Солнце село, чего не случалось с тех пор, как они оказались в северных землях. Приближается осень, а вслед за ней придет зима. Фейлег почти чувствовал привкус льда в воздухе.

Волкодлака бил озноб, тело сотрясалось от холода. Его вынесли из коты под яркие звезды и уложили рядом с костром. От травы веяло холодом, но вкусно пахнущий костер согревал его. Маленькая девочка гладила Фейлега по голове, а ее мать укрывала его одеялами. Рядом с ним возвышался пень срубленного дерева. На пне лежала каменная плита, а на плите — оструганное бревно, напоминающее очертаниями человека. Здесь же лежали мясо и сыр. И еще еловые ветки. Рядом стоял привязанный олень. Шаман из племени охотников приблизился к Фейлегу. Дотронулся до его раны. Боль пронзила Фейлега, а на руках шамана осталась кровь. Он распрямился и подошел к оленю, вымазал ему кровью морду и спину.

В котле что-то готовилось, но Фейлег знал, что это не еда. От котла исходил горький запах, который ему вовсе не нравился.

Вали тоже был здесь, сидел, глядя на восток, разговаривал сам с собой, и никто не пытался обратиться к нему.

Один из охотников зачерпнул чашкой варева из котла и поднес к губам Фейлега. Он проглотил и сразу же узнал вкус — примерно такой напиток готовил Квельд Ульф и потчевал его во время обрядов: этот напиток открывал дверь в волчью сущность.

Шаман охотников на оленей тоже отхлебнул варева и пустил чашку по кругу. Она дошла до Вали, но тот сидел бледный и отстраненный. Шаман был настойчив, он поднес чашку к губам князя. Вали внезапно словно очнулся ото сна, взял чашку и сделал глоток.

Потом зазвучали бубны, и шаман затянул грубую, но не лишенную очарования песню. Один охотник аккомпанировал ему на маленькой костяной дудочке, и Фейлег полностью отдался музыке. Бубен все грохотал и грохотал, голос певца взмывал и падал, словно морские волны или голоса его братьев-волков на холмах.

Небеса были широки и прекрасны, Фейлег видел, как над головой вспыхивают яркие огоньки. Видел людей вокруг, они переживали за него и казались ему похожими на его родичей. Он увидел лицо матери, склонившейся над ним, она говорила, как ей жаль, что ему пришлось уйти из дома и что он может вернуться прямо сейчас.

Шаман охотников на оленей стоял здесь же, но только он был не шаман, а олень, и его рога были из звезд. И присутствовало здесь что-то еще. Звезды как будто слились в силуэт и упали на землю всадником, несущимся на звездном коне, со звездным луком в руках, заряженным кометой.

— Руохтта… Руохтта… Руохтта…

Еще один охотник повалил оленя на землю, хотя тот отчаянно брыкался. А потом олень закричал. Послышался звук пилы. Фейлегу в руки сунули что-то — оленьи рога. Он держал их в вытянутых руках, как велел ему шаман. Пение все продолжалось. Он видел, как звездный человек поднял свой лук, но прицелился не в него. Фейлег понял, что это за существо, — бог смерти, и он пришел за ним, но охотники его обманули. Стрела-комета полетела в оленя. Животное отчаянно взбрыкнуло в последний раз, а потом затихло.

Фейлег задрожал. Женщины и дети подошли и легли рядом, согревая его и прогоняя лихорадку, а пение все продолжалось. Человек, сотканный из звезд, не уходил, он вложил в лук новую стрелу, но никто из охотников, кажется, этого не заметил.

Вали напряженно прислушивался к гулу бубна. Он гудел и внутри него, и вокруг, и это был не один бубен. Из-за гор, за которые опускалась круглая луна, ему отвечал второй бубен. Во рту стоял привкус варева, приготовленного шаманом, и Вали даже показалось, что его сейчас стошнит, а в следующий миг он почувствовал, как его собственное сердце подстраивается под ритм шаманских бубнов.

Кто-то заговорил с ним из бесконечной дали. Грохот бубнов как будто обрел осязаемые очертания, словно веревка вытянулась из-за гор, обвилась вокруг него и потянула, и Вали услышал голос издалека, который на том же диковинном незнакомом языке выпевал слово:

— Ябмеакка… Ябмеакка… Ябмеакка…

Вали понимал, что это слово выпевается из ненависти, а не для того, чтобы призвать. Кто-то желал, чтобы Ябмеакка умерла, и ему передалось это желание.

Напиток шамана растекался по сознанию, лишая возможности сопротивляться жажде крови, живущей в нем. Вали взглянул на свои руки. Они были прекрасны, и он долго рассматривал их. До сих пор он как-то не замечал, какие длинные у него пальцы, какие узкие ногти, больше похожие на звериные когти. Вот только зубы ему мешали, казались слишком большими для его рта, он постоянно облизывал их. И был еще этот привкус. Да, тот самый привкус: железо, соль и бесконечная красота, которая притягивает голодного человека к жарящемуся мясу. Кровь, пронизывающий и притягивающий запах крови заполнял его разум.

— Я сильный, — проговорил он вслух.

Бубен загудел быстрее, голоса осипли.

— Ябмеакка… Ябмеакка… Ябмеакка…

А в следующий миг бубен загрохотал как безумный, с такой скоростью, как будто камень покатился с горы. Вали понял, что оно пришло, то существо, которое они называли по имени.

Он увидел ребенка с женским лицом, изможденного и худого. Девочка была вся в золоте, драгоценные камни покрывали тело, отчего она походила на сверкающую змею. Она наблюдала, как гудение бубнов окутывает Вали, притягивая ближе.

Звуки бубнов внушали ему что-то. Он должен пройти долгий путь. Она там, Адисла там, та, которую он ищет.

И его последняя мысль явилась не извне. Она не имела отношения к ручейку символов, просачивающихся внутрь него вместе с громыханием бубнов, хотя именно этого добивался неведомый шаман. И ее внушила не нелепая девочка-женщина, смотревшая на него из языков пламени. Магия вокруг него оказалась всего лишь искрой, от которой запылал пожар, мелочью, породившей нечто громадное. Мысль явилась изнутри, это была его мысль. Он заговорил вслух, чтобы придать ей очертания.

— Я должен подкрепиться, — произнес Вали.

Он поднялся. И показался себе невероятно длинным и гибким, существом, скорее сотканным из теней, чем сделанным из плоти. Вокруг него двигались какие-то твари. Вали протянул руку, чтобы схватить их, сломать, проглотить. Он почувствовал удар и ответил на него. Услышал крик, но не обратил внимания, наслаждаясь вкусом мяса. Он ел долго, ощущая, как ужас жертвы просачивается в него, вскипая восхитительными пузырьками.

— Я подкрепился, — сообщил Вали.

На земле валялись какие-то обломки, предметы, некогда бывшие ему полезными, предметы, которые должны были помогать, направлять, указывать ему путь. Больше он в них не нуждался, он знал, куда ему идти. Он пошел на звук бубнов.