Финский нож, а в просторечьи финка, – Вид холодного оружия в Руси… Был Есениным отмечен. На картинках Он частенько и заманчиво блестит. Вероятно, был он очень важен Для охотника в немереных лесах, И охотник был с ним смел, даже отважен, На медведя шел он с финкою в руках… Нынче редки стали и медведи, И охотники как каста отошли… Телефоны «Нокиа» всем светят, Вон их сколько от щедрот кругом зажгли. Но в музее старый финский ножик Помнит, когда двести лет назад Кто-то вынимал его из ножен, В рабство не желая попадать. И был вынужден российский император Мысль о рабстве попросту забыть, И ему с иконы Пантократор Приказал другим для финнов быть. Так остались финны на свободе… Партизаны вышли из лесов, И текут куда угодно воды, А ножи куются… из оков.

В лесах встречаются мне груды из камней, Обтесанных рукой трудолюбивой ловко. В камнях торчат остатки старых пней, А кое-где вновь выросшие елки. На тех камнях когда-то дом стоял, Теперь не видно даже пепелища, Там динамит давно всё разметал, Прошелся Сталин черным сапожищем. Фруктовые деревья, одичав, Лишь птицам предлагают свои яства, И льется тихая, прозрачная печаль, Припоминая рук хозяйских постоянство.

Россию создали варяги… Организованный народ. Так закаленные морями, Что нипочем им снег и лед. Они прошли по многим рекам, Проникли в Новгород и Псков, Прибрали Киев на три века, А думали… на сто веков. Потом на юг пришли монголы, И им, продавшись, град Москва Ограбил сёла все и долы, Чтоб дань выплачивать сполна. Часть дани испарялась ловко… И прятали ее… в Кремле. Москва всегда была плутовкой, Плут Калита там всем владел. И плутовство, так по-московски, По всей России расползлось. Так карты сбрасывают ловко, Что впрямь охватывает злость. И всё державностью нас мучат! А глянь вокруг – наоборот… Народ никак не может лучше Зажить… И так, и так… идет… Идет от века! Век за веком Под небом серым и больным Употребленье человеков Во вред же им всегда самим.

Финляндия была боксерской грушей В шведско-российском споре сил. Ей чуть не вывернули душу, Но вывез Бог и укрепил… И вот живут себе тихонько По берегам озер и рек, И Ханночку назвать чухонкой Язык не сможет мой вовек. Она настолько вся воздушна, Она приветлива всегда… И вся она такая грушевая… Вы догадались о чем? Да?

Ели обвиты как ватой… Толстою снежною кошмой. И Дед Мороз бородатый В санках и добрый такой… Грустные только олени: Санки-то надо тащить. Как и все мы, не без лени, Любят олени… грустить. Санки с горою подарков, Ими стеснен Дед Мороз, Солнце сияет так ярко… Видно, картинка из грез. С горочки катятся санки, Домики где-то внизу, И мы в рождественской рамке Видим на счастья звезду.

Кусочек маленький Финляндии Я вижу утром из окна… Вон стадион, березки дальние, А у машины вот – она! О, Ханна! Радостное личико, И тут уж что ни говори… Как повезло, страна приличная, И, может, повезет в любви. И, может быть, в Танхувааре Увидим мы ее портрет, Как украшенье в чудном зале. Ее прекрасней точно нет!!!

В органных трубах спрятан звук. А он крупней, чем эти трубы. И трубы, вырвавшись из рук, Вливают звуки прямо в губы. И песня губ, взвиваясь ввысь, Рождает дождь ударом грома. И будто слезы пролились, Все трубы разом переполнив.

Тамминиеми! Тихий уголок… Рыбалка, лыжи и чуть-чуть охота. Там Урхо отдыхал так от забот И забывал на время о работе. Он, да мечтал Карелию вернуть. И пусть не всю, хотя бы лишь частично, Но было трудно это провернуть И при Хрущеве, и при Брежневе обычно. Но он лавировал пред танком СССР. И получалось у него довольно ловко. Финляндия была, как вертолет SR, А иногда она была подводной лодкой. И шли в торговлю сапоги «Топманн», Тянулся вкусный сервелат неутомимо И ледоколов собирался караван Крушить советские заплеванные льдины. Он ухитрился с этими!.. Дружить, Которые, утратив человечность, Могли хоть сто Финляндий поразить, И термоядерно отправить прямо в вечность.

На старом заброшенном кладбище Над финскими могилками Мы с Сашей пьем коньяк. Нет, мы совсем не хилые, И это нам пустяк! Война давно закончилась, И магазин открыт. Часы у нас неточные, А жизнь всё летит. Грохочет порт погрузкою, Блестит водой залив. Коньяк из горла узкого Рождает свой мотив. И дети мимо бегают, И скрипнул телефон, И это всё последствия Стрельбы из тех окон.

О, Савонлинна! Замок вдалеке, Четыре башни, словно часовые, И беспрестанный бег воды в реке, И эти песни местные, простые, И люди ходят тихо погулять, Как и везде в стране этой спокойной, И просто надо вывески читать, Чтобы понять, а что купить достойное. И продавец, забавный человек, Показывает ящик, где товар со скидкой. Не ждал я сэкономить пять монет. Какой он странный, продавец с улыбкой! Он то ли продает, а то ли так, Гермесу служит, но из убеждений… И покупаешь вроде бы пустяк, А он к тебе – с огромным уваженьем! И в Савонлинне здесь таких полно, Она так удивляет беспрестанно, И здесь живешь, как в импортном кино, Какие разные бывают всё же в мире страны.

Благоустроить бы страну нам… Благоустроить бы вот так, Чтобы для всех сияньем лунным Светился рубль через мрак. И чтобы все имели крышу, Ну, то есть кров над головой, А то у нас ведь здесь расслышат Призыв совсем уж не такой. Благоустроить бы страну нам… А кто ж возьмется труд взвалить? Да разве что совсем безумный Или партийный инвалид… У нас уже один такой был. Умыл всех кровью и мочой И вот мы с ним сюда приплыли, Он светоч наш: дневной, ночной… А всё грозил благоустроить И всем отсыпать сухарей. Социализм этот строить Призвал латышских ухарей. И ноль кругом благоустройства, Сплошь бездорожье и бедлам… Напакостил с трудоустройством, А это уж не шутки вам! Но черт возьми! В Суоми, рядом, Благоустроился народ! Живут в домишках все в нарядных, Еды кругом – невпроворот. Мы почему так не умеем Власть эффективную создать? Доверились своим злодеям И будем век еще страдать. Уж век один прошел в мученьях. Не осчастливил нас прогресс. В марксистских гнусных поученьях Нас далеко завел процесс. Не в те края, не той дорогой Мы шли, тревожа свой конвой, А рядом по тропе убогой Угнали счастье на покой. Все успокоились и прочно Завязли в поиске идей. А что искать то? Гляньте точно На жизнь соседних нам людей! Живут! Клепают телефоны И пилят доски день и ночь, И очень строгие законы Все соблюдать совсем не прочь. И власть простецкая такая, С дубинкой только за спиной. Ну, разве чуть похуже рая, Но не сравнить ‒ в стране родной. Тут даже пиво не наждачкой Проходит в горло не спеша. Родиться тут почти удача, И жизнь совсем их не смешна. У них другие перекрестки, И вправо можно прямо так. И правы все, кто едет просто, Без социальных глупых драк. И все настолько здесь спокойны, Как будто времени вагон. Они совсем не так устроены, Доверчив разговоров тон. Они так многого добились, Что упорядочили лес, И так жизнь делать научились, Как будто манна им с небес Упала тут в пески, болота – И вот, вокруг труда плоды, И всем работать тут охота. И результаты так видны! И нет заборов по округе!!! А все отвыкли воровать. Что ж воровать-то друг у друга, Когда всё можно покупать. И покупают, и торгуют С Цейлона чай себе везут И не какая-то дрянь – «Нури», А, так сказать, натурпродукт! И даже их доска для глажки Похожа на аэроплан… На жизнь смотреть их больно даже, Таких достойных мало стран. И в «Призму» возят инвалидов, Чтоб отоварились чуть-чуть, Им скучно дома, мало видно, Вот привезли: на мир взглянуть. Такая жизнь на жизнь похожа… У нас такого близко нет! И вечно правящие рожи Убрать не могут даже снег! Он нашу жизнь отягощает, Всё засыпает и лежит. А в телевизоре вещают… Как пойман вдруг еще бандит! Их всех уже почти поймали, И гнезда даже их сожгли! А вот вода стоит в подвале От сотворения Земли! И большинство живет вприглядку, И всё смотреть не устают… Что делать? Нет у нас порядка, Кругом российский неуют. И как вернешься из Суоми, Болячки наши всё видней, И наши глупые законы Терзают хищно так людей! И остается в своей норке Принять чайку нам от «Меню», Нарезать «Полар», сыр без корки, И вспомнить Родину свою. Она другою вряд ли станет, Здесь климат и народ не тот, А есть же вот на свете страны, Которым бешено везет!!! И повезло стране Суоми, Свой шанс, совсем не упустив, Живут тихонько. Не герои… А вот найди других таких!

Соленые огурчики, ну чудо хороши! Их можно и без выпивки покушать от души! А рыба! Рыба разная, как будто бы плывет, На бутерброд распластана – и прямо так и в рот! А после ножки курицы… со спаржей! Это класс! И даже и не дорого! Ну, как и в прошлый раз! И чай «Меню» заваренный дает свой аромат… Тут даже «Сникерс» радует! Я радоваться рад!!!

Ложь и правда о войне Цена чудовищна! Итог еще страшнее: Хоть Дьявол умер, в силе Сатана. И в эти руки жуткого злодея Опять на годы ухнулась страна. Белеют кости… Памятной строкою Там вписано несметно мужиков И так они на небо ровным строем Ушли, гремя металлом котелков. Они загублены в бессмысленных атаках И без вести пропали, а в штабах Оставили их вдовам только плакать, Без пенсий, при отобранных деньгах. Так сатанински смели экономить, Но не полки, а даже корпуса. И радость, пересиленная болью, Саднит и давит нервы и сердца. Пятнадцать миллионов – это цифра! Пятнадцать миллионов – люди ведь! И данные из плохонького шифра Не изменить уже, не перепеть. Такое вот гигантское несчастье! Такая вот масштабная беда! А Сатане свалилось просто счастье – Быть победителем, для всех и навсегда! Оно оплачено таким огромным горем… Оно оплакано, но всё впустую так. И настоящие ушедшие герои Не знали, что страну накроет мрак. Что в нищих селах бабы и детишки Потащат дальше гнусное ярмо Такой безрадостной колхозной этой жизни, Какой не видано на свете уж давно. При фараонах жили даже лучше, А вот пришли такие времена… Согнули всех намного, много пуще… Насчет помучить – мастер Сатана! Себя обвешал в пояс орденами, И холуев своих не позабыл. А там, на небе… ровными рядами, Без орденов и… даже без могил. Костями белыми ровнехонько, по мраку, Всё написали смертью о себе Бойцы, спасавшие семью и ту собаку – Вождя, подобного и вправду… Сатане. Он, уцелев, отделался лишь тостом… Великорусский вспомнил он народ, Пятнадцать миллионов очень просто Использовав на разовый расход! Страшны тираны! Нет в них состраданья! Они все строят только на костях, А после пьянствуют нахально в своих зданьях, И ни слезинки в чертовых глазах. Цена чудовищна! Итог еще страшнее! Всё лучшее погибло на фронтах. Страна давно и тяжело болеет, А правды нет о диких временах. Но пишут, пишут новых тьму историй, И том за томом шлепает печать. Я думаю, уже, наверно, вскоре От правды ложь мы бросим отличать!

Гремят оркестры! Неба достигает Их торжествующая, радостная медь И нет нигде, на небе даже, края, Где не хотят все к праздному успеть. Для многих, многих этот праздник вечен, И в вечность для того они ушли, Чтоб те, кто уцелел, пожили чуть полегче: Сплясали, спели, выпили, зажгли… И гром оркестров небо растревожил, И там сегодня тоже суета. Жаль, им сюда спуститься невозможно, Тогда бы был парад с размахом, это да… Их двадцать миллионов, твердо б встали В ряды, идущих в грохоте шагов… К несчастью, люди вовсе не из стали, От них остались только звуки слов… И лишь в словах о них и боль и память, И этот счет потусторонних сил, Но есть надежда: может, только в храме Они живут в дымках паникадил. Их так же много, как частичек дыма, И так же все они сгорели на войне. Жизнь человеческая так неуловима, Когда так много страха на земле… Под гром оркестров, песен ликованье Мы не должны ушедших забывать! Им тихое с любовью поминанье, Они и есть Победы нашей рать.

Всё время нам твердят: Россия гибнет! Илларионов нас пугает и Ципко, А власть сидит себе и ни черта не видит, Наверное, сидеть им там легко… Они про «нано» погундят, про малый бизнес. А всё качают денежки как бы. Круг заколдованный, кто влез в него – не вылез, Хоть и велик диаметр трубы. Весь наш бедлам по поводу стратегий Не стоит даже медного гроша, Чего писать, шуметь, когда безделье Царит повсюду. Жизнь то хороша!!! Там статусную ренту получают, А там вот вроде сопельки жуют… На самом деле тоже промышляют, Себе на маленький (но с мебелью) уют! А уж какие там сортиры – обалдеешь! Мочить, мочить – вовек не замочить!!! Вот так на это глядя, озвереешь И вспомнишь Пушкина, и Гоголя почтишь. И весь в медалях ходит малый бизнес, Не раздражая мелочами власть, Она по всей России так внедрилась, Как гнида в волосы, она-таки впилась! Чего она такая дикая… известно, И всё, и вся стремится прихватить? Они все экономику калечат И не дают народу тихо жить. Ну, в чем загвоздка? Где всему причина? Ведь тьма лесов, полей, лугов и рек, Чего не можем жить как эти… финны? Чего должны мы вечно так болеть? А фокус в том, что власть, хоть из народа… Народ припомнить ей так тяжело. Переродилась, вся ее природа Меняется в России всем назло… У нас не так, как там, у этих… финнов. Где власть скромна, и бизнес бережет! У нас всех держат на рубле, совсем не длинном, А совесть олигархов и не жжет, А что касается властей, нам богом данных, – У них ни совести, ни памяти, ни чувств, Как у отъявленных и наглых хулиганов, Людей гнобящих в главном из искусств.

Кочевник интеллектуального разряда, Он по Платону встарь откочевал И Гегеля он слышал где-то рядом. И Аристотеля он как-то повидал. Потом решил, что это всё так пошло, И начал Маркса с Энгельсом читать, Решил забыть, что было в нашем прошлом Решил Россию всю перековать… Вкусив чуток саянского напитка, Откочевал в Швейцарию скорей. Ну да, он парень-то был прыткий… Кочевник, ну ни дать ни взять, ей-ей! Кочуя по Швейцарии с Надюшей (Велосипедный совершая тур), Он для слов заклеил уши, Плеханова почти до слез довел. И вот-таки откочевал он вновь в Россию, С собой набрал кочевников толпу, И так они здесь разгулялись сильно, Что Чингисхан от зависти опух… Они откочевали всю столицу В проклятую старинную Москву… И даже изменились у них лица, К монгольскому сместившись существу. Они прокочевали по народу, Так что народ заплакал и завыл… Сумели изменить его природу, Сплели намордник из его же жил… И постреляли, и повысылали… И всяких строек завели чуму. И запрягал еще товарищ Сталин, И с визгом погонял… ВИУ, ВИУ… И так неслось всё бешено кочевье. Что и взглянуть-то было недосуг На этот путь кривой, как у Веребья, Наш исторический овраг – дороги друг. И вот кочуем вверх, и вниз, и вправо… Хоть левые ушли почти в запрет, Нельзя сказать кочевникам: «Неправы! Пора сменить замызганный сюжет!» Стоят в бетоне сделанные юрты. Меж них дорог порой не разглядеть. Всё время призывают снова к спурту! Нельзя идти, а можно лишь лететь. Бегут собаки и скрипучим лаем Всё подгоняют дикий караван… Ну да, ну да… мы долго запрягаем, Намного дольше, чем в любой из стран. Потом под свист и гиканье кочевье Несется вдаль и набирает ход. И радостно вокруг хохочут черти, Поскольку скачет всё наоборот… Да, не вперед несется всё упрямо, А всё туда, в монгольские края, В тупого рабства вырытую яму Летит Россия – Родина моя. А впереди, на огненной коняге И всё еще почти всегда живой, Несется вождь – кочевник наш, бродяга, Блестя своею лысой головой… Закочевал страну он, заморочил, Но дружно вожжи, дергая опять, Народ кочует дальше всё и дольше Туда, где будущего точно не видать… Какое будущее, к черту, в этой яме, Где с кровью булькает вонючий химсостав, И всё ж кочуем в брызгах постоянно И нам командует всё тот же начсостав… Ему чего, он в сговоре с чертями, Он весь по блату будет у котлов, В которых мы уже сварились с вами. Эй! Вон, ну глянь! Еще один готов!

Нет, не волнует прошлое меня Так, как тревожат будущего сроки. И вот поэтому, мне душу бередя, Ложатся на бумагу снова строки. Куда придем? Что думать? Нас ведут… И вожаки все сытые в России… Наверно, им давно известен путь Туда, где кормят… Вон они, какие! То, что отъелись, – это не беда… А что заелись – это ведь страшнее… Не слышат и не видят, а куда Они ведут народ… Очертенели??? Они описывают будущее нам! Почти в стихах, такие порют цифры!!! За их прогнозы я гроша не дам, Всё это новые, негреческие мифы. Да, вожаки все сытые в стране, Их будущее – вот уж, наступило! А сроки что для нас? На что они все мне? Я примеряю уже ангельские крылья!

Не первый, не последний этот кризис! Кейнс торжествует! Власти принялись Швырять лопатой денежки на вынос, И как-то эти деньги растеклись… Один-другой банчок урвал с лопатку. А кто-то уж и очередь занял… А если честным быть и по порядку, Кто у нефтянки прибыль-то изъял? Она, она, мать-Родина, старушка, С минфиновскою шайкой во главе, Гребла к себе и думала: так лучше. А тут вот кризис! Бац… по голове! А все назанимали денег в Штатах Под пять процентов, слив своим втройне. А те орут теперь: гони деньгу обратно! Все суетятся, словно на войне. Но идеальных-то активов быть не может! Не идеален человек и даже Бог… Во всём быть нужно очень осторожным, И кризис снова доложен дать урок. Процесс стихиен всё же, по-большому… Вот взять Дарфур, Тибет иль Сомали. Договориться можно? Или снова Начнут стирать людей с лица земли? Весь фокус-то в отсутствии согласья, В доступности жизнекосилок АКМ, По существу он скрыт в изъянах власти, Она паршиво «властвует» совсем. Там информация в жутчайшем дефиците, Бредут по Босху кучей, как слепцы, Хоть десять раз их переизберите, Они не знают, где запрятаны концы. Кейнс торжествует! Власти суетятся И кризис тушат баксами в размах. Ах, надо было чуть пораньше взяться, Но браться не за что в безмозглых головах! Все это так печально и уныло! Не первый кризис! Будут и еще. Нас, главное, чтоб власть не перебила, Как станет вдруг под нею горячо. Когда приходит кризис, думать поздно, И поздно рвать рубаху на груди. Ведь кризис – это вам не дядька Познер, Ему не крикнешь: «Прочь, подлец, поди!» Вот в школе роются в таблице умноженья, Таблица менделеевская есть, Но всех главней таблица разложенья, Где разлагаются добро, и зло, и честь… И разлагаются все те, кто должен думать. Поменьше надо пить, да и гулять. А то напишут над собою слово «Дума», Да и айда… по бабам ударять. Заканчивают всё, известно, пошло. Сметает вихрь таблички и посты, Так много раз уже случалось в прошлом, Но люди в своей массе – как ослы! Они все верят… Вот придет В. Путин, И всё пойдет почти что хорошо, Но чаще вылезает Г. Распутин. Из гроба прыг – и как чесать пошло! И кризис приближает эти страсти. Он многорук, глазаст и вездесущ! А так хотелось простенького счастья… Нет, я его, наверно, не дождусь