— Добрый день, господин майор!

Лусто, узнав местного учителя, оборачивается и протягивает ему руку.

— Э, да вы, я вижу, надели форму! — говорит он.

Школьный учитель, в новеньком с иголочки мундире лейтенанта, который еще больше подчеркивает его высокий рост, улыбается, поблескивая очками.

— А разве сегодня не день мобилизации?

Бернар Лусто не испытывает никакой симпатии к этому краснобаю, два года назад занявшему должность учителя в Палиссаке. Он почувствовал к нему неприязнь с первой же встречи. «В этой войне, — заявил тогда учитель, — самое главное не скомпрометировать себя и сохранить свои силы… для будущего». «Трус и карьерист», — определил его Лусто. И все же так приятно видеть французскую форму, да еще в день высадки союзников!

— У вас все готово? — спрашивает Лусто.

— Ждем ваших распоряжений.

— Хорошо, займитесь вопросами снабжения населения продовольствием и следите за поддержанием порядка. Лажони и его люди обеспечат смену отрядов, наблюдающих за дорогами.

Убедившись, что револьвер, спрятанный под его кожаной курткой, в случае нужды можно легко достать, Лусто садится на свой мотоцикл. Он с шумом проносится мимо мэрии, и группа беседующих людей невольно поворачивается в его сторону, а жандарм Лажони прикладывает руку к кепи.

— Вот это человек! — говорит Тайфер многочисленным посетителям, собравшимся у него на веранде.

Крестьянин, которого теперь официально именуют «майор Лусто», мчится на мотоцикле, подставив грудь ветру, с радостным сердцем, ощущая в себе небывалый прилив гордости… Не потому, что ему льстит его высокий чин. У него нет мундира, и он никогда не носил погон. Когда месяц назад начальник объявил ему о повышении, он не был ни польщен, ни удивлен. Его давно уже установившийся авторитет не нужно было поддерживать при помощи нового чина. Правда, до сих пор Лусто считал, что его влияние распространяется только на ограниченный круг лиц, связанных с ним общим делом. А сегодня он убедился, что пользуется известностью среди всего населения. Следовательно, он имеет право, и даже обязан, со всей серьезностью отнестись к своему новому положению. Но он также знает, что с этим связана большая ответственность: нужно показать себя достойным занимаемого поста. Однако бремя ответственности не страшит Лусто. С того осеннего дня, когда господин Распиньяк пригласил его к себе, чтобы представить некоему Сирано, у него появилось сознание, что он выполняет свой долг; он почувствовал, что стал другим человеком…

Какой неожиданностью была эта встреча с Сирано! Лусто никогда бы и в голову не пришло, что господин Вильнуар, промышленник из Перигё, которого он встречал в свое время на собраниях «Боевых крестов», вдруг появится перед ним под кличкой «Сирано» и скажет в присутствии господина Распиньяка:

— Лусто, нам известна самоотверженность, которую вы проявили до войны, отстаивая в вашей округе дело полковника де ля Рокка.

— Я верил тогда, что защищаю дело Франции, господин Вильнуар.

— Зовите меня просто Сирано. Это верно, полковник обманул нас, но Франция всегда нуждается в верных сынах. Сегодня она говорит с нами из Лондона устами генерала де Голля. Я его представитель в нашем департаменте, и нам нужен такой человек, как вы, для руководства кантоном.

Лусто сначала заколебался. И причиной его колебаний было присутствие при их беседе господина Распиньяка, который, хотя и состоял тоже в свое время членом «Боевых крестов», не внушал Лусто особого доверия. Разве Распиньяк, вместе с семьей Борденавов, не был в числе самых ярых приверженцев маршала Петэна? Однако уверения Сирано, приветливость и благодушие господина Распиньяка, который, казалось, был в курсе всех происходящих событий, рассеяли одно за другим все сомнения, невольно зародившиеся в голове честного крестьянина в 1942 году.

«Маршал? Как могли вы поверить, что победитель при Вердене стал предателем! Разве не спас он все то, что можно было спасти? Разве не был он единственным человеком, который мог это сделать? Нет, вы можете быть спокойны, он остается верным Франции, но только задача его трудна. Он добровольный пленник тех, кто его окружает, и лишь ради того, чтобы избавить всех нас от подобной участи. И еще… дело не только в этом. Сегодня наш долг ясен: нужно спасать Францию, сначала от оккупантов, потом — от анархии. Вся страна на стороне де Голля, который, подобно Жанне д'Арк, взял в свои руки знамя Франции. Мы дарим его доверием, чтобы он мог твердо и решительно руководить той битвой, которая принесет нам освобождение. В то же время надо думать и о будущем…»

Лусто никогда не задавался вопросом, какой станет Франция после освобождения. Его стремления не выходили за рамки ближайшей неотложной задачи — изгнания оккупантов. Ради этой цели он готов был на все. Ему предложили вступить в ряды формирующейся армии, которая предназначалась для освобождения Франции. Он давно ждал этой возможности. Те самые мотивы, которые некогда побудили Лусто стать членом «Боевых крестов», заставили его теперь принять предложение Сирано. Он любил свою родину простой и ясной любовью крестьянина, любящего свою землю. Он хотел, чтобы она была ограждена от всякого постороннего вмешательства, чтобы в ней господствовал порядок, чтобы она была свободной и процветающей. И вот среди тех французов, на которых, казалось, уже нельзя было рассчитывать, он встретил людей, думавших так же, как и он. Несомненно и господин Вильнуар, и маркиз де Распиньяк строили более обширные планы на будущее, чем он. Неважно! Ведь они хотели прежде всего освободить страну. Это его вполне устраивало. Во главе с де Голлем? Он и с этим был согласен…

Первого волонтера для «Тайной армии» Лусто нашел без труда. 11 ноября 1942 года, в день годовщины победы над Германией в 1918 году, немцы оккупировали южную зону Франции. Сохранявшиеся еще, согласно перемирию, части французской армии были распущены, и друг детства Лусто — Пораваль, служивший в армии лейтенантом, был вынужден вернуться домой, на лесопилку, принадлежавшую его престарелым родителям. «Французский офицер, — сказал тогда Пораваль, — не может считать себя демобилизованным, пока немцы хозяйничают во Франции».

Лусто и Пораваль принялись за дело. В течение нескольких недель они объездили весь кантон, навещая своих друзей, производя учет оружия и разведку местности. Подготовительная работа завершилась к началу 1943 года созданием нескольких групп «Тайной армии», за что оба друга получили благодарность из Лондона. Эта благодарность была передана им через англичанина Чарли, которого Сирано представил им как начальника. Чарли внушал доверие. Довольно высокого роста, с седеющими висками, он обладал хладнокровием и выдержкой, свойственной людям, чувствующим за собой поддержку власти. На Лусто и Пораваля он произвел впечатление человека, уверенного в себе, волевого, неуязвимого для ударов врагов. Благодарность из Лондона, переданная через такого руководителя, как Чарли, показалась друзьям особенно ценной и вместе с тем удвоила их желание действовать. Им хотелось сделать еще больше. К тому же организованные ими повсюду в деревнях группы ждали от них инструкций, требовали приказов… Наконец, уступая настояниям Лусто, Чарли дал обещание, что вскоре им будет поручено первое боевое задание. И в самом деле, однажды вечером англичанин посадил Лусто и Пораваля к себе в машину, вручив предварительно каждому из них по новенькому автомату. Он отвез их в район Мюссидана, где с помощью шести неизвестных, прибывших на легком грузовике, они приняли под его руководством первую партию сброшенного на парашютах оружия. Освоив технику этого дела, они, в свою очередь, получили задание подготовить приемку оружия непосредственно в своем кантоне. Чарли приказал им произвести разведку местности, которая подходила бы для этой цели. Затем нужно было создать отряды по приемке оружия и подготовить склады, где оно могло бы храниться. Друзья оказались заняты этой новой работой вплоть до весны. Задание было связано с многочисленными хлопотами, о результатах которых они еженедельно докладывали своему начальнику.

Впервые в их кантоне оружие было сброшено на парашютах лишь в апреле, на территории поместья господина Распиньяка. К этому времени явное нетерпение снова овладело друзьями. Их желание действовать было тем большим, что немцы после поражения под Сталинградом отступали по всему русскому фронту, а во Франции оккупантам пришлось столкнуться с группами франтиреров, созданными в департаменте Савойя. В ожидании приказов из Лондона Лусто и Пораваль сами искали случая выступить. Поравалю, правда, было разрешено увести людей в лес для военного обучения. Там они тайно занимались различными упражнениями, такими, как разборка и сборка ручного пулемета или изучение миномета. Но в то же время им был дан строгий приказ ничего не предпринимать без разрешения руководства. И все же подвернулся случай совершить нечто такое, на что, казалось, не требовалось никаких инструкций, кроме веления собственной совести.

Сосед Пораваля, Бастид, работавший до войны на лесопилке его отца, как-то рассказал ему, что один торговец в Бержераке продает партизанам обувь по ценам «черного рынка» — три тысячи франков за пару вместо пятисот. Хотя Пораваль знал, что Бастид — коммунист и что речь идет о бойцах из группы Французских франтиреров и партизан, созданной в окрестностях, он был тем не менее возмущен этим фактом. Пораваль переговорил с Лусто, и они решили проучить спекулянта.

Однажды вечером, когда торговец уже запер ставни своей лавки, Лусто, прикрыв нижнюю часть лица шарфом, ворвался к нему с револьвером в руке. Угрожая оружием, он забрал у торговца двадцать пар обуви и наспех, как попало, запихал их в мешок. Пораваль на мотоцикле ждал его у дома. Операция заняла всего несколько минут и прошла без помех. Перепуганный торговец даже не пикнул. Конечно, это было совсем несложное дело, но Лусто вспоминает о нем как о наиболее трудной для него операции. Перед этим он выпил два стакана спиртного, но все же при входе в магазин мужество чуть не покинуло его. «Не совершаю ли я кражу?» — подумал он. И только на другой день, увидев волнение Бастида, которому он передал трофеи, Лусто почувствовал удовлетворение от своего поступка. Да, эта обувь пойдет настоящим бойцам, которым она по праву и принадлежит. Однако начальник Лусто, информированный о происшедшем, отнесся к делу иначе:

— Вы, значит, помогаете теперь коммунистам?

— Речь идет о группе Ф.Т.П.

— Это одно и то же. Коммунисты не нуждаются в нашей помощи.

— Но они сражаются против немцев.

— Да, но как франтиреры, не желая вливаться во французскую армию и не подчиняясь приказам генерала де Голля.

Лусто не питал ни малейшей симпатии к идеям коммунистов. До войны он даже вел против них решительную борьбу. Но, хотя взгляды коммунистов и были ему всегда чужды, он не испытывал теперь никакой неприязни к людям, пропагандировавшим эти взгляды. В его группе был один коммунист, крестьянин, как и он сам, ветеран прошлой войны, упрямый и непримиримый, когда дело касалось его партии, но безусловно честный и искренний и притом — настоящий патриот. Ну а что до тех коммунистов, которые, как говорят, находятся в рядах Ф.Т.П., то для Лусто было достаточно знать, что они сражаются против оккупантов, чтобы изменить свое прежнее мнение и считать их хорошими французами. Однако он полагал, что в момент освобождения Франции отрядов Ф.Т.П. будет явно недостаточно и «Тайная армия» сыграет тогда решающую роль, ускорив освобождение страны. Он стал даже думать, что совместная борьба и, как неизбежное ее следствие, — братство по оружию откроют радужную перспективу будущего Франции, когда все французы смогут наконец понять друг друга и идти вперед одним путем. И вдруг слова Чарли снова обнаружили перед ним те трудности, о которых он давно уже не вспоминал. Может быть, коммунисты хотят соперничать с де Голлем в деле освобождения Франции? Но, с другой стороны, можно ли упрекать их за то, что они сражаются? И, наконец, если уж опасаться, что коммунисты приобретут слишком большое влияние, не следует ли и нам действовать более активно и опередить их? Такие размышления всегда приводили его к одному и тому же выводу: нужно действовать.

К такому выводу, очевидно, пришли и его начальники, так как несколько дней спустя Сирано вызвал его и предложил, ввиду предстоящих военных операций, сформировать «боевую группу» из десятка-другого отважных людей. Одновременно вместе с Поравалем он должен был создать в кантоне первые лагери «Тайной армии».

С этого времени для двух друзей начался новый период деятельности, открывший им новые горизонты. Пришел конец скованности, ожиданию приказов, у них были развязаны руки для совершения любых диверсионных актов. Быстро созданная группа вскоре уже проявила себя, взорвав несколько радиомачт. Затем, окрыленные первыми успехами, Лусто и его товарищи развернули свои действия по всему кантону. Но все это были пока лишь отдельные, разрозненные акты, не причинявшие большого вреда оккупантам, хотя слухи, которые ходили среди населения, преувеличивали их размеры. «Ради спортивного интереса», — говорил Лусто, повторяя слова, некогда бывшие в ходу у членов «Боевых крестов». Невольно ему вспоминалось время, когда совсем еще молодым, шестнадцатилетним подростком, он с несколькими приятелями развлекался по ночам тем, что втаскивал на дерево плуг, или опрокидывал телегу, или отвязывал плотомойню в Палиссаке. Наутро весь поселок бывал в панике, а виновники этих «шуток» умирали со смеху. Теперь они потешались над немцами, и Лусто снова чувствовал себя юнцом. При каждом новом диверсионном акте имя Лусто повторялось шепотом среди населения, и первым следствием всей этой слишком шумной деятельности был донос в жандармерию. Предупрежденный жандармом Лажони, крестьянин Лусто решился на рискованный шаг. Он пристроил жену и двух ребят у проживавшей в отдалении родственницы, доверил охрану своей фермы и поддержание на ней порядка пожилым супругам-испанцам, а сам принялся кочевать по окрестностям. Он останавливался на ночь то здесь, то там, иногда ночевал и под открытым небом; его видели повсюду, и все-таки жандармы, не раз пытавшиеся его арестовать, нигде не могли его найти.

Пораваль, в свою очередь, не долго думая, покинул лесопилку. В созданные им лагери «Тайной армии» приходили все новые и новые добровольцы. Поравалю очень хотелось бросить своих людей в боевые операции, но, к сожалению, ему был дан категорический приказ: маки «Тайной армии» остаются пока в резерве — до «великого дня». Нужно было тренировать людей, обучать их, готовить к боям, но нельзя было предпринимать никаких военных действий. Поэтому Пораваль охотно расстался со своими обязанностями офицера маки и стал помощником Лусто по его «боевой группе». Однажды летним вечером Пораваль застал Лусто очень взволнованным.

— Наших людей из маки арестовали!

— Сколько?

— Десять. К счастью, остальные пятеро были в это время в деревне. Немцы окружили лагерь и схватили всех без единого выстрела.

— Что с ними сделали?

— Неизвестно. Молодежь была без оружия, они занимались с инструктором теорией…

С этого дня Лусто стал более суровым, а Пораваль — еще более озабоченным. Спустя три недели каждый из них уничтожил своего первого врага — двух немецких солдат, которые ехали на мотоцикле с коляской. Не встречая пока никаких препятствий, друзья перешли к действиям более крупного масштаба.

Наиболее удачной была операция, проведенная в ночь на 1 января, когда они с четырнадцатью партизанами взорвали паровозное депо в Бержераке: четырнадцать паровозов было выведено из строя, пути загромождены, и на виадуке водружено знамя с надписью: «Маршал, мы здесь!» На этот раз дело оказалось серьезным.

— Вам присвоено звание капитана, — заявил Чарли после этого нового подвига Лусто, — но вашу группу теперь разыскивают немцы, и вы должны перейти в третью очередь резерва.

— То есть?

— Будете на отдыхе до нового приказа. Вам запрещается обнаруживать себя.

Разговор происходил в феврале 1944 года. Пораваль после этого исчез на несколько дней и, вернувшись, заявил своему другу:

— Я решил уйти в отряды Ф.Т.П.

Лусто пробовал возражать, но решение Пораваля было непреклонным.

— У нас есть склады оружия и в лесу расположены лагери, а мы ждем. Чего? Чтобы враг обнаружил наши склады? Чтобы он убивал наших людей, лишенных возможности защищаться? Так бывало уже не раз. И всегда схватывали тех, кто получал приказ выжидать. А посмотреть на нашу «боевую группу» — она, ни с чем не считаясь, нанесла множество ударов врагу, и с ней ничего не случилось. Так для чего же нам играть в прятки? Чтобы враг смог взять нас, как кроликов в норе? Я предпочитаю уйти к франтирерам. Впрочем, не я один ухожу туда…

— Я не могу ни одобрить твой поступок, ни удерживать тебя, — сказал Лусто, — делай как знаешь.

Чарли и особенно Сирано неистовствовали.

— Это дезертирство! Весной союзники будут здесь. Надо помешать уходу Пораваля… любой ценой. Вы слышите, любой ценой!

Лусто растерялся. Но как раз в это время приказ о переводе его группы в резерв был отменен. Казалось даже, что Лусто получил большую свободу действий. С новым жаром принялся он за диверсионные акты против оккупантов и с горсткою своих храбрецов совершал чудеса. Ко дню высадки союзников весь кантон знал майора Лусто как одного из руководителей «Тайной армии». По его настоянию в Палиссаке началась чистка — устранялись коллаборационисты, был издан приказ о мобилизации, приняты меры по обеспечению обороны городка, шла подготовка к провозглашению Четвертой республики…

* * *

В этот день, когда никто уже не помышлял о том, чтобы скрываться, крестьянин Лусто не смог устоять от соблазна повидать свой дом. Он решил посмотреть, как там идут дела, и поехал напрямик по равнине: теперь можно было не опасаться усадьбы Борденавов — на ферме у них оставались одни только женщины.

С тех пор как Лусто покинул свою ферму, он поставил себе за правило не появляться там, чтобы не совершить под влиянием минутного искушения какого-нибудь неосторожного поступка. Однако он все время продолжал беспокоиться о доме, вызывал к себе испанца Мартинеса, расспрашивал его о текущих работах, давая ему необходимые указания; нередко он направлял к нему одного или двух людей, которых нужно было спрятать на время. Надо считать просто чудом, что до сих пор не приключилось никаких неприятностей, так как с некоторых пор дом Лусто стал подвергаться систематическим налетам жандармов. Таких «визитов» можно было ждать в любой момент. Правда, со стороны жандармерии Палиссака опасность была невелика: Лажони всегда предупреждал заранее о готовящемся налете. Но с другими жандармами дело было не так-то просто. В последний раз, например, на чердаке дома Лусто находились два человека, и там, наверху, были спрятаны гранаты и ручной пулемет. Старый Мартинес и его жена встретили жандармов, как обычно. Документы? В порядке. Акт о сдаче дома в наем? Составлен по всем правилам.

— Где скрывается Лусто?

Старики, Мартинес и его жена, делая изумленные глаза, разводят руками. И в тот же миг сверху доносится шум. Отчетливый шум шагов, который тотчас же смолкает.

— Что там такое?

— Крысы.

— Черт возьми, разве они в сапогах?

— Поднимитесь, посмотрите!

Однако жандармы не проявили любопытства. Лусто, которому Мартинесы только что рассказали эту историю, ободряет их.

— Теперь не бойтесь ничего, больше они к вам не придут.

— Вы вернетесь домой?

— Скоро. Когда все будет кончено.

Майор Лусто снова на мотоцикле и мчится на полной скорости по залитой солнцем дороге…