Тола, привязанная к лошади веревкой, шла, спотыкаясь. Туман поднялся, и норманны стали идти быстрее.

Только ее вывернутая лодыжка замедляла их передвижение. Сначала они пытались бить ее, чтобы заставить идти быстрее, но когда поняли, что пользы от этого мало, забросили девушку на лошадь. Это было едва ли не хуже, чем идти пешком, — ее трясло, когда лошадь переходила на рысь, и было очень тяжело удержаться в высоком седле со связанными руками. Мужчины пока еще не приставали к ней, хотя и обсуждали часто, как будут насиловать ее. Ей не нужно было знать норманнский язык, чтобы понять, о чем они говорят. Их взгляды задерживались на ней, они делали странные движения языком и хватались за пах. Но это был только ритуал, чтобы убедить себя, что все хорошо, что старое господство меча и члена все еще существует. Они боялись ее и не смели прикоснуться. Она ощущала в них старый страх, страх темной лесной чащи, болот и диких мест, страх того, что появляется на грани сна и бодрствования.

Они решили, что она ведьма, — точно так же думали Стилиана и Луис. В голову пришла сумасшедшая мысль, что все это — пожары, убийства, уничтожение всего, что она ценила, — делается для нее. Возможно, Бог наказывает ее за то, что она не смогла подавить свою магию, не сумела заглушить способность чувствовать. Стоит ей на миг сосредоточиться, как эта способность просыпается в ней и она может уловить страх ребенка в соседней долине, бесполезную любовь отца, призывавшую его защитить свое дитя от многочисленных врагов.

Проклята Богом. Она не понимала слов, которые произносили норманны, тыча в нее пальцем, но понимала их настроение так ясно, словно выросла в их далекой стране за морем.

Они везли ее через долины тем же путем, каким она пришла сюда. Ее башмаки развалились на части, ноги ничего не чувствовали от холода и сырости, веревка разодрала руки в кровь, одежда, пропитанная потом, прилипла к телу.

День был ясный и солнечный, хороший день для работы — так сказала бы ее мама; прохладно, но солнечно — то, что надо для трудящегося человека, а бездельнику всегда холодно.

Норманнов было пятеро, и их обуревал страх. В холмах возникло движение, вдалеке показалась цепочка людей — некоторое время они рассматривали их, а затем исчезли из виду. Ее народ. Организовывают сопротивление.

Может, кто-нибудь из лордов с северных земель наконец решился встретиться лицом к лицу с завоевателями? Моркар? Или он мертв? Кто-то говорил ей об этом.

Она почувствовала вдруг другие силы — головокружительный, восторженный гул рун. Где же они? Где-то на вершине холма, наблюдают за ней.

Ночью, уже в лагере, ей показалось, что она видит в пламени огня танцующие руны. Стилиана? Нет, она не вернется для того, чтобы ее принесли в жертву.

Тола попыталась предупредить норманнов. Они не поверили ей, а один даже ударил. Они думали, что она пытается сделать так, чтобы их поймали.

На следующий день опять опустился туман, хотя в этот раз он был не таким густым. Норманны выдвинулись в путь рано, но к середине утра переругались.

Наверное, они пошли не в ту сторону и теперь хотели вернуться по своим следам обратно. Вдалеке послышался шум, однообразный звук, словно чье-то дыхание, нет, даже не дыхание, а что-то, что навеяло мысль о море, которое она никогда не видела, — широкое, серое, безжизненное, как пруд, но во много раз больше.

Один из норманнов, крупный мужчина, стянул ее с лошади и достал нож. Он что-то говорил ей, но она не понимала слов. Видимо, он просил прекратить что-то. Да, прекратить.

— Я тут ни при чем, — оправдывалась она.

Она услышала, как где-то далеко, в холмах, разносится вой, словно гудит, разматываясь, спираль. Норманны услышали его тоже. Это был не тот звук, какой она слышала в глубине своего сознания, это был настоящий вой. Кони забеспокоились. Невысокий норманн подошел к своему большому товарищу и удержал руку, сжимающую кинжал.

— Оставь ее, — сказал он.

Они забросили Толу обратно на лошадь, и отряд отправился дальше. Опять вспыхнула ссора. Два норманна настаивали на том, чтобы двигаться в обратную сторону, вниз к долине, а трое — вверх, к холмам. Туман начал сгущаться.

Что-то пробежало мимо них, мелькнуло темное тело, а затем исчезло в тумане. Солдат взмахнул мечом, но рассек только влажный воздух.

Опять раздался вой, но уже позади них. Норманны перекрестились и сели на лошадей. Тола тоже перекрестилась, но солдат покачал головой, не веря в ее молитвы. Они двинулись вверх по крутому склону.

Туман двигался и змеился вокруг них. Она различала в нем тени, очертания и что-то более осязаемое, чем просто тени. Что-то замаячило в тумане, вертикальное, похожее на человеческую фигуру. Норманн спешился и вложил стрелу в лук. Ему понадобилось три попытки, чтобы попасть. Стрела громко ударилась обо что то твердое.

— Камень, — сказала Тола.

— А?

Лучник исчез в тумане, держа лук наготове. Вот он рассмеялся и позвал остальных. Они приблизились, и Тола увидела остатки ворот.

Еще одна тень мелькнула в тумане. Раздался голос, норманн что-то крикнул и взмахнул рукой. Из мрака показались лошади. Еще больше норманнов, намного больше — двадцать, тридцать, и еще больше за ними.

Они выехали вперед, чтобы поприветствовать приезжих восторженными криками.

Бородатый, богато одетый норманн подъехал к ней. У него была улыбка победителя.

— Этот холм, — заговорил он, медленно произнося каждое слово. — У меня здесь магия. — Он ударил себя в грудь. — У той воды. Лед вошел в меня. Заставь ее действовать.

Тола чувствовала его внутреннюю дрожь, которую он старался спрятать от своих солдат, чувствовала его нерешительность.

— Мы должны идти к утесу Блэкбед, — сказала она.