Фейлег не умел управлять парусом, поэтому им пришлось идти пешком. Местность сильно изменилась с того времени, как он пришел на север: широкое белое полотнище раскинулось до самых дальних гор. Но Фейлег прекрасно знал, куда надо идти, — волк всегда сумеет отыскать дорогу домой, — и он двигался на юг под клубящимися над головой тучами, ведя за собой Адислу. Она не ушла бы далеко с раненой ногой, но Фейлег посадил ее в сани, запряженные оленем. Никто из шаманов не пришел за животным. Волкодлак погрузил на сани стопку оленьих шкур, коту, пушнину, снегоступы и сапоги, взял с собой кремни и запас трута. И еще он прихватил копье. Чтобы сражаться, ему не требовалось оружие, он просто хотел сразу отпугнуть любого, кому вздумалось бы их ограбить.

Ноаиди, оставшиеся в живых, не собирались ему мешать. Когда Фейлег положил на кучу последний камень, все уже разбежались, кроме одного шамана. Этот шаман начертил на камне руну, положил его сверху и тоже ушел.

Руна показалась Фейлегу смутно знакомой. Ему хотелось спросить, что она означает, но он не знал языка этого святого человека. Может, этот символ — что-то вроде магической печати, способной удержать зверя в пещере? Или что-то другое, например, предостережение?

Он размышлял об этом, пока они двигались на юг, к Стене Троллей, пока он ставил шатер и разводил внутри огонь, пока охотился, чтобы накормить Адислу. Зима — время волка, и Фейлег был почти счастлив, когда приносил добычу и отдавал Адисле, чтобы она приготовила мясо, хотя сам он давным-давно привык есть его сырым. Это была та жизнь, которая примерещилась ему, когда он поцеловал Адислу у березы, пока она резала его веревки.

Адисла, напротив, была подавлена. Ее слезы сменились молчанием. Девушка решила: в том, что случилось с Вали, есть ее вина. Подобный вывод был совершенно нелогичен, однако она никак не могла отделаться от убеждения, что и ее привязанность к человеку, стоявшему несоизмеримо выше по социальной лестнице, и то, что она сделала с матерью, и даже ее согласие на брак с Дренги довели Вали до его нынешнего состояния, значит, виновата она. Адисла росла с твердой верой в магию, ее учили знахарству и даже ворожбе. Она чувствовала, что все в мире связано. Мать говорила ей, что люди стоят на берегу целого океана событий, который омывает невидимые острова и берега. Она позволила чему-то плохому вырасти между ней и Вали. И из-за этого нечто еще более ужасное проросло внутри него.

Но пока они с Фейлегом сидели у очередного костра и он пересказывал удивительные события своего детства, из безнадежности, которую она ощущала, думая о своих отношениях с Вали, зарождалась надежда на будущее с Фейлегом. Хотя и не сразу, но Адисла поняла, что может излить ему душу. Она рассказывала о детстве рядом с Вали, потом о себе и своей жизни с братьями, и, самое главное, она рассказала о матери. Человек-волк слушал, ничего не говоря, а когда она призналась в том, что сделала с Дизой, он еще немного помолчал и сказал:

— Хотелось бы мне познать подобную любовь.

— Чтобы убить ее?

— Чтобы ее спасти, — пояснил он. — Она была обречена на смерть, она это знала. Лучше умереть быстро, от руки дочери, чем замученной данами. Она избрала орудие своей смерти — тебя, которую любила. Ты виновата в ее смерти не больше, чем нож, которым она могла бы убить себя сама.

— Хотелось бы мне в это верить.

— Как ты думаешь, твоя мать хотела бы, чтобы ты пребывала в таком горе?

— Нет.

— А чего бы она хотела?

Адисла поглядела на всполохи северного сияния на черном небе.

— Чтобы я жила дальше, встретила хорошего человека, родила здоровых сыновей, — ответила она.

Фейлег улыбнулся.

— Тогда сделай это своей целью, — посоветовал он.

Фейлег, как она понимала, вовсе не волк. Шаману не удалось своими песнопениями и напитками лишить его человеческого начала. Фейлег был человек, самый обыкновенный, его растили, пытаясь превратить в дикую тварь, но он не пошел по этому пути. Из него, не сомневалась Адисла, получится отличный муж, и она была бы рада стать его женой, если бы судьба свела их раньше.

Дни становились все короче, пока они шли горными тропами, и когда луна округлилась, Фейлег заторопился.

— Ты знаешь, куда идти? — спросила его Адисла.

— На юг, — ответил он. — Эти горы тянутся складкой от моря до Стены Троллей. Пока можно, будем двигаться вдоль побережья, а потом станем ориентироваться по горам, чтобы попасть в нужное место.

Адислу северная зима приводила в восторг: все эти выбеленные холмы и слепящие глаза равнины, хотя она видела, что местность совсем голая и полная опасностей по сравнению с ее родными краями. Сани то и дело подпрыгивали и дергались, но на оленьих шкурах было тепло, и иногда ей даже удавалось задремать.

Они шли несколько недель, кругом лежали высокие сугробы, но местность на горизонте как будто была изрезана черными морщинами. Когда они подошли ближе, Адисла увидела ее, Стену Троллей — скалы набегали друг на друга, словно громадные волны окаменевшего моря. Горы наводили страх, хотя путь до них был нетруден: земля как следует промерзла, реки превратились в дороги. Время от времени попадались жилые дома. Здесь вообще имелись признаки жизни, точнее, бывшей жизни. Никто не выходил им навстречу, собаки не лаяли, дети не кричали. Одежда, вывешенная сушиться, уже побелела под солнцем и сгнила, прежде чем замерзнуть.

Адисла смотрела на Фейлега и пожимала плечами, словно желая сказать: «Что же здесь случилось?»

Он пожимал плечами в ответ.

— Эти горы источают ночные кошмары, — объяснял он, — так было всегда. Наверное, жизнь здесь стала вовсе невыносимой.

Чем ближе они подходили к Стене Троллей, тем яснее становилось, что кошмары уже не сочатся, а текут бурным потоком. Все дома оказались заброшены, все лежало в руинах, вокруг не было ни единой живой души.

Они шли вдоль холмов вглубь материка, огибая возвышенности, пока не добрались до узкой долины. Невидимые в густых сумерках волки выли где-то на склонах.

Адисла, которая ходила уже нормально, с тревогой посмотрела на Фейлега, но волкодлак был совершенно спокоен.

— Это мои братья, — пояснил он, — они приветствуют мое возвращение домой.

Он ответил на их вой, и Адисла увидела их. Серые камни превратились в животных, которые теперь спускались со склонов. Фейлег улыбнулся и перерезал постромки оленя, освобождая его от саней.

— Он хорошо послужил нам, — сказала Адисла.

— Они все равно его поймают, запряженного в сани или выпряженного, — сказал Фейлег. — Но так он умрет свободным. Именно этого он и хочет.

Спасения для оленя не было — волки впереди, волки сзади. Он метнулся в одну сторону, потом в другую, протопал вперед, вернулся назад. А потом остановился. Через миг вся стая набросилась на него.

— Он даже не попытался убежать, — сказала Адисла.

— Он знал, что нет смысла. Зачем умирать изможденным? Умирать, не подготовившись должным образом, совсем плохо.

— А что делаем мы? — спросила Адисла.

— Готовимся должным образом, — ответил Фейлег.

— Ты говоришь прямо как Браги.

— Спасибо. — Он не рассказал ей о смерти старого воина. Ей и без того пришлось нелегко.

Волки принялись за еду, а когда закончили, Фейлег взвалил коту на плечи, и они пошли к перевалу. Стая двинулась следом.

Горы, встающие перед ними, казались огромными даже издалека. А с близкого расстояния они были просто невероятно высокими, выше, чем Адисла могла представить: чудовищная голая стена из серого камня, присыпанная снегом, возносилась из долины и исчезала в тучах наверху.

— Если бы мне довелось набрести на мировое древо, — сказала Адисла, держа Фейлега за руку и запрокидывая голову к вершине горы, — мне кажется, оно выглядело бы именно так.

— Нам надо попасть внутрь, — ответил Фейлег.

— Как это?

— Надо найти волчью яму.

Адисла подумала о Вали, превратившемся в чудовище, умирающем с голоду в кошмарной пещере. Она выпустила руку Фейлега и больше ничего не сказала.

Фейлег пошел в гору, и рана Адислы начала причинять ей боль. Фейлег заметил, что она прихрамывает.

— Я могу пойти сам. Может быть, так даже лучше.

— Я останусь с тобой, — сказала Адисла. — теперь я связана с тобой неразрывно. Без тебя я просто погибну здесь.

Фейлегу нестерпимо хотелось обнять ее, объяснить, какие чувства он испытывает к ней, но он видел, с какой решимостью Адисла шагает вперед, видел, как она предана князю, и он сосредоточился на том, чтобы отыскать наиболее безопасный подъем.

Сначала подниматься было несложно, правда, снега лежало много, но если не останавливаться или сидеть у огня, мороз не страшен. Между скалами даже вилась тонкая тропка. Адисла всегда представляла себе горы устремленными строго вверх, но здесь подъем то и дело прерывался. Они карабкались вверх по осыпям, пробирались между валунами, шли по гребням скал, где казалось, что они двигаются куда-то вбок, а вовсе не вверх. Когда они поднимались, тропинка огибала такие крутые уступы, что Адисле приходилось глубоко вонзать в снег копье, чтобы не скатиться с горы. Свет был жидкий, лишенный красок. Фейлег остановился в том месте, где тропинка упиралась в широкий голый склон, усеянный камнями, который выше переходил в скованную льдом скалу. На закрытом от ветра каменном уступе стояло несколько горшков и две-три бутылки.

Фейлег взял горшок и принюхался.

— Коровье масло, — объявил он, — только мои братья начисто вылизали его. — Он взял бутылку и вынул деревянную затычку. — Мед, — сказал он. — Нормальные люди не заходят дальше этого места, опасаясь лишиться рассудка. Здесь всегда оставляли подношения, но только эти никто не забрал. Смотри!

Он указал на отходящую вбок тропинку. Адисла увидела там темный провал.

— Тут устроена волчья яма, чтобы волки не ели гостинцы, — пояснил Фейлег. — Это люди боятся ведьм, а волкам все равно. Я выдернул из ямы колья.

— Как же ведьмы успевают забрать еду раньше волков?

— У них есть слуги, которые быстро все уносят, — пояснил Фейлег.

У него за плечом беззвучно возник волк. Он обнюхал землю, затем поглядел на Фейлега, снова понюхал. У зверя был такой вид, будто он ожидает указаний.

Они пошли дальше, полезли вверх, затем спустились в долину, снова вверх, и снова вниз, в очередную долину. Земля здесь была голая и каменистая. С одного склона стекала река, превращаясь в водопад, разливалась в долине озером и устремлялась дальше. Волк с Фейлегом сразу направились к озеру. На берегу волк остановился и поднял что-то с земли. Адисла с Фейлегом подошли ближе. У волка из пасти торчала человеческая рука, детская.

Фейлег вздохнул.

— Уже близко, — сказал он, — совсем близко.

Они искали два дня, но ничего не нашли. Сухого дерева для костра было мало, припасы подходили к концу, у Фейлега не было времени, чтобы охотиться, он исследовал гору, гоняя волков взад-вперед, как пастух гоняет стадо. Адисла сидела в шатре, пытаясь согреться и дать отдых раненой ноге.

Фейлег вернулся к озеру.

— Ничего, — сказал он. — Волки чуют, что дети блуждают по всей горе, но следы наслаиваются друг на друга. Здесь они пьют, а потом уходят наверх. Потом возвращаются. Во всяком случае, если верить следам.

Адисла посмотрела на воду. Она была совершенно прозрачная и, как ни странно, не замерзала. Эта долина располагалась на порядочной высоте, и даже ниже по склону реки были скованы льдом, а все озера сверкали голубой глазурью. Но это озеро жило.

— Здесь нет льда, — сказала Адисла вслух.

Фейлег поглядел на воду. Эта мысль раньше не приходила ему в голову. Он опустил в озеро руку. Вода была не слишком теплая, но и не такая холодная, как должна бы. И еще она была прозрачная, удивительно прозрачная.

— Заколдована? — спросил он.

— Может быть. Как ты думаешь, это не вход?

— Вероятно, один из них. Их здесь много, но только ни я, ни волки никак не можем найти.

— Ты пойдешь туда?

— Да.

Для начала Фейлег развел в шатре ноаиди костер. Затем несколько минут разминался на берегу, делая глубокие вдохи, растирая руки и топая ногами. Адисла не понимала, что он делает, ей показалось, что он и сам не вполне уверен. Волкодлак зашел в воду по пояс.

— Здесь не холодно, — сказал он, — совсем не холодно.

Он зашел глубже, немного раскачался, попытался нырнуть, но тут же выскочил на поверхность, задыхаясь и кашляя. Он попробовал нырнуть еще раз, но с тем же результатом.

— Ты как там? — спросила Адисла.

— Нормально.

Он весь дрожал. Затем собрался с силами и опустил лицо в воду. В следующий миг Фейлег нырнул и не показывался пару мгновений. А потом выскочил на поверхность, бешено размахивая руками и отбиваясь ногами, хватая воздух разинутым ртом. Задыхаясь, он кое-как встал на ноги и побрел к костру. Адисла обхватила его трясущееся тело, как это делал шаман на борту датского корабля, когда ее вытащили из воды.

Фейлег отдышался.

— Там на дне что-то есть, какой-то выступ. Под него можно забраться. Я попробую еще раз.

— Подожди, тебе надо отдохнуть, — сказала она.

Никогда еще Адисла не видела Фейлега таким. Первый раз со времени их знакомства в глазах человека-волка читался страх.

— В чем дело? — спросила она.

— Должны быть другие пути.

— Но это вход?

— Там веревка, которая к чему-то привязана. Мне кажется, это вход. Но должны быть и другие пути. Не могут же мальчики носить еду через эту дверь. У них все размокнет.

— Но мы нашли этот вход, к чему нам другой?

Фейлег уставился в землю.

— Я не люблю воду, — признался он.

— Боже, Фейлег! — удивилась Адисла.

Она прижала его к себе. Он заглянул ей в глаза, и она, поддавшись порыву, легонько поцеловала его в губы. Фейлег не знал, что сказать, а тем более — что сделать.

Адисла выскользнула из его объятий, сделала глубокий вдох и нырнула в озеро.