Пробормотав некое подобие приветствия, Тристан отступил в сторону, и тут же складка между бровей Симоны разгладилась.

– Леди Эммалина, вы сегодня чудесно выглядите! – заявил Ноуланд.

Эммалина зарделась.

– На мне фартук, покрытый пятнами краски, разве вы не видите?

– Ни одной другой женщине во всей империи он не идет так, как вам.

Тристан вздохнул и сосредоточил внимание на мольберте, вернее, на том факте, что его друг откровенно ухаживает за его юной невинной сестрой.

– Полагаю, вы говорите такие вещи всем молодым леди… – Эм потупилась и отвернулась.

– Уверяю вас, нет! Вы редчайший из цветов, прекрасная, нежная, само воплощение женственности…

Боже правый! Тристану показалось, что его сейчас стошнит.

Он холодно улыбнулся:

– Ноуланд, есть ли какие-то особые причины, по которым я тебе понадобился?

На секунду Ноуланд замер, потом вздохнул:

– Да. Я узнал подробности о вчерашней катастрофе и просто не мог не поделиться ими с кем-нибудь. Оказывается, пожар начался в одной из спален, когда на пол случайно сбросили лампу. Те, кто находился в комнате, не сразу это заметили и…

– Как они могли не заметить пожар? – прервала Ноуланда Эммалина.

Да, полная наивность. Тристан напомнил себе, что надо будет просветить сестру, но сделать это по возможности аккуратно. От Ноуланда, будь он проклят, никакой пользы не было: он просто застыл на месте, дергая себя за воротник и уставившись на стеклянный потолок оранжереи.

– Те люди были заняты другим, Эмми, – подсказала Симона с диванчика. – Обычно в этом случае говорят «были ослеплены страстью».

Глаза Эммалины округлились.

– О! – тихо прошептала она, сосредоточенно двигая кисточкой по холсту. – Я этого не знала.

Ситуация быстро начала переходить в разряд неловких, и Симона решила не доводить дело до полного конфуза.

– Конечно же, знала, Эмми; просто тебя настолько увлекла живопись, что все остальное теперь представляется чужим и туманным. Со мной это случается постоянно… по другим поводам. Так что вы рассказывали, лорд Ноуланд?

Пока Тристан безмолвно благодарил Симону за ее доброту и находчивость, Ноуланд пытался собраться с мыслями. Наконец он начал увлеченно рассказывать:

– Огонь быстро вышел из-под контроля и начал распространяться. В результате мы имеем трех погибших и двадцать раненых, из которых двое вряд ли поправятся.

– Как это ужасно! – Эммалина печально вздохнула.

– Согласен, – заметил Тристан, – но все могло обернуться еще гораздо хуже.

– Верно! – поддержал его Ноуланд. – Если бы это случилось, нам всем пришлось бы убирать бальные туфли до конца сезона, а так празднества остановлены только на две недели – время для того, чтобы отдать дань уважения и все такое. Потом охота снова возобновится, и мы…

– Наверное, две недели все-таки лучше, чем ничего. – Симона вздохнула, и Ноуланд впервые за это утро повернулся, чтобы посмотреть на нее:

– Вас не радует перспектива парадных приемов?

– Я очень плохо переношу скуку, лорд Ноуланд.

Эммалина прекратила размахивать кистью и выглянула из-за края холста.

– Наверное, ты уже достигла предела, позируя мне все утро, верно?

– Мне не скучно, – улыбнулась Симона, – но я была бы рада, если бы мне разрешили встать и походить по комнате, пока я еще не разучилась это делать.

Эмми посмотрела на Тристана.

– Может, мы закончим на сегодня? – робко спросила она. Тристан перевел взгляд на полотно и сразу понял, что работа почти не продвинулась. Но в отсутствии у Эм творческой скорости были свои преимущества.

– Пожалуй, при условии, что наша гостья согласится снова позировать завтра утром.

– Я согласна! – тут же откликнулась Симона.

– Тогда на сегодня все! – объявила Эммалина и стала полоскать кисточку в жестяной банке. – Может, вы хотите чего-нибудь поесть: я могу поговорить с кухаркой насчет хлеба с абрикосовым вареньем.

Глядя, как Симона медленно потягивается, расправляя спину, Тристан пожал плечами.

– Никогда не отказываюсь, если мне предлагают сладкое.

– Тогда я посмотрю, что можно сделать, – пообещала Эммалина, и тут же Ноуланд стремительно ринулся к ней.

– Позвольте мне взять банку с краской, леди Эммалина! Тристан оглянулся и увидел, что Ноуланд отнимает у его сестры жестянку, а та бурно протестует:

– Это не краска, лорд Ноуланд, это скипидар, и он испортит вам костюм, если вы будете неосторожны.

Вместе они направились к дверям, ведущим в дом; при этом Ноуланд не переставал трещать:

– Я с радостью пожертвую ради вас всем моим гардеробом, леди Эммалина, и никакая жертва не покажется мне слишком большой!

– Надеюсь, он будет осторожен, – сказала Симона со смехом и встала с дивана. – Мне не хочется увидеть Ноуланда голым.

– Никому из нас не хочется.

– Не знаю, не знаю. По-моему, ваш друг заинтересовался Эмми.

– Значит, мне надо позаботиться, чтобы она пока больше выезжала.

– Разве он вам не нравится?

– Ноуланд достаточно мил и из хорошей семьи, – объяснил Тристан, глядя, как Симона неспешно идет к нему, и гадая, насколько стремительно можно будет вести ее обольщение. – Но он не кажется мне тем человеком, который заставит сердечко Эм биться быстрее.

– Не могу не заметить, лорд Локвуд, – проговорила Симона негромко, останавливаясь перед ним и чуть запрокидывая голову, – что ваше чрезмерное увлечение ускоренным биением и трепетанием сердец слегка удивляет.

Тристан вздохнул. Разумеется, Симона права, и его сердце не единственный орган, на который она воздействует столь заметно. Он тут же поменял позу, чтобы не демонстрировать свое растущее напряжение, а затем шагнул ближе и положил руки ей на талию.

– Мне нравится это ощущение, а вам?

Ее глаза озорно вспыхнули, уголки губ приподнялись. Подняв руку, Симона начала играть с верхней пуговицей его сюртука.

– Это довольно приятно.

– И все?

Симона медленно расстегнула пуговицу, и Тристан подумал, что, если бы они уже были любовниками, ему хватило бы пяти минут, чтобы уложить красавицу на кушетку и удовлетворить ее желания. Но поскольку они ими еще не стали, а поспешное совокупление убийственно для первого опыта…

Он неспешно потянулся к расстегнутому вороту и начал соединять пуговки с петлями, постоянно поглаживая тыльной стороной пальцев шелковистую кожу ее шеи.

– Выбери время и место, Симона, – прошептал он, – и я позабочусь о том, чтобы наслаждение длилось столько, сколько ты сможешь вынести.

Желание и влечение закружились в темной глубине ее глаз.

– Сегодня в полночь. – Он постарался успеть раньше, чем благопристойность и осторожность заставят ее подавить порыв. – Я буду ждать в саду вашего особняка.

Взгляд Симоны на секунду скользнул ему за спину, а потом она тихо кашлянула.

Обернувшись, Тристан замер. Это были не Эммалина и не Ноуланд…

– Люсинда, – напряженно проговорил он.

Мачеха плыла к ним, одетая, как обычно, в черный бомбазин. И как обычно, она даже не ответила на его приветствие, заставив его в очередной раз ощутить себя здесь незваным гостем. Впрочем, он сумел удержаться и не стал напоминать ей о том, что теперь этот дом принадлежит ему.

Взяв Симону за руку, Тристан притянул ее к себе.

– Послушай, Люсинда, я хотел бы представить тебе подругу Эммалины, леди Симону Тернбридж.

Холодный взгляд Люсинды Таунсенд равнодушно скользнул по гостье.

– Леди Симона, как вы уже могли догадаться, перед вами мать Эммалины, вдовствующая леди Локвуд.

Его сарказм не укрылся от Люсинды.

– Я остаюсь леди Локвуд, пока ты не женишься, Тристан.

В улыбке, которую он адресовал мачехе, не было тепла.

– Это вполне может произойти еще до конца месяца или даже раньше, если у меня получится.

Симона настороженно наблюдала за хозяйкой дома, ища повод, который позволил бы ей уйти и предоставить любезным хозяевам сражаться без посторонних.

На секунду Люсинда стиснула зубы, а потом Симона прочла в глубине ее глаз принятое решение. В следующий миг внимание почтенной дамы переключилось на нее:

– Кажется, вы подопечная герцога Райленда? Я много о вас слышала.

Еще бы! Почти весь Лондон о ней слышал. А поскольку осуществлять отступление было уже поздно, Симона улыбнулась:

– Уверена, среди этого «много» было мало хорошего.

– Да, почти ничего.

– Зато все очень интересно, не так ли?

Леди Локвуд заморгала, а плечи Тристана затряслись от беззвучного смеха.

– Где твоя сестра?

Тристан откашлялся.

– Они с лордом Ноуландом несколько секунд назад отправились на кухню в надежде выпросить у кухарки хлеба с вареньем.

– И оставили вас с леди Симоной вдвоем?

Плечи Тристана чуть приподнялись:

– А вы не встревожены тем, что Эм и Ноуланд проводят время наедине?

– Я буду ждать здесь с вами их возвращения! – объявила Люсинда, складывая руки под массивной грудью.

Симона подумала, что характер этой женщины мог бы улучшиться, если бы она немного распустила шнуровку, в то время как Тристан лениво осведомился:

– Как проходит траур? – В ответ на возмущенный взгляд мачехи он жизнерадостно добавил: – Надеюсь, сегодня привезут еще какую-нибудь новую мебель?

– Нет. Никакой мебели.

– Ах да, конечно, сегодня ведь среда – день ювелира! На этот раз он привез изумруды или рубины?

– Ты становишься невыносимым.

– Что я могу сказать? – Улыбка Тристана стала холодной. – Это вы вдохновляете меня.

– Сегодня не ювелир, сегодня – день поверенного.

– А, теперь понятно, откуда расстройство.

Симона заставила себя улыбнуться.

– Думаю, мне пора ехать, – Она скромно опустила глаза. – Пожалуйста, передайте Эммалине мою благодарность за гостеприимство вместе с сожалениями по поводу того, что я не смогла задержаться дольше. – Симона повернулась к леди Локвуд: – Приятно было познакомиться с вами.

– Чего не могу сказать о себе, – скривилась леди Локвуд. – Дворецкий вас проводит.

Что можно было сказать на подобное прощание? «Надеюсь, вы скоро упадете с лестницы и сломаете свою мерзкую шею»? Ну уж нет! Решив быть выше этого, Симона усмехнулась.

– Я провожу леди Симону. – Взяв жакет, Тристан приподнял его, чтобы Симоне было удобнее надевать его.

– Как тебе угодно, но я хочу напомнить, что репутация леди Симоны определенно не является безупречной, – ледяным тоном заявила леди Локвуд. – Тем не менее вряд ли стоит порочить ее еще сильнее.

Симона нисколько не удивилась, когда Тристан, пожав плечами, взял ее под локоть, бросая открытый вызов правилам приличия.

– Если вы настолько этим озабочены, можете пройти следом за нами, – сказал он, не оборачиваясь. – Только советую немного приотстать, чтобы вам не пришлось слушать все отзывы о вас с моей стороны.

– Неужели твое низкое поведение не знает никаких границ?

– Конечно, знает, но эти границы распространяются гораздо дальше, чем ваши.

Пока Симона шла с Тристаном к выходу из особняка, она успела подумать, что нежелание Люсинды Таунсенд заниматься материнскими обязанностями – это немалое благо. Судя по всему, служащие, нанятые леди Локвуд для того, чтобы растить Эммалину, справились со своей задачей гораздо лучше, чем это могла бы сделать ее мать.

– Мне очень жаль, что ты оказалась в центре всего этого.

– Мне тоже.

– Наверное, ты хочешь узнать подробности о моей мачехе?

Симона на мгновение задумалась. Какая-то часть ее существа просто умирала от нездорового любопытства, а вот другая часть…

– Не знаю, – призналась она и внимательно взглянула на Тристана. – Это может как-то повлиять на то, как я отношусь к дружбе с твоей сестрой?

– Вероятно, не к лучшему.

– Меня нелегко испугать или оскорбить.

– Я это заметил.

Лишь когда лакей открыл дверь, Тристан перестал хмуриться.

– Как и то, что меня легко завлечь? – интересовалась Симона, пока они спускались по лестнице на улицу.

Тристан широко улыбнулся:

– Я считаю, что ты – очаровательно трудный вызов.

– Наверное, это лучше, чем считаться безнравственной и распутной.

– Определенно лучше.

– Тогда я воспринимаю эти слова как похвалу.

На улице Симону дожидался ее грум Элвин, держа поводья двух коней; увидев хозяйку, он быстро выпрямился и повернул голову туда, где стоял еще один конь – надо полагать, принадлежавший Тристану.

Конь Тристана тряхнул гривой и, приветственно фыркнув, задержал повод, который был привязан к железному кольцу.

– Для женщин и для мужчин правила разные, – напомнила Симона. – Вы утром вернетесь сюда, чтобы дать Эмми еще один урок живописи?

– Думаю, да. Но я предпочитаю увидеться с тобой наедине в полночь.

«В полночь. Наедине». Кровь Симоны забурлила, сердце забилось быстрее, но она промолчала, так как Элвин стоял слишком близко. С учетом того, с какой скоростью известия о ее промашках достигали обеденного стола, Симона давно решила, что Дрейтон или Хейвуд приплачивают груму, чтобы тот докладывал им о каждом ее вздохе, и ей вряд ли стоило прибавлять еще что-то к тому, что скорее всего и так окажется слишком интересной историей.

Приняв от Элвина поводья, Симона обернулась:

– Было приятно снова вас увидеть, лорд Локвуд. – Поставив ногу на подставленные грумом ладони, она ловко села в мужское седло.

– Леди Симона! – Тристан почтительно поклонился Симоне, и она посмотрела на него с высоты седла. Неожиданно ее мозг словно превратил реальность в фантазию: день стал ночью, а она сидела не на широкой спине коня, а на стройных мужских бедрах. У нее перехватило дыхание и закружилась голова.

Испугавшись столь бурной реакции, Симона развернула коня и решительно направила его, а заодно и собственные мысли в безопасную сторону.

Тристан долго провожал ее взглядом. Когда расстояние между ними увеличилось, он прищурил глаза, чтобы видеть как можно четче. Проклятие, Симона оказалась превосходной всадницей! Любой, кто способен ехать рысью так, чтобы казалось, будто это легко и удобно, просто рожден для верховой езды.

Ему тут же представилась захватывающая картина: Симона приподнялась на стременах и мчится во весь опор, вытянувшись над шеей скачущего коня; она начнет смеяться, и ветер ударит ей в лицо, и треплет распущенные волосы…

Тристан улыбнулся, искренне восхищаясь ее отвагой и неукротимым духом. Он готов был поставить особняк, возвышающийся у него за спиной, и все, что в нем находилось, на то, что она не из пугливых, эта сильная, независимая, бесстрашная и находчивая девушка.

Он слышал достаточно сплетен о ней, чтобы знать: Симона не является такой невестой, какая ему нужна, то есть женщиной с безупречной родословной и незапятнанной репутацией, которые компенсировали бы его испорченную родословную и репутацию. Однако леди Симона Тернбридж была настолько идеальной в столь многих других отношениях, что только полный идиот мог отвернуться от соблазна, который она собой представляла. Конечно, добиться того, чтобы она согласилась стать его возлюбленной будет нелегко, и все же…

Тристан отвязал от кольца поводья коня и быстро вскочил в седло. Направляясь к порту, он размышлял о том, как именно ее убедить. Проще всего было бы выложить все карты на стол, чтобы она оценила его честность и прямоту. Что до опасности скандала, которая с этим связана… Если Симона даст себе труд обдумать его предложение, то скорее всего шанс у него есть.

Но если об этом станет известно…

У него спазмом свело живот. Логично рассуждая… Если он не женится на Симоне и если она не получит от него ребенка, то Люсинда не станет считать ее опасной. Симона была дочерью одного герцога и подопечной другого. Если езда в мужском седле и фехтование определенно необычные привычки, но они еще находятся в рамках допустимого, то порочная любовная связь – дело совсем другое. Положим, их разоблачат; тогда ее опекун предоставит ему всего две возможности – либо жениться на ней, либо дать себя заколоть. Первый вариант сделает Симону объектом внимания Люсинды и вполне может стоить ей жизни. Второй в глазах света превратит ее в парию. С учетом столь неприятных вариантов рассчитывать на то, что о них никто не узнает, было бы безответственно и безрассудно. Придется получше обдумать план и устранить все огрехи, прежде чем заниматься обольщением этой неукротимой леди, но Тристан был готов и на это.

Тристан размышлял о возможных вариантах соблазнения Симоны даже слезая с седла и передавая коня заботам слуги. Вскоре его шаги гулко разнеслись на лестнице, которая была такой же пустой, как и его голова, куда упорно не приходило ни одной дельной мысли.

Тристан вошел в контору, и волна теплого воздуха заставила его улыбнуться. Его улыбка превратилась в широкую усмешку, когда мужчина за конторкой поднял голову и устремил на него взгляд поверх стремительно запотевающих очков. Что Лондон, что Сан-Франциско – особой разницы не было. Приятно знать, что некоторые вещи в его жизни остаются постоянными и предсказуемыми.

– Привет, Грегори, – сказал Тристан, направляясь к клерку.

– Добрый день, сэр.

– Думаю, на этот раз он действительно добрый, – согласился Тристан, усаживаясь на угол чудовищно массивной конторки из красного дерева. – Что ты смог узнать про леди Симону?

Грегори снял очки и, вытирая их носовым платком, приступил к отчету:

– Боюсь, очень немного, да и то все это слухи и сплетни.

– Обычно в сплетнях содержится зерно правды. Что люди говорят?

– Симона – внебрачный ребенок и признана королевским указом только после смерти ее отца, покойного герцога Райленда, около шести лет назад. Похоже, никто не знает, где она была до этого, но скорее принадлежала к низшим слоям.

– Откуда это известно?

– Она не умеет правильно себя вести в обществе.

– Скорее просто не выносит всей этой искусственности. А что еще про нее говорят?

Грегори откашлялся.

– Похоже, эта дама несколько сумасбродна, сэр.

– Правда? И в чем это выражается?

– Девушка несколько раз вызывала переполох – выезжая на прогулку верхом, она сидела в мужском седле.

Накануне вечером Ноуланд сказал ему невольно то же самое. Неужели это было всего лишь накануне? Тристан покачал головой. Казалось, прошел уже целый век, как они были знакомы.

– И из-за чего возник этот переполох: из-за того, что она нарушила общепринятые правила, или потому что ездит верхом лучше многих мужчин?

Аккуратно возвратив очки себе на нос, Грегори ответил:

– Я ничего не слышал о ее способностях в отношении верховой езды, сэр, извините, но слышал, что она очень легко теряет голову.

Тристан посторонился: эти сведения явно не согласовывались с общей картиной.

– То есть она увлекается мужчинами?

– Что вы, сэр! – воскликнул Грегори. – Я вовсе не это хотел сказать. Судя по всему, леди Симону гораздо больше интересует возможность срезать пуговицы и вспарывать рукава острыми клинками, нежели ходить на романтические свидания. Молодые люди считают ее слишком кровожадной, а потому не рискуют заводить даже самый благовоспитанный разговор; ну а прикасаться к ней и вообще считается полным безумием.

Интересно. Тристан позволил себе гораздо больше простого прикосновения, а Симона отнюдь не была этим недовольна.

– А что тебе удалось узнать про ее близких?

– Опекун, назначенный для нее короной, нынешний герцог Райленд, бывший артиллерийский офицер, как и вы, неожиданно унаследовал титул. Он женился на старшей сестре Симоны, чем вызвал небольшой скандал. У него и у герцогини Райленд двое маленьких детей, и, как говорят, в ближайшее время ожидается прибавление семейства. Имеется и младшая сестра, но о ней никто ничего не знает.

– Ее зовут Фиона, и она заботится о раненых животных, – сообщил Тристан, вспоминая о просьбе Симоны. – Тебе удалось приобрести такую птичью клетку, о которой я просил?

Грегори возмущенно указал на гроссбух, лежащий перед ним.

– Вместе со всем, что находилось на складе, как вы и распорядились. Это обошлось вам в целое состояние.

Взяв книгу в кожаном переплете, Тристан шутливо воскликнул:

– Что бы я делал без тебя, Грегори!

– Возможно, сами выполняли бы вашу работу…

Тристан с изумлением взглянул на клерка:

– Ты говоришь неприятные вещи!

– Я всегда готов это делать, – парировал Грегори, снова берясь за перо, – просто вы никогда не задерживались достаточно долго, чтобы это заметить.

Тристан тут же схватил перо, не дав обмакнуть его в чернильницу.

– Тебе нужен выходной!

– И чем я буду заниматься в выходной?

– Сходи и купи себе новый костюм, пройдись по музеям, поброди по книжным лавкам, а потом пообедай в хорошем ресторане.

Грегори изумленно посмотрел на хозяина поверх очков, и Тристан, вздохнув, пояснил:

– Новый костюм – чтобы казаться богачом, когда будешь ходить по музею или перебирать книги. Если ты все сделаешь правильно, тебе не придется обедать одному.

Грегори апатично откинулся на спинку стула:

– Ни одна порядочная женщина не станет принимать от незнакомого мужчины приглашение отобедать.

Боже правый! Тристан чуть не взорвался.

– Ты американец, – напомнил он, – культурный и образованный. Любая женщина готова отбросить правила приличия из чистого любопытства, поверь мне.

Покачав головой, Грегори потянулся за гроссбухом:

– Мне надо просмотреть манифест.

– Я сам его просмотрю, – быстро возразил Тристан, направляясь с гроссбухом к двери, – а ты делай, что тебе говорят. Найди хорошенькую молодушку и улыбнись ей; это чудесно поднимает настроение.

– Вы гарантируете?

– Да, как человек чрезвычайно опытный, гарантирую.

Тристан оставил дверь открытой, решив, что если Грегори встанет из-за конторки, чтобы закрыть ее, то не исключено, что он последует совету и выйдет из конторы. Этот человек слишком ответственно относился к своей работе, заставляя своего нанимателя стыдиться того, что сам он наслаждается жизнью.

А ведь именно ради этого наслаждения жизнью Тристан потратил целое состояние на покупку склада, полного привозных товаров. Если говорить точнее, он пошел на подобное безрассудство ради одного – ему хотелось увидеть радость и благодарность на лице Симоны, когда она все это увидит.

Отперев склад, Тристан остановился на пороге, ожидая, пока глаза приспособятся к тусклому свету. Поскольку Симона не согласилась встретиться с ним в саду этой ночью, ему, наверное, придется ждать еще один день, и это к лучшему, мысленно признал он, глядя на многочисленные ящики и свертки. Тщательно продуманная обстановка, почти так же важна, как предвкушение, которое подвигает обе стороны на близость.

Сегодня он позаботится о создании достойной обстановки, и тогда завтра будет свободен и сможет сосредоточить все свои силы на том, чтобы Симона охотно согласилась порезвиться с ним в этой обстановке.

Тихо смеясь и качая головой, Тристан углубился в лабиринт деревянных ящиков, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз был в таком восторге от одной только возможности любовной связи.