Ивар обессиленно прислонился спиной к отвесной стене обрыва. Он не ощущал ничего, кроме безграничной усталости. Да ещё боли в правой руке, куда вцепились пальцы брата, когда тот выволакивал его из реки на берег.

Вилис, которого от перенесённого волнения и напряжения сил била лёгкая дрожь, пришёл в себя быстрее. Он посмотрел на Ивара, сдвинув брови.

— Как ты посмел тащиться за мной? — наконец прозвучало грозно.

Малыш молча косил глаза на Вилиса.

— Что теперь делать?

И этот вопрос тоже остался без ответа. Впрочем, Вилис, кажется, в большей степени адресовал его самому себе, чем Ивару.

— За все эти штучки всыпать бы тебе как следует!

Ивар продолжал хранить молчание — самое благоразумное из того, что можно было придумать в его положении. Малыш чувствовал себя ещё слишком слабым, чтобы оправдываться или спорить. Вот и оставалось только подпирать спиной глинистый берег и рассматривать набухшие сандалии; постепенно они всё глубже и глубже уходили в грязь.

От обещанной расправы его спасло лишь чувство юмора старшего брата. В том, что Ивара придётся теперь тащить за собой в Зунды, сомнений быть не могло. Вилис с этим уже внутренне смирился. Но его выводило из себя упрямство Ивара. Подумать только, какая могла произойти беда!

Но беды не случилось, всё кончилось благополучно, и теперь он не мог удержаться от смеха, когда вдруг вспомнил комическую сторону происшествия. Ну и физиономия была у малька! Стоит посреди реки чуть ли не на карачках, хватается за мокрый камень и вопит истошным голосом.

— Ладно, хватит прохлаждаться. Лезь туда! — Вилис мотнул головой вверх. — Хотя погоди! Сбрось сначала чёботы, иначе и не заметишь, как свалятся с ног.

Ивар послушно нагнулся и снял сандалии. Постоял недолго с ними в руках, потом быстренько прополоскал их в воде и заткнул за пояс.

— Лезь первым! — скомандовал Вилис.

Оба брата, один за другим, стали карабкаться вверх.

Поначалу ещё туда-сюда, но чем выше, тем круче становился обрыв. Малыш отчаянно работал руками и ногами, во все стороны летели липкие ошмётки. И всё-таки не удержался, съехал вниз по скользкой глине прямо на Вилиса. Оба альпиниста с нарастающей скоростью заскользили вниз и очень скоро оказались в воде.

После короткого, но весьма богатого впечатлениями спуска чувство юмора на время покинуло Вилиса.

— Куда ты прёшь, чёрт возьми! — начал он орать, но тут заметил испуганный взгляд Ивара и лишь махнул рукой. Облизал губы и сплюнул. — Сделаем иначе, — принял новое решение. — Я полезу первым, ты за мной, прямо по моим следам. Но заруби на носу: если снова сползёшь, будешь куковать тут, на берегу, до утра. Всё понятно?

Ответа не было, да Вилис и не стал дожидаться. Подошёл к стене и снова начал взбираться на кручу. На этот раз он старался выковыривать ямки для упора ног. Вязкая глина сразу же набилась под ногти. Иногда пальцы попадали на твёрдую доломитовую жилу. От противного царапающего звука Вилиса передёргивало.

Метр за метром Вилис медленно поднимался к вершине обрыва. Снизу доносилось пыхтение, которое иногда заглушалось громом. Вилис грозы не боялся, но от очень уж сильного грохота невольно вздрагивал, хотя и злился за это сам на себя.

Ивар карабкался вслед за Вилисом, по выковыренным братом ямкам. Распластался на отвесной стене и вдруг вспомнил лягушку, за которой однажды вечером наблюдал во дворе межерманской усадьбы. У сарая стояла доска, и лягушке бог весть с чего вздумалось вдруг взобраться по ней. Все её старания ни к чему не приводили, слишком круто была поставлена доска. Лягушка сползала, но всё лезла, лезла, и Ивар удивлялся этому непонятному и, казалось, бессмысленному упорству.

А сейчас он сам похож на ту лягушку. Если не считать сандалий — лягушке они не давили так больно на живот…

И всё же братьям повезло. Вилис дотянулся-таки до заветных корней! Цепляясь за них, быстро преодолел последний отрезок нелёгкого пути. Забрался наверх, лёг плашмя на землю.

— Давай руку!

Через мгновение Ивар был уже рядом с братом. Оба встали и посмотрели на реку, которая бушевала внизу. Отсюда, сверху, стена, по которой они только что ползли, выглядела намного выше.

Взглянув на брата, Вилис расхохотался. Ну и вид! Весь перемазался с ног до головы! А лицо! И дождь стекает по нему извилистыми струйками.

Он совсем не подумал, что вроде бы смотрится в зеркало. Но малыш не смеялся, малышу было не до смеха. Он уже пожалел, что увязался за Вилисом в Плиены. Сидел бы теперь дома — тепло, сухо, светло, крыша над головой. Он озабоченно склонился над щиколоткой. Но ничего нельзя было разглядеть: всё в глине.

Вилис перестал смеяться.

— Надо промыть, — сказал он серьёзно. — Ещё получишь заражение крови. Вымой руки в траве и очисти рану… Смелее, смелее! Что ты так возишься?.. Ну тебя! Дай я…

— Нет! — завопил Ивар и отдёрнул ногу. — Я сам!

— Тогда не тяни, а мой как следует! И побыстрее — время-то летит!

Операция подошла к концу, и Ивар застегнул сандалии.

Снова вошли в чащу. Вилис шагал быстро, обходя толстенные ели и выдерживая направление на юго-восток. Ивар едва поспевал за ним.

Гроза побушевала с четверть часа и стала утихать. Гром гремел не с такой силой, ливень тоже поунялся. Ели стояли здесь сплошной стеной, их густые кроны ставили дождю заслон. Но даже густая хвоя не была в состоянии притушить ослепительный блеск молний. Они то и дело вспыхивали призрачным голубым огнём, и после каждой такой вспышки делалось ещё темнее. И если Ивар, когда сидел под навесом, решил, что гроза в деревне куда страшнее, чем в городе, то теперь, в лесу, он пришёл к ещё одному выводу. Оказывается, хуже всего во время грозы в лесу. И всё же, наперекор страху, в нём невольно рождалось восхищение гигантскими силами природы.

Шум реки, по мере того как ребята от неё отдалялись, быстро растворился в шелесте дождя. Но вскоре спереди до них опять донёсся звук бурлящей воды. Ивар с удивлением подумал: неужели снова Клеверка? Ещё несколько десятков шагов, и оба они оказались у мутного потока. Он нёсся через лес по не очень широкому, но глубокому рву. В течение долгих лет его прокладывали дождевые воды, которые неудержимо стремились к реке. По обе стороны рва валялись деревья с вывороченными наружу корнями, кучи сучьев, даже вымытые из земли пни. Пенистый поток мчался со скоростью курьерского поезда. О том, чтобы перебраться в этом месте на другую сторону, нечего было и думать. Ребята двинулись дальше по краю рва, опять в том же порядке: Вилис впереди, Ивар чуть сзади.

— Смотри, вон там была когда-то землянка. — Вилис указал на другой берег рва. — Прямо в обрыве, за кустами — если не знаешь, ни за что не найти. В ней прятался Кудис в последнее лето войны.

— Землянка? — У Ивара перехватило дыхание. — Покажи!

— Я ж тебе показал.

— Да, но… Придём сюда днём, а, Вилис? Придём?

— Зачем? От неё всё равно ничего не осталось. Всё давно обвалилось.

— А-а… — разочарованно протянул малыш. Помолчал немного, потом спросил: — А почему он прятался? И его здесь ранили?

— Ранили?! — удивился Вилис. — Нет. С чего ты вдруг взял?

— Ну, я подумал… Он ведь хромой.

— Кто?.. Ах, ты про старого Кудиса? Нет, это не он. Сын его жил здесь, в землянке. Отец Маруты. А старик ему еду таскал. Через брод.

— И тогда его ранили?

— Да нет же! Старого Кудиса ранил браконьер. Очень давно, ещё до войны. Здорово ранил, но он всё равно остался на работе. Потом война. Отца Маруты призвали в фашистскую армию, но он взял и спрятался в лесу. Фашисты его искали-искали — не нашли. А старого Кудиса уволили с работы, да ещё и посадить грозились.

Ивар шёл уже не позади, а рядом с братом.

— Ну вот… В то время он и запил. Отсюда у него и нос такой, понял? С ногой становилось всё хуже и хуже…

Ивар оглянулся, хотя они давно прошли то место, где когда-то была землянка.

— И зимой он тоже там жил?

— Где?

— В землянке.

— Отец Маруты?.. Нет, зимой старик Кудис прятал его в хлеву… А ну-ка, давай отсюда! — Вилис оттащил брата подальше от края рва. — Ещё свалишься ненароком… В хлеву у них был тайник. Всё забито, заделано, чужой человек ни за что не обнаружит. А в одной стене — там, где у них, в Плиенах, курятник, — вынималась доска… В эту дыру отцу Маруты еду подавали. Вот и прожил до самого конца войны… Это на словах просто, а так… На хуторах фрицев полно, шныряют, ищут. Вон отец Риты — ну, той девочки, что к нам приходила, — он тоже удрал от немецкой мобилизации. К партизанам…

— Как? — воскликнул Ивар. — Здесь у вас были партизаны?

— Конечно. А ты разве не знал?

— И они тоже жили в землянках?

— Нет, большей частью не в землянках. Им ведь всё время приходилось менять места — облавы тут, в лесах, шли одна за другой.

— А где же?

— Прямо так. Безо всяких землянок.

— И спали так?

— А как ещё? Когда была возможность, жгли костёр, а нет — и без него обходились.

— И зимой?..

Для Ивара это звучало почти невероятно. Спать зимой под открытым небом и выжить… Он продумывал всё, что услышал от Вилиса. Теперь старый Кудис больше не казался ему ни страшным, ни загадочным. Ивару даже стало его жаль.

— А что случилось с отцом Риты? Фашисты его расстреляли?

— Нет. Хотя им очень хотелось поймать. Арестовали его невесту, ну, ту, которая теперь мать Риты. Ей было тогда девятнадцать. Увезли в город, пытали… — Вилис замолчал, потом добавил мрачно, как бы про себя: — Ах да, ты же её не видел…

Что-то в голосе брата удержало Ивара от того, чтобы спросить: а если бы видел? Но туманная догадка родилась сама — и он вздрогнул.

Вилис между тем продолжал:

— В последнюю зиму перед освобождением погибло много партизан. И их командир тоже. А другим пришлось уйти из нашего леса. Тут войск фашистских понагнали — тьма-тьмущая! А отцу Риты негде было укрыться. Он в город подался, думал пробраться дальше, к нашим. Ну, а его заграбастали. Посадили в тюрьму…

— И там он умер?

— Да нет же, чудак! Как бы он тогда мог стать отцом Риты? Нет, он не умер. Только… Память он потерял, понимаешь? Скитался по разным местам. Лишь много лет после войны снова объявился у нас. И они поженились, мать Риты и он.

— А где он сейчас?

— Нигде. Умер. Болел, болел и умер. Рите тогда было три или четыре года. Она его толком и не помнит.

Он умолк. А у Ивара из головы всё не выходила промокшая насквозь девочка с зеленоватыми спокойными глазами. Если бы он сейчас увидел её, то обязательно сказал бы что-нибудь хорошее…

Удивительно всё-таки! Вилис так много знает о людях округи. Наверное, на селе все знают жизнь своих соседей. Тем более в таком глухом лесном уголке. А вот ему самому почти ничего не известно даже об обитателях Межерманов…

— Дядя Криш тоже прятался от фашистов? — спросил он.

— Нет. Он тогда был… Ну, таким, как я сейчас, может, чуть постарше… Вот здесь перейдём — самое место.

По мере того как они шли, ров становился всё уже и мельче. Через него теперь можно было перебраться.

Гроза удалялась. Молнии вспыхивали реже, гром урчал не так сердито. Только дождь лил по-прежнему, монотонно шурша по хвое.

— Скоро будет вырубка. — Вилис опять взял направление на юго-восток. — Во время войны там был бой, тот самый, во время которого погиб командир партизанского отряда. Тогда ещё вырубки не было — густой лес. Вырубили недавно, после сильной бури. В общем, сам посмотришь… Алвик туда всё экскурсии водит. Мы тоже ходили всем классом.

— А кто он?

— Алвик? Лесник. — В голосе Вилиса прозвучали странные, слегка пренебрежительные нотки. — Строит из себя большого знатока… А вообще — болтун.

— Он тоже партизан?

Вилис пожал плечами:

— Ничего у него не поймёшь! Во всяком случае, в отряде Алвик не был, это точно. Но вроде он им помогал… Ну, еду доставлял, сведения там всякие. Хвалится, что близко знал самого командира, встречался с ним тайком… А вот люди всякое говорят…

— Что? — нетерпеливо поторопил Ивар.

— По-разному… Видишь ли, Алвик постарше Кудиса. Но вот в фашистскую армию не взяли. Якобы по болезни. Арестовали они его, но потом выпустили… Конечно, может, оно и так было, как Алвик рассказывает, кто знает? Командир погиб, его близкие друзья тоже… Алвик считает — обошли его, не оценили по заслугам. Послушаешь его — такой герой, важная шишка, а другим кажется — хвастун да болтун…

Вилис замолк и прибавил шагу.

Рассказал Ивару про лесника Алвика — и сразу вспомнил об Эдгаре. Этого парнишку Вилис, как и многие в школе, не переносил. И вовсе не потому, что проказы Эдгара доставляли немалые хлопоты учителям. С другими ребятами, с Вилисом в том числе, у них тоже хватало забот. Просто Вилис считал, что право на удальство имеет лишь настоящий парень — смелый, ловкий, сообразительный, по-своему честный. Вот такому парню малая толика лихости и озорства даже необходима. С другой стороны, Вилис признавал право на существование и маменькиных сынков, хотя сам он откровенно презирал плаксивых пай-мальчиков. Но Эдгар не принадлежал ни к тем ни к другим. Один из самых больших проказников в школе, он в то же время слюнтяй и белоручка. Трусоватый, шкодливый, мстительный. Он мог стукнуть даже первоклашку, что, по кодексу чести Вилиса, вообще ни в какие ворота не лезло. У Эдгара не было ни единого друга…

А вот почему? То ли сын лесника Алвика стал таким потому, что его не любят? То ли ему самому никто не нужен и плевать ему на всех? Этими вопросами Вилис не задавался. Он ещё не дорос до того возраста, когда начинают ломать себе голову над причиной всяческих явлений и докапываться до корней. Эдгар был ему неприятен — и дело с концом!

И сейчас он тоже не стал долго задумываться. Вспомнил об Эдгаре мимоходом и тут же забыл.

Ивар чуточку поотстал от быстроногого брата. Мрачный, неуютный лес снова навёл его на мысль об отце Маруты. Днём и ночью в звериной норе, в полном одиночестве. А кругом фашисты… Интересно, было ли у него оружие? У партизан уж наверняка было — автоматы или, по крайней мере, винтовки. С оружием, конечно, совсем другое дело. Будь у Ивара оружие, он бы ничего на свете не боялся. И вообще, если бы была война…

Он неслышно подкрался бы к врагу, как разведчики в фильмах, и гранатами — бах-бах! И из автомата — трр-трр!.. И вперёд, вперёд, вдогонку за перепуганным, бегущим врагом…

— Слушай, Вилис, если бы война, ты пошёл бы в партизаны?

Тот кинул на него через плечо удивлённый взгляд:

— Чего-чего?

— Я бы пошёл! — решительно заявил Ивар. — Точно!

— Ты? — Вилис усмехнулся. — Только тебя там и не хватало.

— А ну тебя! — Ивар слегка обиделся, но тут же продолжал: — Нет, правда! Было бы страшно интересно!

Вилис вдруг посерьёзнел:

— Что интересно? Война?

— Ну вообще… Ну да, война.

Вилис смерил Ивара взглядом. Помолчал, словно подыскивая нужное слово. Потом бросил коротко:

— Дурак!

Тут уж Ивар оскорбился до глубины души.

А Вилис опять прибавил скорости, и малыш едва поспевал за ним.