ливии; восьмой — софист, живший в Александрии, сочинитель руководства по риторике; девятый грамматик из Адрамиттия, прозванный Иксионом, ибо подозревали, что он непочтителен к Гере; десятый грамматик из Кирены, по прозвищу Бочка, человек весьма примечательный; одиннадцатый — из Скепсиса, человек богатый и знатный, большой любитель наук, — это он вывел в люди своего земляка Метродора; двенадцатый — грамматик из Эрифр, записанный в граждане Лемноса; тринадцатый — вифинец, сын стоика Дифила, ученик Панэтия Родосского; четырнадцатый ритор из Смирны. Все они писали прозою. Из поэтов же первый писал комедии в их древнюю пору; второй сочинял эпос, из которого уцелели только такие стихи на завистников: Им ненавистен живой, но им же скончавшийся дорог — И о гробнице его, о бездушном его истукане Город на город пойдет, и распрями встанут народы; третий из Тарса, сочинял сатировские драмы; четвертый слагатель ямбов, очень едкий; пятый — ваятель, упоминаемый Полемоном; шестой — из Эрифр, разносторонний писатель, сочинявши" также книги и по истории и по красноречию. 6. ГЕРАКЛИД Гераклид, сын Евтифрона из Гераклеи Понтийской. Весьма богатый человек, в Афинах он вначале предался Спевсиппу, был слушателем пифагорейцев и ревнителем Платона; но потом перешел слушать Аристотеля (как о том пишет Сотион в "Преемствах"). Одежды он носил мягкие и телом был так тучен, что в Афинах его называли не "Гераклид с Понта", а "Гераклид с пузом". Взглядом же он был величав и кроток. Ему приписываются отличные и прекрасные сочинения-диалоги, в том числе этические: "О справедливости" 3 книги, "Об умеренности", "О благочестии" 5 книг, "О мужестве", "О добродетели вообще", другое такое же, "О счастье", "О власти", "Законы и то, что к ним относится", "О названиях", «Соглашения», «Недобровольное», "О любви, или Клиний"; физические: "Об уме", "О душе", "О душе в частности", "О природе", "Об образах", "Против Демокрита", "О небесном", "О подземном", "Об образах жизни" 2 книги, "Причины болезней", "О благе", "Против учения Зенона", "Против учения Метрона"; грамматические: "О поколении Гомера и Гесиода" 2 книги, "Об Архилохе и Гомере" 2 книги; мусические: "О вопросах по Еврипиду и Софоклу" 3 книги, "О музыке" 2 книги, "Решения гомеровских вопросов" 2 книги, "К теоремам", "О трех трагиках", «Характеры», "О поэзии и поэтах", "О догадке", "О предусмотрении", "Толкования Гераклита" — 4 книги, "Толкования против Демокрита", "Решения споров" — 2 книги, «Предпосылки», "О видах", «Решения», «Назидания», "Против Дионисия"; риторические: "О витийстве, или Протагор"; исторические: "О пифагорейцах", "Об открытиях". Некоторые из этих сочинений писаны на комедийный лад, например "О наслаждении" и "Об уверенности"; некоторые — на трагедийный, например "Об Аиде", "О благочестии" и "О полномочии". Есть у него и некий промежуточный слог в разговоре — там, где собеседуют философы, военачальники и государственные мужи. Писал он и по геометрии, и по диалектике, и речь его повсюду была разнообразна, возвышенна и способна волновать сердца. Полагают, что в своем отечестве он убил властителя и освободил граждан от тирании; так пишет Деметрий Магнесийский в «Соименниках». Там же сообщается о нем вот что: и мальчиком и взрослым он держал при себе ручную змею, а перед смертью завещал верному человеку во время похорон спрятать эту змею на погребальных носилках, чтобы казалось, будто он отошел к богам. Так и было сделано г но когда граждане, с громкими похвалами сопровождавшие тело Гераклида, подняли шум, то змея это услышала и высунулась из-под его плаща, всех обративши в ужас. Однако потом все открылось, и люди увидели Гераклида не каким он казался, а каким он был. Наши о нем стихи таковы: Ты, Гераклид, пожелал, чтоб люди поверили славе, Будто по смерти своей стал ты живою змеей. Ты обманулся, мудрец, — иное у нас в разуменье: Видя животным змею, видим животным тебя. То же самое сообщает и Гиппобот. Гермипп рассказывает, что, когда страну посетил голод, гераклейцы обратились за спасением к пифии; а Гераклид подкупил пифию и послов, чтобы они объявили: бедствия минут, если Гераклида, сына Евтифрона, при жизни венчать золотым венком, а по смерти почтить геройскими почестями. Вещание было оглашено, но не на радость измыслившим его: Гераклид, увенчанный в театре, тотчас умер от удара, послы погибли, побитые каменьями, а пифия в ту же пору, входя в святилище, наступила на одну из змей и от укуса сразу испустила дух. Вот что рассказывается о его кончине. Аристоксен-музыкант говорит, что он сочинял и трагедии, приписывая их Феспиду; а Хамелеон уверяет, что Гераклид обокрал его в сочинении "О Гесиоде и Гомере". Бранит его и эпикуреец Автодор, оспаривая его книги "О справедливости". А Дионисий-перебежчик (или Искра, по другому прозвищу), сочинив трагедию «Парфенопей», приписал ее Софоклу; Гераклид же, поверив этому, сослался на нее в одном из своих сочинений как на Софоклову. Дионисий, узнав об этом, признался в подделке, но тот не стал его слушать и не поверил; тогда Дионисий указал ему на акростих, а там было имя Панкала, в которого Дионисий был влюблен. Но и тут Гераклид не верил и говорил, что это могло получиться случайно. Дионисий сказал ему в ответ: "Смотри, ты тут найдешь и такие слова: — На старых обезьян ловушек нет. — Есть и на них: дай срок, и попадутся. И добавил: "И не стыдно тебе, Гераклид, что ты и буквы складывать разучился?" Всего было четырнадцать Гераклидов: первый — тот, о котором шла речь; второй — его земляк, сочинявший воинские пляски и всякую болтовню; третий — из Кимы, написал пять книг "О Персии"; четвертый — тоже из Кимы, ритор, составитель учебников; пятый — из Каллатиса или Александрии, написал «Преемства» в шести книгах и "Речь о челноке", за которую сам был прозван Челнок; шестой — из Александрии, писал о персидских особенностях; седьмой диалектик из Баргилии, писал против Эпикура; восьмой — врач Гикесиевой школы; девятый — тарентинский врач-эмпирик; десятый — поэт, сочинял увещания; одиннадцатый — ваятель из Фокеи; двенадцатый — звучный поэт, сочинитель эпиграмм; тринадцатый — из Магнесии, писал о Митридате; четырнадцатый — составитель книг по астрономии.