Прохоров, сидя в теплом салоне военного джипа, уже начал беспокоиться: слишком долго никто не возвращался из канализации. Несколько попыток связаться с группами с треском провалились, как назло, из динамика рации слышалась только тишина, временами нарушаемая неприятным шипением, которое невыносимо раздражало разволновавшегося генерала.

— Я же дал им четкие указания, — недовольно пробурчал Прохоров, — вернуться с устным докладом к намеченному времени.

Сердито смежив широкие брови, он в очередной раз взглянул на циферблат наручных часов, отмечая про себя, что подчиненные уже слишком сильно выбились из графика.

— Так почему же их все еще нет?! — Он сильно стукнул мощным кулаком по приборной панели, заставив стрелку спидометра ложно вздрогнуть.

Подобный жест привлек внимание двух солдат, дежуривших у дверей джипа. Один из них, чуть наклонившись, постучал в форточку, а когда дверь машины отворилась, он спросил:

— Сэр, с вами все в порядке?

Грозный мужчина на мгновение задумался, а потом ответил:

— Бывало и лучше!.. Вы двое, передайте остальным, что мы спускаемся в канализацию.

— Так точно, сэр! — в один голос отрапортовали солдаты и живо захрустели по снегу в направлении сгрудившихся сослуживцев.

Когда все спустились в канализацию через смотровой люк, Прохоров вышел вперед, намереваясь самостоятельно вести всю команду, а потом во всеуслышание открыто заявил:

— Какая же здесь вонь! — Луч карманного фонарика, блеснувшего в его руке, помаячив, быстро прошелся по заплесневелым стенам, а затем уперся в жижу, перед его ногами. — Черт! Нам что, придется по этой дряне идти? — вопрос его прозвучал риторически.

— Это канализационные отходы, сэр, — заметил один из солдат, стоявших позади него.

— Я знаю, как это называется, умник! — рявкнул генерал. Груз ответственности всей тяжестью давил на него, заставляя нервничать. — Идите за мной.

Весь последний путь Прохоров прошагал, глядя себе под ноги. Мощный поток узкого света от его фонарика мерно скользил по поверхности текучей, серо-зеленой, неоднородной массы. Остановившись у развилки, он внимательно присмотрелся в грязную воду, пытаясь что-то разглядеть на десятисантиметровой глубине.

Группа солдат, сопровождавшая его, любопытно уставилась на генерала, когда тот на полусогнутых ногах наклонился и запустил кисть своей руки в тошнотворную субстанцию, кишащую миллиардами микробов. Все они отвратительно поморщились, увидев, что поднял их командир со дна болезнетворного ручейка — это был еще совсем свежий человеческий палец.

Ох, не стоило им соваться в крысиные чертоги; дорого же им будет стоить подобная наглость.

Еще в течение нескольких минут Прохоров, сузив веки так, что его глаза превратились в узкие щелочки, задумчиво разглядывал найденную часть человеческого тела. Он мог бы таращиться на побледневший палец и дольше, но его размышления неожиданно прервали. Это был один из его солдат, но не из тех, кто стоял у него за спиной.

Ослепляющий яркий свет, ударив прямо в глаза, заставил генерала отвернуться, а потом кто-то невысокий, бегущий на всех парах, врезался ему в грудь.

Это была Алина, стремительно выскочив из правого туннеля, она не заметила компанию людей и столкнулась с первым из них.

Прохоров смог устоять на ногах. Он был крепким мужчиной и не с рождения отдавал приказы: ему тоже приходилось бывать на передовой. Не любой кулак, даже очень сильного противника, мог сбить его с ног, что уж говорить о хрупкой девушке.

Солдаты, стоявшие позади, с завидной синхронностью продемонстрировали классическую реакцию: дружный лязг передернувшихся затворов разнесся по туннелю.

Выпучив глаза на девушку и грубо схватив ее за бицепсы, командир прокричал:

— Какого черта ты делаешь в правом туннеле?! — Через плечо он кинул свой требовательный взгляд ей за спину. — И где, черт возьми, твоя команда?! — Его взбешенные, с красными прожилками глаза, казалось, сверлили ее целую вечность.

Алина, задыхаясь от одышки, несколько секунд не могла произнести ни слова. На ее взмокшем лице читался невообразимый ужас, который Прохоров не сразу успел заметить, но когда, наконец, распознал, его лицо и взгляд заметно смягчились.

Он отпустил ее, а потом задал естественный вопрос:

— Что случилось, Алина? — А в голосе его чувствовалось легкое дрожание.

— Крыса, крыса! — пару раз выдохнула Алина и опять замолчала, пытаясь проглотить сухой ком, казалось, застрявший в ее горле.

Прохоров хотел было подумать, что это все безобидные проделки — какой-то солдатский черный юмор, но живо отмел глупую мысль. Сейчас на дворе не первое апреля, чтобы отбрасывать такие скверные шутки, да и место здесь не самое подходящее для этого дела.

Алина, вновь овладев даром речи, наконец заговорила внятно:

— Они погибли страшной смертью!

— Ты что такое несешь, — опешил генерал, — какой такой смертью?

— Такой, какую не пожелаешь даже самому злейшему врагу.

Лицо девушки было гораздо красноречивее ее слов. Оно словно кричало: «Бегите, спасайтесь, кто может!»

Г енерал тяжело сглотнул и мимолетно посмотрел назад — на нерадостные физиономии своих солдат.

Снова уставившись на дрожащую Алину, он, желая знать подробности, спросил:

— Как это произошло?

— Не сейчас! — взбесилась она. — Не здесь. Они преследовали меня, я их слышала, они близко и скоро придут за нами!

— Кто — они?! — не выдержал один из солдат. Он хорошо знал Алину, именно поэтому и позволил себе небольшую дерзость, в виде грубого вопроса.

— Крысы-мутанты! — выкрикнула Алина, теряя всякое терпение. — Огромные клыкастые крысы — они всех убили, а теперь хотят добраться и до меня.

На физиономии Прохорова почти прорисовалась усмешка. Никакого переживания больше не наблюдалось.

А вот у Алины возникло сильное желание ударить генерала по его недоверчивому лицу, как вдруг тот произнес:

— Хорошо, мы не пойдем туда… все вместе.

Добавочная пара слов, в хвосте прозвучавшего предложения, совсем не воодушевила Алину.

— Так, вы двое, — сказал Прохоров, повернувшись к подчиненным. — Триста метров вперед. Потом живо обратно.

Солдаты даже не переглянулись, они сразу же поспешили выполнить приказ.

— Да повнимательнее там! — крикнул генерал им вслед.

Быстро шагая, солдаты вскоре исчезли в далекой темноте правого туннеля.

— А мы будем находиться здесь вплоть до их возвращения, — огласил Прохоров, посвящая остальных в свой замысел.

— Похоже, Вы не понимаете, насколько все опасно! — немного грубо проговорила Алина, сосредоточив на себе взгляд командира. — А может, просто не верите мне?.. Или не хотите поверить.

Ее слушатель быстро улыбнулся, а потом сказал пару оборонительных слов:

— Почему же, нет. Я поверил каждому твоему слову. К тому же у нас есть маленькое доказательство, хоть как-то подтверждающее правдивость твоих слов.

Генерал протянул под нос Алины сжатый кулак.

— Вот это доказательство. — Он разжал пальцы, чтобы показать девушке найденный обрубок. — Я так считаю, — пояснил Прохоров, — либо это человек потерял палец, либо это то немногое, а может даже единственное, что осталось от него.

— Так почему же мы все еще здесь?

— Потому что есть правила, которые обязывают нас выполнить поставленную задачу любой ценой. И ты, Алина, — он ткнул своим указательным пальцем в центр ее грудной клетки, — лучше меня знаешь, какие у тебя обязательства, — напомнил он ей.

Девушка хмыкнула и удивленно повертела головой.

— Ну, обалдеть можно. Я на это не подписывалась!

— Никто из нас на это не подписывался, — непринужденно заметил генерал. — Но это наш долг.

— Долг погибнуть зазря?!

— Пусть даже и так, если придется. Ты должна остаться со своим командиром.

— Да пошел ты, куда подальше, больной ублюдок! — Алина плюнула Прохорову в лицо. — Я ухожу. — она совершила несколько быстрых шагов вперед.

Командир спокойно размазал плевок по всему лицу, а потом заявил:

— Вы заставляете пойти меня на крайние меры.

Алина помедлила и повернулась к Прохорову. Ей даже стало интересно, о чем толкует этот безумец. Когда мужчина повернулся к ней, она увидела блеснувшее от света фонариков дуло пистолета, направленное в ее сторону.

— Сэр, вы хотите пристрелить меня? Тогда для начала потрудитесь объясниться хотя бы перед остальными, за что.

Он покосился на группу солдат, смотревших на него как на безумца.

— За неподчинение.

Нежданный человеческий крик раздался из правого туннеля, когда оттуда, словно пуля, вылетел один из солдат, которых Прохоров не так давно отправлял на разведку. Вся его одежда, лицо и руки были измазаны чужой кровью. Автомата у бойца при себе не было.

Генерал живо потерял интерес к Алине и повернулся к ней спиной.

Подбежав к командиру, измазанный кровью военный схватил мужчину за грудки и, тряся его изо всех сил, начал ошалело кричать на него:

— Зачем ты послал нас туда, тупой ублюдок?! Мало тебя пристрелить за это.

Внезапный выстрел оборвал невыносимый крик солдата, после чего тот пару раз прокашлялся, забрызгав лицо Прохорова своей кровью, а потом стал медленно опускаться вниз, сползая вдоль торса генерала.

— Вот, что бывает за непослушание! — вымолвил Прохоров, когда бездыханный боец наконец плюхнулся в смрадную воду.

Алину посетил страх за собственную жизнь. Она могла бы поклясться, что была бы следующей жертвой ненормального генерала, если бы не одно, выгодное для нее, обстоятельство.

Многоголосый крысиный писк знаменовал приход мгновенной гибели сразу для нескольких военных, стоявших позади Прохорова. Он-то, как назло, успел увернуться от атаки саблезубой крысы, размером с небольшую собаку, а вот тем, кто стоял позади командира, повезло меньше.

Безумное животное, движимое желанием насытить свою бездонную утробу, начало по очереди отрывать кусок за куском от каждого, кто попадался ей на пути.

Внутренний голос Алины — ее неоднократный спаситель, подсказал ей, незамедлительно убираться отсюда ко всем чертям. К счастью, она не имела дурной привычки спорить со своим внутренним «Я». Вскочив на лестницу, девушка быстро зашевелила конечностями, радуясь, что они все еще при ней, и благополучно выбралась наружу.

Подбежав к генеральскому «Хаммеру», она прыгнула на сиденье, завела двигатель и рванула прочь из этого опасного города. Выезжая на трассу, Алина пообещала себе, что больше никогда не будет служить в спецподразделениях.

«К черту высокую зарплату! — подумала она. — Зачем нужны деньги мертвецу? Лучше буду охранять границу».

Впоследствии, жизнь ее сложилась благополучно, чего не скажешь про тех, кто остался на крысином пиршестве в чреве канализации.

Услышав приближение остальной части крысиной стаи, Прохоров, не оглядываясь назад (там происходило нечто ужасное), рванул со всей прыти в левый туннель: где-то в нем он намеревался на какое-то время укрыться от опасности.

Наивно считая, что крысы утолят свой голод, а потом успокоятся, он решил, что не помешает найти подходящее местечко и там выждать момент, когда буря уляжется.

Пробежав еще немного, генерал остановился и присмотрелся назад. Радуясь, что животные его не преследуют, он начал осматриваться, скользя лучом фонарика по стенам. Он не зря остановился именно здесь, его внимание привлекла изрядно деформированная кирпичная стена, в нижней части которой он вскоре обнаружил небольшую полость, как раз такую, в которой может спрятаться один человек.

С большим трудом, но все же ему удалось забраться в неглубокое прямоугольное отверстие, когда-то давно предназначавшееся для трансформаторного блока, способного снабдить электричеством и осветить все туннели канализации.

Но это все было еще до того, как население города сильно увеличилось, приведя сточные туннели в полный упадок. Искусственные русла не были перестроены, в связи с чем вся вода вышла наружу, затопив и тротуары для рабочих, и трансформатор. Его впоследствии убрали отсюда и разобрали на запчасти, оставив открытым невостребованное углубление в стене.

А вот Прохорову оно оказалось как раз по душе. К тому же, нечто лучшее, чтобы спрятаться, здесь все равно не найти. Он чувствовал, как сточная вода, имеющая на редкость ужасный запах, просачивается сквозь брюки. Ему не сложно было догадаться, чем ему это может грозить.

Первое правило, которое он почему-то только сейчас вспомнил — остаться в живых, было для него важнее всего прочего. А вот с венерическими заболеваниями и с гепатитом, которые он точно здесь себе заработает, с ними как-нибудь потом справится.

Выключив фонарик, Прохоров намеренно замедлил свое дыхание, чтобы издавать как можно меньше шума, и, уперев подбородок в калении, принялся ждать подходящего момента, когда он, не подвергаясь опасности, сможет выбраться из временного укрытия и пробраться к смотровому колодцу.

* * *

Громов не поехал домой, как велел ему Прохоров. Сразу после встречи с генералом, он вновь отправился в полицейский участок, намереваясь пробыть там не меньше, чем до утра. Сейчас главный полицейский сидел в своем кабинете и, покачиваясь на вращающемся кресле, вглядывался в недавно побеленный потолок. Это была единственная часть помещения, приведенная в божеский вид.

На письменном столе Громова, среди стопок отчетов, стояла белая кружка с недопитым кофе. На ее краях заметно вырисовывались продольные кофейные разводы, а на поверхности стола в нескольких местах отпечатались круглые следы.

Маяча на кресле из стороны в сторону, Громов представлял себе, что в действительности могло сейчас происходить в городской канализации. Но чего бы он там себе не воображал, его мысли были безгранично далеки от страшной истины.

Когда последняя мысль ускользнула от его внимания, его слух начал реагировать на прежде не слышимые фоновые звуки, такие как тиканье настольных часов и журчание воды в туалетной комнате. Пусть она и находилась в конце коридора, шум все равно просачивался через тонкие стены. Да и вообще, акустика в здании полиции всегда была отменная.

Опустив ноги на пол, полицейский приостановил укачивающее движение и взглянул на часы. Было слишком поздно, чтобы ложиться спать, но и слишком рано для того, чтобы вставать.

«Какое такое право они имеют выгонять меня оттуда? — недовольно подумал Громов, уперев строгий взгляд в стакан с недопитым кофе. — Это, в конце концов, мой город и я здесь главный!»

Вскочив с мягкого кресла, серьезно настроенный полицейский схватил с вешалки куртку и громко хлопнул дверью, выйдя из опостылевшей комнаты.

— Вы все это время были здесь?! — будто и в самом деле не знал этого, удивленно спросил Петр Громова, когда тот проходил мимо витрины дежурного помещения.

— Я и сам удивлен этому не меньше.

— Куда теперь путь держите, надеюсь, теперь домой?

— Нет! — твердо ответил Громов, подойдя к выходу. — Я отправляюсь туда, где должен был находиться все это время.

Петр согласно кивнул ему, когда главный полицейский уже выходил на улицу.

«Неужели мне понадобилось столько много времени, чтобы понять все это, — с упреком подумал Громов, шагая по бархатистому снегу к служебной машине. — Это все от усталости», — живо он нашел себе оправдание.

Сев в машину и заведя двигатель, он с радостью для себя подумал:

«Интересно, каких результатов успели достигнуть военные в поисках животного за время моего продолжительного отсутствия?» — Он вдохновился тем, что, возможно, ему удастся найти какой-нибудь нюанс, чтобы исподтишка упрекнуть напыщенного генерала.

Пусть дорога и напоминала ледовый каток, ему не понадобилось много времени, чтобы добраться до здания школы: в небольшом городке встретить на дороге даже встречный автомобиль в такую рань большая роскошь. Заезжая в школьный двор, Громов сразу же заметил отсутствие военного джипа, в котором генерал прятался от непогоды, когда он — ответственный полицейский, в последний раз приезжал сюда.

— Странно. — непроизвольно чмокнув губами, пробубнил Громов.

Он выбросил это из головы, когда припарковался и, выйдя из машины, увидел военную технику в полном составе. Бронетранспортеры уже давно стояли недвижимыми на своем месте, словно доисторические животные в палеонтологическом музее. Свежий снег перед их мощными колесами был еще не тронутый грубым протектором.

Полицейский, далеко не отходя от своей машины, повертелся на месте, осматривая абсолютно безлюдную территорию. Он вдруг вспомнил один фильм про ледниковый период, в котором рассказывалось, какой безлюдной и безжизненной может оказаться планета Земля, если произойдет подобная катастрофа.

— Куда все подевались? — вопросительно прошептал он себе под нос и совершил несколько неуверенных шагов к торцу школы.

Он находился еще далековато от железной ржавой пристройки, но заметил, что ее скрипучая дверь широко распахнута и колышется на ветру, постукивая скобообразной рукояткой о железную стенку. А подле нее — на белом снегу, скопился ворох обшелушенной ржавчины.

Подойдя ближе, он увидел множество крупных следов от солдатских ботинок, припорошенных непрекращающимся снегопадом.

«Выходит, они все спустились вниз, — прищурив левый глаз, подумал Громов. — Может, нашли что-то интересное!»

Ему очень сильно захотелось узнать, что смогли обнаружить военные, а еще лучше — увидеть, это что-то, своими собственными глазами.

Недолго думая, полицейский тоже решил спуститься в канализацию.

Оказавшись внизу — в кромешной темноте, он оживленно зашарил рукой на широком поясе, пытаясь нащупать кожаный чехольчик с портативным фонариком. Вскоре в его руке вспыхнул искусственный источник белого света.

— Так намного лучше, — буркнул Громов и, сделав продольный шаг, плюхнулся нагой в вонючую воду. — Что за черт?! — удивившись и одновременно разозлившись, выругался он. — А-а, ну теперь понятно, почему у них были такие мокрые ноги, когда они отсюда возвращались, — припомнил полицейский первую группу подчиненных.

В ярком свете своего фонарика, наставленного под ноги, он различил цвет тошнотворной жижи. Он не был экспертом по жидким отходам, но сразу догадался, что красный окрас, скорее всего, является чем-то инородным в этой субстанции, нежели ее неотъемлемой частью.

Вскоре он осознал, что стоит в огромной луже чьей-то крови.

Левое веко Громова напряженно задергалось, когда холодящий кровь страх, вместе с понимание, начали постепенно приходить к нему. Пусть он и испугался, но покидать это место не торопился.

Собрав всю свою храбрость в кулак, он медленно пошел вперед, а остановился только у развилки. Он сразу же почувствовал себя намного увереннее, вспомнив это место на карте-схеме, которую не так давно внимательно изучал.

Он не был левшой, но почему-то пошел именно налево, возможно, внутренний голос подсказал ему сделать так. Слава Богу, Громов повиновался интуиции и вскоре достиг того места, где наблюдалось одно странное отличие: деформированная стена привлекла его внимание.

С любопытством разглядывая изломанные кирпичи, за которыми виднелся монолитный бетон, он внезапно услышал посторонний шорох, здорово настороживший его. Звук исходил откуда-то снизу, и Громов быстро направил туда луч своего фонаря.

Полицейский не ошибся.

Прямо из прямоугольного углубления на него смотрела пара огромных глаз, к счастью полицейского, человеческих глаз. Громов стал потихоньку отходить назад, напугано таращась на выпученные зенки. Когда противоположная стена уперлась ему в спину, он вздрогнул, произнеся весьма странный гортанный звук.

Зажурчав водой, из прямоугольной дыры начал кто-то медленно выбираться, заставляя Громова здорово понервничать. Он видел, что это был человек, но пока не понял — что это за человек, никак не мог победить накативший ужас.

Вскоре перед лицом полицейского во весь свой рост возникла знакомая фигура Прохорова.

Громов расслабленно выдохнул.

Генерал, продолжая испытывающе таращиться на него, схватил мужчину руками за грудки и хорошенько встряхнул, не произнося ни слова.

— Что Вы там делали? — в полный голос спросил полицейский.

Прохоров, прислушавшись, медленно приложил палец к своим дрожащим губам.

— Тс-с, — чуть слышно прошипел он. — Говори тише, а то они тебя услышат. Ты уже повстречался с ними, когда шел сюда? — военный говорил пугающе спокойно, хотя его лицо откровенно выражало панику.

Громов вопросительно уставился на генерала, не в силах понять, о чем таком тот говорит.

— Нет, разумеется — нет. Иначе ты сейчас бы тут не стоял.

— Не знаю, о чем Вы толкуете, Прохоров, но Вы меня здорово пугаете.

— Я же сказал, говори тише! — взбешенно фыркнул генерал, стукнув полицейского спиной о стену.

Громов неприятно поморщился от боли.

— Хорошо-хорошо, — прошептал он, — я буду говорить тише, только больше так не делайте, а еще лучше — отпустите меня.

Громов, усиленно сопротивляясь, просунул обе руки между руками собеседника и начал разводить их в стороны, пытаясь таким образом освободиться от мертвой хватки генерала.

Где-то в глубине туннеля что-то глухо звякнуло.

Прохоров, как сумасшедший, уставился в темноту. Свой фонарик он еще как час назад утопил в вонючей жиже, боясь, что случайно включит его и тем самым привлечет к себе излишнее внимание местных обитателей. Не отводя взгляда от черноты туннеля, он потянулся к руке Громова и попытался отобрать фонарь, но тот так просто не сдался.

Между мужчинами завязалась непродолжительная суета.

— Да успокойтесь же Вы, — прошипел полицейский, выдернув свое посиневшее запястье из мертвой хватки Прохорова. — Нет там никого, это всего лишь железная дверь пристройки, которая находится над смотровым колодцем, вот и все.

Генерал снова вперился озабоченным взглядом в лицо полицейского.

— Ты сказал, смотровой колодец? — вопрос прозвучал риторически. — Нам надо как-то незаметно добраться туда.

— Хм, — хмыкнул Громов. — Нет ничего проще.

— Тогда иди вперед, а я последую за тобой.

Громов взглянул на левую руку военного, которой он все еще продолжал удерживать его и припирать к стене. Догадавшись в чем дело, Прохоров отпустил куртку полицейского и немного отстранился в сторону, предоставляя мужчине свободный путь.

— И на том спасибо! — с интонацией прошептал Громов, вскользь одарив генерала презрительным взглядом. — Можете не извиняться!

Военный и не собирался этого делать, его сейчас интересовало только спасение собственной жизни: что ж он зря, что ли, всю жизнь свои миллионы копил, откладывая все на раннюю беззаботную пенсию.

— Иди за мной, — теперь без капли уважения в голосе, произнес Громов, направившись в сторону выхода.

Физиономия генерала заметно смягчилась и стала больше похожа на человеческое лицо, как только они достигли намеченного места. Он с возбужденным нетерпением через плечо Громова глядел на железную лестницу, устремляющуюся вверх.

Его радость не продолжалась долго.

Многоголосый писк, раздавшийся откуда-то со спины, вновь вернул ему прежнее психологическое состояние, а когда вопль прекратился, Прохоров оживленно засуетился.

— Скорее отсюда.

Теперь-то Громов понял, чего так опасался генерал. Без лишних слов он запрыгнул на лестницу и, как мог, быстро начал перебирать руками и ногами, поднимаясь все выше и выше.

— Быстрее же, быстрее, шевели своей жирной задницей, чертов увалень! — снизу подталкивая полицейского, ругался генерал. — Они уже близко, — потом закричал он. — Я их вижу. А-аа, — начал кричать Прохоров, паникуя.

Громов наконец выбрался на поверхность и тут же развернулся лицом к колодцу. Его правая рука умело схватила генеральское запястье и вытянула военного наружу.

Очень даже своевременно.

Если бы этого не произошло, и Прохоров еще немного задержался в бетонной трубе колодца, его ждала бы совсем не завидная участь: два здоровенных клыка вонзились в бетон в том месте, где только что находилась его нога.

Тяжело дыша, кто от волнения, кто от физической усталости, оба разлеглись на грязном полу железной пристройки. Затем Прохоров, услышав знакомый скрежет, вскочил на ноги, и как угорелый выскочив на улицу под обильный снегопад, галопом поскакал к своему джипу.

Громов тоже недолго задержался на этом месте. Покинув пределы невзрачного сооружения, он быстрым шагом захрустел по снегу к своей полицейской машине.

Завернув за угол школы, Прохоров, все еще продолжая бежать, заметил отсутствие своего «Хаммера». Пробежав еще немного, он остановился на том месте, где в последний раз стояла его машина. На снегу даже не осталось никаких следов, но генерал точно помнил, что автомобиль был именно на этом самом месте.

«Неужели я так долго был под землей, что лишился рассудка?» — подумал он, а потом, получше присмотревшись, заметил черные капельки машинного масла, просвечивающиеся сквозь белый снег.

Внезапно его осенило.

— Ах ты чертова дрянь, что б тебя!.. — яростно ругаясь и выражаясь нецензурной бранью, которую ни в коем случае не следует отражать в художественной литературе, изливался Прохоров в течение тридцати секунд. — Алина!.. — растопырив руки, громко прокричал генерал.

Он мог бы и дольше свирепствовать, но протяжный крысиный писк, необычно грубый, привлек его внимание и испуганный взгляд. Через обильный снегопад он различил вдалеке быстро промелькнувшие тени.

Резко вспомнив про существование Громова, генерал припомнил то место, где в последний раз видел его машину. Еще раз осмотревшись по сторонам в поисках опасности, он сначала медленно пошел, а потом очень быстро побежал в выбранном направлении.

Пока Прохоров, теряясь в обильном снегопаде, искал полицейскую машину, Громов уже сидел в ее теплом салоне и пытался вызвать по рации дежурного полицейского.

— Петр. Петр, прием, как слышишь меня?

Через шуршание и громкий скрежет пробился знакомый голос:

— Слышу Вас отлично. Что случилось?

Громов начал объяснять ему сложившуюся ситуацию так, насколько сам мог ее понимать. Сейчас самым важным было не то, как преподнести событие, а выразить то, насколько все плохо. Он говорил быстро и в меру разборчиво.

— Ты все понял?! — в нетерпении, закончив свою речь, спросил он слушателя.

Ему никто не ответил.

— Петр, прием!.. — прокричал в микрофон рации полицейский.

Все, что он услышал в ответ, была лишь тишина, скрежет, шипение, и снова тишина.

— Черт!.. — снова выругался Громов и ударил рацию о приборную панель. Разбив переговорное устройство почти вдребезги, он удивился тому, насколько бывает сильным в порыве ярости.

Раздосадованный полицейский инстинктивно взглянул сквозь лобовое стекло.

Через плотную занавесь сыплющегося снега он увидел быстро приближающуюся человеческую фигуру. Громов сразу узнал его — это был Прохоров.

Генерал резко остановился прямо перед капотом патрульной машины и восторженно уставился на изумленное лицо Громова. Он сперва и не понял, почему тот на него так смотрит, а потом вдруг осознал, что полицейский и вовсе смотрит не на него, а куда-то позади него.

Словно пластилиновое, дико удивленное лицо Громова сменилось ужасом.

Прохоров внутренне запаниковал, увидев это. Ему страшно захотелось обернуться и посмотреть, что там. Он уже находился вполоборота, когда крупная тень, размером с самую большую собаку, выскочила из снежной мглы и разорвала его надвое.

Верхняя часть тела генерала упала на капот патрульной машины.

Громов вжался в сиденье, созерцая окровавленное мертвое лицо Прохорова, лежащее на лобовом стекле. Он быстро нащупал ключи и завел двигатель. Педаль газа до упора вдавилась в пол. Автомобиль, зарычав как дикий зверь, пробуксовал колесами на месте, а потом резво дернулся вперед.

Часть тела мгновенно погибшего генерала скатилась с машины, и грохнулось на окрашенный красным снег, забрызгивая белые места дополнительной порцией крови.

Нога Громова словно приросла к педали акселератора, заставляя машину истошно визжать.

Образец-0011, поедая нижнюю часть генерала, не успел отпрыгнуть в сторону, и полицейская машина сбила его, получив гораздо больше повреждений, чем само сбитое существо.

Громов профессионально отдернул правую ногу и нажал на тормоз, забыв при этом выжать педаль сцепления.

Автомобиль, конвульсивно дернувшись, заглох.

— Вот зараза! — сплюнул полицейский и повернул голову назад, чтобы посмотреть на бессознательного зверя. Ему очень хотелось еще разочек проехаться по его туше, но, как назло, крысы-мутанта там не оказалось. — Чертовщина.

Сердце полицейского забилось пуще прежнего, явно намереваясь выскочить из груди и убежать прочь от опасности.

Громов выжал сцепление и потянулся к ключу зажигания, собираясь снова завести двигатель, как вдруг боковым зрением, слева от себя, в дверном окошке увидел окровавленную скалящуюся морду кошмарной твари. Он резко повернулся лицом к монстру.

Животное, широко раскрыв клыкастую пасть, истошно запищало, заставив и полицейского громко закричать от страха и шока.

Напрасно он так сделал. Своим криком он спровоцировал животное.

Захлопнув свою пасть, мутированная крыса разбила стекло и вцепилась ему в плечо острющими длинными когтями, которыми запросто можно нашинковать крупный вилок капусты.

Громов снова закричал, но на этот раз от невыносимой боли, молниеносно распространившейся по всему его телу, словно электрический ток.

Крыса пока что оставалась снаружи, она оказалась слишком большой, чтобы свободно проникнуть внутрь салона через разбитое окно водительской двери.

Этим мужчина и воспользовался.

Он, превозмогая боль, завел двигатель и резко сдал назад, врезавшись в один из бронетранспортеров.

Автомобиль опять заглох.

Пока полицейский тщетно пытался завести его снова, Образец-0011 оторвал ему левую руку. Она оказалась насажена на длинные когти, словно сено на вилы. Если до этого мужчина просто кричал от нестерпимой боли, то теперь и вовсе завопил, а потом внезапно потерял сознание, скорее всего, от болевого шока.

Саблезубое крысиное потомство присоединилось к своему заботливому родителю, когда бессмысленное сопротивление человека уже было кончено. Всей своей сворой они быстро расправились с кузовом авто, вскрыв салон машины, словно консервную банку.