Лондон, Англия

Март 1886 года

Выбор был прост: или выкурить сигару, или кого-нибудь убить. Симона втянула пламя в кончик туго скрученных табачных листьев сигары, выдохнула с глубочайшим облегчением и загасила спичку. В конце концов, решила она, засовывая обгоревшую спичку в землю и прислоняясь к стене, окружавшей сад, есть немало людей, от смерти которых мир только выиграет. Вот только вряд ли кто-то из оставшихся сочтет нужным посмотреть на это с такой точки зрения.

Сквозь освещенный лунным светом сладковатый дымок Симона посмотрела на распахнутые двери особняка и покачала головой. Очередной вечер; очередной бал. Третий вечер ее первого официального сезона, а она уже безумно скучает.

Она выгнула бровь, глядя, как лорд Пух-и-Прах выходит на террасу и направляется прямиком в густую тень, где супруга лорда Перезвона отдыхала от головокружительного веселья и патологически ревнивого взгляда мужа.

Такова тайная жизнь аристократии! Симона выдохнула струю дыма и невесело улыбнулась. Если ее поймают курящей в саду, то новость разнесется по всему Лондону за час. Конечно, никто не будет удивлен, но всеобщий восторг от неопровержимого доказательства ее низкого происхождения неизбежен.

Симона вздохнула и стала наблюдать за тем, как лорд Пух-и-Прах прижимает леди Перезвон к балюстраде, одновременно пытаясь высвободить ей груди и заставить подавиться его языком. Если их застигнут за этим, то последует только негромкое покашливание и поспешное приведение в порядок одежды, никто никогда не узнает об этом неловком моменте.

А вот если их поймает сам лорд Перезвон – о, тогда последует весьма гадкая сцена! Он будет негодовать на изменнический и неверный характер жены, изобьет Пух-и-Праха, превратив в кровавое месиво, и уволочет леди Перезвон за волосы домой, где и запрет на ближайшую пару веков. Та будет подумывать, не выброситься ли ей из окна верхнего этажа, и лорду Перезвону даже в голову не придет, что есть нечто лицемерное в его продолжающихся еженедельных визитах в Уайтчепел и к мадам с простынями из гуттаперчи.

И никто из аристократов даже ни слова обо всем этом не скажет публично.

– А с чего им это делать? – прошептала Симона, со вздохом заталкивая окурок сигары в землю рядом со сгоревшей спичкой. – Ведь для сплетен и пересудов у них есть я!

Выудив из ридикюля мятную пастилку, она вышла из-за цветущего куста, где только что укрывалась, и пошла по дорожке, ведущей к особняку. Какие только муки ни соглашаешься вынести ради приличий и своих родных… Мучительно неудобная одежда, идиотские туфли и бессмысленные разговоры были уже достаточно неприятны, а когда к ним прибавлялись еще и жаркие бальные залы… Право, она уже заслужила медаль за терпение!

Подобрав юбки, Симона поднялась по ступеням террасы, игнорируя то, что творилось в полутемном углу, и остановилась в паре шагов от ярко освещенного зала. Резким движением открыв веер, она попыталась создать прохладный ветерок, разглядывая чрезмерно разукрашенное драгоценностями и притворно благопристойное собрание. Светский сезон в Лондоне на самом деле длится всего несколько месяцев, поспешила напомнить себе она, так что, возможно, ей удастся его выдержать.

На самом деле вопрос заключался в том, сможет ли свет выдержать ее. Симона улыбнулась и начала двигать веером быстрее, гадая, какое безмолвное сообщение она изобразила на этот раз и какая дурная голова придумала всю эту запутанную систему сигналов. Боже упаси, чтобы люди на самом деле высказывали то, о чем думают, или ясно и честно формулировали, чего они желают. Если вдруг они начнут это делать, мир мгновенно постигнет внезапный и совершенно ужасающий конец.

Симона вдруг нахмурилась. По словам старшей сестры, ей бы лучше оказаться в центре Армагеддона, чем позволить, чтобы ее поймал один из аристократических холостяков, охотящихся за приданым. Просто удивительно, насколько точными бывают некоторые советы. «И насколько испуганы некоторые потенциальные невесты», – мысленно прибавила Симона, заметив, как из-за пальмы в кадке, поставленной в углу зала, выглядывает одна из ее подруг по несчастью. Бедняжка Эммалина! Прелестная, миниатюрная, золотоволосая, голубоглазая – и к тому же дочь маркиза. При этом она настолько не уверена в себе, что больше похожа на мышку, чем на девушку.

Симона сложила веер и двинулась к кадке. Она отнюдь не считала Эммалину своей настоящей подругой: они и встречались-то всего два раза. В первый раз – три дня назад, в Сент-Джеймсском дворце, когда, облаченные в нелепые платья с фижмами и мерзко тугие корсеты, дожидались официального представления королеве. Эммалина чуть было не упала в обморок от волнения, и Симона поддержала ее, что привело к неизбежному разговору после того, как девушка восстановила дыхание.

Только благодаря тому что во время этой первой встречи Эммалина вела себя без всякого аристократизма, состоялась их вторая встреча на балу леди Как-ее-там-бишь-позавчера вечером. Ни Эммалине, ни Симоне совершенно не хотелось там находиться, и хотя для этого у них были совершенно разные причины, общее чувство объединило их.

– Здравствуй, Эммалина, – сказала Симона, проскальзывая за дерево в кадке.

– Ох, это ты! – Эммалина с облегчением вздохнула и обняла новую подругу. – Я так и знала, что встречу тебя здесь!

Симона мягко высвободилась из объятий Эммалины и осмотрела свои руки, проверяя, не проткнул ли ее один из сотен бледно-розовых кусочков стекляруса, которыми было расшито платье будущей маркизы.

– Ты прячешься по какой-то определенной причине или просто из предосторожности?

Эммалина тяжело привалилась к стене и уставилась в пол.

– Вчера вечером я пожаловалась на головную боль и мне было разрешено остаться дома. К сожалению, маменька не поверит, что такое может случаться два вечера подряд.

Это не было ответом на вопрос, но Симона не стала настаивать, как не стала упоминать и того, что вторая отговорка могла бы подействовать, если бы у Эммалины достало сообразительности устроить какую-нибудь другую болезнь.

– А меня заставила моя сестра, – проговорила Симона, наблюдая за движениями толпы сквозь завесу из пальмовых листьев. – Не знаю, почему именно. Но с другой стороны, я считаю весь этот процесс выезда в свет одной из великих тайн жизни, с которыми неизбежно приходится мириться.

– Кто-нибудь уже приглашал тебя танцевать?

Симона усмехнулась и отступила назад.

– Хитрость в том, чтобы постоянно двигаться, делая вид, будто у тебя есть какое-то важное дело и что ты готова сбить их с ног, если они окажутся у тебя на пути.

– Ой, я это ни за что не смогла бы сделать!

– Что сделать?

– Сбить их с ног, – пояснила Эммалина. – А ты могла бы, и они это знают.

Симона тоже это знала, как знала и то, что эта девушка не имеет ни малейшего понятия о способах постоять за себя в толпе незнакомых людей, например о том, как выдвинуть плечо для правильного удара. Каким только вещам люди не находят нужным научить своих дочерей! Определенно кому-нибудь следовало бы взять Эммалину под свое…

– Хочешь узнать, как это делается? – предложила Симона, предвкушая развлечение, которого вполне могло бы хватить на несколько месяцев. – Я с радостью тебя научу.

– Боюсь, я не…

– Чепуха! – перебила ее Симона. – Любой может научиться, если захочет.

Улыбка Эммалины казалась довольно бледной.

– Я ценю твое предложение, Симона, но никакой надежды на успех нет, а усилия не оставят тебе времени на твои собственные… – тут она посмотрела сквозь пальмовые ветки и снова сделала жалкую попытку улыбнуться, – …интересы.

Симона нетерпеливо вздохнула: «Боже правый, эта девушка – просто враг сама себе! Неужели она никогда не произносит ни одной фразы, в которой не содержалось бы «нет»?

– Мне нравятся трудные задачи. А что до моих интересов… – Симона тихо засмеялась и придвинулась ближе: – Я выношу все это только, чтобы моя сестра и опекун были довольны. Еще за послушание я получила лошадь, которую давно хотела иметь. Однако закончить сезон накрепко привязанной к какому-то мужчине я вовсе не собираюсь.

Глаза Эммалины округлились, и лишь спустя несколько долгих секунд она, моргнув, сглотнула, а затем взволнованно спросила:

– Ты правда не шутишь? А я вот собираюсь выйти замуж за первого же мужчину, который сделает мне предложение, и покончить с этим раз и навсегда.

– Тогда, – заявила Симона, нисколько не смущаясь, – надо, чтобы сперва они узнали отвоем существовании: иначе кто же сделает тебе предложение?

– Наверное, ты права.

Симона гордо вскинула подбородок.

– Я всегда права, – заверила она собеседницу и выпрямилась, – можешь мне поверить.

Эммалина глубоко вздохнула, и Симона посчитала это знаком согласия. Она протянула обе руки и держала их так, пока Эммалина неохотно не положила свои руки на ее ладони.

– А теперь подними подбородок, как я, – велела Симона, и Эммалина тут же посмотрела на потолок. – Не настолько высоко, если не хочешь заработать себе боль в шее. Помнишь, как Виктория держала голову, когда нас ей представляли?

На этот раз Эммалина изобразила все идеально, чем заслужила одобрительную ухмылку подруги.

– Теперь верно. Так, расправь плечи…

«Боже правый, эта девушка ни в чем не знает середины! А если принять во внимание пышность ее груди…»

– Это не называется «расправить плечи», – простонала Симона, отчаянно стараясь не расхохотаться. – Это называется «мои груди войдут в комнату на пять минут раньше меня».

Эммалина вздохнула и понурилась:

– Видишь, я безнадежна! Я всю жизнь старалась быть хорошей девочкой и, как положено хорошим девочкам, оставаться незаметной. А вот теперь вдруг… – Она покачала головой. – Я совершенно не представляю себе, что надо делать, чтобы меня замечали так, как нужно.

«Да уж. И где, к дьяволу, была твоя мать последние несколько лет?»

– Ничего, мы это быстро исправим, – заверила ее Симона. – Отведи плечи назад, но наполовину не так сильно, как в первый раз. Отлично! А теперь, когда мы освоили основную демонстрацию, тебе надо пройти… нет, проплыть невероятно величественно к столику с пуншем.

Эммалина бросила быстрый взгляд на многочисленные напитки, а потом снова посмотрела на Симону.

– Пожалуйста, обещай мне, что не уйдешь и не оставишь меня там одну!

– Святой истинный крест. – Симона выпустила руки Эммалины. – Мы выходим на счет три, владея всем миром и всем, что видим вокруг. Готова? – Симона подняла голову и расправила плечи со словами: – Раз, два, следуй за мной, три! – Она решительно двинулась вперед.

Как ни удивительно, Эммалина последовала за ней и вскоре, догнав, пошла рядом. Симоне приятно было сознавать, что шесть долгих лет с бесконечными уроками светских манер все-таки оказались не совсем бесполезными. Бедняжка Эмми: оставить ее справляться с трудностями в одиночку было бы невероятной жестокостью! Симона надеялась, что ей удастся внушить Эмми хоть немного уверенности в себе. Конечно, как только это случится, все сочтут, что Эмми обязана положительно воздействовать на новую подругу. Симона усмехнулась. Ну уж, черта с два!

Тристан медленно пил шампанское, в тысячный раз оглядывая вихрь юбок, и в очередной раз приходил к выводу, что поиски жены хоть и являются, несомненно, необходимыми, но остаются ужасно скучным делом. Мало того, что он совершенно отупел, пытаясь запомнить имена и лица, которые его ничуть не интересовали, так еще его чуть не парализовало от тех усилий, которые он прилагал, чтобы удержать на лице фальшивую улыбку.

Скользнув взглядом по краю зала, Тристан заметил розовый атлас и золотистые локоны. Похоже, сильная жажда выгнала-таки его сестру из-за пальмы! Усмехнувшись, он снова поднес бокал к губам.

А может, и не жажда. Взгляд Тристана остановился на темноволосой красавице, которая, стоя рядом с его сестрой, явно пыталась подбодрить ее. Ультрамариновое платье незнакомки было на удивление простым, что делало формы, которые оно облекало, гораздо более женственными. Волосы у нее не были собраны на макушке в модную прическу: она просто отвела две боковые пряди назад и сколола их в мягкий узел, предоставив остальным прекрасным иссиня-черным локонам ниспадать ей на спину.

Уголки губ Тристана приподнялись в одобрительной улыбке.

– Если я правильно понял, ты нашел-таки кого-то, кто вызвал твой интерес? – Услышав знакомый голос рядом с собой, Тристан безмолвно напомнил себе, что надо почаще работать над тем, чтобы не казаться чересчур понятным для окружающих.

– У столика с пуншем, Ноуланд, – ответил он. – Женщина, которая разговаривает с моей сестрой. Что ты про нее знаешь?

Его друг по школьным годам в Итоне чуть подался вперед, чтобы лучше видеть, и при этом стал похож на неустойчивую кеглю. Спустя мгновение он снова встал прямо, сделал глоток шампанского и небрежно ответил:

– Кажется, там леди Симона Тернбридж.

– Тернбридж, – задумчиво повторил Тристан. – Это имя мне ни о чем не говорит.

– Наверное, потому, что ты никогда не обращал внимания на такие вещи.

– Естественно, поскольку не мог рассчитывать на наследство, ради которого стоит беспокоиться.

Ноуланд кивнул и приподнял бокал.

– Симона – одна из незаконных дочек старого герцога Райленда, – с усмешкой сообщил он. – Судя по слухам, ей двадцать, но ее первый сезон был отложен, так как понадобилась целая вечность и легион знатоков этикета, чтобы сделать ее хоть немного презентабельной.

Неужели легион? Судя по прическе и простоте наряда, леди Симона смогла устоять перед всеми.

– Она, безусловно, красива.

– Возможно… – Ноуланд пожал плечами, и в его голосе прозвучали нотки осуждения. В эту секунду леди Симона запрокинула голову и засмеялась…

Чувствуя, как участился его пульс, Тристан выгнул бровь:

– С ней связана какая-то история?

– Если уж на то пошло, то много историй.

– Например?

Насколько он мог судить с такого расстояния, в Симоне не было никакой искусственности; очень вероятно, что она окажется роскошной возлюбленной.

– Достаточно сказать, что женитьба на ней гарантирует вам не жизнь, а ад. Она неукрощенный ужас и самый страшный кошмар всех маменек.

«Что ставит ее в ряд лучших фантазий мужчины, – подумал Тристан. – Надо надеяться, лишь бы голос ее не напоминал звук ногтя, скребущего по грифельной доске…»

– Приведи мне пример ее ужасного поведения.

– Она ездит верхом в мужском седле. Нужно ли продолжать?

– Нет. – Широко улыбнувшись, Тристан направился через бальный зал к сладкому кусочку, стоявшему рядом с его сестрой.

– Эмми, до обеда осталось десять минут, – объявила Симона, когда ее подруга сделала очередной глоток сиропо-подобного пунша. – Как только хозяйка зазвонит в колокольчик, мы будем свободны от танцевальной опасности…

Внезапно Симона нахмурилась и наклонила голову, пытаясь снова уловить какой-то неуместный звук.

– Что-то случилось?

– Не знаю, – призналась она. – Мне показалось, что я слышу странное потрескивание.

– Может быть…

Что бы Эмми ни собиралась предположить, ее слова потонули в оглушительном реве, в сопровождении которого огромный огненный шар пролетел вверх по лестнице и взорвался посреди заполненного людьми бального зала. В следующее мгновение пламя рванулось во все стороны, превращая веселый смех в панические вопли.

Симона застыла на месте. Воздух внезапно стал очень жарким и разреженным, хотя огня почти не было: только драпировки пылали, словно факелы. Затем вспыхнули обои позади оркестра, и это означало, что через считанные минуты весь зал будет охвачен огнем.

Эмми схватила Симону за руку.

– Помоги мне найти брата! – выкрикнула она и стремительно втащила подругу в толпу народа, рвущегося к дверям террасы.

Симона неохотно последовала за ней, на ходу оценивая ситуацию. Слишком много народа, слишком маленькое пространство, слишком мало дверей… Если они последуют за бегущими…

Что-то в глубине сознания Симоны щелкнуло, и тут же ее мозг снова начал работать на все сто. Она изо всех сил дернула Эммалину за руку.

– Назад! – крикнула она, перекрывая шум. – Нас задавят! Надо двигаться в другую сторону!

– Но сперва надо найти Тристана!

Симона скрипнула зубами, вспомнив, что ей и самой нужно найти Хейвуда, который скорее всего находился в саду с женой лорда Дентона.

– Мы отыщем твоего брата, как только выберемся отсюда, – пообещала она Эмми и потащила ее по направлению к игорным комнатам, надеясь на то, что в них найдется хотя бы одно окно, выходящее во двор. Если им придется прыгать, все равно шансы выжить будут выше, чем в обезумевшей толпе, рвущейся к выходу.

Задыхаясь от дыма, который становился все гуще и обжигал легкие с каждым мучительным вдохом, Симона с Эммалиной пробирались по комнатам мимо брошенных карточных столов, не забывая закрывать за собой двери, ведущие в бальный зал. Возможно, игравшие в этих комнатах люди уже нашли выход, и им достаточно будет просто последовать за ними.

«Вот и конец приятным ожиданиям», – безмолвно призналась себе Симона, когда они вбежали в пустую комнату, где оказалась не дверь, а высокое и совершенно целое окно в дальней стене.

Эмми тихо заплакала, а Симона остановилась, чтобы глотнуть тяжелого, едкого воздуха, после чего направилась к окну и стала отчаянно дергать тяжелую раму. Потом она взглянула вниз, на подъездную аллею, на которой не было никого, кто мог бы прийти им с Эмми на помощь. Кучера отчаянно пытались убрать свои кареты и лошадей подальше от горящего особняка, и, конечно, никому из них в голову не пришло посмотреть наверх. Но даже если бы они это сделали, кому охота спасать двух глупых молодых женщин!

Симона еще раз потянула раму, с отчаянием понимая, что дым вокруг них становится все гуще, но окно по-прежнему отказывалось открываться. Тогда она быстро повернулась и осмотрела комнату, стараясь найти что-нибудь потяжелее, чем можно было бы разбить окно. Кресла были слишком велики, чтобы даже попытаться сдвинуть их с места, не говоря уже о том, чтобы поднять и бросить, каминная полка тоже…

Внезапно Симона подхватила юбки и ринулась мимо застывшей подруги к камину, а затем вернулась, крепко сжимая в руке железную кочергу и пытаясь сообразить, что они предпримут после того, как стекло будет разбито.

– Тристан! – вдруг громко закричала Эмми, и Симона, стремительно обернувшись, увидела, как она бросается в объятия высокого, темноволосого и невероятно широкоплечего мужчины. Более низкий русоволосый его спутник стоял позади, закрывая дверь.

– Задвинь ковер под нижний край двери, – отрывисто приказал мужчина Эмми, после чего, устремив на Симону пристальный взгляд темных глаз, двинулся в ней, протягивая руку; – Позвольте мне, пожалуйста.

– Слава Богу, вы смогли сюда добраться! – Она охотно протянула ему кочергу. – Я Симона.

– Тристан. – Коротко кивнув в сторону своего спутника, брат Эмми добавил: – Это Ноуланд. – Полагая, что церемония знакомства окончена, быстро шагнул к окну, и Симона услышала звон разбитого стекла.

Ноуланд, пробежав мимо нее, выглянул в отверстие, проделанное братом Эмми.

– Боже правый! – воскликнул он, выпрямляясь. – До земли три этажа, а внизу каменные плиты. Мы разобьемся вдребезги!

Не теряя ни минуты, Симона бросилась к занавескам, но едва она успела схватиться за ткань, как поняла, что надеяться на них нельзя. Тем не менее она с силой потянула их вниз, срывая с окна вместе с карнизом, однако туча пыли, прибавившись к дыму, заставила ее отшатнуться назад.

В тот же момент словно стальной обруч сомкнулся вокруг ее талии.

– Не двигайтесь! – приказал Тристан. – Я собираюсь срезать вашу юбку с корсажа.

Симона вспыхнула:

– Чересчур большая вольность, вы не находите?

Тем не менее она подняла руки, чтобы не мешать, и спокойно наблюдала за тем, как брат Эмми режет парчу острым осколком стекла.

Повернув голову, Тристан посмотрел на нее с дьявольской улыбкой:

– Людям будет о чем поговорить, если нас найдут мертвыми.

Не выдержав, Симона рассмеялась, и тут Эммалина взвыла от двери:

– Я не хочу умирать!

– Мы тоже, Эм. – Тристан разрезал последние нитки на платье Симоны. – Мы тоже не собираемся этого делать. Ноуланд, возьми кусок стекла и отрежь юбку моей сестры.

Пока Ноуланд поспешно выполнял приказ, Симона перешагнула через ультрамариновую ткань, упавшую к ее ногам, а потом подхватила ее и развернула так, чтобы Тристану удобнее было разрезать шов, который присбаривал кусок ткани, превращая ее в пышный по моде шлейф. Какая-то часть ее мозга отметила, что дым вокруг них становится все гуще, однако это не помешало им разделить материю на крепкие полосы.

Когда импровизированные веревки были готовы, Тристан начал соединять их концы, и Симона выгнула бровь, наблюдая за ним.

– Да вы моряк! – не выдержав, воскликнула она.

Тристан на мгновение задержал на ней свой взгляд и улыбнулся.

– Вы тоже знакомы с морским делом?

Симона пожала плечами, и Тристан рассмеялся: его смех оказался низким и раскатистым, он звучал одновременно волнующе и успокаивающе. Симона была избавлена от необходимости обдумывать этот парадокс, потому что в этот момент Ноуланд вывалил розовые полосы на кучу ультрамариновых.

– Может, используем письменный стол как якорь? – осведомился он. – Тогда лучше подвинуть его к окну.

Тристан кивнул, и Симона тут же принялась помогать тащить огромный стол на нужное место. Эммалина тоже присоединилась к ним, и втроем они кое-как сумели проволочить громадный стол из красного дерева через комнату.

Когда стол задвинули на нужное место, Тристан бросил моток веревки на крышку, захватил один из концов и наклонился, закрепляя его на ближайшей ножке. Потом быстро проверил веревку и, выкинув конец в открытое окно, приказал:

– Ноуланд, ты лезешь первым!

– Почему я? – захныкал Ноуланд, уже сидя на подоконнике и берясь за веревку.

– Одному из нас надо быть внизу, чтобы поймать Эм и Симону, если ткань не выдержит.

– Ах да, конечно…

– А еще, – добавил Тристан с озорной ухмылкой, – если веревка выдержит твой вес, то выдержит и любого из нас.

Ноуланд передернул плечами.

– Я никогда до конца тебе не доверял, знаешь ли.

– Это вполне понятно. А теперь спускайся.

Ноуланд глубоко вдохнул и перенес свой вес с подоконника на веревку. Материя натянулась, а стол немного сдвинулся к окну, но узлы выдержали.

Симона, Эмми и Тристан, стоя у окна, затаив дыхание, наблюдали за тем, как Ноуланд раскачивается на веревке, приближаясь к земле.

Как только его ноги коснулись гравия, Тристан повернулся, схватил сестру за плечи и посадил на подоконник со словами:

– Ты следующая.

Глаза Эммалины округлились; она изумленно переводила взгляд с брата на подругу.

– Но тогда ты останешься с Симоной наедине, и ее честь будет в опасности!

– Ах, Бога ради. Эмми! – Симона невольно начала злиться. – При данных обстоятельствах я сомневаюсь, что твой брат решит покуситься на мою честь. Давай сперва уберемся отсюда, а уж потом будем заботиться о соблюдении приличий.

– Наверное, ты права! – успела пропищать Эмми, прежде чем Тристан схватил ее ноги и перебросил их наружу.

– Еще как права! А теперь лезь, а то тут уже невозможно дышать.

В конце концов Эммалина решительно сдвинулась с подоконника и доверила свой вес веревке, однако дальше не сдвинулась ни на дюйм. Высунувшись в окно, Тристан ухватился руками за подоконник и принялся терпеливо уговаривать сестру:

– Если ты будешь так висеть, от этого никому никакой пользы, Эм. Тебе нужно по очереди передвигать руки по веревке.

Эмми посмотрела вниз, потом снова вверх, и глаза ее наполнились слезами.

– А что, если я не смогу удержаться и упаду?

– Ноуланд поймает тебя. Поверь, приземлиться на него – все равно что упасть на пуховую перину.

Наконец Эмми кивнула, судорожно сглотнула и начала спускаться, передвигая вниз то одну руку, то другую.

– Наша веревка помогла спуститься двоим, – тихо проговорил Тристан, отступив от окна, – но она может разорваться в любой момент.

Увидев, что Эмми благополучно достигла земли, Симона облегченно вздохнула и взялась за веревку:

– Больше жизнерадостности, и дело будет в шляпе!

Тристан ухмыльнулся.

– Я просто упоминаю о возможных вариантах.

– Все варианты хороши, если речь идет о том, чтобы покинуть горящее здание. – Симона посмотрела на Ноуланда, застывшего внизу с поднятыми руками.

– А вот у меня есть кое-что, о чем я буду жалеть, если мне повезет, – не унимался Тристан.

«О, Боже, неужели нужно изливать тайные движения души именно сейчас!»

– И что же это?

Глаза Тристана заискрились, а его улыбка…

Сердце Симоны неожиданно екнуло, грудь сдавило, словно обручем, когда он прижал ладони к ее щекам.

«Но он же не собирается… Ох, собирается!»

И тут Тристан поцеловал ее, да так, что ее дыхание восстановилось протяжным вздохом, а губы Симоны сами открылись ему навстречу. Потом он отпустил ее, но она все продолжала растерянно смотреть на него.

Наконец Симона выгнула бровь и высокомерно объявила:

– Это было в высшей степени неприлично, знаете ли.

– Безусловно, – согласился Тристан. – Но, надеюсь, приятно?

– Отчасти, – признала Симона, осторожно слезая с подоконника. – Надеюсь, вы хорошо вяжете узлы? Жаль, но сейчас мне придется проверить ваше умение.

Тристан терпеливо наблюдал за тем, как она спускается по веревке с быстротой и ловкостью, которые заставляли предположить немалый опыт. Боже всемогущий, какая интересная женщина! Она уже выказала стойкость и самообладание, а если добавить к этому красоту и природную чувственность…

– Я еще даже не начал показывать тебе все прелести знакомства со мной, драгоценная Симона, – пробормотал Тристан и взялся за веревку…