Гайда Гейнгольдовна Лагздынь

БАРБОСКИН И КОМПАНИЯ

(ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ)

 

КТО ТАКОЙ БАРБОСКИН?

Барбоскин живет в доме, что стоит рядом с Антошкиным. У него есть бабушка, папа и мама. Все они работают в совхозе. Барбоскину хорошо, ему не надо уезжать в город, он все время живет в деревне. А у Антошки баба Таня в совхозе не работает, она старая.

Когда Антон приехал в гости к бабушке, то первым делом уселся на крыльце и стал петь: «Мы едем, едем, едем в далекие края. Хорошие соседи, счастливые друзья. Тра-та-та! Тра-та-та! Мы везем с собой кота, чижика, собаку, петьку-забияку, обезьянку, попугая. Вот компания какая!» Подошел Барбоскин. Антон еще не знал тогда, что он – Барбоскин. Антон несколько лет ездил к другой бабушке – бабе Рите, что живет в маленьком городе.

Барбоскин подошел и спросил:

– А кто такой Петька?

– Мой папа, – ответил Антон. – Его так мама называет – Петька-забияка. Он на заводе работает, и мама там.

– А где чижик, собака?

– Не знаю. Так в песне поется.

– А хочешь, – предложил Барбоскин, – я тебе нашего кота покажу и собаку Буяна?

– Хочу! А как тебя зовут?

– Барбоскиным!

– Как? – удивился Антошка. – Почему Барбоскиным?

– Потому, что мы – ваши соседи, Барбоскины. Мой папа Коля – Барбоскин. Моя мама Настя – Барбоскина.

– А бабушка?

– А бабушка Катя не Барбоскина. Она – Непомнящая.

– Непомнящая? – снова удивился Антошка. – Как это?

– А так. В детском доме ее назвали Непомнящей. Откуда она взялась, она не помнила. А вот папа мой – Барбоскин. Потому и я – Барбоскин. Это наша фамилия.

– А меня Антошкой зовут, – сказал Антошка. – Вообще-то я – Антон Васильев. Во второй класс перешел.

– А я – Андрюша, но все меня зовут Барбоскиным, не возражаю. Барбоскин – так Барбоскин, три класса плюс коридор в четвертый. Ты насовсем в деревню?

– Нет, на лето, и то не на целое. К бабе Рите надо.

– Жалко, а то переезжай с родителями. Сейчас многие в деревню переезжают. Мишка, например, друг мой. Был городским, сейчас у нас в селе живет с отцом и матерью. Им дом дали.

Андрей Барбоскин Антону понравился. Он стал, раз все так, называть его Барбоскиным.

 

ПРО УТОК И УТИНЫЙ ПРУД

Рано утром кто-то громко постучал по наличникам.

– Эй, Антоша! Спишь? – это был Барбоскин.

– Не-а, – крикнул Антошка, соскакивая с бабушкиной кровати. – Я уже не сплю.

– Пошли?

– Пошли, – быстро согласился Антошка. – Моя бабушка уже ушла.

– И моя Непомнящая тоже. Давай быстрее, а то опоздаем.

– Куда?

– Куда, куда! Где кричат: «куд-ку-да-а!» да «кря- кря-кря!» Там мама Настя работает.

За высоким забором, сделанным из железной сетки, ходило много широких уток. Утки переваливались с боку на бок, спешили к открытым воротцам. Воротца были распахнуты прямо в большой пруд. Туда и торопились утки. Нетерпеливо переминаясь на широких красных лапах, утки стояли у края воды и подталкивали передних. Уток было так много, что пруд скоро превратился в утиный ковер.

– Вот утки поплавают, – сказал Барбоскин, – поныряют, почистятся, дядя Саша их в другие воротца зазовет. А сюда новых уток напустят. Любят они купаться.

– Как у нас в школьном бассейне. Одни плавают, другие ждут. Только не так тесно.

– Ага, – неопределенно ответил Барбоскин, – наверно. Мы на речку бегаем. Сколько хочешь в воде сиди. Только старшие гоняют, да еще утятами синими обзывают. Похожи, в пупырышках кожа. На солнце отогреваемся. А ты утят и цыплят видел? – Антон мотнул головой. – Пошли, покажу. Очень даже интересно. Такие маленькие, пушистые и все пищат.

Но к утятам идти не пришлось. Бабушка Катя, Непомнящая, велела Барбоскину бежать в магазин за хлебом.

 

ПРО СЕЛЬМАГ, ПРО ХЛЕБ И МУСКУЛЫ

– А где у вас булочная? – спросил Антон.

Андрюша тащил большую хозяйственную сумку, на дне которой лежал блестящий металлический рубль. Рядом вышагивал серьезный пес Буян.

– Какая еще булочная?

– Ну, где продают хлеб.

– Хлебная? Да там, где и велосипеды продают. В сельмаге!

– А что такое – сельмаг? – снова спросил Антон.

– Сельмаг – это сельмаг. Там все, что тебе надо. Только в разных половинах дома. Захотел забор покрасить, иди в сельмаг за краской. И макароны там, и крупа.

– А игрушки?

– И игрушки, и ручки, и всякое другое.

– А я думал сельмаг – большой магазин, как наш универсам.

– Не городской, а хороший! – сказал Барбоскин. – Скоро новую вывеску повесят. А мне старая нравится. Все понятно: «Сельмаг».

В магазине рядом с ведрами, тазами и кастрюлями стояли велосипеды и мотоциклы. Антошка подошел к мотоциклу с красным кружочком под сиденьем. Стекляшки в кружке, если вертеть головой, переливались, играли красками.

– Вот что бы я купил, – погладил Барбоскин у зеленого велосипеда колесо. – Кататься я умею, папка только не дает. Сам на совхозный двор ездит. Говорит, куплю мотоцикл, тебе велосипед отдам, – Барбоскин вздохнул и пошел в другую половину сельмага покупать хлеб.

– На все! – вымолвил Андрюшка, протягивая деньги.

– Не снесешь! – улыбнулась молодая продавщица, – В другой раз свеженького возьмешь!

– Снесу, тетя Валя! Сумка большая, и Тошка со мной.

– А сдачу?! – крикнула продавщица вдогонку. – Барбоскин, сдачу возьми! – тетя Валя выдала ребятам по конфетке, а псу Буяну – кусочек сахара.

Барбоскин и Антошка шагали по широкой деревенской улице, дергая в разные стороны сумку. Нести было неудобно. Барбоскин был выше Антона почти на целую голову. Да и ручищи-кулачищи у него были, как два Антошкиных кулака. Решили сумку поставить на спину Буяну.

– Вези, Буян! – приказал Андрюша. Но Буян не пожелал и убежал домой.

– Донесем и сами! – сердито крикнул Барбоскин вслед рыжему псу. – Подумаешь, какая лошадиная сила! Зато у нас мускулы знаешь какие будут? Во!

Антон был согласен с Андрюшей. Иметь сильные мускулы нужно обязательно каждому мальчишке.

– Молодцы, старательные! – сказала поджидавшая у ворот баба Катя. – А чего так много? Хватило бы и двух буханок! Небось устали?

– Ну и что? Зато мускулы развиваются! – заявил Барбоскин. – И завтра не надо бегать за хлебом. Баб, а молока с хлебцем? Есть хочется.

Бабушка Катя принесла из горницы кринку молока, достала две кружки из шкафчика, толстыми ломтями нарезала хлеб. Мальчишки, как говорит Барбоскин, «молотили» – откусывали от большого куска и запивали молоком.

 

ХОДЯЧАЯ МОЛОЧНАЯ ФАБРИКА

Коровы – не козы, они большие. Не то что у бабушки Риты коза Зойка и козленок по имени Плут. Коровы – серьезные животные. У коров большие красивые глаза, хвост с кисточкой и огромное вымя. Там у коров собирается и хранится молоко. Барбоскин говорит, что «корова – это ходячая молочная фабрика», на пастбище она ест траву, а дает белое молоко. И если ее кормить сеном, силосом и разными комбикормами, она все равно даст белое молоко. Без молока сметаны не бывает, и творога, и сыра, и масла. Все из молока.

– А кефир тоже коровы делают? – спросил Антошка.

– Ну ты, Тошка, ну и белый дачник, ну и непонятливый! – возмутился Барбоскин. «Белыми дачниками» он называл всех, кто не разбирался в местных делах. – Корова, – продолжал пояснять Андрюша, – дает молоко. А из молока потом и делают молочные продукты. Вот моя бабушка снимет сверху сливки – это сливки. Закиснут сливки – получается сметана. А кислое молоко, что без сливок, нагреет в печке или в плите. Получится творог. Зеленоватую водичку – сыворотку сольет, а густышку – в марлицу завернет и подвесит. Сыворотка капает, а творог делается слоями. Вкуснятина! А вот кефир бабушка не делает. Его на молочном заводе производят. Там есть специальные кефирные грибки.

– Настоящие грибы?

– Ну... вроде бы, маленькие такие, шляпки у них крошечные, как у шурупчиков, только белые-белые, будто творожные. Вот эти кефирные грибки в молоко и запускают. Там они работают, молоко превращают в кефир.

– А фруктовый как же? Коров фруктами кормят? – хитро улыбнулся Антошка.

– Ну и дачник белый! Для фруктового кефира надо фруктовых соков!

– Да я пошутил, Андрюша!

– Шутник, тоже мне, курица, собака, петька-забияка, – проворчал Барбоскин.

– А в ванильный сладкий творог ваниль и сахар добавляют? – не унимался Антошка.

– Добавляют, пошли кролей смотреть! – неожиданно предложил Барбоскин.

 

ПРО КРОЛЬЧИХ И КРОЛЬЧАТ

Огромная белая крольчиха сидит в клетке и грызет длинными острыми зубами деревянное корытце.

– Чего это она? – удивляется Антошка. – Еда лежит, а она?

–Зубы переросли! – говорит Барбоскин. – Не доглядели. Ломать надо.

– Зачем ломать? – недоумевает Антошка. – А чем она есть будет? Кролику без зубов, наверное, нельзя?

– А с такими еще хуже! – сердито сопит Барбоскин. – В этом деле ты, Тошка, ничего не понимаешь. Она же есть не может! Худеет. Смотри какая тощая стала. Раньше в ней килограмм двенадцать было. А сейчас?

Но белая великанша не показалась Антошке худой. Глаза только злые, факт голодная.

– Ох и тяжела, – говорит тетя Марина. – Ишь резцы отрастила! Когда только успела?

Тетя Марина, надев толстые рукавицы, берет крольчиху за загривок, несет отпиливать зубы. Крольчиха сердится, царапается, фыркает, как кот.

– Зачем тетя Марина рукавицы надела? – удивляется Антошка. – Разве холодно? Жарко ведь?

– Крольчиха добра не понимает. Укусить может, – солидно поясняет Барбоскин. – Пошли других кролей смотреть.

Кролики сидят в длинных клетках по одному. Под клетками широкие лотки. Лотки чистят и моют работницы фермы. Возле крольчихи-мамы – крольчата. Крольчата тычутся розовыми носиками в большой живот крольчихи, сосут молоко.

– Во сколько! – говорит Барбоскин. – Народилось шестнадцать штук, десять оставили, остальных к другой крольчихе посадили. Иначе молока всем не хватит. А у той своих мало, пусть других кормит.

Антон никогда не видел новорожденных крольчат: маленькие, чуть побольше мышонка, слепые, но с ушками.

– Какие крохи! Когда же они вырастут?

– Э! – махнул рукой Барбоскин. – Через две недели не узнаешь! Запрыгают ушастые, как взрослые. Сами корм грызть будут. Только успевай подкладывать.

– А чего подкладывать?

– Ну и дачник. Конечно же еду! Спецкорм, минералку, сено. Летом – траву, капустные листья, морковку и все прочее. Все сгрызут эти грызуны.

– А потом куда?

– Известно куда! У нас же откормочная ферма. Товарный вес два с половиной килограмма.

– А как же крольчиха?

– Новых крольчат заведет. Как и куры, как и утки. Яйца – цыплята, утята. Потом – куры, утки. Мясо все едят!

– Ну ты и Барбоскин! – возмутился Антошка. – Лучше я пойду к бабушке Тане.

– Ну и иди! Я же не виноват, что в деревне живу, все знаю. И свиней тоже на мясо, и бычков. Подумаешь, какой городской выискался! Мы вот такие! – выкрикивал вслед Антону сердитые взрослые слова друг его Андрюшка Барбоскин.

 

ПРО ОВЕЦ, ПРО КНУТ, ПРО ГРОЗУ И ПРО ТО, КАК ЕЕ НЕ БОЯТЬСЯ

Дед Прохор пошел на почту посылать внуку телеграмму, а овец, кнут и собаку по имени Шалый доверил ребятам.

Ох и хитер пес Шалый! Он смирно лежит возле ног, положив морду на вытянутые вперед лапы, делает вид, что спит. Но стоит только барану с большими крутыми рогами перепрыгнуть канаву, как Шалый вскакивает и отгоняет его назад к овцам. У Шалого не забалуешь!

Стадо разбрелось по полю, ест траву. Ребята, как и велел дед Прохор, глядят в оба.

– Скучно пасти, – говорит Антошка, – делать нечего. – Кнутом бы пощелкать, дед Прохор не велел, говорит, «глаз выстегнете». – Андрюш, давай, пока пастуха нет, щелкнем разочек? Не выстегнем ничего!

– Нет, – отвечает Барбоскин, – обещали же деду? Обещание надо выполнять.

– Хорошо, не будем, – соглашается Антошка, держась рукой за плетеную ручку кнута. – Но так неинтересно. Кнутом – не щелкни. Овец – Шалый пасет. А мы зачем?

Неожиданно за лесом загремело, засверкало. Небо становилось все мрачнее, чернее. Из-за кустов вылетел ветер. Ветер стал трепать березовые листья, вертеть ветками, раскачивать стволы.

– Гроза начинается! – выкрикнул Барбоскин, хватаясь за кнут. – Надо овец к деревне гнать, за изгородь, а то разбегутся.

Шалый, словно поняв Барбоскина, вскочил и стал бегать вокруг стада. Барбоскин размахивал кнутом и кричал:

– Бяшки! А ну, бяшки! Пошли! Домой, домой!

Овцы, сбившись в кучу, перебегали с одного места на другое, испуганно блеяли, но вперед не шли. В это время совсем рядом страшно треснуло, потом загрохотало.

– Гроза над нами! – крикнул Барбоскин срывающимся голосом и щелкнул кнутом. Антошка кинулся под высокое дерево.

– Назад, Тошка! Убьет! – Антон испугался еще больше и помчался к Барбоскину. Он вцепился в него обеими руками.

– Отцепись, ошалел что ли! – голос Барбоскина слился с грохотом. Антону стало стыдно, и он побежал к деревне. Барбоскин, размахивая кнутом, отогнал овец от большого дерева и погнал по дороге.

– Пошли! Пошли! – кричал Барбоскин, непрерывно щелкая кнутом. Шалый прыгал вокруг стада, не давая овцам разбегаться, гнал их к изгороди. Огненные кривые стрелы пробегали по черным страшным тучам.

Трах-та-ра-рах! – гремело кругом. – Трах-та-ра-рах!

Блеяли овцы, лаял Шалый, щелкал кнут. А сверху лил густой толстый дождь.

Антон плелся сзади всех. Вода стекала по спине прямо в кеды. Рубаха и штаны стали такими мокрыми, будто он только что вылез из реки. Навстречу ребятам спешил дед Прохор.

Трах-та-ра-рах! – гремело над полем, над лесом, над деревней. – Трах-та-ра-рах!

– Поди перепугались? – издали крикнул пастух.

– Перепугались, – признался Барбоскин, – я даже кнутом от страха щелкать стал, а ты не велел.

– Ты же не для баловства щелкал? – дед Прохор из рук Барбоскина взял кнут.

– Нет, овец сгонял, как ты.

– Вот и ладно.

А тут и дождь кончился. Небо стало синим и солнечным. Только где-то за лесом сверкало и гремело. На чистой зеленой траве засверкали крупные каплищи. Воздух, промытый дождем, был таким вкусным, что невозможно сказать. А над речкой выгнула спину разноцветная дуга-радуга. Ну точно как на картинке, даже красивее.

– Туча, поди, в город подалась, – сказал пастух. – Пусть и там помочит. Небось, пыль столбом от машин да трамваев этих! Так, что ли, Антон?

– Так, – отозвался Антошка, – пусть польет. А я, дедушка, очень грозы испугался. Думал, громом всех побьет. А Барбоскин не забоялся. Храбрый он.

– Да чего там, – засмущался Андрюша, – тоже забоялся. А громом, Тошка, не убивает. Бьет молния. Особенно любит она высокие деревья. Бабушка говорит: «Чтоб грозы не бояться, надо есть черные корки от хлеба».

– Ты первый раз со стадом-то? – спросил дед Прохор.

– Первый, – откликнулся Антошка. – Второй раз и грозы не испугаюсь, вот увидите.

 

ПРО МАЛЬЧИКА ВАЛЕРИКА, ПРО КОЗУ ФРОСЬКУ И СОБАКУ БУЯНА

Трава за огородами такая высокая, что в ней можно легко заблудиться. Особенно много травы с медовым запахом. Когда заходит в нее Валерик, даже его белой шапочки не видно.

Валерик – друг Барбоскина, он дачник. Ему скоро исполнится шесть лет. Он хоть и маленький, но хороший человек, не ябеда, не жадина и очень вежливый. Только с Валериком все время происходят всякие истории. Например, вчера он забрался в эту самую траву и потерялся. Хорошо, что навстречу шла коза Фроська. Коза рогатая, но смирная. Валерик взобрался на козу, сел верхом, вцепился в рога и поехал. Едет, голыми пятками Фроську в бока подталкивает, сам сочиняет: «Фроська, Фроська, ты меня не сбрось-ка. На козе приеду прямо я к обеду!» Фроська его и привезла к самому крыльцу дома, где жил Валерик с бабушкой. На крыльце сидела хозяйка тетя Полина и Валерикова бабушка Калерия Ивановна. Как увидела Калерия Ивановна такое, хотела заболеть, но передумала.

– Валерик, – сказала бабушка, хватаясь за сердце, – что еще за штучки?

– Это не штучки, бабушка, это коза Фрося. Угости Фросю. Она очень хорошая, понятливая, работящая.

Калерия Ивановна вздохнула, пошла на кухню, принесла два кусочка булки. Один дала козе, другой, с вареньем, Валерику.

– Ешьте, – сказала бабушка.

– На здоровье, – добавил Валерик. – Спасибо. А почему Фросе без варенья?

– Козы сладкое не едят.

– Фрося, хочешь? С ягодками? – Валерик протянул козе кусочек булки с клубничным вареньем. Коза мигом проглотила. И потянулась опять к Валерику.

– Ну коза! – засмеялась бабушка. – Не коза, а сладкоежка. – Тут подбежал к крыльцу рыжий пес Буян. И ему вынесли угощение.

Валерик, хоть и дачник, но собак не боится. Подойдет к любой и давай гладить, обнимать. Буян – собака серьезная, нежностей не любит, но с Валериком играет.

Сегодня утром траву за огородами скосили. Ребята валяются на траве, она вкусно пахнет. Завтра трава высохнет, станет душистым сеном. Сено сложат в большие копны. Зимой будет чего жевать коровам, овцам, козам. За огородами теперь босиком не побегаешь – колко.

Валерик очень подружился с Буяном и Фроськой. Они почти все время ходят вместе. Валерик пасет козу, Буян сидит рядом, пасет Валерика.

Буян стал таким гуленой, что старший Барбоскин, дядя Коля, сказал, что посадит собаку на цепь, что хватит ей бездельничать, пора стеречь сад. Скоро поспеют молоки. Зато Фроську на цепь никто не посадил. Хозяйка козы тетя Полина очень довольна Фроськиным пастухом.

– Паси, паси, сынок! – говорит тетя Полина, коза смирная. Молока дает много, и жирного. Как сделаю сыр, тебя, Валерик, угощу.

Но Валерик козу пасет не из-за сыра. Валерикова бабушка, Калерия Ивановна, все время говорит:

– Внук-то мой ну чисто цыпленок. Не ножки, а спички! Съест кусочек, и все. Ну до чего худенький, миленький! Может быть, за лето подрастет, пополнеет?!

Калерия Ивановна Валерика за Фроську не ругает. Наоборот, даже считает, что лучше, чем с мальчишками носиться, последний жирок вытряхивать! Пусть нагуливает аппетит. И отпускает Валерика с козой. Фроська бродит, щиплет траву, листья. Валерик сидит под кустами на теплых камнях, смотрит за козой. Ему нравится быть Фроськиным пастухом.

Фроська, как хвостик, ходит все время, бегает за Валериком. Даже утром заходит за ним. Подбежит к крыльцу, встанет, длинными белыми ресницами хлопает, большущими глазами на окна смотрит и кричит: «Мэ-ээ-эээ!», Что, наверное, означает: «Вы-хоо-дии!»

– Вон твоя подружка пришла! – говорит Валерику бабушка Калерия Ивановна. – Сейчас, Фросенька, пастух одевается. На-ка хлебца. Уж извини, что без варенья. Кончилось. Нового еще не сварила. Как сварю, непременно угощу.

Фроська берет хлеб, долго жует. Она всегда так. Иногда съест одну травинку, а жует целый час.

– У ней за щекой жвачка? – спросил раз Валерик у Барбоскина. – Почему коза еще не ела, а уже жует?

– У всех коз так. И у коров тоже, – ответил Барбоскин. – Они – жвачные животные. Нахватают, наглотаются травы, а потом, на досуге, пережевывают. Одним словом, – закончил Барбоскин, – жвач-ны-е!

А еще Валерик играет с козой. Будто он – разведчик, а коза его конь.

– Фрося, стой! – говорит Валерик. – Я на разведку пошел, а ты здесь прячься.

Фроська стоит, ест траву, а он ползет под кустами – разведывает. Или он убегает от Фроськи, а она его ищет.

Хороша коза Фроська, не бодливая, умная.

 

ПРО ТО, КАК УЧИЛИСЬ КАТАТЬСЯ НА ВЕЛОСИПЕДЕ

С утра Барбоскину не спится. Отец на машине уехал на техническую станцию, поэтому разрешил Андрюше покататься на велосипеде. Барбоскин почистил его, смазал машинным маслом.

Антону тоже хочется покататься на велосипеде. Когда он был маленьким, у него был трехколесный. На взрослом же двухколесном он никогда не ездил.

– Догоняйте! – кричит Барбоскин, усаживаясь на седло. Велосипед стоит у крыльца. Садится на него Барбоскин со ступенек.

И вот велосипед поехал, завилял из стороны в сторону. Переднее колесо то и дело поворачивается вместе с рулем не так, как надо. Барбоскин еле-еле дотягивается до педалей, поэтому едет стоя. Валерик и еще два пацана, Мишка и Витя, бегут сзади. Антошка держится за седло.

– Отцепись! – кричит Барбоскин. Он все время оглядывается. Из-под колеса с кудахтаньем разбегаются в разные стороны куры. Велосипед едет по дороге, виляя вместе с Барбоскиным.

– Сворачивай! В переулок! Машины! – кричит Мишка. Барбоскин круто поворачивает руль и перелетает через него.

Теперь все сидят на канаве. Велосипед лежит на земле. Мишка рвет подорожник, а Барбоскин прикладывает листочки к разбитой коленке.

– Называется, покатался! – ворчит Барбоскин. – На смех всем деревенским индюкам.

– До свадьбы заживет, – тоненьким голосочком говорит Валерик.

– Заживет, – добавляет Витя.

– Андрюш, дай мне покататься, – не выдерживает Антошка.

– Садись, – не возражает Барбоскин.

Мишка и Витя держат велосипед за руль, Валерик на седло. Антон влезает, педали далеко внизу.

– Ты под раму! – советует Валерик. – Я видел, так многие мальчишки на больших велосипедах катаются.

Велосипед везут, а Антон учится крутить педалями. Только подали эти вертятся, как не надо. А если вертятся как надо, то всем приходится бежать. Потом Антошке кажется, что он может ехать один.

Я сам! – кричит Антошка, но его почему-то потянуло с тропинки к забору. Не успел Антон сообразить, как больно ударился плечом о деревянную изгородь. Но ноги из-под рамы успевают выскочить.

– Здорово, – говорит подбегающий Валерик. – Сам ехал!

– А забор?

– Забор – не в счет!

Потом на велосипед забирается Мишка, потом Витя. Один Валерик бегает сзади.

– Ничего, ребята, – попискивает он, – завтра научитесь. А я ноги накормлю. Они вырастут. И тоже на учусь.

Ссадина на коленке Барбоскина к вечеру покрылась красной коркой.

– Докатился, – вздыхает бабушка Катя. – Я говорила: до хорошего этот старый велосипед не доведет Давай болячки твои помажу. Хочешь зеленкой, хочешь йодом. И так и так нарядно.

Но Барбоскин согласился на зеленку, меньше щиплет.

И все же быстрее всех ездить на велосипеде научился Барбоскин. Он и раньше чуть умел. Теперь Антошка с Барбоскиным катаются вместе. Барбоскин жмет на педали, а Антошка сидит на багажнике. Андрюша сильный. У него толстые мышцы. Велосипед ему теперь отдали насовсем. Отец, наконец, купил мотоцикл. И у Мишки теперь есть велосипед. На нем он Валерика катает.

 

ПРО ДЯТЛА, ПРО ГНИЛУШКИ, ПРО ФИЛИНА И МЫШЕК-ШУРШИШЕК

В лесу часто слышны постукивания дятла; «Тук-тук-тук, тук-тук-тук».

– Это барабанит дятел, – говорит Барбоскин.

– А ты почем знаешь? – возражает Мишка. – Может быть, это лесовичок, что в лесу живет. Ночью он ходит по тропинкам, грибы собирает, по болотным кочкам бегает. А как солнышко проснется, в лесу по сучкам прыгает, стучит, клад ищет. Вот слышите? Тук-тук-тук!

Сосновый лес начинается прямо за совхозными огородами. На высокой сосне ребята увидели дятла в черном галстуке. Большой хвост его, как лопата, упирался в дерево, широкие лапы обхватили кору, а длинный толстый крепкий клюв бил в ствол.

«Тук-тук-тук! Кто-тут! Тук-тук! Кто-тут!»

– Разве это лесовик? – заулыбался Барбоскин. – Это – настоящий пестрый дятел, насекомых выстукивает.

Дятел на минуту замолчал, повертел головой по сторонам.

– И как только красная шапочка не слетит? – прошептал Валерик. – Нет, это – не дятел. Он притворился, что дятел.

– А я что говорил? – также шепотом продолжал Мишка. – Это лесовик в красном колпачке. Кафтанчик снял. Жарко в кафтанчике работать. А колпачок снять забыл. Вот солнце ляжет спать, в лесу станет темно, он снова превратится в лесного человечка.

– Все-то ты, Мишка, выдумываешь! – сказал Барбоскин. – Врешь!

– Не вру! Ночью пойдем в лес, сам увидишь.

– А кто нас ночью в лес пустит?

– Кто, кто... Бабушка.

Но баба Таня, Антошкина бабушка, сказала, что ночью только совы по лесу летают да светлячки пеньки рассматривают. А баба Катя, Андрюшина бабушка, сердито молвила, что детям ночью в лесу делать нечего, что ночью дети, как все люди, должны спать, что пора огород полоть.

– Ах так! – разобиделся на бабушку Барбоскин. Вот уедешь в гости, один в лес пойду. И не побоюсь!

– Ну-ну! – сказала баба Катя и пошла на ферму к коровам. А Валерик отправился к бабушке Калерии Ивановне.

– Бабушка, – просит Валерик, – отпусти меня с Антоном и Андрюшей на сеновале поспать. Мне так хочется!

– Хочется да перехочется! Мал еще по сеновалам ночевать! – Калерия Ивановна делала вид, что сердится.

– Ну, бабушка, ну, миленькая... Я же большой. Сама сказала: щеки наел. Смотри! Как у кабанчика-барабанчика, – Валерик незаметно поддул щеки.

– Ну что с тобой прикажешь делать? Играл бы пузырями, вон Вадик бегает и Олечка. Так нет! К большим лезешь!

– Ну, бабушка, – не унимался Валерик.

– Вот лист березовый, – вздохнула Калерия Ивановна и разрешила.

На другой день ребята отправились ночевать на сеновал. Сена в сарае под самую крышу. Расстелили широкий толстый брезент, чтобы не было колко, улеглись.

– Хорошо, – сказал Мишка.

– А то нет! – добавил Валерик. – А почему луна такая круглая, огромная и оранжевая?

– Где ты видишь луну? – удивился Барбоскин.

– В щелку! У луны, наверно, праздник, день рождения.

– Угу! – поддакнул Мишка, – потому и нарядилась. Айда в лес, светлячков смотреть и человечков лесных?!

Собирались недолго. Кругом тихо, над лесом низко висела нарядная огромная луна. Над озерком пушистым белым покрывалом лежал туман. Куски его расползлись по кустам. Поблескивали звездочки, словно кто в небо воткнул блестящие елочные украшения. Лес стоял мрачный, непонятный, загадочный. Крадучись, ребята прошли мимо совхозного сарая, мимо скирды с душистым сеном. С кустов посыпалась роса.

– Страшно, – прошептал Валерик.

– Страшно, не страшно, – храбрился Антошка, – а бабушки накажут.

– Страшно, накажут! – передразнил их Барбоскин. – Раз решили на лесных человечков смотреть, так идем.

Около сумрачной дорожки вдруг зашевелились травинки, вздрогнули длинные листочки ландыша, листья лопастого папоротника.

– Кто это? – испуганно прошептал Валерик.

– Это вышли на прогулку мышки. А может быть, ежик гуляет, он ночное животное, – спокойно сказал Барбоскин.

Ух-ух! – заухало в глубине леса так, что Валерик от страха присел на корточки.

– Ой, мальчики! Что это?

– Да это сова на промысел вылетела, на мышей охотится, – продолжал Барбоскин. – Неприятно кричит.

И вдруг все увидели, как впереди вспыхнул голубыми мерцающими огоньками широкий пень.

– Вот здесь, – сказал Мишка, – живут светляки – фонарики лесных человечков. Вот видите? Фонарики разлетаются! – Мишка ткнул в пень ногой. – Лесные человечки в руках фонарики понесли.

– А почему человечков не видно? – спросил Валерик.

– Так они в невидимых кафтанчиках! – уверенно продолжал Мишка.

Барбоскин подошел к пню, наклонился:

– Это не светляки. Светляки – как червячки. Это светятся гнилушки.

– Давайте с собой возьмем? – предложил Антошки. Несколько кусков гнилого дерева быстро перекочевало в карманы.

В лесу что-то затрещало, с сосен посыпалась сухая хвоя.

– Что это? – в два голоса прошептали Валерик и Мишка.

– Не знаю, – отозвался Барбоскин. Все стихло. – Наверно, старый сук у дерева отломился, или филин из дупла вылетел. – Снова зашуршало. Потом раздался сдавленный писк. И снова тишина. – Это филин мышонка съел, – деловито вымолвил Барбоскин.

– А ты откуда все знаешь? – не выдержал Антошка.

– Папа Коля рассказывал. Мы с ним в лес ночью ходили, на экскурсию, как сказал папа.

– То-то ты храбрый такой! – отозвался Мишка. Валерик испуганно оглядывался по сторонам.

«Ух-ух-ух. Ха-ха-ха!» – заухало, захохотало совсем рядом.

– А совы на людей не охотятся? – дрожащим шепотом вымолвил Валерик.

– Не бойся, не охотятся, – заторопился Барбоскин, – пошли назад.

– Пошли.

– А как же лесовичок? – спросил Мишка. – Мы их так и не видели!

– Лесовичок, лесовичок! – передразнил Мишку Барбоскин. – Сам ты лесовичок, зюзя мокрая, нос сопливый.

– Сам ты – зюзя! – возмутился Мишка и повернул в деревню. За Мишкой, торопясь и спотыкаясь, спешил Валерик.

– Вот они где! – у сарая, в ночной рубашке, стояла Калерия Ивановна. – Ну и дела! Я завтра с вами поговорю. Валерик, марш домой спать. Сеновал у них, называется!

– А у нас гнилушки! – Валерик из кармана вытащил куски дерева.

– Гнилушки у него! Вот папа приедет, он тебе покажет гнилушки!

– Это не он, – вступился за Валерика Мишка, – это все я. Мы лесных человечков пошли смотреть.

– Калерия Ивановна, – вперед вышел Барбоскин. – Я им хотел ночной лес показать, чтобы не боялись. Меня так папа Коля воспитывал.

– Ладно, воспитатель, завтра потолкуем, – уже спокойнее ответила Валерикова бабушка. – Небось глаза слипаются?

– Слипаются, – вздохнул Валерик, засовывая обратно в карман куски старого дерева. – Я так и думал. Это стучал дятел.

 

ПРО ЖЕЛЕЗНУЮ КОРОНУ И ЦАРСТВО ЖЕЛЕЗНЫХ КОРОЛЕЙ

– А у меня что есть... – загадочно сказал Мишка, ложа животом на горячем песке. Ребята только что вылезли из речки и грелись на солнце.

– Что? – лениво отозвался Барбоскин. Он не купался. Его на солнце так разморило, что говорил, не открывая глаз.

– Только это тайна, – продолжал Мишка. – Я нашел железную корону.

– А может быть, золотую? – нехотя проговорил Барбоскин, переворачиваясь на другой бок. – Книжкины все сказки.

– Не золотая. Золотая блестела бы. У мамки кольцо золотое, я знаю.

– Покажи, – отозвался опять Барбоскин.

– Она у меня спрятана в сокровищнице королей.

– Каких королей? – удивился Барбоскин.

– А я почем знаю, каких?! Наверно, железных. Говорю корона, значит, корона.

– Пошли! – сказал Барбоскин.

– Пошли, только туда далеко.

– Айда на велосипедах! – Барбоскин стал быстро натягивать майку.

– Валерика не возьмем! – заявил Мишка. – Маленький и разболтает.

– Я все равно слышал! Я не болтун. Возьмите, пожалуйста...

– Ладно уж, садись на раму, – сказал Барбоскин. – Пошли-поехали!

Антошка сидел у Мишки на багажнике. Но Мишка быстро устал. Потом педали крутил Антошка и тоже устал.

– Лучше пешком, – предложил Антон.

– Конечно, – согласился Мишка, – спрячем велосипеды в кустах и пойдем. Все равно дорога плохая. Сначала все в гору, в гору. Потом все лесом, лесом, а потом через болото и на бугор.

Ребята спрятали велосипеды, завалили их сучьями. Впереди шагал Мишка, за ним Барбоскин, следом Антошка с Валериком. Гора оказалась крутой. Все устали и проголодались.

– Далеко еще? – спросил Барбоскин.

– Не так чтобы, – ответил Мишка, – но и не близко. Может, вернемся?

– Сдрейфил, значит! Или соврал про корону?

– Сам ты сдрейфил! И врать я не люблю, – возмутился Мишка, – пошли!

В лесу было весело: попадались крупные зрелые земляничины и уже почти черные ягоды черники. Неожиданно Мишка свернул в сторону и потащил всех к болоту. Засучив штаны, ребята стали пробираться через пушистые мягкие кочки и лохматые пни. Местами среди болотной зелени блестели глубокие озерки.

– Там, кажется, – неопределенно сказал Мишка. – Точно, там! Видите, веревка на березе?

Но веревки никто не увидел. Зато впереди возвышался песчаный крутой бугор, с высокими густыми кустарниками и большими соснами. Мишка первым взобрался наверх, уселся на ломкий белый мох и тихо молвил:

– Здесь начинается царство железных королей.

– Королей, королей, – почему-то ворчал Барбоскин.

По краю бугра тянулись старые канавы. Кругом безмолвие. Даже птицы между собой не переговаривались. Еле слышно шумели, покачивая вершинами, могучие сосны. Пахло смолой и лесными цветами. Солнце наклонилось к земле, заглядывало под сосновые кроны. Сильно пекло.

– Пошли, – шепотом зашептал Мишка.

– Странно тут, – тоненьким голосочком отозвался Валерик, поднимаясь с белой моховой подстилки.

– А вдруг и сам железный король здесь?

– Какой еще король? – неестественно громко засмеялся Барбоскин. – Напридумывали, а теперь трусят. Это – старые траншеи, после войны остались. Пошли, Михаил, показывай свою корону. Небось, железяка какая-нибудь?

Заросших траншей здесь было много. В одном месте неглубокая, но широкая яма уткнулась в длинную кривую.

– Здесь землянка или военный штаб был, – сказал Барбоскин. – И не какое это не царство.

– А вторая яма? – спросил Антошка. – Что в ней было?

– Вон там! – потянул Мишка за собой Барбоскина. Под кучей хвороста, из земли, Мишка выкопал странное железное полукольцо. С одного края полукольца вверх торчали короткие ржавые украшения.

– И правда, на корону похожа, – хмыкнул Барбоскин.

– А я что говорил? – обрадовался Мишка.

– Домой возьмем. Что ей тут лежать.

– Давай возьмем, – согласился Мишка, – а то совсем сржавеет.

– А как ты, Мишка, сюда попал?

– Да все телка наша брыкастая, убежала, мы с Витькой ее искали. Вот и корону нашли. Витька посоветовал ее зарыть. Говорит, на следующий год, когда в деревню приеду, отроем.

– Есть хочется и пить, – пискнул Валерик, – и спать. Бабушка Калерия Ивановна теперь меня накажет.

– Накажет, точно! – подтвердил Мишка. – Нечего с большими пацанами шляться. Пошли.

– Пошли, ребята, меня баба Таня тоже ругать будет.

– Накажет, ругать! – заворчал Барбоскин. – Делать вашим бабушкам нечего. Моя в совхозе, только к ночи придет. У них сегодня новый коровник достроили. Принимают! А мы со стадом вернемся. Подумаешь, какая ночь.

– Подумаешь не подумаешь, только бабушки на внуков очень рассердились.

 

В ЗАТОЧЕНИИ. СОВЕЩАНИЕ У СОСНЫ

На другой день Барбоскин загадочно ходил мимо Антошкиных окон и почему-то молчал. Не стучал по наличникам, как обычно, не совестил, что долго Антон спит. Было уже десять часов. Антон сидел наказанным до двенадцати.

– Что? – спросил Антошка, когда баба Таня вышла из комнаты.

– Дело есть! – заговорил таинственно Барбоскин, подойдя близко к окну. – Как освободят, давай дуй на край деревни, к большой сосне.

– Ладно. А чего?

– Чего, чего. Дело, говорю, есть!

– Понял, – сказал Антошка, хотя ничего не понял.

У большой сосны он увидел Петьку Хлыща. Его звали так только потому, что фамилия его – Хлыщев. Петьке уже тринадцать лет. Он говорил, как взрослые, – баском. И то, что Хлыщ встретился с ними, было большой честью. Младших ребят старшие называли «пузатой мелочью», «пузоштанниками».

– Какая тайна? Выкладывайте! – сказал Петька, глядя на Барбоскина огромными синими глазами.

– Мы нашли железную корону! – выпалил Антошка.

– Не корону, а миноискатель, – сказал Барбоскин. – Отец так сказал. Он-то знает, в армии служил.

– Ну и что? – невозмутимо глянув сверху вниз на Антошку, хмыкнул Хлыщ. Петька был очень длинный и худой. Даже уши и нос у него были длинными. – Подумаешь, миноискатель! У меня фонарик есть, во фара. Батарейки только сели.

– Подожди ты, – сказал Барбоскин. – А вдруг там мины? Раз искали. Может быть, одну оставили?

– Все это – яичница! Некогда мне с вами, на конюшню надо. Сегодня в ночное. – Петька развернулся и пошел в сторону длинных сараев, где была конюшня.

– Петь, возьми нас с собой? – попросил неизвестно откуда появившийся Валерик. – Мне так хочется в ночное.

– Это что еще за голландский кисель?

 – Я не голландский, я – Валерик. Хочешь? – Валерик протянул Петьке апельсин.

– Ну и дачник! Мировой парень! Ладно, отпрашивайтесь у своих бабушек. Вот только у дяди Мити спрошу, – пробасил Петька, подкидывая вверх большой оранжевый апельсин. На солнце апельсин стал еще ярче.

 

ПРО НОЧНОЕ, ПРО ЛОШАДКУ АНЮТКУ, КАРТОШКУ И ПРО ВОЙНУ

Баба Таня и Калерия Ивановна ничего про ночное и слышать не хотели.

– Да хватит вам, бабоньки! Ничего с ними не будет! – заступилась за ребят бабушка Катя, Андрюшина бабушка. – В деревне жить да в ночном парню не побывать? Не дело! Не такие уж и маленькие они. Пусть к самостоятельности привыкают. Свои-то годы вспомните? За мужиков работали! – И бабушки согласились.

– Вы уж, Андрюша и Антоша, за Валериком при глядите, – говорила Калерия Ивановна, – хорошенько укутайте, чтоб не замерз. Он ведь слабенький и самый маленький из вас. В костер сучков побольше кидайте. – Она сунула в руки Валерика рюкзачок с едой. – Ешьте. Тут на всех. Попадет мне от дочери и зятя! Уж чувствую, попадет!

Но Валерик этого не чувствовал. Он взял рюкзачок теплую курточку и зашагал рядом с Барбоскиным.

На краю леса ребята сложили в кучу свои вещички и пошли собирать хворост. Солнце висело на еловой лапе огромное, усталое. Было тепло и совсем хорошо, если бы не комары. Эти носатые кровопийцы не отставали ни на пальчик. Спасали штаны и рубахи. Кругом слышались шлепки. Петька хозяйственным глазом посмотрел на соседнее картофельное поле и спросил:

– А картошку взяли?

– Вот соль и яйца и курица вареная, – Валерик развязывал свой рюкзачок.

– Сойдет, но без печеной картошки ночного не бывает.

Лошади, смешно подпрыгивая на передних ногах, переходили с одного места на другое. Лошади паслись,

– Пошла, Анютка, пошла! – сказал дядя Митя, снимая огромный плащ и расстилая на сырой от росы траве. – Ишь, попрошайка, подлиза! Угощения ждет! – пастух вытащил из кармана пиджака кусок хлеба, сунул в рот лошадке Анютке. – Ну, теперь давай в поле и не вздумай возвращаться!

Анютка, неторопливо перебирая передними связанными ногами, пошла к лошадям.

– Дядя Митя, а зачем вы им ноги связали? – спросил Валерик тоненьким голоском.

– Это что тут за комарик пищит? – рассмеялся дядя Митя, усаживаясь на разостланный плащ.

 Валерик я!

 – Так уж положено, Валерик, чтобы далеко не ушли. Лошади ночью пасутся, то есть кормятся, отдыхают от дневной работы. Но за ними нужен пригляд. Если вот, к примеру, Анютку не спутать? Так она в тридесятое царство ускачет. Какая из нее потом работница? Да и наищешься! Прыткая лошадка, молодая. И любопытная. Ни одна из наших лошадей в окна не заглядывает. А эта – заглядывает. Подойдет и сунет морду в открытое окно, если низко. А то и цветы на окне съест. И в сумку залезет, коль хлебом пахнет. И в карман могла бы, да только толстые губы не пускают. Лиса, а не лошадь. А вы, гляжу, и костерок приготовили! Хозяйственные, однако.

 Солнце закатилось за лес, но его яркий свет еще проглядывал сквозь ветви деревьев. Потом стало быстро темнеть, сильнее запахло высушенными травами и цветами.

– Звезды выкатились! – объявил Барбоскин. – Смотрите, какие яркие!

– Но выкатились, Андрюша, а загорелись, – Валерик пододвинулся поближе к Антошке.

– Много ты понимаешь! Лучше куртку застегни! – Барбоскин вдруг рассердился. – А картошка? Уже угли есть. Мишка, ты где? Давай ее сюда.

– Счас! – послышался из-за кустов Мишкин голос. О траву обтираю, об росу.

– Чего ее обтирать! Все равно в золу пихать.

– Все-таки почище! – отозвался Мишка.

Вокруг горящего костра было темно, как у бабушки в погребе. Антошка никогда не был ночью в поле, если не считать ночного похода в лес. Где-то фыркали лошади. Да Петька понукивал их баском.

– Петька, – крикнул дядя Митя, – хватит возиться-то, потом на лошадей посмотрим. Иди сюда. – Дядя Митя вдруг поднялся. – В село схожу, курево забыл. Петь, ты тут за старшего будь.

Пастух ушел, из темноты вышел Петька.

– Готова? – баском спросил Хлыщ. – Давай, выкатывай, первая мне.

– И мне, как самому маленькому, – пискнул Валерик, – а то вдруг засну?

Мишка из горячей золы вытащил первую картофелину, черную и обгоревшую.

– Не обожгись, малявка! – Петька разломил дымящуюся картофелину пополам. Одну половину дал Валерику. – Ешь!

Губы, щеки и нос у Валерика сразу стали черными от угля и пушистыми от серой золы. Толстые горячив скорлупки дымились, а внутри была белая, чуть хрустящая, картошка.

– Как вкусно! – сказал Антошка, обжигаясь. – Никогда такой не ел. – Все с аппетитом уплетали, прикусывая соленым огурцом и черным хлебом.

– Ешьте, картошки много, – Петька Хлыщ махнул рукой в сторону картофельного поля.

– А курица? – вспомнил Валерик.

– И до твоей курицы доберемся! – засмеялся Барбоскин. – А ты, Валерик, как черт чумазый. Видела бы тебя твоя бабушка.

– И ты, Андрюша, очень перепачкался. Хочешь, возьми мой носовой платок?

– Дачник ты, Валерик! Какой сейчас платок? Во! – И Барбоскин прошелся щеками по рукаву слева направо, справа налево.

– И я так хочу! – заявил Валерик и вытерся рукавом.

Потом съели курицу, потом вареные яйца, потом апельсины. Когда все наелись, Валерика накрыли ватником и велели ему спать. Он так и сделал. Ребята сидели вокруг костра, подбрасывали смолистые сосновые ветки и еловые лапы. Золотые искры взлетали вверх и гасли высоко-высоко в небе.

– А что такое искры? – спросил Антошка. Но никто не ответил. – Как здорово, – снова сказал Тошка, укладываясь на толстой подстилке.

– Ага, – отозвался Мишка. Мишка снял сапоги и вытянул ноги.

– Не спали! – пробасил Петька. – Босиком с обуглившимися пятками к мамке потопаешь. Я, пожалуй, на лошадей погляжу.

А неутомимый Барбоскин все подкидывал и подкидывал в костер ветки.

– Не ходь! – из темноты вышел дядя Митя. – Я проверил. Как вы тут?

– Ешьте, – предложил Мишка, – еще испечь можно.

– Сыт, дома щей похлебал, – пастух уселся у костра. – Да вы спите, ночь ясная, дождя не будет.

– А волки?

– Волки, Антон, зимой. А сейчас их нет. – Пастух закурил.

– Дядя Митя, а мы корону нашли.

– Не корону, а миноискатель.

– Где же? – дядя Митя подгреб угли.

– А за болотом, в лесу, на горе, – Мишка сел. – Там траншей сколько! И землянка.

– Передний край, – тихо молвил пастух, – много солдат наших полегло. Не одна сотня, что у дороги, под обелиском там лежит. Но и фашистов хорошо побили, в болоте топили. Болота там непроходимые. Гиблое место. Пропасть можно. Не ходите туда.

– Обелиск такой маленький, а под ним столько людей захоронено? – усомнился Петька. – Ты, дядя Митя, ничего не путаешь?

– А чего путать? Сам мальчонкой был. Мы их и хоронили. Много молодых. Один, помню, красивый, черненький, с усиками, а грудь – разорвана. Страшно, ребята, вспоминать. А луна-то, гляньте, какая из-за деревьев выглядывает.

– Как блин, – сказал Антошка.

– Не блин, а алюминиевая тарелка. И тогда, дядя Митя, луна светила? – спросил Барбоскин.

– И луна была и солнце! И звезды те же. А вот люди?.. И те, и уже другие народились. Немного старых солдат осталось да вдов. А еще меньше матерей тех солдат. Беречь их надо.

– Надо, – согласился Петька. – Деда Прохора, бабу Мотю. В войну они партизанами были.

– А я и не знал! – удивился Барбоскин. – Вроде знал да забыл. Дядя Митя, а вы в войну играли?

– До войны, ребята, играли. А в войну не до того было. Мальчишки ведь в деревне за мужиков работали. Приходилось. Кому же еще? Дети и бабы да старые люди. И пахали, и сеяли, и картошку сажали. И лес валили. Твоя вот, Антон, бабушка Таня всеми ребятами и верховодила. Маленько старше нас была, а командир! Все ее слушали. А ты слушаешься ее?

– Слушаюсь, – вздохнул Антошка, – она меня пускает с ребятами, только ворчит очень.

– А как же не ворчать? На то она и бабушка. Боится за тебя, перед родителями твоими в ответе.

Совсем рядом фыркнула лошадь.

– Анютка пожаловала! – Лошадиная морда высунулась из темноты, потянулась к апельсиновым коркам. – Апельсинчиков захотела? – Анюткина морда моментально исчезла. – Ой и блудливая, – пастух, завернувшись в плащ, лег у костра. – А теперь спать, спать! Скоро начнет светать.

 

ПРО ТУМАН, ПРО ТО, КАК НАЧИНАЕТСЯ НОВЫЙ ДЕНЬ

Проснулся Антошка от холода. Вместо костра – сирая кучка золы. Ребята спали. Дядя Митя раздувал огонек, чтобы прикурить. Над полем плавало белое облако. И в этом облаке – лошадиные головы, ноги. Антон встал. Трава вокруг мокрая-премокрая.

– Дядя Митя, дождь был?

– Роса это. Вишь, сколько тумана? Лошадей всех запеленал, – откликнулся дядя Митя. – А ты, Антошка, видел, как солнце-то встает? Ты ведь городской.

–Не-а, – признался Антошка, – не видел.

–Так смотри. Негоже человеку не видеть этого. Закат всем знаком, а восход солнца? В той стороне, видишь, небо светлое. Там наше солнышко и взойдет.

Антошка стал смотреть, но солнце не появлялось. Зато птицы пели все громче и громче. Потом край неба будто загорелся. И показалась солнечная маковка. Солнечная макушка все высовывалась и высовывалась. А вот и все оно поднялось из-за поля. И Антошка увидел лошадей. И головы, и ноги, и туловища. Одни лошади стояли, другие лежали, третьи – щипали траву. Туман куда-то стал исчезать. Роса становилась крупнее.

– А куда туман уходит? Где туман?

– Какой туман? – спросил Барбоскин, протирая глаза. – Ты про туман, что ли? Он на землю ложится, росой делается. – Барбоскин сел, потом встал, потянулся. Вот и все ночное. Петька спит. Мишка спит. И Валерик спит. Одни мы с тобой не спим. Что делать будем?

– Ясно, что, – ответил Антошка. – К обелиску надо сходить. Цветов снести. Мы в городе всегда цветы к обелиску носим.

– Эй вы, сони! Подъем! – захлопал в ладоши Барбоскин. Петька и Мишка вскочили.

– Ты, чумовой, потише! – пробасил Петька. – Маленького не буди.

– Пусть спит, – отозвался дядя Митя. – Я его на лошади домой свезу. Мал еще рано вставать. Петь, лошадей на водопой давай. А вы, хлопцы, топайте. Счастливого дня. Ох и хорош сегодня денек будет!

Высокие стройные березы стояли вокруг обелиска рядами. Сразу видно, что посажены. За низкой серебряной оградкой – памятник, склонившаяся фигура женщины с цветами в руках. На каменном обелиске с четырех сторон привинчены блестящие дощечки с именами погибших.

– Как много! – удивился Антошка. – Они там, под обелиском, и лежат? А их родители знают об этом?

Барбоскин пожал плечами:

– Наверно, знают. А может быть, и нет. Надо учительницу спросить. Вот лето кончится.,,

– А пошли сейчас, – перебил Антошка, – чего до осени тянуть! Ждать почти месяц.

– Сейчас, Антошка, надо домой явиться, бабушкам доложиться. А то в другой раз не пустят. Военную тактику изучай!

Доложившись бабушкам, ребята отправились к учительнице. Мария Николаевна нисколечко не удивилась, когда к ней в дом ввалилась компания.

– Зачем пожаловали? – улыбнулась Мария Николаевна. – Никак по школе соскучились?

– Нет еще, – откровенно сказал Барбоскин. – Валерик – маленький, Антон – городской. Мы только с Мишкой ученики.

– Так что же вас привело?

– Мария Николаевна, а вы знаете, кто под обелиском похоронен?

– Знаем, но не о всех. Наши следопыты этим делом занимаются. Вот почему Андрюша Барбоскин не знает, просто удивительно. Миша, – продолжала учительница, – ученик новый, ему простительно. А тебе, Барбоскин, нет. Мы знаем, что ты человек хозяйственный, помогаешь в доме, в совхозе. Это очень хорошо. Но ты уже и четвероклассник?

– А как быть? – спросил Барбоскин.

– Придет сентябрь – и включайся в работу следопытов. Так что до сентября. Договорились?

– А все-таки, – заявил Барбоскин, когда ребята вышли на улицу, – этим делом надо заняться сейчас.

– Чего до осени ждать, – поддакнул Антошка, – осенью я буду в городе.

– Надо еще раз сходить в Мишкино царство железных королей, – решили ребята.

 

ПРО НОВЫЙ ПОХОД НА БОЛОТО

На следующий день у большой сосны ребята совещались.

 – Лопату возьмем, – предложил Мишка, – покопаем, может быть, еще что найдем. Не одна же там корона?

– Миноискатель, – поправил его Барбоскин.

– Ну, миноискатель. Не все ли равно? – Мишка не спорил. А чего спорить, и так ясно.

– Солнце встанет, и пойдем, – сказал Антошка.

 – Лучше до солнца, не так жарко, но бабушки ваши не пустят, – вздохнул Барбоскин. – Петьку бы позвать.

Но Петька пойти не смог. Дядя Митя уехал в больницу лечить зубы. Петьку на конюшне вместо себя оставил. Поэтому пошли в прежнем составе.

– Теперь, – философствовал Антошка, – доберемся быстрее. Дорога второй раз всегда кажется короче. Наверно, потому, что дорога к тебе привыкает, а ты к ней.

Возле старой землянки ребята стали строить жилье. Вкопали две сучковатых палки, поперек положили еще одну – сосновую жердину. Потом натаскали валежника. Получился шалаш. Теперь никакой дождь не страшен.

– Раз солнце уселось на сосновые лапы, – сказал Мишка, – значит, день к вечеру идет.

– Рано, – заявил Барбоскин, – до деревни всего-то час ходьбы. С коровами вернемся. Надо место для костра приготовить.

Саперной солдатской лопаткой, которую прихватил из дома Барбоскин, ребята сняли дерн с земли. Получился темный квадрат. Кругом квадрата прокопали узенькую канавку. Дерн положили по краю землянки.

– Вот на земле и будем разводить огонь, чтобы пожара не наделать. Лес сухой, живо загорится. С огнем не шутят! – деловито высказался Барбоскин, усаживаясь на вынутый дерн.

– Хорошо бы землянку настоящую сделать, военную, – предложил Мишка. – Чтобы все в ней как надо.

– А как надо?

– А я почем знаю? У Петьки спросим. Он семиклассник.

– В другой раз уж. Пила нужна, топор. – Барбоскин лопатой нехотя ковырял землю у края неглубокой ямки. Неожиданно лопата стукнула по чему-то твердому. Барбоскин стал копать быстрее. Этим твердым оказался конец круглой железной трубы. Ребята копали дальше. Из земли стала вырисовываться ржавая, помятая, но настоящая военная пушка. Пушка лежала, завалившись набок. В нескольких местах она была сильно помята и изгрызена.

– Вот это находочка! Что твоя корона! – сказал Барбоскин.

Забыв обо всем, ребята копали еще быстрее. Барбоскин орудовал лопатой, Антошка палкой, Мишка и Валерик землю отгребали руками.

И вдруг наткнулись на рукав шинели. Из рукава торчала костлявая рука и истлевшая, похожая на рукавицу, вещь.

– Это что? – спросил Валерик, трогая желтые кости. – Рука?

– Была! – крикнул Барбоскин, быстро вылезая из ямы. Антон и Мишка были уже наверху. Один только Валерик сидел в яме.

– А чья это рука? – спросил Валерик, когда его вытащили.

– Того, кто там лежит.

– Надо его выкопать, – предложил Валерик, – а вдруг он живой?

Мишка и Антон неслись по склону бугра, не разбирая дороги. За ними, таща Валерика за руку и что-то выкрикивая, торопливо спускался Барбоскин.

– Какой живой! – слышался Андрюшин голос. – Прошло больше сорока лет, как кончилась война. А здесь бои были раньше.

Дорогой ребята решили никому ничего не говорить. А тем более бабушкам. Разве только Петьке. И так ожидается взбучка. К деревне подошли, когда солнце уже спало. Коровы давно вернулись с пастбища и молча пережевывали съеденную за день траву.

 

ПРО ОГУРЦЫ, МОРКОВКУ И ПРО ТО, ЧТО ТАКОЕ АППЕТИТ

Вернувшись после дневной дойки, баба Катя присела на скамейку.

– Ты чего-то, Андрюша, совсем от дома отбился. Матери на ферме не помогаешь, ко мне в коровник не заглядываешь? Полоть надо. Огурцы заросли. Вот дружков и позови. Чего без надобности на скамейке высиживаться? Какие старики дряхлые!

– Баб, а почему ты – Непомнящая?

– Так уж получилось, – задумчиво ответила баба Катя. – Родителей не помнила. Бомбили, кругом горело, все куда-то бежали, кричали. Это я помню, а остального нет. Меня, говорили, из-под бревна вытащили. Вот и стала сиротой безымянной. В детском доме и нарекли: Катериной Непомнящей.

– А ты что, так и жила без мамы, без папы?

– Так и жила. Да таких ребят, как я, в нашем доме много было.

– Расскажи, баб, а то я о тебе совсем ничего не знаю. Вот у Антошки, у Антона Васильева, бабушка Таня, оказывается, здесь во время войны всеми ребятами верховодила. Пастух дед Прохор и бабка Мотя – партизанили. А ты что делала?

– Я-то что делала? – бабушка Катя задумалась. – Да что все делали в моем возрасте. Жила, росла, в школе училась, в колхозе потом начала работать. Мы рано трудиться начинали, не то что вы, по деревне собак гоняете. Вечером расскажу, сейчас на скотный двор надо. Дашутка, коровка наша молодая, что-то приболела. Нос сухой, горячий. Ветеринар придет. А ты уж не балуй! Чтоб нас за тебя не ругали. Хватит нам из-за тебя выговоры получать!

– А я помню свою фамилию! – на краю скамейки сидел Валерик. – Валерик Иванов, шесть лет.

– Что ж тебе не помнить. Гуляешь много, ешь вкусно, досыта, родители у тебя есть. Хорошо ведь живешь?

– Хорошо, только бабушка Калерия Ивановна ругается, гулять с ребятами не разрешает. Мал, говорит.

– Ты уже взрослый ребенок! Посидела бы еще с вами, – баба Катя встала, – да идти надо.

– Не пускает? – спросил Антошка у Барбоскина. – Я тоже не прошусь. Моя велела возле дома «крутиться, чтобы был на глазах»! «Где, – говорит, – тебя все время допоздна нелегкая носит? И что вы там только делаете?»

– А где – там, не спросила?

– Я бы и не сказал. Ведь это тайна?

 – Военная, – добавил Валерик, основательнее усаживаясь на скамейке.

– «Операция Ы и другие приключения Барбоскина и его товарищей»! –- сказал, подсаживаясь, Мишка. – Или так: «Барбоскин и компания».

– Раз вы – компания, помогите мне огурцы прополоть!

– И морковку, – добавила бабушка Катя, выходя из калитки. – Еда на плите. И чтобы из дома ни-ни!

– Пошли, дело знакомое, я согласен, – заявил Мишка. – Как полоть-то будем? По гряде каждому, или как?

– Можно, я с кем-нибудь? – попросился Валерик. – Вдруг я всю морковку вытаскаю?

– И я не знаю, что рвать, что оставлять, – признался Антошка.

– Ну вы и белые дачники, – ухмыльнулся Барбоскин.

Антошка палочкой выковыривал крапиву, рукой выдергивал лебеду и мокрицу. Валерик тоненькими пальчиками аккуратно брал сорняк под корень и тащил из земли. Потом он отряхивал корень и складывал сорняки в кучку.

– Так вы здесь целую неделю просидите, – Мишка был красный и мокрый. – Смотрите, как надо!

Антошка с Валериком смотрели, как надо, учились у Мишки. А Барбоскин уже покончил с одной огуречной грядкой, перешел на другую. Он работал, как заведенный робот.

На морковке ребята просидели долго. Мелкие морковины выдергивали, чтобы другим не было тесно. Потом в дождевой бочке, что стояла в огороде, вымыли крупные морковины и ели.

– Сегодня у нас огородный день, – высказался Валерик, доедая третью штуку.

– Вот тебе бабушка Калерия покажет морковкин день. Опять есть не будешь?

– Буду, Андрюша. Мне очень хочется есть.

– А чего молчишь? Баба Катя обед сварила, па плите стоит. Пошли, – сказал Барбоскин.

– Пошли, – обрадовались Антон и Мишка. – Страсть как есть хочется!

– Я теперь знаю, – Валерик сидел с набитыми щеками, – что такое аппетит. Это когда все в рот летит. Я как кабанчик-барабанчик. – Валерик отвалился от стола, лег на диван. – Поспать бы!

Но тут пришла бабушка Калерия Ивановна и повела Валерика домой.

– Нечего в гостях лежать, – сказала бабушка. – Хватит и того, что хозяев без обеда оставили.

 

ПРО СОЛДАТА СЕРЕЖУ, ПРО СОЛДАТА АЛЕШУ И ПРО СЕРЖАНТА ПАВЛУХУ

Рассказ ребят о находках за болотом почему-то очень взволновал дядю Митю.

– А воронки рядом с той землянкой не было? – спрашивал он.

– Воронки? Какой воронки?

– Ну, ямы глубокой.

– Ямы нет, а ямка есть, – отвечал Барбоскин.

– Все ясно. Упала бомба, миномет опрокинуло и побило, минометчика убило и завалило, засыпало землей. Потому мы его и не заметили. А землянка квадратная?

– Не поймешь – яма и яма, кривая только.

– Так, – дядя Митя встал. – Вы без меня туда ни на шаг. Вместе пойдем. Надо еще в райвоенкомат позвонить. Дело ведь такое! Неизвестный солдат. А может  быть, там и нет ничего? Может быть, вам показалось? Маненько напридумывали? Была же у вас корона, царство али королевство железных королей?

Барбоскин покосился на Антошку и на Мишку. Откуда дядя Митя знает про царство железных королей? Про корону в ночном говорили, а про царство? Антон и Мишка дружно замотали головами, а Валерик выпалил:

– Я не болтун, чтобы рассказывать о железных королевствах!

Дядя Митя улыбнулся:

– Ну и дела! Сами только об этом ночью и трепыхались. Петь, уважь? – поманил он Петьку пальцем. – Побудь за меня.

– Дядя Митя, и мне охота с ребятами!

– Уважь старика, прошу!

– Ладно, – недовольно пробасил Петька Хлыщев. Через два дня в деревню приехала военная машина, привезла двух солдат: Сережку и Алешку.

– Где у вас тут юные следопыты живут? – спросил тот, кого шофер называл Алешкой.

– Еще нам нужен конюх дядя Митя, – сказал тот, которого Алешка называл Сережкой.

– Да вон они, наши шурики! На скамейке сидят, притихли. Видно, новые планы разрабатывают, – надуманно сердито сказала баба Катя. – А дяде Мите я сейчас скажу. Живо на своей Анютке прискачет. Тоже следопыт?

– Ага, – сказал солдат Сережка, усаживаясь с шофером. – Давай, Павлуха, жми до конюшни. Мы сейчас.

Очень скоро к тете Полиному дому опять подкатила военная зеленая машина. Ребята называли ее блохой. Уж очень быстрая и прыткая. Сзади на лошадке Анютке прискакал дядя Митя.

– Ну, следопыты-везделазки, кто с нами? – весело крикнул солдат Алешка.

– Мы! – хором отозвались ребята – Валерик, Антошка и Барбоскин. Мишки не было. Его угораздило уехать в другую деревню к тетке.

– Двух, не более! – скомандовал солдат Сережка. – А ты, малыш, дома сиди.

– Правильно, – поддакнула Калерия Ивановна. – Маловат на военных машинах разъезжать!

Антон и Андрюшка мигом оказались рядом с солдатами Алешкой и Сережкой.

– Ну и пусть едут! – Валерик, обхватив Фроську за шею, сел на скамейку. Он очень обиделся.

Коза, вытаращив на зеленую машину свои выпуклые, словно резиновые, глаза, стояла молча.

– Мы с тобой, Фросенька, гулять пойдем. Правда?

Фроська коротко и громко ответила: «Мэ-ээээ!» – и принялась жевать бесконечную свою жвачку.

В этот день было много событий. Во-первых, как узнали вечером ребята, пропал Валерик вместе с козой Фроськой. Во-вторых, был найден в осыпавшейся яме бывший минометчик и... Но все по порядку.

Зеленая военная машина довезла всех до лесного бугра. Дальше, как ни прыгай блохой, не пройти. Все стали карабкаться по бугру, цепляясь за кусты. Потом прошли земляничный и черничный лес, подошли к болоту.

– Хороший плацдарм! – весело сказал солдат Алешка, кивая в сторону высокой сочной травы осоки. – Полежать бы?

– А кто не велит? – так же весело отозвался солдат Сережка. – Валяй! По-пластунски!

– Да уж местечко, – молвил серьезный сержант Павлуха. – Не хотел бы я тут воевать.

– Гиблое место, – добавил дядя Митя. – Ох и гиблое. А вон там, за теми кустами, начинается зыбь – трясина. Сейчас одни окна остались, а в войну – сплошь зыбун был. Зарастает помаленьку болото. Уж бабы за клюквою шастают, окаянные. А сколько гадов фашистских там на дне лежит? И не сосчитать.

Все приумолкли.

– Мы тут пацанами, бывало, трофеи собирали. А вон там наши насмерть стояли, – дядя Митя кивнул головой в сторону березы, на которой Мишка привязал памятную веревку. – Там шла передняя линия обороны. Да где ее не было? Кругом была сначала оборона, потом наступление.

Поднялись к березе, подошли к шалашу.

– Вот здесь, – сказал Барбоскин.

Земля после дождя сползла в яму, прикрыла найденные кости.. Саперными лопатками солдаты работали быстро и осторожно. Когда слой земли вокруг орудия был выброшен, показались останки погибшего солдата. Сержант Павлуха снял пилотку, вытянулся по стойке смирно. Рядом застыли с обнаженными головами солдат Алешка, солдат Сережка и бывший мальчишка военного времени солдат дядя Митя.

Потом солдаты развернули военную плащ-палатку и перенесли на нее бывшего минометчика.

 Надо бы его туда, к обелиску! – сказал дядя Митя. – Все други его по оружию, с кем он защищал нашу землю и погиб за нее, там лежат. Негоже ему одному-то тут, – дядя Митя заплакал. – Как звать-то тебя было, солдат?

Андрюшка стоял возле сосны и прятал от всех глаза. Антошка не смотрел на Барбоскина. Ему тоже хотелось плакать.

 – Постараемся узнать, – из ямы вылез Сережка. – Вот нашел солдатский медальон. Гимнастерки нет, истлела, а медальон лежал там, где должно быть сердце.

– Солдатский медальон смерти – так его называли солдаты, – сказал дядя Митя. – Открой.

– Отставить! – строго приказал сержант Павлуха. – Специалисты прочитают. Ты не обижайся, отец, на воздухе запись может рассыпаться.

– И то, сынок, верно, – вздохнул дядя Митя. – Вы теперь ученее нас.

– Какие будут еще распоряжения, товарищ сержант? – серьезно спросил солдат Алешка.

– Останки неизвестного пока солдата и миномет оставить на месте. Сами возвращаемся в часть.

Идя обратной дорогой, солдаты не смеялись.

– А мы шинель и рукавицу видели! – неожиданно сказал все время молчавший Барбоскин.

– Какая там шинель и рукавица? – удивился дядя Митя. – За столько лет? Ничего там не осталось.

– А мы видели! – поддакнул Антошка. – Из рукава шинели торчала рука, а рядом лежала рукавица.

– Ну и фантазеры, право... – дядя Митя умолк.

– А у тех солдат, – спросил Барбоскин, – ведь бы ли рукавицы?

– Конечно, были. Положено. Даже шерстяные пуховые, – сказал солдат Сережка. – Кому из дому еще присылали.

– А кому и в подарке, – добавил дядя Митя. – В тылу во время войны женщины вязали рукавицы, носки, шили и вышивали кисеты, посылали на фронт, вкладывали туда письма, записки. Чтобы в лютые военные зимы солдатам было теплее не только от вещей, но и от мысли, что в тылу их ждут матери, жены, дети, сестры и младшие братья, – дядя Митя умолк. Так в молчании и вернулись в деревню.

Зеленая машина умчалась в свою воинскую часть, дядя Митя с Анюткой отправились в ночное, а Антошка с Барбоскиным заспешили к калитке, где их наверняка, как они считали, с нетерпением поджидают Мишка и Валерик. Но как оказалось, Валерик вместе с козой Фроськой исчез.

 

ПРО ТАЙНУ, КОТОРУЮ ОТКРЫВАЮТ ВАЛЕРИК С КОЗОЙ ФРОСЬКОЙ

– Ну и пусть! – сказал Валерик козе, когда ребята уехали на военной машине «блохе». – Мы пойдем искать себе другую тайну. Никому ничего не скажем, правда, Фрося?! – Валерик, помахивая тоненькой хворостинкой, пошел рядом с козой. – Будем гулять до самого вечера, сколько захочем, да? А бабушка пусть подумает: маленький я или большой.

И Валерик отправился совсем в другую сторону, чем та, куда уехала военная машина.

Фроська, как всегда, разговаривала с Валериком громко и выразительно: «Мэ-э-ээээ»! – и весело семенила красивыми копытцами по зеленой тропинке.

– Валерик! – крикнула вслед тетя Полипа, хозяйка козы. – Далеко по ходите. Бабушка скоро обедать позовет.

Коза бежала так быстро, что Валерик еле за ней поспевал. Вот и поле прошли. А вот и лес. Коза паслась на траве, Валерик на чернике. Все дальше и дальше уходила коза Фрося, все ниже и ниже опускалось солнце. Валерик этого не замечал, он даже не заметил, что лес незнакомый.

– Фрося, мы ведь с тобой не маленькие? Будем гулять до самой ночи. Захочем – и в ночное пойдем. Темного леса я теперь не боюсь. Лесных человечков увидим! И все ребята скажут: «Они совсем большие! Какие самостоятельные!» Можем, Фрося, и костер развести. Ты будешь моей Анюткой! – в кармане рубашки Валерик нащупал коробок со спичками. В коробке лежало десять спичек: на спичках Валерик учился считать.

Неожиданно над лесом появился вертолет. Вертолет прошел над Валериком так низко, что коза испугалась и побежала, Фроська мчалась, не помня себя.

– Фрося, вернись! Я тебе что говорю? Фрося! – кричал Валерик. Он бежал за козой и размахивал хворостиной. Корни сосен бугрились и мешали бежать. Вот пошла осока, стало мокро.

– Фроська! Нельзя! Там болото! Утонешь! – Фроська и сама почувствовала, что бежит не туда, повернула в сторону и снова понеслась.

– Фро-ся! – задыхался Валерик. Коза вбежала на крутой склон и исчезла. – Фрося! Фрося! – кричал Валерик. Но козы нигде не было. Ни козы, ни ее «мэ-э-ээээ».

Валерик сел, отдышался:

– Противная коза! Я же не играю! И чего прячешься! Фрося, я же не разведчик! – крикнул опять Валерик. – Домой пора! Что я теперь тете Полине скажу?

Огромное солнце, просвечивая сквозь березовые стволы, касалось земли. Склон переходил в березовый лес. Лес был бесконечным и одинаковым, куда ни глянешь: березы и березы. От забинтованных белых стволов у Валерика зарябило в глазах.

– Куда идти? Наверно, я потерялся! – сказал громко Валерик. Ему ответил тихим эхом лес. Валерии заплакал, но плакал недолго. Неинтересно одному плакать.

В лесу стало темнеть. Сильно запахло багульником и лесными фиалками, а может, и не фиалками? Валерик уселся на поваленное дерево.

– Ну и что? Подумаешь, ночь. Я уже в ночном был и к совам ночью с ребятами ходил. Совсем и не страшно. А вот Фросе – страшно. Она никогда в ночном не была и филина не слышала.

– Фрося! – закричал Валерик изо всех сил. – Фрося!

И вдруг ему показалось, что откуда-то из-под земли раздался Фросин голос: "Мэ-э-ээээ".

Фроси, Фрося! – снова закричал Валерик. – Отзовись!

«Мээээ», – неслось издалека. Валерик побежал в ту сторону, откуда, как ему показалось, кричала коза.

«Мэ-э-ээээ», – услышал он более ясно.

– Фрося! Фро-ся!

«Мэ-э-ээээ», – отвечала коза жалобно и призывно.

И тут на крутой поляне увидел Валерик в земле небольшую дыру. Из этой дыры и слышался голос его любимой козы Фроси.

– Ты провалилась? – спросил Валерик.

Коза ответила: «Мэ-э!»

– Так вылезай!

Коза снова отозвалась.

– Как же я тебя достану? – грустно спросил Валерик. Веревки нет. Домой бежать? А ты? И ночь. И мы потерялись.

Валерик сел рядом с дырой. Край земли внезапно отвалился, и Валерик ухнул в яму. Упал он прямо на козу. От испуга коза заблеяла еще громче и рванулась куда-то в темноту.

– Фрося, Фрося! – заговорил Валерик, как только сам оправился от испуга. – Тебе больно? Иди сюда!

Коза успокоилась, подошла, улеглась на мягкую землю, положив под себя ножки.

– Тебя доить, наверно, пора? – спросил козу Валерик. Коза забеспокоилась. – Тебе плохо от молока? А мне плохо без молока.

Вокруг было темно. Валерик сел на землю.

– Что нам с тобой делать? – Коза вскочила, хотела опять бежать, но Валерик успел ухватить ее за рога. – Фрося, не убегай. Здесь темно. Мне страшно. Ложись. – Но коза ложиться не хотела. Вымя распирало молоком. Козу надо было доить.

– Я, Фрося, доить не умею. – Валерик стал вспоминать, как это делала тетя Полина. Она нажимала на вымя руками и дергала его вниз. При воспоминании о молоке за ушами у Валерика страшно защемило, а рот наполнился слюной.

– Сейчас, Фрося!

Козье вымя было плотным и никак не поддавалось. Маленькие Валеркины кулачки и тоненькие пальчик с силой выдавливали из вымени молоко. Валерик стал доить козу. Молоко лилось прямо в землю. В яме запахло хлевом, теплым парным молоком. Валерик изловчился, подставил ладошку и немножко попил. Фроська успокоилась, легла спать. Валерик отошел чуть в сторону. Стены не было.

– Фрося, я с тобой, – испуганно сказал Валерик и прижался к теплому боку козы. От земли несло сыростью и холодом. Сверху, в дыру, смотрело небо с яркими звездами. Звезды сверкали, но не светили.

«Где-то там бабушка, тетя Полина», – думал Валерик, засыпая.

Проснулся Валерик от холода и голода. Небо серыми клочками смотрело в яму, где сидели мальчик с козой. Сначала Валерик не понял, где он и что с ним. Потом очень испугался и хотел заплакать. Коза стояла рядом и молчала.

– Фрося, к маме хочу! К бабушке хочу! Как нам отсюда вылезти?

Наверху стало светлее. Стены ямы постепенно выступали из темноты. Под самой дырой лежала куча свалившейся сверху темной земли. На ней-то и сидел Валерик.

– Фрося, это ты? Или не ты? – удивился Валерик.

«Мэ-э-ээээ», – откликнулась коза.

– Да, это ты. А почему такая черная?

Если бы коза умела говорить, она бы сказала, что и Валерик не похож на Валерика. Но коза не умела ничего говорить, кроме своего «мэ-э-ээээ».

 – Ты здесь стой, никуда не ходи. Я пойду посмотрю. – Валерик слез с мягкой, местами мокрой земляной кучи.

Помещение было длинное, но неширокое. Из стены торчали большие выпуклые железяки. Между толстыми железяками проступали истлевшие деревянные доски.

– Ящики, что ли? – спросил Валерик козу. – А что в них?

Железяки проржавели. Их было так много, что Валерик удивился:

– Фрося, смотри. Вон сколько. И в другой стене, и другой! Вот мальчики удивились бы! Мишка сказал бы «Настоящее царство железных королей». Антоша стал бы спрашивать: «Правда? Круглые носы из стен торчали, да? Во здорово!» А Андрюша Барбоскин стал бы смеяться и говорить: «Он все напридумывал, потому что его не взяли с собой солдаты. Никакое там не железное королевство! Это...» – Валерик замолчал. – А что тогда это?

Коза жалобно заблеяла. Валерик посмотрел на Фроськино вымя. Соски топорщились в разные стороны.

– Тебе опять от молока плохо? – удивился он. – И когда ты успела молока наделать? – Валерик вдруг почувствовал такой голод, от которого стало больно в животе. Он никогда еще не был таким голодным. Валерик снова стал доить козу. Первые белые струйки ушли в землю, вымя стало более мягким.

«Теперь можно и в ладошку», – подумал Валерик. И вдруг он увидел свою кедину. Он быстро расшнуровал обувку и подставил кедину под молочную струю. Валерик пил и снова доил козу, пока молоко не кончилось. Коза легла на бок, Валерик примостился рядышком. Очень болели руки, но сытное козье молоко, теплое Фроськино брюхо сморили Валерика, и он уснул, уткнувшись щекой в козье вымя.

Проснулся Валерик оттого, что солнце светило прямо в глаза. Козы рядом не было. Фроська ходила вокруг большой дерновины и выщипывала травинки.

– Есть хочешь? – спросил Валерик и стал выковыривать из земляной кучи тощие зеленые кустики. Потом он собрал валявшиеся кругом веточки, палочки и сложил их в кучку.

– Вот стемнеет, будем делать ночное, – сказал Валерик, усаживаясь возле подготовленного костра. – Плохо, Фрося, одним. Правда? Там, наверху, солнце, деревья ветками машут, трава. Там ребята, бабушка там. – При воспоминании о бабушке Валерику снова захотелось заплакать. Она, наверно, его ищет. И папе с мамой позвонила. И папа с мамой тоже его ищут. От таких мыслей Валерику стало сначала еще грустнее, но то, что его ищут, успокоило.

– Фрось, если разжечь костер, то будет дым. Дым в дыру полезет. Нас и увидят, – сказал Валерик, вытаскивая из кармана коробок со спичками. Спички отсырели и никак не чиркались. Из десяти штук осталось только три. Где-то высоко, над входом в яму, зашумело.

– Наверно, вертолет? – Валерик вскочил. – Э-ээээ! – закричал Валерик. – Вы нас ищете? Я здесь! И коза Фроська здесь! – но наверху снова стало тихо. Коза стояла скучная, опустив бородатую голову, не жевала свою вечную жвачку. Валерик посмотрел на вымя. Вымя висело как сдувшийся резиновый шарик. Вдруг коза подняла голову к дыре, жалобно заблеяла.

– Ну вот теперь и тебе и мне плохо. Давай еще раз попробуем развести костер! – Валерик чиркнул спичкой, и она загорелась. Он поднес ее к веточке и хоте было поджечь, как неожиданно сверху посыпалась земля и собачья рыжая морда посмотрела на Валерика знакомыми глазами пса Буяна. Буян громко залаял.

– Да это – Фрося, Буян! – закричал Валерик. – Нас нашли! – Валерик бросил спичку, и огонь пополз по сухой, свалившейся сверху ветке к хворосту. В дыре показалась мужская голова.

– Здесь! – густым басом сказал незнакомый дядька. – А ну-ка, в сторону! – И дяденька спрыгнул в яму. За ним посыпалась земля и дерн.

– Живы! Ага, и коза здесь. Ну и дела! – Мужчина обвел глазами подземелье, на мгновение замер, рассматривая торчащие выпуклые штуки. – Ну и дела, однако! – повторил незнакомец.

Смолистые сосновые ветки занимались ярким пламенем. Пламя лизнуло валежник, перекинулось на коричневые старые еловые лапы.

Незнакомый человек яростно топтал огонь ногами, засыпал землей: «Ну и делов бы наделали!»

Сверху, в дыре, показалась еще мужская голова.

– Саш, никак костер вздумал разводить? Держи-ка. – И в яму свалилась длинная толстая веревка.

– Давай, сынок! Наверх, наверх! Эко как вас угораздило?!

– А Фросю? – крикнул Валерик.

– И Фросю твою сейчас поднимем. Ну и чумазые вы оба!

Дядя Саша обвязал Валерика веревкой, и его, как куклу, вытащили из ямы. Коза не пожелала, чтобы ее обвязывали веревками, брыкалась и даже стала размахивать своими огромными рогами. Но ее все равно обвязали и вытащили. Она тут же принялась щипать траву.

Вокруг козы и Валерика весело прыгал пес Буян. Он все хотел лизнуть Валерика в нос. Двое мужчин быстро вытащили из ямы и дядю Сашу.

– Ну что, черный король? Хозяин черного королевства? Жив? Живы! Живы! – дядя Саша подкидывал Валерика на руках, потом дал кусок сыра.

– А где бабушка? – спросил Валерик, уплетая сыр.

– Дома тебя с ремнем поджидает! И Фроське твоей трепка будет!

– А ей за что? – удивился Валерик. – Она не виновата. Это я ее завел. Она и провалилась. Потом и я провалился. Дяденьки, а там внизу какие-то железки. Их много, во всех стенах понатыканы!

– Ясненько, – сказал дядя Саша. – Находочку твою врагу не пожелаешь. Складик там, старенький, военный, фашистский складик! Поехали с орехами! Домой!

– Дядя Саша, а Мишка миноискатель нашел. Мы думали – железная корона. А я вот яму с железяками нашел. А что это?

– Бомбы, сынок! Взрослые столько не находят, сколько вы, растрепайчики, из земли ржевской выковыриваете! Долгие здесь, упорные были бои в войну. Сколько еще в земле лежит? – вздохнул дядя Саша. – Много в военкоматы сообщений поступает. А ты костерок зря разжег. Натворил бы дел. А вот Буяну спасибо. Друг твой, Барбоскин Андрей, присоветовал. По запаху башмака пес тебя и искал. У болотины только задержка вышла. Чуть след не потеряли. А как бежал? Еле поспевали. Молодец Буян.

Но Валерик ничему не удивлялся. Они ведь с ребятами почти каждый день что-то находили. То в густой траве он козу Фроську нашел. То Мишка миноискатель откопал, то потом миномет и погибшего солдата. А вот теперь склад с бомбами. А что завтра?

На другой день, как только Валерик увидел ребят, первым делом заявил:

– Мы с Фроськой бомбы нашли, а вы что?

– А мы – тебя! – сказал Барбоскин. – И то, за чем поехали. Старую землянку с погибшим солдатом! Завтра его будут перезахоранивать рядом с обелиском. На горе, вместо нашей, школьные следопыты военную землянку сделают. И миномет поставят тот, что мы нашли. Будет там филиал школьного музея. А ты, Валерик, не очень-то и похудел! Бабушка твоя говорила: «Такой тощий. Совсем высох!»

– Мне что! Я молоко пил. Фрося меня кормила, а сама голодала. Смелая коза, не испугалась, не плакала. А я плакал, правда, один разок.

– Эх, Валера, Валера! – Петька Хлыщ поднял Валерика под локти. – Как ты нас не взорвал? Говорят, под землей склад бомб? Саперы работают. Много бомб?

– Много-премного. А завтра, Андрюша, куда пойдем?

– На птичник, цыплят кормить, – ответил Барбоскин.

– Никуда он больше не пойдет! – громко заявила Калерия Ивановна. – Ни коз пасти, ни кур кормить. Со мной будет сидеть и за ручку ходить.

 

ПРО ТО, ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Останки неизвестного солдата хоронили с почестями. В зеленых гимнастерках защитного цвета, с отличиями на груди, вытянулись в струнку молодые гвардейцы. Был тут и солдат Алеша, и солдат Сережа, и сержант Павел.

Учительница Мария Николаевна сказала, что школьные следопыты обязательно займутся поисками родных солдата, как только будет дан ответ на запрос по солдатскому медальону. И если родные отыщутся, то ребята пригласят их к себе.

После захоронения был дан салют из винтовок.

Взрослые и дети положили на могилу цветы. А Валерик – огромный красный мак. Мак ему дала тетя Полина.

Козу Фроську тетя Полина привязала в огороде к колышку. Барбоскин с раннего утра ушел на ферму к кроликам. Мишка помогал Петьке и дяде Мите на конюшне. Один только Антошка был не при деле. Он сидел на крыльце, размалевывал книжку-раскраску.

Как всегда, неожиданно появился Валерик.

– Антоша, – предложил Валерик, – давай учить буквы. Мне так хочется самому читать.

– Давай! – обрадовался Антошка тому, что нашлось дело.

Занятия продолжались недолго. Приехала мама, чтобы увезти Антошку к другой бабушке в маленький городок.

Андрюша Барбоскин, Мишка, Валерик, даже Петька провожали Антона до самого автобуса.

– Передавай привет бабе Рите! – говорила бабушка Таня.

– Приезжай на следующий год! – кричали по очереди провожающие.

– Приеду! Обязательно приеду! – махал руками Антошка до тех пор, пока бабушка, ребята, а вместе с ними и деревня не скрылись за поворотом.