Варрин сжимал древко копья и вглядывался в темный горизонт, с трудом сохраняя равновесие, потому что волны сильно раскачивали небольшой военный корабль. «Вон там, — подумал воин, — протекает река, о которой рассказывал конунг: широкое устье между двумя обрывами, один напоминает очертаниями спину дракона, а второй — потягивающуюся собаку. Очень похоже, — решил он, — особенно если долго не присматриваться».

— Господин мой Аудун, кажется, мы на месте.

Человек в плаще, сидевший спиной к носу корабля, шевельнулся. Его длинные белые волосы засияли в ярком свете месяца. Он медленно поднялся, разминая окоченевшие и затекшие конечности, а затем внимательно оглядел берег.

— Да, — подтвердил он, — все, как было сказано в пророчестве.

Варрин, настоящий великан, на полторы головы выше своего конунга, услышав о пророчестве, прикоснулся к амулету на шее.

— Подождем до рассвета и войдем в реку?

Аудун покачал головой.

— Нет, сейчас, — сказал он. — На нашей стороне Один.

Варрин кивнул. В другое время он решил бы, что крайне неосмотрительно входить в незнакомую реку в темноте. Однако когда рядом конунг, все кажется возможным. Аудун происходил из рода Вёльсунгов — прямой потомок богов, получивший в наследство часть их силы.

Течение было слабое, но несло их в нужном направлении, дружина отлично отдохнула, потому что пару дней дул попутный ветер, и теперь всем не терпелось взяться за весла. Все складывается удачно, что неудивительно, ведь на борту конунг. Варрин считал, что его магия благословляет их на пути.

Воины налегли на весла, сражаясь с волнами и стремительно приближаясь к устью реки. Корабль теперь раскачивался гораздо меньше, чем под парусом, и целеустремленность, вдруг появившаяся в движении драккара, вторила настрою Варрина, работавшего веслом. Они, без всяких сомнений, идут на битву, и Варрин готов к ней.

На борту было всего десять воинов, считая конунга, однако Варрина не мучили сомнения, страхи или неуверенность. Он рядом со своим господином, конунгом Аудуном, выходившим победителем из бессчетных сражений, сразившим громадного геата, Гирда Могущественного. Если Аудун считает, что десяти воинов достаточно, значит, десяти достаточно. И боги просто посмеялись, не дав такому человеку наследника. Ходят слухи, что Аудун — потомок самого Одина, верховного бога. И помешанный на сражениях скальд почувствовал, что его неукротимый потомок способен сравниться с ним, поэтому обрек Аудуна зачинать только девочек. Бог не хотел, чтобы конунг зачал сына, который превзойдет отца.

Варрин вздрогнул, подумав о том, что будет, если у Аудуна так и не родится сын. Ему придется назначить наследника, и это обязательно приведет к раздорам и кровопролитию. Только имя Аудуна помогало сохранять мир между отдельными областями его владений. А исчезни конунг, начнется междоусобица и тут же пожалуют враги. Варрин посмотрел на конунга и улыбнулся сам себе. С Белого Волка станется жить вечно.

Варрин оглядел черные холмы, недоумевая, зачем они пришли сюда. Это, кажется, не обычный набег, потому что корабль отчалил от пологого берега в целом дне пути от дома, и никто из родных не пожелал им удачи, никто не устроил прощальный пир в их честь. Лишь доспехи, ярко начищенные топоры и два щита на борту — один с нарисованной волчьей головой, а второй с вороном — сообщали об их намерениях. Эти изображения недвусмысленно предупреждали врагов: «Мы устроим пиршество для воронов и волков».

Они стремительно вошли в устье реки и тут же замедлили ход — было слишком мелко. Но совсем останавливаться не стали; Аудун перешел на нос и перегнулся через борт, вглядываясь в дно и отдавая приказания рулевому. Пока драккар входил в реку, словно меч в ножны, Варрин бросил короткий взгляд на воина, сидевшего у противоположного борта. Молодой человек лет семнадцати, который никогда еще не ходил в походы с Аудуном, улыбнулся в ответ. «Ты был прав, он не знает равных!» — говорил его взгляд. Все воины гордились своим конунгом.

Приливная волна помогла судну войти в реку. Русло было узким и опасным, река проложила себе путь между острыми утесами и валунами, однако конунг сумел провести их. Они поднимались по течению примерно час, скрытые непроглядной тьмой, и лишь тонкий серп луны светил высоко в поднебесье. Прилив слабел, и им приходилось все сильнее налегать на весла. Впереди вырисовался изгиб песчаной отмели, и Аудун сделал знак причаливать. Небольшой корабль был просто создан для подобных берегов — он вошел в песок, едва заметно вздрогнув.

Аудун развернулся к своим воинам и по очереди обратился к ним:

— Виги, Эйвинд, Эгил, Хелла, Кель, Вотт, Грани, Арнгир! Все мы родня по крови и названные братья. Между нами не может быть лжи. Никто из вас не вернется из этого похода. Только Варрин выйдет вместе со мной на берег, чтобы править кораблем. Когда взойдет солнце, все вы будете пировать со своими предками в чертогах Одина.

Почти все воины приняли весть о своей скорой гибели совершенно бесстрастно. Они же воины, они с младенчества знали, что им суждено погибнуть в битве. Некоторые улыбнулись, радуясь тому, что им предстоит умереть на глазах конунга.

— Я должен погибнуть со своими сородичами, — заявил Варрин.

— Твое время тоже скоро придет, — заверил Аудун.

Он поглядел на Варрина — если у него и есть друзья, то только этот великан. Варрин необходим ему, чтобы спустить драккар на воду и провести по опасному речному руслу до моря, откуда начинается путь домой. Тогда он позволит умереть и ему.

— Я не могу открыть вам, почему вы должны остаться здесь, скажу лишь, что так надо. Но знайте: о ваших подвигах будут слагать песни до конца времен. Мы пришли сюда для того, чтобы забрать волшебного ребенка, который прославит наш народ в веках. Этот ребенок станет моим наследником.

— А как же тот, которого носит твоя жена? — спросил Варрин.

— Она не беременна, — признался Аудун. — Это обман, придуманный горными ведьмами.

Дружина затаила дыхание. Аудун — прекрасный конунг, справедливый, щедро раздающий кольца. Даже будучи пьяным, он никогда не убивал рабов, что зачастую делали другие конунги. И сейчас его слова потрясли воинов. Эти люди презирали лжецов, а то, о чем сказал конунг, очень походило на ложь. С другой стороны, речь идет о магии, более того, женской магии.

Воины заерзали на скамьях. Смерть их не страшила, они считали ее своим постоянным спутником, вроде собаки. А вот горные ведьмы наводили на них жуть. Только конунг, сам полубог, мог разговаривать с ведьмами, но и ему следовало остерегаться. В прошлом их советы помогали, однако они всегда запрашивали чудовищную цену, неизменно требуя в награду одно и то же: детей. Мальчиков, чтобы прислуживали, и девочек, чтобы продолжали их странные традиции.

— Этого младенца отняли у колдунов с далекого запада и держат в деревне заложником, — пояснил Аудун. — Он — сын богов, и он поведет нас к славе. Здешние землепашцы даже не подозревают, кем владеют. И мы лишим их сокровища раньше, чем они это поймут. В деревне только местные крестьяне, однако в двух часах езды отсюда стоит дружина.

Он вгляделся в темноту. Где-то вдалеке небо окрасилось нежно-розовым светом.

— Сигнальные костры горят, — заметил конунг. — Возможно, придется драться. Ребенок находится в том же доме, где и жрец их бога. На доме, как на всех их святилищах, должен быть такой знак. — Он сложил из пальцев крест. — Когда будем пробиваться к святилищу, идите за мной, потом поможете мне вернуться обратно к кораблю. К тому моменту снова начнется прилив, и я покину вас в зените вашей славы. Вы станете героями, и ваши имена прославятся в веках. Деревня за пятым поворотом реки отсюда. Приготовьтесь.

Воины закивали и спокойно принялись за дело. Отвязали от кормы копья, вынули из бочонков шлемы и стеганые куртки, достали боевые топоры и закинули за спину. Варрину с Эгилом выпала честь облачать конунга, надевать на него дорогую кольчугу — панцирь, как называли доспех его воины, — и водружать золотой шлем в виде волчьей головы, символа рода. О лучшем шлеме нельзя было и мечтать: лицо он оставлял открытым, если не считать сверкающих пластин на щеках, и казалось, будто гигантский волк держит в пасти голову конунга. Издалека Аудун с обведенными сажей глазами казался в этом шлеме чудовищным человеком с волчьей головой. Воины надели на конунга наручи, затянули на нем золотой пояс, сняли походный плащ и набросили другой, прошитый золотой нитью.

Варрин протянул конунгу его щит, на котором скалилась нарисованная волчья голова. Пришло время доставать меч, единственный меч на борту, который до сих пор покоился в ножнах с прозрачными каменьями. Когда Варрин вынул его из бочонка, меч сейчас же заиграл в лунном свете. Он не был похож на остальные. Клинки северян короткие и прямые, удобные для ближнего боя, когда в другой руке у тебя щит. А этот меч был длинный и тонкий, заметно изогнутый. Он был сильнее любого прямого меча, хотя и легче, и много раз разбивал оружие врага. Аудун заплатил за него целое состояние купцу-южанину, который сказал, что этот меч явился из страны «утренней зари», — Аудун решил, что речь идет о востоке. Но откуда бы ни пришел меч, Аудун знал, что это заговоренный клинок, выкованный, по словам купца, кузнецами-магами из легендарного королевства, затерянного в песках. Купец сказал, что меч называется Шамсир, и Аудун сохранил за ним это имя, которое напоминало дуновение ветров пустыни, во всяком случае, как представлял себе это дуновение конунг. Его воины называли меч Лунным клинком.

Конунг был готов к битве. В боевом облачении он выглядел жутко и величественно — настоящий бог. На самом деле, в отличие от своих дружинников, Аудун не питал слабости к украшениям. И заботился о внешнем виде не без причины — требовалось наводить страх на врагов. Варрин посмотрел на конунга. «Людям запада придется собрать в кулак всю свою храбрость», — подумал он. Скоро были готовы и все остальные. Аудун сам наполнил рога для вина.

— За бесконечные пиры в чертогах павших! — сказал Хелла.

— За бесконечные пиры в чертогах павших! — отозвались остальные вполголоса, на тот случай, если враг находится поблизости.

Все они сделали по хорошему глотку, затем еще по одному. Рога наполняли снова и снова, пока судно отталкивали от берега веслом и снова выводили на стремнину, чтобы подобраться к добыче. Насколько мог судить Аудун, их появление уже заметили. Люди запада не глупцы, они ставят дозоры в устьях рек. И сразу же, еще не успев подойти к деревне, все увидели, как замерцали сигнальные огни, передавая сигнал тревоги. Придется действовать быстро, нанести удар раньше, чем соберется местная дружина и даст им отпор. Впрочем, им не привыкать.

Они преодолели последний изгиб реки, и Варрину показалось, что людей в деревне уже нет. Вдоль берега и на холме горели сигнальные костры. В их свете Варрин рассмотрел довольно большое, с его точки зрения, селение, в котором было примерно двадцать домов, окружавших постройку с крестом на крыше. Что ж, по крайней мере, сразу ясно, куда идти.

Люди запада точно были не глупцы. Берег сверху защищал частокол высотой в человеческий рост. Со стороны реки оставался только один вход — брешь, в которую с трудом протиснулась бы телега. Оборонять такие ворота легко — для хорошего воина. Но даже с борта драккара Варрин видел в неровном свете костров, что эти люди, судя по тому, как они держат копья и щиты, умеют только пахать, а не драться. В выстроенном ими клине зияли прорехи, а пара копий целилась в месяц на небе. Лучше бы им направить копья на врагов, потому что луна вряд ли захочет отрезать им головы.

Конунг первым спрыгнул за борт, оказавшись по колено в воде, и побрел к берегу с таким видом, будто волок корзину с улитками, а не шел навстречу врагу. Воины последовали за ним: сначала трое, затем четверо, выстроившись в маленький, прикрытый щитами клин. Двое остались на борту охранять корабль.

На расстоянии в двадцать ярдов от противника Аудун остановился, а его воины принялись громыхать оружием и завывать, словно дикие звери. Те, кто еще не допил, быстро прикончили выпивку и отшвырнули в сторону рога. По четыре рога на брата — достаточно, чтобы расхрабриться, но недостаточно, чтобы потерять ловкость. Аудун шагнул вперед, вынимая из ножен Лунный клинок, и в свете факелов металл превратился в жидкий огонь. Его шлем тоже как будто полыхал огнем: драгоценные камни в волчьих глазах горели жаждой крови.

Конунг высоко поднял меч и прокричал:

— Я Волк Аудун, конунг воинственных хордов, разграбивший пять городов, сын Одина, великий воин! Никто из бросивших мне вызов не остался в живых. Смотрите, как я забираю добычу!

Он снова взмахнул мечом, и лезвие ярко сверкнуло в свете луны и костров. Свет заиграл на драгоценных камнях в волчьих глазах, обратил наручи конунга в пламенеющих змей, заставил даже пустые ножны затанцевать языком пламени. Его плащ как будто ожил, вспыхнув искрами, и даже его зубы в свете костров засверкали крохотными алыми сапфирами. Только глаза казались мертвыми, мертвыми и безжалостными.

Перед людьми запада Аудун предстал непонятным безглазым пришельцем, переливающимся драгоценными каменьями, и они знали, где можно обрести подобные сокровища. В битвах, во множестве битв.

Враги поняли из речи конунга всего пару слов, однако испугались одного только убедительного тона. Возможно, чужак произнес какое-то заклинание, но даже если и нет, смысл его слов очевиден: готовьтесь к смерти. Страх подстегивал воображение, и кому-то из людей запада уже казалось, что у конунга действительно волчья голова, а его знамя с изображением волка, которое высоко держал Вотт, скалится и щелкает зубами на ветру. Двое мальчишек не выдержали и побежали. Трое мужчин в заднем ряду растворились в темноте, кинувшись спасать своих жен и детей. Откуда-то начал стрелять лучник, но от страха он целился кое-как, и стрелы вонзались в песок в десяти шагах от Аудуна. Конунг не двинулся с места. Стрелы летели как-то вяло — очевидно, лучник совсем пал духом, и Аудун был уверен, что даже если тот прицелится как следует, шлем и щит прекрасно его защитят. Неподвижная фигура конунга вселяла ужас в людей запада. Копейщик из переднего ряда удрал, бросив щит, но остальные, парализованные видом конунга, который весь сверкал и наводил на них ужас, даже не двинулись с места, чтобы закрыть брешь. Дружина Аудуна пошла в наступление.

Крестьяне соображали слишком медленно, чтобы обратиться в бегство, и интуиция, велевшая им сделать шаг назад и поднять копья, защищаясь от врага, подвела их. Конунг сейчас нисколько не походил на того замерзшего старика, что сидел на носу корабля, — ударом щита он опрокинул навзничь сразу двоих. Третий, уронивший от испуга копье, лишился половины ноги, снесенной сверкающим взмахом Лунного клинка. Варрин и Эгил, стоявшие во втором ряду клина, свалили на землю еще двоих. Крестьяне отбивали удары, однако боевой дух покинул их, и они пустились наутек. Страх заразителен. Не прошло и пары мгновений с той минуты, когда конунг швырнул на землю первого противника, а люди запада уже разбежались. Убит был всего один человек, однако паника усиливалась.

— К святилищу, пока не подошли их воины! — прокричал Аудун.

Варрин быстро прикончил ножом упавшего противника, а затем снес ему голову двумя ударами боевого топора. Насадил голову на копье и высоко поднял, предостерегая любого, кто захочет попытать счастья.

Северяне, не нарушая клина, двинулись вверх по холму. По дороге они разметали два сигнальных костра и закинули головни на ближайшие крыши. Но они крушили все на своем пути не просто так. Чем больше страха и паники они посеют, тем лучше. А лучше всего, если крестьяне побегут навстречу дружине своего конунга, мешая воинам броситься на пришельцев. Аудун знал, что главное — забрать ребенка до того, как им дадут достойный отпор. Воины запада — вовсе не то, что здешние крестьяне. Их обучают боевым искусствам едва ли не с рождения, и конунгу вовсе не хотелось меряться силами с такими людьми, чтобы обрести желаемое.

Викинги рвались к вершине холма. Время от времени крестьяне, вооруженные дубинами и копьями, принимались осыпать их насмешками и вызывать на бой, однако каждый раз удирали раньше, чем клин викингов успевал добраться до них.

— Господин, ты обещал нам смерть! — прокричал Эйвинд. — Но из-за этих трусов я еще не скоро сяду за пиршественный стол!

— Ты будешь пить с отцом и дедом раньше, чем минует эта ночь! — ответил ему Аудун.

Церковь — хотя северяне понятия не имели, что дом с крестом называется именно так, — оказалась таким же квадратным строением, как и остальные дома в деревне, только более прочным. Аудун дернул дверь. Она была крепко заперта. Он кивнул на крышу. Виги с Эгилом присели на корточки и переплели руки, образовав нечто вроде лестничной перекладины. Юный Эйвинд взбежал по их рукам, и два дюжих воина забросили его на крытую соломой крышу. Еще три прыжка, и юноша, держа наготове топор, уже стоял у отдушины, через которую выходил дым.

— Детей не убивай! — крикнул ему конунг.

Эйвинд исчез из виду, спрыгнув в отверстие в соломе. Еще миг, и дверь открылась, впуская внутрь остальных викингов.

Аудун озирался по сторонам: после ярко освещенной кострами деревни он почти ничего не различал в сумраке церкви. Он действительно ничего не видел, пока не вошел Варрин с горящей головней.

Церковь представляла собой просторный дом без окон, посреди которого располагался очаг, а позади него — алтарь. За алтарем съежились два жреца из вражеского племени, они пытались творить магию, проводя в воздухе линии ото лба к груди. Один жрец сжимал в руках священную книгу, инкрустированную драгоценными камнями.

— Найдите младенца, — велел Аудун. — Он должен быть где-то здесь, так сказано в пророчестве.

Варрин быстро осветил головней все углы, однако никого не нашел. Здесь были только перетрусившие жрецы, которые явно собирались погибнуть, словно дети, вместо того чтобы встретить врага так, как полагается мужчинам.

— Он должен быть где-то здесь, — повторил Аудун. — Подожгите дом, посмотрим, кто выскочит наружу. — Конунг надеялся обойтись без этого, просто потому, что на подобное дело уходит много времени.

Варрин подошел к тому месту, где соломенная крыша соединялась со стеной. Когда он поднял головню, откуда-то сверху раздалось хныканье младенца. Аудун посмотрел наверх. Под балкой висела корзина, привязанная веревкой к шесту.

— Опустите корзину, — приказал конунг.

Веревку развязали, и корзина опустилась на пол.

Аудун склонился над ней, надеясь разглядеть лицо ребенка, который прославит его род. Однако обнаружил он нечто неожиданное. В корзине, тесно прижавшись друг к другу, лежали два голых младенца мужского пола, оба с черными волосами, как и в его видении. Однако конунг видел тогда только одного ребенка и на подобное совершенно не рассчитывал. Мальчики явно близнецы: маленькие, худенькие, смуглые, совершенно одинаковые. Которого из них он должен забрать? Исполнится ли пророчество, если он возьмет обоих? Аудун был прежде всего вождем и знал, что любое решение лучше, чем никакое.

— Беру обоих, — сказал он.

Аудун убил жрецов и забрал их книгу. Поскольку времени выковыривать из переплета камни не оставалось, он просто сунул книгу под мышку левой руки. А затем его ждал еще один сюрприз. Подойдя поближе к алтарю, он увидел, что это простой стол, накрытый тканью. Аудун поднял покрывало. Ему показалось, что под столом есть кто-то живой, хотя он не разобрал в темноте.

— Варрин, — позвал конунг, жестом веля великану подойти.

Тот приблизился и протянул конунгу головню. Аудун заглянул под стол. От него отпрянула хрупкая женщина. В прежних походах конунг встречал представителей ее народа. Она из кельтов, которые обитают в самых дальних, окраинных землях запада. Женщина была на редкость хороша собой, белокожая и черноволосая. Конунг поднял ее на ноги. Хотя он пришел сюда не за рабами, за такую красотку можно взять неплохую цену, после того как он лично опробует товар. Однако когда женщина поднялась, сам конунг отшатнулся. Лишь левая половина ее лица была прекрасна. А на правой красовался чудовищный ожог, жуткий шрам ото лба до самого подбородка. Аудуна, прошедшего через бесчисленные сражения, ошеломил ее правый глаз. Выпученный до предела, с булавочной точкой зрачка, который стал заметен только в свете головни, с кроваво-красным белком, этот глаз как будто заглядывал внутрь него.

Конунг выпустил ее руку — женщина ничего не стоит. В следующий миг он заметил, как она встревожилась, увидев корзину с детьми. Она вскрикнула и кинулась к Варрину. Аудун в тот же миг понял — это ее дети.

— Хватай ее. — Аудун не стал ничего объяснять, приказы в бою не требуют пояснений.

Великан Варрин протянул левую руку, оторвал женщину от пола и прижал ее, извивающуюся, к своему боку.

До этого мига Аудун не задавался вопросом, как будет кормить двух новорожденных на обратном пути, который займет целых три недели. Он едва не засмеялся, поняв, что все его мечты чуть не пошли прахом из-за такой непредусмотрительности. Сама судьба послала ему эту женщину.

— Она с нами, — сказал Аудун, выходя на улицу.

Церковь уже горела, но он все равно закинул на крышу и свою головню.

Варрин взвалил корзину на плечо; дети пищали, их мать у него под мышкой продолжала отбиваться. Викинги начали спускаться с холма. Люди запада наконец-то сумели организовать оборону и нашли опытных лучников. Стрелы дождем падали на северян, одна даже чиркнула по шлему Келя, пока они спускались. Викинги быстро передвинули щиты на спину, отступая. Теперь самое трудное — добраться до драккара, поскольку придется выйти на открытое пространство. Но у Аудуна был план.

— Кель, Эйвинд, — сказал он, — задержите преследователей. Спрячьтесь здесь, а когда они пройдут мимо, нападете на них сзади. Первым делом избавьтесь от лучников.

Оба воина взялись за копья, убрав топоры. В следующий миг они исчезли в доме, устроив врагам засаду. Аудун заметил рядом с церковью какое-то движение. Всадник. Приближается дружина местного князя, опытные воины. Аудун слышал, как купцы называют этих воинов разными именами: гриди, таны или просто телохранители, как и особо приближенных дружинников князя. Аудун был человек трезвомыслящий и прекрасно понимал, что эти конники ничуть не уступают его викингам. Быстро собрать большой отряд они не смогут, однако, вглядевшись сквозь завесу дыма и пламя костров, конунг насчитал уже троих. Когда подъедут еще, они спешатся и пойдут в бой. Таких пугать бесполезно. Придется драться по-настоящему, причем спины здешней дружины будет прикрывать толпа крестьян. Мешкать нельзя.

— На корабль! На корабль!

Шесть викингов побежали через деревню. Четверых Аудун оставил в засаде в тени последних домов на самом берегу, двоим, до сих пор остававшимся на корабле, приказал защищать брешь в частоколе. На берег вышли только они с Варрином: великан нес корзину с младенцами, а конунг тащил женщину.

Эйвинд с Келем героически погибли на холме. Кель одним ударом раскроил лучнику череп боевым топором, а вторым выбил дух из тана, ударив по шлему. Его третий удар распорол грудь и плечо еще одному лучнику. Нанести четвертый удар он не успел — его взяли в тиски два копейщика, пронзив викингу голову и живот. Кель упал на землю, и один из крестьян отрезал ему голову боевым серпом. Эйвинд ударом своего топора всего лишь сломал лучнику руку. Но следующий удар оказался удачнее: он начисто снес челюсть одному копейщику и, завершая движение, покалечил руку еще одному. В следующий миг на него набросились сразу четыре тана с боевыми топорами. Эйвинд успел рубануть одного из воинов по плечу, однако это дорого ему обошлось. Топор на секунду застрял в ключице противника, и в этот миг один из западных воинов со всего маху полоснул Эйвинда по руке. Эйвинд увидел, как его правая кисть отделилась от предплечья. Он попытался выхватить нож уцелевшей рукой, однако его враг оказался на редкость проворным. Топор врезался викингу в висок, затем в шею, а третий раз — в бедро. Все удары были стремительными и звучными, как будто били в барабан. Эйвинд погиб, однако они с Келем сыграли свою роль, и теперь люди запада с опаской приближались к последним домам, пока не увидели двух воинов у частокола. Когда крестьяне обнаружили всего двух викингов, они воодушевились, предвкушая легкую победу, и уже не слушали приказов танов, которые велели стоять на месте и ждать подхода лучников. Деревенские жители с воплями понеслись на викингов, охранявших брешь в частоколе. Бестолково размахивая копьями и рубя воздух ножами, они нисколько не походили на сдержанных Арнгира и Виги — те всего лишь лениво подняли копья, но двое противников сразу же упали. Затем еще двое. Люди запада завывали, что-то выкрикивали, громыхали оружием, а викинги ограничивались скупыми движениями, и эти скупые движения влекли за собой тяжелые потери в стане врага.

Пятеро танов сыпали проклятиями, однако им пришлось прийти на помощь крестьянам. Любой из них, не задумываясь, рассек бы холопа надвое за малейшую провинность, но воины были обязаны защищать от разбойников тех людей, которые поставляют пищу к господскому столу. Когда дружинники вступили в бой, крестьяне сдались и попытались бежать. Четверо викингов из засады ринулись в общую свалку. Мелькали руки, сверкало оружие, и один из танов был убит крестьянином, который в суматохе принял его за викинга. Люди запада спотыкались, поскальзывались и мешали друг другу, тогда как топоры северян рубили, а копья пронзали. Кое-кто из крестьян сумел удрать, но воины, зажатые со всех сторон, стояли насмерть.

Аудун поставил на дно драккара корзину с младенцами, а Варрин перекинул через борт их мать. Великан хотел вернуться и присоединиться к побоищу. Он помнил приказ, однако чувствовал себя трусом из-за того, что вынужден присматривать за детьми, пока его сородичи гибнут в бою. Варрин поглядел на женщину. Она уже вынула из корзины одного младенца и успокаивала его. Пока Варрин смотрел на нее, его охватила непонятная тревога. Ему показалось, будто лес вокруг деревни пришел в движение. Викингу почудилось, что лес ожил, все лисы, птицы и прежде всего волки почуяли в воздухе запах крови и спешили теперь на пиршество. Великан слышал из-за деревьев их вой — пронзительный вопль, которым они приветствовали мертвых. Варрин отвернулся от деревни, мечтая кинуться на помощь своим. Откуда-то сверху, перекрывая даже грохот битвы, раздался такой звук, будто треснул небосвод. Варрин поднял голову и увидел двух воронов.

— Господин! Господин! — прокричал он. — Это знамение. Один с нами, он послал своих соглядатаев. Победа сегодня за нами, воины вернутся на корабль! — Его голос звенел от восторга. Разве найдется другой правитель, способный одержать победу над столькими врагами?

Аудун посмотрел на него.

— Их гибель будет воспета в легендах.

— Бросить их?

— Бросить.

Варрин был ошеломлен, однако сделал так, как было приказано: он помог конунгу столкнуть судно в реку. Оба викинга прыгнули на корабль.

Их сородичи стояли на берегу, опираясь на боевые топоры. У Хеллы был глубокий порез на щеке, Арнгир был ранен в грудь, отчего вся рубаха покрылась алыми пятнами, но оба пока еще могли сражаться.

— Он уходит, — произнес Грани.

— Он сказал, что нам предстоит умереть, — отозвался Виги. — Так сказано в пророчестве.

— Варрин с конунгом не скальды, — заметил Арнгир.

— Они расскажут скальдам о нашей гибели, — сказал Виги. — Нас будут прославлять в веках.

По травянистому холму за домами спускались всадники. Прошел уже час с тех пор, как здешний князь узнал о нападении и теперь вместе с дружиной что есть силы погонял коней. В отряде было около двадцати конников, как минимум двое — в кольчугах, двое — с мечами, остальные были вооружены копьями и топорами. Таны собирались, и их становилось все больше.

— Мне кажется, скальды начнут слагать сагу о нас уже скоро, — заметил Арнгир.

— Нас будут помнить вечно, — отозвался Виги.

На расстоянии полета стрелы от викингов крестьяне пробили в частоколе еще одну брешь, и пять конников спрыгнули на берег прямо с невысокого утеса. Северянам уже не было смысла защищать проход в частоколе — теперь они были окружены.

Конунг Аудун прокричал с корабля своим воинам:

— Вы сумели изменить судьбу мира! Вы умрете героями!

Викинги отсалютовали ему топорами, пока три всадника спешивались, обнажая оружие. Двое остались на конях и вошли в реку вслед за отчалившим драккаром. Один из них попытался запрыгнуть на борт, однако вылетел из седла и упал в воду, а второму пришлось поднять коня на дыбы, защищаясь от сверкающего меча Аудуна.

Подхваченное течением, судно развернулось и начало удаляться от берега. И тогда Варрин с конунгом услышали боевой клич танов, двинувшихся в наступление.

— Сегодня в их краях появится много вдов, — сказал Аудун.

— И еще восемь — в наших, — ответил Варрин.

Конунг понурился. Он знал, что их будет девять раньше, чем закончится это путешествие. Как только он вернется, его жена впадет в забытье, и ложная беременность — дело рук горных ведьм — завершится. Когда жена очнется, у нее будет сын, волшебный ребенок, магическое дитя, которое поможет их народу завоевать мир. Аудун велит скальду воспеть гибель своих воинов и пойдет на следующую битву, готовый к смерти. Он встретится со своими сородичами в чертогах Одина, и тогда они поймут, что он был прав. Он обеспечил будущее всем их потомкам. Все, что осталось сделать, — решить, которого из младенцев отдать жене.

Аудун поглядел на мальчиков в корзине. Мать склонилась над ними, что-то приговаривая. Конунгу хотелось еще раз взглянуть на младенцев, однако он не решился прогнать ее. «Еще будет время, чтобы их рассмотреть», — решил конунг.

Он сел на дощатый настил и стянул с себя кольчугу, пока Варрин правил к морю на приливной волне. Но который из младенцев? Ведьмы должны знать, до сих пор они все знали. Королева ведьм погадает, и истинный наследник определится. Только чего это будет стоить? Конунг взял священную книгу и принялся сдирать ножом дорогой металл и драгоценные камни с переплета. Он успел прихватить книгу и пару подсвечников тонкой работы. Хватит ли этого? У королевы ведьм ненасытный аппетит.

Аудун был не просто воин — успешный правитель должен быть еще и ловким политиком. Однако весь его опыт и воспитание, подобающее мужчине, конунгу и бойцу, не позволяли увидеть собственное слабое место. Он умел сражаться с мужчинами, убеждать и увещевать мужчин, править мужчинами. И пусть он был ловким интриганом и знал, как подчинить своей воле других, — но все это умели и горные ведьмы.