Вернувшись после дневной дойки, баба Катя присела на скамейку.
– Ты чего-то, Андрюша, совсем от дома отбился. Матери на ферме не помогаешь, ко мне в коровник не заглядываешь? Полоть надо. Огурцы заросли. Вот дружков и позови. Чего без надобности на скамейке высиживаться? Какие старики дряхлые!
– Баб, а почему ты – Непомнящая?
– Так уж получилось, – задумчиво ответила баба Катя. – Родителей не помнила. Бомбили, кругом горело, все куда-то бежали, кричали. Это я помню, а остального нет. Меня, говорили, из-под бревна вытащили. Вот и стала сиротой безымянной. В детском доме и нарекли: Катериной Непомнящей.
– А ты что, так и жила без мамы, без папы?
– Так и жила. Да таких ребят, как я, в нашем доме много было.
– Расскажи, баб, а то я о тебе совсем ничего не знаю. Вот у Антошки, у Антона Васильева, бабушка Таня, оказывается, здесь во время войны всеми ребятами верховодила. Пастух дед Прохор и бабка Мотя – партизанили. А ты что делала?
– Я-то что делала? – бабушка Катя задумалась. – Да что все делали в моем возрасте. Жила, росла, в школе училась, в колхозе потом начала работать. Мы рано трудиться начинали, не то что вы, по деревне собак гоняете. Вечером расскажу, сейчас на скотный двор надо. Дашутка, коровка наша молодая, что-то приболела. Нос сухой, горячий. Ветеринар придет. А ты уж не балуй! Чтоб нас за тебя не ругали. Хватит нам из-за тебя выговоры получать!
– А я помню свою фамилию! – на краю скамейки сидел Валерик. – Валерик Иванов, шесть лет.
– Что ж тебе не помнить. Гуляешь много, ешь вкусно, досыта, родители у тебя есть. Хорошо ведь живешь?
– Хорошо, только бабушка Калерия Ивановна ругается, гулять с ребятами не разрешает. Мал, говорит.
– Ты уже взрослый ребенок! Посидела бы еще с вами, – баба Катя встала, – да идти надо.
– Не пускает? – спросил Антошка у Барбоскина. – Я тоже не прошусь. Моя велела возле дома «крутиться, чтобы был на глазах»! «Где, – говорит, – тебя все время допоздна нелегкая носит? И что вы там только делаете?»
– А где – там, не спросила?
– Я бы и не сказал. Ведь это тайна?
– Военная, – добавил Валерик, основательнее усаживаясь на скамейке.
– «Операция Ы и другие приключения Барбоскина и его товарищей»! –- сказал, подсаживаясь, Мишка. – Или так: «Барбоскин и компания».
– Раз вы – компания, помогите мне огурцы прополоть!
– И морковку, – добавила бабушка Катя, выходя из калитки. – Еда на плите. И чтобы из дома ни-ни!
– Пошли, дело знакомое, я согласен, – заявил Мишка. – Как полоть-то будем? По гряде каждому, или как?
– Можно, я с кем-нибудь? – попросился Валерик. – Вдруг я всю морковку вытаскаю?
– И я не знаю, что рвать, что оставлять, – признался Антошка.
– Ну вы и белые дачники, – ухмыльнулся Барбоскин.
Антошка палочкой выковыривал крапиву, рукой выдергивал лебеду и мокрицу. Валерик тоненькими пальчиками аккуратно брал сорняк под корень и тащил из земли. Потом он отряхивал корень и складывал сорняки в кучку.
– Так вы здесь целую неделю просидите, – Мишка был красный и мокрый. – Смотрите, как надо!
Антошка с Валериком смотрели, как надо, учились у Мишки. А Барбоскин уже покончил с одной огуречной грядкой, перешел на другую. Он работал, как заведенный робот.
На морковке ребята просидели долго. Мелкие морковины выдергивали, чтобы другим не было тесно. Потом в дождевой бочке, что стояла в огороде, вымыли крупные морковины и ели.
– Сегодня у нас огородный день, – высказался Валерик, доедая третью штуку.
– Вот тебе бабушка Калерия покажет морковкин день. Опять есть не будешь?
– Буду, Андрюша. Мне очень хочется есть.
– А чего молчишь? Баба Катя обед сварила, па плите стоит. Пошли, – сказал Барбоскин.
– Пошли, – обрадовались Антон и Мишка. – Страсть как есть хочется!
– Я теперь знаю, – Валерик сидел с набитыми щеками, – что такое аппетит. Это когда все в рот летит. Я как кабанчик-барабанчик. – Валерик отвалился от стола, лег на диван. – Поспать бы!
Но тут пришла бабушка Калерия Ивановна и повела Валерика домой.
– Нечего в гостях лежать, – сказала бабушка. – Хватит и того, что хозяев без обеда оставили.