Дом Тыквы стоял на окраине города за высоченным забором. Два огромных замка висели на воротах и дощечка с надписью: «Берегись. Злые скорпионы!» И горожане береглись. Обходили стороной Тыквино поместье. Кому же хочется угодить в лапы скорпиону!
Только Боб Бобыч дважды входил в эти ворота. Впервые он появился здесь на другой день после того, как Тыква вселилась в новый дом.
Важно надув щеки и выпятив живот, Боб Бобыч несколько раз медленно прошелся перед воротами. Тыква выглянула за калитку и увидела надутого толстяка с портфелем и тростью.
- День добрый,- ласково пропела она.
Но Боб Бобыч не удостоил ее ответом. Он глубокомысленно смотрел на ворота и молчал. Встревоженная Тыква бочком-бочком придвинулась к Бобу и еще ласковее обратилась к важному незнакомцу:
- День добрый, ваша светлость. Кто вы и откуда?
- Домик ваш? - Боб Бобыч ткнул тростью в ворота.
- Мой. Да и ведь какой это дом! Так себе. Избенка…
- Не на месте,- перебил Боб.
- Что? - у Тыквы от волнения подкосились ноги, и она плюхнулась в пыль.
- Не на месте! - повторил Боб.- Придется сносить.
- Как же так? - бормотала Тыква, сидя в пыли.- Такую красоту сносить… А какие леденцы и монпансье растут в моем саду!
- Леденцы? - переспросил Боб и проглотил голодную слюну.
- И монпансье, и карамель, и лимонные дольки! - Тыква вскочила и заюлила вокруг Боба.- Да вы только войдите. Отведайте.
Боб еще немного поломался и вошел. Через минуту он сидел за столом, а перед ним стояли блюда, доверху наполненные сладостями.
- Хорошо,- еле дыша, с трудом проговорил Боб набитым ртом
и сунул в него еще горсть монпансье.- Мы подумаем…- И в Бобовую пасть полетела пригоршня леденцов.- Сделаем…- Он зачерпнул горсть лимонных долек.
Наевшись до отвала, Боб ссыпал оставшиеся сладости в портфель и ушел, напевая:
Я - толстый, важный господин. У всех в большом почете… Через неделю он снова наведался к Тыкве. И опять она кормила его сладостями. А он ей обещал все устроить и уладить.
Прошел день, и Боб Бобыч опять постучал в знакомые ворота. Послышалось злое щелканье скорпионовых клешней.
Боб постучал еще раз, еще. Ворота не отворялись. Тогда он принялся барабанить в них тростью. И вот тяжелые створки ворот медленно, со скрипом распахнулись.
Но едва Боб Бобыч вошел во двор, как на него набросилась целая свора скорпионов. Тыква стояла на крыльце и подзадоривала их: - Жальте его! Пусть знает, как чужие сладости лапать! Как бедных женщин обманывать!
Разъяренные скорпионы уже нацелили свои ядовитые жала. Боб ткнул тростью в одного скорпиона, кинул портфель в другого, а сам подпрыгнул, схватился за ветку и повис, болтая ногами.
Сучок, на котором болтался Боб Бобыч, затрещал. Боб изо всех сил качнулся, кувырком перелетел через забор и ну улепетывать.
С тех пор он не бывал в особняке Тыквы. Да еще пришлось ему заводить новые портфель и трость,
А Тыква по-прежнему выращивала у себя в саду и на огороде леденцы, монпансье, лимонные дольки и другие сладости.
Каждое утро Тыква собирала поспевшие сладости в корзины. Жан Баклажан относил корзины в тележку и вез ее на базар.
Тыква проверяла замки на дверях дома, подвала, сарая, погреба… Да разве перечислишь все замки во владениях Тыквы! Там все запиралось. Затем она привязывала к поясу связку ключей и вслед за Жаном Баклажаном шла на базар продавать сладости.
Огромный рот Тыквы растягивался в улыбке, и она пела: Мой Скорпион, не подпускай К воротам никого. Прохожего клешней хватай И жаль скорей его. Охо-хо-хо-хо! Охо-хо-хо-хо! Скорее жаль его! Я всем умею торговать - Могу продать Луну. Смогу любого обсчитать, Любого обману. Охо-хо-хо-хо! Охо-хо-хо-хо! Любого обману! Друзья мне вовсе не нужны, Ну что от них за прок? Лишь были б сундуки полны Да полон кошелек.
САМА СЕБЯ ПОЙМАЛА
Седоголовый учитель Одуванчик одиноко сидел на скамеечке возле школы. Он был стар и потому любил погреться на солнышке. Разморенный ласковым солнечным теплом, старый Одуванчик закрыл глаза и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, тихонько напевал:
Стар я стал, Стар и сед. Повидал Много бед. Много горя Пережил. Будто море Переплыл!… Только сроду Не хандрил. В непогоду Не хандрил. От невзгоды Не хандрил И не буду…
Одуванчик допел песню; его белая голова бессильно поникла, и он уснул.
- Тише,- шепотом предостерегали друг друга прохожие,- наш
учитель спит.
А находчивый Перчик тут же написал и вывесил на обоих концах улицы большущий плакат-объявление: