Йен бросил взгляд на заднюю дверь дома Райлендов, выпустил в небо струйку дыма и обратился мыслями к событиям этого утра. Его план оказался успешным, даже очень успешным. Ему теперь не понадобилось бы содействие леди Сент-Реджис и Филлипс, но их беззастенчивое вмешательство пошло ему только на пользу. Если в действительности существует такая вещь, как колесо Фортуны, то на этот раз оно повернулось очень вовремя!

В доме Райлендов Йена встретили приветливо, пригласили в гостиную и подали кофе с печеньем. Лорд и леди Райленд благосклонно согласились с разумностью его предложения и, судя по их улыбкам, оценили благородство его поступка.

Надо признаться, Йен был несколько удивлен, когда их светлости позволили леди Фионе самой решать, принять его предложение или нет, но он был уверен в своей способности убеждать. Правда, теперь, оглядываясь назад, Йен признал, что был момент, когда план мог нарушиться. Конечно, не рухнуть, как поезд с рельсов, на полной скорости, и все же… Если бы он заметил надвигающуюся катастрофу, он предпринял бы соответствующие шаги, чтобы не допустить ее, но Йен никак не предполагал, что может потерпеть неудачу.

Когда они с леди Фионой остались одни, он выпустил еще одну длинную струйку дыма и покачал головой. Он мог бы действовать иначе, если бы сообразил, что она не покорная овечка, или если бы вспомнил, как прошлой ночью Фиона стояла на пороге, направив на него пистолет.

А ведь эта женщина отказалась называть его по имени! Затем без тени сомнения она сообщила ему о своем нежелании делить с ним постель и отказалась от свадебного путешествия.

В то же время каждый раз, когда Фиона отказывалась от чего-то, Йену казалось, что нет смысла настаивать на таком пустяке. Однако в конечном счете она… Да, надо признать, она разбила его наголову: очень деликатно и кротко, но тем не менее разгромила полностью. Когда он шел сообщить герцогу и герцогине Райленд счастливую новость о помолвке, две вещи служили ему утешением: бракосочетание все же состоится в намеченные им сроки и невесту ни в малейшей степени не шокирует, если она найдет женский волос на лацкане его пиджака.

Эти моменты значительно перевешивали уступки, которые он сделал. Его первоначальный план оказался небезупречным, но в целом Йен был доволен исходом своего предприятия.

Сидя на садовой скамейке, Йен не отрываясь смотрел на клочок земли у своих ног. Надо же как все завертелось… Война и та не требует столь тщательной подготовки, как женитьба. Трудно выкроить время даже на то, чтобы улизнуть и выкурить сигару.

Все же он ухитрится найти время и заехать в аптеку: ему не хотелось разочаровать леди Балтрип в этот вечер. К счастью, Райленды оставили ему традиционную для мужчины свободу ложиться в постель, с кем он пожелает при условии, что он будет достаточно осмотрителен. Но если он перестанет настойчиво твердить, что их светлости могут сами прекрасно справиться с организацией торжества без его вмешательства и одобрения каждой детали, он потеряет и это тоже.

Леди Балтрип не поймала его на крючок, будучи женщиной невзыскательной и из тех, что готовы терпеливо дожидаться, пока их позовут. Не было никакого сомнения, что он легко может найти ей заместительницу, но не такую же независимую и открыто жаждущую близости женщину, какой показала себя эта леди.

– Говорят, что несчастье любит общество, а?

Йен поспешно вскочил и повернулся к своей будущей невесте; его сердце застучало громче при мысли, что он мог размышлять вслух. Слава Богу, Фиона не выглядела расстроенной, уязвленной или сердитой.

– Может, вы предпочитаете, чтобы мы переносили трудности поодиночке? – насмешливо спросила леди Фиона.

– Но я вовсе не считаю себя несчастным. – Йен жестом пригласил занять место.

– Довожу до вашего сведения, ваша светлость, что вы жалкий лгун, – сказала Фиона, грациозно усаживаясь на скамейку. – Не нужно обладать шестым чувством, чтобы увидеть: вам так же, как и мне, ненавистно оказаться в центре внимания общества.

Йен подавил готовый вырваться вдох.

– Я всегда полагал, что женщины только и ждут момента, когда можно будет в полном блеске предстать перед обществом и получать заслуженные поздравления.

– Вы ошибались, как и во многих других вещах.

– Так вы не хотите устраивать бал по случаю помолвки?

– Если учесть, что я не танцую, бал представляется мне чем-то нелепым.

– Могу я спросить, почему вы не танцуете?

К его удивлению, Фиона быстро встала, сделала шаг в сторону от скамьи, после чего повернулась к нему лицом и взялась руками за юбки. Она ведь не собирается… Да, именно так. Она решительно приподняла низ юбок, причем довольно высоко. Достаточно высоко, чтобы он мог хорошо разглядеть узкие ступни и красивые лодыжки, а также соблазнительные полоски затянутых в шелк идеальной формы икр. Очень смелый и провоцирующий жест для женщины, которая не знает его достаточно хорошо, чтобы называть по имени.

Йен удивленно поднял бровь и заставил себя быстро отвести взгляд.

– Мне представляется, – осторожно предположил он, – что вы могли бы танцевать очень грациозно.

– Вы недостаточно хорошо смотрели, ваша светлость.

Ну, раз она просит его… Йен опустил взгляд.

– Я не вижу здесь ничего, кроме совершенства… Фиона вздохнула и сбросила одну туфлю на траву.

Если не считать, что туфля оказалась очень маленькой, она выглядела совершенно обыкновенно – многие женщины носят такие дома. Иногда их даже надевают на балы, но эти были наряднее, украшенные вплетенными металлическими нитями и жемчужинами. Фиона сбросила вторую туфлю, упавшую рядом с первой, и Йен, нахмурившись, наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть. Только теперь он заметил, что подошва одной туфли на несколько миллиметров толще другой.

Потом он снова посмотрел на ее ноги. Фиона все еще держала юбки приподнятыми: одна ее нога твердо стояла на земле, но ступня другой лишь слегка касалась травы.

Йен сел прямо, изучая форму ее ног. Простой осмотр не выявлял никаких отклонений, и он сделал вывод, что проблема, по всей вероятности, в разной длине бедренных или берцовых костей.

Кивнув и заключив свой подбородок между большим и указательным пальцами, он наконец сказал:

– Теперь вижу.

Фиона не ответила: она просто сделала шаг вперед, чтобы всунуть ногу в туфлю. Йен быстро взглянул на ее лицо, отметив, что на нем не появилось гримасы боли.

– Это результат несчастного случая? – поинтересовался он, пока она надевала туфлю с толстой подошвой.

– Мне сказали, – пояснила Фиона, садясь рядом с ним, – что я родилась с этим.

– Но особой физической боли это вам не причиняет, не так ли?

– Почти не причиняет. – Она издала тихий смешок. – Конечно, это совсем не означает, что в детстве мне не приходилось больно падать. Оглядываясь назад, я вижу: мне еще повезло, что тогда я не свернула себе шею.

Йен вспомнил, что Фиона рассказала ему утром об обстоятельствах своего рождения и раннем детстве. Теперь ему было ясно, что ее не показали врачу тогда, когда медицинское вмешательство могло бы легко устранить проблему. Интересно, как часто она падала, прежде чем кому-то пришла в голову счастливая мысль о туфлях с подошвами разной толщины?..

– Если этот дефект представляется вам достаточной причиной, чтобы отказаться от мысли о браке, я с пониманием отнесусь к этому.

Йен изумленно посмотрел на нее:

– Простите?

– Когда я стала жить у Дрейтона и Кэролайн, они показали меня известному врачу и он сказал, что тут уже ничего нельзя поделать. Еще он сказал, что мои дети, если они у меня будут, могут родиться с таким же дефектом.

– Какой милый человек.

– Он просто был честен со мной, – пожав плечами возразила Фиона. – Тем не менее, я могу понять, какое отторжение может вызвать сама мысль о том, что наши дети могут появиться на свет уродами. Если вы хотите расторгнуть…

– Нет. – Она что, действительно считает его таким ничтожеством? – Мое предложение остается в силе.

– Хорошо, но если вы перемените свое мнение в течение последующих нескольких дней, я…

– Даже не помышляйте об этом, дорогая моя.

Фиона кивнула с печальным смирением и начала говорить, глядя куда-то сквозь деревья:

– В туфлях с такими подошвами я хожу достаточно легко, но в танцах нужно делать шаги назад, и, несмотря на усилия лучших учителей… – Она передернула хрупкими плечиками. – Не могу сказать, сколько раз я падала навзничь, сколько раз повреждала лодыжку, пытаясь научиться танцевать. Но наступает момент, когда вы должны признать: конечный результат не стоит тех мучений, которые приходится испытывать на пути к его достижению.

– Можно многое сказать в пользу здравого смысла, – согласился Йен, – но, возвращаясь к действительности, я хотел бы спросить… Почему ваши родственники так обрадовались возможности устроить для нас бал по случаю помолвки?

– Не имею ни малейшего представления.

Йен посмотрел сквозь деревья вдаль.

– Нам следовало бы, – пробормотал он, – просто сбежать в Гретна-Грин и покончить с этим.

– Нам пришлось бы бегать долго. – Фиона усмехнулась. – Они планируют бал по случаю помолвки, свадьбу и званый вечер.

– Бог мой! – Йен вздохнул. – Почему-то я никогда не думал, насколько сложное это дело – женитьба, и всегда считал, что достаточно в нужное время показаться в церкви, не испугаться, когда придет время произнести требуемые слова, а потом позволить людям жать тебе руку, превращая ее в мягкий пудинг, пока они поздравляют тебя с тем, что ты решил прыгнуть с утеса.

Фиона засмеялась. Это не было тихое щебетанье благовоспитанной леди: нет, она откинула назад голову и засмеялась открыто и искренне удивительно приятным смехом, глубоким и жизнерадостным. Йен смотрел на нее с другого конца скамейки, завороженный великолепием ее улыбки и искрами веселья в ее глазах. Конечно, он всегда знал, что она хорошенькая; любой мужчина согласился бы с этим. Но, Боже всемогущий, когда она радовалась, то становилась просто красавицей.

Фиона вытерла выступившие на глазах слезы, потом облизнула нижнюю губу кончиком бледно-розового язычка. Это движение, делавшее ее похожей на котенка, совершенно очаровало герцога.

– Лучше казаться готовым спрыгнуть с утеса, чем выслушивать глупые вопросы: например, уверена ли ты, что не сделала ужасной ошибки…

– Вы шутите? Люди не могут быть настолько бестактными. Неужели невесте действительно задают такие вопросы?

Фиона кивнула:

– О да. Моим сестрам задавали их снова и снова.

– Но это жестоко!

Фиона пожала плечами:

– Женщины часто превращаются в фурий, когда проигрывают в борьбе за главного холостяка сезона, и это их последний шанс отплатить победительнице.

Йен поморщился. Интересно, а как поступают мужчины? Может быть, так же, а он просто никогда не замечал этого?

– Остается удивляться, почему в таком случае принято устраивать званые вечера и приглашать на них всех недоброжелателей.

– Я полагаю, это как-то связано с тщеславием: ведь в итоге невеста вы, а не другая.

Йен молчал.

Ничего не скажешь, картина неприглядная. Тем не менее, это не отвращает женщин от участия в… своего рода цивилизованных военных действиях. Подумать только, он не имел ни малейшего представления о том, что происходит вокруг него, и ему просто повезло, что он не попал под перекрестный огонь, где его могли сильно покалечить.

– Конечно же, все подробности бракосочетания и приема с пристрастием обсуждаются, – продолжила Фиона, словно желая углубить и расширить познания собеседника. – Какие цветы и украшения у вас были. Какие блюда подавали. Какой оркестр пригласили. Кто шил ваше свадебное платье и другое приданое. Все сравнивается и оценивается – все до мельчайшей мелочи…

– Я ничего не знал об этом и сомневаюсь, что другие мужчины имеют об этом хоть какое-то представление. Для нас еда есть еда, музыка – это музыка, а соревнуемся мы не иначе, как за карточным столом.

– И в том, кто повиснет на вашей руке в конце вечеринки, разве нет?

Ну, свой ящик с секретами Йен не собирался открывать.

– Это относится только к тем, кому не хватило мудрости и удачи жениться на прекрасной женщине.

Взгляд, который Фиона бросила в его сторону, дал ему знать, что она распознала уловку. Фиона медленно выгнула бровь, но вместо того, чтобы уличить герцога в слишком очевидном мошенничестве, спросила:

– Когда мы поженимся, мы будем постоянно кого-то принимать?

Йен кивнул:

– Поскольку я герцог, предполагается, что я должен регулярно хвалиться своим богатством. Уверен, что, будучи свояченицей герцога, вы хорошо знаете, какие обязанности налагает титул на таких несчастных, как мы.

– Нет, не совсем, – призналась Фиона. – Дрейтон устраивает приемы по политическим датам, за рамками этого светская жизнь его не очень интересует.

Политика. Еще одна вещь, о которой Йен имел лишь смутное представление, несмотря на то, что являлся членом палаты лордов.

– У меня сложилось впечатление, что ваш зять в некотором роде реформатор, я прав?

– Думаю, да. Как вы считаете, это хорошо? – Фиона оглядела сад.

– Я мало знаю о взглядах его светлости. – Йен постарался уклониться от ответа. – Последние несколько лет я жил вне Англии и, если уж быть до конца честным, возвратившись, не очень интересовался работой парламента. Это не украшает меня, я знаю, но их речи кажутся мне такими невероятно… – Он пожал плечами и, боясь оскорбить опекуна Фионы, решил не продолжать.

– Невероятно скучными и пустыми, – закончила за него Фиона с улыбкой и мелькнувшим в глазах озорным огоньком. – Дрейтон говорит, что, если бы члены парламента так же любили народ Англии, как звуки собственных голосов, необходимость в реформировании по большей части отпала бы.

Такое заявление, будучи сделано публично, вызвало бы бурное негодование, но внутренне Йен был полностью согласен с ним.

– В следующем сезоне я намереваюсь уделить этому больше внимания, – решительно заявил он. – По крайней мере, высказываниям его светлости. В мире много несправедливости, но я продолжаю верить, что наш долг – насколько в наших силах, делать жизнь лучше. Поскольку мне только предстоит увидеть вашего родственника произносящим пламенные речи, я склонен думать, что он человек здравомыслящий и ставит реальные цели, так что я смогу его поддержать.

Фиона кивнула.

– Вы упомянули, что в последнее время вас не было в Англии. Где же вы находились? Это интересное место?

– Везде интереснее, чем в Англии, – проворчал Йен, прежде чем успел обдумать ответ.

– Почему вы так считаете?

Поскольку Йен сам коснулся этой темы, он не мог проигнорировать вопрос: ведь его считали в некотором роде джентльменом…

– Во-первых, совершенно другая еда. – Теперь он тщательно выбирал слова. – В других странах чаще всего используют больше специй, не только соль и перец. Особенно хороша кухня Индии. Когда меня вызвали в Лондон для пожалования титула, я предусмотрительно захватил с собой повара-индуса. – Он чуть улыбнулся. – Хочу надеяться, что со временем он и моя английская повариха сумеют прийти к некоторому согласию на кухне – тогда я предложу вам попробовать их стряпню, а пока домашние обеды по большей части оставляют у непосвященных чересчур сильное впечатление.

– А вот у нас очень хороший повар, – похвасталась Фиона. – В прошлом он служил поваром в полку у Дрейтона. Когда пришло время выходить в отставку, он написал Дрейтону и попросил рекомендацию, после чего Дрейтон тут же сел в карету и отправился нанимать его, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Сегодня он готовит на обед нечто божественное…

Нечто божественное? У Йена сразу потекли слюнки.

– Я знаю, невежливо напрашиваться на обед… – начал он.

Фиона коротко рассмеялась:

– Разумеется, вы обедаете с нами: Мартин готовит свое фирменное блюдо специально для вас.

Йен пожал плечами. Откуда Мартину известны его любимые блюда? Может быть, Гарри прав, и Фиона умеет читать мысли? Если да, то в его интересах выяснить, насколько далеко простираются ее способности.

Он изобразил беспечную улыбку.

– Как вы узнали, что я люблю острые блюда?

– Всем известно, что вы были военным хирургом, – покровительственно ответила Фиона. – Дрейтон прикинул возможное местонахождение гарнизонов и заключил, что скорее всего вы были где-нибудь на Ближнем Востоке. – Она ухмыльнулась и с весельем в глазах добавила: – А дальше пришлось рисковать…

Йен поежился. Жениться на женщине, способной читать мысли, – это уж слишком. Гарри всегда был доверчивым глупцом; после стольких лет он должен был бы знать это и не слушать кузена. Но и без чтения мыслей из его потайного ящика с легкостью оказалось извлечено все, что касалось его недавнего прошлого. Впрочем, в качестве будущей невесты леди Фиона имела право знать, какие трудности ее ожидают.

– Если вы слышали о моем пребывании на военно-медицинской службе, вы могли также слышать о том, что моих родителей это приводило в ужас и смятение.

– Да, мне говорили, что они были весьма недовольны вашим решением стать врачом.

– Это еще мягко сказано.

– Но что подтолкнуло вас к решению сделаться хирургом? – осторожно спросила Фиона.

Йен вздохнул: этот вопрос ему задавали тысячу раз.

– Просто мне до смерти надоело быть особым ребенком с массой привилегий.

Фиона нахмурилась.

– Возможно, отчасти так и было, – медленно произнесла она, – но я сомневаюсь, что этого оказалось достаточно, чтобы противостоять их неодобрению и выдержать трудности профессиональной подготовки. Должна была существовать и другая причина, более личная и затронувшая ваше сердце.

Как интересно. Каждый раз, когда Йен выдавал готовый ответ, Фиона немедленно заглядывала глубже и знала, что он сказал не все. За одно это она заслуживала правды.

– У моего отца было много владений, и, когда мне исполнилось тринадцать лет, он решил, что настало время показать мне лондонскую часть того, что когда-нибудь станет моим. Мы объезжали город в его немыслимо роскошной карете и каждый раз выходили, чтобы я мог познакомиться с управляющими.

Йен сделал паузу – воспоминания нахлынули на него, картины прошлого в мельчайших подробностях пронеслись перед его глазами, такие же яркие и тревожащие, как в тот день, когда все это произошло. Сделав глубокий вдох, он собрался с силами и продолжил:

– Один раз мы вышли у многоквартирного дома, в котором жили ирландцы. На дорожке перед домом лежал странный мужчина: его сильно покалеченная нога была обмотана ужасными тряпками. Взглянув, я сразу понял, что у несчастного гангрена! – Опасаясь, что у него дрогнет голос, Йен откашлялся. – Мой отец перешагнул через бродягу, как если бы его не было.

«И пошел себе дальше, не замечая боли и отчаянной надежды в глазах калеки. Сукин сын».

– Он не единственный, кто поступает таким образом, – мягко заметила Фиона.

– Верно, – согласился Йен, усмиряя свой гнев, – но в тот момент я понял, что не пойду по его стопам.

– И что вы сделали?

– Намереваясь отвезти его к врачу, я потребовал, чтобы лакей помог мне посадить этого мужчину в карету, но отец рассердился и приказал лакею вместо этого затолкать в карету меня.

– А что же человек, лежащий на дороге?

– Когда я ночью вернулся туда, он был мертв. Я видел, как его обряжали для похорон, и тогда же решил: никогда больше не допущу, чтобы чья-то жизнь зависела оттого, смогу ли я добиться помощи от других.

Слава Богу, он выполнил обещание, даже несмотря на обрушившиеся на него безобразные оскорбления и гнев отца.

Йен взял в рот сигару, но курить ему не хотелось. К тому же он не знал, прилично ли курить в присутствии леди.

– Неужели ваш отец воспротивился столь похвальному желанию?

– Вы не знаете моих родителей. – Йен отложил сигарету. – Мой отец умер в прошлом году, но мать еще жива, и в некотором смысле он продолжает жить в ней. Вы сами это увидите, когда познакомитесь с ней. Возможно, это произойдет на следующей неделе, так что считайте, что вы предупреждены.

Фиона задумчиво кивнула, потом улыбнулась:

– Как бы родители ни отнеслись к вашему выбору профессии, наверняка много хороших людей благодарны вам за то, что вы последовали своему призванию.

– Согласен. – Йен был благодарен Фионе за то, что она сумела перевести разговор на более приятную тему.

– Вы сожалеете, что оставили службу?

– Разумеется, на службе я чувствовал себя более полезным, – признался он. – И более нужным. Никто в Англии не умрет, если вдруг станет одним герцогом меньше.

– Фиона! Лорд Дансфорд!

Они одновременно посмотрели туда, где у задней двери стояла леди Райленд. Потом Фиона вздохнула и поднялась со словами:

– Пришло время обсудить предстоящие торжества.

Йен быстро оценил обстановку.

– Пожалуйста, передайте ее светлости, что я сейчас прибуду: пока мы разговаривали, моя сигара погасла, и будет преступно не докурить ее.

Фиона понимающе улыбнулась:

– Можете не спешить, все равно в данном случае опоздать невозможно. – Она не спеша пошла к дому, приподнимая юбки, так что были видны ее лодыжки.

Йен смотрел ей вслед, отмечая уверенную и ровную походку, на которой никак не сказывалась разница в длине ног. Вполне возможно, размышлял он, что Фиона не может танцевать не столько из-за физического недостатка, сколько из-за отсутствия хорошего партнера. Чтобы хорошо двигаться, женщине важно полностью доверять тому, с кем она танцует.

На полпути к двери Фиона остановилась и, обернувшись, мягко улыбнулась.

– Кстати, Йен, – крикнула она. – Я ничуть не против стать женой военного врача…

Йен кивнул: он уже слишком погрузился в себя, чтобы найти нужные слова прежде, чем она снова зашагала к дому. Как неожиданно быстро они продвинулись вперед! Один разговор на скамейке в саду, и Фиона назвала его по имени…

Может быть, если он примет деятельное участие в планировании свадьбы, если блеснет как собеседник на обеде, если сделает вид, что получает удовольствие от скучной политики… И что тогда? Она улыбнется ему, когда он будет уходить? Йен станет охотно разговаривать с ней вечером, когда они встретятся на балу у Миллер-Сэндсов?

Йен колебался: он не знал, что же ему выбрать – вежливый разговор с благоразумной молодой мисс на виду у лондонского света или любовное свидание в беседке в саду, с помутнением рассудка в момент наивысшего наслаждения с леди Балтрип. Его совесть отчетливо выступала за первое, но все остальное жаждало второго.

Не зная, как он сможет оправдаться и чувствуя себя совершеннейшим негодяем, Йен полез в карман за спичками.